Дипломатические переговоры по итогам битвы
Победа в Молодинской битве оказала сильное влияние и на внешнеполитическое положение Руси, особенно на южном направлении. Вызывающая грамота Селима II, в которой султан требовал Астрахань, Казань и вассального подчинения Ивана IV, была оставлена без ответа. Девлет-Гирей после поражения прислал с дороги гонца Шигая. Шигай был поставлен «до указу» в Боровске, а 4 сентября был принят Иваном Грозным в селе Лучинском «на крестьянском дворе». Царь не спросил его, как это обычно делалось, о здоровье хана, а грамоты велел передать дьяку А. Щелкалову. Были получены грамоты от Девлет-Гирея, Магмет-Гирея и Алды.
Хан в своей грамоте стремился утаить действительные цели похода; всячески преуменьшить размеры своего поражения, скрыть потери и представить действия татар как успешные. Бои русских войск против крымцев при преследовании Девлет-Гирей выдавал за небольшие столкновения, в которые вступали без его ведома – некоторые «богатыри, сердца своего не уняв, на сельцо свое надеяся. Не многие наши годные люди были».
Девлет-Гирей снова требовал уступки Казани и Астрахани и угрожал за них «до смерти своей тягатис». При этом он писал, что «в книгах у нас так написано», что «для веры однолично голову свою положим». Согласие Москвы на отказ от Астрахани и Казани и воцарение там крымского царевича Адыл-Гирея должно быть соответствующим образом оформлено: «Казань и Асторохань дашь и с ротною своею грамотою и ключи астороханъские и казанъские одному своему олпауту на руки дашь и с любовною своею грамотой, своих детей и князей и веремянниковротные грамоты взяв…». Взамен этого хан обещал, что от Адыл-Гирея «никоторого убытка и насильства не дойдет по нашему приказу; быв которые наши холопы по нашему приказу тебе и пособники будут другу твоему друг буду, тебе много добра было б».
Гонец XVI века. Художник В. Г. Шварц
Что касается сукон и казны как основы мирных отношений между Россией и Крымом, то они хану не нужны. Если бы он хотел «дружить на казне», то ему выгоднее иметь дело с польским королем, который после девятилетнего перерыва снова обещает давать казну и прислал послов.
Но хан им прямого ответа не дал, так как, якобы, хочет быть в мире с Иваном IV. Однако «добрую дружбу» хан обещал только в том случае, если будут приняты крымские условия [26].
Впрочем, Крым понимал, что в результате Молодинской битвы обстановка резко изменилась. Вот почему Девлет-Гирей вскоре попытался предложить русскому правительству в качестве основы возможной договоренности иные условия: только Астрахань и «поминки».
Переговоры на этой основе были поручены старому опытному политику Шигаю. На приеме у Ивана Грозного Шигай передал слова хана – он послал гонцом «старого человека, который помнит, что при отцех и дедех меж нас деялось». Целью похода на Русь объявлялось желание хана вступить в непосредственные переговоры с Иваном Грозным и «большими людми меж нами делать». Шигай заявил, что в Крыму были удовлетворены согласием отдать Казань и Астрахань и весной хотел идти на польского короля. Но возвратился Ян Магмет и с ним Иван Грозный о Казани и Астрахани «ничего не учинил».
