В 1924 году из-под пера Ричарда Коннелла вышла небольшая книга под названием «Самая опасная дичь». В ней рассказывалось о матером охотнике генерале Зароффе, которому наскучило выслеживать животных и он перешел к более сложной и интересной добыче: человеку. Книга пользуется популярностью и по сей день. Недавно ее проходила в школе и моя дочь Лорен.

Насколько нам известно, история Коннелла оставалась чистейшей выдумкой до 1980-х — пока на сцену не вышел вежливый пекарь из аляскинского Анкориджа Роберт Хансен.

Разрабатывая психологический портрет Хансена и стратегию его поимки, нам пришлось уйти от привычных методов. К сентябрю 1983 года, когда к расследованию подключили наш отдел, силы полиции Аляски уже идентифицировали Хансена как главного подозреваемого по делу. И все же они сомневались насчет истинного масштаба его преступлений. Мог ли столь неподходящий человек, примерный семьянин и столп общества, учинить зверства, в которых его подозревали?

Вот как развивались события.

В прошлом году 13 июня к полицейскому в Анкоридже подбежала обезумевшая от ужаса девушка с болтавшимися на одном запястье наручниками. Она рассказала историю, в которую верилось с трудом. К ней, семнадцатилетней проститутке, подошел рябой рыжий коротышка и предложил 200 долларов за оральный секс у него в машине. По ее словам, пока она занималась делом, он защелкнул наручники ей на запястьях, достал пистолет и, угрожая расправой, отвез к себе домой в фешенебельный район Малдун. Кроме них, там никого не было. Похититель заявил, что она не пострадает, если будет его слушаться и выполнять его приказания. Но потом он силой заставил девушку раздеться и стал насиловать ее, кусая за соски, загоняя молоток ей между ног и всячески причиняя жесточайшую боль. Затем он оставил девушку прикованной к шесту у него в подвале, а сам уснул и проспал несколько часов кряду. Проснувшись, злодей сообщил несчастной, что она ему очень понравилась и он собирался отвезти ее на своем частном самолете в хижину в лесу, где они снова займутся сексом, а потом он вернет ее в Анкоридж.

Но здравый смысл подсказывал бедняжке, что ее шансы на выживание крайне малы. Похититель изнасиловал и избил ее, совершенно не скрывая свою личность. А в хижине она и вовсе обречена. Девушке удалось ускользнуть в уже аэропорту, пока ее похититель грузил припасы в самолет. Она бежала что есть мочи в надежде позвать на помощь. Тут ей и попался полицейский.

Судя по описанию, составленному жертвой, похитителем был Роберт Хансен. Уроженец Айовы сорока с лишним лет, на тот момент он уже семнадцать лет проживал в Анкоридже, владел известной пекарней и считался видным членом общества. Он был женат и имел двоих детей — сына и дочь. Полиция съездила с пострадавшей к дому Хансена в Малдуне, и девушка подтвердила, что именно там ее и пытали. В аэропорту она опознала легкий самолет «Пайпер суперкаб», принадлежащий Роберту Хансену.

После этого полиция отправилась к пекарю и предъявила ему обвинения согласно заявлению девушки. Не на шутку разозлившись, он начал кричать, что ни разу не видел эту женщину. Ну еще бы: он видный общественный деятель, а она просто пытается стрясти с него деньги. Сама мысль о предъявленных ему обвинениях казалась ему смехотворной. «Разве можно изнасиловать проститутку?» — спросил он полицейских.

У задержанного нашлось и алиби: жена с детьми отправилась в Европу на лето, и тем вечером он ужинал в компании двоих своих партнеров. Он сообщил их имена, и оба подтвердили его слова. Никаких улик, кроме показаний самой девушки, не нашлось, а значит, и оснований для ареста у полиции не было.

Но даже без объективных свидетельств полицейские Анкориджа и Аляски чувствовали, что запахло дымом. А дыма без огня, как известно, не бывает. Еще в 1980-м строители обнаружили тело неопознанной жертвы, когда прокладывали Эклутна-роуд. Судя по останкам, частично обглоданным медведями, женщину закололи насмерть, а после неглубоко закопали в землю. Настоящее имя «Энни из Эклутны» так и не выяснили, а убийцу не нашли до сих пор.

Позже в том же году в гравийном карьере близ Сьюарда обнаружили труп Джоанн Мессины. В сентябре 1982-го в неглубокой яме у Ник-Ривер охотники наткнулись на тело двадцатитрехлетней танцовщицы топлес Шерри Морроу. Она числилась пропавшей с ноября. Морроу скончалась от трех пулевых ранений. Найденные неподалеку гильзы указывали, что в девушку стреляли из мощной охотничьей винтовки «ругер-мини-14» 223-го калибра. К несчастью, на Аляске такое оружие пользовалось особой популярностью, а потому отыскать и допросить каждого охотника, у которого оно имелось, представлялось крайне затруднительным. Внимание к себе привлекло кое-что другое. В одежде девушки не было пулевых отверстий, а значит, она была голой, когда в нее стреляли.

Спустя почти год в неглубокой яме на берегу той же самой Ник-Ривер обнаружили еще одно тело. Убитой оказалась Паула Голдинг, бывшая секретарша, которая от безысходности пошла танцевать в стрип-бар, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Пропавшую еще в апреле Голдинг также застрелили из «ругер-мини-14». Следующей должна была стать та самая семнадцатилетняя проститутка, но ей посчастливилось сбежать. Теперь, когда список нераскрытых преступлений пополнился еще одной жертвой, в Бюро криминальных расследований полиции штата Аляска решили вплотную заняться мистером Хансеном.

