1. Савва Владиславич приезжает в Дубровник из России. – Попытка построить православный собор в городе Святого Влаха. – 2. Савва Владиславич в Венеции. – Женитьба Саввы Владиславича. – Семья патрицианки Вирджинии Тревизан. – 3. Савва Владиславич, русский посланник у папы Климента XI. – 4. Савва Владиславич, венецианский патриций.

 

1

Савва Владиславич, надворный советник царя Петра I, в 1716 году испросил у него отпуск, чтобы поехать в Дубровник, повидаться с престарелой матерью и другими родственниками. Это означало, что Владиславич возвращался в город Святого Влаха впервые после почти тридцати лет, проведенных в Царьграде и Москве.

Сенат Дубровника воспринял этот визит как честь для государства и потому выслал навстречу Владиславичу двух своих дворян, Марина Каботу и Владислава Бунича, которые должны были торжественно препроводить его в город. Они встретили его на границах Дубровницкой республики и приветствовали от имени князя и сената.

Царь Петр I передал своему советнику собственноручное письмо дубровницкому князю и сенату. Это письмо написано в Пьемонте на русском языке 14 июля 1716 года, заверено большой печатью Петра I и хранится в Архиве Дубровника:

Светлейший Князь и высокий Сенат, поскольку наш Надворный советник, граф иллирийский Савва Владиславич отбывает в Дубровник навестить свою семью и уладить домашние дела, а также по Нашему указанию совершить и некоторые Наши дела,

Мы сего Нашего Надворного советника наилучшим образом рекомендуем Вашей светлости, дабы не только всюду в вашей области свободно и без всяких препятствий пребывать мог, но и дабы вы ему во всяком случае покровительство оказали и всем его оправданным желаниям и просьбам удовлетворение учинили. Мы эту услугу будем рассматривать особым знамением вашей доброй воли к Нам и вашей готовностью всегда в похожих делах идти навстречу нашим подданным. С этим Вашей Светлости желаю доброго здоровья и остаюсь с Нашей любезностью благосклонный Петр

Дано в Пирмонте, 14 июля 1716 года, а в царствие Наше 35 года.

Говорят, что Петр передал Владиславичу еще одно письмо для венецианского сената, но разыскать его не удалось.

Отправляясь из Москвы в далекое путешествие, Савва Владиславич не мог даже предположить, что его отпуск продлится целых шесть лет. За эти годы он выполнит различные миссии, самой важной из которых станут переговоры с папой Климентом XI по урегулированию отношений между католической церковью и Россией, на тот момент совершенно неприемлемых.

Судя по всему, Владиславич из Москвы прибыл сразу в Венецию, и только оттуда в октябре 1717 года направился в Дубровник. Есть сведения, что Владиславич гораздо раньше, скорее всего, после бегства из Ясеника, оставил в Дубровнике свою старую мать и, вероятно, других членов семьи, что видно из письма царя Петра I. Кроме решения семейных вопросов Владиславич хотел построить в городе Святого Влаха православную церковь, поскольку ни одной до этого в нем не было. Это дало бы ему возможность похоронить там в случае смерти свою мать, которая тогда уже была глубокой старухой. Сенат Дубровника подтвердил, что сам Петр Великий предлагал через Владиславича построить такую церковь. Это следует из письма, направленного 30 лет спустя, 20 января 1771 года, дубровницким посланникам в Петербурге – Марину Франьину Тудузичу и Франье Раньини историком Дубровника Колетти.

Сенат Дубровника не пошел навстречу Владиславичу, хотя у Саввы среди сенаторов было много приятелей и друзей молодости, прошедшей в этом городе, и «напрасно он их не столько просил, сколько одаривал деньгами и другими подарками», как пишет историк Дубровницкой республики Энгель. Тот же Энгель говорит, что у Саввы среди правителей Дубровника было «много друзей семьи», и добавляет, что по поводу строительства православной церкви «от Петра царя русского пришла записка в подкрепление просьбы». Сенат Дубровника, поддавшись давлению иезуитов, не разрешил строительство православной церкви на территории республики. В Дубровнике саму эту просьбу сочли осквернением католической веры. Обсуждая этот вопрос на пленуме Сената, некоторые сенаторы вспоминали предание о посещении в 1219 году города Святого Влаха святым Франциском Ассизским, который якобы предсказал, что Дубровник потеряет независимость, если позволит возвести на своей территории хоть одну иноверческую церковь. Мы точно знаем, что в 1435 году дочь косовского князя Лазара Елена, вдова великого князя Сандаля Хранила, Богумила, хотела построить православную церковь перед дубровницкими воротами, с тем чтобы быть в ней похороненной. Ее просьбу поддержал всемогущий деспот Джурдже Бранкович, в государстве которого дубровчане заработали торговлей огромные богатства; однако сенат Дубровника отверг просьбу княгини, заявив, что дубровчане не могут удовлетворить ее пожелание, поскольку папа отлучит их от церкви. Этот факт свидетельствует, что Дубровник на протяжении веков благодаря влиянию Рима был мощным оплотом католицизма. Энгель сообщает, что в 1743 году папа Бенедикт XIV направил сенату Дубровника и тогдашнему архиепископу Анджело Франко специальное письмо, рекомендуя не разрешать поселяться в Дубровнике людям восточной веры, монахам и любым другим православным служителям и не разрешать им проводить свои обряды в Дубровницкой республике. Напротив, тех восточных христиан, что приезжают на некоторое время в Дубровник по торговым делам, следует обращать в католическую веру с помощью специально выделенного священника.

Ииречек также свидетельствует, что Дубровник во времена старых королей пристально следил за православными на своей территории, особенно во времена деспота Джурдже Бранковича. К нему дубровчане относились с особым уважением, как и к другим богатейшим людям из окрестностей, но переходить грани разумного в демонстрации благорасположения (вроде сооружения на территории города иноверческой церкви или исполнения чужих церковных обрядов) не спешили. Доказательством этого было и то, что в сербских пригородах Дубровника, где еще в XIV веке в Жупе и Конавалах жили только православные сербы, было запрещено строить православные церкви. Запрет коснулся даже дочери одного из светлейших и величайших защитников христианства, косовского героя князя Лазара. Однако Савва Владиславич, направляясь в Дубровник, надеялся, что письменная рекомендация русского царя приведет в чувство фанатично настроенных жителей Дубровника и заставит их хорошенько подумать, прежде чем отказать высокопоставленному царскому чиновнику и сербскому дворянину. С этой целью Владиславич и купил в Дубровнике дом с садом, о котором пишет Колетич, что также следует из документов дубровницкого Архива. Владисливич приобрел его, чтобы построить в саду церковь, где могла бы обрести вечный покой его мать. Теперь там находится православная часовня ев. Георгия на Посате, с внешней стороны большой городской стены, на которую вечерами дубровницкая крепость Минчета бросает свою тяжелую тень. Сад и дом сегодня, вероятно, выглядят так же, как и в те времена; единственное, что изменило их облик, так это сама часовня св. Георгия, выстроенная намного позже, и ряды могил дубровницких православных сербов с герцеговинскими именами.

По обеим сторонам лестницы, которая ведет из сада в часовню, расположены две небольшие террасы, лишенные растений. Это гробницы сербских повстанцев, погибших во время знаменитого герцеговинского восстания 1876–1878 годов, которые скончались в Дубровнике от ран или болезней. В левой, что находится у самых дверей часовни, покоится молодой герцеговинский повстанец Андрия Дучич, отец автора этой книги.

Наш известный церковный автор, епископ д-р Никодим Милаш, рассказывая о кладбище на Посате, говорит, что дубровницкие сербы, до конца XVIII века не имевшие своей церкви, собирались в домике у подножия холма Срдж, куда приходили совершать обряды православные священники из Герцеговины. После смерти тела зажиточных православных переносили в Герцеговину, а бедняков хоронили тайком, ночью, на пустырях под Срджем. Стараниями русского государственного деятеля графа Воронцова, домик в саду на Посате был перестроен в церковку св. Благовещенья, в которой появился постоянный священник. Вскоре тут образовалось кладбище, где, начиная с 1803 года, беспрепятственно хоронили православных.

В 1808 году, во время французской оккупации, генерал Клозель запретил сербам хоронить покойников на Посате и в других местах вокруг города. Однако после ухода французов наших людей хоронили там вплоть до 1837 года, после чего было создано нынешнее новое сербское кладбище в Бонинове. На Посате несколько позже иногда кого-нибудь хоронили в братских могилах, особенно, как мы уже говорили, после герцеговинского восстания.

Церковь св. Благовещенья восстановили в 1906 году, и теперь она посвящена св. Георгию. Городская община Дубровника в 1940 году приняла закон о строительстве новой дороги от Плочи на Груж как раз через это православное кладбище и часовню, после чего они окончательно исчезнут с лица земли.

Документы дубровницкого Архива подтверждают, что сад с домом действительно принадлежал Савве Владиславичу. Правда, эти документы относятся не к самому Савве Владиславичу, а к неким потомкам его семьи. Этот архивный документ представляет собой договор купли-продажи «сада с палаццо», заключенный между некой госпожой Солумией Лучич, урожденной Владиславич, и двумя опекунами сербской православной общины, которая как раз в то время была основана в Дубровнике. Здание было продано за 700 цехинов, а земля приобретена для устроения церкви и кладбища.

Сделка была заключена 18 июня 1790 года. В договоре указано, что передача собственности совершается с согласия трех дочерей госпожи Солумии: госпожи Мары, вдовы Иована Ризнича, госпожи Гоши, вдовы хаджи-Христофо-ра Николича и госпожи Анны, супруги Андрия Филотича.

Эта Солумия была «племянницей» Саввиной семьи, и, скорее всего, она унаследовала или купила строение на Посате. Однако в дубровницком Архиве нет никаких документов, свидетельствующих о том, когда и у кого его купили сами Владиславичи.

Так и случилось, что это «палаццо», которое, как утверждает Колетич, и в котором он жил во время пребывания в Дубровнике в 1717 году, купил Савва Владиславич, не было разрушено, но перестроено в церковь, а затем, как теперь говорят в Дубровнике, опять переделано в жилой дом. Наконец, в 1906 году здание отремонтировали, но при всех перестройках его внешний вид не менялся.

Что же касается госпожи Солумии, то она приходилась родней тем самым Владиславичам, что жили в Херцег-Новом, или, скорее всего, в Рисно, поскольку именно там проживала еще одна семья Владиславичей, имевшая свой герб, который описывает И. Зибмахер.