В Посольском приказе заинтересовались, нет ли другого «приказа» у Шигая. В беседе, которую вел с гонцом 8 сентября Юрий Темиров, выяснилось, что у него есть и другие «речи». Шигай заявил, что он прислан для «доброго дела». Девлет-Гирей передавал, что «то де и мне ведомо, что у царя и вел. кн. земля велика и людей много. В длину земле его ход девять месяцев, а попереч шесть месяцев, а мне не даст Казани и Асторохани. И хотя мне те городы и даст и у него оприч того городов много… А прежде де Магмет Кирей царь Оку перелезчи, ночевал три ночи, а на четвертой день назад поворотил. И туто слава его велика. А яз де деда своего и прадеда ныне делал лутчи. И царь бы и вел. кн. дал мне Казани и Асторохани. А не даст Казани и Асторохани, и он бы дал одну Астороханъ для того, что ему соромно от брата своего от Турского, что он со царем и вел. кн. воюетца а ни Казани, ни Астрахани не возьмет ничего с ним не учинит». Если хан получит Астрахань, он перестанет нападать на Русь, голоден не будет – слева у него Литва, в другую сторону – черкесы, и он будет их воевать и удовлетворится любыми поминками с Руси [26]. Таким образом, Крымское ханство вынуждено было отказаться от некоторых своих прежних домогательств. Но укрепившееся положение Руси создавало прочную основу для решительной позиции русской дипломатии в сношениях с Османской империей и Крымом. Крымские требования, даже уменьшившиеся, были категорически отвергнуты. Русская дипломатия не могла пойти на уступку Астрахани еще и потому, что она не снимала вопроса о дальнейшей агрессии, как об этом свидетельствовала султанская грамота, полученная в декабре 1572 г. с русским послом А. Кузьминским[26]. Грамоты Селима II и Девлет-Гирея были оставлены без ответа. Шигай и другие крымские гонцы были отправлены в Дорогобуж, где содержался крымский посол Ян Болдуй, до специального «указу» [26]. Шигай был отпущен в Крым лишь в конце 1576 г.
В дальнейшем крымские феодалы продолжали настаивать на своих требованиях, но по-прежнему встречали решительный отказ. Таким образом, Молодинская битва сняла вопрос об уступке Астрахани и тем более Казани, и вообще пресекла ряд посягательств Крыма на русские земли.
Внешнеполитическая ситуация
Дипломатический этикет
Наряду с этим следует отметить, что на другом северокавказском направлении Русь вынуждена была пойти на уступку Селиму II и покинуть в 1571/72 г. город, который был построен в 1567 г. по просьбе «большева» кабардинского князя Темрюка Идаро-Бича [35.266–290]. Новая обстановка в русско-крымских отношениях отразилась также в ряде изменений дипломатического этикета, в частности при приеме гонца Шигая, а также в посылке «легких», а не «добрых поминков». При этом Иван Грозный ссылался на самого хана, который накануне заявлял, что добивается Казани и Астрахани и не нуждается в деньгах.
Ногайская Орда
Поражение Девлет-Гирея под Москвой отразилось также на крымско-ногайских отношениях. Ногайская Орда принимала участие в нападении крымцев на Русь в 1571 г., но их союз с Крымским ханством был непрочным. В 1572 г. он дал сильную трещину, так как энергичными ударами русских войск были сорваны широко разрекламированные Девлет-Гиреем захватнические планы в отношении России. Позже, разорвав с Крымским ханством, Ногайская Орда ставила в вину Девлет-Гирею, что он их «стравил с московским государем»: «Тем нас подбаел на Московское царство, что ты сказывал: Москву взял, а едешь в Москву на царство. И мы деи за то с тобою и ходил». Но хан, по их мнению, не оценил этого и не оказал им помощи, когда они оказались под ударами русских войск.
Сигизмунд III Ваза. Художник Р. Совтман, XVII в.
Недовольство ногаев не могло не вызвать и то, что они использовались крымцами в качестве передовых отрядов, которым поручались самые тяжелые задания то в авангарде, то в арьергарде ханского войска.
Кроме того, в Молодинской битве русскими войсками был пленен знатный ногайский Дивей-мурза из рода Мансуровых. О большой роли Дивея среди ногаев и в Крыму видно из того, что Девлет-Гирей прилагал много сил для освобождения его из плена, пытаясь этим отчасти восстановить распадавшиеся союзные связи Крыма с Ногайской Ордой. Освобождение Дивея составляло основную цель посольства гонца Девлет-Килдея в 1576 году. На просьбы хана и царевича Адыл-Гирея обменять Дивея на любого из заключенных русских посланников (например на Василия Грязного), Иван Грозный ответил, что он умер «тому другой год»; если бы он был жив, то его бы возвратили в Крым [26].