Хотя полиция уже взяла его на мушку, я не хотел затуманивать свое мышление их догадками, пусть и сделанными по результатам большой работы. Поэтому во время первой телеконференции я попросил не рассказывать мне подробностей о пекаре. «Сперва расскажите мне о преступлениях, а потом я сам расскажу вам об убийце», — предложил я.

Мне подробно описали нераскрытые убийства и пересказали историю со слов спасшейся девушки. Я прикинул портрет убийцы, и мне ответили, что он очень похож на их подозреваемого, вплоть до заикания. Затем мне поведали о Хансене, его работе и семье, положении в обществе и репутации выдающегося охотника. Разве такой человек способен на крайнюю жестокость?

Еще как. Проблема в том, что полиция владела лишь косвенной информацией, а тогда как предъявить Хансену обвинения можно было лишь на основании физических улик. Чтобы наказать душегуба, чего все страстно желали, оставалось лишь добиваться чистосердечного признания. Тогда меня попросили покумекать над убийствами и помочь сдвинуть дело с мертвой точки.

Поставленная задача была прямо противоположна нашей обычной практике: мне предстояло определить, вписывается ли прошлое, особенности личности и поведения уже известного субъекта в заданную серию преступлений.

Из резидентуры в Боулдере, штат Колорадо, я взял с собой агента Джима Хорна, который недавно присоединился к нашему отделу. Давным-давно мы вместе с ним проходили курс молодого бойца, а когда меня наконец уполномочили нанять еще четырех агентов, я тут же попросил Джима вернуться в Куантико. Сегодня Джим Хорн наряду с Джимом Ризом — двое самых высококлассных экспертов по стресс-менеджменту во всем Бюро. Их навыки критически важны в нашей работе. Но тогда, в 1983-м, Джиму предстояло одно из его первых дел на стезе поведенческого анализа.

Перелет в Анкоридж дался мне очень нелегко. Пока мы болтались над водной гладью, я, и без того вымотанный, так вцепился в подлокотники, что побелели костяшки пальцев. По прибытии нас встретили местные полицейские и проводили в отель. Мы проехали мимо баров, где раньше подвизались жертвы. Из-за холодов «ночные бабочки» не могли трудиться на улице, а потому перенесли свои деловые связи в бары, работавшие практически круглосуточно: их закрывали всего на час, чтобы прибраться и выставить вон перебравших посетителей. В то время в надежде заработать свою копейку на строительстве нефтепровода на Аляску массово хлынули мигранты, и штат вышел на первые места по уровню самоубийств, алкоголизма и венерических заболеваний. Во многом штат походил на современный фронтир времен Дикого Запада.

Атмосфера, царившая в городе, показалась мне очень странной. Там как будто шло непрерывное противостояние между коренным населением и приезжими «южанами из сорок восьмого». Вокруг бродили эдакие мачо в татуировках прямиком из рекламы «Мальборо». Люди здесь настолько привыкли перемещаться на большие расстояния, что казалось, будто у каждого есть собственный самолет. В этом плане Хансен ничем не отличался от остальных.

Немаловажное значение для нас имел и тот факт, что на сей раз наш портрет должен был подкрепить ордер на обыск. Мы приступили к анализу, оперируя всем, что знали о преступлениях и о самом Роберте Хансене.

Что до жертв, известных полиции, то они работали проститутками или танцевали в стрип-барах. Но они были лишь каплей в море среди подобных им девушек, сновавших вдоль Западного побережья. Из-за кочевого образа жизни и нежелании «ночных бабочек» сообщать полиции о своем местонахождении, узнать об убийстве можно только в том случае, когда кто-то случайно наткнется на труп. С той же самой проблемой полиция и ФБР столкнулись при расследовании дела убийцы из Грин-Ривер в штате Вашингтон. Вот почему выбор жертвы имеет такое большое значение: субъект охотился только на тех, кого никто не хватится.

Мы много не знали о прошлом Хансена, но имеющиеся сведения хорошо вписывались в общую картину: невысокий и худой, весь рябой, сильно заикается. Я предположил, что в подростковом возрасте из-за проблем с кожей и заикания его постоянно задирали и поднимали на смех, особенно девочки. Самооценка упала ниже плинтуса. Возможно, именно из-за этого субъект и переехал на Аляску — в надежде начать с чистого листа. А если говорить языком психологии, насилие над проститутками — вполне обычный способ расквитаться с женским полом за прошлые обиды.

Кроме того, я обратил внимание и на охотничий опыт Хансена. Он заработал себе имя на этом поприще, убив из арбалета дикую овцу в горах Кускоквим. Я не хочу сказать, что все охотники по своей природе ущербны, но, по моему опыту, страдающий чувством собственной неполноценности субъект старается компенсировать неутоленные желания охотой или другим хобби, связанным с ножами или огнестрельным оружием. Сильным заиканием Хансен напомнил мне Дэвида Карпентера, «убийцу из чащи» в Сан-Франциско. Как и в том случае, я был уверен, что на пике упоения властью Хансен перестает заикаться.

Учитывая все факторы, хотя раньше мы с такими случаями не сталкивались, я понемногу начал складывать картину реальных событий. Тела проституток и «экзотических танцовщиц» обнаруживали глубоко в лесу с пулевыми ранениями, оставленными, судя по всему, охотничьей винтовкой. По меньшей мере одна из жертв была голой, когда в нее стреляли. По словам семнадцатилетней девушки, которой удалось сбежать, Хансен собирался отвезти ее в свою хижину в лесу. Вместе с тем его жена с детьми улетели на лето в Европу, и он оставался один.