Вероятно, от этих Владиславичей происходит их последняя ветвь в Боке, госпожа Евросима Лакетич, урожденная Владиславич, похороненная в монастыре Савин, которая именно под этой фамилией завещала в 1855 году сербскому народу великолепный дом в Херцег-Новом, в котором разместилась Сербская мореходная школа, позже перестроенная под государственную гимназию.

На здании Сербской мореходной школы еще сохранился герб князей Владиславичей, точно такой, какой в 1722 году венецианский Сенат, а в 1725 году и Сенат московский признали принадлежащем Савве.

Госпожу Солумию Владиславич-Лучич вспоминает также Герасим Зелич в знаменитом «Путеводителе»: он рассказывает, как встретил ее в Триесте и долго беседовал с ней. На самом деле договор купли-продажи, о котором мы говорили выше, был заверен в Триесте18 июля 1790 года подписью тамошнего нотариуса Джакомо Гравизи, а также подписью тамошнего дубровницкого консула Джузеппе Белуска.

Между тем в дубровницком Архиве существует документ о другой недвижимости, принадлежавшей в Дубровнике Савве Владиславичу. Это здание, которое ему, в соответствии с официальным документом, подарил дубровницкий властелин Владислав II де Джуча 27 апреля 1712 года. Дарственная зафиксирована в соответствующих книгах. Это здание также находилось по ту сторону городской стены, в Бонинове, в месте, которое ныне называется «Меж трех церквей». В Дубровнике все знали, что Владиславич оказывал дубровчанам, попавшим в Россию, множество услуг, и поэтому его особенно уважали в городе Святого Влаха. Только так можно понять, почему он, настоящий русский богач, принял такой скромный дар в скромном, хотя и знаменитом городе.

В домике Владиславича «Меж трех церквей» в настоящее время находится какое-то заведение католических монахинь. Мы не смогли установить, когда и как это здание перешло в их руки.

Сенат Дубровника в 1717 году с особым почтением принял царского надворного советника Савву Владиславича, но все-таки доставил ему огорчение. Владиславич и до этого оказывал услуги дубровчанам в Москве, особенно когда Сенат обращался к нему с письмами «al molto illustre signor Sava Vladislavich, Nobile Illirico». Даже во время последней поездки в Дубровник Савва Владиславич с одобрения царя Петра отправил из нашего Приморья в Венецию, к тамошнему русскому резиденту Петру Неплюеву, нескольких дубровчан. Оттуда они выехали в Россию, где отличились на службе в морском флоте. Среди них были Беневени, Натальи, Водопич, Стульи и Алтести. Другим доверительным поручением царя была забота о русских молодых людях, посланных в Венецию обучаться морскому делу, о чем мы еще расскажем.

После неудачной попытки построить православную церковь Савва Владиславич порвал отношения с правительством Дубровника и покинул город вместе с семьей, направившись в Боку Которскую. И больше ни разу в жизни он не посетил город Святого Влаха.

Прибыв в Боку Которскую, он построил в Херцег-Новом прекрасный дом для Владиславичей, которые должны были остаться там жить и жили на протяжении всего XVIII и первой половины XIX века. Представляет интерес посвящение, оставленное последней благотворительницей в завещании, при передаче Сербской мореходной школе дома с мраморным гербом Саввы Владиславича: «Этот дом, в котором я живу, и сад вокруг дома – третья часть отцовского наследства, а остальные две выкупил мой покойный муж у наследника покойного моего отца; и я желаю, чтобы оно пошло на пользу школе, установление которой с благонадежностью ожидается в соответствии с волей почивших Иована Бошковича и Георгия Джуровича, написанной на сербском диалекте нашими кириллическими церковными буквами ради пользы нашей молодежи».

Колетти считает, что письма царя, которые Савва Владиславич привез с собой в Дубровник, были в большей степени приказом, нежели просьбой. Современный дубровницкий историк полагает, что просьба Владиславича о постройке православной церкви в Дубровнике не была выполнена по двум причинам: во-первых, из-за вековой религиозной нетерпимости Дубровника, а во-вторых – исходя из собственных государственных интересов республики. Православная община и церковь в городе Святого Влаха, полагает он, привлекла бы множество православных из близлежащих областей, находящихся под турецким правлением, и это не понравилось бы султану, который таким образом потерял бы богатых подданных. Этого Дубровник никак не желал. Дубровчане отказали Владиславичу, потому что православные могли бы по численности превысить католиков и «навязать Дубровнику своего господаря». Это и стало причиной того, что сенат Дубровника 10 ноября 1717 года ответил на царское письмо с надлежащим уважением, но не принял на себя никаких обязательств. Он искренне благодарил за честь и внимание, оказанные «светлейшим главой славянского языка и народа», изъявляя царю «свое особое восхищение, переходящее в обожание», и выразил готовность исполнить все его желания. Сенат добавляет, что он во всем (!) пошел навстречу пожеланиям Саввы Владиславича, «исключительному и умному человеку», подписавшись нижайшими слугами и т. д.

Следует подчеркнуть, что письмо царя Петра I, которое Владиславич предъявил Сенату Дубровника, помимо вопроса о строительстве православной церкви в городе Святого Влаха, имело исключительно важное политическое значение: оно считается первым политическим контактом царской России с Дубровницкой республикой. Сразу скажем, что эти контакты, длившиеся вплоть до исчезновения дубровницкого государства, начались исключительно благодаря сербу Савве Владиславичу. Однако добавим, что после отказа построить православную церковь царь Петр I никогда более лично не обращался к Дубровнику, равно как и Савва Владиславич больше не приезжал туда.

Хорватский историк докторр Франьо Рачки пишет, что таким образом маленькая дубровницкая приморская община в начале XVIII века, когда Россия вышла к Азову, вошла в сношения с северной славянской державой (поскольку Россия, становясь морской силой, сама начала влиять на события, происходящие в западных странах). Герцеговинец Савва Владиславич, «который гордился титулом дубровницкого князя», говорит Рачки, и состоял на русской службе, «обратил внимание великого царя на наш берег Адриатического моря, указывая на огромную пользу, которую могла бы принести России Черногория, отдав под ее власть одну из своих крепостей». Иными словами, Рачки полагает, что сенат, отказав Савве в строительстве православной церкви, не испортил только что начавшие складываться отношения с Россией. Отношения русского царя с сенатом Дубровника, отмечает Рачки, были серьезно испорчены только во время русско-турецкой войны 1768 года, во время царствования императрицы Екатерины.

Как свидетельствуют русские источники, Савва Владиславич, настроенный против дубровницкого Сената в связи с отказом строить православную церковь, покинул город с тем, чтобы больше никогда в него не возвращаться. В то время отъезд из Дубровника в Боку Которскую фактически означал выезд за границу, так как Герцег-Нови, который турки оккупировали с 1483 по 1538 годы, в 1687 году захватили венецианцы. После изгнания в район Требинья турецкие беженцы отняли в Герцеговине сербские земли и, поселившись на них, смешались с принявшими ислам местными жителями. Порабощенные сербы, лишившиеся своих очагов, во главе со Стратимировичем и Воином Войновичем перебрались в Боку, чтобы поселиться в этой венецианской области на землях, которые ранее принадлежали Турции.

В 1717–1718 году Савва Владиславич пребывал в Херцег-Новом, который был к тому времени почти весь заселен православными сербами, а также многими герцеговинскими семьями, которые он хорошо знал даже по именам. Там образовалась новая почти что Герцеговина.

Между тем сам Херцег-Нови был организован по венецианскому образцу. В городе обосновался венецианский наместник, который подчинялся наместнику Котора, а оба они зависели от главного наместника в Задаре. Втроем они составляли представительство венецианских властей в Далмации и Боке. В некоторых населенных пунктах Боки существовали так называемые коммунитады, состоявшие из шести человек, избираемых народом из своей среды каждые шесть лет, капитана, четырех судей и писаря. Они разбирали гражданские дела, все делопроизводство велось на сербском языке. Такой коммунитад существовал и в Топле, в церкви которой хранятся многие подарки, привезенные Саввой Владиславичем из Москвы.

Благодаря мягкости венецианских властей, православные сербы в большом числе поселялись в районах, подвластных дожу, поскольку землю они получали с одним-единственным условием: верно служить дожу. Сербам предоставляли некоторое количество денег и четыре надела земли, а также свободу вероисповедания, о которой они и мечтать не могли в сербском Дубровнике. Католическая церковь была агрессивной лишь в тех регионах, где она опасалась стать религиозным меньшинством. Откровенно говоря, католическая церковь всегда была опорой итальянской государственности, в полном соответствии со старым изречением: «Ubi ecclesia cattolica ibi Italia». Все это происходило в сербских районах, однако не везде одинаково. В то время как Рим руководил в Боснии военной экспедицией по уничтожению так называемых схизматиков, итальянская республика Святого Марка позволяла себе проводить в Боке либеральную политику.

Савва обнаружил в Херцег-Новом множество семей из Требинья. Венецианский дож Джованни II Корнер воевал с турками в Требиньском крае в 1687–1693 годах с помощью тамошних сербов, которые позже были вынуждены переселиться в Боку. Во время той войны был взорван славный требиньский монастырь Тврдош, опустевший в 1708 году после переезда в Херцег-Нови митрополита захумского Савватия Любибратича. Так что наш Савва Владиславич в 1717 году, через шесть лет после восстания Милорадовича, которое он сам из Москвы помогал организовать, повстречался в Херцег-Новом со многими знакомыми герцеговинцами и священниками.

Мы не располагаем сведениями о том, кого именно из членов своей семьи Савва вывез из Дубровника в Херцег-Нови и проживали ли там до его приезда в 1718 году другие члены семьи, а именно: жена Дуки госпожа Сима и жена Живко госпожа Канда «с некоторыми детьми», о которых он сообщает в письмах. Неизвестно также, где умер Дука. Поиски документов в Боке Которской и Герцеговине не увенчались успехом, память о нем сохранилась только в народных преданиях. Вернул ли им Ахмет-паша их земли в Герцеговине, чтобы они смогли вернуться «к домам своим», как просили визиря в письмах? Мы знаем только то, что Савва Владиславич во время первого возвращения из Царьграда в Россию (1705) привез с собой четырех сыновей брата Иована, которые заняли позже высокие государственные посты; а на этот раз (1722), после шестилетнего пребывания в Италии и поездки в Дубровник, привез в Россию старую мать, госпожу Симу, которая потом умрет в Петербурге. Во всяком случае из письма русского адмирала Матии Змаевича своей семье в Пераст видно, что еще в 1714 году в нашем Приморье, недалеко от Пераста (наверное, в Херцег-Новом или Рисане, если не в самом Дубровнике), проживала большая часть семьи Владиславичей, изгнанная из Ясеника.