В Москве придавали большое значение этому пленнику. В 1574 году Иван Грозный писал Василию Грязному, почему нельзя отпустить из плена Дивея и обменять его на Грязного. Дивей – это опасный враг, он влиятелен в Ногайской Орде, не случайно хан с ним породнился. Если отпустить Дивея, он снова будет воевать и пленит многих русских людей [26].
Иностранные свидетельства в дальнейшем упоминают Даниила-мурза. Ряд исследователей считают, что это именно Дивей-мурза. Но при этом в источниках упоминается и собственно Дивей. Из письма В. Загоровского, находившегося на службе у польского короля, Андрею Курбскому из-под Пскова в 1577 г. мы узнаем, что Загоровский попал в плен в руки «людей царевича Крамского, а именно в руки князя Девия мырзы» [6.286]. В чине постельника или стольника Дивей-мурза был с Иваном Грозный в Старице в 1581 г., во время осады Пскова. Затем, в набег на царскую ставку Хр. Радзивилла, он перебежал в его отряд и, очевидно, был принят на службу польским королем Стефаном Баторием.
Распад крымско-ногайского союза объясняется не только военным поражением. Ногайская Орда была сильно заинтересована в экономических связях с Русским государством.
Отношения с Польшей
Перемирие с Польшей продолжалось, и русское правительство, пользуясь этим, активно включилось во внутриполитические события в этой стране, связанные со смертью короля. Прибывший к Ивану Грозному 2 марта 1573 г. посол Гарабурда помимо прочего сделал царю предложение поучаствовать царевичу Федору Иоанновичу в выборах нового короля в качестве кандидата [24.139–140]. К сожалению, условия Ивана Грозного не были приемлемы для «русского лобби» [24.140]. Дальнейшая внутриполитическая история Польши, к сожалению, не входит в тему настоящей работы.
Ливонская война
Успешное окончание борьбы с Девлет-Гиреем на юге способствовало активизации действий русских войск на западном фронте. Только в самом конце 1572 г. Иван IV мог предпринять активные действия в Лифляндии и 1 января 1573 г. взял г. Вейсенштейн, после чего царь ушел с частью войск в Новгород. Далее в течение 1573 г. внимание московского правительства было сосредоточено на борьбе с татарами.
Русские стали сосредоточиваться для похода против шведов в Прибалтике. Связь этих событий и намек на возможную для шведского короля судьбу Девлет-Гирея выразил Иван Грозный в своей грамоте шведскому королю Юхану III, написанной 11 августа в Новгороде – «а что Крымскому без нас от наших воевод учинилось, о том спрося, уведаешь» [26]. Крупным успехом русских на западном направлении было взятие Пайды (Вейссенштейна). На главный оплот шведского владычества в Прибалтике – Ревель (Таллин) на этот раз царь не решился идти, «понеже весна стала рано» [31.477]. В битве под Пайдой погиб последний видный опричник Малюта Скуратов, имя которого на века осталось в народной памяти, как имя палача и душегуба [31.477].
Однако оборона южных окраин по-прежнему приковывала к себе крупные силы, и военные действия на западном фронте в описываемое время не получили большого размаха.
Общие внешнеполитические итоги
Молодинская битва завершила трехлетнюю напряженную борьбу России с турецко-крымским нашествием. Несмотря на тяжелое положение, в котором находилось Русское государство, военная и дипломатическая экспансия Турции и Крымского ханства были отбиты. Девлет-Гирею было нанесено решительное поражение, его расчет на внезапность был сорван, грабительские орды разбиты. Враг не был допущен к Москве, его остановили и разгромили на подступах к ней. Внушительная победа русских войск спасла Москву, а также закрепила за Русью Поволжье. Долгое время после 1572 г. Русь не знала крупных нападений с юга, хотя обстановка оставалась тревожной.
