Глава первая

Роберт Френсис Фредерик Фарнсуорт, граф Берлингем, единственный сын и наследник маркиза Флита, проснулся в своем лондонском доме от мучительной головной боли. От настойчивого стука в дверь спальни голова еще больше заболела.

– Войдите! – удалось ему прокричать, и он застонал.

– Я не могу, ваша светлость, – раздался из-за тяжелой двери голос Джорди, который один исполнял обязанности и дворецкого, и лакея, и камердинера.

– Черт подери! Почему не можешь! – Роб с трудом сел, затем упал и натянул подушку на голову. – Поди прочь!

– Вы закрыли дверь на ключ, ваша светлость, – сказал Джорди.

Роб услышал его, несмотря на подушку.

– И? – с трудом произнес он.

– Сэр, к вам посетитель! – теперь Джорди кричал. – Ваш друг Хейзлтон. Он требует, чтобы вы его приняли.

Роб заставил себя сесть и отшвырнул подушку. Та улетела недалеко: противоположная стена была всего футах в десяти. В спальне стояли лишь кровать, гардероб и маленькая тумбочка, служившая одновременно умывальником. В стене был крошечный камин. Еще какой-нибудь предмет мебели просто бы вытеснил обитателя комнаты. «Ох, докатился», – в сто первый раз подумал он, направляясь к умывальнику. Роб плеснул в лицо холодной воды и обнаружил, что полностью одет, не хватало ботинок и галстука.

Наконец он доковылял до двери и повернул ключ. Джорди услышал и тут же открыл дверь. За ним стоял Томас Хейзлтон.

– Хейзлтон, да? Ничего не стоит разбудить человека? – ворчал Роб, протирая глаза. – Разве нельзя было подождать? Который час?

– Полдень, соня, – сказал хмурый Хейзлтон. Роб еще не видел его таким серьезным. – Ты готов держать ответ или собираешься покинуть город?

– Держать ответ? – Роб почесал голову. – Ты о чем? Голова совсем не соображает. Джорди! – крикнул он вслед слуге. – Крепкого чаю! Свежего, имей в виду! И бренди! Сию минуту! – Он покраснел оттого, что гость мог подумать, что в этом доме не всегда подают свежий чай. Хейзлтон не подал виду, что заметил.

– Ты понимаешь, что не сможешь никому посмотреть в глаза в этом городе? – серьезно сказал Хейзлтон, присаживаясь на кровать. – Почему здесь нет ни одного стула? Господи, в комнате должен быть стул!

– Куда я его поставлю? – резонно спросил Роб. – Что ты хочешь этим сказать? Смогу ли я посмотреть кому-нибудь в глаза? Я любому могу посмотреть в глаза. Правда, сейчас мне трудно. – Он почесал затылок и взглянул на Хейзлтона мутными глазами. – Что со мной приключилось?

– Ничего необычного, – сердито ответил Хейзлтон. – Послушай, дружище, ты серьезно влип. Я не шучу. Что ты собираешься делать?

Вместо ответа Роб засеменил к двери, с грохотом ее открыл и прокричал вниз:

– Джорди! Сию минуту! – Он вернулся и плюхнулся на кровать рядом с Хейзлтоном. Зевнув и шлепнув друга по плечу, Роб спросил:

– Ну, что я такого натворил?

– Боже мой! Ты хочешь сказать, что не помнишь? – Хейзлтон оглядел Роба. – Ты действительно выглядишь ужасно. Спал одетый, да? Я тебя привез и не стал дожидаться, пока ты ляжешь. Джорди сказал, что сам справится, – продолжал он, не отрывая глаз от Роба.

– Давай о главном, – покорно сказал Роб.

– В двух словах: вчера вечером ты заявился в «Олмек» пьяным, сделал оскорбительное замечание о платье миссис Драмонд-Барел и отключился прямо у ее ног.

– Я? Не может быть. Черт возьми! Я думал, что кого-нибудь убил или смошенничал в карты, и меня поймали. – Роб почувствовал, что ему стало легче. – Зачем я вообще разговаривал с миссис Драмонд-Барел? Сухая женщина. Не в моем вкусе. Я не верю ни одному слову.

– Но тебя видели. Не один десяток людей! Они тебя слышали! Что на тебя нашло?

– Черт! Хоть бы что-нибудь вспомнить. А что с платьем миссис Драмонд-Барел? Совсем безнадежное?

– Роберт! Я даже не помню, что на ней было. Нечто голубое, мне кажется. Какая разница? Не в этом дело. Ты оскорбил покровительницу «Олмека», и, естественно, тебя туда больше никогда не пустят. Я уверен, весь Лондон уже знает. Роб, тебя исключили из приличного общества, и ты сам в этом виноват.

– Фу, – Робу удалось улыбнуться. – Подумаешь, событие. Да о нем забудут, как только подвернется что-нибудь другое.

– Но цена твоя на брачном рынке упадет: ни одна матушка не отдаст за тебя свою очаровательную крошку, – твердо сказал Хейзлтон.

– А! Чай! Выпьешь со мной? – Роб пригласил Хейзлтона со всем радушием, на которое был способен в данный момент. На подносе в руках Джорди стоял графин с бренди и чайник. Роб налил чаю себе и гостю и щедро плеснул бренди в свою чашку. Рука у него не дрожала.

«Странно, – подумал он, – я был так пьян, что отключился, а рука не дрожит, как обычно. Что-то здесь не то. Не могу вспомнить, что было после того, как я отправился в „Олмек“».

– У меня дела, – сказал он Хейзлтону, когда с чаем было покончено. – Приходи ужинать, хорошо? В голове моей к тому времени прояснится. Рад, что ты зашел, – проговорил он на прощание другу. – Скажи Джорди, чтобы он проводил тебя. Пока! Мне нужно встать и за дело. – Он улыбнулся. Но глаза не улыбались.

Он снова плюхнулся на кровать, обхватив голову руками. Что все это значит? Что он наделал?

Да, он вспомнил, что выпил стакан вина. Возможно, повторил, но только один раз. Он зашел в свой любимый кабачок неподалеку, прежде чем отправиться в «Олмек». Ему нужно было выпить для храбрости, чтобы решить задачу, которую он перед собой поставил: во чтобы то ни стало привлечь к себе внимание богатой, или хотя бы не бедной, девушки, чтобы жениться на ней как можно быстрее, пока Дорс Корт окончательно не превратился в руины. Пока его стареющие родители не продали еще все картины и посуду, чтобы купить еду. Пока все не узнали, что карманы его давно пусты и что маска благополучия и беззаботности, которой он изо всех сил прикрывался, всего лишь маска.

Роберт откладывал поиски невесты. Гораздо приятнее ходить на скачки, играть в карты, пить с приятелями. Но дальше откладывать нельзя. Он с ужасом представлял, что придется ходить на задних лапках перед пустоголовыми мисс, говорить им комплименты, но что было гораздо хуже, что ему придется (пусть ненадолго) отказаться от своих любимых занятий.

Поиски обещали быть трудными, если принять во внимание его дурную славу. Роберт вспомнил, что накануне дал себе клятву весь вечер ничего не пить (конечно, «Олмек» не в счет). Он должен был быть на высоте, когда придется очаровывать барышень. Он даже надеялся, что не все заботливые мамаши станут при его приближении отворачивать носы, словно учуяв дурной запах.

Роберт почесал голову в том месте, где боль была не такой сильной. Ему нужно подумать. Он вспомнил, как уехал из «Друга под рукой» в экипаже в «Олмек». Там он должен был встретиться с Томом Хейзлтоном. На репутации Тома, второго сына богатых родителей, не было ни пятнышка. Он согласился оказать Робу посильное содействие и указать подходящие кандидатуры. Среди знакомых Роба было мало представительниц прекрасного пола, потому что последние не желали иметь с ним дела. Боже, неужели они верят всей этой галиматье? Конечно, две дуэли, но его же на это толкнули против воли – негодовал он. Несколько потасовок из-за того, что кто-то переусердствовал во время обычного флирта. Что здесь такого? Разве молодые повесы из высшего общества никогда прежде не ссорились из-за юбки? Он попытался вспомнить, как приехал в «Олмек», где не бывал уже несколько лет. Но вспомнить не удалось.

– Джорди! – проревел он. – Ванну! – Не услышав ответа, он выскочил из комнаты, хлопнув дверью, и прокричал вниз: – Джорди! У меня дела! Сейчас! Сегодня! Не на следующей неделе, старый козел.

Джорди с удрученным видом появился из-за кулис маленького тесного домика и пригладил редеющие волосы.

– Уголь закончился, – доложил он, – желаете холодную ванну, ваша светлость? – и пригладил редеющие волосы.

– Ради всего святого! – сказал Роб. – Пошли кого-нибудь. Скажи, чтобы записали на мой счет. Кажется, у меня нет при себе.

– Кого послать? – спросил Джорди.

– Разве у нас нет лакея?

– С прошлой недели. Вы не помните? Или были нализавшись? Он ушел, потому что вы ему не платили. Сказал мне, что нашел себе место. Джемми Парсонс, так его звали. Хороший человек. – Джорди посмотрел на хозяина с укором.

– Ты хочешь сказать, что прислуги у нас теперь сколько? Двое? – Роб схватился за перила, чтобы удержаться на ногах: не многовато ли катастроф?

– Я да миссис Бекет, да еще этот парень, который думает, что он – грум, – ответил Джорди.

Роб задумался. У него сейчас нет времени на то, чтобы переживать из-за ванны или прислуги. Нужно спасать свою репутацию и быстро.

– Ладно, – кивнул он Джорди. – Приготовь мне надеть что-нибудь чистое, чтобы я мог выйти. – Он вернулся в комнату на непослушных ногах. Задача у него была не из легких, и ему было не по себе.

Но, будучи человеком энергичным и веселым, он не мог не пожалеть, что не помнит выражения лица миссис Драмонд-Барел. Он фыркнул от удовольствия.

Новость о случившемся в «Олмеке» мгновенно облетела Лондон. Леди Бетс Фортескью узнала об этом от своей матери, вдовствующей графини Элизабет Стенбурн, которая в свою очередь узнала о происшествии от своей старинной приятельницы. Эта приятельница сама была в «Олмеке» в тот вечер.

Событие это стало основным блюдом на ее очередном приеме в четверг.

– О, Бетс! – Леди Стенбурн была так расстроена, что сняла свой тюрбан и тут же снова его надела вместо кружевного чепца, который носила дома. – Что я делаю? – пробормотала она, с недоумением глядя на свой чепец. Повернувшись к дочери, она выпалила: – Боюсь, у меня ужасная новость. Что нам теперь делать?

– В чем дело, мама? – Бетс была вся внимание, хоть и с трудом могла себе представить, что мать могла узнать что-то действительно интересное у леди Стаффорд. Дамы сплетничали за чаем о пустяках и деликатно вздрагивали, обсуждая грешки тех, кто не пришел. – Может быть, старый король Георг умер?

– Берлингем уничтожен, – сказала леди Стенбурн. Она вынула из ридикюля измятый носовой платок и приложила его к глазам.

– Берлингем? Этот… этот распутник? – Бетс нахмурилась. Она должна скорбеть о человеке, которого даже не знала? О человеке, который, как она верила, был обречен на вечные муки? – Какое это имеет к нам отношение? – строго спросила она.

Она пошла вслед за матерью в утреннюю гостиную, самую веселую комнату в доме, потому что туда заглядывало солнце.

Правда, сейчас уже был вечер, и солнце светило с другой стороны. Но комната все равно была веселая из-за теплых желтых стен и бело-голубой обивки на стульях. Бетс усадила леди Стенбурн за стол. На нем лежали меню и счета, которыми Бетс занималась до прихода матери. Она села напротив леди Стенбурн, отодвинув бумаги в сторону.

– Пожалуйста, объясни мне, как падение Берлингема может отразиться на нас, – спросила она и ласково погладила руки матери, теребящие носовой платок. – Признаюсь, я ничего не понимаю.

Леди Стенбурн шмыгнула носом:

– Вчера вечером он… он приехал в «Олмек» совершенно пьяный, – сообщила она. – Не представляю, как его вообще впустили. Он стал приставать к миссис Драмонд-Барел. Драмонд-Барел, а не к кому-то другому! Она самая важная и самая надменная покровительница «Олмека»! И стал высмеивать ее платье. Потом он упал, как мешок, у ее ног, и его пришлось выносить. Говорят, в плачевном состоянии! О! – она вытерла слезы.

Бетс встречалась с миссис Драмонд-Барел раз или два, и та ей не понравилась. Ей с трудом удалось подавить улыбку, когда она представила, как эта дама опростоволосилась. Но какое это имеет отношение к ней, к Бетс?

– У нас теперь траур, мама? Почему ты так расстроилась?

– Бетс! У меня были планы на Берлингема и на тебя. – Леди Стенбурн смотрела на дочь глазами полными слез.

– На меня? Господи! – отшатнулась Бетс. Ее родная мать способна на такое? Лелеять надежду на союз с человеком, о котором никто слова доброго не скажет? До этого уже дошло? – Нет! Не верю! Очень хорошо, что с ним покончено. Умоляю тебя, забудь об этом, мама. Я уверена, что…

– О да, ты уверена, – язвительно проговорила леди Стенбурн, – ты уверена вот уже сколько… три или четыре года? Бетс! Тебе скоро двадцать три! У тебя это уже четвертый сезон! Мы не можем себе позволить… позволить…

– Да, мама, – вздохнула Бетс. Она начала перебирать кипу бумаг на столе. Бетс заметила, что у них опять баранина на ужин, и посмотрела на мать. – Я очень хорошо знаю, что мы не можем себе позволить. Тем не менее, умоляю, перестань устраивать мою судьбу. Не все джентльмены фаты или глупцы. Или развратники, как этот Берлингем! Что, ради всего святого, заставило тебя думать, что он подходящая кандидатура? Мы с ним даже не знакомы! Худшего мужа трудно себе представить.

Леди Стенбурн заставила себя успокоиться и сказала, слов, но давно уже выучила все наизусть:

– Он – граф. Он единственный наследник маркиза Флита. Он получит Дорс Корт в Дорсете, а это, как я понимаю, великолепное поместье. Это подходящий молодой человек подходящего возраста. Я думаю, ему сейчас около тридцати. И он не женат и не помолвлен, насколько я знаю. Можно не сомневаться, что, женившись, он угомонится.

– Женившись, он угомонится, – сухо рассмеялась Бетс. – Почему ты так думаешь?

– Нужно надеяться на лучшее, – сказала мать. Она была почти весела, но быстро помрачнела. – Но теперь и не знаю. Эта выходка с миссис Драмонд-Барел…

– Слава Богу! – ответила Бетс. – Мама, я хотела спросить тебя, неужели обязательно покупать чай у «Фортнум энд Мейсон»? Там все невероятно дорого, мы могли бы с тем же успехом…

Леди Стенбурн выпрямила спину и превратилась в монаршую особу, которой она когда-то пыталась быть, пока состояние Стенбурнов не пошло прахом.

– Мы обязаны быть на уровне, – заявила она.

Бетс знала, что это безнадежно.

– Да, мама.

Она встала и отправилась на кухню, чтобы напомнить Молли, что скоро пора пить чай. Расстроенная леди Стенбурн смотрела ей вслед. Высокая, тонкая, стройная девушка с копной каштановых волос (даже то, что они сами вились, их не портило), с подвижным, живым лицом, которое становилось просто красивым, когда она улыбалась. Почему она не может привлечь внимание подходящего юноши? Кавалеры у нее были, но никого, за кого бы она могла выйти замуж. Теперь это уже ее четвертый сезон, а поклонников все меньше и меньше. Леди Стенбурн ужасно не хотелось выводить дочь в свет в таком качестве. Она знала, что уже начались разговоры. Но как еще можно найти богатого мужа. Леди Стенбурн оглядела гостиную. Комната выглядела яркой и свежей, как всегда. Их дом на Найтсбридж-Терес в деревне Найтсбридж, рядом с Лондоном, был красивым, правда, маленьким, но ему удавалось успешно скрывать тот факт, что у хозяев плохо со средствами. Она была уверена, что никто не догадывался, что покойный граф, ее муж, оставил их с дочерью в стесненных обстоятельствах. Он был богат, все об этом знали. Сейчас они жили на жалкие подачки, которые раз в три месяца им неохотно выдавал пасынок леди Стенбурн, Годфри, сын первой графини Стенбурн. Годфри не признавал ни второй жены отца, ни их дочери. Годфри объяснил им, что состояние отца очень уменьшилось из-за неразумных операций на бирже. Покойный граф, очевидно, потерял рассудок перед смертью.

Леди Стенбурн ничего не смыслила в финансовых делах, но старалась изо всех сил жить скромно. Уже пять лет, пять долгих лет прошло с тех пор, как она потеряла своего обожаемого мужа.

После его смерти они с Бетс сразу переехали в Лондон, в дом, оставленный ей родителями. Траур задержал на год первый выход Бетс в свет. И теперь она, уже почти двадцатитрехлетняя девушка, вынуждена проводить свой четвертый сезон в поисках богатого мужа, а надежды на удачный брак по-прежнему никакой.

Леди Стенбурн снова приложила к глазам носовой платок.

Как может девушка быть такой разборчивой? Это чересчур. С другой стороны, леди Стенбурн признавала, что если бы не Бетс, она сама была бы уже на грани отчаяния. Бетс очень быстро приспособилась жить на гроши. Она не гнушалась работы по дому, делая то, чего не успевали их служанки – плохо обученная Молли, которая жила в доме, и приходящая стряпуха, которой на все не хватало времени. Бетс занималась домом и финансами, следила за тем, чтобы леди Стенбурн много не тратила.

Появились Молли и Бетс с чаем и жалким печеньем, в отличие от того, которого отведала на приеме у леди Стаффорд.

Леди Стенбурн постаралась выглядеть веселой и принялась перебирать в памяти светских молодых людей, которые могли бы заинтересоваться ее дочерью.

Может быть, Артур Персиваль? Сегодня вечером Бетс должна поехать с ним на прогулку. Он, конечно, не самая блестящая партия, но, по крайней мере, Артур Персиваль, кажется, проявляет к Бетс интерес.

– Бетс, ты должна быть само обаяние и дружелюбие с мистером Персивалем, – решительно заявила леди Стенбурн. Сейчас она была похожа на генерала, посылающего в бой свои батальоны. – Пожалуйста, умоляю! Не веди себя с ним так, как будто он маленький мальчик, а ты – его мама. О, я тебя знаю! – продолжала она, не давая возмущенной Бетс перебить себя. – Ты можешь сказать, что он должен был надеть пальто потеплее, или станешь поправлять его галстук. Бетс, молодым джентльменам не нравится, когда барышни так себя ведут. Они устают от этого дома! Ты должна делать вид, что считаешь его сильным, решительным, способным, и внимать каждому его слову.

Бетс расхохоталась, едва не расплескав чай.

– Внимать каждому слову Артура Персиваля? – крикнула она, вытирая слезы. – Пощади! Самое умное, на что он способен, так это на разговор о погоде: «Сегодня будет дождь?», или: «Мне кажется, жарковато», или: «Наверное, нужно взять зонтик». Мама, я не хочу тратить время на мистера Персиваля. Он двух слов связать не может. Я еду только потому, что ты приняла его приглашение вместо меня. Ты что, не заметила, как я на тебя смотрела? Господи!

Леди Стенбурн была напугана. Она слышала, что Артур Персиваль, возможно, станет баронетом: его старший брат, наследник, болен какой-то изнуряющей болезнью.

– Пожалуйста! – попросила она. – Будь с ним ласкова.

– Хорошо, я постараюсь, – смилостивилась Бетс. Она выпила свой чай и отнесла чашки, свою и матери, на кухню. Затем вернулась за тарелкой из-под печенья.

– Мне вымыть? – услышала леди Стенбурн голос дочери. Молли пробормотала что-то вроде того, что сама справится.

Куда катится мир, если дочь графа должна сама убирать со стола и предлагать вымыть посуду?

Берлингему удалось взять себя в руки после ухода Хейзлтона. Примерно около часу дня он ушел из дому. Но прежде Роберт быстро просмотрел приглашения, чтобы убедиться, что никого не обещал посетить сегодня. Светской жизни придется подождать, пока он не разберется с загадочным эпизодом в «Олмеке».

Он вспомнил, что вечером его ждут на балу у Пертуи. Пертуи были родственниками. Прадед Роба и прабабка Джорджа Пертуи были братом и сестрой. Роберт и Джордж были троюродными братьями, но никогда не были особенно дружны. Роб решил, что не станет извиняться за то, что не придет.

Прежде всего, он отправился в заведение, где пил вино перед вечером в «Олмеке». Вдруг малютка, подававшая вино, что-нибудь вспомнит.

В кабачке «Друг под рукой» было пусто. Служанки, которая прислуживала ему накануне, не было видно.

Он сел за столик в дальнем углу комнаты, вытянув длинные ноги и приняв беззаботный вид.

– Мак-Нелли, – приветствовал он хозяина, подошедшего, чтобы принять заказ, – как идут дела? Можно угостить тебя?

– Конечно, милорд, – сказал Мак-Нелли, маленький по жилой человек, который припадал на одну ногу. – Чего желаете?

– Только не того, что вчера, – заявил Роб. – Между прочим, что я вчера пил?

– Не знаю, милорд, – ответил хозяин кабачка. Он недоуменно посмотрел на Роба. – Тесси вам подавала, если не ошибаюсь, – он задумался. – Тесси, должно быть. Моди тогда еще не пришла. Чертова девчонка опоздала. Сказала, что порвала платье и ходила переодеться. Ха! Еще раз услышу такое и выгоню.

– Да, Тесси. Где она? – ласково спросил Роб.

– Не пришла еще. Что будете пить, милорд?

– Один бренди, – сказал Роб, скрестив ноги и разглядывая свою обувь. – Разве Тесси не твоя дочь? – упрямо продолжил он.

– Не-а. – Мак-Нелли сплюнул и покраснел, вспомнив, что перед ним джентльмен. – Она – дочка моего брата, – проговорил он, ковыляя за бренди для джентльмена и элем для себя.

Роб нетерпеливо забарабанил по шершавому столу. Он может просидеть в «Друге под рукой» весь день. Такое уже не раз случалось. Но ему нужно знать, и знать немедленно. Знает ли что-нибудь сам Мак-Нелли? Трудно сказать. Роб был постоянным клиентом, но это вряд ли заставит мрачного хозяина кабачка быть откровенным. Роб был ему должен.

Когда Мак-Нелли, осторожно держа выпивку, чтобы не рас плескать, прихрамывая, подошел к столу, Роб улыбнулся ему, ожидая, когда тот заговорит.

– Слышал, вы вчера себе сами свинью подложили, – весело сказал Мак-Нелли, и Роб услышал злорадные нотки. – Храбрость во хмелю, да? Черт! Мне показалось, что вы не очень нагрузились, когда уходили. Наверное, где-то еще пару раз останавливались, чтобы пропустить стаканчик?

Роб пристально смотрел на него.

– Нет. Я больше никуда не заходил. Ладно, Мак-Нелли. Что было в вине, которое подала мне Тесси?

Мак-Нелли был оскорблен.

– На что вы намекаете? Я не знаю, какое вы вино заказы вали, но знайте, что в «Друге под рукой» никогда не разбавляли вино. Ничего никогда не подливали: ни воду, ни чего другого. В чем вы меня обвиняете? Мак-Нелли сел и тут же вскочил, схватившись за спинку стула и перенеся весь свой вес на здоровую ногу. Роб заметил, что костяшки пальцев у хозяина побелели.

– Да ты сядь. Садись, – Роб показал на стул. – Я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто подумал… может быть… Тесси…

– Что Тесси?

– Когда она начинает работать?

– Когда я захочу, вот когда. Она наверху помогает хозяйке, пока народ не соберется.

– Я хочу с ней поговорить.

– Ах, вы хотите. Выбросите Тесси из головы. Хотите с ней поговорить, приходите позже и закажите выпивку. И вам, сэр, придется заплатить. Я больше не дам вам в кредит. Извините, но ваша светлость мне должны семьдесят шесть фунтов, шесть шиллингов и четыре пенса. Когда думаете заплатить, сэр?

– Семьдесят шесть фунтов! – закричал Роб. Он спохватился. Неразумно кричать во все горло о своих долгах. – Мак-Нелли, ты законченный идиот. Как я могу быть тебе дол жен семьдесят шесть фунтов?

– И шесть шиллингов и четыре пенса, – добавил хозяин заведения. – Помните, когда вы были в хорошем настроении и угощали всех месяц назад? Вспомнили? Я уж не говорю об остальном и до и после.

Роб схватился за голову. Настало время расплаты за свои грехи. Он был уверен, что Мак-Нелли записал на его счет больше, чем он тогда заказывал. Он тогда поставил на лошадь, которая выиграла. Один раз ему повезло. Но доказать, что Мак-Нелли смошенничал, он не может. В его доме не было угля, не было лакея. И он так и не знает, что же пил прошлой ночью.

Роберт с трудом сдерживался. Не время быть заносчивым.

– Я могу посмотреть свой вчерашний счет? – вежливо спросил он. – Может быть, я вспомню, что пил вчера, раз нет Тесси. Черт побери! Мне важно знать!

Мак-Нелли хохотнул:

– Тесси запишет, что вы, повесы эдакие, заливаете в себя, когда рак на горе свистнет. Она не умеет ни читать, ни писать, ваша светлость. Дайте-ка я вам покажу. – Он, прихрамывая, пошел к себе в контору, расположенную за баром, и вернулся с потрепанной книгой, в которую записывал расходы. Он листал заляпанные страницы, пока не дошел до последней, полностью заполненной. – Видите? – спросил он, поднося книгу к глазам Роба. Под словом «Тесс» стояли многочисленные черточки. И больше ничего.