Будучи весьма набожным, Савва Владиславич на Топле близ Херцег-Нового нашел сербскую православную церковь Святого Георгия. Венецианцы позволили возвести эту церковь в то время, когда там проживали всего двадцать не перешедших в католичество семей. С приходом жителей из Герцеговины она стала слишком тесной, и жители Топлой в 1709 году начали строительство нынешней епархиальной церкви, завершив постройку в 1713 году, то есть всего за пять лет до приезда Саввы Владиславича в Боку Которску. Церковь освящал требиньский митрополит Савватий Любобратич, который прибыл сюда после изгнания из требиньского монастыря Тврдош в 1693 году, и скончался здесь, в Боке, в 1716 году, после чего эта церковь в Топле стала митрополичьей. Ранее посвященная святому Георгию, она стала церковью Вознесения Христова. Однако ее преследовала печальная судьба: здание пришлось разобрать из-за сильной осадки грунта, после чего церковь восстановили только в 1865 году. Мы упоминаем об этом по той причине, что в нынешней церкви хранится священная утварь, которую Савва прислал позднее из России. А церкви святых Петра и Павла в Рисане он подарил Минеи в память о днях, проведенных в Боке.

Особое внимание привлекает большая церковная памятная доска красного камня на полу церкви в Топлой, которую граф Матвей Владиславич (Мато, якобы брат Савы) привез из России; точно такая же доска, со временем истертая ногами, находится в монастыре Савини.

Доска из церкви в Топлой вначале была установлена в старой церкви Св. Георгия, потом ее перенесли в церковь Вознесения, где она и по сей день находится посреди пола с сильно поврежденными кириллическими буквами и с полностью сохранившейся латинской надписью:

COMES SABBAS WLADISLAVICH

AVGUSTISSIMAE CAESARAE MAESTATIS

PETR I MAGNAE RUSSIAE IMPERATORIS

CONSILIARIUS HINTIMUS

ANNUENTE EXCELSO SENATU

MONUMENTUM HOC

COMITISSAE THEOPHANIAE WLADISLAVICH

PARENTI SUAVISSIMAE

RELIGIONI ET DISCIPLINA GRAECAE ORTODOXAE

ET POSTERIS

POSUIT

ANO A CRISTO NATO MDCCXII

IBIDUS OBRIS

Возвращаясь несколько месяцев спустя из Дубровника и Боки Которской в Венецию, Савва наверняка бросил последний взгляд на Дубровник, который всегда был более католическим монастырем, нежели славянской республикой, и который так и не смог выйти из партикуляризма, навязанного несчастным вливанием чужеродной крови и иностранной культуры. У Саввы Владиславича в Дубровнике были старые друзья времен его молодости; в Царьграде он был знаком со многими так называемыми дубровницкими посланниками, которые время от времени приезжали туда, чтобы вручить султану дань; наконец, там оставались его новые знакомства, заключенные во время последней поездки. Но из-за запрета на строительство в городе Святого Влаха православной церкви Дубровник, вне всякого сомнения, в лице Саввы Владиславича, личного соратника царя, потерял мощного покровителя и друга.

Не следует забывать, что Владиславич в России был отцом родным для местных католических священников и общин. Об этом позволяют судить его отношения с адмиралом Змаевичем. Савва Владиславич за толерантное отношение к католикам в России даже получил от папы орден Золотой шпоры (как записано в одном из документов), или орден Константина (как числится в другом). Он сохранил эту толерантность до конца своих дней, даже после оскорбительного решения дубровная относительно его смиренного желания. Два года спустя (1720) Владиславич станет послом Петра Великого при папе Клименте XI, чтобы заключить Конкордат с Россией. И там он с уважением относился к католической церкви, хотя обида на поведение сената Дубровника все же оставалась.

Впрочем, лично к Савве Владиславичу в Дубровнике относились с симпатией и уважением. О его авторитете среди правителей вспоминает Симеун Кончаревич в «Летописи», а позднее и историк Энгель в «Истории Дубровницкой республики». Наконец, властелин и известный поэт Иван Градич (де Гради), священник ордена иезуитов в монастыре Св. Иакова в Дубровнике, относился к Савве Владиславичу с большим уважением. Свой гимн «Пламень северный» во славу Петра Великого, одержавшего победу в Полтавской битве, он посвятил советнику царя Савве Владиславичу следующими словами: «Пламя северное, то есть воспевание и хвалу Московского величества, посвящаю Пресветлому и Превозвышенному Господину Савве Владиславичу, Его Величества Советнику, золотой шпоры Кавалеру, Князю, Властелину славянскому, от Игнация Градича, Дубровчанина, общества Иисусова лета Господня 1710».

Таким же уважением он пользовался и во всем нашем Приморье. Христифор Мазарович из Пераста написал и опубликовал в Венеции брошюру, в которой описывается захват в 1716 году сарацинского корабля близ Драча. Книгу он посвятил графу Савве Владиславичу, указав в посвящении, что Савва был «наделен величайшими свойствами духа и сердца». Мазарович по профессии был врачом. Он также служил какое-то время в русской дипломатической миссии в Персии.

Савву Владиславича воспел еще один поэт, его современник, житель Приморья, католик Иероним Каваньянин из Корчулы: «Владиславич святой Савва, замечательный постельничий Белого Царя московского, Папою в дворяне возведенный, златокрестным витязем созданный».

 

2

Савва Владиславич в 1716 году сначала приехал в Венецию и только после годичного там пребывания, во время которого занимался разными царскими и личными делами, направился в Дубровник. В течение этого года Савва Владиславич получал собственноручные письма от царя Петра Великого, который в то время совершал второе путешествие по Европе. Письма приходили в Венецию. Царские письма, адресованные Савве, еще в 1750 году собрали некий подполковник Зиновьев и его товарищ Иван Туровский. Они представляют огромный интерес, поскольку многое говорят о личных отношениях между царем Петром и его советником Владиславичем.

Сразу после получения из Пирмонта царского письма от 14 июня 1716 года Владиславич выехал в Венецию, где уже в сентябре того же 1716 года получил указание царя Петра отыскать специалиста по изготовлению корабельных мачт. Письмо Владиславичу отправила 14 сентября 1716 года из Копенгагена и царица Екатерина, которая просила заказать ей в Италии для Петербурга 30 статуй, «от которых 10 до пояса». Существует также письмо от 14 декабря 1716 года, которым царский секретарь Макаров извещает Владиславича, что царь прибыл в Амстердам 7 декабря и что ожидает к Рождеству прибытия царицы. В письме от 1 февраля 1717 года царь Петр I пишет из Амстердама Савве Владиславичу, чтобы тот приобрел для него как можно больше мраморных белых и черных плит разного размера, по одному и по полтора квадратных метра для отделки фасадов. В этом же письме царь сообщает Савве, что приказал выслать ему 2 363 рубля на различные нужды. В письме от 15 февраля 1717 года из Амстердама царь требует от Владиславича прислать ему стеклодува, а также книгу Боккаччо, чтобы перевести ее на русский язык.

Собственноручные письма царя Петра, малую часть которых мы здесь приводим, отправлены Савве в Италию из Амстердама, Роттердама, Парижа, Берлина и Петербурга. Большей частью в них говорится о личных поручениях царя и царицы, которые Савва должен был выполнить в Венеции. Сохранилось 46 таких писем. В подборке находится письмо царицы Екатерины от 19 марта 1717 года, в котором она благодарит его за посланные ей вещи, просит присмотреть различные модные украшения и прислать ей образцы на пробу. Особенно интересно письмо от 24 марта 1717 года из Роттердама, в котором царь требует, чтобы Савва как можно скорее прибыл для встречи в Париж. 28 мая 1717 царь вновь собственноручно пишет Савве из Парижа в Венецию о каких-то деньгах для дипломатического агента в Венеции Беклемишева. Также 21 августа 1717 года царь из Амстердама приказывает Владиславичу выдать некую сумму Юрию Кологривову, которого послали в Италию найти художников и купить различные вещи; Савва под расписку должен был выдать ему требуемые суммы. Из Берлина царь Петр пишет Владиславичу, чтобы тот, по договоренности с дипломатическим агентом Беклемишевым, отправил некий товар кораблем; точно так же 18 февраля 1717 года извещает Владиславича о фрегате «Армонт», отправленном в Ливорно за грузом. Известно также весьма характерное письмо из Парижа, в котором царь сообщал о том, что племяннику Саввы Владиславича выплачено 4 тыс. рублей долгу (об этом племяннике мы еще расскажем).

Судя по письмам царя и царицы, которые отправлялись едва ли не ежемесячно в течение всего 1717 года, можно сказать, что Савва Владиславич безвыездно пребывал в Венеции до последнего упомянутого выше письма, то есть до осени. Тут в переписке наступает перерыв до августа 1718 года, после которого наступает новый период, до февраля 1720 года. Это позволяет сделать вывод о том, что именно тогда Владиславич находился в Дубровнике, начиная с августа 1717 года. Это подтверждается и упомянутым решением Сената от 26 октября 1717 года, в соответствии с которым дворяне Никша Бунич и Марин Кабога должны были приветствовать Савву Владиславича от имени дубровницкого князя и торжественно препроводить его в город.

Если судить только по приведенной переписке, то может показаться, будто Савва Владиславич приехал в Венецию ради мелких приобретений для царя, которые мог сделать только он как знаток итальянского языка и венецианских обычаев. В письмах речь идет о заказе статуй, отправке мастеров, покупке макетов разных кораблей, украшений для платьев царицы, а также о поставках для армии, флота, монетного двора и т. и. Наконец, Савва приобретал и подарки для известных русских вельмож, своих приятелей. По поводу таких посылок, особенно для братьев графов Апраксиных, друживших с Саввой с первых дней его пребывания в России и до самой смерти, велась обширная переписка с царскими чиновниками: последние жаловались на то, что не получили от Владиславича положенную таможенную пошлину. Это следует из списка, хранящегося в частном архиве княгини М.П. Долгорукой.

