Репин добавляет: "Этой страшной клятвой начинается поэма"6.

И.Е. Репин не раз выступал в защиту Антокольского от клеветы черносотенных изданий. Например, он счел своим долгом лично обратиться к А.С. Суворину со следующим письмом:

Воскресенье (февраль) 1893, Петербург

Многоуважаемый Алексей Сергеевич,

Только сегодня удосужился, чтобы написать Вам это неприятное письмо. Мне будет полегче, если я Вам напишу откровенно, что меня продолжает возмущать вот уже несколько дней. Как Вы могли допустить в Вашей газете такой бред сумасшедшего, как статья "Жителя" (псевдоним А.А. Дьякова. – С. Д.) против Антокольского?! Антокольский – уже давно установившаяся репутация, европейское, всесветное имя, один из самых лучших, даже, отбросив скромность, лучший теперь скульптор… Да что говорить про это – Вам все известно… На Вас лежит ответственность. Вы же не можете не видеть, что "Житель" Ваш – совершеннейший профан в искусстве… Вы это видите и чувствуете хорошо и – допускаете на страницы. "Житель" произвел жалкое, гадкое впечатление. Эта взбесившаяся шавка, выпачканная вся в собственной гадкой пене, бросается на колоссальную статую Ермака и на бронзовые изваяния Христа, в поту, во прахе прыгает эта куцая гадина на вековечные изваяния, в кровь разбивает себе бешеную пасть и корчится от злости; визжит от бессилия укусить несокрушимое, вечное…7 Впрочем, от "полуантисемитских" выпадов даже друзей Антокольский не был защищен.

Иван Николаевич Крамской (1837-1887), казалось бы, высоко ценил его творчество, но в письме Репину (от 28 сентября 1874 г.) не преминул упомянуть нос на статуе "Христос перед народом", несомненно, принадлежащий иудею, добавив, что он готов с этим согласиться, если найдет доказательства, что нос такого покроя может принадлежать человеку высоконравственному. Или позлословить в письме Ф.В.

Васильеву (от 20 августа 1872 г.) по поводу выгодной женитьбы Антокольского на богатой невесте. Или в письме В.В. Стасову (от 1 декабря 1876 г.) упрекнуть за "племенную особенность" – деловитость и практичность8. Впрочем, это все "ягодки"…

Упомянутое Распятие было изваяно по просьбе великой княгини Марии Николаевны, в то время президента Академии художеств, вознамерившейся крестить своего протеже.

Но, как библейский Иосиф, современный Мордухай устоял перед искушением… В одном из писем Стасову 1872 г. Антокольский не без иронии писал, что его мастерскую посещают великосветские дамы, задающие весьма тактичный вопрос: "Ах, скажите, неужели вы до сих пор еврей?"9.

По поводу "Христа" Антокольский писал Стасову: «…уже несколько недель работаю "Христа", или, как я называю, "Великого Исайю". Мне кажется, что одно название может доказать, что я совершенно желаю отказаться от первого моего "мистического" Христа. Я хочу изваять Его как реформатора, который восстал против фарисеев и саддукеев из-за аристократической несправедливости. Он встал за народ, за братство и за свободу, за тот слепой народ, который с таким бешенством и незнанием кричал: "Распни, распни его!!"…Он стоит перед судом того народа, за которого он пал жертвою. Я выбрал этот момент, во-первых, потому, что здесь и связался узел драмы. Его душевное движение в эту минуту является необыкновенно грандиозным.

Действительно, только в эту минуту Он мог сказать (и только Он): "Я им прощаю, потому что они не ведают, что творят". Во-вторых, под судом народа я подразумеваю и теперешний суд. Я убежден, что если бы Христос или Мудрый Исайя воскрес теперь и увидел бы, до чего эксплуатировали Его, до чего доведены Его идеи отцами инквизиции и другими, то, наверное, он восстал бы против христианства так же, как восстал против фарисеев, и еще десять раз бы дал себя распять за правду»10.

В 1871 г. мастерскую Антокольского в Академии художеств посетил И.С. Тургенев.

При появлении знаменитого писателя Антокольский, узнав его, сказал про себя: "Юпитер!".

