Позже Нита не могла вспомнить, как они отвели отца в гостиную и усадили там на стул, в памяти остался только непередаваемый ужас, от которого слабли колени. Ведь это были родители, те самые, которые должны быть сильными, когда детям страшно. Но сейчас все трое, сидя так близко друг к другу, были одинаково смертельно напуганы. Ее отца держал только его автоматический самоконтроль, а Ниту поддерживало только то чувство, что если она покажет всю глубину своего страха, если она сломается, он последует за ней.

— Она потеряла сознание, когда выходила из магазина, — тихо начал говорить ее отец, упорно смотря на стол. — Я думаю, она наклонилась, чтобы рассмотреть получше цветы на подоконнике, вы же знаете, как она обычно начинает суетиться, когда что-то не так.

Казалось, она просто встала на колени… затем оперлась о дверной косяк. И больше не поднялась.

— Что это было? — Дайрин расплакалась. — Что произошло с ней?

— Они не знают точно. Она просто потеряла сознание, и оно к ней не вернулось.

Приехала скорая, и мы отвезли ее в окружную больницу. Они провели несколько анализов, в том числе рентген головы и грудной клетки, затем положили ее в отделение интенсивной терапии… — ее отец замолчал. Нита видела вновь появившийся ужас в его глазах, когда он заново переживал случившееся. — Они сказали, что позвонят, если будут какие-то новости.

— Я не буду ждать! — крикнула Дайрин. — Мы должны поехать в больницу. Прямо сейчас!

Она повернулась, намереваясь немедленно одеться.

Ее отец удержал ее.

— Не сейчас, дорогая. Доктор сказал, что им нужно несколько часов, чтобы стабилизировать ее состояние. Она в порядке, просто им нужно провести кое-какие анализы и…

— Папа, — сказала Нита.

Он поднял на нее взгляд.

Ужас в его глазах был самой пугающей вещью, которую Нита когда-либо видела. Ей хотелось сгрести его в объятия, затем держать в них и, поглаживая по спине, сказать «Все будет хорошо!». Но сейчас она не могла с уверенностью сказать, что все будет хорошо.

Нита обняла его с одной стороны, поддерживая, с другой то же самое сделала Дайрин.

Затем потянулось томительное ожидание.

Время до отправления в больницу прошло в напряженном молчании, нарушаемом только телефонными звонками. Тот трезвонил постоянно, и с каждым звонком отец судорожно хватал трубку, надеясь, что звонят из больницы. Но вестей все не было.

Это были знакомые родителей Ниты, которые слышали о случившемся или видели машину «Скорой помощи» возле магазина. С каждым разом, когда отцу Ниты приходилось рассказывать о том, что случилось, он становился все более мрачным.

— Папа, прекрати отвечать на них! — под конец Нита не выдержала и расплакалась.

— Это же друзья твоей мамы, — вот и все, что он ответил. — И мои. У них есть право знать.

А самое главное — вдруг позвонят из больницы…

Ей нечего было на это ответить.

— Позволь нам отвечать на звонки, — подала голос Дайрин.

— Нет, — ответил их папа. — Некоторые вещи слишком тяжелы для вас двоих. Так что этим займусь я.

Телефон снова зазвонил, и он пошел отвечать.

После этого, казалось, телефон звонил не переставая весь вечер.

Нита была напугана. Она не привыкла не понимать, что происходит, не привыкла ощущать свою беспомощность, поэтому пребывала в таком шоке, что никак не могла собраться и решить, что же делать дальше. Дайрин металась по дому, как запертый в клетке зверь, ее лицо выражало попеременно испуг и злость, она не желала ни с кем разговаривать, даже со Спотом, который тихо сидел возле одного из стульев в гостиной и просто следил, как она ходит туда-сюда. Ните было немного его жаль, но она не знала, как ему помочь; Спот общался исключительно с Дайрин, и она не знала, будет ли ему комфортно с кем-либо еще.