Из приведенных писем следует, что Петр Великий, несмотря на войну со Швецией и постоянную занятость другими важными государственными делами, настаивал, чтобы в России развивались искусства, украшавшие его «маленький парадиз» Петербург, которому он пророчил будущее «нового Амстердама» или «новой Венеции». Судя по всему, Савва Владиславич в Венеции делал все больше и больше заказов. В декабре 1717 года он пишет царю: «Две статуи, а именно Адам и Ева, которые я наилучшему здешнему мастеру Бонаце делать заказал, скоро будут готовы и, надеюсь, так будут хороши, что в славной Версалии мало таких видали; также отсюда думаю положить на корабль сотницу-другую досок наилучших ореховых для убору палат Вашего Величества».

Дополнительно Владиславич должен был в Италии присматривать за русской молодежью, посланной на обучение морскому делу. Русский историк Милюков пишет, что молодые люди не могли привыкнуть в Венеции к местному быту и культуре, тосковали по родине. При этом молодые дворяне и простолюдины терпеть не могли море. В 1697 году пятьдесят человек приехали в Венецию, Англию и Голландию, чтобы выучиться на кораблестроителей, но ни один из них так и не связал свою жизнь с флотом. В Венеции они не хотели выходить из домов, «опасаясь католической церкви и презирая иностранцев». Известен пример некоего Неплюева, который писал: «Не разумею я тут ни язык, ни науку». Другой юноша, Буженинов, пишет, что его заставляют «учить их географию, а я и их азбуки не понимаю».

Царь обязал Владиславича отобрать из молодых людей, обучавшихся в Венеции, лучших для прохождения службы на флоте, и позаботиться об их воспитании и образовании. Русский посланник Коной Зотов, который перевел много французских книг на русский язык, занимался тем же самым в Париже.

Общий надзор за молодыми людьми, которых Петр Великий целыми группами посылал за границу для обучения и которые, как правило, принадлежали к именитым русским родам, также поручался выходцам из лучших русских семей. Едва заняв Азов, царь послал за границу первую группу молодых аристократов для обучения морскому делу. Многие из них стали позже выдающимися государственными деятелями, например, Александр Меншиков и Гаврила Головкин. В Голландию также были посланы молодые люди из придворных кругов, такие, как И. Л. Нарышкин, М. Голицын, А. А. Черкасский, А. Долгорукий, И. Лобанов, Петр Пушкин, И. А. Русов, Ф. В. Шереметев, В. Д. Мамонов.

В Голландии за юношами наблюдал князь Иван Львов, в Париже – царский посланник Зотов, а в Венеции – советник царя Савва Владиславич. После Венеции ученики отправились в Испанию, в Морскую академию. Среди них был Иван Неплюев, позднее русский посол в Царьграде, один из видных дипломатов Петра Великого. Также в морских школах за рубежом учился и знакомый нам граф Петр Андреевич Толстой, позднее русский посланник в Царьграде и друг Саввы Владиславича; правда, он уже был в зрелом возрасте, имел жену и детей. А поехал учиться, как говорят, только для того, чтобы потешить царя Петра.

Несмотря на то что царские вельможи, солидные представители знаменитых дворянских родов, следили за молодыми людьми, потребности студентов зачастую обеспечивались весьма скудно. Об этом писал из Парижа Коной Зотов. Для нас представляет интерес его письмо царю о Саввином племяннике Ефиме: он пишет, что дядя совсем забыл о своем племяннике, и кредиторы бросили его в долговую тюрьму, где тот и пребывает в крайней беде. «Хотя весь мир и знает, что он родом из Дубровника, здесь его все считают русским дворянином», – пишет Зотов, обеспокоенный тем, что судьба этого студента может навредить авторитету России за рубежом. Зотов просит царя, чтобы тот приказал Владиславичу выплатить долги Ефима. (Это царь сделал лично, о чем и сообщил Савве в упомянутом письме, отправленном из Парижа в Венецию в 1717 году, с требованием выплатить 4 тыс. рублей долга, сделанного молодым Владиславичем.) С другой стороны, знаменитый прадед Пушкина арап Абрам, или Ганнибал, также в 1718 году жаловался во Франции секретарю царя Макарову «о нас, бедных». Это относилось прежде всего к нему, а также к его товарищам, которых, как и его, послали изучать за границей механику, технику и морское дело. Похоже, именно секретарь Макаров отправлял за границу деньги юношам, и делал это нерегулярно или не в полном объеме. Письма Ганнибала Макарову о его денежных бедах (он учился в Меце) и о нежелании возвращаться в Россию морем из-за боязни опубликовал в своих трудах академик Пекарский.

Русские студенты большими или малыми группами обучались в Англии, Голландии, Франции и Италии, и даже, похоже, у нас в Перасте, тогда принадлежавшем Венеции, в школе мореплавателя Марко Маринковича. Неплюев в своих заметках пишет, как после возвращения в Россию он сдавал экзамен самому царю и вице-адмиралу Змаевичу, нашему земляку. Группа Неплюева прибыла в Венецию в 1716 году и состояла под надзором Владиславича, после чего отправилась в Испанию, чтобы оттуда по царскому приказу в 1720 году возвратиться в Россию.

Необходимо отметить, что верфи Венеции в то время славились по всему миру. Туда обращались за кораблестроителями Генрих VIII из Англии, Петр Великий из России, а также король польский. Венеция и раньше славилась своими кораблями. Данте воспевал венецианские верфи, ими восхищался Галилей. Венецианский Арсенал Arx Senatus считался восьмым чудом света.

Корабли в Венеции заказывали не только иностранные государства, но и отдельные личности; не только итальянцы, но и иллирийцы. После создания собственного флота Венеция превратилась в маленький воинственный Рим. Постоянно увеличиваясь со времен правления Карла Великого, венецианский флот добивался ярких побед, особенно при дожах Трибуно, Орсеоло и Энрико Дондоло, который, будучи слепым, захватил Царьград, и, наконец, под командованием знаменитого Морозини, побеждавшего турок в Эгейском море и участвовавшего в славной морской битве при Лепанто. Можно сказать, стяг венецианского флота вернул разобщенной средневековой Италии славу былых времен.

Царь дал Савве и другие поручения в Венеции. Так, в 1717 году он пишет своему представителю в Венеции Беклемишеву: «Приказываем мы снарядить два корабля: один из Петербурга с кожами, и дегтем, и воском к вам в Венецию, а другой из Архангельска с кожами в Ливорно, и будут они адресованы на надворного советника Савву Рагузинского. Старайтесь, дабы товар был продан по общей цене». В то же время царь писал своему министру в Голландии, князю Куракину, о более серьезном деле: «Несколько дней тому назад писал мне Савва Рагузинский, что ему в Венеции сказал их (?) представитель, что их (?) король желает женить своего сына на моей дочери, затребовав в придание шесть кораблей; а за то обещает по два миллиона на год, во время нашей войны, а я против этого; и написал Рагузинскому, чтобы на то не соглашался. Но ежели нам то и вправду необходимо, пусть тебе об этом расскажет».

Кажется странным, что в остальных личных письмах царя к Владиславичу не просматривается ни одной просьбы или поручения дипломатического или политического характера. Мои поиски в архивах Венеции, а также в русских документах петровского времени не позволили обнаружить ни единого упоминания о каких-либо делах политического характера, которыми Савва мог бы заняться в Венеции. В венецианских реестрах иностранных дипломатов имя Саввы Владиславича как русского представителя при доже вообще не упоминается. И только в 1720 году русский резидент в Венеции получает от царя аккредитационное письмо для Саввы, адресованное папе Клименту XI, в котором Владиславичу поручается вести в городе Святого престола переговоры о конкордате, поскольку положение католической церкви в России стало нестерпимо сложным, а личные отношения царя с папой окончательно испортились.

Кажется невероятным, что во время длительного пребывания в Венеции Савва Владиславич занимался исключительно приватными поручениями царя и своими личными делами. Неужели все перечисленные поручения не мог выполнить тамошний представитель царя, тот же Беклемишев, а затем и Неплюев? Или же настоящая миссия Саввы так и осталась по сей день нераскрытой? В пользу второй версии свидетельствует то, что царь постоянно информировал Савву об успехах и неудачах в войне со Швецией, о продвижении русской армии, о сражении под руководством генерала Лесли и князя Голицына, а после 2 сентября 1721 года – об удачном подписании мира со Швецией, по результатам которого Россия получила Ингрию, Эстонию, Ливонию, часть Карелии и Финляндии, после чего Швеция окончательно перестала быть великой державой.

Личное приглашение царя немедленно прибыть из Венеции в Париж для встречи с ним также говорит о том, что Савва был ему очень нужен. Во время официального визита во Францию царя окружали ближайшие сподвижники и высокопоставленные чиновники: вице-канцлер Шафиров, Петр Толстой, князь Долгорукий, генерал Ягужинский, секретарь Макаров, личный врач царя Арескин и другие, не менее 57 человек. И все они играли важную роль в блестящей карьере самого Саввы Владиславича.

Известно также, что царь намеревался посетить Венецию. Однако насыщенная программа пребывания в Париже, во время которого он побывал всюду – от Монетного двора до Сорбонны, от парламента до заседания Академии наук, от казарм до дебатов с университетской профессурой о единстве церквей – заняла все его время. Позже мы увидим, что не было ничего странного в том, что для таких споров и дискуссий ему непременно требовался Владиславич.

Царя Петра Великого интересовал вопрос вероисповедания не только в собственной державе, но и в других государствах. В России уважали все религии, кроме иудаизма. Однако эта толерантность породила многочисленные секты, которые часто становились источником беспорядков. В стране развились три главных направления: христианство, ислам и язычество. Из христиан преобладали православные, особенно после разделения церкви на Западную и Восточную. Позже от христианства отделилась большая секта так называемых раскольников, которые, теряясь в толковании туманных и запутанных догм, стали своего рода религиозными коммунистами, однако без примеси мистики и догматики. Они подвергались преследованиям, и потому запирались в своих строениях по 400–500 человек и сжигали сами себя во имя спасения душ; все предметы, которых касались люди иной веры, раскольники считали нечистыми. Подавление других сект также дурно сказывалось на авторитете государства. Поэтому Петр I запретил преследовать сектантов и разрешил им проповедовать открыто, наказывая их только удвоением налогов.

Однако Петр Великий рассматривал вопрос веры как одну из фундаментальных опор всякого государства. С помощью митрополита Феофана Прокоповича по его приказу были написаны новые церковные книги, религиозные исследования и учебники: катехизисы, толкования Евангелия, толкования процесса крещения (окропления или погружения в воду), книга об исповеди, о браке (венчание представителей разных вероисповеданий), история церкви и т. д.