Иван Сергеевич тоже был потрясен: о статуе "Иван Грозный"* он опубликовал в "Санкт-Петербургских ведомостях" (1871. № 50) заметку, в которой писал: "По силе замысла, по мастерству и красоте исполнения, по глубокому проникновению в историческое значение и самую душу лица, избранного художником, – статуя эта решительно превосходит все, что являлось у нас до сих пор в этом роде"11. Прошли долгие годы, но Тургенев не забыл пережитого когда-то потрясения. "Я не знаю, – писал он П.А. Кропоткину, – встречал ли я в жизни гениального человека или нет, но если встретил, то это был Антокольский…" А однажды смеясь отметил, что великий скульптор ни по-русски, ни по-французски правильно говорить не умеет. Конечно, автору "Вешних вод" был неведом язык, на котором Антокольский говорил превосходно, – идиш…

П.А. Кропоткин в "Записках революционера", в свою очередь, признался, что в молодости тоже восхищался "Иваном Грозным" и что особенно ему нравилась группа молящихся евреев и инквизиторов, спускающихся в "их (евреев. – С.Д.) погреб". "Христа перед судом народа" он смотрел вместе с П.Л. Лавровым и Тургеневым, который привел их в мастерскую Антокольского. Тургенев потребовал лестницу, чтобы обозреть скульптуру сверху. Нас тогда, констатировал Кропоткин, поразила умственная мощь Спасителя12.

***

* Александр II приобрел у скульптора эту статую. Илья Гинцбург, рассказывая о посещении императором мастерской Антокольского, прибег к сказочной символике – "Волшебная лампа Алладина" и "Соловей" Андерсена: уж очень необычным было появление здесь царя.

***

Итальянец, художественный критик Уго Ойетти, увидев эту работу Антокольского, писал в 1874 г. в газете "Fanfulla": «Инстинктивно поднимаю руку к шляпе и снимаю ее: мне кажется, что я нахожусь не перед статуей, но перед живым человеком, перед Мессией, Сыном человеческим, пришедшим на землю, чтобы положить фундамент будущей веры человечества.

Я видел меланхолически Покорного "Тайной вечери" Леонардо да Винчи, принимаемого за лучшее художественное воплощение Спасителя; я видел мистического Христа "Преображения" Рафаэля; агонизирующую голову Карла Дольче и Гверчино, что находится в галерее Корсини; видел умирающего Христа Микеланджело; гравюры превосходнейшего "Снятия с креста" Рубенса, находящегося в Эскуриале; офорты Рембрандта и мертвого Христа Делароша. Во всех этих картинах и… статуях нетрудно узнать под разными экспрессиями условный и мистический тип, который художники всех школ и всех времен считали себя обязанными приписать Сыну Божьему под угрозой услышать крик толпы о святотатстве.

Этот, наоборот, действительно сын женщины из Назарета Марии… вдохновенный проповедник апостольской веры, который после долгого блуждания по деревням Галилеи пришел – жертва своих убеждений – провозвестить царство правды в том Иерусалиме, который в скором времени запятнается его кровью…» Этот "Сын человеческий", по мнению Ойетти, не мог понравиться, конечно, тем, кто «"трудился" над установлением христианской мифологии: Этот Христос слишком схож с евангельским, чтобы встретить симпатии фабрикантов и импрессарио чудотворных икон. Перед этой статуей я понимаю… до чего бесконечно поле искусства и как оценка подобного рода художественного произведения может принять размеры религиозного вопроса». И далее: Антокольский "единственный первенствующий, кто остался в изобразительном искусстве и скульптуре"13.

Фамилия Антокольский довольно скоро стала нарицательной (происходит от названия предместья Вильны Антоколь). Так, в поэме Н.А. Некрасова "Современники" (1875) читаем:

(У Ф.М. Достоевского фамилия Антокольского упоминается лишь однажды в черновиках дневника за 1876 г. в весьма странном замечании: "Антокольский и белоручка Петр"14.

Вероятно, речь идет о памятнике Антокольского Петру I, о нем тогда много писали.