Я считал, что Роберту Хансену, как и генералу Зароффу из «Самой опасной дичи», наскучили лоси, медведи и дикие овцы, и он решил переключиться на более интересную добычу. Для Зароффа ею становились случайные моряки, которым не посчастливилось напороться на скалы в узком проливе близ его острова, нарочно не обозначенные предупредительными пометками. «Я охочусь на отребье земли — моряков, нанятых по объявлению. Да чистокровная собака или породистая кобыла стоит больше, чем любые двадцать из них», — говорил герой книги.

По моему мнению, в своем отношении к проституткам Хансен недалеко ушел от Зароффа. Он мог считать их людьми жалкими и презренными; к тому же ему не требовались особые ухищрения и уловки, чтобы заманить их в ловушку. Сняв очередную девицу, он ее похищал, вывозил на самолете в лес, раздевал, а затем давал возможность убежать, устраивая на нее охоту с винтовкой или ножом.

Но начинал он, конечно, несколько попроще. Первых жертв он просто убивал, а потом вывозил тела подальше в лес. Преступления Хансен совершал на почве ненависти. Возможно, поначалу ему хватало и того, что девушки молили о пощаде. Но, будучи охотником, в какой-то момент он поймал себя на мысли, что можно сочетать «приятное с полезным», то есть вывозить жертв в самую чащу леса еще живыми, а потом устраивать на них охоту ради спортивного интереса и мощного сексуального удовлетворения. Вот в чем для него выражалась абсолютная власть. Убийца стал от нее зависим. Ему хотелось упиваться ею снова и снова.

Из этих умозаключений вытекали основания для ордера на обыск. Полиция требовала от нас с Джимом некие письменные показания, которые можно отнести в суд и предметно объяснить, что такое профайлинг, какие улики мы ожидаем найти во время обыска и почему пришли к таким выводам.

В отличие от обыкновенного преступника, которому все равно, чем прикончить свою жертву, Хансену был очень дорог его охотничий карабин. А значит, он, скорее всего, хранил его дома, пусть и не на виду: под кроватью, за фальшпанелью или потайной стенкой, на чердаке — словом, в тайнике.

Я также считал, что наш клиент окажется «коллекционером», хоть и не в чистом виде по понятным причинам. Многие сексуальные маньяки забирают у жертв сувениры на память, которые затем преподносят своим подругам в знак власти над ними или разглядывают сами, заново переживая опыт убийства. Но Хансен-то не мог водрузить голову проститутки на стену как охотничий трофей, а потому, скорее всего, довольствовался вещицами попроще. Поскольку тела жертв оставались в целости, убийца мог забирать украшения и драгоценности, а затем дарить их жене или дочери, сочинив байку о том, откуда они взялись. Вряд ли он хранил у себя нижнее белье, но мог забирать из бумажника небольшие фото или что-нибудь еще. Также опыт подсказывал мне, что такой тип личности способен документировать свои похождения, например вести список девушек или дневник.

Теперь нужно было опровергнуть алиби пекаря. Двоим его деловым партнерам ничего не стоило поддержать товарища, если они при этом ничем не рисковали. А вот если нам удастся такой риск для них создать, то ситуация изменится для нас в лучшую сторону. Через окружного прокурора полиции Анкориджа удалось санкционировать создание расширенной коллегии присяжных для расследования дела о похищении и изнасиловании проститутки, опознавшей Хансена. Затем полицейские снова допросили двоих бизнесменов, только на сей раз предупредили, что за дачу заведомо ложных показаний расширенной коллегии присяжных им не поздоровится.

Как мы и ожидали, этого оказалось достаточно, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Оба признались, что на самом деле не видели Хансена тем вечером и он просто попросил их помочь ему выйти из некоей «неловкой ситуации».

Тут же был выписан ордер на обыск, а самого Хансена арестовали по подозрению в похищении и изнасиловании. Дома у него полиция обнаружила карабин «ругер-мини-14». Баллистическая экспертиза показала, что он соответствует гильзам, найденным неподалеку от тел убитых. Как мы и предполагали, под охотничьи трофеи Хансен выделил целую комнату. Чего там только не было: бесчисленные головы зверей, моржовые бивни, оленьи рога, чучела птиц и шкуры на полу. Под досками в полу на чердаке нашелся тайник, в котором пекарь припрятал другое оружие вперемежку с разнообразной бижутерией, часиками, водительскими правами и несколькими удостоверениями личности. Все это некогда принадлежало убитым. Кое-что из нехитрого скарба жертв он подарил жене и дочке. Дневника он не вел, зато полиция наткнулась на нечто похожее: летную карту с отметками мест, где оставлены тела.

Всего этого добра с лихвой хватало на то, чтобы прижать Хансена к ногтю. Но без ордера на обыск нам бы ни за что не удалось распутать дело. И единственный способ получить ордер состоял в демонстрации судье достаточного количества поведенческих улик, чтобы обосновать обыск. С тех пор мы не раз успешно формулировали подобные обоснования, и полученные ордера позволили в конечном итоге упечь за решетку многих опасных преступников. Среди них особенно интересно отметить делаварское дело Стивена Пеннелла, известного как «убийца с I-40». Пеннелл пытал и убивал женщин в специально оборудованном для этих целей фургоне и был казнен посредством инъекции в 1992 году.

Когда полиция Анкориджа и Аляски смогла наконец допросить Роберта Хансена (а это было в феврале 1984 года), я уже сидел дома, понемногу восстанавливаясь после инсульта, перенесенного в Сиэтле. Рой Хейзелвуд, героически справляясь одновременно и с моей работой, и со своей, проконсультировал полицию по технике допроса.

Как и в самом начале, когда Хансену впервые предъявили обвинения в похищении, он все отрицал, прикрываясь счастливым браком и успешным бизнесом. Поначалу подозреваемый утверждал, что гильзы от его винтовки нашли на местах убийств единственно потому, что он оттачивал там свои навыки стрельбы, а наличие поблизости трупов — это чистое совпадение. Но в конце концов, заваленный кучей неоспоримых доказательств и придавленный сверху угрозами натравить на него сурового прокурора, страстно желавшего добиться для Хансена смертного приговора, если тот не сознается, убийца все рассказал.

