Я заметил, что коловращение возле песчаной косы замедлилось и решил, что настало время напрячь тёток новым делом. Чтобы им в голову ненужные мысли не лезли.
— Николай, — обратился я к начальнику беженцев, — проследи, чтобы пацаны сделали всё как надо, ну там, таблички что ли поставили, потом идите мыться. А я твоих теток напрягу. Кстати, у вас это давно случилось?
— Пять лет назад, — ответил Коля.
Мне полегчало. Значит, есть шанс добраться до дома.
Женщин, похоже, немного попустило. Я думал, что придётся производить сеансы психотерапии, ля-ля-ля языком, убалтывая их, что всё в порядке и кругом земля обетованная, разуйте глаза. Но вроде обошлись и без моего вмешательства. Ичилу я ещё шепнул, чтобы он какой-нибудь байды сварил, типа снотворного, но получил отлуп:
— Ты эта, — сказал шаман, — иди БТР обследуй, а я как-нибудь разберусь, как людей лечить.
— Ну лечи, Пилюлькин, — не везёт мне с докторами.
Грубияны, что Ичил, что Курпатов. Хорошо, хоть вилкой в глаз не тычет. Мы сделали из куска материи занавеску, а я вызвал Дайану в качестве переводчика. Говорил же шаману, что надо учить язык межнационального общения, так нет же, он сам умный и без меня. Хотя он больше придуривается, мне так показалось.
— Женщины! Женщины, идём на медосмотр, — заорал я благим матом, — вон туда, к занавеске.
— Живее, живее, я потом вам новые панталоны подарю. С начёсом, кому надо. Так, женщины, построились! В ряд построились.
— Может тебе ещё и раком встать? — выкрикнула скандалистка.
— Надо будет, и раком встанешь! Па-сс-троились на медосмотр! Осмотр проводит доктор Ичил, потомственный народный целитель, он по-русски плохо понимает, поэтому переводить будет Дайана.
Тётки, замотанные в простыни, ничуть не походили на нимф из вод речных. Общая картина печальная. Не сказать, что узники Бухенвальда, но выглядели они сильно, как бы это помягче сказать…
— За занавеску заходим по одному, доктор Ичил вообще-то лейб-медик местного сатрапа, так что вам несказанно повезло.
Я расселся рядом с занавеской, помочь если что, Дайана с Ичилом расположились изнутри.
— Начинаем. Вот вы, гражданка, прошу вас, не стесняйтесь. Назовитесь. Ирина, хорошо. Красивое имя. Специальность, кем работали?
— Учитель начальных классов, стаж семь лет.
— Хорошо, заходите за занавеску.
— Дыши. Не дыши. Покажи ногти. Высунь язык. Зубы шатаются? Из десен кровь? Нет? Хорошо. Кашель? Уши заложены? Да? Хорошо. Рожала? Нет? Хорошо. Болит внутри, по женской части? Давно не было крови? Нет? Хорошо. Повернись спиной. Здесь больно? Здесь? Хорошо. Сожми кулак, здесь больно? Хорошо. Следующий!
— Проходите, следующая больная.
Повторяется все почти слово в слово. Дыши, не дыши. Болит внутри, по женской части? Рожала. Там есть повреждения.
Женщина сказала:
— Да, рожала. Неудачно.
— Если станет тепло, скажешь.
В тишине прошло пару томительных минут.
— О-о-ой-ёй! Горячо! — вдруг завопила женщина.
Ичил удовлетворённо сказал:
— Хорошо. Очень хорошо. Тебя отдельно лечить буду. Потом у тебя ещё дети будут.
— Будут? Ты не врешь? Мне сказали, что всё, с концами.
— Девушка, если доктор Ичил сказал, что будут, значит будут. Вам вообще повезло, что здесь Ичил, а не шаман с аула, — это Дайана прокомментировала.
Женщина всхлипнула.
— Следующая!
— Он что, гинеколог? — за занавеску зашла та самая борзая баба, — пусть козам осмотры делает! Пусть руки сначала вымоет!