Почему "белоручка", непонятно: скульптура как раз изображает Петра-работника. А вот "обрамление" этой фразы, напротив, понятно: тут и Россия, и славянофилы, и Белинский, и Христос, и инквизиция, и даже "Письмо о жидах". Из других черновиков Достоевского о патронах Антокольского можно узнать следующее: "Репины – дураки, Стасов – хуже". Комментарии излишни15. Любопытно, что многие мысли Антокольского, изложенные в одном из писем Стасову, сродни мыслям Достоевского.) Авторы ряда статей и книг предлагали не считать Антокольского евреем, так как он якобы полностью воспринял русскую культуру и отдалился от своего народа. Спорный тезис. Если на мгновение эту мысль допустить, то не только иудей Антокольский или православный Антон Рубинштейн, но и официально признанный "певец русской природы" И. Левитан, которого как еврея не раз выселяли из Москвы, автоматически становятся "русаками". И это не доведенная до абсурда идея, а твердое убеждение правых. Так, М.О. Меньшиков, кроме названных лиц, предлагал исключить из числа евреев героя Карса генерала Геймана и почему-то Архипа Куинджи, который, как известно, писался греком и, вероятнее всего, был караимом (т. е. племенного отношения к евреям не имел, но прекрасно относился к раббанистам)16.

М.М. Антокольский не только не покидал ряды гонимых и не только создавал их типы, но в последние годы жизни работал над романом "Бен-Иегуда – хроника из еврейской жизни"17. Все это не мешало ему без всякой натяжки считать себя русским патриотом, свидетельство чему – его работы. Антокольский всегда помнил, что первой его способности заметила Анастасия Александровна Назимова: "Ее доброе, мягкое, материнское отношение ко мне, ее ласковый взгляд вдохнули в меня жизнь, и я ожил, ибо до нее ко мне никто никогда ласково не относился…" – писал он в автобиографии. После смерти Назимовой Антокольский планировал сделать на ее могиле надгробие, "в котором выразилось бы все, чем она была", и посвятить ей воспоминания. Надгробие из-за недостатка средств он не сделал. К сожалению, это не единственный не воплощенный им замысел. Из письма художника Ф.В. Чижова В.Д. Поленову от 5 марта 1875 г. узнаем, что "Антокольский вылепил эскиз памятника Пушкину – по мысли очень оригинальный… Скала, на ней на особого рода скамье-диване сидит Пушкин, опущенной рукой держит книгу, по скале, один за другим, по ступеням, проделанным в скале, тянутся произведения-фантазии: Борис Годунов, Самозванец, Пимен, Пугачев, Мазепа, Скупой рыцарь, Мельник, Татьяна, Моцарт, Сальери – много их, не знаю, всех ли я перечел. Я видел только в частях, завтра увижу в целом, теперь все собирается воедино. Пугачев, Скупой рыцарь и Моцарт очень хороши и типичны, остальные с подписями, то есть Годунов в Мономаховой шапке, Мазепа в гетманском одеянии…"18. Из письма Антокольского Стасову: "…отчего именно я читаю Пушкина…думаю об его памятнике. По-моему, то, что я хочу сделать, более всего будет характеризовать его, да при том будет оригинально (это наверное) и красиво"19. Замысел, как уже понял читатель, не реализовался, и вина в этом не только скульптора.

Несколько слов о муже А.А. Назимовой. Виленский генерал-губернатор В.И. Назимов (1804-1874) был одним из инициаторов отмены крепостного права. Присланный на его имя 20 ноября 1857 г. Александром II циркуляр положил начало крестьянской реформе. По выходе в отставку Назимов получил от государя адрес со словами: "Вестник мира и царской милости". Правые его люто ненавидели, не брезгуя доносами, обвиняли в связях с Герценом. Понятно, что он весьма либерально относился к евреям.

Конец жизни М.М. Антокольского был связан с Виленским краем. По предложению генерал-губернатора В.Н. Троцкого (птенца гнезда К.П. Кауфмана*) ему поручили создать памятник Екатерине Великой, возвратившей России эти "исконные" земли.

Марк Матвеевич с удовольствием выполнил этот заказ – свою последнюю работу.

Я начал рассказ об Антокольском с напоминания о погромах 1881 г. Он не мог остаться в стороне от этих трагических событий. И решил обратиться с просьбой к И.С. Тургеневу поднять свой голос в защиту еврейства.

***

* К.П. Кауфман (1818-1882), генерал, почетный член Петербургской АН; руководил присоединением к империи Средней Азии. Подробнее о нем см.: Дудаков СЮ.

Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма… С. 371-374, 382-383, 386.

***

Paris, 4 июня 1881 г.

Добрый и дорогой Иван Сергеевич!