При Петре I в России существовали и другие христианские конфессии. После присоединения литовских, эстонских, финляндских и карельских провинций распространение получило лютеранство, ставшее второй христианской верой после православия. Было много кальвинистов и католиков. Все церкви были одинаково свободны, что, впрочем, всегда отличало православные государства от неправославных. Никому не мешало, что многие высшие офицеры и генералы в армии не были православными: например, граф де Брюс был кальвинистом, барон Остерман и Ягужинский – лютеранами, а наш земляк адмирал Змаевич – католиком и агентом римской пропаганды.

 

3

Пребывая в Париже в качестве официального гостя Франции во время второго путешествия в Европу, русский самодержец отправился осмотреть знаменитую Сорбонну. Многие так называемые доктора Сорбонны, прослышав о плохих отношениях между Россией и Святым престолом, попытались примирить великого православного царя с папой. Они же подняли вопрос о примирении и объединении христианских церквей. Царь Петр пустился с ними в дискуссию, похоже, догматического характера. Но сорбоннские теологи засыпали его массой религиозных деталей, в которых царь Петр не очень-то и разбирался. Они утверждали, что между католичеством и православием нет разницы, царь же, напротив, подчеркивал, что есть два принципиальных различия, которые разделяют эти две Христовы церкви, но не смог назвать их, отговариваясь тем, что он правитель и солдат, а не теолог. Доктора Сорбонны утверждали, что сам святой Павел настаивал на единстве христианской церкви, и заявляли, что протестанты нашли способ объединиться с некоторыми восточными верованиями. Православие, как и Рим, признает единого Бога, представленного Святой Троицей; различает две природы Христа; разделяет идею первородного греха; проповедует милосердие и отпущение грехов; признает семь священных заповедей; признает, что хлеб и вино в алтаре превращаются в тело и кровь Иисуса Христа; признает таинство святого причастия… Православие признает Богородицу Матерью Христовой; признает святителей на небесах; обожествляет мощи так же, как и католики; велит молиться и подавать милостыню; обожествляет иконы и мучеников; принимает исповедь и причащает; считает, что церковь приняла от Христа право давать законы… Православие признает Святое Писание боговдохновенным; признает традиции и единство христианской церкви, которая суверенно судит о вере, как и католическая апостольская церковь… Говорят, что Петр Великий утонул в дискуссии словно в морской пучине.

А в чем различие? В дисциплине. Но ведь она может быть разной в различных церковных течениях, не нарушая их единства. Царю Петру цитировали святых Фирмилиана, Августина, Эусебио… Единство означает одно, а церковный обычай – другое, как это признали Теофилакт, Деметрий, Иоанн Киприот, Варлаам, Григорий Протосингел… – не прекращали убалтывать царя теологи. Поэтому России не стоит опасаться, что папа отменит некоторые обычаи, ведь позволила же это сделать англиканская церковь – советовали они Петру Великому. Владыки – последователи апостолов, а викарии – Иисуса Христа. Епископ Рима – законный наследник святого Петра, и потому он борется за единство церкви… Доводы сорбоннских докторов смутили царя. Главное, продолжали они, принять верховенство епископского престола в Риме над всеми прочими владыческими столицами христианского мира… Это они внушали царю в Сорбонне.

Папа пользуется властью только для выбора епископов церкви, и то лишь на основании Конкордатов, заключенных с королями… Следовательно, вся разница только в догматах, и состоит она в следующем: православие исповедует, что Святой Дух исходит от Бога Отца, а католики – от Бога Отца и Бога Сына… Но святые Василий и Григорий Теолог разъяснили, что в греческой догматике одно слово обозначает одновременно и «от», и «по».

Царь Петр Великий к концу дискуссии чувствовал себя не лучшим образом. Подобные мелочи привели в смущение самоуверенного царя, естество которого не могло примириться с абстрактной религиозной диалектикой. Доктора Сорбонны все свои принципы изложили для него в специальном Меморандуме, который передали царю 15 июня 1717 года с просьбой вручить его царице Екатерине (!) и попросить ее, защитницу всего великого в государстве, оберечь и Церковь, которая превыше всего.

Историю посещения Петром Великим Сорбонны мы приводим не случайно, да и не без связи с нашим Саввой Владиславичем. Еще 24 марта 1717 года царь из Роттердама вызвал его на встречу в Париж. Как бы это ни выглядело странно, царь вызвал его именно для поддержки в подобных дискуссиях. Нельзя было отказываться от дискуссии в Сорбонне, когда речь шла о примирении со Святым престолом и о последующем объединении христианских церквей.

Следует помнить: царь ответил докторам Сорбонны, что он лично не может ответить им на эти догматические мелочи и теологические тонкости, но согласен, чтобы на Меморандум ответили ученые епископы русской церкви, если и сорбоннские доктора согласятся с этим… Такой ответ напоминает нам методику Саввы Владиславича, которую он применял в дипломатической деятельности: ни в коем случае не обострять, не доводить дело до открытой схватки, не поддаваться страстям, не предлагать быстрых и крутых решений. Отложить все, что не уяснено до деталей. Это – правило настоящего дипломата.

Личное влияние Саввы на результаты дискуссии в Сорбонне доказывает тот факт, что вскоре после этого его послали в Италию в ранге полномочного министра для переговоров с Климентом XI о примирении России со Святым престолом и для заключения конкордата об окончательном решении вопроса о положении католической церкви в России.

Савва Владиславич с 1716 по 1722 год постоянно пребывал в Венеции, с перерывом на выполнение миссии у папы римского. Следует отметить, что именно в этот период на Балканском полуострове и на востоке Европы происходили значительные, судьбоносные события. Это была так называемая венецианско-турецкая война, завершившаяся Пожаревацким миром 1718 года. Как известно, война началась после нападения Кеприли-паши на Черногорию; он стремился наказать, уничтожить ее за восстание 1711 года. А также и для того, чтобы раз и навсегда прекратить сотрудничество Черногории с Венецией, которая была главным врагом Турции в этих краях.

После восстания 1711 года Савва Владиславич не мог равнодушно взирать на кровавый поход Кеприли-паши. Тот был непримиримым врагом всех христиан, а в особенности – сербов. По деду Мехмеду он был албанцем, дед и отец его были визирями. Нуман Кеприли, которого у нас ошибочно называют Чуприличем, словно он серб, в 1710 году женился на дочери султана Мустафы II, а позже и сам стал великим визирем в Боснии. Там Нуман тщательно подготовил поход на Черногорию, и, питая арнаутское чувство кровной мести, решил стереть ее с лица земли с жестокостью и кровожадностью, которых еще не знала история европейских войн.

Он не требовал, как это обычно бывало, покорности от Черногории, вассального подчинения и даже полной аннексии, не требовал заложников, отступных или дани, но немедленно приказал выдать ему бунтовщиков, владыку Данилу и Вукота Вукашиновича из Катуна и еще 18 уважаемых черногорских вождей, чтобы немедленно казнить их. Не добившись выдачи, он начал войну. Нуман ударил из Сараева, через Невесинье и Гацко, по Черногории, ведя за собой 40 тыс. боснийских и турецких воинов. Вскоре он опустошил и без того разграбленную Черногорию, поубивал кого смог и увел в рабство 3 тыс. черногорцев вместе с женами и детьми, а владыку Данилу вынудил скрыться в Сеньской Риеке (Фиуме), откуда тот бежал в Россию. Сразу после этого султан объявил войну Венеции, оказавшей помощь Черногории.

Война началась за несколько месяцев до прибытия Владиславича в Венецию, а развивалась она как раз во время его пребывания в городе Святого Марко. Турки отняли у Венеции Морею, захватили Далмацию и Герцеговину, где за время оккупации боснийский паша с 50 тыс. солдат причинил венецианцам много зла. Но армия дожа отвечала на эти удары захватом Нижней Неретвы, Попова, Требинья и Зубаца, пока не обессилела и не оказалась перед лицом поражения. К счастью, Евгений Савойский во главе армии австрийского императора Карла VI разбил турок под Сентой и Белградом, и Турции пришлось заключить в 1718 году Пожаревацкий мир. Однако по его результатам Венеция, как и после Карловацкого мира (1696), вынуждена была отдать земли, отвоеванные в Южной Герцеговине и в окрестностях Дубровника. Сербы же получили свои приморские земли, оказавшиеся на краю гибели.

 

4

Мог ли Савва Владиславич, главный советник Петра Великого по вопросам европейского Востока, не принять участия в событиях, предварявших Пожаревацкий мир, во время которых решалась судьба сербских земель, и в первую очередь его родной Герцеговины? Осенью 1717 года Савва Владиславич выехал из Венеции в Дубровник для встречи с семьей, после чего в том же году увез мать в Херцег-Нови – то есть в то время, когда вокруг бушевала венецианско-турецкая война. Однако именно этот период в деятельности дипломата Владиславича остается нам абсолютно неизвестным.

Добавим, что тогда же в итальянском Неаполе оказывается бежавший из России царевич Алексей, которого посетил там по приказу царя Петр Толстой, старый приятель Саввы Владиславича. Мы не знаем, играл ли Владиславич какую-то роль в печальной истории побега царевича Алексея в Италию и возвращения его на родину. Нам кажется, что покупки с целью украшения Петербурга, совершавшиеся Владиславичем в Венеции, были вовсе не самым главным его занятием, равно как и крупные государственные сделки с целью развития торговли между Россией и Италией и его личные сделки с крупными местными фирмами.

Правда в венецианских бумагах сохранилось множество сведений о кораблях Владиславича. Украшение Петербурга действительно отнимало много времени у соратников Петра Великого. Посланник царя в Париже был сильно занят различными заказами. Царь в 1715 году пишет Зотову: «Как вам при отъезде наказано стараться о механике и прочих, то же и ныне подтверждаем, к тому же сие прилагаю: понеже король французский умер, а наследник зело молод, то, чаю, многие мастеровые люди будут искать фортуны в иных государствах, чего для наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропустить, также и будут ли что из двора продавать, а именно уборов каких шандерей и прочего». И в самом деле русское царское посольство (Зотов, Лефорт) отослало царю знаменитых французских художников, списки которых сохранились до наших дней. Отправлялись царю и бронзовые отливки различных предметов, оград, фонтанов и т. и. Посылались и мастера по мрамору, дереву, стали; умельцы, изготавливавшие фигурки из воска, медальеры и чеканщики монеты, театральные художники, среди которых были Леблан, Лаваль, Луи Каравакк. Всемогущий князь Меншиков в 1717 году лично извещает царя Петра о том, что заказал Каравакку полотно в память Полтавской битвы.