– Одной чертой она отмечает пиво, эль, портер и крепкий портер двумя – вино, – объяснил Мак-Нелли.

– Она что, помнит? – раздраженно проговорил Роб. – Ты вот что скажи. А если заказывают виски или джин? Или ром?

– Три черты. Их не часто заказывают.

– Очень хорошо. А теперь я могу посмотреть свой счет?

Откуда эти семьдесят шесть фунтов?

– И шесть шиллингов четыре пенса. Конечно, ваша светлость. – . Мак-Нелли опять заковылял в контору, унося с со бой книгу. Он вернулся с пачкой бумаг, подколотых друг к другу. Роб пролистал их. Его подпись, все правильно: на каждой нацарапано «Берлингем». Он обнаружил, что месяц назад за угощение, которое несколько раз повторил, ему выставили счет в пятьдесят один фунт и девять пенсов. Пятьдесят один фунт! Больше, чем его слуги получают за целый год. Двух фунтов было достаточно, но вот его подпись. «Боже! – подумал он, – сколько же я выпил, если подписал такое? Неужели даже не посмотрел? Неужели все заказывали самое лучшее вино, а не обычный эль?» – Он был уверен что Мак-Нелли его немилосердно обманывает, но у него не было никаких доказательств. Один фунт или тысяча – значения не имело. У него нет ничего. Но ему нужно во что бы то ни стало найти последнюю расписку. Вопрос жизни и смерти. Роберт, наконец, отыскал ее. Четыре черточки. Два стакана вина. Он зашел в тупик.

– Откуда ты узнал о моем… о том, что произошло со мной вчера? – спросил Роб у Мак-Нелли, которому не терпелось уйти.

На лице Мак-Нелли появилась угодливая улыбка.

– О, заходили сюда вчера вечером какие-то франты, после того, как в «Олмеке» закончилось.

– Какие франты? – сурово спросил Роб.

– Я их не знаю, – ответил Мак-Нелли. Он избегал смотреть Робу в глаза.

– Как они выглядели?

– Как франты! Разодетые они все были, прямо с иголочки.

– Сколько их было?

– Двое или трое. Не помню.

– Конечно, не помнишь. Ведь это было так давно. Как ты можешь помнить, сколько их было, когда уже столько времени прошло? Однако ты помнишь, о чем они говорили. Странно, не так ли? – Робу хотелось вытрясти из этого жалкого человека душу.

– А вам зачем знать? – Мак-Нелли был возмущен. – Двое или трое… Какая разница? Сейчас, когда я задумался, мне кажется, их было двое. Да, двое. Вам от этого легче?

– О, да, – сказал Роб, – гораздо. Высокие? Низкие? Толстые? Худые? Старые? Молодые? Давай, Мак-Нелли, говори.

– Я не обратил внимания, сэр. Мне было очень интересно их послушать. Жаль, я сам вас не видел, ваша светлость! Вот, наверное, была картина! – засмеялся Мак-Нелли. Роб встал и надменно посмотрел на Мак-Нелли.

– Запиши на мой счет, – рассеянно сказал он и вышел, прежде чем хозяин кабачка успел добраться до него и потребовать деньги или расписку;

Гайд-парк был недалеко. Роберт, не задумываясь, направился к парку, погруженный в свои мысли.

 

Глава вторая

Конечно, она не собирается охотиться за лордом Берлингемом. Да и возможности такой не предвидится. Бетс расстроилась из-за того, что матери пришла в голову такая мысль. Но поскольку ее встреча с этим негодяем была маловероятна – ему придется с позором убраться из Лондона, – она решила не думать об этом, а постараться получить удовольствие от прогулки с Артуром Персивалем. Правда, она сомневалась, что от этой прогулка можно получить удовольствие.

От мистера Персиваля можно было устать, но возможности такой у Бетс не было. Она опасалась за свою жизнь, и ей приходилось изо всех сил держаться за сиденье фаэтона, которым собственноручно управлял Артур Персиваль. Мистер Персиваль жил в Лондоне в доме своего старшего брата, у которого он и одолжил самых быстрых лошадей, чтобы произвести впечатление на нее, так казалось Бетс. Она не могла припомнить, знает ли еще одного такого же неумелого возницу.

Ее кавалер говорил с ней о погоде – вчерашней, сегодняшней, завтрашней. Все особенности погоды были детально описаны, пока они добирались (не долго) от Найтсбридж-Терес до Гайд-парка. Речь мистера Персиваля была несвязной, потому что ему приходилось следить за лошадьми, которыми нужно было как-то управлять. Когда они добрались до парка, он, очевидно, решил, что теперь лошади сами разберутся, как себя вести, и сосредоточил свое внимание на Бетс.

– Хорошие ходоки, правда? – гордо сказал он, когда лошади перешли с шага на рысь. – Ими нужно заниматься. Моему брату очень худо. Давно не выходит из дому. Попросил меня вывести лошадей. В чем дело, леди Элизабет? – Он с Опозданием заметил, как она схватилась за край сиденья. – Не бойтесь. Я доставлю вас в целости и сохранности…

Артур Персиваль слишком поздно увидел, что их фаэтон движется прямо на двух джентльменов, едущих верхом и оживленно беседующих. Ни одна нормальная лошадь не станет по собственной воле наезжать на другую лошадь, но, видимо, мистер Персиваль своим лошадям не доверял. Он с силой натянул вожжи, да так, что лошади резко остановились. Бетс вдруг обнаружила, что летит. Она приземлилась на зеленый холмик головой в еще не распустившиеся желтые нарциссы.

Она не может дышать. Она не может дышать! Охваченная паникой, Бетс неподвижно лежала, пока ей не удалось глубоким вздохом заставить свои несчастные легкие работать. На нее смотрело озабоченное лицо. Она ожидала увидеть Артура Персиваля, но это оказался другой человек.

– Мисс! Вы не ушиблись? – спросил высокий длинноногий джентльмен с черными как смоль волосами и такими же глазами. У него была внешность, о которой мечтают юные девушки: худое, резко очерченное лицо, прямой нос и прямые черные брови. Брови соединились в сплошную линию, когда джентльмен озабоченно нахмурился и склонился над ней. – Пожалуйста, не шевелитесь. Нужно убедиться, что все кости целы.

Бетс пошевелила руками и ногами. Возможно, есть ушибы и ссадины, но ничего серьезного. Она вспомнила о юбке. Все прилично? Юбка не задралась? Она вытянула руку, чтобы поправить юбку, и попыталась сесть.

Незнакомец улыбнулся, и она увидела, какие у него хорошие, ровные и белые зубы. Лишь один передний зуб чуть залезал на соседа.

– Вы послушная девушка, не так ли? – сказал незнакомец. – Не волнуйтесь. Ничего не видно, кроме лодыжек, очень красивых. Позвольте, я вам помогу сесть. Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Где… где мистер Персиваль? – спросила Бетс, когда сильные руки подняли ее и посадили.

– Если вы имеете в виду своего кавалера, то он лежит с другой стороны, – ответил джентльмен. – Стоит ли его выручать? Может быть, мы оставим его там? Он этого заслуживает. Такой болван. – Он смотрел на бесформенную кучу, лежащую с противоположной стороны дорожки. Куча вдруг пошевелилась и подалась вперед, пытаясь встать на непослушные ноги.

– А, Берлингем, – кивнул Персиваль. – Ты не позаботишься о даме, пока я разыщу фаэтон? Это фаэтон моего брата, и он…

– К вашим услугам, безмозглая ворона, – Роб изобразил что-то похожее на поклон.

– Вы… вы – Берлингем? – спросила потрясенная Бетс. – Я вижу, лицо знакомое. Я вас видела, но мы не знакомы.

Она протянула ему руки, чтобы он помог ей встать, но он не сделал этого.

– Давайте отдохнем, – он присел на траву рядом с ней, обхватив руками колени и залезая ногами в нарциссы. – Да, есть такой грех, я – Берлингем, – признался он и серьезно посмотрел на нее. – А вы? Почему мы с вами не знакомы?

– Я – леди Элизабет Фортескью, – сказала Бетс. – Я… я не знаю, почему мы с вами не знакомы.

– Не сомневаюсь, что ваша матушка сделала все для того, чтобы мы с вами не познакомились, – с горечью проговорил Роб. И тут же воспрянул духом. – Но теперь мы знакомы, не так ли? Позвольте мне проводить вас до дому? Вы ведь не станете больше доверять свою жизнь этому Персивалю с куриными мозгами.

Бетс огляделась. Артур Персиваль пытался подвести взволнованных лошадей, все еще запряженных в фаэтон, к тому месту, где они с Берлингемом сидели. Легкий пустой экипаж раскачивался и подпрыгивал. Еще один экипаж и два всадника остановились, чтобы узнать, что случилось. Бетс их сразу не заметила.

Но, тем не менее, ни лошади, ни экипажа, которые могли бы принадлежать Берлингему, она не увидела.

– Буду вам очень признательна, – произнесла Бетс, – но где ваш экипаж?

– Я пришел сюда пешком, – ответил Роб. – Я живу недалеко. Сейчас схожу домой за коляской. Где вы живете?

– В Найтсбридже, – сказала Бетс. Она ждала его реакции. Найтсбридж – не самое фешенебельное место, даже несмотря на то, что старший брат герцога Веллингтона, маркиз Уелсли, жил в Найтсбридже, когда приезжал в Англию. Правда, она его ни разу не видела.

– В Найтсбридже! Как удобно! – Бетс заметила, что он искренне обрадовался. – Вы уверены, что вас ничего не беспокоит? Может быть, мы пройдемся. Ведь пока я дойду до своего дома, пока вывезут экипаж, пока запрягут лошадей, пройдет время. Вряд ли я смогу пригласить вас к себе восстановить силы. Вам не следует заходить к холостяку.

Берлингем улыбнулся, и она снова заметила этот чуть кривой зуб. Она решила, что это очень соблазнительно.

– Спасибо. С удовольствием принимаю ваше предложение.

Он легко поднялся и помог встать Бетс. У нее все болело, но она, кажется, была цела. Чего нельзя было сказать о платье.

Пятна от травы – ничто по сравнению с грязью и дырами.

Что скажет мама? У нее так мало платьев; это, бледно-желтое, сшитое в позапрошлом году, было самым лучшим. Но она познакомилась с Берлингемом! Ее неприязнь к нему прошла. Он такой милый, такой обходительный, такой красивый. Он не мог так оскорбить миссис Драмонд-Барел, как рассказывала мама. Бетси решила, что эту басню придумали сплетники. Она, не колеблясь, приняла его предложение проводить ее домой. Все что угодно, только не прогулка в фаэтоне Артура Персиваля!

– Постой! Куда ты ее уводишь? – закричал Персиваль, когда они направились к выходу из парка. – Берлингем! Вернись!

Роб взял Бетс за руку.

– Я веду ее домой, пустозвон, – крикнул он в ответ. Со мной она в безопасности. Слышишь? – он повернулся и вывел Бетс из парка. Роберт решил, что больше не следует уделять внимания Артуру Персивалю.

«Слава Богу, она близко живет, – подумал он. – Если б нам пришлось идти ко мне домой за экипажем, она бы увидела, как я живу… Похоже, она не знает о том, что произошло в „Олмеке“. Может быть, у меня есть шанс… Она, наверное, дочь покойного графа, и я уверен, что у нее есть приданое…»

Он наклонился к ней, и она смущенно улыбнулась.

Бетс старалась не хромать. Она подвернула ногу, когда упала, но не хотела говорить об этом графу Берлингему. Она уверенно заявила, что с ней все в порядке. Теперь она не станет говорить обратное. Граф может решить, что должен оставить ее в парке с этим олухом Персивалем, а сам отправится за коляской. Она не собиралась больше даже разговаривать с этим болваном.

Роб беззаботно шел вперед, Бетс держала его под руку. Все было прилично, но он чувствовал, что она сжимает его руку крепче, чем необходимо. Случайно или специально? Ему стало жарко. Он заметил, что она немного прихрамывает, и почувствовал разочарование. Похоже, что ее уверения в том, что она чувствует себя прекрасно, сильно преувеличены, и ее действительно нужно поддерживать. Роб замедлил ход, но остановился лишь раз, что бы бросить монетку (одну из последних) мальчику, который расчистил для них дорожку от помета, в изобилии усеявшего Найтсбридж.

Черта с два он оставил бы ее с этим тупицей Персивалем. У этого дурня хватит наглости предложить подвести ее домой в своем фаэтоне. Жизнь ее была бы в опасности, и Роб не узнал бы, где она живет, и ему пришлось бы потрудиться, чтобы разыскать ее, когда у него и так столько дел.

– Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? – спросил он, улыбаясь, когда они благополучно прошли Найтсбридж. Непослушная прядь волос упала ему на глаза, и он попытался ее сдуть, но ничего не получилось. Рука, которая не поддерживала Бетс, сжимала шляпу, побывавшую в клумбе с нарциссами. Он случайно сел на нее, когда пытался успокоить барышню. – Да, спасибо, – сказала она. – Боюсь, я немного переволновалась. Но мы уже почти дома. Вы знаете Найтсбридж-Терес? Мы живем на углу Слоун-стрит. Я покажу. – Бетс смотрела на этот непослушный локон. Она уже чуть было не убрала его, когда вспомнила замечание матери о том, что по-матерински опекает своих поклонников. Ей почему-то казалось, что ее порыв не был материнским, но она сдержалась.

– Вы приехали сюда на сезон? – спросил Роб. – Как странно, что я вас не видел.

– Да… нет… я здесь на сезон, но я здесь живу, – ответила она. – Мы здесь живем.

Он остановился и освободил руку, за которую она держалась, чтобы хорошенько рассмотреть Бетс.

– Вы живете здесь? Разве вы не дочь графа Стенбурна? Я думал, он живет в Суффолке.

– Да, в Суффолке, – ее лицо приняло мечтательное выражение. – Граф Стенбурн – мой отец, но он умер уже более пяти лет назад. Мой брат Годфри теперь граф Стенбурн. Мой сводный брат. Он действительно живет в Суффолке. Как и другой мой сводный брат, Уильям. А мы с мамой живем здесь. Мой дедушка оставил маме этот дом.

– «Благодарение Господу, за это, – добавила она про себя, – иначе нам пришлось бы искать себе крышу над головой, полностью полагаясь на милосердие Годфри. А милосердия у Годфри немного».

– Вашим поклонникам повезло, – сказал Роберт. – Они всегда могут вас здесь найти, во время сезона или нет. Но вы, наверное, уезжаете за город, когда сезон заканчивается.

– Нет, – вздохнула она. – Мы остаемся.

Роб снова предложил ей руку, и они пошли дальше. Бетс старалась не думать о боли в ноге и о плачевном состоянии своего туалета. Она молилась, чтобы им не встретился никто из знакомых. Она уже несколько раз ловила на себе любопытные взгляды. Но то все были люди незнакомые.

– Надеюсь, мы увидимся в этом сезоне. Я буду с нетерпением ждать встречи с вами, ведь мы теперь знакомы.

Роберт не собирался с позором покинуть Лондон! Сердце у Бетс радостно подпрыгнуло. Теперь она была как никогда уверена, что его оскорбление миссис Драмонд-Барел всего лишь злая сплетня. Он был такой вежливый и внимательный. Но упасть пьяным в «Олмеке»! Такое трудно опровергнуть. Слишком многие видели, как считает леди Стенбурн. Правда, по нему не скажешь, что он вчера был так пьян. Может быть, у него немного усталый вид, но глаза – чистые. Бетс слишком хорошо знала, как выглядит человек в похмелье. Она вдоволь на смотрелась на своего брата Уильяма. У нее не было желания повторять этот опыт.

– Прекрасно, – ответила она. – Буду ждать нашей встречи. А вот и мой дом, ваша светлость.

Она подвела его в высокому, узкому кирпичному дому, стоявшему в тени, отбрасываемой на него другими домами, большими по размеру и выглядевшими наряднее. Роб остановился и внимательно оглядел дом Фортескью. Перед домом был сад, в котором буйно цвели крокусы и гиацинты. Из-под земли уже появились нарциссы. Это был чудесный дом.

– Неоклассицизм, – сказала Бетс, – архитектор поклонник Генри Холланда, а не сам Холланд, к сожалению. Мой дед построил его в 1788 году. Моя мама жила здесь до, замужества. Может быть, вы зайдете? Мама захочет познакомиться с вами и поблагодарить за то, что вы меня спасли.

– С удовольствием, – улыбнулся он.

Его взгляд скользил по дому, пока они шли к темно-зеленой двери, по обе стороны которой стояли белые ионические колонны. Бетс нахмурилась, заметив, что краска на колоннах в некоторых местах облупилась, но, кажется, ее спутник не обратил на это внимания. Бетс постучала в дверь медной ручкой в виде львиной головы. Никто не открыл.

Бетс нахмурилась и снова постучала. Наконец, дверь открылась. На пороге стояла Молли, вытирая руки о грязный фартук.

– О, здрасьте, мисс! Так быстро вернулись? Боже, что с вашим платьем?

Бетс вся съежилась.

– Возьми у его светлости шляпу и скажи маме, что у нас гость, – быстро проговорила она. – Мы будем в гостиной. И принеси чего-нибудь выпить.

Молли взяла расплющенную шляпу Роба и, поднеся к себе поближе, внимательно ее разглядывала.

– Что он с ней делал? – улыбаясь спросила она. – Топтал?

– Довольно, Молли, – строго сказала Бетс. Она боялась смотреть на своего кавалера. – Сообщи маме немедленно.

– Да, мэм, – горничная положила шляпу на столик и исчезла.

Проводив графа Берлингема в гостиную, Бетс украдкой посмотрела на него. Что он может подумать! К своему удивлению, она увидела, что он смеется.

– Новенькая, – пояснила Бетс, стараясь побороть смущение. – Мама пытается ее выучить. Я надеюсь, вы простите ее дерзость.

– Ну что вы! Думаю, у нас у всех проблемы с прислугой. По крайней мере, мои женатые друзья так говорят. В моем холостяцком жилище слуг мало. Они со мной уже давно и хорошо знают свои обязанности и мои привычки. – Роберт подумал про себя, что теперь она не удивится, если узнает, что у него так мало прислуги. Если она вообще когда-нибудь об этом узнает. Он весело улыбнулся.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила Бетс. Сама она села на стул, голубая шелковая обивка на котором распоролась, и она закрыла дыру юбкой. Теперь она увидела свою юбку в полной красе. Господи! Как же она забыла об этом. – О Боже! Мне нужно переодеться, – заговорила она.

Граф уселся в удобное кресло у камина. В гостиную вошла леди Стенбурн. – Бетс! Что с тобой случилось? – Она подбежала к дочери и помогла ей встать. – Ты ушиблась. Что случилось? – Она, наконец, заметила, что в комнате еще кто-то есть. – Кто вы?

Берлингем и Бетс заговорили одновременно. Леди Стенбурн смутилась.

– Прошу прощения, ваша светлость. Добро пожаловать, ваша светлость. О! Как приятно, что вы пришли, граф. Позвольте предложить вам что-нибудь выпить.

– Спасибо, миледи, – сказал Роб, поклонившись. – Во-первых, я был уверен, что вы захотите увидеть свою дочь. Она упала в парке. Очень неприятно. Нет… – он заметил испуг на лице леди Стенбурн, – она сказала мне, что не ушиблась. Она вам все расскажет. Я с удовольствием подожду, пока она придет в себя и переоденется. Леди Элизабет, могу я проводить вас?

– Нет, спасибо, – ответила Бетс, схватив мать за руку и направляясь к двери. – Мы скоро вернемся. Молли принесет вам напитки.

Они вышли, оставив дверь открытой. Роб услышал, как Бетс сказала матери:

– Нужно было позвонить.

И леди Стенбурн ответила:

– Но ты же знаешь, что звонок не работает.

Голоса постепенно затихли, и он снова уселся в свое кресло.

Вдруг откуда-то издалека донесся голос леди Стенбурн:

– Молли! Бренди для графа!

Вскоре перепуганная Молли принесла бренди.

Потягивая бренди, Роб внимательно осматривал гостиную Гостиная была обставлена с большим вкусом. Мебель отличная, скорей всего шератон. На полу – красивый толстый аксминстерский ковер. Но самым внушительным предметом в гостиной были старинные часы, высотой более двух футов: позолоченный циферблат, большие черные римские цифры на белом фоне, лакированный корпус черного дерева; миниатюрные резные коринфские колонны на золотых цоколях поддерживали верх корпуса, украшенный позолоченными гирляндами из цветов и фруктов. Часы стояли на каминной полке и почти полностью закрывали пейзаж, висящий на стене.

– Что случилось? – спросила леди Стенбурн, когда они с Бетс поднялись наверх. – Ты не ушиблась? Твое платье! О Господи, можно ли с ним что-нибудь сделать?

Бетс рассказала о своей поездке с мистером Персивалем.

– Я подвернула ногу, но ничего страшного, – заверила она. – Но представь себе! Если бы я не поехала с этим… этим Олухом, я бы не познакомилась с Берлингемом. Мама, он очень вежливый и заботливый. Не могу поверить, что он так вел себя с миссис Драмонд-Барел. Ты уверена, что это было на самом деле?

– Сама леди Стаффорд мне рассказывала, – ответила леди Стенбурн. – Она собственными глазами видела. Как и многие другие. Конечно, это было на самом деле, можешь не сомневаться.

– Она сама слышала, что сказал граф?

– Нет, думаю, что нет. Но ей об этом рассказал Руперт, лорд Стаффорд.

– Ах, Руперт, – сказала с облегчением Бетс. – Он всегда преувеличивает. Он, наверное, услышал от кого-то, а этот кто-то услышал еще от кого-то, а тот услышал от кого-то еще, возможно того, кто все это сам выдумал.

– Берлингем сам что-нибудь говорил по этому поводу? – поинтересовалась леди Стенбурн, подходя к гардеробу Бетс.

Ни горничной, ни камеристки. Молли, единственная служанка на все случаи жизни, сейчас занята, подавая напитки его светлости.

– О нет, мама, я тоже об этом не упоминала. – Она расстегивала пуговицы на своем желтом платье и с сожалением смотрела на юбку. Может быть, лента вокруг сможет скрыть нанесенный ущерб. Вряд ли.

– Пока ты будешь смывать грязь, я попробую сделать что-нибудь с твоими волосами, – предложила мать. – Мы не можем заставлять Берлингема ждать, – она подтолкнула Бетс к умывальнику. – О Бетс, разве он не очарователен? Если бы я была моложе лет на двадцать пять… Кажется, он тобой заинтересовался, правда? Видишь, моя идея не такая уж и плохая. Если ему удастся как-то справиться с тем, что произошло в «Олмеке»…

– Мама, ты делаешь поспешные выводы. Я признаю, что он был сама любезность. Но какой джентльмен повел бы себя иначе при сложившихся обстоятельствах? Пожалуйста! Я обещаю не опекать его, а ты обещай, что не станешь толкать меня в его объятья.

Влажным полотенцем Бетс вытирала грязь с лица и рук, а ее мать в это время вынимала из волос траву и пыталась щеткой придать им видимость прически.

– Готово, – вздохнула леди Стенбурн. – Ты прекрасно выглядишь. О, я забыла о твоих чулках. И туфли! Я надеялась, что платье их закроет, но когда ты сядешь… Не будем рисковать. Я спущусь и займу графа, пока ты не будешь готова.

Полная радостных предчувствий, леди Стенбурн спустилась в гостиную. Она нашла графа в прекрасном расположении духа.

Его стакан был пуст. Содержимое графина устрашающе уменьшилось. Сердце у нее упало. Значит, правда, что Берлингем пьет слишком много.

Он встал и улыбнулся, подождал, пока она сядет, и налил себе.

– Вы не присоединитесь ко мне? – спросил он.

– Ах, нет, спасибо, – ответила леди Стенбурн. – Я велю Молли принести чаю. – Она потянулась к звонку, затем передумала. Берлингем был невозмутим. – Пойду узнаю, почему Бетс так долго, – сказала она и выскользнула из комнаты.

Вскоре Бетс и Леди Стенбурн вернулись, за ними шла Молли с чаем. Когда дамы, наконец, сели и налили себе чаю, Роб продолжал потягивать бренди. Обе дамы наблюдали за ним, вежливо улыбаясь, очевидно, ожидая, когда он заговорит.

– Отличный бренди, – наконец сказал он. – Вам повезло, особенно сейчас, учитывая войну и все остальное. У меня осталось всего три бочонка, и боюсь, что скоро придется стать трезвенником.

Три бочонка! Леди Стенбурн была потрясена. В ее бедном погребе было не более трех бутылок бренди. Если ей придется еще раз или два принять у себя Берлингема, у нее ничего не останется.

Но она улыбнулась и согласилась, что сейчас трудно достать хороший французский коньяк. И это, конечно же, неприятно.

Берлингем похвалил старинные часы на камине.

– Впервые вижу такие часы, они, должно быть, очень старые и очень ценные.

Леди Стенбурн вся сияла.

– Совершенно верно, – подтвердила она, – примерно 1675 год. Одна из самых ценных вещей, принадлежавших моему отцу. Через несколько минут они начнут звонить. У них такой мелодичный звон! Их сделал здесь в Лондоне мастер по имени Генри Джоунз; на часах сзади табличка с его именем. Я понятия не имею, сколько они стоят, но уверена, что сумма должна быть значительной.

Роб попытался определить, сколько можно было бы за них получить у ростовщика. Жаль, что это не его часы. Их бы можно было заложить.