О Молодинской битве стало известно далеко за пределами Русского государства, например в Риме, в Империи, в Речи Посполитой [19].
Внутриполитические итоги
Влияние Молодинской битвы на царя
С. Б. Веселовский, определяя датировку духовного завещания Ивана Грозного, довольно четко отобразил внутренние переживания по поводу этого события [28.508]. Завещание было написано в промежутке между началом июня и 6 августа, когда царь, под надежной охраной нескольких тысяч стрельцов, вместе с царицей и царевичами жил в Новгороде в тревожном ожидании исхода неминуемой кровавой схватки его воевод с татарами.
Не случайно, в этот период царь начал писать завещание. В жизни людей того времени написание духовной было очень важным актом. Опасения Ивана Грозного за свою жизнь, конечно, же оказались преувеличенными. Чрезмерно живое воображение, внезапно посетившие его некие эсхатологические настроения и на тот раз помешали царю здраво рассуждать и оценивать события.
Лишь 6 августа, когда в Новгород прибыли гонцы с радостной вестью, Иван Грозный понял, что тревога миновала. Он щедро одаривал гонцов, а 12 августа по приказанию царя начали готовиться к возвращению в Москву [28.507]. Ряд отечественных ученых считают, что именно тот факт, что представитель «земства» М. И. Воротынский оказался более успешен в битвах с татарами, чем опричники, потерпевшие поражение с тем же Девлет-Гиреем в предыдущем 1571 году, дал основание царю отменить опричнину. Этот спорный вопрос в исторической науке не разрешен до сегодняшнего дня, поэтому автор не вправе давать какую-либо оценку этому явлению, но, тем не менее, нельзя не заметить разительное изменение в настроении царя.
Внутриполитические мероприятия
Борьба с агрессией Крымского ханства оказала серьезное влияние на внутриполитическую жизнь Русского государства. Молодинская битва повысила престиж русской армии и еще более укрепила власть Ивана Грозного. В значительной мере с борьбой против крымской экспансии связаны крупные преобразования в обороне государства и модификация опричнины.
В плане перемен в опричной политике следует рассматривать указ о возврате отобранных вотчин, а также указ царя с боярским приговором 1572/73 г. о продаже подмосковных пустошей в вотчины служилым людям и «мочным» гостям.
Великий князь Иоанн IV Васильевич (миниатюра из Царского титулярника 1672 года)
Главной целью этого указа было восстановление хозяйства Московского уезда, разоренного нападениями Девлет-Гирея. Продажу земель проводил особый приказ в составе князя Д. А. Друцкого, князя И. Гагарина и дьяка Кирея Горина.
Своеобразным послесловием к опричнине послужило земельное законодательство конца 1572 г. Отмена опричнины и возврат земцам конфискованных у них вотчин породили надежду на полную и окончательную отмену всевозможных ограничений крупнейшего княжеского и монастырского вотчинного землевладения, определенных Уложением 1562 г.
По мнению Л. М. Сухотина, издание Уложения 1572 г. было вызвано «обстановкой момента»: отменой опричнины и возвращением вотчин прежним владельцам [42.183]. С. Б. Веселовский систематизировал данные о росте землевладения 30 крупнейших монастырей 1552–1590 гг. и пришел к выводу, что к 1571 г. в связи с опалами, казнями и выселениями опричнины отчуждение земель служилых людей в пользу монастырей приобрело катастрофический характер и что в 1572–1578 гг. катастрофа продолжалась, не смотря на отмену опричнины. Монастыри использовали благоприятную для них ситуацию, а «царь Иван вовсе не думал принимать какие-либо меры против катастрофического обезземеливания «воинского чина» и по-прежнему равнодушно относился к этому» [42.183].
