— Магеллан, я чувствую себя ничтожеством, — объявил мне Ичил, когда я его всё-таки нашёл.

Мы сидим на балконе третьего яруса рембазы и дышим свежим воздухом. С точки зрения комфорта — не самое лучшее место, зато оно вне конкуренции по панораме, которая открывается отсюда. Однако превосходные виды полуденной степи и запахи разогретых трав, которые доносит до нас ветерок, не радуют шамана. Он сидит в позе мокрого воробья, в тягчайшей депрессии, свойственной, пожалуй, больше русскому интеллигенту, нежели степняку. Я как-то раньше не замечал у него подобных самоедских рефлексий.

— Я думаю, думаю, вспотею весь, а эта машина чпок! — и готово. Никаких трудов, практически, а делает то же самое, что и я. Только сложные вещи. Хех, я так никогда не смогу, — продолжает страдать Ичил.

— Не надо завидовать тому, что кто-то что-то делает лучше тебя. Зависть и уныние — смертные грехи. Это портит карму, вплоть до полнейшего её загноения. Что-то ты не сможешь сделать никогда, зато что-то иное делаешь лучше других. И пользоваться надо именно этим, а не страдать, как неполовозрелый пацан. Найди свои преимущества, и применяй их там, где никто другой не сможет ничего сделать.

Я в таком духе проводил сеанс психотерапии до тех пор, пока мысли шамана не перешли в конструктивное русло. Ичил притырил себе картридж от синтезатора, эта такая бутыль литра на два с сизой жижей внутри. Сказал, что там, внутри много всего такого, что поможет ему сделать всё что угодно. Что-то он мне обещает, обещает, а что имеет в виду под «всё что угодно», я так и не понял. Надо его мотивировать посильнее, чтобы шевелился с подходящим остервенением.

— C другой стороны, — продолжил шаман, я не понимаю, зачем делать такие машины, если всякий степняк может сделать кое-что необходимое, и не надо за собой таскать такую железяку. А с другой стороны, эта железяка может делать то, что я сделать просто так не могу. Ну и вообще, помогает здорово.

— Ты знаешь, чем твоё шаманство отличается от машинного производства? — Ичил, похоже, об индустриализации не имеет никакого понятия, — у нас, например, косу может сделать любой кузнец. Хорошую косу. Но одну. За день-два. Машина же, таких кос, ну, может, чуть похуже качеством, за день наштампует пять сотен. Так и здесь. Пока тебе нужно сто грамм какой-то микстуры, ты сел и сделал. И когда надо полторы тонны — то без машин никак не обойтись. Увы.

Ичил слегка офигел от того, кому бы это потребовалось производить пятьсот кос в день, если кузнецы и одну-то продают с трудом. И тем более полторы тонны лекарства. Тут у меня зашевелились в голове кое-какие мысли, но додумать их я не успел.

— Не понимаю, — промычал он, — нет. Пятьсот кос! Полторы тонны лекарств? Куда столько? У вас, что все болеют?

— Туда. Болеют не все, но большинство. В нашем мире без малого восемь миллиардов людей. Если болеет каждый сотый, то это в целом больше, чем всё население Харкадара, включая младенцев.

— Как страшно у вас жить, наверное. Люди по головам друг другу ходят и все больные!?

— Ты к делу переходи, — подтолкнул его я, — что ты можешь, а что нет. А то от тебя только разговоры.

— Ну вот, — взбодрился он, — я сделал из живой воды, травы и вот этой штуки, — он потряс картриджем, — и применил силу. Я говорил с духом железного дома. Чем больше с ними общаешься, тем больше понимаешь. Как будто вспоминаешь что-то.

— Кароче! — перебил его я.

— Я сделал раствор, который может так сделать твой организм, как ты хочешь. Но только это «как хочешь» — станет навсегда. Можешь стать, к примеру, бессмертным. Но об этом надо думать во время приема препарата.

Ишь ты, препарата. Каких слов нахватался, а?