Академик Пекарский сообщает, что Савва Владиславич в Венеции превосходно организовал торговые дела русского правительства. «В числе молодых людей в Венеции был и Петр Неплюев, который оставил записки о своей жизни. Он пишет, что вместе с Саввой Рагузинским занимался торговыми делами российского правительства в 1717 году. Также и П. И. Беклемишев, отпрыск старого русского рода, занимался переводами для театра». С другой стороны, мы знаем, что этот Беклемишев, с которым Владиславич работал в Венеции, служил русским дипломатическим агентом.

Во всяком случае иностранных дипломатов заинтересовала поездка Владиславича в Венецию. Это видно из корреспонденции французского дипломатического агента Делави от 1717 года, который сообщает своему правительству, что дипломаты не знают, зачем Владиславич отбыл в Венецию и чем он там намерен заниматься. Об этом Делави сообщает французскому регенту герцогу Орлеанскому с нарочным.

Что же касается торговых отношений России с Венецией, то они значительно оживились именно в тот период. Мы обнаружили в Архиве Венеции документ, подтверждающий, что в 1711 году Петр Великий выдал некоему Димитрию Бецци (Bezzi) русский консульский патент. Этот патент по принятому в то время торжественному обычаю 22 июня 1711 года принял торговый магистрат Венеции. Есть сведения и о том, что 25 июня того же года упомянутый консул полностью вступил в должность. Судя по всему, это было началом регулярных связей между двумя государствами, а не просто между двумя фирмами, и Венеция стала проводить в отношении Москвы более активную политику. В то же время дож посылает в Москву торговую делегацию во главе с дворянами Федерико Фоскари, Пьетро Гримани и Николо Вениеро.

В Архиве Венеции особо упоминается некий Бованни Скьяво, отвечавший за эти связи, а в его бумагах упоминается и Савва Владиславич. Русские и венецианские документы свидетельствуют, что Владиславич во время пребывания в Венеции в должности надворного советника царя возглавлял там русскую экономическую миссию.

К сожалению, в Венеции не удалось найти документов, связанных с тогдашней постоянной миссией Владиславича. Однако мы располагаем сведениями о связях Владиславича с деловыми людьми, среди которых упоминается Джованни Скьяво, литовец Константин фон Ахен, а также венецианский патриций Доменик Готтони и еще некий Иннокентий Лорис, который, похоже, играл важную посредническую роль.

Существует документ, говорящий о некоем нашем человеке в Венеции, который служил у Саввы Владиславича. Это Антоние Войнович, родом из Дубровника. Он известен и по сербским источникам: в 1712 году Савва Владиславич Рагузинский направил в Москву просьбу заверить три экземпляра завещания Антония Воинова, его приказчика, который скончался в Нежине, распорядившись в завещании своим имуществом, находящимся в Венеции. В актах находится список завещания на латинском языке, Савва Владиславич свое прошение также написал на латыни.

Приведенные выше сведения, почерпнутые из французской дипломатической корреспонденции, очень интересны. Французский дипломатический агент Делави был лично знаком с Саввой Владиславичем еще в Петербурге. В письме своему правительству от 14 января 1715 года он сообщает, что ужинал у Саввы Владиславича, царского министра, к которому относится с большим уважением: «…je dinai avant hier chez Mr. Sava, minister du Czar, fort estim de ce prince».

Позднее, в 1717 году, во время пребывания Саввы Владиславича в Венеции, Делави сообщает французскому регенту герцогу Орлеанскому о некоем Пардери, который ищет места в России:

Кстати, Пардери знаком с царскими министрами, господами Шафировым, Петром Толстым и г. Саввой, поскольку тайно встречался с ними в Эдирне в 1713 году, когда еще находился под руководством г. Дезиера. Особенно хорошо знает г. Савву по тому времени, когда французским послом в Порте был г. Шатонёв. Савва по национальности дубровчанин, в Царьграде торговал под французским покровительством, оттуда переехал в Московию. Царь его уважает, поскольку передал в его управление все, что относится к торговле, во всем царстве. Савва получил от царя приказание прибыть из Италии, где он теперь находится, в Париж. Я уже имел честь сообщить г. маршалу Экселю, что он прибыл сюда и желает видеть Ваше Королевское Высочество. У меня не было времени разузнать причины его поездки в Италию и Венецию, поскольку он отбыл повидаться с царем.

 

5

Во время пребывания в Венеции Савва Владиславич успел жениться. Это был его второй брак. Имя и происхождение первой жены мы не смогли установить, несмотря на все попытки предпринятые в родных местах Саввы, в царьградской Патриархии, и, наконец, в России. Его первая жена, скорее всего, была или сербка, или гречанка, или левантинка, поскольку в Царьграде он был женат еще до отъезда в Россию. От первого брака у него был сын Лука, названный так в честь отца Саввы.

Брак Саввы Владиславича в Венеции состоялся 19 сентября 1720 года. Невеста Вирджиния была из семьи венецианских патрициев Тривизани, в роду которых был дож Марк Антонио Тривизани (умер в 1554 году). Отец невесты, патриций Камилло Тривизани, в то время был подестой в Кремоне. Сообщая графу Апраксину о женитьбе, Савва Владиславич пишет, что его будущий тесть, отец невесты, был одновременно сенатором.

Мать невесты, Корнелия Бенцони, родом из Кремоны, также была из семьи патрициев. У нее было несколько сыновей, один из которых стал священником, и единственная дочь Вирджиния, ставшая женой Саввы Владиславича.

Вирджинии исполнилось всего 22 года, в то время как молодожену было уже около 50. В Венеции того времени не было принято заключать такие неравные браки, но этот можно объяснить личным престижем Владиславича, в то время надворного советника Петра Великого, то есть человека из ближайшего окружения царя. К тому же он был физически силен и красив. Сыграло роль и его личное обаяние, характерное для велеречивых и стройных герцеговинских сербов с гордыми, сильными и, как говорят в Дубровнике, гармоничными характерами. Наконец, сыграли свою роль и высокие духовные качества Саввы, которые помогли ему достичь в жизни таких высот. Возможно, Вирджиния решилась выйти замуж, увлекшись перспективой стать придворной дамой в блистательной юной столице, а также немалым личным богатством Владиславича и его рассказами о геройском дворянском сербском происхождении.

Родоначальника семьи Тривизани звали сир Паоло Тривизан из епархии Св. Евстахия, в отличие от других Тривизани, которые происходили из другого прихода. Впервые Паоло Тривизани упоминается 2 декабря 1379 года. В книге о венецианских гербах, отпечатанной в 1500 году, сказано: «Тривизани, которые имеют в гербах голубые и золотые ленты, пришли из Тривизы в 856 году, и люди эти заслуживают доверия, а особо способны в море-плавании». По прибытии они построили в Венеции церковь Св. Иоанна Нового. Однако трудно установить, когда именно Тривизани появились в Венеции. Некоторые исследователи считают, что они ведут свой род с 1157 года.

Известно, что упомянутый сир Паоло 2 декабря 1379 года, во время Кьоджанской войны с генуэзцами, выложил на оборону Венеции 15 тыс. дукатов, что по тем временам составляло огромную сумму, доказав тем самым богатство рода. Патриотизм и благотворительность сира Паоло Тривизаны были вознаграждены правительством: он и его потомки получили право заседать в Большом совете. У сира Паоло было три сына: Джованни, родивший знаменитого государственного деятеля Захарию, Аццо и Антоний. Потомки Тривизани дали Венеции нескольких знаменитых людей – писателей, администраторов и политиков. Самым известным стал Дож Марк Антонио Тривизани, избранный 4 июня 1553 года и скончавшийся уже в следующем году. Линия Вирджинии Тривизани-Владиславич исходит от старшего сына сира Паоло, Джованни. А дож Марк Антонио Тривизани ведет родословную от среднего сына, Аццо.

Величайшей гордостью семьи, наряду с другими славными именами, был, естественно, дож Марк Антонио. В набожной Венеции XVI века он прославился богоугодными делами. Историк Муратори пишет, что это был самый набожный венецианский дож: «il piissimo doge di Venezia». Он пробыл дожем всего лишь год, однако у него и ранее были огромные заслуги в самых разных отраслях государственного управления. Особенно хорошо он организовал управление республикой после завоевания Кипра и Камбры. К семье дожа Марка Антонио принадлежал знаменитый венецианский генерал Маркиа, доставивший в Венецию частицу крови Христовой, которая по сей день хранится в венецианском соборе Деи Фрари.

Знаменитый художник Тинторетто несколько раз писал дожа Тривизано. В тронном зале Дворца дожей он изображен коленопреклоненным, благоговеющим перед возносящимся Христом: справа от него преклонил колени предыдущий дож Пьетро Ланди. В венецианской галерее Academia delle Belle Arti находится знаменитый портрет Марка Антонио, также кисти Тинторетто.

Дож Марк Антонио Тривизани упокоился в центре периферийной венецианской церкви Сан Франческо де ла Винья, под прекрасным надгробием, на котором нанесены только имя и дата смерти дожа. По углам высятся большие бронзовые подсвечники со львами Святого Марка, что подчеркивает государственный характер могилы, однако они слегка пострадали от времени. Память о доже Тривизани в этой церкви отмечена и над часами у входа в сакристию. Рельеф изображает его молящимся Христу на коленях, со львом Святого Марка в левой руке. Говорят, это работа Джироламо Кампаньи, архитектурное решение приписывают самому Сансовино. Дож Тривизано изображен коленопреклоненным в молитве не только потому, что был, как говорит Муратори, самым набожным дожем, но и потому, что скончался он во время молитвы, стоя на коленях. Ему приписывают и другие легенды подобного рода. Говорят, однажды он уснул во Дворце дожей на роскошной постели, и ему приснилось, что на площади Св. Марка замерзает нищий. А когда он спустился, чтобы посмотреть на него, оказалось, что там замерзает св. Игнатий Лойола.

Отец Вирджинии Тривизани-Владиславич, венецианский патриций Камилло Тривизани, сам был одним из влиятельнейших господ в Serenissima dominante citta di Venezia. Он гордился тем, что носит имя дожа, чей портрет кисти Тинторетто висит над престолом венецианских дожей в зале Сената Дворца дожей. Между тем о нем самом нам не удалось найти почти никаких сведений. Он был подестой в Кремоне, на родине своих предков, пришедших туда из Фриули, откуда потом, скорее всего, в XV веке они перебрались в Венецию. Он был венецианским сенатором, как об этом говорит Владиславич в письме, отправленном графу Апраксину по случаю женитьбы.