Раздался звук удара, потом голос Дайаны:
— Я тебе разину пасть! Ты до конца дней в наморднике ходить будешь. Отвечай, что тебя спрашивают!
Последней по очереди стояла девушка, высокая и худая, явно татарских кровей. Зато глазищи — мама мия. Вообще красивая женщина, да. Её бы подкормить, и я непременно бы! Мне показалось, что она или понимает или пытается понять, что говорит Ичил. Я обратился к ней:
— Ты понимаешь, что он говорит?
— Немного. Отдельные слова не понимаю, да и вообще, как-то странно он разговаривает. Это какой язык? — ответила она.
— Харкадарский, тюркская группа. Ты кто по специальности? Как тебя зовут?
— Гюльнара, врач-педиатр. Я как раз и смотрела за детьми.
— Ичил, эта женщина — немного шаман. Детей лечила.
Ичил подошел к ней, посмотрел ей в глаза.
— Хорошо. Будешь мне помогать. Тебя зовут Гюльнара, пойдёшь со мной. Я покажу что делать. Узнаю, что ты можешь.
— Женщины, не расходимся! Заключительная речь по результатам медосмотра.
Ичил встал перед шеренгой.
— Женщины прошли медосмотр. Хорошо. То есть плохо. Все больные. Потому я повязал каждой на запястье разноцветные нитки. Я сварю из трав растворы, на каждом котелке будет верёвка своего цвета. У кого какая нитка на запястье, из того котелка и пить. Взрослым — полная пиала, детям — половина. Три раза в день. Теперь Гюльнара помогает мне. Начинаем детей вытирать от воды и вести на медосмотр.
Тут и я вставил свои пять копеек в управленческий процесс:
— Детей с берега ведут Ирина и Нина. В первую очередь девочек, потом мальчиков. Ольга и Анжела отводят детей после осмотра к костру и начинают кормить. Там вам поможет Дайана и другие женщины. Вопросы? Нет вопросов. Начали работать, дел много на сегодня.
В общем, конвейер налажен, мне остаётся только угомонить особо любопытствующих тёток из нашего стойбища. Припёрлась даже эбэ, как же так, тут, может, праздник будет, а она не при делах. Зато, как только врубилась в ситуацию, очень быстро построила народ насчёт костра, готовки, кошмы, посуды. Опыт не пропьёшь, фигле.
— Здравствуй, эбэ. Как у нас дела? Я гляжу, Таламат всё толстеет?
— Дела, дела… Скажи, откуда эти люди? Почему дети такие больные? Почему женщины такие белые? Мужчин шатает на ветру, у них что, передох весь скот? Какого они рода?
— Эти люди, эбэ, попали в беду. Я им помог. Пока не спрашивай, что за беда, у нас такого нет. Надо их вылечить, накормить, помочь с обустройством.
— Хорошо. Я присмотрю за ними. Не беспокойся. Беда — она всегда одна, в какие бы одежды не рядилась. У нас, слава Тэнгри, прошли плохие времена, не обеднеем.
Ичил прервал свои осмотры и подошёл ко мне.
— Слушай, это вообще! Дистрофия, авитаминоз, цинга, рахит. Иммунная система расшатана. Дисфункция пищеварения, анемия. У всех. У меня нет с собой столько нужной травы. Надо звонить в города и просить, чтобы закупили на рынке. И ещё свежих фруктов, овощей и зелени.
Я посмотрел на небо. Близко к обеду, можно напрячь кого-нибудь, и рынок в Улукуне ещё работает. Я набрал Мангута, только у него есть телефон в городе. Передал трубку Ичилу и он буквально за полчаса растолковал туповатому солдату, что нужно купить. Я снова взял трубу и объяснил городничему, что куда везти.
Следом я позвонил Сайнаре, насчёт транспорта.
— Здравствуй, дорогая! — начал я, преисполненный оптимизма.
— О! Магеллан, ты уже вернулся? Ну и как там в твоей деревне? Ты уже удовлетворил свою соседку, за то, что она смотрела за твоими курями?