— А ты-то сам не хочешь стать бессмертным? — что-то мне такие подарки показались подозрительными.

— Я — нет. Это слишком. Я выпил уже. И сделал, как захотел. Только думать надо про себя, — мутно сформулировал Ичил задачу.

— И что же ты в себе такого сделал?

— Понимать, как всё это работает. И чтобы женщины меня любили.

Вот не ожидал, так не ожидал от Ичила таких желаний, свойственных более прыщавым юнцам, нежели зрелым мужчинам.

— Женщины-то зачем? У тебя проблемы что ли? — я не смог удержаться от глупого вопроса.

— Есть женщина, — вздохнул Ичил, — я её любил. Она меня отвергла. Давно. Я сильно страдал. А позавчера сделал эту микстуру, выпил и захотел её снова.

Ичил счастливо засмеялся. Просто заразительно захохотал.

— Пока ты спал, я сделал портал к ней в стойбище. И сделал ей кирим пять раз. И теперь жалею, что перевел на такое желание свою микстуру.

— Да? Это с женщинами бывает, — философски заметил я, — проще было напоить её бузой.

— Моя возлюбленная оказалась непроходимой дурой и, вдобавок, с дряблым животом. Потом в стойбище все женщины хотели меня любить. Все сразу. Это ужасно. И ведь теперь с этим ничего не поделать. И мне целый месяц надо скрываться от всех женщин, чтобы случайно не залюбили до смерти. Только потом можно ещё раз пить микстуру. И то, до конца это не удалить из организма, всё равно некоторые будут приставать.

— Главное, чтобы мужики не приставали. А женщин, особенно если такая сумасшедшая любовь, лучше любить издалека, — хмыкнул я, — а трахаться просто с симпатичными. Психика целее будет. И вообще, с желаниями, как показывает практика, надо быть осторожнее. Никогда не знаешь, что из этого получится. Дао нас учит вообще ничего не желать.

— Действительно. Но это ты знаешь Дао, я — то нет. Ну, ничего, я тоже теперь знаю, и второе моё желание тоже исполнилось. Я понял, как эти синтезаторы работают и как силу, ну, в смысле, электроэнергию, преобразовывать в нужный мне вид.

— И после этого ты чувствуешь себя ничтожеством? Ну, знаешь, в голове у тебя всё гораздо хуже, чем я думал. Ничего, ты ещё недельку пообщаешься с ними и, так же, как и со своей возлюбленной, поймешь, что эти железяки — тоже ничтожество. Кстати, как это ты сделал портал?

— Поговорил с духом в твоей коробке, — Ичил кивнул на планшет, — он согласился мне помочь, потому что это не нарушает правила.

— Ладно, поговорил и поговорил.

Хотя эту железку даже предателем не назовёшь.

— Ну, так ты будешь пить микстуру? Я специально для тебя приготовил.

— Ты знаешь, это слишком сильнодействующее средство. Это не водка, выпил, окривел, а потом протрезвел. Так что я отложу это мероприятие на потом. Когда припрет, вот тогда и применю по назначению.

Навсегда — почти то же самое, что и никогда. Две грани одного кристалла. В обоих случаях не оставляет вариантов. Безнадёга, тоска и пыль веков. Нет, и ещё раз нет. Я лучше водочки выпью. Это привычно и доставляет вполне предсказуемый результат.

— Ну как хочешь, — ответил Ичил, — обедать пора.

— Ну давай, пообедаем, — я тоже не прочь кинуть что-нибудь на дно желудка.

На этот раз мы заказали себе плотный мясной обед, прямо на балкон. Приползла обслуга и накрыла столик, все прям как в лучших домах. Скатерть, рюмки, ложки, вилки. Я уж и отвык от такого благолепия. На этот раз я заказал энчиладос с сыром, бурито с говядиной, тортилью с куриным филе и сладкий пирожок. Это из-за того, что сегодня в меню не было котолетта алла миланезе под соусом песто. Принял для аппетиту два по сто и приготовился к послеобеденному отдыху.