Но надежды земского боярства и духовенства не оправдались. Правительство добилось от Боярской думы и священного собора принятия специального приговора 9 октября 1572 года, подтвердившего действенность царского Уложения о княжеских вотчинах 15 января 1562 г.
Новый приговор воспрещал удельным князьям Воротынским, Одоевским, Трубецким, а также князьям Ростовским, Ярославским, Стародубским и другим свободно распоряжаться своими старинными родовыми вотчинами: «и тем вотчинам, – значилось в приговоре 1572 г., – бытии по старому государеву Уложению…. И про все вотчины княжие такия ж один приговор» [42.183]. Право передачи родовых вотчин ограничено было третьим коленом. Правнуки и вся родня в четвертом колене не могли наследовать выморочных родовых вотчин.
Приговор 1572 г. ограничивал права членов Боярской думы на земельные владения, как родовые, так и пожалованные из казны. Наследники боярина могли получить вотчину «государьского данья» только при наличии специальной оговорки в жалованной грамоте. В противном случае жалованные вотчины переходили в казну сразу после смерти боярина. «А у которого в грамоте будет ему одному вотчина написан и после него та вотчина на государя» [42.183].
Таким образом, после отмены опричнины правительство твердо заявило о своем намерении по-прежнему придерживаться политики ограничения крупного княжеско-боярского землевладения в пользу казны.
Низложение митрополита Филиппа, разгром опричниками Новгородско-Псковского архиепископства серьезно ослабили могущество церкви, что позволило правительству возобновить наступление против крупного церковного землевладения на другой день после отмены опричнины.
Согласно приговору 1572 г. любые земельные пожертвования крупным монастырям полностью запрещались. Если какой-нибудь вотчинник завещал монастырю, «ино, – значилось в указе, – ее в Поместной избе не записывати, а отдавати ее роду и племяни, служилым людем, чтоб в службе убытка не было, и земля бы из службы не выходила» [42.184]. Исключение делалось для «малоземельных» монастырей, но и они могли принять земельные пожертвования лишь «доложа государя», с боярского приговора. Только одну серьезную уступку правительство сделало всему черному духовенству в целом. По приговору 1572 г., наследники вотчин, некогда пожертвованных монстырям, лишались права выкупа родовых земель: «а монастырских вотчин вотчичем вперед не выкупати».
Антимонастырский земельный закон 1572 г. имел ту особенность, что в нем декларировались уступки «служилым людям». Послеопричное правительство царя Ивана явно искало популярности среди земских служилых людей.
Среди духовенства попытки ограничить земельные богатства монастырей вызвали сильный ропот. На протяжении всей опричнины царь высказывал неизменную дружбу и расположение монахам Кириллова, Симонова, Чудова монастырей. Накануне опричнины чудовский архимандрит Левкий был одним из духовных советников Ивана, за что заслужил яростные проклятия от Курбского. Его преемники также пользовались уважением царя, а один из них, архимандрит Леонид, был возведен в сан новгородского архиепископа в декабре 1571 г. Еще большим доверием Ивана пользовался Кирилло-Белозерский монастырь, в стенах которого царю и его сыновьям были отведены в 1567–1570 гг. особые кельи. Симоновский монастырь удостоился чести быть принятым в опричнину. Двое архимандритов, чудовский и симоновский, сопровождали царя в Новгород зимой 1571–1572 гг.
Картина заметно меняется после издания закона 1572 года. В сентябре 1573 г. царь пишет обширные послания в Кирилло-Белозерский монастырь, в котором дает волю своему раздражению против бывших любимцев старцев опричного Симоновского монастыря, чудовских монахов и т. д.
Монастырские власти, писал царь, стали вводить послабления в строгий устав монастырской жизни, «да помалу, помалу и до сего, точию одеянием иноцы, а мирская вся совершаются, яко же и у Чуда быша среди царствующего града пред нашима очима – нам и вам видимо» [42.184.2].