— Очень остроумно, женщина. Я ещё никуда не ездил, к слову сказать. А тебя я не побил до сих пор исключительно потому что ты беременная. Но я тебя всё равно люблю, дурочка. Ну ладно, мы позже обсудим наши семейные проблемы. Сейчас из Улукана в сторону Камней выедут гринго, повезут траву…
Сайнара всё поняла правильно. Она у меня умница, только иногда подвержена глупым женским предрассудкам. Но если что серьёзное — она быстро включается в дело. Как её не любить?
Следом я позвонил Тыгыну, порадовал старика. Он пришёл в необычайное возбуждение и порывался всё бросить и немедля приехать. Дней через десять нарисовался бы. Я пообещал ему, что за ним заедет Сайнара. На воздушной тележке, которую мне подарили айыы.
Теперь надо избежать каким-то образом разговоров с женщинами. Иначе они мне кишки на коленвал намотают, и помру я молодой. Как только очнутся от радости спасения, так сразу и начнут. К делу их, или срочно растащить по углам. Однако наш неугомонный Айболит вылечил всех. После обеда влил всем по пиалке какой-то бурды и все свалились спать. Ну да, сон — лучшее лекарство. Правда, тому мутному мужику подано было нечто иное. После чего ему страстно захотелось поговорить. И мы поговорили, весьма продуктивно, надо сказать. Потом Таламат с присными закопали труп неподалёку от лагеря.
— Ну что, Коля? — спросил я у начальника автоколонны. — Как тебе откровения вашего попутчика? Кто тут «свои» и кто «чужие»?
— Нелюди, — как смог, прокомментировал информацию Николай.
На него было страшно смотреть. Такой когнитивный диссонанс и более крепких людей валит с копыт, не то что гражданских специалистов, искренне верящих в людскую доброту. Николаю я выдал из личных запасов стакан водки, для поправки нервов, и отправил спать. А труп? Так торговцев детьми и их подельников в любом нецивилизованном обществе принято закапывать живьём, а мы и без этого проявили ненужный гуманизм.
Я по ходу дела провел с парнями политинформацию, насчёт отдельно взятых особенностей:
— Здесь, ребята, средневековье — луки, стрелы, мечи и копья. Но! На днях обнаружилось, что у мятежников — а мы сейчас маленько воюем, появились порох и пушки. И это одна из проблем. Во-вторых, от них идёт «золотая пыль» и водка.
— А что водка?
— Водка здесь запрещена, она для степняка — как для нас наркотики, им пить нельзя. В организме какого-то фермента не хватает. Поэтому полстакана водяры — и товарищ вываливается из жизни на пару дней, а потом ещё неделю сам не свой ходит. И при этом норовит опохмелиться любым способом. Не рекомендую заниматься самогоноварением. По крайней мере, в частном порядке. Голова, надеюсь, ни у кого не лишняя?
— А как же кумыс?
— Кумыса вообще много не делают, и он не может храниться. Сделали — выпили. Тем более там всего ничего, не больше трёх-пяти градусов. Но вы не нервничайте, здесь вполне себе цивилизация, только своеобразная. Скучно не будет, это факт. Тем более тойон, у которого вы квартировать будете, мужик умный. Да и у меня кой-что есть, а при некотором желании и у вас появится.
— А бабы здесь есть? — спросил Гриша, имея в виду, конечно же, доступных баб. Тех, которые дают честным парням, а не динамят, — в смысле, я вижу что есть, но как с ними-то?
— О бабах позже. Отдельная лекция будет. В целом жизнь здесь вполне стабильная — каждый делом занят. Крестьяне сеют-пашут, степняки — пасут-кочуют, купцы торгуют, а мастера куют-строгают. Иногда, правда, у таких вот, — я кивнул в сторону своих джигитов, — Джавдетов, крышу рвет и они решают, что доблесть степняка — в походах и добыче славы, но, чаще всего, соберутся десятком, угонят в соседнем ауле пяток лошадей или баранов. Потом за ними обиженные хозяева полгода гоняются по степи. Ну, убьют одного-другого, но без геноцида. Развлекуха тут такая. Потом мирятся, пиры устраивают, хвастаются, кто кому в морду дал, да от кого получил. Акыны песни про это слагают. Так вот и живут. Дети степей, одним словом.