Вообще-то у меня такая мысль возникла: вот если бы такие синтезаторы продать в Макдоналдс, посетители не заметили бы никакой разницы. Я же лучше у костра буду кормиться из натурального мяса. Это первые три раза попробовать такую пищу интересно и увлекательно. Потом начинаешь понимать: синтетика — она и в Империи синтетика. Только иначе называется. Вкусно, питательно, сбаласированно, но — не то. Не зря же еда в столовой гораздо хуже, чем дома. Потому что нет души повара. Механическое действие, хоть и по ГОСТу и патентованной рецептуре, но — получается мертвая пища. И опять мои планы по извлечению денег из воздуха прервал Ичил. Явился и начал снова ныть, что микстура испортится, а выливать её — это такое кощунство, что духи могут нас проклясть.

— Ну придумай себе какое-нибудь простое желание, — долбит мне в мозг Ичил.

Я, как вы сами понимаете, слегка навеселе, в этакой добродушной эйфории, поэтому подумал, ну что собственно это меняет? Ну, на крайний случай, выпью ещё раз повторную дозу через месяц и всё встанет на свои места. Я быстро выхлебал опалесцирующую жидкость из стакана, что поднёс мне шаман. В голове вертелась песня, «буду вечно молодым, вечно пьяным!». Это опасные мысли, шайтан их побери. Иногда-то надо быть трезвым? Кое-как оставив первую часть фразы, я додумал, что неплохо бы всё-таки понять, как всё это здесь, на базах, работает. Видимо я отключился ненадолго, потому что Ичил так и стоит рядом, уже без стакана в руках.

— Ну что? — озабоченно спрашивает он.

Я прислушался к себе — никаких видимых последствий. Конвульсий, судорог, поноса нет, или там очевидных свидетельств того, что разверзся прямой канал связи с космосом. Чакры, видать у меня сильно засорённые. Благодать тоже как-то не снизошла. Может быть, я уже достиг «сатори» и мне совсем ничего не нужно? Шарлатаном оказался Ичил, вроде нашего колдуна-многостаночника Кашпировского, хотя раньше у него всё так хорошо получалось. Для прочистки чакр я сделал еще пару глотков и произнёс:

— Я в порядке, Ичил, вперед, нас ждут неотложные, и главное, великие дела. Скоро о нас будет говорить вся Большая Степь! Кстати, почему именно эту бурду ты мне дал?

— Можно и просто воды с травой скушать, но так быстрее и надёжнее.

Жизнь явно хороша! Без подвохов в виде гадких бонусов к реализуемым желаниям. Я готов хоть сейчас свернуть горы или выкопать всю картошку на полях колхоза «Победа коммунизма». Правда, я всё никак не мог сфокусировать взгляд на окошко от ВК, но потом, путём необыкновенных усилий, справился с наваждением. Всё-таки мысленное общение с ВК — это лучше, чем листать многочисленные окошки, особенно, когда толком не знаешь, что где лежит.

— Ты бы меньше редкие ингредиенты на самопальные микстуры переводил. У нас под боком два НИИ бесхозных, вот и занялся бы научно-полезным трудом. А то всё вечно на коленке, то в каких-то кастрюльках, то в котелках, блин, антисанитария сплошная. Выделил бы активные компоненты, как у людей, начали бы мы их синтезировать и облагодетельствовали человечество. За наличные, само собой. Таблетки знаешь нынче почём? Ого-го!

И тут меня накрыло.

Чёрт, чёрт, чёрт! Всё же лежало на поверхности. Нужно было только сесть и как следует подумать! А я погряз во всяких идеях, хозяйственных делах, а времени подумать о главном, как всегда, не было.

— Сиди! Жди меня! — сказал я Ичилу, а сам помчался по разным помещениям. Выдернул из пульта наушники-мнемотрансляторы, со склада взял новую, ненадёванную сапфировую пластину, прихватил ещё пучок проводов, отвёртки и прочую мелочь.