Если, конечно, слово «комфортно» можно было употребить по отношению к нему, подумала Нита, потому что я в любом случае не знаю, что сказать или сделать, чтобы ему было лучше… не более, чем я знала бы, что сказать Дайрин. Или папе. Это и было самым ужасным: быть не в состоянии сделать хоть что-нибудь для них. Снова и снова, после того, как ее папа вешал трубку, повисала мертвая тишина. Затем телефон звонил снова… и Ните казалось, что если это произойдет еще хоть раз, то она закричит.

Наконец, позвонили из больницы. Нита молча следила за тем, как ее отец отвечал, он не мог скрыть своих эмоций, его лицо выражало сначала просто страх, затем все больший и больший ужас.

— Да, это он. Да, — он запнулся, отворачиваясь от Ниты, сидевшей на стуле в гостиной.

— Она…

У Ниты замерло сердце.

— Хорошо.

Она с трудом выдохнула.

И я даже не знаю почему; я даже не знаю, что случилось!

— Да… конечно, мы можем. Через полчаса. Да. Спасибо.

Он повесил трубку, поворачиваясь к Ните. Дайрин все это время стояла в дверях гостиной, пристально глядя на них.

— Она все еще в реанимации, — произнес ее отец, — но они сказали, что ее состояние удалось стабилизировать, что бы это ни значило. Пошли.

Через какое-то время Нита обнаружила себя в окружении, слишком знакомом по телешоу: все эти белые жакеты, металлические кровати и каталки в коридорах, люди, одетые в униформу пастельных цветов со стетоскопами, свисающими с шей или выглядывающими из нагрудных карманов, люди, спешащие мимо по важным, но непонятным делам. Но чего телешоу не могли передать, что сейчас въелось Ните в подкорку, так это запах этого места. Он не был неприятным. Он был довольно свежим… но это была холодная чистота, стерильный запах дезинфицирующих растворов и химических веществ. Лица врачей и медсестер казались, по большей части, добрыми, но обладали каким-то странным качеством, которого не увидишь у актеров по телевизору.

Эти люди не играли.

Нита и Дайрин следовали за отцом, пробирающимся по больничным коридорам к регистратуре, где кто-нибудь мог подсказать им, куда идти.

— Ее больше нет в отделении интенсивной терапии, мистер Каллахан, — сказала служащая за стойкой. — Ее перевели в отделение неврологии. Вам нужно пройти через зал и повернуть направо.

Ее отец кивнул и повел их по коридору. Спустя три минуты ходьбы они прошли через вращающиеся двери, оказавшись возле комнаты для медсестер.

Одна из них, крупная доброжелательно выглядящая дама в розовой униформе с каштановыми волосами, стянутыми в тугой пучок, подняла голову при их приближении.

— Мистер Каллахан?

— Да.

— Доктор хотела бы сначала поговорить с вами. Это доктор Кашивабара, главный невролог. Если вы пройдете через эту комнату и подождете несколько минут, она выйдет к вам.

Они вышли в маленькую комнату со стенами, окрашенными в белый цвет, и раздражающе оранжевым диваном с пластиковым покрытием, оглушительно шумящим, если на него присесть. Они сели и стали ждать. В тишине. Папа Ниты обнял ее и Дайрин за плечи, и Нита понадеялась, что она не выглядит настолько напуганной, насколько себя чувствует. Я не могу поверить, подумала она, будучи очень зла на саму себя. Мне так страшно, что я даже не могу думать. Даже когда акула должна была съесть меня, я не так сильно боялась! Потому сейчас речь идет не обо мне. А о ком-то еще…

И это только делает все еще хуже. Это было правдой. Бывали времена, когда Кит попадал в серьезные переделки, и тогда страх удушливой волной поднимался в ней. А ведь это был всего лишь Кит…

Всего лишь! — произнесла какая-то часть ее разума. Нита только покачала головой. Кит был очень для нее важен… но он не был ее мамой.

Дверь открылась с шумом, заставившим их всех подпрыгнуть.