— Шибко борзые, если за ними нет рода, живут здесь недолго. И то роды от таких сами стараются избавиться, потому как за действия одного отвечает глава рода. Тут недавно из-за одного чудака, который вел себя неправильно, вырезали весь род. Весь, заметьте, включая детей старше года. Вон там у меня сто с лишним баб, это их остатки. Мужиков осталось двое, и те на принудительно-воспитательных работах. Так что имей в виду, Николай, ты старший, так ежели что случится, все претензии будут к тебе, а не к чудакам с сорванной крышей. Социальное здоровье здесь поддерживается самым радикальным способом. Кстати, для понимания текущего момента: в стране мятеж. Если увидите хоть кого-нибудь с желтой повязкой — убейте его. Сразу и без размышлений.
— Ну и наконец, не надо считать местных дикарями. Они не тупые, нет. Просто у них совершенно другие умения и навыки, нам, в общем-то, чуждые. И образ мышления, соответственно, другой. Так что мои рекомендации: мало говорить, много слушать, наблюдать, запоминать. Так, может, и в люди выбьетесь. Ну и язык учить, соответственно.
Потом всё само образовалось. Приехал дедушка, приехала внучка, и закрутилось. Не хватает только бабушки и репки, а так все в сборе. С утра, разумеется, на свежую голову и завертелось. Решили начать знакомство, как здесь и принято, с небольшого пира, без приглашения посторонних. Чиста в узком кругу. Я надеялся, что сейчас Тыгын заберёт всю эту братию, а я спокойно продолжу свои личные дела. Обрисовал ему вкратце картину, откуда народ взялся. Старикан что-то невнятное промычал, и крепко задумался. Я начал его теребить, типа, дед, как же так? Ты просил людей, я тебе их предоставил. Вона, гляди сколько. Только Тыгын промямлил что-то невразумительное, из чего я понял, что случилась трагедия всехаркадарского масштаба: слишком давно не было переселенцев и традиции встречи и расселения вновь прибывших на настоящий момент отсутствуют. Ну, конечно кое-кто кое-что помнит, но так, фрагментарно. Отсутствие подходящего шаблона поведения подействовало на старика самым прискорбным образом, он чуть было не собрался созывать Большой Муннях, чтобы посоветоваться со знающими людьми.
— Ты с дуба рухнул, дед! — заявил я ему. — Мне результат твоего собрания уже заранее известен. Вы сожрёте у меня всех баранов, выпьете всё что можно, две недели будете совещаться, а я потом заявите, что надо ещё раз подумать. Собраться через пять-шесть лун и снова посовещаться. Давай-ка включи голову, иначе я сам сделаю так, как считаю нужным, у меня всем дело найдётся.
Тыгын-то теоретически знает, что надо делать, а вот как всё это обставляется практически — нет. Он покачал головой и заявил, что без Старух он не берётся определить, кого к кому отдавать. Только вот незадача — до Алтан Сарая, где, собственно, Старухи и квартируют, сей момент добраться никак не можно. Да и вообще, обстановка сложная, торговля стоит, народ ропщет, и всё из-за того, что доблестные Армии Света никак не могут сковырнуть Силы Зла с мостов через Сыры Су, в том числе и с того, который на Дороге Отца-основателя, да пребудет с ним слава.
— Аполитично рассуждаешь, дорогой, — ответил я Тыгыну, — Отец-основатель уже не котируется и слава его сомнительна. А вместо Отца-основателя есть я, и готов немедля проехать до Алтан Сарая и сделать всё что нужно.
Старый чёрт ещё не знает, что у меня есть БТР с пулемётом, иначе бы он вывернул дело так, что делает мне одолжение, разрешая поучаствовать в очистке земель Чёрного Медведя от мятежников.