Камилло Тривизани родился 20 мая 1656 года и венчался с донной Корнелией Бенцони, также венецианской патрицианкой, матерью Вирджинии, 2 августа 1698 года. В Венеции он жил с сыном Марко Антонио в крыле дворца своих предков, в епархии святого Евстахия, у моста дель Равано, а в другом крыле, на фундаменте С Pesaro, проживала с остальными сыновьями донна Корнелия. Камилло скончался 4 июня 1718 года на 64-м году жизни, всего за три месяца до венчания его дочери Вирджинии с иллирийским графом Саввой Владиславичем. К большому сожалению, мы не смогли отыскать завещание Камилло Тривизани, а ведь из него можно было бы многое узнать о Савве и Вирджинии. Однако сохранилось завещание его супруги Корнелии, из которого следует, что он умер в Кремоне и похоронен, как подеста, в кафедральном соборе. Его завещание тоже могло бы найтись, если бы пожары 1797 и 1799 года не уничтожили городские архивы. Старая надгробная плита на полу собора также была снята в 1833 году во время ремонта – так был утрачен последний след Камилло Тривизани. Следует добавить, что в то время подесты в Кремоне завершали жизненный путь отнюдь не мирно. К тому же бросается в глаза, что Камилло Тривизани похоронили сразу, в день смерти. Правда, это можно объяснить и тем, что он умер сразу после полуночи, а тело было предано земле в тот же день еще до наступления темноты. Во всяком случае, важно то, что отпевал его сам епископ, а похоронили его посреди кафедрального собора.

Об отце Вирджинии известно еще и то, что его братья породнились с другими знаменитыми венецианскими семьями – Балби, Дандоло, Содерини и Негри. Следовательно, именно в этих кругах вращался Савва Владиславич во время своего пребывания в Венеции.

Мать донны Вирджинии была венецианской патрицианкой из рода Бенцони-Бригадини-Джакомо. Семья Бенцони также была родом из Кремоны. Ее прославил Джорджо Бенцони, который еще в 1407 году стал венецианским дворянином. Живя в Венеции, Тривизани и Бенцони веками сохраняли духовные и материальные связи с Кремоной. Донна Корнелия на тринадцать лет пережила своего мужа: скончалась 13 февраля 1731 года.

Наконец, о братьях Вирджинии известно следующее: у дона Камилло и донны Корнелии было пятеро сыновей и одна дочь. Братьев звали: Лунардо, который стал священником и умер молодым (1700–1730), Марк Антонио, Габриэль, Бенетто, и еще брат Джорджо, которого мать не упоминает в завещании, вероятно, потому, что он умер прежде нее. У Габриэля был сын, которого также звали Марк Антонио, скончавшийся раньше отца. С ним угасла эта ветвь рода Тривизани.

Ровно столько я смог разузнать о семье донны Вирджинии, жены Савы Владиславича.

Брак Саввы Владиславича с Вирджинией Тривизани был оглашен 19 сентября 1718 года. Венчание проходило в доме невесты на улице Санта Стае по католическому обряду. Дружками были два венецианских патриция, Марко Молнии и Доменико Котони. До сих пор не удалось найти свидетельство prova di liberta, то есть документ о том, что Савва в то время не был женат и мог заключить новый брак. А ведь по этому документу можно было бы выяснить, когда и где именно он родился, имя его первой жены, ее происхождение и имена свидетелей на первом венчании. Но такой документ должен был существовать! Может быть, мы его разыщем позже, как мы нашли все, что имеет отношение к Вирджинии Тривизани.

Венчал Савву священник из церкви Санта Стае Андреа Галли. Для полного счастья в тот день не хватало только отца Вирджинии, который умер за три месяца до венчания.

Спустя четыре дня после обряда в доме невесты брак при более широком стечении гостей благословили в знаменитой венецианской церкви Кармелитани Скальпи. Документ о браке Саввы и Вирджинии находится в венецианской церкви Сан Касьяно, в книге регистрации браков, заключенных в церкви Санта Стае. В ней записано: граф Савва, сын Луки Владиславича, представил удостоверение о свободе и заключил этот брак, что подтверждают здешний приходской священник и патрицианка Вирджиния, дочь покойного дона Камилло. Венчание оглашено в доме невесты, брак совершал священник церкви Санта Стае. Свидетелями были патриции Марко Молнии и Деменего Готтони.

Было бы очень важно узнать, венчался ли Савва Владиславич в Венеции только по католическому обряду или также по православному, ведь в то время в Венеции существовала греческая православная церковь. Однако наши поиски в архивах этой церкви результата не дали. Если Владиславич и в самом деле венчался во второй раз по православному обряду, то это могло произойти только в России, но должно было обязательно состояться, потому что Савва был истинно верующим православным, тем более что это было необходимо совершить ради продолжения рода и установления порядка наследования. К сожалению, нам не удалось найти в России никаких документов.

В акте венчания указано, что Савва в Венеции жил в contr San Angelo. Это был известный квартал адвокатов и других посредников во всех делах венецианского правительства.

Ровно столько могу я сообщить о пребывании Савы Владиславича в Венеции с 1716 по 1720 год.

 

6

Дела с католической верой в России обстояли очень непросто. В 1720 году Савва Владиславич получил через Петра Неплюева, русского дипломатического агента в Beнеции, документы для аккредитации в качестве полномочного министра Петра Великого: ему предписывалось отправиться в Рим и начать переговоры с папой Климентом XI о заключении конкордата между Россией и Святым престолом. Известно, что папа принял Савву 14 ноября 1720 года. Владиславич взял с собой в Рим молодую жену, и вполне вероятно, что там он просил папу благословить их брак.

Папа Климент XI был родом из аристократической семьи Альбани, которая, как полагают, переселилась в Италию из Албании во времена Скендербега. Семья обладала огромными богатствами, однако род быстро прервался. Нынешний знаменитый римский дворец Палаццо дель Драго был когда-то их собственностью, а библиотека и галерея семьи Альбани соперничали с галереями Боргезе. Племянник папы Александр придал блеска этой вымирающей аристократической семье.

Прежде она проживала в Бергамо, позже в Удбино, после чего наконец переехала в Рим. Про папу Климента XI, который провел на престоле целых двадцать лет, историк Муратори говорит, что он был одним из величайших пап римской церкви. Он правил с1700по1721 год. Между Россией и Святым престолом разногласия возникли в связи с «дипломами и титулованиями Царскими». Кардинал Оттобони был назначен для переговоров с полномочным царским министром Владиславичем. Отношения были неважными. Русский царь предоставил равные права всем католическим орденам, за исключением иезуитов, которых он ненавидел за их стремление вмешиваться в политику, а к капуцинам относился хорошо.

Ватикан сразу же представил Владиславичу проект свободы деятельности миссионеров в России, на который Владиславич ответил своим проектом. Владиславич разделял точку зрения царя, который требовал полного удаления иезуитов из России. (Некоторые историки утверждают, что еще 21 февраля Савва лично предложил отправиться в Рим, поскольку считал, что папа согласится «только на духовное царство»; иными словами, католическая церковь перестала бы вмешиваться в русскую внутреннюю политику. По другим источникам, Владиславич уже в 1716 году исполнял обязанности русского посланника при папе.) Савва настаивал на том, чтобы «отправиться в Рим и нанести там свой набожный визит», что он и сделал 14 февраля 1720 года.

Климент XI верил, что наконец удастся добиться соглашения с Россией, хотя дела шли не так уж и хорошо. Точнее сказать, они продвигались очень тяжело. Римская пропаганда на протяжении веков пыталась распространять в России католицизм, причем не с помощью европейских правящих дворов, поскольку Россия не контактировала с ними вплоть до воцарения Петра Великого, а с помощью миссионеров, в первую очередь иезуитов, которые привыкли не считаться со средствами. Энциклопедически образованный загребский монах Крижанич писал из России оптимистические письма, сообщая, что если ему удастся получить место царского библиотекаря, то он вовлечет в католицизм сначала царский двор, а потом и всю Россию. Правда, в итоге он много лет провел в сибирской ссылке, а после освобождения в 1683 году умер в лагере Собесского, который осаждал Вену. Отдельные далматинские епископы, в особенности Вицко Змаевич и Матия Караман, особенно отличились в России страстной пропагандой католицизма, о чем хорошо знал Савва Владиславич. Осознавая, какую опасность для России представляет соглашение, обеспечивающее безоглядный прозелитизм, особенно в пику православию, Владиславич во время переговоров со Святым престолом был крайне осторожен.

Во время пребывания в Италии он должен был выполнить еще два странных поручения. Царь Петр, коллекционировавший редкости, особенно старинные, послал в Рим некоего Юрия Кологривова, чтобы тот закупил там картины и статуи великих мастеров. Тому здорово повезло: он отыскал и купил только что обнаруженную прекрасную античную Венеру и после небольшой реставрации решил отправить ее в Россию. Однако губернатор Рима Фальконьери перехватил контрабандный груз и конфисковал Венеру. Кологривов известил об этом царя и попросил его о помощи. Канцлер Головкин и вице-канцлер Шафиров вступили в длительную переписку с кардиналом Оттобени и римским правительством. Наконец в дело вмешался сам папа Климент XI. Тогда царь велел Владиславичу, который в тот момент находился в Венеции, лично принять участие в этом деле.

Пирлинг в большом труде об отношениях между Россией и Святым престолом, рассказывая о вмешательстве Владиславича, говорит, что Савва был родом из Дубровника, что, по его мнению, означало его принадлежность к католической церкви. Он характеризует Савву как «энергичного и предприимчивого, пользующегося доверием Рима дубровчанина». Между тем переписка Москвы и Рима по этому вопросу принимала все более странный характер. Спор по поводу античной Венеры стали увязывать не только с положением католической церкви в России, что было так близко сердцу папы, но и с мощами святой Бригитты, скандинавской княгини, скончавшейся в Риме в 1373 году на 69-м году жизни. Ее мощи находились в Стокгольме. Кардинал Оттобони мечтал заполучить любую часть этой реликвии для своей церкви, которая находилась неподалеку от его дворца в Риме. Полагая, что вопрос с мощами святой Бригитты невозможно было решить без помощи русских, Оттобони и министр Владиславич помимо конкордата должны были заняться весьма запутанным делом об античной Венере и мощах. Помимо всего прочего, к этому добавилась и тяжелейшая проблема православной церкви в Польше, католической стране, совершенно нетерпимой в вопросах веры.