— Мистер Каллахан? — спросила миниатюрная женщина в белом халате, появившаяся в дверях. Она была действительно крохотной, довольно хорошенькой, с короткими черными волосами и добрыми всезнающими глазами, которые почему-то заставили Ниту чувствовать себя свободнее. — Я сожалею, что заставила вас ждать. Это ваши дочери?

— Нита, — ответил отец Ниты, — и Дайрин.

— Рада вас видеть, — она пожала им всем руки и села на кушетку напротив.

— Доктор, как моя жена? Ей лучше?

— Она сейчас отдыхает, — ответила та. — Не хотелось бы вас беспокоить, но у нее были сильные судороги после прибытия, для их прерывания понадобилась седация, что и позволило нам определить, в чем дело.

— Вы знаете?…

Доктор покосилась на папку, которую она принесла с собой, но не открыла ее.

— У нас есть некоторые предположения, но сначала я хочу задать вам несколько вопросов, потому что во время посещения миссис Каллахан у нас не будет времени. У нее были какие-нибудь физические проблемы до этого?

— Физические проблемы?

— Двоение в глазах или иные проблемы со зрением? Головые боли? Сложности с координацией? Некоторая неуклюжесть, может?

— Она упоминала, что, возможно, ей понадобятся очки для чтения, — тихо сказала Дайрин.

Нита посмотрела на папу.

— Папа, она ведь часто принимала в последнее время аспирин? Я даже не задумывалась об этом до сегодняшнего дня.

Их отец выглядел удивленным.

— Она ничего мне не говорила, — сказал он доктору. — В последнее время я работал так много, что иногда дети общались с ней больше, чем я.

Доктор Кашивабара кивнула.

— Все в порядке. Я спрошу об этом саму миссис Каллахан, когда ее состояние улучшится. Но того, что вы мне уже сообщили, достаточно, чтобы подтвердить некоторые наши догадки. Мы сделали несколько снимков и обнаружили небольшое патологическое изменение, новообразование в основании одной из фронтальных долей ее головного мозга.

Нита сглотнула.

— Какого рода новообразование? — спросил ее отец.

— Мы не можем сказать с точностью, — ответила доктор Кашивабара. — Этим вечером мы проведем позитронно-эмиссионное, а завтра магнитно-резонансное исследования, которые сообщат нам все, что нужно знать.

— Вы говорите об опухоли, — сказал отец Ниты дрогнувшим голосом. — Не так ли?

Доктор Кашивабара посмотрела на него, затем кивнула.

— Нам остается только определить ее природу, — произнесла она, — тогда мы сможем найти наиболее подходящий способ лечения. Все, что нам известно на данный момент, это то, что она выросла до таких размеров, что стала давить на близлежащие области мозга миссис Каллахан. Это и послужило причиной судорог. Она получила лекарство, чтобы предотвратить их повторение. Она будет весьма сонной, когда вы ее увидите, не пугайтесь — это нормальное явление. В течение всего времени, пока не будут проведены необходимые анализы, она должна быть в покое, чтобы избежать излишнего давления на кости черепа и мозг. Это означает, что ей нельзя вставать, даже если ей покажется, что она чувствует себя лучше, необходимо все время оставаться в положении лежа на спине.

— Как долго? — подала голос Дайрин.

— В течение всего времени проведения анализов, вероятно, пару дней, — ответила доктор Кашивабара. — Мы сделаем упомянутые мною снимки, затем попробуем взять биопсию — маленький кусочек ткани новообразования для определения его природы. От результатов этого зависят дальнейшие шаги, которые мы предпримем.

Доктор сложила руки и потерла их, затем подняла взгляд.

— Эту процедуру буду проводить я лично, — сказала она. — Я не хочу тревожить вашу жену подписанием согласия, мистер Каллахан. Возможно, нам стоит позаботиться об этом до вашего ухода.

— Да… — голос папы Ниты был не громче шепота, — конечно.