– Дамы, – он поднялся, – я должен идти: я жду гостя к ужину. Леди Элизабет, окажите мне честь прокатиться с вами завтра. Могу вас заверить, что вы не поедете в фаэтоне. У меня двухколесная коляска всего лишь. Со мной вы будете в безопасности. Не хотите рискнуть?

– С удовольствием, – ответила Бетс, стараясь не слишком явно демонстрировать свою радость;

– В пять, – сказал он и удалился, унося свою помятую шляпу. Бетс наблюдала за ним из окна. Он улыбнулся ей и принялся насвистывать.

 

Глава третья

Роб и Том Хейзлтон разделили трапезу, которую удалось приготовить миссис Бекет из оставшихся продуктов. «Чертова баранина с жилами», – подумал Роб. Они сидели в маленькой «библиотеке» Роба. Эта комната использовалась для разных целей, но хозяин называл ее библиотекой, потому что в ней действительно стоял шкаф, забитый пыльными томами, которые Роб привез из Дорс Корта. Друзья сидели у камина. Роб время от времени самодовольно поглядывал на книги. Кожаные корешки выглядели очень внушительно. Он собирался когда-нибудь прочитать эти книги, если, конечно, плесень и книжный червь не доберутся до них первыми.

– Ты когда-нибудь бывал со мной в «Друге под рукой»? – спросил Роб. Он рассказал Хейзлтону все, что помнил о предыдущем вечере.

– Только не я, – сказал Том. – Это слишком далеко.

– Тогда ты можешь мне помочь. С этой прислугой, Тесси. Мне кажется, что она мне что-то подмешала в вино. Ее не было на месте сегодня после обеда. А старый мистер Мак-Нелли, между прочим, ее дядя, отказался позвать ее. Может быть, тебе удастся ее разговорить, и она что-нибудь сболтнет.

– Ха! Ты знаешь, уж в этом я точно преуспел: знаю, как разговорить прислугу. – Хейзлтон хитро улыбнулся. – Могу тебе рассказать…

– Поэтому я тебя и прошу, чудак. Выпей еще. В погребе еще два бочонка. – Роб взял графин.

– Это подкуп? Я сижу здесь у камина, в котором горят лишь хворост и прутья и который скоро погаснет. Похоже, что после первой бочки я уже перестану замечать, что в комнате нет дров.

– Черт бы тебя побрал, Хейзлтон! – Робу не нравилось, когда кто-то даже в шутку намекал на его бедность. Он изо всех сил старался ее скрыть. Конечно, не от Тома Хейзлтона: у них почти не было секретов друг от друга. Но это в данном случае значения не имело. Роб встал и зашагал по комнате, затем подошел к камину и бросил в него длинную кривую ветку.

– Прости, дружище. Не сдержался. Знаешь, я просто восхищаюсь твоей библиотекой. – Хейзлтон улыбнулся и взял у Роба стакан с бренди. – Ты ведь знаешь, что мне придется заплатить Тесси. Должен я дать ей свои деньги?

– Пожалуйста. Я обещаю отдать, как только найду золотую жилу. Между прочим, мне кажется, что я ее нашел. Удача буквально на меня свалилась сегодня днем, – мрачное выражение вдруг исчезло с лица Роба.

– Браво! Ты выиграл в «Уайтсе»? Или на петушиных боях? Поздравляю.

– О нет. Это была кобылка.

– На тебя свалилась удача, но это была кобылка. Что-то не понимаю. На каких скачках ты играл?

– Я говорю о кобылке в юбке. Ты слышал когда-нибудь о леди Элизабет Фортескью? – спросил Роб, и лицо его засияло.

Хейзлтон с любопытством смотрел на друга. Такой энтузиазм из-за дамы. Совсем не похоже на Роба. Его интересы были далеко: пьянка, девочки, скачки, бокс, азартные игры, снова пьянка. Он редко посещал светские балы, приемы и ужины во время сезонов. Ему было на них совершенно не интересно. До самого последнего времени. Теперь же, как было известно Тому, Роб решил найти богатую невесту и жениться на ней как можно поскорее. Но сама идея не вызывала у него никакого вдохновения.

– Леди Элизабет Фортескью. Хм. Она случайно не родственница Хью Фортескью, графа Фортескью? Он – лорд – наместник Девоншира и прочая и прочая. Ему сейчас столько, что у него вполне может быть дочь на выданье. Как такая богатая крошка могла свалиться тебе на голову?

– Нет, нет, это не та Фортескью. Ее отец – лорд Стенбурн, его резиденция в Суффолке. Он умер, но леди Фортескью и его вдова живут в Найтсбридже в очаровательном доме. Я спас ее, когда этот дурак Артур Персиваль повез ее кататься в фаэтоне своего брата и она из него выпала. По его вине! К счастью, она осталась цела, только очень испугалась. Это случилось в Гайд-Парке, а я оказался рядом. Она согласилась поехать завтра со мной на прогулку.

– Необыкновенно хорошенькая, Том, – глаза Роба сверкнули.

Хейзлтон был по-прежнему озадачен.

– Она участвует в сезоне? – спросил он, наконец.

– О да.

– Высокая, копна каштановых волос, карие глаза, очень живая?

– Точно.

Хейзлтон вертел свой монокль в оправе, покрытый зеленой эмалью.

– Роб, мне неприятно тебе говорить. Но я должен, честно.

У леди Элизабет это уже четвертый сезон. Все подруги моей матери только об этом и говорят. Ей должно быть двадцать два или двадцать три года. Ее мама в слепой любви продолжает выставлять ее напоказ в напрасной надежде, что она за кого-нибудь выйдет замуж. Почему она до сих пор тихонько не удалилась и не занялась разведением роз или воспитанием детей своего брата, или еще чем-нибудь, я не имею ни малейшего понятия. Но нынешняя ситуация должна быть для нее ужасно неловкой.

Роб сдвинул брови. Эта очаровательная девушка не может выйти замуж? Как такое может быть? Безусловно, ее богатство могло бы привлечь любого кавалера, даже если бы на нее было страшно смотреть, а это совершенно не так.

– Я полагаю, ты с ней знаком? – спросил Роб. – Как ты думаешь, почему она не может выйти замуж?

Хейзлтон рассмеялся.

– Да, я знаком с ней. И поверь мне, Роб, она как раз то, что тебе нужно, насколько я знаю. В ней очень сильно развит материнский инстинкт. Объяснить? Если я чего-то и ненавижу, так это материнскую опеку. Что ты скажешь, если барышня постоянно за тебя волнуется? Переживает из-за твоих воротничков, или галстука, или мятого носового платка, или боится, что твои уши замерзнут, потому что шляпа их не закрывает. Я тебя спрашиваю! Думаю, что можно это еще как-то переварить в своей жене, если ты такой дурак, что женился, но…

– Она не вела себя так со мной, – упрямо заявил Роб.

– Нет? Все еще впереди. И я так понимаю, что она очень разборчива. Разборчива! Как она может быть разборчива, если это ее четвертый сезон? И, тем не менее, я слышал, что она отвадила несколько потенциальных женихов еще до того, как они решились просить ее руки. Ричард Бичем один из них. Он мне сам рассказывал.

– И он не возражал против ее опеки?

– Думаю, он был готов смириться с чем угодно, лишь бы наложить лапы хоть на часть состояния Стенбурнов. Между прочим, она хорошо танцует. Хочешь потанцевать, Роб? – усмехнулся Хейзлтон. Сейчас это ему казалось чрезвычайно смешным.

– Я еще не разучился, – мрачно ответил Роб. – Как ты считаешь, дружище? Есть у меня шансы по сравнению с Ричардом Бичемом? Мне кажется, я смогу справиться с ее опекой, если нужно. – Он нахмурился, о чем-то размышляя.

– Ты знаешь Бичема?

– Нет.

– Уверяю тебя, твои шансы лучше. – Хейзлтон принялся загибать пальцы. – Первое: у него совсем нет подбородка; второе: объем грудной клетки больше, чем у Принни; третье: не интересуется ничем, кроме Древнего Египта. О да, и четвертое: нет денег.

– Что-то четвертый пункт кажется мне знакомым, – угрюмо сказал Роб. – Давай, Том, еще бренди и потом, если не возражаешь, отправляйся знакомиться с Тесси. А я проведу вечер дома. Все еще чувствую себя не в своей тарелке. Черт. Я должен сегодня быть на балу у Пертуи. Они не будут по мне скучать. Наверное, пригласили меня, потому что мы – родственники. Приходи, как только узнаешь что-нибудь от Тесси. Используй все свои чары.

Как только Хейзлтон ушел, Роб стал готовиться ко сну. Он не мог вспомнить, когда ложился спать так рано. Засыпая, он думал о высокой темноволосой девушке, которая будет завтра ехать рядом с ним в коляске. И мысли эти согревали его. Нужно принарядить мальчика из конюшни, чтобы тот смог сойти за грума, нет, за ливрейного грума. Билли не удавалось выдать за грума. А за ливрейного грума? Он рассмеялся.

Бертон, лорд Пертуи, оглядел сияющий зал, освещенный венецианскими люстрами, в которых горели сотни свечей. Было уже поздно, третий час ночи, и гости начали расходиться, хотя маленький оркестр продолжал играть. Он подошел к своему сыну Джорджу.

– Я не видел Берлингема сегодня, – заметил он, – наверное, в карты играет?

– Он вообще не приходил, – ответил Джордж. – Я так ждал его. Хотел посмотреть, удастся ли ему все так же высоко держать голову после того ужасного случая в «Олмеке», – он широко улыбнулся. – Может быть, он убрался в Дорсет, поджав хвост.

– О, не думаю, что этого достаточно, чтобы выгнать его из города, – сказал отец. – Что ему делать в Дорсете?

– Нечего, – согласился Джордж;

Джордж задумался над следующим ходом.

 

Глава четвертая

Утро пятницы обещало, что день будет хорошим. Бетс чувствовала себя лучше. После завтрака она пошла в сад за домом, чтобы проверить, что уже начало расти, если там вообще что-то будет расти. Большинство растений все еще дремало под землей, но уже появились первые побеги. К своей радости, она услышала, что в кустарнике страстно заливается дрозд, Бетс увидела причину такого волнения: неповоротливая коричневая самка дрозда, не обращая внимания на певца, бегала по земле вприпрыжку в поисках чего-нибудь вкусненького.

Бетс представила себе цветы, которых будет летом в изобилии, и вздохнула. Они с матерью любили работать в саду, ухаживая за своими любимыми растениями. Но любимцами были цветы, в саду не росло ни одного овощного растения. В этом году все должно быть по-другому. Если им удастся вырастить свои собственные овощи, они смогут сэкономить небольшую сумму.

Сад за домом был небольшим, хоть и больше, чем кусок земли перед домом. Леди Стенбурн однажды сказала, что дедушку Боннера не интересовал сад. Он считал, что ему повезло, когда купил узкую полоску земли между двумя внушительного вида домами в Найтсбридж-Терес. Он продал свою литейную мастерскую в Бирмингеме, в которой производились железные плуги и другой сельскохозяйственный инвентарь, для того, чтобы поселиться в Лондоне и пожить как джентльмен на старости лет, хотя в то время ему было всего лишь пятьдесят три года. Он хотел, чтобы его единственный ребенок, обожаемая Элизабет, могла удачно выйти замуж. А такую возможность, как он свято верил, можно было найти только в Лондоне. И ему удалось выдать ее замуж. Леди Стенбурн сообщила, шмыгая носом, что бабушка и дедушка Боннер прожили в этом доме восемь счастливых лет, а потом дедушка умер. Бетс почти не помнила его. Бабушка Боннер считала, что не сможет прожить одна, и последний год жизни провела с Фортескью. Папа был очень добр к бабушке, но Годфри и Уильям считали, что это просто еще одно неудобство, вытекающее из глупого папиного решения жениться на Элизабет Боннер.

Бетс часто удивлялась, почему ее сводные братья не хотели замечать того, что мама сделала папу счастливым. Леди Стенбурн, несмотря на свою миниатюрность и воздушность, умело вела хозяйство, знала, как принять гостей, и была всегда добра к двум мальчикам – сыновьям мужа от первого брака. Они же невзлюбили мачеху с первой минуты и никогда не меняли своего отношения к ней.

Бетс вернулась в дом за верёвкой, чтобы измерить, какой может быть будущая грядка для овощей. Нужно ли выкапывать желтофиоль? Мамины любимые розы? Сажать капусту вместо лилий?

Молли мыла посуду после завтрака. Она вытерла руки о грязный фартук и принялась копаться в тумбочке, чтобы найти хозяйке веревку.

– Вот, мэм, – сказала она, протягивая клубок. – Это подойдет?

– То, что нужно, – ответила Бетс. – Молли, я жду гостя после обеда. Могу я быть уверена, что ты наденешь чистый фартук? И мне нужна твоя помощь, чтобы одеться.

– Да, мэм, – кивнула Молли.

Бетс отправилась на заднее крыльцо, чтобы распутать веревку. На это у нее ушло тридцать пять минут. К этому времени у нее прошла охота измерять сад и искать место для грядки. Гораздо приятнее мечтать о предстоящей прогулке со скандально известным Берлингемом. Будет ли он таким же милым и внимательным, как тогда, когда она упала в парке? Будет ли он трезвым? О чем они будут говорить? При этой мысли она растерялась: она решительно ничего не знала о том, чем, по слухам, он был занят все свое время – о скачках, прости Господи! или о боксе, или (о нет, она не будет об этом думать) о женщинах легкого поведения!

Естественно, она подумала об этом. Как ей подсказывало воображение, последнее увлечение состояло в том, что мужчины обращали свое внимание на женщин с далеко не безупречной репутацией. Возможно, целовались с ними? Она была не в состоянии понять, зачем это джентльмену, когда вокруг столько юных особ из хороших семей подходящего возраста. Она целовалась раз или два в своей жизни и ничего особенно привлекательного в этом занятии не нашла. Что может быть в этом таким приятным для джентльмена? Ничего не понимая, Бетс растерянно покачала головой. Наверное, можно спросить у мамы. Леди Стенбурн никогда не обсуждала с ней подобные вопросы. Очевидно, настоящая дама должна инстинктивно знать подобные вещи.

Заинтригованная тем, попробует ли лорд Берлингем поцеловать ее, Бетс аккуратно намотала веревку на палец, размотала ее и вернулась в кухню. Огород может подождать.

– Будь добра, положи, пожалуйста, эту веревку так, чтобы она снова не запуталась, – велела Бетс Молли, которая бессмысленно терла тарелку, глядя в окно.

– Да, мэм, – сказала Молли, кладя веревку на только что вытертую тарелку и протягивая руку за блюдцем.

Бетс отправилась на совещание с матерью, но не о том, что привлекательного в поцелуях, а о том, что следует надеть на прогулку с лордом Берлингемом.

Роб встал утром, словно заново родившись после крепкого сна, съел скудный завтрак, пропустил маленький стаканчик бренди и отправился на конюшню за красивым домом, стоящим по соседству. Он снимал для своих лошадей стойла в конюшне соседа. Во дворе его собственного дома не было ни конюшни, ни места для нее. Через несколько дней он должен внести плату за конюшню. Нужно заплатить вовремя, потому что его сосед, виконт, не очень знатный, пригрозил, что выбросит его лошадей – двух лошадей, запрягаемых в коляску, и одну для верховой езды – на улицу и заберет себе коляску Роба, если тот снова задержит оплату.

– Билли! – заорал Роб. – Сей же час, Билли! У меня нет времени!

– Иду, хозяин, – ответил тощий, грязный оборвыш, появившийся из конюшни. На нем была одежда, сшитая на взрослого человека. Он был подпоясан веревкой. Его лицо и волосы были одинакового серого цвета.

Роб посмотрел на парня. Каким образом можно превратить этого оборванца в элегантного ливрейного грума ко второй половине дня? А ведь еще нужно что-то сделать с коляской, хотя она в лучшем состоянии, чем этот мальчик.

Роб застонал и подумал, стоит ли ухаживание за богатой дамой всей этой возни. Возни? Да это тяжелейший труд, вот что это такое. Тяжелая, напряженная работа плюс паутина лжи, которую нужно плести очень осторожно. Нужно быть постоянно на страже, чтобы ни на секунду не забываться и не выдать случайно свою бедность и самому не запутаться в собственной лжи. Роб предпочитал думать об этом как о не больших дозах правды, ему не хотелось признаваться самому себе, что он готов на целую охапку лжи. Он подумал, что у него, очевидно, начала просыпаться совесть, и насмешливо фыркнул.

– Давай-ка займемся твоим костюмом, – сказал он Билли. – Я собираюсь сегодня на прогулку с дамой.

– С дамой? – удивленно спросил Билли. – Я и не знал, что вы знакомы с дамами, хозяин, я хотел сказать, ваша светлость. Коляска готова. Я вчера смазал колеса.

– И сам вывалялся в смазке, конечно же.

– Ваша светлость! Да я никогда!

– Очень хорошо. Дай-ка посмотрю. Спинки сиденья чистые или хотя бы презентабельные? – Роб жестом велел Билли забраться на запятки, а сам запрыгнул в двухколесную коляску, чтобы осмотреть сиденья. Когда-то это была очень красивая коляска, но время ее не пожалело. Подушки сиденья были в пятнах, очень похожих на пятна от бренди, а может быть, от портвейна? Кожаная обшивка утратила свой блеск и местами протерлась.

Роб спрыгнул и задумался.

– Беги к миссис Бекет и спроси, есть ли у нее шаль, – велел он Билли, – может быть, можно будет закрыть самые протертые места.

Билли радостно убежал. Прошло полчаса, а он все еще не вернулся. Роб, осматривавший колеса и обнаруживший, к своему удовлетворению, что они в хорошем состоянии, отправился за слугой.

Он обнаружил Билли в кухне. Тот сидел за столом, на его грязные плечи был накинут плед. Мальчишка с жадностью запихивал в себя хлеб, намазанный маслом и джемом, а миссис Бекет, повариха и экономка, ласково смотрела на него.

– Бедный мальчик чуть не умер с голоду, – заявила она. – Посмотрите на него! Да его ветром сдует.

Роб вздохнул.

– Вижу. Можно взять шаль?

Он осторожно стащил плед с Билли, стараясь, чтобы грязь с парня не попала на плед, и отправился обратно в конюшню.

Роб решил, что плед закроет протершиеся сиденья. Он искусно задрапировал их и подошел к своим лошадям поговорить с ними.

Когда Билли вернулся (на его одежде появились новые пятна от джема), Роб решил сыграть на чувстве собственного достоинства, если у Билли таковое имелось.

– Думаю, тебе не захочется появиться в таком виде перед дамой, когда ты будешь изображать ливрейного грума графа Берлингема, правда? – спросил он Билли.

– О! Хоз… то есть ваша светлость, но вы же и есть граф Берлингем, ведь так?

– Да, и ты это знаешь.

– Так отчего же вы так говорите, будто я чей-то другой?

Роб поморщился. Как объяснить этому грязнуле?

– Я хотел сказать, что ты не захочешь прислуживать в таком виде никакому графу или джентльмену, правда?

Билли оглядел себя.

– Это все, что у меня есть, – сказал он, – башмаков нет.

– Придется за тебя взяться. Ты когда-нибудь мылся в ванне? Билли съежился от страха.

– О, сэр! Пожалуйста, сэр! Мне хотелось умереть тогда в работном доме, когда они заставили меня мыться в ванне. Перед тем, как я пришел к вам! Они сказали, что я должен быть чистым, иначе вы меня не возьмете. Это была неправда, да? Вы бы меня и так взяли, да? О сэр, вода была такая холодная, что я хотел умереть, правда хотел. – Лицо его сморщилось, и Роб испугался, что мальчишка сейчас расплачется. Хотя слезы смоют немного грязи с его лица и можно будет получить представление о настоящем цвете кожи Билли.

– Как насчет теплой воды? – мягко спросил Роб. – Теплая ванна может быть очень приятной. Пошли. Джорди нам поможет.

– Я не хочу! – заныл Билли. Робу пришлось взять его за ухо, как трехлетнего мальчишку, и отвести обратно в дом.

Историю о том, как Билли принимал первую в своей жизни теплую ванну, рассказывали и пересказывали еще долго. Произошло это событие в кухне поблизости от источника теплой воды (по такому случаю удалось раздобыть немного угля) в большом корыте. Миссис Бекет предложила свою помощь, но ее предложение было отвергнуто, чтобы не смущать Билли. Джорди постарался на славу, пока Роб держал сопротивляющегося Билли, который неожиданно проявил недюжинную силу, пытаясь избежать такого наказания. Добрый галлон воды оказался на полу. Кошка, Кэтрин Мурлыка, попробовала было полакать немного воды из этой лужи, но ее грубо отшвырнули, когда Роб, борясь с Билли, поскользнулся.

Наконец, Джорди провозгласил, что дело сделано. Билли вынули из корыта, завернули в простыню и вытерли голову.

Мужчины предоставили наводить порядок миссис Бекет.

– О, Создатель, не оставь нас, – произнесла она в растерянности и повела Билли наверх, чтобы разыскать что-нибудь приличное из одежды.

– На нем должно быть что-то вроде ливреи, – заявил Роб, глядя на дрожащее существо в простыне. – Можно что-нибудь быстро соорудить?

– Я сначала думал, что его можно одеть как мавра, – сказал Джорди, – но сейчас, когда он чистый…

– Почему я не сохранил ничего из своей детской одежды? – сокрушался Роб. – Хотя она все равно была бы в Дорсете. Черт!

– Эта простыня… – сказал Джорди, – миссис Бекет умеет держать иголку в руках?

– А кто, как ты думаешь, латает твою одежду? Конечно, она умеет держать иголку в руках.

– Тогда, – продолжал Джорди, – у вас будет такой ливрейный грум, о котором будет говорить весь свет не один год.

Вообразите, ваша светлость. Грум, одетый в белую греческую тогу! Ведь сейчас все подражают Древней Греции: колонны в зданиях, платья дам. Вы будете законодателем нового стиля, все будут вам подражать.

– Нет! – заорал Билли.

– Да, – произнес Роб. – Джорди, тебе придется убрать в кухне самому. У меня для миссис Бекет есть другое задание.

Несмотря на свою собственную неуверенность, несмотря на неуверенность матери, Бетс была одета и готова ехать на прогулку за час до приезда лорда Берлингема. Она просмотрела весь свой скудный гардероб в надежде, что вдруг волшебным образом обнаружится что-нибудь новое и прекрасное. Наконец, она остановила свой выбор на платье с высокой талией из ткани цвета слоновой кости, которая называлась «чаллис». Платье было выбрано из-за коротких рукавов с буфами и глубокого выреза.

Леди Стенбурн потребовала, чтобы Бетс надела палантин, чтобы не замерзнуть. Но самый красивый палантин Бетс из темно-зеленого бархата совершенно не подходил к ее шляпке и перчаткам бледно-голубого цвета. Леди Стенбурн предложила ей свой палантин из коричневого меха, но Бетс отвергла эту мысль.

Она заявила, что в теплый весенний день ей будет жарко. После довольно оживленной перепалки Бетс, мечущаяся между не сочетающимися цветами и слишком теплым мехом, сдалась, решив, что если будет слишком тепло, она просто снимет меховую накидку.

У нее был час, чтобы успокоиться. Или, что будет правильнее, чтобы еще больше разволноваться и почувствовать себя еще неувереннее. Еще ни разу, призналась она самой себе, ей так не хотелось произвести впечатление на джентльмена. Ее мать, которая напоминала ей снова и снова, что Берлингем может быть ее последним шансом и что она должна сделать все возможное, чтобы привлечь его к себе, только добавляла масла в огонь. Бетс была взволнована не на шутку. Через полчаса она была готова сбежать к себе в комнату, засунуть голову под подушку и больше никогда оттуда не выходить.

– Чай, – сказала леди Стенбурн, которая устала оттого, что Бетс бегала по гостиной, бесконечно расправляя платье и снимая и надевая перчатки. Чай успокаивает нервы, – она потянулась к звонку, вспомнила, что тот не работает, и вышла в холл, чтобы отдать распоряжение Молли насчет чая.

Когда появилась Молли с чаем, было без десяти пять.

– Хоть бы он опоздал, – взмолилась Бетс. – Хоть бы он задержался надолго. Хоть бы совсем не приходил.

Но ровно в пять она услышала стук в дверь. Бетс была уверена, что пришел ее смертный час. Ноги отказались ей повиноваться, когда она попыталась встать, чтобы поздороваться с гостем. Она упала на стул и отхлебнула чаю, не сводя глаз со своей чашки и слушая, как Молли приветствует его светлость и провожает в гостиную.

Молли забыла надеть чистый фартук.

Это была первая мысль, пришедшая Бетс в голову, когда горничная открыла дверь и, загородив собою проход, объявила:

– Он пришел.

Наконец, Молли отошла в сторону и пропустила Берлингема в комнату.

– Спасибо, Молли, – сказала леди Стенбурн, слегка нахмурившись. – Пожалуйста, принеси бренди для его светлости.

– Да, мэм, – кивнула Молли, но Берлингем поднял руку.

– Нет, спасибо. Сегодня такой чудесный день. Мне кажется, мы не должны терять время. Вы готовы, леди Элизабет?

Бетс уже давно отвела взгляд от фартука Молли, чтобы раз глядеть Берлингема во всей красе. Этот не фат, с первого взгляда понятно, что это – настоящий джентльмен. Элегантный.

На нем были светло-коричневые панталоны, синий пиджак из первосортной ткани, под ним – голубой жилет, спокойного цвета галстук аккуратно завязан, на ногах – сияющие черные высокие ботинки. В руке он держал шляпу – другую, с удовольствием отметила про себя Бетс, не ту, что он помял вчера.

Его темные волосы были тщательно причесаны, но непослушный вихор падал на лоб. И снова ей захотелось поправить его.

