Колоссальные успехи интеллектуального и художественного единства, имевшего место на норманнских землях, можно считать символом достижения норманнов, в честь которых и написана эта книга. Таким образом, в основе того, чего норманнам удалось добиться в светской власти, лежат не только высокие достоинства их правления, но и их способность уважать традиции и использовать способности тех, кем они правили. Подобный дуализм пронизывал всю огромную территорию распространения власти норманнов в период с 1050 по 1100 год. Произошло это в первую очередь и главным образом благодаря неудержимой энергии людей властвующих, а особенно благодаря тем увлечениям, которые вдохновляли их, и особым военным приемам, которые, при умелом руководстве, повсюду приносили успех. Так был создан обладающий самосознанием норманнский мир XI века, он был пронизан общими интересами и через подчинение взаимосвязанным крупным семьям связан воедино. Тем не менее даже в объединенном норманнском мире оставалось пространство для многообразия, свойственного некоторым его частям. И если в будущем страны, которые норманны завоевали, их же, если можно так выразиться, и поглотили, то они слились с теми сообществами, развитию чьей индивидуальности они же и способствовали и чье будущее во многом и определили.

Произошло это, как мы уже видели, в Англии, в Италии, на Сицилии и, возможно, даже в Антиохии. Строить домыслы о том, каким было бы политическое, социальное и церковное будущее этих стран, если бы их не покорили норманны, бесполезно. Что если бы Англия, например, продолжала развиваться по тому пути, на который она вступила в 1053 году, или если бы конкурирующие греческие, ломбардские и мусульманские государства на юге не попали под норманнское господство? Было бы правильно предположить, что без норманнов будущее этих народов не было бы ни более прославленным, ни более индивидуальным. В Европе в целом все обстояло так же, как и в странах, завоеванных норманнами. Конечно, норманны не были творцами ни успехов понтификата Папы Гильдебранда, ни культурного возрождения на Западе, ни крестовых походов. Но если бы не норманны, то все это не произошло бы так и тогда, когда оно произошло. К тому же (чтобы был и уничижительный пример) прискорбный раскол христианского мира, кульминацией которого стало в 1204 году разорение Константинополя, произошел бы, вероятно, в любом случае, но своей политикой норманны его ускорили и сделали неизбежным. И наконец можно вспомнить, что и «Анжуйская империя», властвующая на побережье Атлантики, и королевство Рожера II, под контролем которого находились оба центральных берега Средиземного моря, были прямым результатом усилий норманнов. Можно сказать, что полностью последствия норманнского завоевания для Европы проявились только с наступлением XII века, возможно, даже только во времена Иннокентия III. Но своими действиями в период с 1050 по 1100 год норманны уже раскрыли характер своего устойчивого воздействия на историю и уже определили степень этого воздействия.

Так как гробницы сами по себе являются в некотором смысле отражением того, чего норманнам удалось достичь за эти пять десятилетий, то подходящим завершением этой книги могло бы стать описание надгробных памятников тех людей, кто был в первую очередь причастен к этим достижениям. Местом, где в 1087 году нашел свой последний приют Вильгельм Завоеватель, стало его собственное герцогство, им же построенная в Кане церковь св. Стефана. Вскоре его могилу украсил иностранный мастер, живущий в Англии, но впоследствии могила была разорена, и на сегодняшний день первоначальное сооружение полностью утрачено. Тем не менее обстановка была вполне подходящей. Также уместно упомянуть и то, что когда в 1085 году Роберт Гвискар умер на острове Кефаллиния, его тело перевезли в Веносу (место рождения Горация), чтобы похоронить его там в аббатстве, которое он так щедро одаривал и в которое он так жестоко отправил свою жену-норманнку. Его гробница тоже не сохранилась, но среди современников слава о ней разлетелась далеко за пределы Уилтшира, где монах записал эпитафию, венчавшую это захоронение. Очевидно, что в норманнской Англии подвиги этого «ужаса вселенной», норманнского герцога Апулии, а особенно победы над восточным и западным императорами, были предметом гордости. Что касается Рожера I, то тут можно только добавить, что его похоронили не в Сиракузах или Палермо, не в Мессине (как можно было ожидать), а в его собственном аббатстве Св. Троицы у Милето, города, которому он принес славу космополитичного; города, который был свидетелем его прихода к власти и который после его смерти быстро пришел в упадок.

В этом смысле еще более примечательны сохранившиеся до наших дней памятники норманнских предводителей XI века следующего поколения. Сохранился, например, мрачный темный камень, который покрывает могилу Вильгельма Рыжего, тело которого после загадочной смерти в 1100 году в Нью-Форесте (New Forest) в сопровождении скорбящей толпы англичан доставили к месту захоронения в собор Винчестера. Сохранилась и могила Роберта, другого сына Завоевателя, славу он снискал себе в Сирии, а на Западе потерпел неудачу. В монастырской церкви св. Петра в Глостере его похоронили уже после долгого тюремного заключения (рис. 13). Установленная в его честь деревянная статуя по своему происхождению относится к более позднему периоду Средневековья и в значительной степени восстановлена, и тем не менее его могилу было бы удачно сравнить с памятником Боэмунду, компаньону Роберта по первому крестовому походу. Могила Боэмунда (которая, по-видимому, являет собой самую странную и самую откровенную из всех норманнских могил) находится в соборе Каноссы (между Бари и Фоджей), по форме она восточная, а по духу — мусульманская. Она не похожа на саркофаги, которые помещают в atrium или нефе христианской церкви. Это сооружение с куполом на квадратной основе скорее напоминает мусульманскую могилу или turbeh, который можно встретить у мечети. В помпезной надписи, естественно, не только превозносятся победы этого «преданного атлета Христа», там утверждается, что он не только подчинил Сирию, но трижды опустошил Грецию и наводил ужас на Парфянское царство. Но вдохновил на памятник, под которым лежит тело Боэмунда Тарентского, князя Антиохийского, скорее мусульманский Восток, чем христианский Запад (рис. 12).

От Глостера далеко до Каноссы, и эти абсолютно несхожие могилы Роберта и его друга Боэмунда могут послужить поводом, чтобы обратить внимание на то, в скольких областях проявили себя норманны в тот период. Однако окончательный синтез искать, видимо, следует в великом соборе Палермо, который некогда был мечетью и который в 1072 году норманны вернули христианскому миру. Там в 1097 году был похоронен Одо, единокровный брат Вильгельма Завоевателя, епископ Байё и эрл Кента, и отпевание провел тот же епископ Эвре из Нормандии, который десятью годами раньше произнес проповедь во время погребальной церемонии самого Завоевателя. Там также находится навевающая воспоминания часовня, в которой погребен король Рожер II Сицилийский. Его отец свой жизненный путь в Италии начал как вор скота, продолжил кок выдающийся солдат, а завершил в роли политического мужа-созидателя. И теперь могилу сына можно увидеть рядом с могилой его дочери Констанции и рядом с двумя его близкими родственниками: императорами Генрихом IV и Фридрихом II. И если церковь св. Стефана в Кане, строгая и возвышенная, была подходящим местом для захоронения Вильгельма Завоевателя и если норманнское строительство в романском стиле достигло своих вершин не в герцогстве, а на севере Англии, то тогда подходящим символом норманнских стремлений может быть прекрасный монумент из порфира, в котором воплощен царственный сын Рожера «Великого графа». Результаты норманнских достижений в период с 1050 по 1100 год действительно были разнообразны и имели широкий охват. Но во всех деяниях норманнов присутствовала врожденная сплоченность.