Наибольшее негодование Грозного вызывает то, что монастыри пускаются во все тяжкие, чтобы прибрать к рукам богатые боярские вотчины. Монахи оправдывают свою дружбу с боярами тем, что без покровительства бояр, без их «даяний» монастыри вконец оскудеют. Царь спешит опровергнуть эти оправдания и указывает на то, что «святии мнози не гонялися за бояры, да бояре за иным гонялися, и обители их распространилися» [42.185]. «Не глаголи никто же студные сия глагоы: яко только нам з бояры не знатся – ино монастырь без даяния оскудеет» [42.185].
Согласно версии Грозного, монастыри скудеют из-за упадка благочестия. «Ныне далее у Троицы в Сергиеве благочестие иссякло и монастырь оскудел: ни пострижется нихто и не даст нихто ничего» [42.185].
В письме к кирилловским старцам Грозный с похвалой отзывается лишь о двух небольших монастырьках – Александровском на Свири и Глушицком близ Вологды. Там «только, – пишет он, – бояре не стрыгутся и они божиею благодатию процветают…» [42.185.3]. Из всех монастырей только самым мелким разрешено было по закону 1572 г. принимать земельные пожертвования. Боярская знать издавна поддерживала дружбу с крупнейшими монастырями и реже жертвовала земли мелким монастырям.
Вся его аргументация сводится к оправданию антимонастырских мер, проведенных на другой день после отмены опричнины.
Судьба М. И. Воротынского
По одному, однако, не подтверждающемуся другими источниками известию поход Девлет-Гирея был связан с политической борьбой на Руси. В 1573/74 г. в Москве возникла полуофициальная версия о походах хана на Русь. Утверждалось, что отдельные бояре вступили в тайную переписку с Девлет-Гиреем, призывали его в Москву и всячески ему помогали. Появились даже слухи, что «по присылке» И. Мстиславского, М. Воротынского, братьев Ивана и Федора Шереметевых хан повторил нападение в 1572 году [5.29–30]. Эти сведения не согласуются с той большой ролью, которая принадлежала этим крупным политическим деятелям и военачальникам в обороне Москвы от набегов Девлет-Гирея.
После событий 1572 года М. И. Воротынский подвергся опале.
Историю опалы с резкой отповедью по отношению к царю передает князь Курбский, который перечисляя ряд жестоких и несправедливых поступков Грозного, говорит: «А что же сему за вина была княжати Воротынскому? Негли тоя точию: егда, по сожжению великого славного места Московскаго, многонароднаго от Перекопского царя и по спутошению… аки един год спустя, той же царь Перекопский, хотяше уже до конца опустошити землю оную и самого того князя великого выгнати из царства его, и поиде, яко лев кровоядец, рыкая» [48.91].
«Услышав же сие, наше чудо (т. е. царь Иван – А.Д.) забежал перед ним сто и двадесят миль с Москвы, аж в Новгород великий, а того Михаила Воротынского поставил с войском…. Он же, яко муж; крепкий и мужественный, в полкоустроениях зело искусный, с тем как сильным зверем бусурманским битву великую сведе: не дал ему распростертися, а ни на мнее воевати убогих христиан: но бьющееся крепце зело с ним и, глаголют, колько дней брань она пребывала. И поможе Бог христианом, благоумного мужа полкоустроением и падоша от воинства христианского бусурманские полки, и самого царя сынове два, глаголют, убиении, а един жив изымай на той битве, царь же сам едва в орду утече, а хоругвей великих бусурманских и шатров своих отбежал в нощи. На той же битве и гетмана его славнаго, кровопийцу христианского, дивия мурзу изымано жива; и всех тех, яко гетмана и сына царева, так и хоругвь царскую и шатры его послал до нашего хороняки и бегуна, храброго же и прелютаго на своих одноплеменных и единоязычных, непротивящихся ему» [48.91].