В попытке рационализировать и оправдать свои действия Хансен уверял, что хотел от проституток лишь орального секса, которого не мог требовать от своей благочестивой и уважаемой супруги. Если «ночная бабочка» хорошо старалась, то, по словам преступника, этого ему хватало. Наказывал он только тех, кто не слушался, пытаясь самостоятельно контролировать ситуацию.

В этом отношении поведение Хансена как две капли воды походило на описанное в тюремном интервью Монте Риссела. И Хансен, и Риссел страдали от чувства неполноценности и пережили тяжелое детство. Риссел обрушивал свой гнев на тех женщин, которые, в попытке задобрить его, старались симулировать готовность и удовольствие. Но они не понимали, что главное для такого индивида — власть и подчинение.

Хансен также утверждал, что около тридцати или сорока проституток по своей воле сели к нему в самолет, и он вернул их живыми. Честно говоря, верилось с трудом. Женщины, отобранные Хансеном для охоты, обычно не задерживались на одном месте, меняя клиентов как перчатки. Если они уже долгое время работали в индустрии интим-услуг, то наверняка неплохо разбирались в людях и вряд ли по своей воле сели бы в самолет к какому-то едва знакомому парню. Девушки могли допустить лишь одну ошибку: позволить ему затащить себя домой. Как только очередная жертва оказывалась у него дома, ее песенка была спета.

Как и его вымышленный «коллега» генерал Зарофф, Хансен утверждал, что охотился только на определенных людей. Он ни за что не подумал бы причинить вред «достойной» женщине. Другое дело — проститутки и стриптизерши. «Я не хочу сказать, что ненавижу всех женщин, нет… — объяснял убийца. — Но вот проституток я склонен ставить куда как ниже. Это как бейсбол: либо они метко бросают мяч, либо я его отбиваю».

Начав охоту, разрядку он мог получить только со смертью жертвы. «Возбуждение, — рассказывал Хансен дознавателям, — приходило, когда я выслеживал их».

Он подтвердил наши подозрения о его прошлом. Он вырос в Покахонтасе, штат Айова. Его отец был простым пекарем. Ребенком Роберт нередко обчищал полки магазинов и, даже когда вырос и мог позволить себе купить все, чего хотел, все равно продолжал подворовывать ради удовольствия. По его словам, проблемы с противоположным полом у него начались в старшей школе. Его душила горькая обида, что из-за прыщей и заикания никто не хотел с ним общаться: «Я выглядел, как урод, и разговаривал так же. Любая девушка, на какую я ни взгляну, отворачивалась от меня». После ничем не выдающейся службы в армии он женился в возрасте двадцати двух лет. Затем последовала череда поджогов и краж, Хансен был судим, окончательно рассорился с супругой и развелся, а потом женился вновь. На Аляску он переехал, как только вторая жена окончила колледж. Он собирался начать жизнь заново, но с законом по-прежнему не дружил. На сей раз послужной список пекаря пополнился несколькими попытками к изнасилованию, которые он, очевидно, совершал в отношении девушек, отказавших ему во внимании. Интересно отметить, что, как и многие другие преступники, Хансен водил весьма популярный в их кругах «фольксваген-жук».

27 февраля 1984 года Хансен сознался в совершении четырех убийств, одного изнасилования, одного похищения, ряде краж и незаконном применении оружия и был приговорен к 499 годам тюрьмы.

Один из первоочередных вопросов, ответ на который мы должны были дать, прежде чем полиция примет дальнейшие действия по делу Хансена, звучал так: а все ли отмеченные убийства проституток и танцовщиц совершены одним и тем же человеком? Вообще это один из самых важных вопросов в следственно-криминальном анализе. Примерно в то же время, когда на Аляске обнаружили тело первой жертвы Роберта Хансена, меня вызвали в Буффало, штат Нью-Йорк, чтобы поучаствовать в расследовании серии жестоких и, вероятно, совершенных на почве расовой ненависти преступлений.

22 сентября 1980 года неизвестный застрелил четырнадцатилетнего подростка по имени Гленн Данн прямо на парковке перед супермаркетом. Со слов свидетелей, нападавшим был молодой белый мужчина. На следующий день в небольшой закусочной в пригородном Чиктоваге застрелили тридцатидвухлетнего Гарольда Грина. Тем же вечером на пороге собственного дома в том же самом районе, что и первая жертва, погиб тридцатилетний Эммануэль Томас. А еще через день в Ниагара-Фоллз появилась четвертая жертва — Джозеф Маккой.

По логике вещей только два аспекта объединяли эти бессмысленные убийства. Во-первых, все жертвы были черными. Во-вторых, из тел погибших извлекли пули 22-го калибра, и пытливая пресса тут же нарекла нападавшего «убийцей с 22-м калибром».

Буффало дрожал от расового напряжения. Представители чернокожего населения чувствовали себя беспомощными и обвиняли полицию в бездействии. В каком-то смысле все это до боли напоминало ужасы, которые пережила Атланта. И, как часто происходит в подобных ситуациях, дело не сразу пошло на лад. Сперва оно покатилось ко всем чертям.