— Если у вас будут какие-то вопросы, то вы всегда можете позвонить мне, — сказала доктор Кашивабара, — какими бы они ни были. Возможно, я не смогу сразу ответить вам, но есть множество других людей, которые передадут дальше, так что я обещаю, что перезвоню в любом случае. Окей?

— Да. Спасибо вам.

— Тогда, — сказала доктор, вставая. — Почему бы вам не пройти и не проведать ее? Но, пожалуйста, не затягивайте визит. Приступ судорог был весьма утомителен для нее, и она сейчас сбита с толку, ей нужно время на восстановление. Пойдемте, я покажу, куда идти.

Они прошли по коридору, пока доктор Кашивабара не открыла дверь в одну из палат, в которой было четыре металлические кровати, две из них пустовали, занавеска вокруг третьей была частично задернута, но можно было разглядеть медсестру в розовой униформе и белых туфлях, судя по всему, она занималась кормлением больного или чем-то подобным. На четвертой кровати, полускрытая занавеской, лежала их мама, освещенная светом лампы, одна из ее рук была закреплена на подлокотнике для капельницы. Она была в больничном халате, кто-то зачесал ей волосы назад и спрятал под бумажную шапочку. Нита видела, что ее глаза сильно запали, под ними залегли синие тени; она выглядела такой же усталой, какой была с самого утра, даже еще хуже.

Почему я этого не замечала?!

Сердце Ниты обливалось кровью.

Как я могла не заметить что-то настолько неправильное?!

— Миссис Каллахан? — позвала доктор Кашивабара.

Несколько мгновений ушло у мамы Ниты на то, чтобы приподнять веки, было видно, что ей сложно сфокусировать взгляд.

— Что… ох, — она облизнула губы. — Гарри…

Похоже, она не могла его хорошо видеть.

— Я здесь, моя дорогая, — сказал он, и Нита была поражена, насколько сильно прозвучал его голос. Он взял ее за руку и сел на стул возле кровати. — Девочки тоже здесь. Как ты себя чувствуешь?

Последовала долгая пауза.

— Как… бита.

Нита и Дайрин переглянулись с одинаковым паническим выражением на лицах.

— Бейсбольная бита, — договорила их мама. — Довольно тяжко.

— Словно тебя ударили бейсбольной битой, ты хочешь сказать? — спросила Нита.

— Да…

Это из-за судорог, подумала Нита. Ее мама повернула голову в ее сторону, смотря мимо отца.

— Ох, дорогая… — произнесла она. — Мне так жаль…

— За что ты извиняешься, мамочка? Здесь нет твоей вины! — сказала Нита. И к тому времени, как она закончила фразу, она уже знала, кто виноват.

Только одна из Сил, которая в начале Вселенной сотворила что-то, чего раньше никогда не было: энтропию, болезни… смерть. Эта Одинокая Сила была ее давним врагом, но сейчас Ните показалось, что никогда раньше та не причиняла такого вреда.

Дайрин, стоявшая возле Ниты, наклонилась над кроватью:

— Мама, ну почему ты раньше нам не говорила, что у тебя болит голова?

— Дорогая, я говорила. — Она слегка повернула голову на подушке. — Я думала… Я думала, это из-за стресса.

Она улыбнулась.

— Кажется, я не угадала.

Затем она задремала, глаза ее закрылись. Нита и Дайрин обменялись взглядами. Нита взяла мамину руку и закрыла глаза, попытавшись сделать то, чего никогда не пробовала прежде проделать со своей мамой. Она попыталась направить свое сознание в тело матери, аккуратно и осторожно. Без заклинания, созданного специально для этой цели, невозможно было добиться четкого результата, все, что она ощутила, это только лишь неясное чувство сбитости с толку, легкие отблески боли, странное ощущение дислокации…

… и еще кое-что. Небольшое нечто. Множество небольших нечто, которые не были ее мамой. Они были собраны во что-то маленькое, горячее и непонятное, пылающее на фоне прохладного «нормального» фона: что-то чужое… и злобное.