Наше положение до того ужасное, что надо иметь камень на месте сердца, чтобы оставаться равнодушным. Я глубоко убежден, что Вы как поэт стоите выше всяких предрассудков, всяких партий, которые проповедуют: любить только себя и своих, а всех других презирать…

Тяжело становится, когда подумаешь, что те же люди, которые так недавно возмущались ужасами болгарских бедствий и с порывом великодушия жертвовали всем для освобождения болгар, для доставления им человеческих прав, что они же остаются теперь равнодушными зрителями всех ужасов, совершающихся у нас на юге.

Я бы не хотел допустить, что молчание или равнодушие есть в данном случае знак согласия. Но как же его иначе объяснить и отчего допустить Европе упрекать, что русские хуже турок? Нам ответят, что "ненависть к евреям племенная и происходит от экономических условий – ненависть, которую каждый всасывал с молоком матери".

Но ведь и турки говорили чуть ли не то же самое, и, однако, Европа не приняла этого за оправдание…

Но где причина и ключ ко всему этому?.. Евреи были всегда барометром и вместе с тем громоотводом всякой народной грозы – их гоняли, обвиняли везде и во всем тогда только, когда народное благосостояние стояло низко… Подобных фактов в истории много… Возьмем хоть то время, когда дикая орда слепых фанатиков шла во имя Христа против Христа, когда любовь к ближнему превратилась в меч, когда иезуиты жгли алхимиков и чародеев и за малейший проблеск знания обвиняли в ереси.

Это время мы вспоминаем теперь с содроганием… И вот во всей этой средневековой истории проходит один постоянный аккомпанемент: это стоны еврейского народа…

Но какое дело до этого русскому Яго: он прав по-своему, когда драпируется в патриотическую тогу и всеми чистыми и нечистыми средствами агитирует против ненавистного жида. Сотни раз он обвинял евреев в разных нелепостях и всегда успешно; сотни раз его опровергали. "Евреи высасывают кровь из народа", агитирует он, "евреи-шинкари процентщики". Но разве народу живется легче там, где еврея нет, и разве пьют там меньше? Кто проценты не берет? Отвечали ему: берут банки и государства. Если еврейские проценты невыгодны, то пускай открывают мелкий кредит для бедных. Далее: "Евреи опасные конкуренты для русской торговли" – тем же лучше для покупателей, от этого все становится дешевле, а не дороже. "Еврей избегает воинской повинности, обходит законы, дает подкуп и представляет опасную кооперацию", "государство в государстве". Но кого защищать?

Отечество, которого за ним не признают? Дайте им гражданство, и не будет надобности обходить закон; наконец, будто одни евреи только и дают взятки! Да и отчего начальство берет? Ведь оно-то должно подавать народу пример правды и справедливости. Поднимите уровень образования, дайте чиновникам возможность жить лучше, и тогда зла будет относительно меньше, как мы видим это на мировых учреждениях. Отнимите карантинные цепи от их "оседлости", и тогда не будет тесноты, отчаянной конкуренции и ненависти друг к другу, доводящей до столь зверских поступков.

В заключение: евреев упрекают, отчего они не искореняют своих недостатков? Но отчего же не дают им развивать свои способности: тогда недостатки сами собою исчезнут. Но тут-то и есть камень преткновения. Видите ли, боятся: "жид идет", боятся, ужасаются, что еврей может их испортить еще больше, точно еврей не может требовать своих человеческих прав, точно он не исполняет разных государственных повинностей и точно не проливал свою кровь на Балканах. Разве интеллигентный еврей не стремится к объединению с русскими? Разве он не трудится на пользу общества? Разве он не чувствителен ко всем обидам? "Когда вы нас щекочете, разве мы не смеемся? Когда вы нас отравляете, разве мы не умираем, а когда вы нас оскорбляете, разве мы не отомщаем?" (монолог Шейлока). Но будьте христианами, любите правду, будьте великодушными к своим и чужим бедам. Мы все страдаем общим недугом. Нам всем нужно одинаково радикальное излечение.