— И, во-вторых. Этих людей использовать исключительно для половой жизни и размножения не дело. Это не самое важное в нашей жизни, — попытался убедить его я, но дед считал как раз наоборот, точнее, просто не знал, что в жизни бывают иные варианты.
— Шесть учительниц, по разным предметам, врач и завхоз. Я хотел их забрать в школу.
— Как это женщина-учитель? — возмутился Тыгын, — женщина — это… Чему женщина может научить мужчину?
— С какой целью интересуешься? Ты в плену стереотипов, — перебил его я, — в некоторых случаях такое бывает.
При этом у меня сразу возник вопрос, что же это он не спросил, что такое «школа»? В харкадарском языке и слова-то такого нет, а в силу своеобразной фонетики это звучало как «оскоуола», практически прямая калька с русского.
Тут и Сайнара, уже инфицированная бациллой феминизма и прогресса, навострила уши. А Дайана довольно хмыкнула. Жена моя, невзирая на ропот сопровождающих Тойона лиц, высказалась в том смысле, что школа, это типа круто. Все цивилизованные страны уже имеют свои школы, а мы, как ослы, плетёмся в хвосте прогресса. А женщины там преподают не хуже мужчин, потому что настоящие — она посмотрела на меня — мужчины ходят на войну и приносят добычу. Я расправил плечи и орлиным взором оглядел горизонт. Хотя сильно огорчился, что мои потуги принести свет цивилизации в эти дремучие края происходили бессистемно и в нетрезвом виде. Ничего, я исправлюсь.
Я готов был даже поспорить, где ставить школу, в Тагархае или Улукуне, и вообще надеялся, что Тыгын захочет стать прогрессивным Улахан Тойоном, просветителем, так сказать, но он хмыкнул:
— Дед моего деда, мой дед и мой отец прожили безо всяких там «оскоуола», так и мы проживём!
Настоящий Тойон! Чтит традиции, заветы предков и свои заплесневелые портянки. Дед ходил кругами вокруг импровизированного стойбища, что-то бормотал, похлопывал камчой по голенищу сапога и всем сразу понятно, что Чапай думает. Терпение моё пришло к концу, что бы он там не придумал, хватит смотреть ему в рот и ждать каких-нибудь откровений. Догадываюсь, что старик где-то меня собрался нагреть, но пока точно я не знаю, в чём именно. С Сайнарой и Дайаной мы отошли в сторонку, и я подвёл черту:
— Девочки, старик похоже, сам не знает, что делать. Ибо традиции! А традиции потерялись во тьме времён, так что власть надо брать в свои руки и делать то, что подсказывает мне моя чуйка. На остров, там, где уже есть помещения для школы, я не хочу всю эту публику тянуть, и так тайное скоро станет явным. Женщины там от недотраха слетят с катушек, и поломают весь педагогический процесс. А дорога и мост ещё не готовы. Так что, Сайнара, заберёшь публику к Малым Камням, пусть акклиматизируются.
Я, правда, не учёл одного момента. Старик запал внезапно и катастрофически на Гюльнару. Это пока мы совещались в узком кругу, женщины ходили кругами вокруг нас, но мешать не мешали. И этот, прости господи, старый хрен вдруг заявил:
— Я совсем старый стал, что-то в пояснице ломит. Мне нужен доктор, настоящий, а то наши шаманы совсем не могут лечить.
А сам косит глаз на Гюльнару. Я понимающе хмыкнул, а дед заявил:
— Настоящий мужчина, — это, похоже, он сам себя имел в виду, — увидит настоящую женщину в любой одежде!
Все признаки любовного помешательства я видел на его лице. Разве только слюни не текли по подбородку. Губа у него не дура, это я вам авторитетно заявляю. И пока он не начал перед ней распускать свой павлиний хвост, я подошел к Гюльнаре и тихо сказал:
— Это твой шанс, девочка!
— Так он же старый совсем! — не согласилась она.