Интуитивные озарения мне свойственны, это я без ложной скромности скажу. Не раз за собой замечал. Стоит только выпить какой-нибудь подходящей микстурки, как обязательно в голову всякие озарения лезут. Один раз… впрочем, я уже об этом рассказывал.

«Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим…» — напевал я, выдёргивая из кухонного синтезатора сапфировую пластину, которая числится во всяких прейскурантах памятью. Красивая, зараза. Сама голубая, а внутрях золотые искры блистают, совершенно феерически. Если такую пластину распилить на ювелирные изделия, то им бы цены не было. Но поскольку у нас, в наш продвинутый век, самой ценное — это информация, то собственно цены этой пластине нет вообще. В смысле, в измеряемых пределах.

Так, теперь вход туда, выход отсюда, хорошо, что разъемы на жгутах везде унифицированные, не промахнёшься и не воткнёшь как попало. Впрочем, мне сейчас и нужно как попало, не совсем в соответствии с эксплуатационной документацией я поступаю, но чувство близкой победы отметало все сомнения. Параллельно, на дублирующий разъём подключил свой планшет.

— Ичил, о светоч эксперимента и безболезненной перцепции! Давай-ка друг, садись вот сюда, надевай транслятор и начинай думать то, что ты мне намедни проповедовал про желание, понимание и прочее. Думай о создании такого же стакана воды, который ты мне вместо водки преподнёс.

— А зачем? — спросил недоуменно шаман.

— Ты думай, а синтезатор должен её сделать, вот что!

Одновременно, как мне показалось, эти мыслительные флюиды должны были бы записаться на чистую пластину. Там же памяти — ого-го! — и она как раз под это дело заточена. Мбонго должен в этот же момент контролировать процесс, и при необходимости, направлять в нужное русло.

Ичил сел по-турецки, закатил, как это у них, шаманов принято, глаза и заныл, прищёлкивая пальцами. «Дзинь!» — сработала сигнализация, «вставьте картридж 18БВ-124», о йеззз, пошло дело. Я махом подсуетился, и следом, не успели щёлкнуть зажимы патрона, «дзынь!» — в окошке выдачи появился стаканчик с жидкостью.

— Ичил, снимай с себя сбрую, ща проверим результат.

Я, уже наученный горьким опытом безоглядного употребления Ичиловых лечебных вод, понюхал, что получилось на выхлопе эксперимента. По запаху — спирт. Чистый, ректифицированный, но я не поленился, отнёс в лабораторию. Точно, спирт этиловый. Не совсем то, что планировалось, но, похоже, мы идём в правильном направлении. Тем более, что пластина была стопроцентно чистая, безо всяких информационных примесей. Ну что же, сейчас произведём последнюю итерацию. Я отсоединил все ненужные провода, и восстановил исходную конфигурацию синтезатора, только вместо штатной пластины вставил новую. Включил, потребовал меню. В нём оказалась единственная запись, что и требовалось доказать. Напиток тонизирующий, вот что там написано. Нажимаю ещё кнопку и — дзынь! — еще один стаканчик. Я снова в лабораторию. Во как. Я гений, я расшифровал тайну синтезатора! И теперь смело могу выпить то, что сам насинтезировал. Хотелось плясать и петь. Вызвать одалисок, медведей и балалаечников. Когда первый угар прошёл, понятно, какая разверзлась незримая необъятная пропасть в этот момент между нашими цивилизациями, насколько разные были и будут подходы к технологиям здесь и там. И я склоняю голову перед покойным профессором Аббаасом — только гений мог сопрячь несопрягаемое, мыслеобраз превратить в материальный объект безо всяких промежуточных этапов. И даже не в то, что мы привыкли понимать под «вещью», а именно то, к чему так долго и, порой, малоуспешно, стремился наш мир, к функции, которую должен выполнять тот или иной объект.