Он улыбнулся. Бетс увидела тот самый неровный зуб – единственная деталь, нарушавшая физическое совершенство. Он был живой, и в нем были изъяны, так же как и в ней. Она улыбнулась и встала.

Снаружи все было далеко не так славно. Пятеро мальчишек разного роста окружили одетого в тогу Билли, улюлюкая и покатываясь со смеху, показывая пальцем на смущенного грума.

Билли держал лошадей и пытался отделаться от своих мучителей. Его волнение передалось лошадям, которые били копытами и похрапывали.

– Пошли прочь! – Закричал Роб, выхватив хлыст из кармашка в коляске. Он взмахнул хлыстом над головами разошедшихся юнцов. Двое самых маленьких пустились наутек, но самый старший мальчишка, ровесник Билли, сделал несколько шагов назад и показал Робу язык. Двое оставшихся спрятались за спиной храбреца.

– Хотите объясняться перед судьей, почему досаждали графу Берлингему? – прорычал Роб. – Эй, ты, – он указал на самого старшего, – ты как раз поместишься рядом со мной. Я отвезу тебя. Мальчишка помрачнел, но не двинулся с места.

– Я знаю, что сделаю! – продолжал Роб, зловеще улыбаясь. – Ты предстанешь перед Палатой лордов. А, может быть, и перед самим принцем-регентом. У тебя будет возможность объяснить его королевскому высочеству, почему ты считаешь, что греческая тога – неподходящая одежда для грума.

Не сомневаюсь, что у его королевского высочества тоже есть тога.

Мальчишки испуганно попятились.

– Так это – тога? – изумленно спросил старший и, догоняя своих приятелей, сначала пошел, а затем побежал прочь.

Роб рассмеялся.

– А у принца-регента действительно есть тога? – спросила Бетс, сочувственно глядя на смущенного Билли.

– Понятия не имею, – ответил Роб. Он кивнул своему груму, помог Бетс сесть в коляску, а потом подошёл к своим лошадям, чтобы успокоить их, прежде чем занять свое место.

Билли пристроился на запятках, и они отправились в парк.

Бетс улыбнулась про себя. Ее волнение, вызванное предстоящей прогулкой с этим скандально известным джентльменом, улеглось. Пригрозить этим оборванцам, что они предстанут перед самим принцем-регентом! Но мальчишки ему поверили, или он хотя бы смог заставить их сомневаться. Она оглянулась на Билли: тот, без сомнения, выглядел сейчас как настоящий грум настоящего аристократа.

– Вы, наверное, знаете, что тоги носили римляне, а не греки, – сказала она, – но идея понятна. Я еще не видела подобной формы. Полагаю, это последний писк моды?

– Да, самый последний, – серьезно проговорил Роб. – Вы хотите сказать, что греки не носили тоги? Мне нужно догнать этих молодцов и исправить свою ошибку? – Он сделал вид, что собирается повернуть лошадей, но движение было слишком оживленным. – Объясните мне, мадам, откуда вы знаете о портняжном искусстве древних греков.

Бетс рассмеялась.

– Стоит только посмотреть на экспонаты в Британском музее: античные вазы, скульптуру, статуи. Вы были когда-нибудь в Британском музее, ваша светлость? Это – удивительное место.

– Приятель затащил меня туда однажды, – ответил Роб. – На пари… Ну, в общем, не важно. Признаюсь, что я не обращал особого внимания на одежду греков или отсутствие оной. Хотя я прекрасно помню, что на некоторых статуях не было совершенно никакой одежды. Или это были римские статуи? Безобразие! – Он внимательно смотрел на Бетс.

Бетс покраснела. Можно себе только представить, как рассматривал такой распутник, как Берлингем, эти обнаженные статуи. Он, наверное, хорошо повеселился. Она вспомнила, как ей было неловко, когда она сама впервые увидела статуи. На некоторые мужских фигурах не было даже фигового листка! Лучше немедленно сменить тему.

– Вы из Дорсета, не так ли? – спросила она. – Расскажите мне о Дорсете.

– Ах, Дорсет, – сказал он, ловко направляя лошадей в Гайд-парк. – Что вы хотите узнать?

– Где расположен ваш дом?

– Дорс Корт находится к западу от Дорчестера, рядом с деревней, которая называется Стиплтон. Вы когда-нибудь слышали о «непокоренных крепостях»? Недалеко от нас есть одна такая.

– О да! – воскликнула она. – Я читала о «непокоренных крепостях». Я помню, что об этом было написано в одной из книг моего брата Годфри, да, именно так. Я ужасно разочаровалась, когда узнала, что это вовсе не крепости, а земляные укрепления. Я представляла себе, что это очаровательные старые каменные крепости с башенками и бойницами.

– В Англии много старых каменных крепостей с башенками и бойницами, – тихо проговорил он. – Мальчиком я часто ходил туда и старался представить себе, как все было, когда эти укрепления строили, как говорят, тысячи лет назад. Их протяженность почти две мили! Вам интересно? Я не хочу надоедать вам подобными разговорами.

Бетс взглянула на него, ее глаза сияли.

– Подумать только, вы видели все это своими собственными глазами! – произнесла она с благоговением.

– Много раз. Мне бы хотелось показать вам эти места.

Бетс не могла вымолвить ни слова. Он хочет показать ей Дорсет! А ведь они познакомились только вчера! Она поплотнее укрыла плечи меховым палантином матери, потому что появился легкий ветерок. Они ехали по парку, но она почти не замечала молодые побеги и распускающиеся цветы, почти не слышала, как пели в кустарнике птицы. Бетс была полностью поглощена своим спутником. Каким удивительным он может быть, если захочет.

В парке было много экипажей, люди наслаждались чудесным весенним днем. Роб приветствовал нескольких джентльменов и несколько пар. Однако он смотрел прямо перед собой, когда поравнялся с великолепно одетым франтом, который весело позвал Роба.

– Берлингем! – снова прокричал разодетый господин. – Не видел тебя вчера вечером.

На лице Роба появилось мрачное выражение, он сделал вид, то не слышит. Вдруг он понял, что не следует демонстрировать неприязнь к этому человеку в присутствии леди Элизабет. Робу удалось улыбнуться, и он сказал: – Прошу прощения, старина. Прием удался? Я вчера выдохся.

– Сейчас тебе уже лучше? – спросил франт, весь сплошное сочувствие. – Мы должны как-нибудь встретиться. Ты не представишь меня своей очаровательной спутнице?

У Роба в душе все кипело от гнева. Он посмотрел на Бетс, которая, казалось, была заинтригована, если не озадачена.

– Леди Элизабет, мой кузен Джордж Пертуи. Джордж, позволь представить тебе леди Элизабет Фортескью.

– Я очарован. Фортескью? Вы случайно не из девонширских Фортескью? – спросил он, обворожительно улыбаясь.

– Мы очень дальние родственники, – ответила Бетс. – Мой отец – граф Стенбурн, и мы из Суффолка.

– Счастлив с вами познакомиться, – сказал Джордж.

Заметив, как Роб на него смотрит, он поспешил проехать дальше. Распрощавшись с Джорджем, спутники какое-то время хранили молчание. Наконец, Бетс решилась его нарушить.

– Мне кажется, что вы с мистером Пертуи не самые близкие друзья.

Роб пустил лошадей шагом.

– Вы правы. Знаю, его всю свою жизнь и так и не смог с ним подружиться. Мы всего лишь троюродные братья. Почему нужно обязательно общаться с троюродными братьями? Не удивлюсь, если окажется, что у меня дюжина троюродных братьев, о которых я и не слышал никогда. И дай Бог, чтоб никогда и не услышал. – Он нахмурился, задумавшись о чем-то своем.

Бетс было интересно, почему Берлингем так не любит своего кузена. Тот казался доброжелательным и любезным. Он был озабочен самочувствием Берлингема прошлым вечером. (Скорей всего, Берлингему было плохо после неумеренных возлияний перед балом в «Олмеке». Так ему и надо!) Джордж Пертуи хоть и не красавец, а молодой крепыш, безупречно одетый (возможно, чересчур суетливый), владелец великолепного нового экипажа. Может быть, Берлингему он и не нравится, но ей было приятно с ним познакомиться.

– Как могло случиться, что вы с Джорджем раньше не встречались? – неожиданно спросил Роб. Он поздоровался с хозяином другого экипажа и повернулся к Бетс, пристально глядя на нее. – У вас, как мне кажется, это уже не первый сезон? Джордж – преданный член высшего общества. Ваши пути должны были пересечься.

Бетс отчаянно пыталась найти подходящее объяснение. Она не могла сказать этому аристократу, что это уже ее четвертый сезон и что она не получила еще ни одного предложения выйти замуж. Она не могла объяснить ему, как мало приглашений они с матерью получают. Старые друзья матери, которые знали ее еще тогда, когда общительный, популярный граф Стенбурн был жив, были гостеприимны, но до определенного предела. Леди Стенбурн очень редко устраивала ответные приемы, и приглашений становилось все меньше.

Время от времени леди Стенбурн бормотала извинения. Она объясняла, что в маленьком доме невозможно устроить приличный бал, и надеялась, что ее извинения принимаются. Но Бетс знала, что это не так. До ее ушей иногда долетали такие слова, как «прижимистость» и «мелочность». Те, у которых была хорошая память, вспоминали, что отец леди Стенбурн занимался торговлей: совершенно ясно, что она просто не умеет устраивать светские – приемы, Похоже, ни один человек не догадывался о том, что они были просто нищими. Ведь все знали, что граф Стенбурн был богат.

– Я не знаю, почему мы никогда раньше не встречались, – ответила Бетс. – Возможно, я и видела его раньше, не могу вспомнить. Но я вспомнила, что вас видела. – Она улыбнулась, надеясь, что тема Джорджа Пертуи закрыта. И оказалась права.

– Вы помните, что видели меня? – оживленно спросил Роб.

– О да. Разве я вчера не говорила вам об этом? Вы, как правило, либо появлялись из карточной комнаты, либо исчезали в карточной комнате. Я не помню, чтобы видела, как вы танцуете, не помню, чтобы видела вас у стола с закусками. Я никогда не видела вас на музыкальных вечерах или в опере. Полагаю, что музыка не входит в сферу ваших интересов.

– Нет, не входит… леди Элизабет. Я польщен тем, что вы так внимательно наблюдали за мной издалека. Я уверен, что кто-нибудь из ваших знакомых мог нас представить друг другу.

Мы могли бы уже давно знать друг друга и стать старыми и добрыми друзьями! Неужели я производил такое ужасное впечатление? Неужели вы именно поэтому не стремились к тому, чтобы нас представили друг другу? – он выглядел расстроенным.

Бетс рассмеялась и с несвойственной для нее смелостью по хлопала по его руке, так легко и уверенно державшей поводья. – Я должна была следовать за вами в карточную комнату? – спросила она. – Или ждать, пока вы оттуда выйдете, если вообще выйдете? Я никогда не видела, чтобы им покидали игру, чтобы кто-нибудь из моих знакомых мог вас мне представить.

Роб посмотрел на свои руки. Она только что похлопала его по руке. Ни одна дама ни разу не прикасалась к его руке таким образом. Этот жест, такой доброжелательный, вызвал в нем совершенно незнакомые чувства, так непохожие на те чувства, которые вызывали в нем прикосновения очередной мимолетной любовницы. Ему понравилось это новое ощущение. Какие изящные руки у леди Элизабет, в стильных бледно-голубых перчатках. Он взял ее руку и положил себе на руку.

– Если бы вы погладили меня по руке, я бы примчался к вам вприпрыжку, – сказал он. Он ловко переложил поводья в другую руку и положил ее ладонь к себе под руку, прижав ее к своему телу. – Мы должны нагнать упущенное, – заявил он. – Я понятия не имел о том, что я теряю, сидя днями и ночами в этой проклятой карточной комнате. Молодые люди вдруг услышали странные звуки у себя за спиной. Они забыли о Билли. Тот старался изо всех сил не прыснуть со смеху.

 

Глава пятая

Бетс с матерью были в субботу заняты, и Роб содрогнулся от ужаса, представив себе, что ему придется идти с ними в церковь в воскресенье. У него не было никакого желания выслушивать перечисление всех человеческих пороков, большинством из которых он обладал.

Прежде чем покинуть Найтсбридж-Терес, он получил разрешение Бетс приехать к ней в понедельник и выпил один стаканчик бренди из запасов леди Стенбурн.

– Ваша светлость, – нерешительно сказал Билли, когда они отъехали от дома. – Можно мне надеть что-нибудь теплое в следующий раз? Кто узнает, что у меня внизу? В одной простыне холодно!

– Ты хотел сказать в тоге, – строго поправил Роб. – Никогда, никогда не говорите о своей ливрее, как о простыне, молодой человек, иначе это плохо на тебе отразится. Предупреждаю, что мы должны производить впечатление богатых людей, у которых карманы набиты золотом. Мое будущее, и твое тоже, нахал, зависит от того, удастся ли мне заполучить такую богатую особу, как леди Элизабет. Какая порядочная барышня захочет иметь такого мужа, как я, с такой скандальной репутацией (которая, как тебе известно, не соответствует действительности), если ей станет известно, что я вот-вот окажусь в долговой яме?

– Да, ваша светлость, – согласился грум и повеселел.

Его светлость не возражал, если над ним иногда подшучивали. – Не соответствует действительности, ваша светлость? Репутация ваша. Ну, если вы так считаете, сэр, – он хмыкнул.

– Поговори у меня еще – и будешь ходить в этой тоге всю зиму на голое тело, – прорычал Роб. – Босиком!

Вечером Роб не мог найти себе места. От Тома Хейзлтона не было никаких известий. Робу хотелось отправиться в «Уайтс», но голова его была забита таким количеством проблем, что он боялся, что не сможет сосредоточиться за карточным столом, и решил не рисковать. В конце концов, после ужина, во время которого миссис Бекет напомнила ему, что их кладовая почти пуста, они с Джорди занялись проверкой своих запасов.

Когда чужих не было, Роб обращался с Джорди, как с равным. Ему нужно было с кем-нибудь поделиться своими тревогами. И хотя Том Хейзлтон был близким другом, он не знал денежных затруднений, и Робу не хотелось обременять друга своими проблемами. Джорди был практичным шотландцем, знающим цену каждому пенни.

– Мне кажется, что леди Элизабет начинает мне доверять, – сказал Роб, когда они вместе со слугой уселись за кухонным столом. От печи все еще исходило тепло, и Роб решил, что будет расточительством разводить огонь еще где-нибудь.

Миссис Бекет наводила в кухне порядок и в пол-уха прислушивалась к разговору.

– Поздравляю, сэр, – произнес Джорди, – но до женитьбы все равно еще далеко. Что нам делать пока? У вас хватит денег?

Роб вскочил и отправился в библиотеку за своей бухгалтерской книгой. Ему пришлось потратить некоторое время, чтобы найти ее, потому что она обычно была спрятана за томами на книжной полке. Уже почти стемнело, и в комнате было плохо видно. Несколько старых книг упали на пол, когда он пытался извлечь книгу, спрятанную за ними. Роб заметил, что у одной из книг оторвалась обложка. Он оставил книжки на полу: когда у миссис Бекет будет время, она их поставит на место.

Он вернулся в кухню, открыл бухгалтерскую книгу и пристально стал изучать записи, сделанные очень мелкими буквами. Еще один способ экономии: бухгалтерская книга будет дольше служить, если записи в ней делать мелким почерком. Но Роб с трудом разбирал свой собственный почерк.

– Что скажешь? – спросил он, поднося книгу Джорди под нос. – Вот здесь, – он показал на запись. – Мне кажется, здесь записано: «четыреста шестьдесят три фунта». Кажется, можно как сыр в масле кататься, не так ли?

Глаза Джорди от изумления стали круглыми.

– Да, это четыреста шестьдесят три фунта, сэр, – подтвердил он. – Но, сэр, мы можем жить припеваючи!

– Едва ли, – сказал Роб. – Плата за аренду конюшни через, а-а… четыре дня. Корм для лошадей. Еда для меня и вас троих. Свечи! Миссис Бекет, что у нас со свечами?

– Почти не осталось, и вы об этом знаете, я вам говорила еще во вторник, – ответила миссис Бекет.

– Прошу прощения, запамятовал. Лучше сейчас купить сальные свечи. Вернемся к восковым, когда наше состояние вырастет. Боюсь, придется потратиться на одежду для Билли. Он жалуется, что ему холодно в тоге, и он, конечно, не может носить эту простыню здесь! Хотя, должен признать, что успех был полный. Что еще?

– Уголь.

– Дрова.

– Мыло и новую половую щетку.

В разгар обсуждения Роб почувствовал что-то меховое и теплое на своей ноге. Кэтрин Мурлыка пыталась напомнить о себе.

– Она хочет нам сказать, что ей не очень нравятся рыбьи головы, – ласково проговорила миссис Бекет. – Противная штука! Кости застревают в горлышке. Хороший кусок мяса время от времени не будет лишним для кошечки.

– Верно, – согласился Роб. – Если у нас есть кошка, мы должны ее кормить.

– Конечно, мы можем голодать, но мисс Мурлыка должна получить лакомый кусочек, – скривился Джорди.

– Ладно, Джорди, – миролюбиво сказал Роб. Он знал, что тот с трудом переносил животное.

– И еще кое-что. У фарфорового чайника носик отвалился. Говорят, что можно приклеить, но я не знаю. Что скажете, сэр?

– Узнайте, – велел Роб. – Я не собираюсь приглашать на чай. Можем прожить и так. Что еще?

– Ваши галстуки, сэр, – напомнил Джорди. – У нас их много, но они малость обтрепались.

– Покажи. Может быть, их можно перелицевать. А что с той шляпой, на которую я сел? Есть надежда? Слава Богу, это не самая лучшая шляпа.

– Безнадежно, сэр, – мрачно доложил Джорди. – Ужасные пятна от травы.

– Отдай ее Билли, – сказал Роб. – Будет еще с один писк моды.

– И ногам будет тепло, – пробормотал Джорди себе под нос.

– Что ты сказал? Ногам? Господи, мы должны достать ну какие-нибудь башмаки, и бриджи, и рубашку. И чулки! У тебя есть какие-нибудь старые чулки, которые ты мог бы ему отдать, Джорди?

– Вы видели мои чулки, сэр? Такие дырки, что ноги в них свободно пролезают.

Роб захлопнул бухгалтерскую книгу и посмотрел на своих оставшихся слуг. «Удивительно, что они еще не сбежали», – подумал он.

– Вы поняли, куда пойдет большая часть из этих четырехсот шестидесяти трех фунтов, – произнес он. – Бог его знает, насколько нам их хватит. Мне нужно раздобыть денег! Черт! А я ведь не учитываю, сколько уже должен торговцам. Или этому дураку Мак-Нелли из «Друга под рукой». Им придется подождать.

– А ваш отец не может помочь? – спросил Джорди.

– Ты прекрасно знаешь, что нет.

– Извините, сэр, я думал…

– Готовы жить на воде и хлебе? – Этим может закончиться. – Роб тяжело опустился на стул.

– О, сэр! – воскликнула миссис Бекет. – Я вам говорила, что цены на хлеб снова подскочили? Очень дорогой хлеб. Напоминает мне 95-й год. Вы помните, сэр? Тогда цена на хлеб выросла вдвое.

– Нет, – устало сказал Роб. – Я был тогда слишком мал, чтобы беспокоиться о таких вещах.

Обе леди Фортескью были приглашены на ужин к Уэлборнам в субботу. После ужина должен был состояться музыкальный вечер. Бетс собиралась посвятить большую часть дня своему прошлогоднему платью. Она надеялась переделать отделку таким образом, чтобы платье казалось новым. Вдевая нитку в иголку, Бетс подумала, что с удовольствием поехала бы на прогулку с графом Берлингемом, вместо ужина у Уэлборнов. В этот момент появилась Молли и объявила, что у них гости, сразу двое!

– Два джентльмена, эти двое, – доложила Молли, стоя в дверях спальни Бетс. Она поедала глазами бледно-желтое муслиновое платье, лежащее на коленях Бетс. – О мисс! Вы отпарываете эти розочки? Можно мне взять их? Они бы так подошли к моей шляпке!

– Я подумаю, – раздраженно ответила Бетс. – Кто эти двое? Они дали свои карточки? О Господи, мне нужно переодеться. Я никого не ждала.

– У них есть карточки, все правильно. На подносе, я их там оставила, как вы меня учили.

– Нет! Карточки должны лежать на подносе, если нас нет дома! Мама столько раз тебе объясняла, Молли. Думаю, мне следует их принять, даже если я не знаю, кто они. Где мама?

– В саду за домом, дергает сорняки.

– Она одета?

– Конечно! Я ни разу не видела, чтобы ее светлость вышла из дому раздетой! Ведь это такой скандал!

Бетс застонала и велела Молли проводить джентльменов в гостиную, бесцеремонно швырнула платье на кровать и быстро переоделась из домашнего в старое (трехлетней давности) зеленое платье, которое теперь было ей слишком свободным. Она посмотрела в зеркало и нахмурилась. Волосы были в беспорядке после переодевания. У нее не было времени распустить их снова уложить, поэтому она, как смогла, пригладила волосы и спустилась в гостиную.

Ее посетителями были Артур Персиваль и Джордж Пертуи.

Вместе? Что все это значит?

Персиваль не стал терять время на объяснение. После обмена любезностями гостям предложили сесть. И Персиваль сказал, что они пришли вместе, но это произошло случайно.

– Я должен извиниться за то, что случилось на днях, – сказал он. – О, леди Элизабет, клянусь, я больше никогда не буду управлять фаэтоном! Вы могли сильно пораниться! Или погибнуть! Лошади могли убежать! Фаэтон мог разбиться, а мой брат мне бы голову оторвал! Даже сейчас, когда он так болен, он не забывает о своих лошадях. О, я никогда не забуду, как он…

– Хватит! Хватит! – захлопала в ладоши Бетс. Очевидно, мистер Персиваль мог говорить и говорить и на другие темы, кроме погоды, когда волновался. – Я не пострадала, только испугалась, как вы, наверное, заметили. Вы же видели, что я ушла на собственных ногах. Вы прощены, мистер Персиваль, но не думаю, что мне следует ездить с вами на прогулки.

Джордж Пертуи с интересом слушал этот разговор. Поздоровавшись с Бетс, он больше не произнес ни слова.

– Я вас не виню, дорогая, – сказал Персиваль. – В данном случае у меня вряд ли еще появится такая возможность. Мой брат распорядился… Ну, можно сказать, что он в данный момент не расположен ко мне. Я хотел прийти к вам и извиниться раньше, но он…

– Не сомневаюсь, что он рассердился, – прервала его Бетс, стараясь подавить смех. – Больше не будем об этом.

Казалось, Персиваль обрадовался тому, что его перебили. Он откинулся на спинку стула и посмотрел на Пертуи, словно предлагая ему продолжить разговор.

Пертуи молчал и улыбался.

– Где мое гостеприимство? – произнесла Бетс. – Не хотите ли чего-нибудь выпить, джентльмены?

Оба гостя вяло сопротивлялись и позволили себя легко уговорить. Бетс извинилась и вышла из комнаты, чтобы разыскать Молли. Когда она вернулась, то увидела, что гости смотрят друг на друга смущенно.

– Я рада видеть вас у нас дома, мистер Пертуи, – улыбнулась она. – Я только вчера вечером рассказывала маме о вас. Какой у вас красивый кабриолет!

Это не понравилось Артуру Персивалю. Он очень болезненно относился к любому упоминанию об экипажах.

– Благодарю вас, – ответил Пертуи, – я действительно люблю красивые коляски. Возможно, вы согласитесь поехать со мной на прогулку.

Наглец! Бетс переводила взгляд с одного на другого. Персиваль выглядел несчастным, а Пертуи не скрывал своего злорадства.

– Возможно, – сказала она. – А вот и напитки. Вы пейте вина, – она вздохнула с облегчением.

Артур выпил залпом свое вино и заявил, что должен откланяться. Бетс проводила его, не дав ему возможности пригласить ее на прогулку, все равно какую: пешком или на лошадях. Она вернулась в гостиную, где ждал Пертуи.

– Мне не хотелось заводить об этом разговор в присутствии этого болвана. Но можно мне узнать, о чем он говорил, что произошло? – спросил Пертуи и, улыбнувшись, наклонился вперёд в ожидании ответа.

Бетс вкратце рассказала ему об эпизоде в парке, заверив, что с ней ничего страшного не случилось и она не пострадала. Она легко отнеслась ко всему случившемуся.

– Вы хотите сказать, что Персиваль позволил вам уйти домой пешком, да еще одной, пока он сам поднимался и потом ловил своих лошадей? – изумленно вопросил Пертуи. – Какой прохвост! Отъявленный мерзавец! Поверить трудно.

– Ах, нет. – Должна ли она упоминать Берлингема? А хочется ли ей, что бы этот человек, которого недолюбливает Берлингем, знал, как они познакомились? – К счастью, рядом проходил один мой друг, – запинаясь, пробормотала она.

– Какая удача. Просто проходил мимо, правда? Или проходила? Я догадываюсь, что вас отвезли домой в более безопасном экипаже, чем фаэтон Персиваля. Его брат умеет держать вожжи в руках, мне доводилось видеть, но Артур… вы смогли убедиться в том, как он умеет править, не так ли?

– Да, в самом деле. Я так поняла, что брат его болен. Не знаете, это очень серьезно?

– Почему вы не спросите об этом Артура? Откуда я могу знать? Вы не ответили на мой вопрос, миледи. Как вы попали домой?

Это не его дело. Почему он так любопытен? Бетс решила, что не позволит себя шантажировать.

– Меня доставили домой в полной безопасности, – сказала она.