— Этот старый подковы ломает, не напрягаясь, а что касается остального, молодых за пояс заткнёт. Ну ты поняла, о чём я. Так что изобрази из себя стыдливую невинность и вперед. Я тебе правду говорю, это лучший из всех вариантов. У него, вроде, уже есть две жены… или три, не помню точно, но ты, однозначно, вне конкуренции. И ещё! У него погибли оба сына, так что если родишь ему пацана, то твои акции взлетят до небес. Мамой кланус!
Женщина тяжко вздохнула, но, видать, чем-то прониклась. Так что я в дальнейшем наблюдал, как старый чёрт соблазняет невинную девушку, а она благосклонно ему внимает. Осспидя, хоть с этим разобрались. Нам ещё, видимо, предстоит наблюдать безумства влюблённого Улахан Тойона, но это потом. А сейчас дед, после краткого осмотра парней, выдал свою резолюцию:
— Какие-то совсем хлипкие. Их что, не кормили или они все больные?
На такое подлое заявление у меня один ответ:
— Ну, что было, то и взял.
В здешних палестинах, слава Тэнгри, не слыхали ни о каких Достоевских с Толстыми, но тайны русской души оказались раскрыты и без участия классиков. То ли от русских какие флюиды исходят, то ли Тыгын умел зрить в корень, а может просто читать то, что написано крупными буквами на лбу, но прогноз он выдал однозначный. Умелец, фигле, я так ничего внятного прочесть не смог, кроме того, что им хочется водки и спать.
— Не останутся они здесь. Они захотят вернуться своим друзьям помогать! Так что ты сам с ними занимайся. И с детьми тоже. И с женщинами. Мне столько, — он пошло засмеялся, — столько много.
Надеяться, что демократия пустила свои бледные ростки в Харкадаре, а дедушка внезапно стал её апологетом — это питать себя несбыточными надеждами. Тем не менее, считать его дураком тоже нельзя. Каким путями ходили в его голове мысли, я не знаю, но вердикт он вынес устраивающий всех. Он забирает Гюльнару, типа, в должности лейб-медика, к ней в компанию скандальную бабищу, с моей личной просьбой удавить её где-нибудь по дороге, и отчаливает. При отъезде он мне еще раз прозрачно намекнул, что с такими парнями я смогу дойти до Алтан Сарая и получить пряник. Я сразу прикинул, это индульгенция или как? Потому что с теми удальцами, с какими я собирался ехать в город, никак не возможно его не разграбить. Я эту банду просто не смогу остановить.
Дедушка упылил, прихватив у меня пару лошадей, а я начал инструктировать Сайнару насчёт пристроить детвору в хорошие руки. Придётся отказаться от своих планов школу держать на острове Бараганнах и построить образовательный центр. Комплексный, многопрофильный. Это ещё связано и с тем, что на одну школу я, по-первости, просто не наберу народу. Как учителей, так и учеников — слишком тут всё в этом плане запущено. Но, главное начать и замотивировать выпускников. Они у меня, как первые школяры Петровской эпохи, будут получать тёплые должности, а там и другие на огонёк потянутся.
Теперь надо остальным спасённым пообещать что-нибудь этакое… какую-нибудь мечту жизни, чтобы они не ели мне плешь, а тихо-мирно свалили на зимние квартиры. И это лучше всего делать порознь. То бишь, разделять и властвовать, только вот я не знаю, что там в мечтах у спасённого человечества числится. Во-первых, я отвёл в сторону Николая и прямо спросил у него, что он хочет. В чём видит своё общечеловеческое предназначение.
— Надоело всё. Устал я от выживания. Найди мне тихий угол, а я бабу сам найду. Овец, что ли, пасти или ещё что. Только чтоб безо всякой войны за корку хлеба.
— Не желаешь заняться белым шаманством?
Коля сделал сильно удивлённое лицо.
— Белыми шаманами в здешних краях называют мастеров по металлу, механиков и всякое такое, то есть обладателей знания, другим недоступного. Чёрные, к слову, общаются с духами и чаще всего лекарскими делами ведают. У меня место есть, там, правда, жарко, но зато со всеми удобствами. Мастер Хайсэр будет рад напарнику, а то от вида планетарной передачи у него прошлый раз чуть коллапс мозга не случился.