8 октября в пригородном Амхерсте в багажнике собственного автомобиля обнаружили труп семидесятиоднолетнего черного таксиста Парлера Эдвардса с вырезанным из груди сердцем. На следующий день, теперь на берегу Ниагары, был найден мертвым еще один черный таксист, сорокалетний Эрнест Джонс, и тоже с вырванным сердцем. Его такси, залитое кровью, стояло в паре километров от владельца, в черте Буффало. А еще через день, в пятницу, белый мужчина, чем-то похожий на «убийцу с 22-м калибром», ворвался в больничную палату к тридцатисемилетнему Коллину Коулу, объявил, что «ненавидит ниггеров», и принялся того душить. Коул спасся только благодаря вошедшей медсестре, а нападавший бежал.

Народ требовал расправы. Власти опасались, что со дня на день массы чернокожих поднимутся на неизбежный протест. В те же выходные я прибыл на место по просьбе САРа в Буффало Ричарда Бретцинга. Очень правильный солидный мужчина, семьянин до мозга костей, Бретцинг считался ключевым членом так называемой мафии мормонов в ФБР. Никогда не забуду табличку в его кабинете, гласившую примерно следующее: «Если мужчина несчастлив дома, значит, он несчастлив по жизни».

Как обычно, в первую очередь я обратил внимание на жертв. Полиция считала, что, кроме расы, у шестерых погибших нет другого общего знаменателя. Им просто не посчастливилось оказаться не в то время не в том месте. Без сомнений, из 22-го калибра стрелял один и тот же человек. Все эти убийства совершались с определенной целью, характерной для фанатика. Субъект обладал единственной заметной психопатологией: патологической ненавистью к чернокожим. Все остальные особенности жертв в расчет не принимались.

Я ожидал, что наш клиент состоит в какой-нибудь ксенофобской клике или даже организации, пропагандирующей благие цели, например в церкви, при этом убеждая себя, что он вносит в их деятельность ощутимый вклад. Возможно, он даже служил в войсках, но его вскоре уволили по психологическим причинам или из-за неумения приспособиться к армейскому укладу жизни. Перед нами был рациональный и организованный человек с последовательной и «логичной» системой расовых предрассудков.

Что до тех двух жесточайших нападений на таксистов, то они, хоть и были совершены на почве расовой ненависти, но, скорее всего, другим человеком. Эти убийства были делом рук неорганизованной личности с патологией самоидентификации, возможно, галлюцинаторным синдромом или параноидальной шизофренией. На мой взгляд, места преступлений говорили о буйном помешательстве, упоении властью и жажде крови. Если один субъект меньше чем за две недели перешел от огнестрела к потрошению жертв, то он, скорее всего, страдает от жесточайшего расстройства личности. Но такое заключение никак не сходилось с инцидентом в больнице — если нападавший, конечно, был именно «убийцей с 22-м калибром», — к тому же я был уверен, что так скоро вскормить в себе болезненную фантазию о вырванных сердцах просто невозможно. Скорее всего, убийце понадобилось для этого как минимум несколько лет. Ни одного из двух убийц не интересовал грабеж. В то же время, тогда как первый стремился быстро нанести удар и смыться, второй, похоже, оставался на месте преступления длительное время. Если эти две серии и были связаны, то лишь в том отношении, что психопат, вырезавший жертвам сердца, черпал вдохновение у расиста, уже успевшего с головой погрузиться в свое «ремесло».

22 декабря убийца, орудовавший на Среднем Манхэттене и прозванный «манхэттенским мясником», всего за тринадцать часов зарезал четверых черных и одного латиноамериканца. Еще двоим афроамериканцам едва удалось сбежать. 29 и 30 декабря «мясник» снова нанес удар, на сей раз на севере штата: он насмерть зарезал тридцатиоднолетнего Рождера Адамса в Буффало и двадцатишестилетнего Венделла Барнса в Рочестере. В последующие три дня в Буффало схожие нападения пережили еще трое чернокожих, но им удалось спастись.

Я не мог утверждать, что «22-й калибр», «манхэттенский мясник» и виновник последних трех нападений — это один из тот же человек. Зато я не сомневался, что это один и тот же тип личности. Все трое проявляли расизм, нападали быстро и убивали.

В течение последующих месяцев расследование «22-го калибра» разделилось на два направления. В январе в Форт-Беннинге, штат Джорджия, рядовой армии Джозеф Кристофер напал с ножом на своего чернокожего сослуживца и был арестован (там же три года назад Уильям Хэнс пытался разыграть карту расизма в деле «Сил зла»). Во время обыска в его старом доме близ Буффало полиция нашла обрез и солидный боезапас патронов 22-го калибра. Кристофер устроился на службу только в ноябре и в период серии убийств в Буффало и на Манхэттене был в увольнении.

Находясь в исправительном центре Форт-Беннинга, он признался капитану Олдричу Джонсону, что «сделал это в Буффало». Тогда ему предъявили обвинения в убийствах из огнестрельного оружия и нескольких нападениях с ножом. Его вина была доказана, а после непродолжительных прений о его психическом здоровье Кристофера приговорили к шестидесяти годам тюрьмы. Капитан Мэтью Левайн, психиатр, обследовавший обвиняемого в армейском госпитале им. Мартина, признался, что его поразило, насколько точно пациент вписывался в портрет «убийцы с 22-м калибром». Как мы и предполагали, субъект не смог приспособиться к армейской жизни.

Кристофер не признавал, но и не отрицал свою причастность к убийствам двух таксистов. Обвинения по ним ему не предъявили, да эти два случая и не соответствовали ему ни с точки зрения modus operandi, ни с точки зрения почерка. А вообще эти две составляющие крайне важны в следственно-криминальном анализе, и я в свое время потратил не один час, выступая свидетелем на судах по всей стране и пытаясь объяснить присяжным разницу между ними.

Modus operandi — или образ действия — это приобретенная манера поведения, то, что делает преступник, совершая преступление. Modus operandi динамичен, то есть может со временем меняться. Почерк (этот термин я ввел сам, чтобы отличать от образа действия) отражает то, что делает преступник, удовлетворяя свое эго. Он статичен и не меняется.