– Я надеюсь, это был не мой уважаемый кузен Берлингем! – произнес он.

Бетс не нашлась, что ответить.

Пертуи придвинул свой стул к ней поближе, стараясь заглянуть ей в глаза, но она наклонила голову и смотрела на свои колени.

– Это был Берлингем! – рассмеялся Пертуи. – Я так и подумал! Вы оба вели себя вчера как заговорщики, когда мы встретились в парке. Пожалуйста, не говорите мне, что испытываете к нему нежные чувства. Пожалуйста, не говорите, что вы принимаете его ухаживания, его и только его. Если это правда, я не смогу убедить вас поехать со мной на прогулку в кабриолете, который вам так понравился. Сейчас, когда вы избавились от Персиваля, вам больше не нужно щадить его чувства, – он внимательно смотрел на Бетс, которая наконец подняла голову.

– Думаю, я смогу принять ваше предложение покататься, – кивнула она.

Бетс не подтвердила, что Пертуи правильно догадался, что кавалером, проводившим ее домой, был Берлингем. Жаль, что он догадался, но какое это имеет значение на самом деле? Она заставила себя думать о превосходном новом кабриолете.

– Я польщен, – сказал Пертуи и взял ее руку, чтобы поцеловать. Она вырвала ее. – Может быть, в понедельник?

В этот момент и появилась запыхавшаяся леди Стенбурн, туалет которой свидетельствовал о том, что одевалась она впопыхах.

– Молли сказала, у нас гости. – Леди Стенбурн недоуменно оглядывалась в надежде увидеть еще одного джентльмен, кроме того, который встал, чтобы с ней поздороваться.

– Это был всего лишь мистер Персиваль, – доложила дочь. – Он уже ушел. Мама, позволь тебе представить мистера Джорджа Пертуи. Мистер Пертуи, моя мать, графиня Стенбурн, вдова графа Стенбурна.

– Очень приятно, – Пертуи склонил голову. – Как мне повезло, что в один день я встретил двоих таких очаровательных дам! – Он пристально смотрел на леди Стенбурн. Две верхние пуговицы на ее платье неправильно застегнуты. Бетс надеялась, что он не заметил. Для нее же морщинки, образовавшиеся от неправильно застегнутых пуговиц, были как красные флажки. – Я только что пригласил леди Элизабет поехать со мной на прогулку в понедельник, – продолжал Пертуи.

Бетс обратила внимание на то, что зубы у него были прямые, но маленькие и редкие. Она решила, что ей больше по душе кривой зуб Берлингема.

Леди Стенбурн не дала дочери возможности ответить.

– Как это мило с вашей стороны! – улыбнулась она. – Я уверена, что Бетс с удовольствием поедет с вами.

Она повернулась к Бетс, ожидая от нее утвердительного ответа.

– Нет! – сказала Бетс. – Мне жаль, но у меня уже назначена встреча. Может быть, в другой день?

– Во вторник? – спросил Пертуи.

– Пусть будет вторник. Пертуи осушил свой бокал, поблагодарил хозяек и удалился.

Едва дверь за ним закрылась, как леди Стенбурн втолкнула Бетс обратно в гостиную и обрушилась на нее с вопросами:

– Почему ты отказалась поехать с ним на прогулку в понедельник? Как ты думаешь, он по-настоящему тобой заинтересовался? Зачем приходил Артур Персиваль? Они пришли вместе? Почему они пришли вместе? Мистер Персиваль извинился за тот ужасный случай в парке? Как ты думаешь, он заплатил бы тебе за то, что ты порвала свое платье? Боюсь, платье погибло.

Когда мать замолчала, чтобы перевести дух, Бетс перехватила инициативу и рассказала о визите двух джентльменов. Она также напомнила леди Стенбурн, что у нее назначена встреча с графом Берлингемом в понедельник.

– Ах, да, Берлингем… – кивнула леди Стенбурн. – Да, нужно держать данное слово. Но Бетс, дорогая! Этот Джордж Пертуи… Его отец – барон, да еще и богатый! А Джордж – наследник! Почему я раньше не подумала о нем? У него, насколько я знаю, отличная репутация. Никаких излишеств, никаких грешков за ним не водится. Он не играет в азартные игры, не волочится за женщинами легкого поведения, не пьет… Посмотри, – она показала на стакан. – Он выпил всего один бокал, я уверена. Не то, что Берлингем, которому ничего не стоит прикончить за один раз бутылку. Моя дорогая, ты должна поощрять мистера Пертуи.

– Ты знаешь, что он – кузен Берлингема, – раздраженно проговорила Бетс. – Они не очень ладят.

– И что из этого? – спросила мать.

Бетс постаралась побыстрей вернуться в свою комнату, что бы на желтом платье зашить распоровшийся шов и аккуратно спороть все шелковые розочки. И задумалась…

У нее так долго не было достойных поклонников, (она отказывалась причислять к ним Артура Персиваля), и теперь всего лишь за несколько дней появилось сразу два достойных, как ей казалось, внимания. Ее губы расплылись в улыбке, когда она подумала об этом. То, что они недолюбливали друг друга (а, может быть, эта неприязнь была односторонней, только со стороны Берлингема?), могло оказаться забавным, если ей удастся взять ситуацию в свои руки. У нее не было никакого опыта в том, как натравить одного поклонника на другого! Она отдавала предпочтение Берлингему, но, как заметила ее мать, Пертуи не был повесой, который умудрялся нарушить все общепринятые правила поведения сразу. Пертуи одевался очень изысканно и богато, и у него был превосходный экипаж. С другой стороны, коляска Берлингема имела вполне пристойный вид. Она вспомнила, как он заранее позаботился о том, чтобы ей было мягко и удобно в его коляске, и положил на сиденье шотландский плед.

От этих воспоминаний ей вдруг стало жарко. Каким он оказался заботливым! И какой оригинал: одел своего грума в тогу!

Но Бетс отдавала себе отчет в том, что она совсем не знает Пертуи, и поэтому у нее еще не было возможности оценить, насколько тот может быть заботливым и оригинальным. Возможно, что он способен заткнуть за пояс Берлингема и вниманием, и оригинальностью, и другими своими качествами. Время покажет.

Бетс собрала шелковые розочки и сложила их в один из ящиков комода. Может быть, они ей еще послужат, или она и в самом деле отдаст их Молли. Она взяла бледно-зеленую ленту, которую собиралась использовать как отделку для рукавов и ворота на своем желтом платье. Ей понравилось то, что получалось: платье выглядело по-весеннему.

Платье оказалось вполне подходящим туалетом для ужина у Уэлборнов. По крайней мере она не заметила недоуменных взглядов. Ни одного из ее новых поклонников не было на ужине, и она решила, что это была напрасная трата времени. Правда, еда была отличная.

 

Глава шестая

Черт! Ухаживание за наследницей нанесло удар по его привычкам, угрюмо решил Роб в понедельник утром. Нужно соблюдать видимость благополучия, давно разрушенного за карточным столом. Если он проиграет, что случалось чаще, чем ему хотелось, долги придется платить: карточный Долг – долг чести. Он прекрасно знал, как можно смошенничать, но не мог себе в данный момент этого позволить – его репутация и так подорвана настолько, что дальше некуда. Остальным кредиторам придется подождать. Они не станут судиться с дворянином. Но ему все равно не хотелось, чтобы о нем думали, как о человеке, у которого нет денег, чтобы раздать долги. Мамы и папы юных невест могут пронюхать об истинном состоянии дел и вряд ли воспримут с энтузиазмом перспективу оплачивать его долги. И к семье Бетс Фортескью это тоже относится. Интересно, кто распоряжается ее состоянием. Ее мать? Не похоже. Возможно, ее старший сводный брат, нынешний граф Стенбурн. Стенбурн постоянно жил в Суффолке, и в Лондоне о нем немало было известно.

Роб стоял у окна своей крохотной спальни. Солнце взошло всего час или два назад. Какое неподходящее время для джентльмена! К чему так рано вставать? Но сегодня он ничего не мог с собой поделать. Он открыл дверь спальни.

– Джорди! Чаю! И пришли миссис Бекет.

Ответа не последовало. В доме было тихо. Он подошел босиком к лестнице.

– Джорди! – прорычал Роб.

Вместо Джорди появилась миссис Бекет, поправлявшая свои седые волосы одной рукой и разглаживая фартук – другой.

– О, сэр, Джорди в конюшне, – сказала она. – Хочет отправить Билли к торговцу углем. Чего вы хотели, сэр?

– Чаю, – ответил Роб, понижая голос. – А потом я хотел поговорить с вами об одежде для Билли. Вы не могли бы пойти с ним в магазин и купить ему одежду? Вы знаете, куда нужно идти.

– Прошу прощения, сэр. Но парнишка будет себя лучше чувствовать, если пойдет с Джорди. Ему четырнадцать, сэр! Он не захочет, чтобы женщина выбирала для него одежду. Да к тому же я готовлю тушеное мясо с овощами на обед, и мне нужно быть здесь. Думаю, Джорди в этом разбирается.

– Очень хорошо. Пришлите Джорди, когда он появится. И принесите чаю, миссис Бекет! Чай готов?

– Сию минуту, сэр, – миссис Бекет исчезла в кухне и вскоре появилась с чашкой чая.

Роб спустился, чтобы взять ее из рук миссис Бекет. Он пролил чай, ошпарив пальцы, и выругался гораздо грубее, чем того заслуживала ситуация.

К тому времени, когда Роб поговорил с Джорди, а Билли вернулся от торговца углем, прошло уже достаточно времени: утро было в полном разгаре. Роб отправил Джорди и Билли покупать одежду для мальчика, снабдив их несколькими монетами и наставлениями покупать как можно дешевле. Ему нужно, чтобы Билли снова был грумом, когда Роб поедет к мисс Фортескью.

– Значит, мне не нужно будет надевать эту тогу, да? – довольно спросил Билли.

– Наденешь ее поверх новой одежды, – объяснил Роб. – Ты же просил, чтобы тебе разрешили что-нибудь надеть под тогу, помнишь?

– Да, сэр, – ответил Билли, расстроившись, но безропотно отправился вслед за Джорди. Перспектива иметь свою собственную новую одежду его вполне устраивала.

Роб не находил себе места, ожидая их возвращения. Следует ли ему повезти леди Элизабет на прогулку, или просто зайти в гости. Черт, за все нужно платить. Он отправился в библиотеку, чтобы еще раз просмотреть приглашения. Музыкальный вечер.

Раут. И приходит же кому-то в голову приглашать его на подобные приемы! Он никогда на них не ходил. Бал, устраиваемый леди Доналдсон в честь своей дочери Фейс, должен был состояться лишь через неделю. Леди Элизабет будет там? Нужно ее спросить. Все приглашения были посланы до эпизода в «Олмеке». С тех пор его никуда не пригласили.

Роб оделся, повязал галстук красиво и просто, это Джорди был способен на ухищрения. Было чуть больше полудня. Джорди и Билли еще не вернулись. Роб был человеком нетерпеливым и, бегая по библиотеке, не переставал ругаться. Нужно еще вывести коляску, запрячь лошадей. Он сейчас не может сделать этого сам, боится испачкаться. Он был уверен, что обязательно опоздает к леди Элизабет.

Выпить! Надо выпить, и Роб успокоится.

Он уже держал в руке стакан и взялся за графин, когда вдруг остановил себя. Роб понял, что если выпьет один стакан, за ним последует другой. Если Джорди и Билли не вернутся, ему захочется выпить и третий. Когда он появится в домике в Найтсбридж-Терес, от него будет разить бренди. Ну и какое впечатление это произведет? Конечно, не такое, как ему нужно. Роб вспомнил, как нахмурилась леди Стенбурн, когда, войдя в комнату, обнаружила, что в бутылке, которую принесла ему горничная, бренди осталось очень мало. Похоже, леди Стенбурн не одобряет выпивку или, по крайней мере, чрезмерную выпивку.

Он решил, что с бренди придется подождать.

Через час вернулись веселые Джорди и Билли. Они оживленно рассказывали, как ходили из одного магазина, торгующего ношеной одеждой, в другой. Джорди заявил, что для того, чтобы найти одежду, которая бы не болталась на Билли, им пришлось пережить настоящее приключение. Он продемонстрировал результаты поисков на гордом Билли: порыжевшее черное пальто: цветная полосатая рубашка; желтовато-коричневые бриджи, когда-то хорошего качества, а сейчас заштопанные на коленях; черные чулки и пара сильно изношенных ботинок.

– Пришлось купить новые чулки, сэр, – сказал Джорди. – Простите, сэр.

Билли улыбнулся широкой довольной улыбкой.

– Никогда не имел чулок, – признал он. – Вы только взгляните! – Он продемонстрировал костлявую ногу.

– Ты выглядишь что надо, – проговорил изумленный Роб. – А теперь прикрой всю эту красоту тогой, а ты, Джорди, помоги ему запрячь коляску. Я опаздываю! Нельзя заставлять леди Элизабет ждать! Мы теряем время!

Он выпроводил их из комнаты и сбежал по лестнице, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Волосы, как всегда, в беспорядке. Роб попробовал зачесать непослушную прядь и сдался. Ничего не поделаешь. Он, насвистывая, выбежал из дома.

Граф Берлингем не сказал, когда он точно придет, поэтому Бетс была готова задолго до его появления. Сегодня она уже так не нервничала. Ее настроение менялось от нетерпения до желания что-то немедленно предпринять. Молли тщательно проинструктировали, как себя вести. Вода для чая кипела в чайнике, стоявшем с краю на печке, на тот случай, если граф, согласится выпить чаю вместо бренди (Бетс была уверена, что это напрасный труд); с бутылки бренди стерли пыль, и она стояла наготове вместе с бокалом; печенье было красиво уложено на блюде, украшенном зелеными листьями, и создавалось впечатление, что его больше, чем на самом деле; сама Бетс была одета в подходящее для случая бледно-зеленое платье для прогулок в экипаже. Она уже не один раз подходила к окну в гостиной, чтобы узнать, не изменилась ли погода и не нужно ли взять с собой накидку или палантин. Она только приняла решение, что наденет накидку, как появился ее кавалер.

Не доверяя Молли, Бетс сама открыла дверь.

– Входите, пожалуйста, – сказала она.

Граф Берлингем в это же время произнес:

– Прошу прощения за опоздание.

Они оба смущенно рассмеялись, и граф поклонился. Молли в чистом фартуке уже спешила, чтобы взять у него шляпу, а Бетс проводила его в гостиную, где сидела леди Стенбурн с книгой в руках.

– Добрый день, ваша светлость, – приветствовала его леди Стенбурн и отложила книгу. – Хотите выпить?

– Не сейчас, – ответил Роб, опускаясь в кресло рядом с леди Стенбурн. – Можно узнать, что вы сейчас читаете? Извините, что помешал вам.

Леди Стенбурн смутилась, и на ее лице появился легкий румянец.

– Это – Фукидид. Грек, но в английском переводе. Вы знаете, что сейчас в женской одежде модны греческие мотивы. Я подумала, что, может быть, найду интересный фасон для платья. Но признаюсь, ничего полезного пока не нашла.

Она подвинулась, чтобы положить книгу на стол, и что-то выпало из нее. Роб быстро наклонился, чтобы поднять.

Румянец леди Стенбурн изменился, теперь она уже была вся красного цвета.

– О Боже! – вскрикнула она.

Роб взглянул на тоненькую книжку, которая была спрятана в большом томе. «Агата, Печальная история, рассказанная дамой», – гласила надпись на титульном листе. Не говоря ни слова, он вернул книгу леди Стенбурн.

– Я больше уже была не в состоянии переварить ни одной страницы этого грека, – смущенно призналась она. – Это не значит, что я не старалась. Пожалуйста, поверьте мне! Но знаете, он откровенно пренебрегает женской модой. Мне приходится время от времени переводить дух.

– Я преклоняюсь перед вами даже за то, что вы пытаетесь это читать, миледи, – улыбнулся ей Роб. – Боюсь, мне придется признать, что я сам не очень увлекался Фукидидом в университете. – Он обратился к Бетс. – Не хотите ли прогуляться, леди Элизабет? День сегодня погожий, правда, чуть прохладно. Но я уверен, что, если вы потеплей оденетесь, получите удовольствие.

– О да, чудесная мысль, – согласилась Бетс. Она снова отметила, что граф очень внимательный. Он попытался сгладить смущение ее матери и дал ей возможность прийти в себя, обратив свое внимание на Бетс. – Не желаете ли выпить, прежде чем мы отправимся?

– Может быть, когда вернемся, – ответил Роб. – Идем? Бетс надела накидку и шляпу, Роб подхватил свою шляпу в холле, там, где ее оставила Молли, и они направились к коляске.

Бетс поздоровалась с Билли и сказала ему, что он великолепно выглядит. Билли широко улыбнулся ей в ответ, поправляя складки на своей тоге.

Направив лошадей в парк, Роб признался, что удивлен интересом леди Стенбурн к Фукидиду.

– Вряд ли там можно найти размышления о женской моде! – сказал он. – Старик не обращал внимания на такие вещи.

– Я знаю, – кивнула Бетс.

– Знаете?

– Конечно.

– Только не говорите, что вы читали Фукидида, – нахмурился он.

– Кое-что читала.

– По-гречески?

– Увы, нет. Только по-английски. Ту же самую книгу.

– О Господи! – сказал Роб. Он молчал почти целую минуту.

– Это папина книга, – объяснила Бетс, удобно устроившись на сиденье, покрытом пледом. – Я люблю читать. А вы разве не любите? Я прочитала почти все папины книги. Гораздо удобнее взять книгу с полки, чем проделать настоящее, путешествие до публичной библиотеки.

«И гораздо дешевле», – подумала она про себя.

– О Господи! – снова сказал он. – Люблю ли я читать? Даже и не знаю. Мне кажется, у меня просто нет на это времени. Не припомню, чтобы открыл хоть одну книгу с тех пор, как закончил Кембридж.

– О, но вы столько теряете! – разволновалась Бетс. – Значит, вы никогда не узнаете трагическую историю Ромео и Джульетты, никогда не рассмеетесь над Паком, или…

– Или никогда не буду рыдать над печальной историей Агаты?

– Этого в папиных книгах не было, – возмущенно заявила она. – Сэр, вы смеетесь надо мной?

– Я не хотел обидеть вас. Вы имеете полное право рыдать над Агатой, если вам так хочется. Я уверен, что время от времени Шекспира следует разбавлять какой-нибудь чепухой, подобной вашей «Агате». Пожалуйста, простите меня.

Она повеселела и улыбнулась.

– Рассказать вам, что случилось с Агатой? – лукаво спросила она. – Там, кажется, был злодей-герцог…

– Пощадите, – взмолился он, мученически закатывая глаза.

– Я могу дать вам почитать, когда мама закончит, если хотите. Она легко читается. Могу предложить и что-нибудь большое, если вы пожелаете заняться систематическим чтением – Шекспиром, Джонсоном, Платоном и другими, – она выразительно посмотрела на него.

– Нет, спасибо. Может, в другой раз, – ответил он. Она боялась, что он будет смеяться над ней, но лицо его было серьезным. – Мы приехали. Не хотите немного пройтись? Билли присмотрит за коляской.

– С удовольствием, – улыбнулась Бетс. – Нужно размяться.

Он помог ей сойти, взяв ее за руки. Ей не хотелось, чтобы он ее отпускал. Бетс взяла его под руку и почувствовала то же приятное чувство, которое испытала в тот первый раз, когда он провожал ее домой из парка. Неужели это было всего неделю назад?

Они отошли от коляски всего на несколько ярдов, когда громкий возглас остановил их. Роб оглянулся, крепко держа Бетс за руку, и увидел Джорджа Пертуи в сияющем новом кабриолете. Он был один и энергично махал им.

– Черт, – пробормотал Роб.

– Я видел, как вы ехали впереди, – с явным удовольствием сказал Джордж. – Твой экипаж сломался? Бедная старая коляска, настолько старая, что отказывается ехать дальше.

Я бы вас обоих подвез, но в моем экипаже есть еще место только для одного человека. Леди Элизабет, могу я предложить вам свою помощь?

Бетс рассмеялась.

– Мне не нужна помощь. Пожалуйста, не нужно делать таких поспешных выводов. Как видите, коляска его светлости в полном порядке, – она кивнула в сторону Билли, стоящего рядом с лошадьми. Его тога развевалась на ветру, несмотря на отчаянные усилия мальчика удержать ее. – Мы просто гуляем. Полезно для здоровья.

Джордж нахмурился. Она заметила, что Берлингем вот-вот вспылит. Да что это с ними? Ей совсем не понравилось, как Пертуи разговаривал с графом, было понятно, что он намеренно пытался его разозлить.

– О, простите мне мою ошибку, – нарочито любезно проговорил Джордж. – Мне очень жаль. У тебя чудесная коляска, кузен. А твой грум, судя по платью, – женщина? Не так ли?

– Нам лучше распрощаться, пока я тебе не врезал, – сказал Роб, изо всех сил стараясь сдержаться. Он резко повернулся и повел Бетс прочь от Джорджа.

Бетс чувствовала, как он разгневан. Он так сжимал ее руку, что ей стало больно, губы его были плотно сжаты. Роб смотрел прямо перед собой и вел ее, словно солдат упирающегося пленника.

– Признаюсь, я ничего не понимаю, – решилась заговорить она, когда они, промаршировав по траве через клумбы, чуть не врезались в кусты. У огромного дуба ей с большим трудом удалось его остановить. – Да остановитесь же, сэр! Мистер Пертуи далеко.

Роб, казалось, вышел из транса. Он потер лоб и посмотрел на нее так, словно впервые видел.

– Почему этот человек не хочет оставить меня в покое? Чем я это заслужил? – спросил он.

– Не знаю, что сказать, – ответила Бетс. – И часто такое происходит?

Роб опустил голову и опять задумался. Когда он снова посмотрел на нее, она увидела в его глазах боль и решимость. Он осторожно положил руки ей на плечи.

– Я с детства не ссорился с Джорджем, – сказал он, – но, кажется, в последнее время он меня очень сильно невзлюбил. Я не имею ни малейшего понятия почему. Могу я вам рассказать? Мне бы не хотелось, чтобы об этом начали говорить, но…

– Да, пожалуйста! – кивнула Бетс. – Может быть, мы пойдем? Только, пожалуйста, не так быстро.

– Конечно, – сказал он, и она снова взяла его под руку. Теперь они шли медленнее, обходя клумбы и кусты.

– Вы, наверное, слышали о том, что произошло со мной на прошлой неделе в «Олмеке», – начал он. – Пропади все пропадом!

– Я… я что-то слышала, – призналась она. – Но я не могу в это поверить.

– Благодарю вас! Но мы с вами тогда еще не были знакомы. Если вам хоть что-нибудь известно о моей репутации, то я удивлен, почему вы не можете в это поверить. Все, похоже, отнеслись к этому, как к само собой разумеющемуся, – он внимательно посмотрел на нее.

– Я хочу сказать, что после того, как мы с вами познакомились, я поняла, что не могу в это поверить.

– Почему?

Что она может сказать? Что он обаятельный, вежливый, нежный, заботливый? Что она и не думала, что в него можно так легко влюбиться? Но вслух произнесла:

– Вы не производите впечатление человека, способного на подобную выходку.

– Благодарю вас, – с облегчением вздохнул он. – По правде говоря, я ничего не помню. Я помню только, как выпил в «Друге под рукой» и как сел в коляску, чтобы ехать в «Олмек». Там я должен был встретиться со своим другом. Я знаю, что проснулся на следующее утро в своей постели – и все. – У меня большое подозрение, что мне что-то подсыпали в вино и заставили сделать то, что я сделал. Подвели? Подтолкнули?

Туда, где была миссис Драмонд-Барел, где я и потерял сознание. Мой друг пытается помочь мне узнать правду. Но я начинаю думать, что за всем этим стоит Джордж Пертуи. Он единственный человек, который, насколько я знаю, очень меня не любит. Черт бы его побрал! Что я ему сделал?

Бетс пожалела, что согласилась встретиться с Джорджем Пертуи на следующий день. После того, что рассказал Берлингем, как она сможет спокойно разговаривать с мистером Пертуи?

И вдруг она поняла, что должна сделать.

– Я завтра еду на прогулку с мистером Пертуи, – сказала она. Роб вздрогнул, и она поспешно добавила: – возможно, мне удастся разузнать что-нибудь. Вы позволите мне помочь вам?

– Вы не должны об этом думать. Если он поймет, что мы с вами… скажем, близкие друзья, то вам будет только хуже. И он, естественно, ничего вам не скажет.

Бетс выдернула руку и остановилась. Она повернулась к нему. Во всей ее позе была решимость. Ее карие глаза смотрели на него в упор.

– Весь свет прекрасно знает, что у меня нет «близких друзей» противоположного пола. Те немногие, которые за мной ухаживали, не устраивали меня. Я говорю вам правду. Мне неприятно в этом признаваться, но я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Если мне не удастся убедить мистера Пертуи, что вы – очередной кандидат на отставку, то, клянусь, я с радостью покину свет и стану нянькой детей своего сводного брата.

На лице Роба было полное изумление. Он тихо спросил:

– Правда?

– Правда что?

– Что я – очередной кандидат на отставку.

Бетс покраснела.

– Не совсем, – сказала она.

– Очень хорошо, – вздохнул Роб. – Я думаю, мне следует вам довериться и позволить вам поехать на прогулку с Джорджем. Обещайте, что будете осторожны.

Бетс кивнула и оглянулась. Коляски нигде не было.

– Не лучше ли нам вернуться к вашей коляске? – спросила она. – Уже темнеет.

– Конечно. Идемте. – По дороге обратно Роб вспомнил о бале у леди Доналдсон на следующей неделе. Бетс сказала, что она будет там. Он предложил сопровождать ее с матерью, и девушка приняла его предложение.