Я пока не готов сделать человечеству такой подарок. Такую свинью, если честно говорить. Впрочем, человечество и без меня катится в пропасть, так что одним фактором больше, одним фактором меньше, все там будем. В любом случае, пара тузов у меня теперь есть. Новая цивилизация встанет на руинах старой. Может быть, но Харкадару-то я гарантирую истинное процветание.

— Ичил! Ты понял то, что мы сейчас сделали? — пафосно вопросил шамана я.

— Я сделал, да. А ты ерундой занимался, какие-то провода перекладывал! — вот же хамский предатель!

— Ну тогда напомню тебе твои слова. Сила рождается в ящике, проходит через верёвки и раздаётся связывателями на съедение воротам. Управление раздачей кормления делается через рисунок между лицами. Не смешно ли? Сила по проводам к интерфейсу, с вас смеяться можно сутки напролёт, животики надорвёшь, — я разозлился на идиота.

Хотел провести еще пару-тройку экспериментов, но теперь не буду. Пусть они тут в своём Харкадаре и дальше междумордия состыковывают, а я подыщу себе другую компанию, более подходящую, такую, где меня понимают! Направился в гараж; возьму тележку, съезжу к Улбахаю и Хайсэру, заодно деньжат им подкину. Ну и гринго проведаю. Отмякну душой, а то от всяких хамов слова доброго никогда не дождёшься. Ломаешься, ломаешься ради них, а они!

— Эй, Магеллан, ты куда? — это Ичил опомнился.

Знает, скотина, что без меня он тут в дикости так и будет прозябать.

— Прощай навеки! Можешь и дальше камлать на свои закопченные котелки и кастрюльки! И рецепты из конского навоза сочинять, пополам с гнойной мочой запаршивевшего осла! Главное, никаких проводов и интерфейсов!

— Постой, я пошутил! Ну ты что, шуток не понимаешь? — Ичил догнал меня и схватил за рукав, — ну что ты как ребёнок?

— Я к Хайсэру, — холодно ответил ему я, — если хочешь, можешь сесть в кузов.

Что на него обижаться? Я выше этого! Гении, вроде меня, никогда не были признаны при жизни. Это просто такова моя судьба. Потом, может быть, потомки осознают всё моё истинное величие, и, возможно, поставят мне памятник, к которому не зарастёт народная тропа.

Улбахай и Хайсэр, да еще и этот, как его, мастер-архитектор показали мне мраморные колонны у фонтана, потом согласились со мной, что таки гений, потом согласились ещё раз. Проснулся я очень ранним утром. Вышел во двор, на звёзды полюбоваться, встретить восход солнца. Тишина в посёлке, спят все ещё. Хорошо-то как, и голова почти не болит. Из-за заборчика раздался громкий шепот:

— Магеллан! Это я, Ичил!

— О! Ты что там делаешь? — я остановился в великом недоумении.

— Прячусь. Надо тихонько к нашему грузовику идти. У тебя есть что-нибудь покушать?

— От кого ты прячешься?

— От женщин. Не надо было мне в аул заходить. Я, кажется, слишком сильный раствор делал. Теперь проходу не дают, вчера чуть на части не порвали. Если бы они между собой не сцепились, то мне пришлось бы плохо.

— Ладно, давай-ка, двигай. Огородами, огородами, по-пластунски. А ещё лучше, свари себе компенсатор. А то в следующий раз не увернёшься, порвут тебя, а потом изнасилуют в непотребной форме. А ты мне живой пока нужен, — я засмеялся.

А чего не смеяться-то? Без смеха на изрядно потрёпанного, но непобеждённого Ичила смотреть невозможно, в его-то фантастических одеждах. Не знаю, может он специально колдует, но всякий его новый халат превращается в засаленную тряпку буквально в течение суток. Это, может, у шаманов форма одежды такая. Но сейчас Ичил вообще красивее огня. Рожа поцарапана, в грязных разводах, порванный халат весь в пыли.