Нита сглотнула и открула глаза.

Я ошиблась. Я сделала не так, как написано в книге. Но я… позже.

Ее мама снова приоткрыла глаза.

— Я не хочу, чтобы вы беспокоились обо мне, — сказала она очень тихо.

Ее папа почти засмеялся.

— Ну только послушай себя, — сказал он. — Сама беспокоишься о нас, как обычно. Ты лучше сконцентрируйся на том, чтобы поправиться, и помоги этим людям сделать то, что нужно.

— Похоже, у меня нет выбора, — ответила мама Ниты. — Я в меньшинстве.

Ее глаза снова закрылись.

Нита встретилась с отцом взглядом над кроватью.

— Нам пора уходить, — прошептал он. — Сейчас сон — это то, что ей нужно.

— Мам, — сказала Дайрин, — мы придем завтра, окей? А ты пока вздремни немного.

— Не впадай в крайности… чтобы получить что-то, — прошептала ее мама.

— Прости.

Еще несколько минут они сидели молча, не говоря ни слова. Наконец одна из медсестр заглянула в дверь, приложила палец к губам, затем махнула головой в сторону коридора, приподняв брови. Нита поднялась, тяня за собой Дайрин.

— Папа… — сказала она.

Его глаза были прикованы к лицу их матери. Затем он повернулся, заметив медсестру, которая смотрела на него и показывала свои часы. Отец Ниты кивнул, вставая. Самым сложным для него оказалось отпустить мамину руку. Нита отвела взгляд, но почувствовала, что глаза наполнились слезами. Я не буду плакать здесь, подумала она.

Здесь это услышит весь мир, в том числе и папа…

Она направилась к двери. Папа и Дайрин следовали за ней. Затем они некоторое время постояли в коридоре. Им не оставалось ничего другого кроме как поехать домой.

К тому времени, как они добрались до дома, уже совсем стемнело. Было поздно. Куда подевался вечер, подумала Нита, пока ее папа запирал заднюю дверь. Каким-то образом часы пролетели за несколько минут, оставив только боль и ощущение обмана, каким-то образом… не то чтобы Нита захотела бы вернуть этот кусочек времени. Пройти через это один раз было более чем достаточно. Дайрин, видимо, была согласна с ней, она поднялась в свою комнату, с хлопком закрыв за собой дверь.

— Папа, — сказала Нита.

Он сидел на стуле в гостиной возле одной зажженной лампы, все вокруг терялось в тени, его лицо было неподвижно и казалось ошеломленным в тусклом свете.

— Что?

— Папа… то, что они нам сказали, — прошептала Нита, — это пугает… но, возможно, это не то, что ты подумал.

Он не стал спрашивать, откуда она узнала.

— Нита, — ответил ее отец явно против воли, — тебя не было, когда они принесли ее туда, сразу после рентгена, до моего возвращения. Я видел, как доктор смотрела снимки. Я видел ее лицо…

Нита сглотнула. Ее отец уронил лицо в ладони, затем поднял голову. Его щеки были мокрыми.

— Они достаточно осторожны, — сказал он наконец. — Они поступают правильно, хотят проделать все анализы. Но я видел лицо доктора…

Он покачал головой.

— Все… все очень плохо.

Затем он сжал кулаки.

— Я не должен был пугать тебя. Я могу ошибаться.

— Ты всегда говорил, что мы должны рассказывать друг другу о том, что нас пугает, — ответила она. — Воспользуйся своим собственным советом, папа.

Некоторое время стояла тишина.

— Это глупо, — произнес он. — Я продолжаю думать о том, что если бы я не работал так много, этого бы не произошло. Если бы ей не пришлось столько трудиться над счетами, этого бы не произошло. Как будто это все моя вина, так или иначе. Как будто это поможет, — он издал короткий горький смешок. — Я несмотря на то, что я знаю, что это не так… Я чувствую себя так. Дурак.

Нита опять сглотнула.