— И что за место?
— Да тут, недалеко, недели полторы пути. Пять Пальцев называется. Или же езжай с тётками и детьми вместе с моей женой, школу будешь организовывать. Там места вообще прелесть.
— Я, пожалуй, со всеми поеду. Школу организовывать. А что с парнями? Они поговаривают, что, вроде, договаривались детей отвезти в безопасное место и вернуться.
— С парнями я тогда сам поговорю. А ты иди, морально готовь женщин в хорошее место переезжать. Главное, напирай на то, что там у них всё будет. И каждой бабе, разумеется, по мужику. Дайана с вами поедет, пока поработает переводчиком, а вообще она у меня кадрами заведует и повышением квалификации.
За неделю, пока у нас гостил Тыгын, ровно до тех пор, пока не превратился в глухаря во время брачных церемоний, детвора немного отъелась, оживилась и начала осваивать окружающее пространство. Им в этом, по моему пинку, конечно же, помогала Даяна, и она же налаживала с женщинами хорошие отношения. Так что в этом смысле я спокоен. А вот парни, те, которые в нынешнем состоянии находились в раздрае между своими обязательствами и желанием прекратить свою войну и жить по-человечески, требовали моего отеческого внушения. Тем более, что перед ними начали вертеть хвостами бесхозные вдовушки из бывшего рода Халх.
— Так, ребята, — начал я свою речь, — докладывайте, что вы порешали, как дальше жить собираетесь?
Гриша, которые среди них был заводилой и явным лидером, помялся и сказал:
— Нам надо назад, в Уральск. Там наши остались. Наверное.
Так, впрочем, Тыгын и предсказывал. Он, гад, в корень зрит, людей, как раскрытую книгу читает. А я вот безграмотный ни разу. В смысле, алфавит только выучил. Так что заявление Гриши не было для меня неожиданностью, хоть я и надеялся в глубине души, что они останутся.
— Хорошо. Хорошо. Но путь назад вы отработаете. Решите одну проблемку и я вас отправлю взад, а в дорогу дам пряников с припасами. И это, я считаю, будет справедливо. Ваш выбор не могу оспаривать, у нас тут демократия. Каждый сходит с ума по своему, это у немцев все сразу, а у нас поодиночке. Только вот что. Никаких сомнений быть не должно. Не ваше дело разбираться, кто прав, а кто виноват, как наши действия соотносятся с Гаагской конвенцией и сколько стоит слезинка ребёнка. Пробьёте мне дорогу до Алтан Сарая и я вас сразу отправлю домой, в тот же день.
— А в чём проблема-то? — спросил Григорий.
— Проблема в том, что мятежники — это типа ваших хунхузов — захватили мосты через реку, блокировали торговые тракты. При этом стреляют по беззащитным мирным жителям из пушек картечью. С шашками наголо это дело никак не урегулировать, сами понимаете. Зато у вас есть БТР и пулемёт, я считаю что это будет справедливо против пушек.
— Мы, в общем-то согласны, только горючки у нас километров на триста осталось.
— Соляру я вам дам, сколько надо.
— Ну тогда чё, мы согласные, — он обвёл взглядом своих подельников. Возражений не последовало.
— Вот и хорошо. Только подождите, когда все разъедутся, а я тем временем подготовлюсь. Кстати, девок, которые вам глазки строят, можно топтать невозбранно. Это большей частью вдовы. Истосковались, хе-хе.
Это парням такой аванец небольшой. Меня устраивал всё, и даже более того. Ребята уйдут и никому уже здесь не расскажут, откуда берётся солярка в летающих танкерах, и даже — что я боялся больше всего — никто не станет искать следы Третьей Экспедиции. А то найдут ещё ненароком. Я ещё раз строгим взором осмотрел беженцев и добавил:
— Кстати, если кто тут с недолечёным триппером на женщину залезет, лучше вешайтесь сразу, лично яйца отстрелю. Настоятельно рекомендую обратиться к доктору Ичилу, он при необходимости здоровьишко поправит.