Ичил зашуршал в кустах, пробираясь к околице. Я спокойно прошёл напрямик, как раз к нашему транспорту. Напевая свою любимую песню «летят перелётные птицы…» поехали подальше от женщин, на базу ВКС, пора всё-таки добраться до деревни.

— ИИ, на чём мы последний раз остановились? Давай следующий мир. Домой хочу.

И снова бормотание ИИ.

— Узел четыре, мир три, обнаружен маяк, выполняется синхронизация…

Открылась рамка портала, какая-то кривая, с плавающими краями. Я увидел сквозь неё окраины деревни и сразу же узнал. Это она, она! Моя малая родина! Вот излучина реки, вот пляж, а вон там мой дом!

— Срыв синхронизации, — сообщил ИИ, и рамка схлопнулась.

— Чёрт, что происходит? Давай еще раз!

Та же картина: кривая рамка портала, да еще и плавает сама по себе, вот и сейчас, её повело куда-то в сторону, потом вверх. Деревню можно наблюдать с высоты птичьего полёта. Точно так же, как в тот злополучный день, когда меня сюда забросило. Как некстати! Стою, понимаешь ли, в шаге от эпохального открытия, и вот тебе!

— ИИ, в чем дело?

— Неисправность канала синхронизации для этого фазового смещения. Необходимо вмешательство персонала.

Хотелось отчаянно выматериться, но ИИ здесь вроде и не при делах. Нет, я не беду ремботов включать. Сам починю, чай не из задницы руки растут. А боты включишь, так они и всё остальное починят. Нет, нет. Я сам.

— Давай, говори, что там надо чинить. Лудить, паять, крутить?

Короче, дорога домой откладывается на неопределённый срок. Я хлебнул водочки и успокоился. И даже рассмеялся. Ну надо же, законы Мэрфи в действии.

— Помещение тридцать шесть, второй ярус.

— Веди.

Зазмеились зеленые стрелки, и я пошёл вперед. Это оказалось помещение, по какому-то недомыслию, или недоработке ремботов, пострадавшее от вандалов, но не отремонтированное.

— Пункт управления номер семь, — сообщил мне ИИ.

— Ты почему не сообщил мне, что тут погром? Почему не отправил ремботов чинить явно порушенное оборудование? Что за бардак, я тебя спрашиваю?! Молчать, когда с тобой поручик разговаривает! Отвечай! Распоясались тут!

Пункт управления и разбомблен-то тоже был не конца. Разбит один монитор, с потолочного кабельроста свисает порванный кабель и елозит под действием сквозняка одним концом по тачпаду на поверхности стола. Вот и ответ. Как он елозит, так рамка портала и ходит ходуном. Я забрался под потолок, и совершенно нецивилизованно, на простую скрутку, срастил порванные жилы кабеля. Благо они по цвету отличаются. Спрыгнул со стола и говорю:

— Ладно, паскуда, пошли пробовать ещё раз.

Повторились стандартные мантры ИИ:

— Узел четыре, мир три, обнаружен маяк, выполняется синхронизация. Синхронизация выполнена.

На этот раз рамка портала не трепыхалась, а вполне устойчиво открылась в какую-то кромешную темноту. Я включил фонарь и посветил вперед. Хм. Что-то смутно мне напоминает. Особенно вот эти разноцветные пластиковые банки на полках и вон тот бочонок. Я, помнится, в таком рыжики солил. Это чей-то подвал или погреб, и, мне так хочется верить, что это именно то, о чём я подумал. Я, уже без всякого трепета, прокрался внутрь и провел лучом света по тёмному царству. Так и есть. Мой личный подпол, шайтан его возьми, так и хочется закричать, затопать, засвистеть.

Я уже готов был сказать Ичилу, типа давай, затаскивай, кантуй, вира помалу, но вдруг услышал голоса, доносящиеся от крышки погреба. Я прокрался ближе и прислушался.

— Аня, ну давай же быстрее, пойдем уже! — это голос Ирины.