К этой страстной исповеди, написанной кем-то под диктовку Антокольского, сам он собственноручно приписал: "Я нарочно дал переписать это письмо, так как я пишу не совсем четко, да притом с ошибками. Пишу к Вам как художник к художнику, с уверенностью, что вы чутко прислушаетесь к человеческим стонам и обидам; мне же будет почвой до известной степени знать, что добрый человек слушает, а право, теперь не все хотят выслушивать правду. Если это письмо удобоваримо для печати, то я просил бы Вас поместить его где-нибудь, конечно, под Вашей корректурой. Я слышал, что Вы не совсем здоровы. Дай же Бог Вам всего лучшего и долго здравствовать ради нас всех. С глубоким искренним уважением к Вам остаюсь душой любящий Вас.

Марк Антокольский Во всяком случае прошу Вашего мнения и отчета.

Письмо Антокольского было отправлено из Парижа 4 июня. Почти через месяц, 1 июля, был написан ответ. Но не тот, который скульптор ожидал. "Художник художнику" ответил следующим образом:

С. Спасское-Лутовиново, Орловской губ. г. Мценск, 1 июля 1881 г.

Любезнейший Антокольский.

Вы имеете право сердиться на меня за то, что я так долго не отвечал на Ваше горячее и замечательное письмо. Извиняюсь перед Вами и прошу не видеть в моем молчании отсутствие дружбы к Вам или несочувствие к правому делу евреев в России (здесь и далее выделено мной. – С Д.).

Напечатать же Ваше письмо, даже со стилистической корректурой, было бы немыслимо и, навлекши на Вас множество неприятностей, принесло бы только вред. К тому же ни один журнал (даже "Порядок") его бы не принял. Притом этот вопрос в настоящее время потерял свой острый характер.

Но это письмо остается у меня как документ, свидетельствующий и о силе Вашего патриотизма, и о глубине, и о верности ваших воззрений. Не теряю надежды, что придет время, когда можно будет обнародовать этот документ, но это время, пока еще далекое, будет временем свободы и справедливости не для одних евреев…

Ив. Тургенев20.

В тот же день, 1(13) июля 1881 г., "подстегнутый" письмом Антокольского Тургенев отвечал на аналогичную просьбу некоего Иосифа Николаевича Соркина. История этого обращения, на мой взгляд, весьма поучительна. Соркин, год рождения которого нам неизвестен, был в раннем возрасте крещен, но всю жизнь, будучи крупным петербургским домовладельцем, помогал соплеменникам. Детей своих воспитал как правоверный еврей и как всякий правоверный еврей пережил личную драму, когда одна из его дочерей, влюбившись в "гоя", переменила веру. Отец ходил крайне подавленный и жаловался: "У меня несчастье… дочь крестилась"21. (Забегая вперед, скажу, что погромы 1881 г., отношение к ним российской интеллигенции и личный финансовый крах Соркина окончательно доконали: в 1886 г. в Вильно он покончил жизнь самоубийством.) В 1884 г. Соркин самостоятельно перевел с немецкого брошюру-протест против кровавого навета на евреев "Луч света в темном царстве" и издал на свои средства книгу "Effes Damim" Ицхака Бера Левенсона под названием "Дамоклов меч" с подробным очерком о деятельности автора*. Кроме того, Соркин настойчиво пытался подвигнуть русских писателей на защиту евреев – на свои средства он издал книгу положительных отзывов о евреях западноевропейских ученых и писателей, собранных Исидором Зингером (1886). Все изданные им книги Соркин рассылал бесплатно сотнями экземпляров представителям светской и духовной властей, стремясь убедить их в лживости предъявляемых еврейству обвинений. Надо отдать должное его адресатам: почти все прислали ему благосклонные отзывы и благодарности, которые Соркин планировал издать отдельно, но не успел… Среди них были высшие иерархи русской церкви, губернаторы и генерал-губернаторы во главе с Петербургским градоначальником, боевым адмиралом Н.М. Барановым (командовал кораблями "Веста" и "Россия" во время русско-турецкой войны). Из отзывов явствует, что многие изменили прежние взгляды на еврейство. И хотя время правления Александра III не способствовало осуществлению благих намерений, торжествующий Соркин каждый день приносил в редакцию "Русского еврея" новые отзывы22.

***

* И.Б. Левенсон (1788-1860) первым призвал свой народ вернуться к земледелию, примерами из Библии доказывая, что самые прославленные личности еврейской истории были земледельцами.

***

Первым, к кому в мае 1881 г. обратился Соркин, был И.С. Тургенев.

Высокоуважаемый Иван Сергеевич!