– Я надеюсь, мы с вами еще увидимся до бала, – сказал Роб. – Ведь он будет только через неделю!

– Но если нас будут слишком часто видеть вместе, ваш кузен узнает об этом и не поверит, что… что…

– Что я очередной кандидат на отставку, – закончил он за нее и рассмеялся. – Возможно, вы и правы. Если я хочу разобраться в том, что же на самом деле произошло в «Олмеке», то у меня будет много дел и мне нужно вести себя осторожно хотя бы несколько дней. Если мы не встретимся с вами через несколько дней, тогда я буду ждать нашей встречи у Доналдсонов.

Когда они подъехали к Найтсбридж-Терес, Роб согласился зайти на несколько минут. Ему хотелось разузнать, что известно леди Стенбурн.

– Чай будет то что надо, – ответил он хозяйке, когда та предложила ему напитки на выбор. Когда осторожная, полная чувства собственного достоинства, Молли принесла чай, он с удовольствием принялся за печенье. Леди Стенбурн и ее дочь наблюдали, как печенье исчезает одно за другим. Каждая взяла по одному, пока не стало слишком поздно.

– Думаю, вы слышали сказку о том, как ужасно я вел себя на прошлой неделе в «Олмеке», – проговорил Роб без всякой прелюдии, потянувшись за очередным печеньем. – Я не имею ни малейшего понятия о том, что произошло, но я не верю, что сказал миссис Драмонд-Барел то, что мне приписывают. Я едва знаком с этой дамой! Сомневаюсь, что я когда-нибудь говорил ей что-то большее, чем «Добрый вечер!» Вы были там, мэм? – Он посмотрел на леди Стенбурн. – И как вы об этом узнали? Надеюсь, не из четвертых или пятых рук.

Было совершенно очевидно, что леди Стенбурн рада услышать, что Берлингем, возможно, не виноват. Она просияла и поставила на стол свою чашку.

– Нет, меня там не было. Мне об этом рассказала подруга, – ответила она.

– Моя подруга видела… вас… но сказала, что была слишком далеко, чтобы что-нибудь слышать. Она услышала о том, что вы сказали, от своего мужа, который услышал об этом от… Дайте подумать. Кто это был, Бетс?

– Ты мне не говорила, – сказала дочь. – Подумай, мама!

– Я пытаюсь! – растерялась мать. – Ты ведь знаешь, как вертится на языке, а вспомнить не можешь. Я, наверное, старею. Я знаю, что старею! О Боже. О Боже! – она потерла лоб, словно пытаясь заставить свою голову выдать ей нужное имя.

– Старость здесь ни при чем, – подбодрила ее Бетс. – Мы сначала выпьем чаю, и ты, может быть, вспомнишь.

– Я знаю! – сказала она. – Я должна узнать у леди Стафф… моей подруги. Она помнит. Прямо сейчас и спрошу. – Она встала, словно хотела помчаться немедленно.

– О нет, нет, миледи, – остановил ее Роб. – Ваша подруга удивится, почему у вас вдруг проснулся к этому такой интерес. Мне не хочется поднимать из-за этого шум. Может быть, в следующий раз, когда вы ее встретите, вы сможете спросить ее так, между прочим. Да и вы сами сможете вспомнить имя. Если я буду знать имя… Тогда я смогу узнать, кто рассказал ему и кто рассказал тому другому… На расследование уйдет время. – Я понимаю, мой мальчик, – кивнула леди Стенбурн. – Какой стыд. Поверьте, я постараюсь вспомнить!

Когда чайник опустел и на тарелке не осталось ни одного печенья, только несколько крошек, Роб попрощался.

Бетс снился необыкновенно приятный сон: она едет в новом блестящем кабриолете, но ее спутник – граф Берлингем, который ей не уставая говорит, что отказывается быть очередным кандидатом на отставку. Она услышала, что кто-то зовет ее по имени.

– Что-о-о? – сонно спросила она. Она увидела над собой лицо матери, освещенное свечой, которую та держала в руках. – Уже утро?

– Что ты, Бог с тобой! Ты спала? Сейчас только одиннадцать. Я уже собиралась лечь, когда вспомнила! Я вспомнила! – Радостный голос матери громко звучал в ночной тишине Бетс, я все-таки вспомнила!

– Что ты вспомнила? – Бетс поднялась и протерла глаза. Чудесный сон пропал, растаял.

– Это сказала Амалия. Помнишь, я сказала, что она узнала от Руперта, а ты плохо отозвалась о нем. Я не знаю почему Руперт всегда так внимателен к нам обеим.

Бетс окончательно проснулась. Она села на кровати и за ставила мать сесть рядом с собой.

– Это не Руперт, – решительно заявила она. – Я помню про Руперта. Он узнал от кого-то. Мама! Перестань рассуждать о Руперте и скажи, пока снова не забыла, от кого Руперт услышал об этом?

– Амалия сказала… Дай подумать. Она сказала что-то вроде того, что Руперт узнал об этом от лорда Пертуи или, может быть, от его сына Джорджа. Тот или другой, или оба случайно оказались рядом с миссис Драмонд-Барел и все слышали. Вот так! Моя дорогая, боюсь, нам нужно с большой осторожностью относиться к уверениям Берлингема о его невиновности. Я не сомневаюсь в порядочности лорда Пертуи. Он ни за что бы не сочинил подобную историю. И не забывай, что Амалия своими глазами видела, как он, пьяный, мешком свалился перед миссис Драмонд-Барел.

Бетс оставила без внимания слово защиты в пользу лорда Пертуи.

– Я знала! – закричала она. – Я знала! Джордж Пертуи, конечно! Эта змея!

Леди Стенбурн была в недоумении.

– Змея? Но мне казалось, ты едешь с ним завтра на прогулку. Он – образец джентльмена. У тебя нет никакой причины называть его змеей! Скорее это Берлингем – змея! Я ему не верю, Бетс. Ему следовало набраться мужества и признать, что он совершил чудовищную ошибку в «Олмеке», и постараться загладить свою вину, а не притворяться, что он ничего не помнит. Пьяный дурак, вот кто он, – фыркнула она.

Бетс решила, что в такой поздний час не стоит выдвигать аргументы в пользу Берлингема и против Джорджа Пертуи.

Она объявила, что хочет спать и они смогут утром все обсудить. Бетс надеялась, что снова увидит приятный сон, но напрасно.

 

Глава седьмая

– Что ты узнал от Тесси? – спросил Роб Тома Хейзлтона. Они сидели в библиотеке Роба, опустошая графин с бренди. Была открыта предпоследняя бочка из запасов хозяина.

– Умная девушка эта Тесси, – сказал Хейзлтон. – Она любого заставит платить за каждое слово, вылетающее из ее рта.

Я потратил на нее почти два фунта и очень мало узнал.

– А может быть, тебе понравилось развлекаться с потаскухами в «Друге под рукой», и поэтому твое расследование так затянулось?

Роб хорошо знал Хейзлтона. У них были одинаковые привычки, особенно до того, как Роб пустился на поиски богатой невесты. Он подлил себе бренди. Очень тяжело, когда приходится сдерживать себя в обществе и отказывать себе в бренди.

Пить одному Робу не нравилось. Слава Богу, Том, наконец, появился.

Хейзлтон рассмеялся.

– Возможно, в других обстоятельствах так бы и было. Но я занят серьезным делом, помогаю другу, которого несправедливо обвинили. Ты все еще веришь, что обвинение несправедливо?

– Черт бы тебя побрал! – взорвался Роб. – Ты что, сомневаешься? Ну, выкладывай, что тебе рассказала Тесси за два фунта.

Том положил ногу на ногу и уставился на свои башмаки.

– Я не понял, что она имела в виду, – начал он. – Говорить с ней было нелегко. Ты знаешь, Мак-Нелли заставляет ее работать без передышки. Она постоянно вскакивала, чтобы принести пиво клиенту. Господи, старина, зачем ты ходишь в этот кабак? Клянусь, самым благородным из клиентов был трубочист, только что выпавший из какой-то трубы. Кроме меня, конечно.

– Да, да, – торопил его Роб. – Что ты узнал?

Хейзлтон переложил ногу на ногу и отпил из своего бокала.

– После того, как я ее довольно долго ублажал комплиментами, я узнал, что деньги, которые я на нее тратил, не идут ни в какое сравнение с тем, что она получила «совсем недавно», когда один франт (его имени она не назвала) заплатил ей за «небольшую услугу». «Небольшую услугу?» – спросил я, и она замолчала. Я дал ей еще шиллинг. «Купи себе что-нибудь красивое, ведь ты – красивая девушка, а у красивой девушки должны быть красивые вещи», – сказал я, чтобы узнать, что же это за «небольшая услуга». Я узнал лишь, что она помогла этому франту расквитаться с кем-то, кто увел что-то у этого франта. Это тебе о чем-нибудь говорит?

Роб застонал.

– Не очень. Она не намекнула, кто был этот франт?

– Она его не знает, – ответил Том. – Я нес всякую чушь насчет того, что этот франт может быть моим другом и что мне хотелось бы ему помочь, но я не уверен, что она мне поверила. Она сказала, что никогда его раньше не видела.

Роб встал и рассеянно поправил книги, стоящие на верхней Полке.

– Она его не описала?

– Я спросил ее, как он выглядел, и она ответила, что он «настоящий джентльмен». Как хочешь, так и понимай. Я также спросил, не намекал ли этот джентльмен, что хочет еще воспользоваться ее услугами. Она ответила – нет. Я также спросил, знает ли она этого кого-то, который увел что-то у этого франта.

«О да! – сказала она. – Он – постоянный клиент». Я спросил, как зовут этого клиента, но она отказалась назвать его имя.

Я спросил, есть ли этот человек в настоящий момент в кабачке.

Она огляделась и сказала, что, насколько ей известно, он здесь не появлялся «с того самого вечера, как мы подс…». Она замолчала, но я уверен, что она хотела сказать: «Подсыпали». Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Черт! – воскликнул Роб. – Я знал, я знал! Ты хорошо поработал, друг мой. Сколько времени ты на это потратил?

– Три вечера, – ответил Хейзлтон. – Или четыре? Перестаешь замечать время, когда тебе хорошо. Естественно, мне пришлось каждый вечер выпивать по пинте эля. Плюс то, что я потратил на Тесси. То есть ты должен мне… дай-ка подумать… четыре фунта?

– Ты их получишь, как только мне удастся схватить удачу за хвост, – пообещал Роб, похлопав друга по спине. – А пока давай выпьем. Мне не хочется, чтобы бренди испортился.

– Мне тоже. Расскажи, как продвигаются дела с богатой наследницей. Она еще не уморила тебя своей материнской заботой?

Роб забыл на мгновение эпизод в «Олмеке», вспомнив леди Элизабет. Он начинал чувствовать себя настоящим негодяем из-за игры, которую он вел с леди Элизабет. Он знал, что он – негодяй. Он никогда об этом раньше не беспокоился, но ему нравилась леди Элизабет. Она не заслуживает такого отношения.

Значит, это правда. Ему что-то подсыпали в вино. Если бы Тесси только описала этого «франта». У него нет никаких доказательств, что это – Джордж Пертуи. Может быть, леди Элизабет повезет больше? Он не очень в это верил. Джордж не дурак. Он вряд ли станет рассказывать о такой низости девушке, которую пригласил на прогулку.

По мере того, как уровень бренди в графине снижался, Роб с Томом становились все мрачнее и мрачнее.

Бетс считала, что к любому делу нужно готовиться заранее. В тот вторник, когда она должна была поехать на прогулку с Джорджем Пертуи, она репетировала предполагаемый разговор, в котором она – очень тонко – разузнает, стоит ли мистер Пертуи за тем эпизодом в «Олмеке». И если да, то почему. Она не станет ничего говорить о своих отношениях с графом Берлингемом. Она даже может сделать несколько нелицеприятных замечаний в его адрес. Ей не хотелось искажать правду, но ведь это для доброго дела… Она улыбнулась. Сегодняшний день обещает быть очень интересным.

Но все сложилось совсем не так, как она ожидала.

Пертуи был предупредителен, вежлив с леди Стенбурн, заботился о том, чтобы Бетс было удобно. Он помог ей сесть в новый сияющий кабриолет, словно она была королевой, и спросил, удобно ли ей, тепло ли, достаточно ли ей места, куда бы она хотела поехать. Его забота льстила ей, но потом стала надоедать. Гайд-парк был близко от Найтсбридж-Терес, и, естествен но, Бетс не смогла ничего другого придумать.

– Если вы ничего против не имеете, мы поедем по одной интересной улочке и затем повернем в парк, – сказал Пертуи.

Ему было необыкновенно весело от своего предложения. Он улыбался и поглаживал рукав своего пальто. Если это было сделано для того, чтобы привлечь внимание Бетс к своей персоне, то это сработало. На Пертуи был великолепный наряд, но в нем не было блеска: черные панталоны и черные ботинки, бордовая жилетка в широкую полоску и бордовое пальто. Разглядев все это, Бетс Внимательно рассматривала редкие зубы, потом спохватилась. Что это с ней? Почему она обращает внимание на чьи-то зубы?

– Очень хорошо, – согласилась она. – Что такого интересного в этой улице?

Улыбка Пертуи стала шире.

– Сами увидите, – ответил он и направил лошадь вперед. Через несколько минут они были на Белгрейвии, затем Пертуи свернул на маленькую улицу, которая, как он сказал Бетс, называется Гросвенор-Роу. Бетс внимательно рассматривала улицу, пока Пертуи пытался справиться с уличным движением, но ничего заслуживающего внимания она не заметила. На ней близко друг к другу стояли одинаковые кирпичные дома. Только один дом на углу отличался от других. Он был больше остальных, и участок земли вокруг него был больше, и, кажется, во дворе стояли конюшни.

– Здесь, – торжественно произнес Пертуи. Он остановил лошадь перед одним из домов.

– Почему мы остановились? – спросила Бетс. Они собираются в гости к одному из друзей мистера Пертуи? Она думала, они остановятся у большого дома, но Пертуи придержал лошадь у соседнего.

– Здесь… здесь живет ваш друг и мой кузен, – презрительно сказал Пертуи. – Бьюсь об заклад, он вам никогда не говорил, правда? Давал понять, что живет на Маунт-стрит, не так ли? Видите, до чего он докатился. Прокутил все состояние: карты, азартные игры, доступные женщины. Это чудовищно! – в его голосе звучал праведный гнев.

Бетс показалось, что от шока у нее парализованы голосовые связки. Она, не отрываясь, смотрела на кирпичный дом, словно надеялась, что он изменится прямо у нее на глазах.

Она вначале подумала, что этот дом принадлежит какому-то торговцу.

– Достаточно? – спросил Джордж, и, когда она не ответила, он цокнул своей лошади. В молчании они доехали до Гайд-парка.

– Я боялся, что мой кузен пускает вам пыль в глаза, – проговорил, чуть помедлив, Пертуи. – Знаете, он в долгу как в шелку. У него ничего нет. Кроме необузданного нрава – он убил двоих – вы об этом знали? – и выходок, шокирующих порядочных людей, он мало что может предложить. Я считаю своим долгом джентльмена предостеречь вас, леди Элизабет. Вы слишком красивая девушка, слишком хорошо воспитанная, чтобы связываться с этим прохвостом.

Пертуи посмотрел на нее, улыбаясь. Полное воплощение искренности.

Бетс старалась собраться с мыслями. Все ее планы, которые она сегодня строила, рухнули. Бетс почти не слушала, что говорил ей Джордж Пертуи, пока они ехали в парк. Она понимала, что тот перечислял ей все грехи Берлингема, начиная с двухлетнего возраста. Кажется, он пытался сбежать от своей няни, когда ему было четыре года. Это она услышала, отвлекшись на минуту от своих невеселых мыслей. А какой ребенок не пытается сбежать от своей няни? Наконец, Джордж, к тому времени, как они уже ехали по Гайд-парку, достиг в своем повествовании того момента, когда Берлингему исполнилось двадцать, и повторил свое обвинение в том, что Берлингем застрелил двоих человек. Бетс заставила себя встряхнуться и перебила монолог Пертуи.

– Застрелил двоих человек? – резко спросила она. – Почему? Как это произошло?

– Дуэли, – торжественно сказал Джордж. – Дуэли! Из-за женщин, о которых вам даже ноги вытереть было бы противно.

– И он был зачинщиком в обоих случаях?

– А-а… ну… нет, – признал Джордж. – Но это значения не имеет. Он – испорченный человек. Оба случая очень неприятные, оба. Берлингем изуродовал правую кисть Эндрю Дигби, с тех пор у Дигби ужасный почерк. Пуля прошла насквозь.

– Сквозь почерк?

– Сквозь кисть, – раздраженно ответил Джордж.

– А другой случай? – не унималась Бетс.

– А-а… я, не помню всех деталей.

– Если вы помните, как он убежал от няни, вы можете вспомнить и дуэль. У меня такое впечатление, что вы помните каждую деталь из жизни Берлингема, прямо с первого дня его рождения, словно книгу читаете, – сказала она, почти не скрывая своей неприязни к Пертуи.

– Я не знал его с первого дня рождения, – заявил Пертуи. Он сильнее сжал поводья и стал смотреть вперед. – Я младше на год.

– Как жаль, что он прожил целый год без вас и вы не имели возможности занести в летопись каждое его движение. Вы так и не рассказали мне о второй дуэли.

– Это ужасная история. Боюсь, она не для ваших нежных ушей. – Пертуи, очевидно, решил, что тема графа Берлингема исчерпана, он посмотрел на Бетс и улыбнулся. – Вы будете на балу у Доналдсонов? Вы должны пообещать мне один танец.

Расстроенная от того, что она услышала, Бетс испытывала душевные муки. Можно допустить, что Пертуи кое-что преувеличил и исказил, но и правда в его словах была, потому что он говорил и о том, о чем она уже слышала от других, и Пертуи действительно знает графа почти всю свою жизнь. Должна ли она поддерживать и дальше отношения с кузеном Берлингема? И так уж ли он одиозен? Если все, что сказал Пертуи, правда и он старается предостеречь ее от знакомства с таким презренным человеком, то она не должна на него сердиться.

– Да, нас пригласили к Доналдсонам, – подтвердила она. – С удовольствием принимаю ваше предложение.

– Я очень рад! – тепло улыбнулся он. – Возможно, если я не буду наступать вам на ноги, вы удостоите меня и двумя танцами.

– Посмотрим, – ответила она. – Может быть, вернемся? В это время мы обычно пьем чай, и мы с мамой будем рады, если вы к нам присоединитесь.

– С удовольствием! – сказал он и повез ее прямо домой.

Бетс не смогла не сравнить визит Пертуи с визитом Берлингема накануне. Опять вместе с чаем было подано блюдо с искусно разложенным печеньем, и Джордж Пертуи взял себе только одно. Он заботился о том, чтобы его хозяйки не забывали о себе и тоже угощались печеньем. Казалось, что ему уютно и спокойно, и он получает удовольствие в их компании. Он восхитился высокими часами, стоящими на каминной полке, и предположил, что их сделали в семнадцатом веке. И, безусловно, это – английская работа. Леди Стенбурн просияла. Он признался, что часы – это его страсть. Между ним и леди Стенбурн завязался оживленный разговор, глаза ее заблестели.

Бетс молча наблюдала за ними, пребывая в полном смятении. Ей было не до часов. Словно издалека он наблюдала за Джорджем Пертуи и старалась понять, что она за человек. Если он оговорил Берлингема, она ему этого никогда не простит. Она вспомнила, как язвительно говорил Пертуи о коляске и груме Берлингема, тогда его слова показались ей злыми и ничем не оправданными. Но если Берлингем и в самом деле такой низкий человек, каким его описывает Пертуи, разве он не заслужил такого отношения?

И вдруг до нее дошло самое страшное. У Берлингема нет денег. У него нет ни пенни, и у него полно долгов. Он ухаживает за ней, потому что думает, что она богата. Они так легко и быстро подружились. (Она отказывалась по-другому думать об их отношениях.). Но это все лишь притворство. И она попалась на удочку. О! Как горько!

Голоса матери и Джорджа Пертуи, нежный звон фарфора куда-то уплывали от нее. Она безжалостно рассмеялась про себя. Как она смеет обвинять Берлингема в корысти? Ведь она тоже не без греха: ей нужно его состояние. Они – два сапога пара, оба охотятся за деньгами.

Сославшись на внезапную головную боль, Бетс извинилась и быстро ушла в свою комнату.

Бетс лежала на кровати лицом вниз, полог был опущен, словно мрачный кокон, что соответствовало ее настроению как нельзя лучше. Она не откликнулась на стук в дверь. Она решила, что это Молли с какой-то чепухой. Стук повторился, и она услышала голос матери:

– Бетс? Ты здесь?

Она медленно встала, подняла полог и открыла дверь. Волосы ее были в полном беспорядке, платье измято.

– Да, мама?

Выражение лица леди Стенбурн с вежливо-любопытного сменилось на испуганное.

– Что… что случилось? – решительно спросила она, оглядывая Бетс. – Ты заболела?

– В некотором роде, – ответила Бетс. – Мама, сядь, пожалуйста. На это уйдет время.

Когда мать удобно устроилась на стуле с выцветшей голубой обивкой, Бетс вернулась к своей помятой кровати и села, облокотившись на спинку.

– Боюсь, что те ужасные вещи, которые ты слышала о графе Берлингеме, правда, и боюсь, что ты еще не все слышала, – начала она. Она повторила то, что запомнила из длинного перечня грехов Берлингема, которым ее снабдил Джордж Пертуи, начиная со случая с няней и заканчивая двумя дуэлями.

Когда леди Стенбурн попыталась ее перебить, Бетс не дала ей этого сделать, пока не дошла до самого плохого в своем сообщении.

– У него нет денег, мама! – крикнула она. – Он так же на мели, как и мы! Мистер Пертуи говорит, что у него такие долги, которые он никогда не сможет вернуть! О, мама, что мне делать? Его светлость был так добр ко мне… так внимателен…

Мама, ведь он не такой презренный негодяй, каким его пытается представить мистер Пертуи, правда? Скажи, что нет. Но он гол как сокол. Так считает мистер Пертуи, а он, конечно, не может не знать, правда? Очевидно, лорд Берлингем считает, что мы богаты, – иначе он не был бы так внимателен ко мне, как ты считаешь? А я… а я думала, что я ему нравлюсь. – Бетс схватила покрывало и вытерла им глаза.

– Возьми носовой платок, – спокойно сказала леди Стенбурн. Она встала и подошла к дочери. Положив руки на плечи Бетс, леди Стенбурн внимательно посмотрела ей в лицо. – Ответ прост. – Я признаю, что это была моя ошибка. Но еще не поздно. Мы просто переключим наше внимание на Джорджа Пертуи.

Потрясенная, Бетс перестала плакать, пытаясь разобраться в том, что только что услышала.

– Ты хочешь сказать, что мне больше не нужно встречаться с Берлингемом? – спросила она. – А что он подумает? И не забудь, что он сопровождает нас на бал к Доналдсонам.

Не знаю, как можно избежать этого, если мы все же собираемся на этот бал. Может быть, мне удастся свести наши отношения на нет постепенно? Но, мама, с ним так приятно проводить время. О Господи! – тяжело вздохнула Бетс.

– А разве с мистером Пертуи не приятно проводить время? – Леди Стенбурн опасалась, что перед ней стоит трудная задача. – Бетс, нет никакого сомнения в том, что у мистера Пертуи есть деньги. У него безупречные манеры и незапятнанная репутация. И ты его заинтересовала. Он хорошо образован. Я не встречала еще человека, который бы так хорошо разбирался в старинных часах! Подумать только, он сразу же определил, когда были сделаны папины часы, что стоят на камине!

– Наверное, прочитал табличку сзади, когда ты отвернулась, – пробормотала Бетс.

– Бетс! – Леди Стенбурн была возмущена. – Боюсь, нам придется позволить Берлингему проводит нас к Доналдсонам, но я считаю, что мне следует обращаться с ним холодно. Он вскоре поймет мой намек.

– Очередной кандидат на отставку, – прошептала Бетс.

– Извини, что ты сказала? Я не расслышала.

– Ничего важного, мама. Мысли вслух. О Господи, мне не очень симпатичен мистер Пертуи.

– Ты его совсем не знаешь. Наберись терпения. Время покажет.

– Да, мама.

Это то, что ей сейчас необходимо. Время. Ей нужно время, чтобы завоевать доверие мистера Пертуи и узнать, если это возможно, стоит ли он за тем, что случилось с Берлингемом в «Олмеке». Ей нужно время, чтобы еще хоть немного насладиться прогулками с Берлингемом и его забавным маленьким грумом. Ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах к обоим джентльменам, таким разным и так ненавидящим друг друга.

 

Глава восьмая

Несмотря на то, что Джордж Пертуи пытался опорочить его, Роб все же не мог до конца поверить, что Джордж как-то замешан в эпизоде в «Олмеке», как Роб предпочитал называть случившееся. Возможно, «эпизод» – слишком мягко сказано, но в этом слове не было ничего страшного, хотя Робу было страшно, когда он думал о том, как отразился этот случай на его и без того далеко не безупречной репутации. Да что репутации, на его будущем. Почему он подозревает Джорджа? Его кузен ничего от этого не выигрывает. Он никак не мог получить титул Роба, и Роб никак не мог понять, почему Джордж так его не любит.

Робу почему-то казалось, что леди Элизабет удастся узнать правду. Она была человеком настойчивым, чутким и умным.