К примеру, подросток не будет совершать преступления одним и тем же образом по мере взросления, если только самое первое не прошло без сучка без задоринки. Если противоправное действие сойдет ему с рук, то он кое-чему научится и постепенно будет покорять все новые высоты. Вот почему образ действия динамичен. С другой стороны, субъект может совершать преступления ради власти, причинения боли, страданий или чтобы заставить жертву молить о пощаде — это уже почерк, то есть отражение личности убийцы, его потребностей.

Во многих штатах обвинение до сих пор придерживается весьма архаичного подхода, пытаясь связать преступления по образу действия. На слушаниях по делу Кристофера его адвокат мог легко опровергнуть позицию своего оппонента, просто сказав, что убитые из 22-го калибра в Буффало и зарезанные на Манхэттене выражают два разных modus operandi, и был бы абсолютно прав. И тем не менее почерк у них одинаковый, а именно: склонность к убийству случайных чернокожих, обусловленная расовой ненавистью.

С другой стороны, застреленные и выпотрошенные жертвы — это уже два отличных почерка. Убийца, вырезавший своим жертвам сердца, пусть и имея похожий мотив, все же обладал ритуализированным, обсессивно-компульсивным почерком. Совершая преступление, каждый убийца преследует цель. Однако важно, что у каждого из них эта цель своя.

Зачастую граница между образом действия и почерком весьма размыта. Взять хотя бы того банковского грабителя из Техаса, который заставлял своих пленников раздеться, ставил их в сексуальные позы, а затем фотографировал. Это почерк, коль скоро действия никак не способствовали успеху в ограблении. В сущности, из-за этого налетчик сильно задерживался на месте и еще больше рисковал быть пойманным. И все же в этом он ощущал острую необходимость.

Или вот, к примеру, еще один грабитель — из Гранд-Рапидса, штат Мичиган. По этому делу я консультировал полицию на месте. Грабитель тоже заставлял заложников раздеться, но по другой причине. Он считал, что они, испытывая неловкость и стыд, не будут смотреть на него, а значит, не смогут позднее его опознать. Для него это было лишь средством удачного ограбления, а значит, его образом действия.

Анализ почерка сыграл важнейшую роль и на суде Стивена Пеннела в Делавэре в 1989 году. Кстати, во время расследования ордер на обыск был выписан благодаря нашим письменным показаниям, то есть профайлу. Делом занимался мой коллега Стив Мардигиан. Общими усилиями вместе с опергруппой округа Ньюкасл и полицией штата Делавэр ему удалось создать психологический портрет, позволивший сузить круг подозреваемых, разработать упреждающую стратегию и в конце концов прижать Пеннелла к ногтю.

На междуштатных магистралях № 40 и № 13 находили трупы проституток с раздробленными черепами. На телах присутствовали явные признаки пыток и сексуального насилия. Стив составил очень точный портрет. Он считал, что преступник — белый мужчина около тридцати лет, работник коммунальной службы. Он водит видавший виды фургон, открыто выискивает жертв, строит из себя мачо, состоит в браке или же имеет постоянные отношения, получает удовольствие от женского подчинения. Орудие преступления носит с собой, а улики тщательно уничтожает. Он хорошо знаком с местностью и грамотно выбирает места, где спрятать тело. Во время совершения преступлений ведет себя хладнокровно — и будет убивать и дальше, пока его не поймают.

Стивен Б. Пеннелл, белый мужчина тридцати одного года, работал электриком, водил фургон с солидным пробегом, катался по округе в поисках жертв, строил из себя мачо, был женат и любил подчинять женщин. В фургоне у него всегда был «чемоданчик для изнасилований». Он пытался уничтожить улики, когда полиция села ему на хвост, хорошо знал местность и умело прятал тела. Во время совершения преступлений вел себя хладнокровно и продолжал убивать, пока его не поймали.

Его обнаружили благодаря уловке, предложенной Мардигианом: у шоссе стояла женщина-полицейский, замаскированная под «ночную бабочку». Целых два месяца офицер полиции Рене С. Лано бродила по дорогам, выискивая фургон с мужчиной, подходящим под описание. Особое внимание обращалось на оснащение фургона, поскольку на теле одной из жертв нашли частички автомобильного коврика синего цвета. У Лано были четкие инструкции на случай остановки нужной машины: ни в коем случае не садиться внутрь, но постараться узнать как можно больше. Хоть на нее и поставили прослушку, это могло стоить Рене жизни. Когда наконец остановился мужчина, соответствовавший портрету, офицер Лано подошла со стороны пассажирской двери, втянула водителя в разговор и стала торговаться о цене своих услуг. Заметив синий коврик, она похвалила фургон и как бы игриво провела пальцами по коврику, заполучив бесценную улику. Лаборатория ФБР подтвердила, что собранные частицы соответствуют найденным на теле предыдущей жертвы.

На суде над Пеннеллом я давал показания по особенностям его почерка. Защита пыталась доказать, что преступления не мог совершать один и тот же человек, потому что очень многое в них отличалось. Я же объяснил, что, вне зависимости от образа действия, все убийства сходились к общему знаменателю в виде физических, эмоциональных и сексуальных пыток. Некоторым жертвам убийца зажимал соски щипцами и отрезал их. Других он связывал за кисти и лодыжки, резал им ноги, хлестал по ягодицам, избивал молотком. Хотя сами пытки (читай: образ действия) разнились, почерк выражался в удовольствии, которое Пеннелл получал, причиняя жертвам страдания и заставляя их кричать от боли. Собственно убийству это никак не помогало. Зато помогало убийце получить именно то, чего он так страстно желал.