Не удивляйтесь, что к Вам обращается человек, совершенно Вам неизвестный. При обыкновенных условиях я, конечно, не позволил бы себе подобной бестактности; но теперь момент – чрезвычайно важный, слишком исключительный, чтобы стесняться известными житейскими правилами и не вызывать Вас, высокоуважаемый Иван Сергеевич, на моральную помощь к погибающему народу-мученику.

Мне пришла в голову счастливая мысль воспользоваться Вашим пребыванием здесь для одного доброго, вполне Вас достойного дела.

Дело не шуточное… десятки, сотни тысяч евреев юго-западного края России буквально гибнут в настоящее время, нравственно и физически, под ударами разбушевавшейся буйной черни, разжигаемой, с одной стороны, видимым сочувствием многих интеллигентных граждан и значительной части нашей периодической прессы, а с другой – непонятным отсутствием быстрой, энергичной помощи со стороны местных властей. Целый край, густо населенный евреями, охвачен этим страшным потоком стихийной разрушительной силы, истребляющей и расхищающей с дикой яростию все достояния десятков тысяч семейств, остающихся без одежды, без крова, без пищи, без малейшего проблеска надежды на какую-либо возможность дальнейшего существования. Прибавьте к этому гнетущее чувство страха за самую жизнь, ничем не обеспеченную против варварского насилия от дикой орды негодяев-грабителей.

Как ни позорна для нашего века самая возможность… кровавой расправы над целым народом в стране европейской, имеющей для всех других своих граждан прочные охранительные законы, как ни гнусна сама по себе картина избиения евреев среди белого дня и отвратительный грабеж на глазах многочисленной "почтенной" публики на улицах и площадях больших русских городов, охраняемых значительным запасом разных войск, как ни отвратительно все это, говорю я, но еще несравненно более позорно то равнодушие, то худо скрываемое иезуитское злорадство, которым эти события были встречены большинством нашей периодической печати, не переставшим бросать грязью в несчастных жертв дневного грабежа и насилия! Трудно поверить даже, до какой степени бесстыдства доходят иные органы печати, как, например, "Новое время", "Минута" и другие! Такого бессердечия, такого издевательства над страшным народным бедствием, такой гнусности едва ли можно найти даже среди самых варварских, диких народов. Отрадное исключение среди этих журналистов-дикарей составляют только "Порядок"*, "Голос", "Страна".

Вот почему я решился обратить Ваше просвещенное внимание на эти невероятные, но вполне верные факты, зная, что Вы своим вещим словом можете помочь, хотя нравственно, тому страшному горю, которое так неожиданно разразилось над бедной головой целого народа-страдальца.

Россия Вас любит, Иван Сергеевич, и глубоко уважает. Целые два поколения воспитывались на Ваших превосходных произведениях, и нет почти ни одного грамотного человека в России, которому не было известно Ваше знаменитое имя. Вот почему я уверен, что одно слово ваше, – одна маленькая статья, сочувственно относящаяся к безвыходному положению ограбленных и избитых евреев, – произведет на всех сильное впечатление и заставит многих призадуматься. Ваше слово будет иметь отрезвляющее значение для многих фарисеев и мрачных фанатиков из так называемой нашей интеллигенции, точно так же оно заставит умолкнуть многих литературных сыщиков и гнусных писак – разжигателей народных страстей, которые, как гады при виде света, запрячутся в свои темные подземные норы.

Позволю себе высказать свое глубокое убеждение, что страшная судьба русских евреев найдет в Вашем честном сердце некоторое сочувствие, и Вы не откажетесь им помочь своим могучим словом. Неужели, высокоуважаемый Иван Сергеевич, в жизни 3 миллионов русских евреев не найдете ни одной хорошей черты, кроме тех, которые служили Вам канвой к воспроизведению художественного, но глубоко оскорбительного для евреев рассказа "Жид"? (курсив мой. – С. Д.) Вас по справедливости называют "лучшим из русских людей" – и поэтому было бы грешно лучшему русскому человеку не возвысить хотя один раз своего голоса в пользу униженных и оскорбленных евреев, во имя права и безусловной справедливости!

Покорнейше Вас прошу принять уверение в искренней, безграничной преданности и глубоком уважении, с которым Имею честь быть Вашим покорным слугою И. Соркин

P.S. Считаю нужным оговориться, что, будучи по вере христианином (курсив мой. – С. Д.), я никем из евреев не уполномочен просить Вас о чем бы то ни было. Мысль эта принадлежит одному мне.