Иначе возможно ли, чтобы она выдержала уже четыре сезона, и не утратила чувства собственного достоинства? И, возможно, надежду? Принимая во внимание то, что она, безусловно, богата, кажется невероятным, чтобы она не нашла джентльмена, который бы предложил ей руку и сердце. И слава Богу! Роб собирался сам стать этим джентльменом. Он верил, что ему удастся вести себя достойно до тех пор, пока священник не соединит их, если, конечно, его ожидание не будет бесконечным. А когда все его долги будут оплачены, в карманах снова зазвенят монеты, он может вернуться к картам, скачкам и пирушкам… Он даже, наверное, сможет время от времени оставаться дома по вечерам, если ему удастся уговорить леди Элизабет, которая к тому времени станет графиней Берлингем, научиться играть в карты.

Решив поручить на время Джорджа Пертуи нежным заботам леди Элизабет, Роб задумался о том, кто еще из его знакомых мог бы желать ему зла. Кто-то, кому он должен? Таких наберется целый легион. Но это все торговцы, которые не имеют доступа в «Олмек» и, естественно, вряд ли знают миссис Драмонд-Барел и то положение, которое она занимает в обществе.

Роб был уверен, что кто бы ни придумал такую расправу, он должен был при этом присутствовать и наблюдать его падение.

Чем больше он об этом думал, тем больше убеждался в том, что негодяй должен был подтолкнуть его к миссис Драмонд-Барел, в противном случае Роб вряд ли смог бы ее сам отыскать. Он знал, какая у этой дамы репутация, и никогда сам не искал с ней встречи.

Греясь у камина в своей библиотеке с маленькой порцией бренди в бокале (кто знает, насколько еще осталось бренди?), он понял, что ему снова следует посоветоваться с Томом Хейзлтоном. Он написал другу записку, велел Джорди отправить Билли к Хейзлтону и снова уселся у камина с новой, уже несколько большей, порцией бренди.

Хейзлтон, к счастью, оказался дома и приехал немедленно, посадив Билли, к его неописуемому восторгу, к себе в коляску.

Когда озадаченный Хейзлтон, наконец, удобно устроился у камина, Роб велел Джорди присоединиться к ним.

– Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы помогли мне составить список моих врагов, – обратился Роб к заинтригованным собеседникам. – Я хочу добраться до сути! Совершенно очевидно, что кто-то хочет свести со мной счеты, хотя я и представить себе не могу почему. Том, что ты слышал?

– Ничего! Господи! Старина, я просидел в «Друге под рукой» несколько вечеров, накачиваясь элем, ради тебя. Разве этого не достаточно? Почему ты не желаешь воспользоваться теми сведениями, которые я узнал от Тесси? Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы я снова отправился в этот кабак? Я отказываюсь, так и знай! – Хейзлтон вскочил и забегал по библиотеке, затем остановился у камина, чтобы подбросить в огонь полено. – По крайней мере, у тебя есть дрова, – пробормотал он.

– Том! – закричал Роб. – Ты меня неправильно понял. Тебе больше не придется даже останавливаться рядом с «Другом под рукой». Я просто хотел знать, есть ли кто-нибудь, кто внезапно меня невзлюбил, и что может быть причиной. Конечно, ты можешь ничего не знать, но я просто подумал, что кто-то мог что-то сказать, и ты мог услышать.

Хейзлтон, успокоившись, задумался.

– Нет, – наконец, проговорил он. – Кроме разговоров о том, что случилось в «Олмеке» (а эта новость, уверяю тебя, все еще у всех на устах, несмотря на то, что уже неделя прошла), никто о тебе больше ничего не рассказывает. Кстати, вспомнил, вчера я слышал, что ты дал миссис Драмонд-Барел пощечину, прежде чем свалился. Ты, случайно, не делала этого?

– О Боже! – Роб схватился за голову. – Конечно нет. По крайней мере, я не думаю. Конечно нет! Где был ты, Том? Ты ведь был там! Скажи, что я этого не делал!

– Я уже давно пытаюсь тебе внушить, что я был там, но не рядом с миссис Драмонд-Барел, – сказал Том. – Мы должны были встретиться, помнишь? Но мы не встретились. Я пошел туда, только когда поднялся шум, и нашел тебя там.

Роб приуныл. Он запустил руки в волосы, торчащие в разные стороны, а упрямый вихор лез в глаза.

– Черт. Выпей, Том. И ты, Джорди, хочешь бренди?

– Нет, сэр, – ответил Джорди. – Я попрошу миссис Бекет приготовить чай, – и выскользнул из комнаты.

– Обращается со мной, как с ребенком, – проворчал Роб. – Хуже отца.

– Кто-то должен за тобой присматривать, – заметил Том. – Жаль, что твоего отца здесь нет.

– Заткнись! – велел ему Роб. – Бедный отец. Он, должно быть, в отчаянии оттого, что находится в этой ссылке в Дорсете. Он не создан для деревенской жизни. Как и я, обожает азартные игры, хороших лошадей, скачки. Я слышал, он хочет сам заняться бухгалтерией Дорс Корта. Бухгалтерией! Да у него ничего не выйдет. Сомневаюсь, что он знает разницу между дебетом и кредитом.

Роб потер руки, словно внезапно ему стало холодно, и с вожделением посмотрел на почти пустой графин с бренди. Джорди, появившийся с подносом, на котором были чай и печенье, строго посмотрел на него.

– Ваша светлость, выпейте чаю, чтоб согреться, – сказал Джорди.

Роб взял чашку чая.

– Давайте вернемся к моим врагам, – предложил он глядя все уселись пить чай, как следует подсластим его. – Да – я все думаю, сэр, – произнес Джорди. – может быть вашим врагом, как вы говорите, этот Уинтерс которым вы дрались на дуэли? Он никогда не пропит и вы выстрелили так близко от его… а-а-а… э-э-н…

– Я не лишил его мужских достоинств, – запросто Роб.

– Нет скорей всего, но это чуть не произошло. Возьми там остался шрам, который обезобразил его… хм… хм… красоту, – выдавил со смехом Джорди.

– И оттолкнул от него его обожаемую Оливию, – добавил, ухмыльнувшись, Роб. – Она это заслужила. Почему он вызвал меня на дуэль из-за этой развязной девчонки, до сих пор не могу понять. Что я мог поделать, если она буквально вешалась на меня? Я никого не трогал, если помнишь, Джорди. Ну, может быть, я выпил лишнюю кружку, но держался на ногах. Я хотел дать возможность другим поучаствовать, когда она…

– Да, да, я помню, – перебил его Джорди. Он уже слышал эту историю не один раз.

– Но это случилось более двух лет назад! Почему Уинтерфилду пришло в голову взять реванш именно сейчас?

– Вот это мы и должны выяснить, – сказал Джорди.

Роб посмотрел на Тома, затем – на Джорди.

– Том? – произнес он.

– Нет!

– Том, ты знаешь Уинтерфилда. Ты можешь пообедать вместе с ним в клубе или еще что-нибудь. Если он что-то против меня имеет, он тебе с радостью расскажет. Ты должен это сделать, Том, Джорди здесь помочь не сможет.

Том тяжело вздохнул.

– На какие жертвы мне приходится идти, – вздохнул он. – Я запишу стоимость обеда на твой счет. Ты не забыл, что уже должен мне четыре фунта? – Его лицо расплылось в улыбке, он встал и похлопал Роба по плечу. – Только ради тебя.

Когда Хейзлтон ушел, Роб допил оставшийся в графине коньяк и уселся за свою бухгалтерскую книгу. Ничего не изменилось. Он надеялся, что Джорди предложит какой-нибудь чудесный выход из положения. Разве Джорди не шотландец? И разве шотландцы неизвестны своей бережливостью? Правда, Джорди живет в Англии с семи лет, у него почти полностью пропал акцент. Возможно, он утратил и такое качество, как смекалка. Учитывая последние расходы на уголь, дрова, продукты и одежду для Билли, сумма оставшихся в наличии денег устрашающе сократилась.

Роб с силой захлопнул бухгалтерскую книгу и убрал с полки несколько томов, чтобы спрятать ее. Зачем он ее прячет? С глаз долой, из сердца вон? Возможно. Он посмотрел на кожаные корешки книг, которые привез из Дорс Корта, чтобы заполнить пустой книжный шкаф. Все книги, казалось, были в хорошем состоянии, кроме той, у которой оторвалась обложка, когда он несколько дней назад ее уронил. Когда-нибудь он их прочтет. Он взял несколько книг, чтобы посмотреть названия. Поп. Драйден. Шекспир. Бэкон. Имена, знакомые по Харроу и Кембриджу. Наверное, нужно было читать их внимательнее, он мало что запомнил. В те славные времена ему было не до книг. Он разыгрывал своих наставников в Кембридже. Они постоянно попадали с Томом Хейзлтоном в переплет. Пили. Играли. Волочились за женщинами. Ах, какое это было веселое время.

По телу Роба вдруг поползли мурашки, он внимательно смотрел на том Шекспира. Казалось, что несколько отдельных книжек переплетены в одну. Он видел, что бумага старая, очень старая, и печать кое-где не очень хорошая. Может быть, это очень ценное издание. И другие книги могут представлять ценность!

В волнении он снял с полки книги, разложил их на столе и принялся внимательно изучать одну за другой. Не на всех Робу удалось отыскать дату издания, но те, на которых она стояла, были изданы в те времена, которые казались Робу глубокой древностью.

– Джорди! – закричал он. В его голосе была радость, надежда, энтузиазм. – Джорди! Иди сюда и упакуй все. Я должен уйти. Немедленно! – Голова Джорди показалась из-за двери, и Роб махнул рукой на стопку книг.

– Собираетесь вернуть в библиотеку? – спросил Джорди. – Не припоминаю, чтобы вы брали книги из публичной библиотеки.

– Нет! – ответил Роб, схватив Джорди за плечи и радостно улыбаясь. – Я должен найти книгопродавца. Мне кажется, что за эти книги можно выручить кругленькую сумму.

Черт побери, Джорди! Возможно, мы наткнулись на золотую жилу!

– Это старье? Да кому оно нужно? – Джорди смотрел на хозяина так, словно тот спятил. – Я думал, вы их туда поставили, чтобы полки не пустовали.

– Посмотрим. Поторопись, старина! Мне нужно найти книгопродавца.

Роб помчался наверх, чтобы привести себя в порядок. Нужно выглядеть преуспевающим человеком, убеждал он себя. Вести себя так, словно ты делаешь книгопродавцу большое одолжение. Нельзя просить, кланяться, иначе получишь половину того, что можно выручить за эти книги.

Пока Джорди заворачивал книги и бумагу и перевязывал их шпагатом, Роб побежал в конюшни и помог Билли запрячь лошадей. Упавшему духом Билли было велено надеть поверх одежды пресловутую тогу, но он немного ожил, когда увидел, что Роб едва сдерживает радостное возбуждение. Может быть, они едут кататься с леди Элизабет. Билли очень этого хотелось.

Но нет, Роб повернул коляску в сторону Пиккадилли, а не в сторону Найтсбридж-Терес. На Пиккадилли было полно экипажей, и Роб выругался про себя, отыскивая место, где можно было остановиться. Наконец, он нашел место, и с трудом проложив к нему дорогу, отдал поводья Билли и устремился в книжную лавку Хэтчарда.

Ему хотелось кричать о том, какие ценности он намерен предложить Хэтчарду. Тихая, изысканная атмосфера, внимательные служащие, с почтением разговаривающие со знатными клиентами, потрясли Роба. Он уронил свой сверток на прилавок и забарабанил по нему пальцами.

– Чем могу вам помочь, сэр? – спросил худой лысый человек в очках.

– Мне кажется, у меня есть книги, представляющие некоторую ценность. И я хочу их вам предложить, – сказал Роб, надеясь, что ему удастся пустить пыль в глаза. Он принялся развязывать узел на свертке. Черт бы побрал этого Джорди.

Он иногда слишком старательный.

– Позвольте, я вам помогу, сэр? – предложил служащий магазина. Он откуда-то извлек перочинный ножик и разрезал веревку. Служащий открыл том Шекспира, который лежал сверху, пролистал первые несколько страниц и посмотрел на Роба округлившимися глазами.

– Сэр! Откуда это у вас? – хрипло спросил он.

– Эти книги принадлежат моей семье, – спокойно ответил Роб. – Мне, конечно, не хочется расставаться с ними, но я получил назначение за границу и должен избавиться от… от многих вещей. Дом тоже придется продать, естественно. У меня нет семьи, в нем некому жить, увы. Вас интересуют такие книги? – Он старался не показывать, насколько ему это важно.

– Я должен посоветоваться, – сказал служащий. – Можно мне взять их с собой? Я скоро вернусь. – Глядя на книги с благоговением, он скрылся вместе с ними.

Служащий отсутствовал не более пятнадцати минут, но Робу показалось, что прошло несколько часов. Он не решался отойти от того места, где стоял, потому что боялся, что служащий его потом не найдет. Он смотрел на постоянных покупателей, стоявших у книжных полок, но не замечал их. Казалось, никто не проявил к его персоне никакого интереса. Неужели они не понимают, как важно его появление здесь?

Наконец, служащий вернулся без книг и пригласил Роба за прилавок в контору. Роб последовал за ним.

– Вы понимаете, что у вас очень ценные ранние издания, – заговорил высокий импозантный седой человек, которого Роб принял за управляющего. – Ваши – книги это целое состояние. Мы, естественно, не можем предложить вам за них состояние, – он неодобрительно улыбнулся. – Они могут пролежать у нас несколько лет, пока на них найдется покупатель.

Рынок редких книг непредсказуем. Мы можем так же легко потерять, как и приобрести.

– Я понимаю, – Роб чуть вздрогнул.

Его собеседник начал читать длинную лекцию о препонах, которые приходится преодолевать торговцу редкими книгами.

Роб слышал только половину. Он не мог оторвать взгляда от стопки книг, которые человек перелистывал во время своей лекции.

Наконец, лекция, подошла к концу, и человек сурово посмотрел на Роба.

– За все двести фунтов, – сказал он. Роб на минуту задумался. Что он знает о цене редких книг?

Но поторговаться будет не лишним.

– Мне кажется, что они стоят по крайней мере четыреста, – убежденно заявил он. – Вы, наверное, обратили внимание на переплет. Такие книги достойны занять место в самой изысканной библиотеке, я уж не говорю об их редкости и древностей.

– Возможно, если вы продадите их настоящему коллекционеру, – сказал человек. – Если вы предпочитаете иметь дело непосредственно с коллекционерами, то я, должен откланяться.

– Триста пятьдесят? – с надеждой спросил Роб.

– Двести пятьдесят, – ответил человек.

– Триста двадцать пять?

– Двести семьдесят пять.

– Я уступлю вам их за триста фунтов, и это моя окончательная цена, – произнес Роб, делая вид, что собирается собрать книги и уйти. – У меня есть еще, сэр. Это только небольшая часть. Если я не смогу получить у вас приличную цену, я найду кого-нибудь другого.

В глазах человека на мгновение появился блеск, и снова лицо его приняло бесстрастное выражение.

– Хорошо, – согласился он. – Триста фунтов. Когда я смогу вас снова увидеть?

В душе торжествуя, Роб постарался принять скучающий вид.

– Через несколько дней, – равнодушно ответил он. – У меня столько дел. Вы же знаете, что такое сборы. И нужно пристроить слуг. Я постараюсь скоро прийти к вам снова.

– Очень хорошо. – Его собеседник обошел письменный стол и вынул из шкафа деньги. Отсчитав триста фунтов, он спросил: – Могу я узнать ваше имя, сэр?

– Роберт Френсис Фредерик Фарнсуорт, – сказал Роб, – граф Берлингем.

– Ах! – воскликнул человек. – Рад иметь с вами дело, ваша светлость.

Роб положил банкноты в карман и вышел. Он был уже почти за дверью, когда услышал:

– Берлингем. Это не тот, который?..

«О Господи, – подумал про себя Роб, – неужели даже служащие у Хэтчарда знают о том, что произошло в „Олмеке“?»

Оказавшись в тишине Гросвенор-Роу, Роб не стал терять времени и тут же спрятал триста фунтов в сейф, чтобы избежать искушения потратить их немедленно. Затем он позвал Джорди на помощь: ему нужно было просмотреть свою библиотеку, обращая особое внимание на титульный лист и дату издания. Что знает Роб о стоимости старинных книг? Почти ничего. Джорди, который был готов с радостью ему помочь, знал еще меньше. У Роба было неспокойно на душе: он чувствовал, что книги, оставленные у Хэтчарда, должны стоить дороже трехсот фунтов, но он понимал, что стать за одну ночь специалистом ему не под силу.

– Может быть, лучше поездить по другим книжным лавкам и узнать, по каким ценам они продают старые книги, – предложил Джорди.

– Правильно, – кивнул Роб, – но на это нужно время, а времени у меня нет. – Он листал старинный трактат на латыни. Латынь ему нравилась. Он принялся переводить написанное, но остановил себя. Ему нельзя привязываться к этим книгам.

– Почему у вас нету времени?

– Я занят! Ты не понимаешь? Занят! Я должен разобраться с «Олмеком»… Я должен ухаживать за леди Элизабет… Я не играл в карты уже целых две недели!

– Сэр! С каких это пор вы стали распускать нюни?

– Я за это из тебя отбивную сделаю, – угрожающе сказал Роб, сдвинув брови и сжав кулаки. – А ну покажи кулаки!

– Ого! – Джорди расплылся в улыбке. – Пора размяться, а? Я уж начал думать, что вы разленились и скоро растолстеете. Мы с вами уже несколько месяцев не дрались.

Джорди принялся наносить Робу удары, а тот их отражать. Библиотека вскоре выглядела так, словно через нее прошла армия Наполеона: столы перевернуты, книги разбросаны по полу, кресло валяется вверх ногами в опасной близости от камина.

Когда Роб увидел, как пролетела его бухгалтерская книга, зацепившись за ручку кресла и приземлившись на пол, как помялись ее листы, он объявил перерыв. Мужчины смотрели друг на друга с изумлением. Оба были в ссадинах, а по щеке Роба текла кровь.

– Черт! Ты чуть дух из меня не вышиб. – Роб осторожно потрогал свой левый глаз. – А я-то думал, что смогу пригвоздить к стенке великого Джорди. Сколько тебе лет, Джорди?

Джорди, тяжело дыша, заявил, что ему сорок три.

– Двадцать лет прошло с тех пор, как я перестал быть великим Джорди; – сказал он, рассматривая свои костлявые кулаки. – Ну, может быть, пятнадцать. Последний раз я выиграл в девяносто восьмом году. Пьянка меня доконала. Теперь я совсем не тот, каким был раньше, а то вы бы уже лежали без чувств. – Он отряхнул с себя пыль и критически оглядел хозяина. – Вы порвали еще один галстук, ваша светлость. – Джорди снова превратился в заботливого слугу. – Давайте мы вас почистим, и вы можете опять забавляться своими книжками. Книги! Роб совсем о них забыл. С горечью он заметил оторванную обложку, помятую страницу.

– Следующий матч – завтра в саду за домом, – объявил Роб Джорди. – Мне нужно вернуть форму. Может, придется разбираться с парочкой негодяев, когда узнаю, кто хочет со мной расправиться. А пока мне кажется, что ты прав. Мне нужно походить по книжным лавкам. Ужасная скучища, должен тебе сказать.

Очень осторожно он собрал книги с пола, стряхнул с них пыль рукавом и любовно сложил в стопки. Затем они с Джорди отправились наверх, чтобы как-то восстановить внешность, пострадавшую в сражении.

Следующие несколько дней были посвящены вольной борьбе и походам по книжным магазинам. Роб так уставал к вечеру, что после ужина дремал у камина. Ему стало страшно. Что подумают о нем его приятели! И это он, чья жизнь была полностью посвящена бесконечным удовольствиям, он редко ложился спать до рассвета. Он не мог сосчитать, сколько раз он наблюдал слезящимися глазами, возвращаясь домой, как восходит солнце. По новому распорядку дня он теперь рано вставал и иногда видел восход солнца в начале дня, а не в конце, спаси и помилуй! Но, по крайней мере, это временно, успокаивал он себя. Как только он получит леди Элизабет и ее деньги, он вернется к своим привычкам.

Ах, да, леди Элизабет. Сегодня вечером он сопровождает их на бал к Доналдсонам.

После прогулки с Джорджем Пертуи настроение Бетс менялось – от недоверия до вынужденного признания его правоты. Она думала о доме графа Берлингема: он был маленький, но казался вполне приличным. Холостяку, который, очевидно, не нуждался ни в ком, кроме слуг, он был вполне приемлемым. Она и ее мать тоже жили в маленьком доме, и он тоже их вполне устраивал (за исключением невозможности принимать одновременно много гостей, призналась она себе). Берлингем имел при личную коляску и пару превосходных лошадей. Она не видела доказательств его бедности и несостоятельности, о которой говорил Джордж Пертуи.

Мысли Бетс обратились к рассказу о дуэли, она почувствовала себя несчастной и насупилась. Она верила, что граф Берлингем был из тех, кто относится к дуэлям беспечно. Возможно, его привлекает опасность. Дурачок! Ведь его могли убить! По-видимому, он не задумывался о последствиях, иначе мистер Пертуи упомянул бы об этом. А кузен Джордж был убежден, что Берлингем был зачинщиком дуэлей. И обе были из-за женщин. Разве это ни о чем не говорит? Жаль только, что мистер Пертуи не рассказал об этом подробно. Ну что ж, она расспросит Берлингтона о них сама при следующей встрече.

Перечень оплошностей, недостатков и плохих привычек Берлингтона, представленный мистером Пертуи, не произвел на нее должного впечатления. Мистер Пертуи явно перестарался и выдал свою многолетнюю неприязнь к кузену. Бетс боялась следующей встречи с графом Берлингемом.

Будет так трудно казаться равнодушной по отношению к нему.

С другой стороны, она желала этой встречи, потому что хотела узнать, правду ли говорил о своем кузене мистер Пертуи. Она верила, что интуиция позволит ей разобраться в этом.

А между тем мистер Пертуи стал ее преданным поклонником. С разрешения матери он приглашал Бетс на прогулки в своем великолепном кабриолете, сопровождал в оперу, на рауты и в Британский музей. Он говорил ей комплименты о ее внешности, о ее музыкальном вкусе, ценил ее интерес к музейным экспонатам.

Бетс не могла обнаружить ни одного изъяна в его поведении. Правда, порой он был утомительным и нудным, когда говорил о предметах, в которых слыл знатоком – в частности, о часах, – но Бетс прощала ему это. Он казался начитанным и интеллигентным. Но она не чувствовала к нему симпатии.

Бетс насупила брови, обдумывая инцидент в «Олмеке». Поскольку мистер Пертуи больше не упоминал Берлингема, Бетс искала случая вернуть его к этой теме.

Они ехали по Роттен-Роу в Гайд-парк в кабриолете с опущенным верхом, и наслаждались прекрасной погодой. И Бетс решила, что момент подходящий и можно не ходить вокруг да около. Она уже знала здесь каждое дерево, каждый куст и каждую поляну, которые находились вдоль дороги, по которой они сейчас ехали. В окружавшем их пейзаже уже ничего не могло привлечь ее внимание. Даже клумбы со вчерашнего дня не изменились.

– Вы присутствовали при том эпизоде в «Олмеке», когда лорд Берлингем оскорбил миссис Драмонд-Барел? – спросила она, ласково улыбаясь своему спутнику.

Пертуи нахмурился.

– А почему вы спрашиваете? – спросил он. Она перебила его ученую лекцию о наручных часах.

– Мама слышала, от кого не помню, что вы там были, или это был ваш отец? Конечно, все прекрасно знают, как распространяются сплетни, но мне просто интересно. Лорд Берлингем действительно упал у ног миссис Драмонд-Барел? Он в самом деле оскорбил ее? Пожалуйста, расскажите. – Бетс удалось изобразить искреннее любопытство. – Мне бы очень хотелось получить отчет от очевидца, – добавила она. – Я смогу не одну неделю быть в центре внимания, рассказывая вашу историю за чаем.

Бетс удалось развеять его подозрительность и убедить его в собственной значительности. И Пертуи расслабился.

– Я действительно был там, и Берлингем действительно вел себя так, как вы сейчас рассказали. Неслыханно! Он вел себя безобразно! Бедная миссис Драмонд-Барел, мне пришлось усадить ее в кресло, она была потрясена.

Бетс положила дрожащую руку на рукав из отличного темно-зеленого сукна. Она посмотрела прямо в глаза Пертуи, с выражением искреннего негодования, как она надеялась.

– Чудовищно! – воскликнула она. – Расскажите мне все.

Пертуи задумался на мгновение. Интересно, он придумывает новые подробности?

– Он появился внезапно. – Пертуи смотрел не на Бетс, а на своих лошадей, бежавших элегантной трусцой. – Я в это время случайно оказался рядом с миссис Драмонд-Барел. Мы поздоровались, и я уже собирался разыскать своего друга, когда откуда ни возьмись появился Берлингем, вышагивающий как петух. Он поклонился миссис Драмонд-Барел, довольно карикатурно, должен заметить, и сказал, э-э-э… хм: «Добрый вечер, моя дорогая, какое ужасное платье», – и растянулся у ее ног.

Естественно, что я в первую очередь подумал о миссис Драмонд-Барел. Она была на грани: обморока. Я помог ей сесть в кресло, как уже сказал, и помахал чьим-то веером. Когда она пришла в себя, Берлингема уже унесли.

– Вы все слышали, каждое слово?

– О, да.

– Миссис Драмонд-Барел тоже все слышала?

– Конечно. Она не могла не слышать. Он стоял прямо перед ней.

– Вы считаете, Берлингем был пьян?

– Без всякого сомнения. Он уже давно злоупотребляет. Все об этом знают.