Тот самый голос, который заставлял трепетать моё существо, от пупка до самых коленей. Ичил с тревогой посмотрел на меня. Чёрт, мой дом оккупировали, пока я отсутствовал. Вот так всегда и бывает, не успеешь пропасть без вести, как тебя на порог даже не пустят. Однако в сенях хлопнула дверь и наступила тишина. Я сказал:

— Ну, Ичил, давай, начинаем затаскивать сюда имущество. А с теми, — я кивнул на потолок, — я сейчас разберусь.

Мы быстро перекидали свои ящики в подвал, а в последний раз посмотрел на базу и приказал ИИ:

— Всё, закрывай лавочку. Посторонних не пускать, гуманные методы к агрессорам не применять, стрелять на поражение.

Портал закрылся.

Я полез к крышке подпола, открыл её и мне в лоб упёрся ствол ружья. Я поднял взгляд.

— О, Михалыч, здорово, что это ты меня ружьём пугаешь?

— А, это ты. Привет. А то я думаю, что за шум в подполе, так может воры схоронились. Давай, вылазь.

— Да я не один, вообще-то, — сказал я.

Мне страсть как не хотелось светить свои тайны, но тут уже ничего не попишешь. Пропалился, так пропалился. Михалыч спустил курки и поставил ружьё в угол.

Мы вылезли в кухню, тут и Афанасьевна оказалась.

— Здрассти вам, Мария Афанасьевна. А что это тут в моём доме народу, как на праздник?

— Это Иринка приехала, зашла в гости. А потом у меня прям в грудях затрясло. Ну, думаю, что-то случится. Вона, Михалыч ружьё взял, пошли смотреть.

Ичил стоял столбом посреди кухни и только переводил взгляд с меня на полки, с полок на стены. Потом пристально посмотрел на Марию Афанасьевну и, совершенно неожиданно, поклонился ей и сказал:

— Здравствуй, сестра!

Я перевел.

— И тебе здравствовать, — моя соседка усмехнулась, — братец.

— Почему ты своему мужчине не вылечила ногу? — с упреком произнес шаман, показывая пальцем на деревяшку Михалыча.

— Я что, господь бог, что ли? Чем я лечить-то буду?

Ичил поставил на стол склянку с раствором.

— Есть эликсир от травы аминай эм и правильная вода.

Афанасьевна где стояла, там и села. Табуретка жалобно скрипнула.

— Неужели у тебя есть заветная трава? — спросила она, прижав руки к груди, — Значит, не врала прабабка… про траву и про живую воду.

— Ну ладно, — засуетилась старушка, — я сейчас на стол спроворю, вы голодные, наверное, а ты Вовка помолодел штоль? Да что это я… — и ушла.

Мы посидели, помолчали. Ичил спросил:

— Магеллан, здесь можно ходить, смотреть?

— Да конечно, Ичил. Мы теперь у меня дома, здесь всё можно.

Ичил вышёл во двор, я посмотрел в окно, сердце моё дрогнуло. Вот тебе и шаман, вот в таком тихом болоте черти и водятся. Не ожидал я от него такой прыти. Это просто какой-то записной ловелас, казанова просто. И что он там втирает Ирине на помеси харкадарского и русского, я не знаю, но со двора, через открытое окно, слышен её смех, а Аня визжит и хлопает в ладоши. Мимика и поза Ирины совершенно недвусмысленно показывает… ну в общем, исключает всякие ложные толкования. Пустил козла в огород. Горечь горькая.

Михалыч тем временем бубнит:

— Значицца, как ты пропал, Афанасьевна поворожила и грит, жив он. Я тогда машину-то перегнал тебе в гараж… А седни чего-то с утра и заладила, вот, дескать, Вольдемар идёт…

Я выпил полстакана водки, занюхал рукавом. Спросил:

— Слышь, Михалыч, ты не знаешь, где тут можно купить фикус в кадке? Канарейку и семь слоников?

Конец третьей книги