Даже если бы Стивен Пеннелл все еще был жив и мог прочесть эти строки, он все равно не смог бы изменить свой почерк в последующих преступлениях. Даже изобретя более изощренные пытки, чтобы заставить жертву страдать еще сильнее, он не сумел бы удержаться от самого процесса пытки.

К счастью для всех нас, как я уже отметил, властям штата Делавэр хватило здравого смысла и достоинства казнить Пеннелла инъекцией 14 марта 1992 года.

Визитной карточкой нашего анализа почерка стал суд в 1991-м над Джорджем Расселом-младшим, обвиненным в избиении и удушении годом ранее трех белых женщин в Сиэтле — Мэри Энн Полрайх, Андреа Левайн и Кэрол Мэри Бит. Портрет составлял мой коллега Стив Эттер, а показания давал я сам. Обвинение понимало, что добиться приговора на основании только одного убийства не удастся. Полицейские же имели на руках неопровержимые доказательства вины Рассела в смерти Полрайх и считали, что им удастся притянуть и два других. Поэтому загвоздка состояла в том, чтобы связать воедино все три убийства.

На первый взгляд, Рассел не обладал тем типом личности, который способен на столь гнусные преступления. Несмотря на длинный список мелких краж, в свои тридцать он был привлекательным и приятным чернокожим мужчиной с хорошо поставленной речью, широким кругом друзей и знакомых. Даже местная полиция Мерсер-Айленда, собравшая целый том из его прошлых преступлений, не верила, что он мог совершить подобное.

В 1990-м межрасовые убийства на сексуальной почве все еще были в диковинку, но по мере того, как общество освобождалось от предрассудков и становилось все более толерантным, расовая принадлежность мало-помалу переставала играть определяющую роль в преступлениях. Особенно характерно это для истории спокойного и весьма утонченного человека вроде Рассела. Он встречался то с белыми, то с черными женщинами и дружил с представителями обеих рас.

Переломный момент в этом деле настал, когда государственный защитник Мириам Шварц в досудебном порядке добилась от судьи Верховного суда округа Кинг Патриции Эйткен рассмотрения всех трех преступлений отдельно, руководствуясь предпосылкой, что убийства совершали разные люди. Тогда обвинители Ребекка Роу и Джефф Бейрд попросили меня доказать, что три эпизода все же связаны.

В каждом из них я подметил схожий образ действия, выражающийся в неожиданном нападении. Принимая во внимание, что все три атаки были совершены в течение семи недель, убийца вряд ли изменил бы своему modus operandi, если только что-то пошло не по плану и ему пришлось доработать свой подход. Но куда как более убедительно звучали доводы по почерку.

Все три девушки были найдены в провокационной и развратной позе. Сексуальный подтекст сцены преступления усиливался с каждой новой жертвой. Первая лежала у канализационного люка на мусорном баке, перекрестив ноги в лодыжках и со сжатыми в замок пальцами. Вторую нашли на кровати, с подушкой на голове, раздвинутыми и согнутыми в коленях ногами, обутую в красные туфли на высоком каблуке и с торчавшей из вагинального отверстия винтовкой. Третья также лежала на кровати, раскинув в стороны руки и ноги, с фаллоимитатором во рту и с книгой «Радость секса» под левой рукой.

Неожиданное нападение способствовало их убийству. Подобные позы — нет.

Я объяснил разницу между инсценировкой и позированием. К инсценировке преступник прибегает в том случае, если хочет сбить полицию со следа, обставив все таким образом, как будто дело обстояло иначе, чем они предполагают. К примеру, нередко насильники создают в доме жертвы видимость ограбления. Это один из аспектов образа действия. А вот позирование — это аспект почерка.

— Нам не так часто попадаются дела с позирующими жертвами, — признался я на слушаниях, — когда убийца использует тело в качестве инструмента для собственного послания… Эти преступления совершаются из-за жажды власти или на почве ненависти. Субъект заряжается возбуждением от погони, от убийства. Оставляя тело жертвы в том или ином виде, он как бы говорит: смотрите, я иду против системы.

Далее я с уверенностью заявил:

— Вероятность того, что все убийства совершены одним лицом, крайне высока.

Мои слова подтвердил и Боб Кеппел, главный следователь Генеральной прокуратуры штата и ветеран опер-отряда Грин-Ривер. Он подчеркнул, что из более тысячи дел об убийствах, которые он расследовал, только около десяти строились вокруг позирования, причем ни одно из них не было похоже на эти три.

Мы пока не утверждали, что преступник и есть Рассел. Мы лишь пытались доказать, что виновный в одном из этих зверств виновен и в оставшихся двух.

Защита планировала пригласить эксперта, который под присягой опроверг бы мои показания, доказал ошибочность моих выводов по почерку и продемонстрировал, что убийства совершали разные люди. По иронии судьбы этим экспертом оказался Роберт Ресслер, мой давний коллега и партнер по исследованию, уже вышедший на пенсию, но иногда все еще дававший консультации.

Любому опытному психоаналитику и специалисту по криминальному анализу вроде нас Бобом Ресслером это дело показалось бы проще пареной репы, и оттого я еще больше удивился, что Боб согласился выступить на стороне защиты за разделение расследования на три дела. Мягко говоря, я считал, что он категорически неправ. Но, как все мы неоднократно признавали, наша стезя далека от точной науки, и Боб имел право на свою точку зрения. Мы с ним расходились во мнениях и по другим вопросам, в частности, был ли Джеффри Дамер на самом деле сумасшедшим. Тогда Ресслер принял сторону защиты, утверждая, что Дамер душевнобольной. Я же поддержал Парка Дитца, который со стороны обвинения дал показания, что подсудимый абсолютно вменяем.