Папа Климент XI всячески старался помочь Владиславичу. Он не только позволил вывезти Венеру, но и лично преподнес ее царю «с величайшей куртуазностью», однако взамен истребовал мощи святой Бригитты. Он также заявил Владиславичу, что в случае получения царских привилегий для своих священников в России он не только выразит Петру личную благодарность, но и признает его императорский титул, о чем страстно мечтал царь. С этого момента дела пошли как по маслу. Владиславич готовился преподнести папе царский указ о привилегиях миссионеров, после чего он получил бы от него документ о признании императорского титула Петра I. Савве Владиславичу, опытному дипломату, удалось устроить дела так, что и Рим, и Москва остались довольны; оставалось уладить лишь некоторые мелкие формальности. Однако 8 марта 1721 года Климент XI скоропостижно скончался, и его смерть не позволила обменяться уже заготовленными документами. По совету Владиславича, пишет Пирлинг, было принято осторожное решение отложить обмен документами до вступления в должность нового папы. Но дело обернулось так, что вслед за папой Климентом XI был похоронен и вопрос о конкордате России со Святым престолом.

Рассказывая о миссии Саввы Владиславича при Клименте XI, Пирлинг сообщает, что 21 января 1721 года, еще до начала переговоров о конкордате, Савва выехал из Венеции в Рим, видимо, по личным делам. Женившись на девице из патрицианской семьи, пишет Пирлинг, он отправился в Рим, чтобы оказать некую материальную услугу одному из родственников молодой жены. Возможно, эта поездка относилась к делу, следы которого мы обнаружили в архиве Венеции. Один из родственников Вирджинии Владиславич действительно нуждался в помощи, но это случилось гораздо позже даты, указанной Пирлингом.

Некая донна Дзанетта Дондоло, вдова Джироламо Тривизани, брата Вирджинии, попала в неприятную ситуацию, возникшую в связи с завещанием другого ее брата, Бенет-то Тривизани, так что последние потомки знаменитой семьи дожа оказались в стесненных материальных обстоятельствах.

Что же касается античной Венеры, которую папа выменял на мощи святой Бригитты, то Владиславич отправил ее из Рима еще с десятью статуями по маршруту, обозначенному лично Петром Великим. Царь писал канцлеру Головкину: «По сообщению Владиславича об известной статуе, приказываю послать ее в Инсбрук на ослах и в колыбельке, а оттуда Дунаем до Вены, где препоручить Ягужинскому, чтобы он сделал для нее телегу на рессорах и послал Венеру водою до Кракова. Кучером послать Иосифа Франка. Все прочие мраморные фигуры послать морем в Голландию».

В 1720 году античная Венера благополучно прибыла в Петербург. Выставленная в глубокой галерее, находившейся на берегу Невы у Летнего сада, она по царскому приказу охранялась вооруженным солдатом, чтобы ее не подвергли осквернению. Весь XVIII век Венера простояла в компании солдата с ружьем, меняя места пребывания: то в Царском селе, то в Михайловском замке, пока наконец в 1806 году не очутилась в Таврическом дворце. В 1840 году Венеру перенесли в Эрмитаж, где она и по сей день находится в XVIII зале Античного отделения под номером 315. На пьедестале – бронзовая полоса с надписью: «Императору Петру I в угодность подарил Папа Климент XI». Теперь ее зовут Венерой Таврической.

После заключения брака с Вирджинией Тривизани Савва Владиславич продолжал жить в Венеции почти без перерыва еще целых два года, пока царь не отправил его на переговоры с папой. Следовательно, Савва пробыл в Риме посланником до 1722 года. После смерти Климента XI он вернулся в Венецию, а оттуда отбыл в Москву.

Между тем помимо брака с девушкой из высшего венецианского общества он сумел получить титул венецианского патриция. Это представляет особый интерес. Мы нашли в архиве Венеции копию письма Саввы Владиславича к Дожу Джованни II Корнеру с просьбой к сенату признать его сербское дворянство, на основании чего он мог бы получить титул венецианского графа. Мы также обнаружили документ, которым признается его сербское дворянство и он наделяется титулом венецианского патриция. Вот письмо Саввы к Сенату:

Возвышенный князь,

Во все времена в Королевстве Иллирии, то есть в Сербии, выделялся мой род старинный, графа Саввы Владиславича, имеющий свое дворянство как по положению, так и по значению своих титулов. Они также со своими потомками на протяжении веков были записаны главными графами того Королевства.

Много есть доказательств совершенно ясных, которые подтверждают титул графский вместе со славным происхождением семьи моей, и все же есть благородное желание еще больше подчеркнуть это, и побуждает оно меня обратиться к Вашей Светлости с нижайшей просьбой, чтобы и Вы их еще более подчеркнули, изучив наидостовернейшие документы, которыми я располагаю. Моим заявлениям Ваша Светлость придаст и подтверждение, и неоспоримое свидетельство Власти, и прерогативы Вашей Светлости будут согласовываться с ними, укрепляя их Вашим Королевским соизволением, дабы осветили они прочие особенности, кои отличают мою личность и мою Семью. Благодарю.

1722, 26 марта.

На петицию Саввы Владиславича венецианский Сенат ответил уже 28 марта 1722 года следующим образом:

Утверждается на основании подлинных документов, которые проверил наш любезный Благородный господин Андреа Мемо, Судья де Терра Ферма, что граф Савва Владиславич происходит из семьи благородной Владиславичей в Иллирии, которая много веков пишется с графским титулом.

С другой стороны, чтобы дать нам свидетельство признания явного и полного его уважаемой личности, признавая одновременно и без того существующий титул его Семьи, Мы, властью этого Собрания, обновляем имя упомянутого графа Владиславича и его племянников и наследника титулом графа.

Принято в Суде Феода.

Дайте ему право насладиться своими привилегиями и прерогативами, которые присущи этому титулу, чтобы, благодаря благосклонному признанию со стороны Сената, он унес бы с собой и верное доказательство нашей общей любви.

За это решение сената голосовали так: за 159, против 5, воздержались 6. Подписал секретарь сената Джакомо Джузенелли. Диплом о присвоении титула подписал дож Джованни II Корнер 28 марта 1722 года. Это значит, что Савва получил титул через год после завершения переговоров со Святым престолом.

Оставалось совершить лишь одну формальность, а именно: сделать по указанию сената запись в Магистрате феодов. Тем не менее эту рядовую процедуру свежеиспеченный патриций Савва Владиславич не выполнил, по крайней мере нам такой записи обнаружить не удалось. Вероятно, что сразу после присвоения графского титула Савва отправился в Россию, не успев сделать полагающуюся запись.

Нас особенно интересует, какие иллирийские (сербские) документы рассматривал в Сенате патриций Андреа Мемо, на основании которых Владиславич получил титул венецианского графа. Во всяком случае припомним, что Андреа Мемо известен нам еще по тем временам, когда он был венецианским посланником в Царьграде; султан Ахмед III 8 декабря 1714 года, после набега Нуман-паши на Черногорию во время войны с Венецией, арестовал и бросил его в тюрьму. Андреа Мемо изучал иллирийские документы Владиславича и нашел, что Саввино иллирийское (сербское) дворянство полностью подтверждается.

Ни один сербский род, насколько мне известно, не сохранил документов о возведении в дворянство во времена древнего сербского государства, хотя благородное происхождение семей никогда не отрицалось народом. Да, о семье

Владиславичей в их родных краях и по сей день говорят, что они были дворянами «со времен старых сербских королей и царей», право которых на дворянство признавалось и далее султанскими фирманами. Не этот ли «султанов фирман» предъявил Савва венецианскому сенату в качестве доказательства наследственных прав сербского дворянина? Или же он свидетельствовал о своем более раннем дубровницком дворянстве, о котором с такой иронией говорит д-р Франьо Рачки как о «точном факте»? И вправду, мы не нашли в архивах и следа о дубровницком дворянстве Владиславича, хотя об этом вспоминает и императрица Екатерина I в своем указе о присвоении Владиславичу в 1725 году титула русского графа. И я задаюсь вопросом: а мог ли вообще не гражданин Дубровника и не католик получить дворянский титул?

Во всяком случае, сразу после получения титула венецианского дворянина Савва Владиславич выехал с молодой женой в Россию. Похоже, он захватил и мать, которой было уже за девяносто. В Архиве Дубровника хранится интересный документ: венецианское правительство послало в Приморье специальный корабль с несколькими дворянами, чтобы те с полагающимися почестями от имени республики Святого Марка сопроводили старую госпожу Симу Лукину Владиславич в Венецию.

По одним сведениям, Савва вез семью в Россию через Валахию и Галицию и далее в Москву, по другим – непосредственно из Италии отплыл в Петербург. Так утверждают русские источники. Русские прибывали в Италию и уезжали из нее несколькими различными маршрутами. Самым известным был следующий: Москва – Киев – Будапешт – Фиуме – Венеция; второй шел через Галицию и Валахию в Царьград; третий вел из Петербурга в Голландию, и далее через Брюссель и Париж. Савва хорошо знал этот маршрут, поскольку в 1717 году выезжал по нему на встречу с царем в Париже. А может, он выехал из Венеции на Вену и Краков, по пути, пройденному античной Венерой, отправленной Саввой в Петербург по указанию царя.

О том, что Савва с молодой женой и престарелой матерью вернулся непосредственно в Петербург, свидетельствует неопровержимый документ. Это письмо вице-адмирала Крюйса секретарю императорского кабинета Макарову, в котором он сообщает о его возвращении. Однако в дубровницком Архиве находятся сведения о том, что мать Саввы из Приморья отправилась в Сеньскую Риеку (Фиуме) вместе с Милорадовичем, что могло означать, что она уехала еще в 1712 году, когда после неудачного восстания в Черногории Милорадович возвращался в Россию. И уехали они якобы тайком, спасаясь от очень опасных ульциньских гусар, преследовавших их по пятам.

Вполне возможно, что она вернулась из России в том же 1712 году, поскольку царь Петр в письме дубровницкому Сенату пишет, что Савва Владиславич едет туда навестить свою семью. Однако несмотря ни на что, мы убеждены, что Савва Владиславич с женой и матерью выехал летом или весной 1722 года из Венеции прямо в Петербург, после шести столь успешно проведенных там лет.