Le m?me.

Мая 6 дня 1881 г.

С. Петербург.

Лештуков переулок. собст. дом, № 11, кв. № 623.

***

* Журнал "Порядок" еще не раз будет упоминаться в переписке. Его, как и либеральный "Вестник Европы", издавал публицист и историк Михаил Михайлович Стасюлевич (1826-1911).

***

Вероятно, почти вслед за отправленным письмом произошла встреча Соркина с Тургеневым. И хотя писатель обнадежил просителя, его голос в защиту евреев не прозвучал. Неутомимый Соркин через три недели обращается к Тургеневу с очередным пространным посланием:

Высокоуважаемый Иван Сергеевич!

Если я навязчиво продолжаю адресоваться к Вам вновь, то в этом отчасти виноваты Вы сами, обещав уведомить меня о результате по известному вопросу, затронутому в моем первом письме к Вам и в личной нашей беседе. Я с понятным нетерпением следил за появлением статьи г. Кавелина, о которой Вы меня предупредили, так и равно и обнародованием Высочайшего разрешения на открытие подписки в пользу пострадавших евреев как результата аудиенции у Государя еврейской депутации.

Первое осуществилось скоро, а второго до сих пор еще нет, да и, вероятно, не будет. Представители еврейских интересов оказались ниже своей задачи. Русские евреи, к сожалению, не имеют еще своих Кремье*. Речи представителей евреев, если верить газетным сообщениям, отличались своей бессодержательностью… отсутствием сознательной мысли и энергии в изложении перед Монархом истинного положения дел.

При важности мотивов, заставивших евреев обратиться к Монаршему милосердию и справедливости, было слишком наивно и неуместно даже ограничиться известною фразою, что евреи, мол, приносят Вашему Величеству глубокую признательность за принятые меры и пр. Как! Евреев везде бьют, разоряют, грабят среди белого дня, на них охотятся в своем же отечестве, как на диких зверей, – на всем юге России совершаются над ними такие страшные насилия и злодеяния, которые могли бы сделать бесчестие любой Бухарии или другой дикой стране, и при всем том депутация ограничивается одной кисло-сладкой, ничего не значащей фразою, умалчивая о настоящем истинном положении дел, требующих не одних только временных мер к прекращению беспорядков, а немедленного, безотлагательного и полного уравнения прав евреев с остальным населением Империи; тогда никаких мер не потребовалось бы.

***

* Гастон Кремье, адвокат, радикал, возглавлял восстание в Марселе в период Парижской Коммуны 1871 г. После подавления восстания был расстрелян по приговору военного суда.

***

Тогда русский народ и сам понял бы, что евреи такие же люди, как и другие, и что их нельзя трактовать как животных. Вот чего еврейская депутация должна была бы вымаливать у подножия Престола (курсив мой. – С. Д.). Точно так нужно было прежде всего исходатайствовать, согласно Вашему совету, Высочайшее разрешение на открытие подписки. К несчастью, ничего этого не было и нет, а евреев между тем продолжают бить и грабить еще с большею жестокостью. Этого еще мало! В газетах рассказывается, что один еврей умер в больнице от побоев, полученных им при Одесском "Погроме". (Благословенное время: слово "погром" взято в кавычки и написано с большой буквы. – С. Д.). Собрались все родные, близкие, знакомые хоронить этого мученика, и только что успели вынести его со двора больницы, как вдруг налетает отряд казаков, предводительствуемых каким-то капитаном Генерального штаба, которые, не предупредив никого, набросились на толпу, нанося удары нагайками направо и налево. При этом начальник отряда захлебывался от хохота при виде, как евреи и еврейки, избиваемые нагайками, кричали, разбегаясь в разные стороны. Покойника же внесли обратно в больницу и похоронили ночью тайком. Как Вам нравится эта картинка, живьем выхваченная из быта евреев? А ведь здесь не пьяная толпа негодяев-оборванцев, предводительствуемых каким-нибудь пьяным же солдатом. Во главе казаков стоял офицер Генерального штаба, значит, человек образованный. Может ли быть что-нибудь гнуснее и отвратительнее этого?