— Я тоже не могу перестать думать, — сказала она, — я должна была заметить, что с ней не все в порядке.

— Так же как и я.

Нита покачала головой.

— Но я думаю, что… когда кто-то всегда здесь… ты перестаешь следить за ним, так или иначе. Это глупо, но это правда.

Ее отец вытер руки о штаны и посмотрел на нее снизу вверх со странным болезненным выражением.

— Знаешь, — сказал он, — иногда ты говоришь точно как твоя мама.

Это был самый лучшая вещь, которую он мог ей сказать. И самая худшая. Когда шок немного поутих, все, что Нита смогла выдавить в ответ, было:

— Тебе лучше попробовать немного поспать.

Сначала ее отец бросил на нее взгляд, говорящий «Ты, должно быть, шутишь», но потом он кивнул:

— Ты права.

Он поднялся, обняв ее.

— Спокойной ночи, дорогая. Разбуди меня в восемь.

Он ушел в заднюю спальню и закрыл за собой дверь.

Нита тоже отправилась в кровать, но ничего хорошего из этого не вышло. Она несколько часов лежала без сна, прокручивая в голове множество вещей, случившихся за последнюю неделю, особенно разговоры с ее матерью, пытаясь понять, когда все пошло наперекосяк, что могло бы быть по-другому, могла ли она предсказать случившееся сегодня, смогла бы как-нибудь это предотвратить. Это было мучительно, но она не могла прекратить заниматься этим, и в любом случае эти мысли были лучше других, которые ее ожидали.

Прошлое так или иначе нельзя изменить. Единственной альтернативой было будущее, в котором могло случиться что угодно еще более ужасное.

Звук поворачиваемой ручки двери заставил Ниту подпрыгнуть, холодея от ужаса. То, о чем она подумала секунду спустя, презирая и злясь на себя, одновременно пытаясь перевести дыхание и успокоить бешено бьющееся сердце, заставило ее тело содрогнуться.

Но она знала, что могло ее напугать до такого состояния. Телефонный звонок посреди ночи или отец, пришедший, чтобы сказать ей… сказать ей…

Нита сглотнула и попыталась восстановить контроль над собой. В темноте она услышала, как кто-то сделал несколько шагов к ней.

— Ниточка, — прошептал тихий голос. Затем скрипнули пружины кровати.

Дайрин прокралась к кровати Ниты, обняла ее, спрятав лицо у нее на груди, и разрыдалась.

Ните внезапно вспомнился эпизод, произошедший много лет назад: маленькая Дайрин, возможно, пяти лет от роду, бежит по тротуару возле дома, неожиданно спотыкается и падает. Дайрин было приподнимается на руках, затем внезапно после долгой паузы начинает плакать… потом слышит смех детей с соседней улицы. Дети смеются над ней.

Нита была поражена при виде того, как изменилось лицо Дайрин, сморщилось, пока она пыталась решить, что предпринять, затем сложилось в угрюмую и яростную гримасу решимости, углы рта опустились, а брови нахмурились. Дайрин поднялась и сказала только одно слово «Нет.» Колени кровоточили, она вытерла лицо и медленно пошла обратно к дому, ссутулившись, плечи опущены, все ее тело было как маленький решительно сжатый кулачок.

Я думаю, что ни разу не видела ее плачущей с тех пор, подумала Нита. И, поскольку Дайрин отлично справлялась в течение такого долгого времени, пожалуй, слишком долгого времени, для выражения своих эмоций ей приходилось преодолевать своего рода барьер. Но сейчас оболочка треснула, и кто только мог бы догадаться, сколько боли и страха скрывалось под ней…

Но сейчас Нита знала, что ничего не могла сделать кроме как позволить сестре выплакаться на своем плече. Это несправедливо, думала Нита, ощущая, как намокает пижама, и прижимая Дайрин к себе. Кому я могла бы выплакаться… Кто мог бы быть сильным для меня…

Если какая-нибудь Сила и слышала ее, она не ответила.