Чем же наградил царь Воротынского, по мнению А. Курбского:
«Что же воздал за сию ему службу? Послушай, молю, прилежно пригорчайшия тоя и жалостные ко слышанию трагедии! Оки лето едино потом спустя, оного победоносца и обронителя своего и всея русския земли изымати и связанна привести и перед собою поставити неволе» [48.92].
Вины за Воротынским не было, разве только, что он был еще удельный князь, и ему Грозный завидовал. Был подкуплен раб, который оговорил своего господина в том, что он хотел самого царя «счаровати». Ты, говорил царь, «добывал ecu на меня баб шепчущих?» «Не научился, о царю!» – говорил Воротынский, – и не навыкох от прародителей своих чаровать и в бесовство верити; но Бога единого хвалити, и Троицы славимого, в тебе цареви, государю своему, служити вернее».
Царь, однако, повелел своего полководца «связанна положа на древо между двемя огни, жещи мужа в роду паче же в разуме и в делах наисветлейшаго; и притекша, глаголют, самого, яко начального ката к катом, мучившим победоносца и подгребающа углие горящие жезлом своим проклятых под тело его святое» [48.92].
Скрынников Р. Г. не считает М. И. Воротынского подлинным героем Молодинской битвы [42.450].
Согласно укоренившейся традиции, славу победы над татарами приписывают обычно главному воеводе князю М. И. Воротынскому. «… Царь назначил Воротынского главным воеводой, по-видимому, не по своим симпатиям и доверию к нему, а под давлением общественного мнения военной среды…. Его военные таланты были хорошо известны и полякам и татарам» [42.450]. Подобное мнение Скрынников Р. Г. считает ошибочным.
В качестве аргумента исследователь приводит описание русских порядков, данное английским послом Д. Флетчером. Главными воеводами, писал он, русское правительство назначало лиц из нескольких наиболее знатных фамилий. Они обычно не обладали никакими особыми дарованиями, однако к ним в помощники всегда назначали воеводу далеко не столь знатного, как они, но выдающегося по храбрости и опытности в ратном деле, так что фактически он распоряжается всем с одобрением первого воеводы. «Теперь главный у них муж, наиболее употребляемый в военное время, некто князь Дмитрий Иванович Хворостинин, старый и опытный воин, оказавший, как говорят, большие услуги в войнах с татарами и поляками» [42.450]. Назначение Воротынского главнокомандующим в 1572 г., по мнению Р. Г. Скрынникова объяснялось не его дарованиями, а его «породой». Из двух главных бояр земщины И. Д. Вельский погиб в 1571 г., а И. Ф. Мстиславский был «обличен» как изменник и отослан в Новгород в 1572 г. Заняв пост главного воеводы, Воротынский возглавлял армию в полном соответствии с местническими порядками.
Место захоронения М. И. Воротынского. Фото автора
Подлинным героем сражения на Молодях Р. Г. Скрынников считает не Воротынского, а молодого опричного воеводы князя Д. И. Хворостинина, формально занимающего пост второго воеводы передового полка. За два года до битвы на Молодях Хворостинин нанес серьезное поражение крымцам под Рязанью. Но в полной мере его военный талант раскрылся в войне с татарами в 1572 г. Именно Хворостинин разгромил татарские арьергарды 28 июля, а затем во время решающего сражения 2 августа принял на себя командование гуляй-городом [42.451].
Не умаляя полководческого таланта Хворостинина, следует отметить, что Хворостинин был вторым воеводой не при Воротынском, а при воеводе передового полка Хованском. Исходя из логики Скрынникова Р. Г., за «породистого» Воротынского армией должен был управлять его второй воевода И. В. Шереметьев.
Отметим, в частности, что подобным взгляд Р. Г. Скрынникова, не был поддержан другими исследователями. Большинство ученых считают обоих полководцев в равной степени героями битвы [30.283].