Право, стыдно становится за русское общество! Ведь это просто звери, а не люди…

Глубоко разочарованный в надеждах, возложенных евреями на своих неумелых представителей, я, после появления в "Порядке" известной статьи г. Кавелина, с лихорадочным нетерпением стал следить и искать в газетах и журналах: не появится ли наконец обещанная Ваша статья как единственный в данном случае якорь спасения среди бури и страшных невзгод, как луч света в царстве тьмы, окружающей нас со всех сторон. Увы! Вашей статьи нет и нет!

Зная, к моему прискорбию, что мои навязчивые желания вызовут у Вас чувство неудовольствия, чего, конечно, менее всего желаю, Вы, пожалуй, скажите: "Какое право имеют евреи предъявлять ко мне какие-либо требования?" На это я Вам почтительнейше отвечу следующее: кому много дано, от того многого и требуется.

Вы пользуетесь громкою славою, общим уважением во всех слоях общества как в России, так и на Западе. Вы всем этим пользуетесь, конечно, совершенно заслуженно, в чем согласны даже самые ярые славянофилы. Но именно эта заслуженная слава, эти приятные и исключительные права Ваши на славу налагают на Вас и исключительные обязанности. Вы не можете сказать, подобно тому, как года два тому назад заявила редакция либеральных "Отеч. Записок": "Какое нам дело до евреев, они нам совершенно чужды"… Нет! Вы этого не скажете, во-первых, потому, что, защищая евреев, Вы защищаете дело простой справедливости, – ведь ничего нет справедливее, как стать на стороне обиженных, и, заметьте, незаслуженно обиженных. Во-вторых, защищая евреев в данном случае, Вы этим защищаете имя русского человека, иначе – право, стыдно будет честному человеку назваться русским. Стыдно, потому что не одно только активное насилие над ближнем позорно; и пассивное к нему отношение считается тоже делом далеко некрасивым. Также, я полагаю, Вы не станете обвинять "огулом" всех евреев за некоторые действительные несимпатичные черты их характера. По крайней мере, мне хочется верить, что Вы к ним отнесетесь без предубеждений и предвзятых идей, не так, как к ним постоянно относился покойный Достоевский, названный почему-то "великим учителем" чуть ли не всего человечества и создавший своего характерного "русского всечеловека", что, впрочем, не мешало ему в своей знаменитой речи, на торжественном акте в Москве по случаю открытия памятника Пушкину, – речи, замечу мимоходом, названной Аксаковым, вероятно в шутку, целым событием, – бросить публично комом грязи в лицо целой еврейской народности*.

Повторяю: мне хочется верить, что Вы далеко не разделяете в этом отношении взгляда Достоевского. Если бы я имел повод думать противное, верьте мне как честному человеку – я бы никогда не позволил себе просить о заступничестве. Это ведь значило бы, что евреи просят о заступничестве. Но нет! Евреи не милости просят – они требуют должного, следуемого им по праву. Ничего нет оскорбительнее покровительственного тона некоторых лжелибералов, бросающих в виде жалкой милостыни несколько гуманно-утешительных слов по адресу евреев, вроде того, что мы-де, с одной стороны, всегда порицаем насилие над кем бы то ни было, хотя, с другой – не можем не высказаться против еврейской эксплуатации и т. д., и т. д.

Такая защита, конечно, хуже всякого оскорбления. От Вас же, высокоуважаемый Иван Сергеевич, евреи могли ожидать совершенно другого. Я уверен, по крайней мере хочу верить, что Вы искренне сочувствуете этому несчастному народу. Его страдания (нравственные в особенности) уже слишком необыкновенны, чтобы не могли вызвать к себе искреннего сочувствия со стороны истинно достойных русских людей, которые в каждом человеке, даже еврее, видят прежде всего человека, которые, не задаваясь болезненно настроенной фантазиею к созданию русского "всечеловека" и не усматривая в каждой народной стихийной "вспышке" особого "подъема русского духа", в то же время не попирают ногами и других народностей; не бросают грязью во все то, что не "Русью пахнет".

***

* В опубликованной в Полном собрании сочинений Ф.М. Достоевского речи (Т. 26. С. 136-149) эти выпады отсутствуют, равно как в "Дневнике" (за август 1880 г.).

Видимо, Достоевский их аннулировал. Вероятно, антисемитская филиппика находится в списке неизданных работ (см.: Там же. С. 440. Примеч.).