Совсем недалеко от Риджент Стрит, Где шумный Лондон катится толпою, Под влажным небом с дымкой голубою, Уже века старинный сквер стоит. Покров зеленый в белых маргаритках, Кустарником ограда обросла, В соцветье слив, которым нет числа. Платан в плодах, висящих как на нитках. Шары – колючих ящуров крыло, Как гроздья ягод, окаймляют ветки, Вот будто распахнулись птичьи клетки И дерево птенцами расцвело. Заснул платан, стволы свои пригнул, Кромсало время их неоднократно, С мольбой смиренной к небу, вероятно, Он скрученные ветви протянул. В его вершинах раздается гул, Веселый гомон тех, что прилетели. Им сладко и тревожно. Птичьи трели Платан не будят, он давно уснул. Так погрузиться хочется мне в сон, Забыться, помечтать об обновленье, Развеять то, что вносит в жизнь сомненья, Смириться, к Богу выйти на поклон. И, как платан, вдруг прорасти листвою, Очистить струпья высохшей коры, И средь вокруг шумящей детворы Вновь породниться с жизнью молодою. И с этой думой, что меня ведет, Спешу я к храму, он дает названье Для места, где как в капле мирозданья, Боль обновленья через тлен грядет. У церкви дети спорят, за пустяк. Им весело. Вдруг человек, поверьте, В цилиндре, с тростью, как посланник смерти, За ним в цветах блестящий Кадиллак. Так провожают здесь в последний путь, Без скорби, неуместной по поверьям. В урочный час что людям, что деревьям — Бог каждому дает в тиши заснуть.