Еще сильнее я удивился, когда Боб под предлогом неотложных дел так и не появился на предварительных слушаниях, а прислал вместо себя другого человека, Расса Ворпагела, тоже агента на пенсии. Расс был умным малым, чемпионом по шахматам. Стоит ли говорить, что он умел одновременно играть против десятерых оппонентов! Но профайлинг — не совсем его специальность, да и к тому же, как я считал, факты были на моей стороне. Ребекка Роу задала Ворпагелу настоящую трепку на перекрестном допросе, после того как он оспорил мое мнение. В конце слушаний судья Эйткен объявила, что на основании представленных мною и Кеппелом поведенческих доказательств, почерк принадлежит одному и тому же лицу, а следовательно, три убийства можно связать воедино.

На самом суде я снова дал показания, опровергнув теорию защиты о разных нападавших. Так, слушая дело по убийству Кэрол Бит, адвокат подсудимого Шварц заявила, что у бойфренда погибшей были и мотив, и возможность. Конечно, мы тоже всегда обращаем внимание на супругов или любовников жертв преступлений на сексуальной почве, но я не сомневался, что в данном случае убийство совершил незнакомец.

В конце концов после четырех дней совещаний коллегия присяжных из шестерых мужчин и шести женщин объявила приговор: Джордж Уотерфилд Расселл-младший виновен в одном особо тяжком убийстве и в двух особо тяжких убийствах при отягчающих обстоятельствах. Его приговорили к пожизненному заключению без права на условно-досрочное освобождение в колонии строгого режима округа Уолла-Уолла.

Это была моя первая поездка в Сиэтл с тех пор, как я перенес там инсульт и кому. После напряженных изысканий в Грин-Ривер я с радостью участвовал в судебном заседании. Кроме того, я навестил врачей, спасших мне жизнь, и был приятно удивлен, что у них все еще стоит моя благодарственная табличка. Затем я съездил в гостиницу «Хилтон» в надежде оживить воспоминания, но мне это не удалось. Полагаю, в том состоянии мой мозг просто физически не мог обработать поступавшую ему информацию. К тому же после стольких лет постоянных разъездов как-то перестаешь различать номера в отелях.

Анализ почерка мы отполировали до блеска и теперь могли запросто на его основе давать показания по серийным убийствам. Методом свободно пользовался не только я, но и другие психоаналитики, поддержавшие мое начинание, в том числе Ларри Анкром и Грег Купер.

В 1993-м Грег Купер сыграл важную роль в суде над Грегори Моусли, совершившим двойное убийство в двух разных юрисдикциях Северной Каролины: он изнасиловал, избил и зарезал двух женщин. Как и в похожем деле Рассела, отдельно взятому полицейскому отделению было бы затруднительно добиться обвинительного приговора. Обе организации обладали признательными показаниями, связывающими дела, но Грег, тщательно изучив фотографии и материалы, смог окончательно объединить преступления.

Как считал Грег, ключом к анализу почерка в деле Мо-усли была жажда крови. Обе его жертвы были одинокими незамужними девушками с легкой формой инвалидности, едва за двадцать. Обе — завсегдатаи сельского вестерн-клуба, из которого их и похитили с разницей в пару месяцев. Обеих жестоко избили. Можно сказать, до смерти, если бы их к тому же не душили сперва руками, а затем веревкой. Одну девушку ударили ножом двенадцать раз, а медицинская экспертиза показала следы вагинального и анального проникновения. По результатам вскрытия на теле другой жертвы также обнаружили следы спермы, анализ которой привел полицию к Моусли. Оба убийства с пытками и изнасилованием преступник совершил в уединенных местах, а тела тщательно спрятал.

На первом слушании Грег дал показания: поведенческие улики и почерк преступника указывают на ущербную личность, склонную к сексуальному садизму. Неполноценность явно следует из характера выбранных жертв. Садизм еще более явно заметен по действиям убийцы. В отличие от большинства ущербных, неорганизованных типов личностей, субъект сперва наносил жертвам тяжелые увечья, а лишь потом убивал. Он стремился к абсолютной физической и эмоциональной власти. Он хотел быть причиной их страданий и наслаждался реакцией на свою жестокость.

Благодаря показаниям Грега обвинение смогло привязать к судебному разбирательству и второе убийство. Вина Моусли была доказана, и его приговорили к смертной казни. На втором слушании спустя девять месяцев Грегу удалось добиться еще одного обвинительного приговора и высшей меры наказания.

Во время первых слушаний Грег непрерывно сверлил Моусли взглядом, описывая особенности его личности перед битком набитым залом суда. По мрачному выражению лица подсудимого Грег легко догадался о его мыслях: «Откуда, черт возьми, ты это знаешь?» Но Грег испытывал колоссальное давление. Если он потерпит фиаско, первое дело развалится, а второе вообще впору будет выкинуть на помойку.

Увидев Грега на втором слушании, Моусли пробормотал, обращаясь к полицейскому приставу:

— Этот сукин сын хочет снова меня уделать!

Обычно для обвинительного приговора по делу об убийстве требуются обоснованное заключение медицинской экспертизы, показания свидетелей, чистосердечное признание или крепкий набор неопровержимых косвенных улик. Ну а теперь, благодаря нашему вкладу в развитие поведенческого анализа и анализа почерка преступника, у полиции и обвинения появился еще один козырь. Самого по себе этого, конечно, недостаточно для вынесения приговора, но вкупе с другими инструментами профайл позволяет связать воедино несколько дел и сдвинуть расследование с мертвой точки.

Серийные убийцы выслеживают самую опасную дичь. И чем лучше мы разберемся в том, как именно они ее выслеживают, тем больше у нас шансов склонить весы в свою сторону.