– Но если он был настолько пьян, что тут же упал, как вы объясните, что он вышагивал, как петух? Я бы поверила, если бы он спотыкался, шатался или едва волочил ноги.

Бетс, словно хищник, выслеживающий добычу, наблюдала за Пертуи и заметила, что он нахмурился. Но он мгновенно смягчился.

– Вы знаете, как ведут себя пьяницы, не так ли? Говорят, что Берлингем способен найти дорогу даже когда пьян как сапожник. Я сам не видел, мы с ним не ходим вместе на пирушки.

Но это, наверное, должно быть так, иначе как ему удается добраться домой с очередного шабаша? – Пертуи был полон негодования.

– Ах, теперь я поняла, – сказала Бетс. – Сколько бы он ни выпил, он может держаться на ногах. Я права?

Тогда почему же он свалился прямо перед миссис Драмонд-Барел?

– Откуда я знаю? – сердито пробормотал Пертуи. – Я ему не нянька. Почему вы меня допрашиваете? Вы не верите тому, что я вам рассказал? Это чистая правда. Спросите миссис Драмонд-Барел, если мне не верите. – Оскорбленный, он обиженно смотрел на Бетс.

– О, непременно, – насмешливо проговорила Бетс. – Мы же с ней подруги, водой не разольешь.

Пертуи не уловил иронии.

– Правда? – обеспокоено спросил он. – А я не знал.

Бетс не заметила никаких несоответствий в рассказе Пертуи. Он наверняка так часто рассказывал эту историю, что уже не смог бы припомнить, где правда, а где вымысел. Но его реакция на ее слова о том, что они с миссис Драмонд-Барел близкие подруги… Как будто он боится, что миссис Драмонд-Барел может рассказать что-то совсем другое? А может быть, нужно поговорить с самой миссис Драмонд-Барел? Но как это устроить? Она должна подумать. Бетс снова улыбалась, снова была вежливой и обольстительной.

– Спасибо, что вы мне обо всем рассказали. Очень забавная история. Я теперь понимаю, почему вы не дружите со своим кузеном. Боже! Какой ужасный человек!

– Вы с ним больше не встречаетесь? – спросил Пертуи.

– Я не видела его с того дня, как мы встретились с вами в парке, – заверила она его. – И не собираюсь с ним больше встречаться. О, прошу прощения. Мы с мамой согласились, чтобы он провожал нас к Доналдсонам на бал. Я буду холодна. Больше никаких встреч. – Бетс смотрела на него с обожанием. Пертуи должен быть уверен, что он теперь предмет ее желаний.

Пертуи был восхищен. Он остановил кабриолет прямо перед выездом из парка и поцеловал ее руку. Затем он цокнул языком и направил лошадей к ее дому.

– Насколько близко мы знакомы с миссис Драмонд-Барел? – спросила Бетс у матери, как только Джордж Пертую откланялся.

– С дорогой Клементиной? – Леди Стенбурн поморщилась. – Кто ее хорошо знает? Кому захочется знакомиться с ней поближе? Ты сама знаешь ответ.

– Этого я и боялась, – вздохнула Бетс. – Как ты думаешь, она меня примет, если я приеду к ней с визитом? Или лучше встретиться с ней в «Олмеке»? У нас есть приглашение?

– Но для чего? – в недоумении спросила мать. – Ты же не хочешь… – До нее вдруг дошло. – Это имеет какое-то отношение к лорду Берлингему, да? О, моя дорогая, почему ты не можешь оставить это дело? Это нас не касается. Пусть эта самоуверенная кукла сама разбирается со своими проблемами. А что касается приглашений, то я и не стремилась получить ни одного на этот сезон. Ты должна согласиться, что в «Олмеке» скучно, а стоит это все… Мне показалось, что это напрасная трата средств, особенно в нашей нынешней ситуации…

– Ты ведь можешь опять обратиться к леди Сефтон, правда? – Бетс подошла к матери, сидевшей в кресле, и обняла ее сзади за шею. – Пожалуйста, мама, дорогая. Если ты так хочешь, чтобы я нашла состоятельного джентльмена, мне нужно иметь возможность знакомиться с джентльменами. Чем больше, тем лучше. Ты отказалась от лорда Берлингема, а мне не нравится мистер Пертуи. – Она ласково погладила мать по голове.

– Тебе не нужно пускаться на всякие уловки со мной, – рассмеялась леди Стенбурн. – Хорошо. Я думаю, мне удастся себя заставить и поговорить с леди Сефтон. Дорогая Мария, она, действительно, бриллиант чистейшей воды.

– О, спасибо, мама! – Бетс обняла мать и села напротив нее, чтобы налить себе чаю. – Как ты думаешь, миссис Драмонд-Барел бывает там каждую среду? Я буду ужасно расстроена, если ее пропущу.

– Не пытайся морочить мне голову. Во-первых, дорогую Клементину нельзя не заметить, а во-вторых, ты отправишься в «Олмек», чтобы познакомиться с новыми кавалерами. Я ясно выражаюсь? Я не потерплю, если ты осмелишься нас скомпрометировать, задавая вопросы миссис Драмонд-Барел. У тебя ведь это на уме, не так ли? Поверь мне, ей это не понравится. Я повторяю: то, что произошло с лордом Берлингемом, нас не касается. – Леди Стенбурн нахмурилась. – Обещай мне, Бетс. Дай мне слово, что ты не станешь поднимать шума. Я этого не потерплю.

– Никакого шума, мама. Обещаю, я постараюсь избежать шума. Ну, а теперь скажи мне, когда мы сможем поехать в «Олмек»? Может, на следующей неделе? Тебе хватит времени, что бы попросить леди Сефтон? На этой неделе бал у Доналдсонов, и мне нужно переделать отделку на персиковом платье. Думаю, нужно заняться этим после ужина. Приходи ко мне. Мне нужен твой совет.

 

Глава девятая

Роб нанял приличный экипаж, чтобы отвезти дам на бал к Доналдсонам. Он проверил, чтобы сиденья были целые и чистые, и сам отвел пару своих лошадей, Мирту и Бокса, в прокат экипажей, чтобы их там запрягли. Вернувшись домой, он заставил Билли мести и полировать уже видавший виды экипаж, лошади все это время переминались с ноги на ногу. А себя Роб поручил заботам Джорди. Он должен выглядеть безупречно.

Леди Элизабет предпочитает светский лоск? Роб никогда не стремился быть денди, но он помнил великолепный наряд своего кузена Джорджа, когда он был вынужден представить его леди Элизабет. Понравилась ли ей великолепная жилетка кузена? Он не заметил. Но у него сложилось такое впечатление, что леди Элизабет обратила внимание на сияющий кабриолет, а не на то, как был одет его хозяин. Расторопный Джорди облачил своего хозяина в красивые желтовато-коричневые панталоны, белую рубашку с жабо, бледно-голубую жилетку в тонкую белую полоску, черный пиджак и черные туфли. Его галстук был завязан так просто, что Красавчик Бруммель сморщил бы презрительно нос. На цепочке для карманных часов не было никаких побрякушек, кроме самих часов в золотом футляре. Следы ссадин, полученных во время матчей по вольной борьбе, были замаскированы, насколько это было возможно, с помощью мазей и притираний из запасов Джорди. Непослушному локону разрешили спадать на лоб, что бы прикрыть багровый шрам.

Чувствуя себя в приподнятом настроении, чего с ним не случалось уже несколько недель, с нетерпением ожидая встречи с богатой леди Элизабет, Роб доехал до Найтсбридж-Терес за рекордно короткое время. Горничная Молли открыла дверь и, не сказав ни слова, проводила его в гостиную, где его уже ждали леди Элизабет с матерью. Он с удовлетворением отметил, что дамы уже готовы. Ему бы не хотелось охлаждать свой пыл в бесконечном ожидании того момента, когда дамы будут наконец одеты.

– Он пришел, мэм, – сказала Молли, загородив проход и положив руку на дверной косяк. Роб терпеливо ждал, пока Молли, наконец, не поняла, что преграждает ему путь, и не отступила в сторону.

Роб улыбнулся, и Бетс вдруг поняла, что улыбается ему в ответ. Как она рада его видеть! Она не знала, что так по нему соскучилась. Как он хорош! Ей захотелось подбежать к нему, обнять, убрать со лба непослушный локон и взять под руку.

Ее мать вежливо поздоровалась с ним и только. Леди Стенбурн посмотрела на Бетс и почти незаметно покачала головой и нахмурилась. Улыбка на лице Бетс погасла.

Все опасения, которые она испытывала перед этим вечером, вновь вернулись. У нее не было никаких доказательств, только предположения, что Джордж Пертуи каким-то образом участвовал в том, что произошло в «Олмеке». Она также сомневалась, что у нее будет возможность остаться наедине с Робом: леди Стенбурн, которая отказалась от лорда Берлингема, как от перспективного кандидата в мужья своей дочери, будет неотступно следовать за ней. Джордж Пертуи тоже будет на балу. Это еще больше осложнит дело. В его присутствии она не сможет слишком часто общаться с Берлингемом.

До самого последнего момента, пока они не услышали стук в дверь, леди Стенбурн давала Бетс наставления: – Будь вежливой и не более. Веди себя, как воспитанная барышня, но дай ему понять, что его общество нежелательно. Не вступай с ним в разговор. Храни вежливое молчание, пока он тебя о чем-нибудь сам не спросит. Постарайся быть от него подальше, пока будешь выбирать кавалеров на каждый танец. Если он предложит тебе что-нибудь выпить, сошлись на головную боль и уйди. И умоляю, ни в коем случае не соглашайся, если он предложит тебе погулять в саду.

По крайней мере, появление Берлингема вынудило ее мать замолчать. Бетс решила, что она постарается продержаться этот вечер достойно. Она была рада, что снова видит Берлингема, что бы этот напыщенный Джордж Пертуи про него ни рассказывал. Посмотрите, радостно думала она, пока они спускались по ступенькам крыльца, он не может быть нищим, если у него, кроме коляски, есть еще и экипаж! А вот и его лошади: гнедая и чалая. Она их очень хорошо запомнила. И Билли в тоге поджидает их. Билли ей широко улыбнулся.

По дороге к Доналдсонам не представилось никакой возможности для разговора, потому что, к удивлению, дам Берлингем сам сел на козлы. Леди Стенбурн была в ярости.

– Где его кучер? – спросила она у Бетс. – Где его грум? Все не то, Бетс.

– Не стоит так волноваться, – попыталась успокоить мать Бетс. – Он может быть членом клуба «Четверка лошадей».

Они все сами управляют своими экипажами, ну, а он просто управляет не четверкой, а двойкой. По крайней мере, у него есть свой экипаж, как ты, наверное, не могла не заметить. Ни один человек, у которого в карманах пусто, не может себе позволить иметь и коляску и экипаж, я уж не говорю о великолепных лошадях. – Бетс считала, что одно это говорит само за себя.

– Ты заметила на дверце герб? – угрожающе спросила леди Стенбурн. – Я – нет.

– Было уже темно, – Бетс поплотнее укуталась в шаль и отвернулась от матери. – Я не заметила. Но я не помню, чтобы и на его коляске был герб. Ты помнишь?

Леди Стенбурн пришлось признать, что она не помнит.

Робу очень хотелось узнать, о чем говорят дамы. Что-то было не так. Он не мог понять что, но леди Элизабет и ее мать вели себя холодно и отчужденно. Он мог поклясться, что леди Элизабет была ему рада, когда он пришел, а вот ее мать, определенно, нет. Что он такого натворил? Он не был пьян, его платье – безупречно, его экипаж в хорошем состоянии, его кони – лучшие в Лондоне. Он прямо спросит леди Элизабет, как только они окажутся вдвоем.

Но ему не удалось ни на мгновение остаться с ней наедине.

Бал оказался для Берлингема чудовищным провалом. Поздоровавшись с Доналдсонами и их дочерью Фейс, стоявшими на верхней площадке у широкой лестницы, Роб оглянулся, чтобы пригласить леди Элизабет на первый танец, и обнаружил, что они с матерью исчезли в толпе. Он безуспешно пытался их разыскать. На леди Элизабет было красивое платье персикового цвета, которое ей очень шло, и ее трудно было не заметить. Наконец, Роб пристроился у стены и решил, что ему удастся отыскать ее среди танцующих пар.

И он увидел: она грациозно двигалась в менуэте, ее партнером был Джордж Пертуи.

Роб был в ярости. Только не Пертуи! Он был приятно удивлен и польщен, когда она предложила свой услуги в разоблачении Пертуи, если он действительно что-то против него замышляет, но… Что можно узнать во время танца, Господи! Ведь времени на разговоры практически нет. И отдать первый танец Пертуи! Он, Роб, сопровождающий ее на бал, имеет право на первый танец. Он провел рукой по своим искусно уложенным волосам и задел ссадину на лбу. Ему стало больно. Он выругался. Роб старался не выпускать из виду леди Элизабет и Пертуи, намереваясь пригласить ее на следующий танец, и снова ему не повезло. Он потерял их в огромном зале. Когда он снова увидел Пертуи, этого бездельника, тот танцевал со светловолосой красавицей, которую Роб видел впервые. Пертуи заметил, что Роб на них смотрит, и понимающе улыбнулся.

Роб снова увидел леди Элизабет. Она улыбалась Артуру Персивалю. Этому олуху! Этому дураку! Персиваль казался таким же неуклюжим в танце, как и в управлении фаэтоном, но по лицу леди Элизабет этого не скажешь. «Она ему бессовестно льстит», – подумал он. Что на нее нашло? Неужели он, действительно, очередной кандидат на отставку и его очередь пришла? Невероятно, что она танцует с Артуром Персивалем, когда уже ясно дала понять, что тот получил отставку! Невозможно понять женщин, он это знает, но леди Элизабет казалась непохожей на других…

Она этого не стоит, убеждал он себя. Есть и другие, и побогаче. Сейчас, когда он продал книги и у него есть несколько собственных гиней, он должен поискать в другом месте. И все же разочарование не покидало его; он отказался от намерения поговорить с леди Элизабет и отправился играть в карты. Вскоре он был так увлечен игрой, что забыл об обеих леди Фортескью. Ему везло. Он выиграл, проиграл и снова выиграл. Он чувствовал себя почти счастливым, когда разбогател еще на десять фунтов. К тому времени толпа поредела, и он без труда нашел своих дам.

Бетс с матерью тихо разговаривали между собой, стараясь не показывать беспокойства. Неужели их кавалер их бросил? Бетс не могла его винить. Ее мать следовала за ней по пятам, и она не смогла станцевать с Берлингемом ни одного танца. Она дважды танцевала с Джорджем Пертуи, и даже этот безмозглый болван Артур Персиваль смог заполучить танец. Бетс чувствовала присутствие лорда Берлингема, несколько раз ловила на себе его взгляд. Он был мрачнее тучи. Ясно, что они больше не друзья.

– Пора ехать, – сказал Роб, подходя к ним. – Я позабочусь о лошадях, а вы возьмите свои шали. – Он был мрачен. Роб проводил их к экипажу, вскочил на свое место и повез домой. Когда они приехали в Найтсбридж-Терес, он помог им выйти из экипажа, проводил до дверей, сухо пожелал им спокойной ночи и удалился, не промолвив больше ни слова.

Бетс была уверена, что она его больше не увидит.

– Ты довольна мной, мама? – закричала она, как только они вошли. – Ты рада?

Не дожидаясь ответа, она убежала в свою комнату. Она долго не могла заснуть и в отчаянии колотила кулаками в подушку.

Роб был настолько погружен в свои мысли, что Билли пришлось ему напомнить, что они должны ехать в прокат экипажей, а не на Гросвенор-Роу.

– Придется платить еще, если вы вернете экипаж утром, да и где нам его держать? – заметил Билли.

Он сидел на козлах рядом с хозяином и чувствовал себя очень важной персоной. Ну и что, что сейчас уже поздно и его почти никто не видит.

– Экипаж можно было не нанимать. Напрасная трата денег, – уныло сказал Роб. – Напомни мне в следующий раз, когда мне захочется произвести впечатление на даму.

– О, она заметила, сэр, – запрыгал на своем сиденье Билли для пущей убедительности. – Я видел, как она на него смотрела, когда вы втроем вышли из ее дома. Глаза как блюдца, точно вам говорю.

– Правда?

– О да, сэр.

Робу стало немного лучше, пока ему не пришло в голову, что видавший виды экипаж едва ли заслуживает внимания. Богатый человек, владеющий не одним, а несколькими экипажами, вряд ли должен ожидать, что кто-то придет в восторг при виде экипажа.

Конечно, нет. Его радость растаяла.

Хозяин проката потребовал еще четыре шиллинга за то, что экипаж был возращен слишком поздно. Роб ворчал, отсчитывая монеты, и, наконец, они отправились с Билли домой, ведя под уздцы лошадей по тихим улицам. Роб смертельно устал, но прежде, чем лечь, помог Билли почистить, напоить и накормить животных. Ведь лошади – единственное, что у него было по-настоящему ценное.

 

Глава десятая

Дважды за эту несчастливую неделю у Фортескью побывал Джордж Пертуи. Он, как показалось Бетс, старался расположить к себе не ее, а леди Стенбурн. Он ловил каждое слово леди Стенбурн и восхищал ее своими глубокими познаниями в старинных часах.

Во время своего второго визита он подробно пояснил, как в конце средних веков появился балансир. Сев на любимого конька, он воодушевился и даже похорошел. Его можно было бы на звать красивым, если бы не редкие зубы. Что в очередной раз доказывает, язвительно подумала про себя Бетс, что внешность еще ни о чем не говорит. От балансира, предельного откоса и других непонятных слов Бетс захотелось сбежать. Она была даже согласна на прогулку по до боли знакомым дорожкам Гайд-парка.

Пертуи замолчал, чтобы перевести дух и набрать в легкие побольше воздуха, и придвинул свое кресло поближе к леди Стенбурн, которая сидела на стул с распоровшейся обивкой, Ее юбка идеально маскировала протершиеся места.

– Вы – одна из тысячи, миледи, – сказал мистер Пертуи с благоговением. – Никогда не было у меня такого слушателя, как вы, который бы мог оценить гениальность тех, кто шаг за шагом совершенствовал часовой механизм, который мы теперь воспринимаем как само собой разумеющееся. Я клянусь, что когда завершу свой трактат, посвящу его вам: «Даме, которая слушала и была очарована предметом так же, как и я».

– Вы пишите трактат о часах? – спросила Бетс. Она впервые вступила в разговор, который, казалось, длился уже не сколько часов. Это не означало, что она все это время внимательно слушала. Она мысленно была где-то далеко, разглядывая нитку, которая торчала из оборки на юбке.

– Да, это так, – с гордостью заявил Пертуи. – Я полагаю, что знаю о часах столько же, сколько и специалисты. И было бы прискорбно, если бы мой труд пропал даром. Я хочу разделить его со всем человечеством и с теми, кто будет после нас.

«Самовлюбленный фат», – подумала Бетс. Но ее мать смотрела на Пертуи восхищенными глазами.

– Дорогой мистер Пертуи, – сказала леди Стенбурн, кладя свою изящную руку на его руку, держащую чашку с чаем. – Это невероятно лестно для меня. Представить только, вы сделаете мне специальное посвящение. Но я ничем его не заслужила. О Господи! Подумать только, вашу книгу напечатают! Как вы собираетесь ее назвать?

– «Часы», – ответил Пертуи. – Но, уважаемая леди Стенбурн, она еще не завершена. Возможно, в начале следующего года…

– «Часы», – тихо повторила леди Стенбурн. Она налила себе еще чаю и откусила печенье. – «Часы», – снова прошептала она.

Пока леди Стенбурн витала в облаках, оттого что ей будет посвящен ученый трактат, Бетс строго посмотрела на Джорджа Пертуи.

– Мистер Пертуи, – заговорила она, – поскольку я не могу оценить вашу ученость и ваше несомненное знание часов, я бы хотела узнать, не можем ли мы обсудить еще что-нибудь. Или вы приехали специально для того, чтобы повышать образование моей матери? Если так, то умоляю меня извинить. Я лучше займусь своими… своими обязанностями. За Молли по-прежнему нужен глаз да глаз. Она у нас недавно. – Бетс ослепительно улыбнулась Пертуи.

Пертуи встряхнулся и отодвинул свое кресло от леди Стенбурн и подвинул его к Бетс.

– Прошу меня простить! Я иногда увлекаюсь. Конечно, я пришел, чтобы повидать вас, леди Элизабет. Я не знал, что вам не очень… не очень интересны достойные восхищения усилия человека, которые он приложил, чтобы разделить сутки на часы и минуты. Все началось с солнечных часов и песочных часов, и…

Глаза Бетс сверкали.

– Пощадите, – попросила она.

– Я вижу, что расстроил вас, – сухо сказал он. – Я, наверное, пойду. Уже поздно. Мне кажется, мы условились, что я приду в пятницу? Тогда до пятницы. Ваш смиренный часовых дел мастер отправляется в свой одинокий дом писать свой трактат. Я собираюсь описать часы, которые сделал Томас Томпион для Гринвичской астрономической обсерватории в 1675 году.

Их заводят всего один раз в году! Длина маятника – тринадцать футов!

– Да, мистер Пертуи, – устало произнесла Бетс, – до пятницы.

– Я надеюсь, ты понимаешь, мама, почему мистер Пертуи мне не нравится, – говорила Бетс, пока они с матерью убирали со стола. – Его куриные мозги способны запомнить только две вещи: часы и пороки его кузена Берлингема. Зубчатая передача! Балансиры! Шкивы! Да почему он думает, что нам это интересно? Скука смертная! А ты… ты все проглотила. Если он хоть раз произнесет слово «часы» в пятницу, я запущу этим чудовищем, что стоит на камине, ему в голову. Мне кажется, я эти часы все равно разобью. Это все из-за них. Я не хочу произносить вслух это слово. Из-за них все началось, когда он стал ими восхищаться, когда впервые пришел сюда. – Бетс сжала губы, чтобы удержаться от более резких выражений.

Леди Стенбурн чуть не плакала.

– Но он собирается посвятить мне свой трактат, – печально сказала она.

– Хочешь пари?

– Бетс! Я уверена, что он – честный человек!

– Мама. Остановись и подумай. – Подбоченись, Бетс встала перед матерью, спиной к ненавистным часам на камине. – Он сказал, и я думаю, что смогу процитировать дословно:

«Даме, которая слушала и была очарована предметом так же, как и я». Это может быть кто угодно. Никто не узнает, что он имел в виду тебя. Твое имя не будет упомянуто, мама. Как ты не можешь понять?

Леди Стенбурн всплеснула руками и подняла глаза к потолку. На ее лице была блаженная улыбка.

– Я буду знать, – проговорила она.

Бетс застонала.

– Да, мама.

Лорд Берлингем не мог понять, почему леди Фортескью были с ним так холодны. Но это была лишь одна из многих проблем, волновавших его. Его мышцы стали вялыми. Он был уверен, что пирушки, женщины и время, проведенное за карточным столом, здесь ни при чем. Какой бы ни была причина, он самозабвенно занимался по утрам с Джорди вольной борьбой, затем принимал ванну, к большому неудовольствию и Джорди, и миссис Бекет. На них возлагалась тягостная обязанность греть воду, таскать ее ведрами наверх, затем носить воду из ванны вниз.

Закончилось тем, что Джорди поставил вопрос ребром:

– Уберите свою проклятую ванну или на кухню, или в судомойню, или ваши слуги поднимут бунт.

Приведенный в замешательство этой угрозой, Роб согласился, чтобы его ванну перенесли в судомойню. По крайней мере, он теперь может принимать ванну в полном уединении, раздраженно думал Роб, пытаясь отыскать мыло в полумраке. В комнатке было крошечное окно.

Во второй половине дня, освежившись, он ходил по лондонским книжным лавкам. Как солидный покупатель, он торговался и спорил с книгопродавцами из-за каждой старой, редкой, необычной книги, но никогда ничего не покупал. Он быстро понял, что ему следовало более тщательно подготовиться к своему визиту к Хэтчарду. Даже принимая во внимание, что книготорговцу тоже нужно заработать, он мог получить более трехсот фунтов за те книги, которые продал.

Наконец, он взял одиннадцать книг, самых лучших из своей коллекции, и отправился к Хэтчарду. Пытливо глядя на управляющего, он потребовал за свои книги семьсот фунтов.

Управляющий поднял брови и указал на небольшое пятнышко на кожаном переплете одной из книг. Он назвал свою цену: триста фунтов.

Роб в свою очередь поднял брови и указал на название:

«Des Erasmi Roterod».

– И? – спросил управляющий.

– Посмотрите внизу, – предложил Роб.

Внизу, на искусно тисненом переплете, стояли слова: «IO GROLIERII ET AMICORUM».

– Гролье, – радостно сообщил Роб. – Жан Гролье. Я вам не поверю, если вы скажете, что это не самая ценная книга, которую вам когда-либо предлагали. А посмотрите на это – «Путешествие пилигрима», первое издание! Я вижу, мне нужно найти другого книгопродавца.

Роб собрал свои книги и направился было к выходу. Управляющий попросил его вернуться.

После довольно жаркого спора, во время которого Роб наотрез отказался снизить цену, он получил семьсот фунтов. Исследование книжного рынка не пропало даром.

Оставшиеся в его библиотеке книги, как он понимал, не представляли никакой ценности и предназначались лишь для того, чтобы полки не пустовали. Похоже, источник его доходов иссяк.

Но в его сейфе лежала тысяча фунтов, поэтому он какое-то время мог жить спокойно. Но вскоре ему придется запустить руку в сейф. Тс деньги, которые у него были до продажи книг, на исходе.

Том Хейзлтон появился у него вечером того дня, когда Роб последний раз побывал у Хэтчарда, поздравил Берлингема с вновь приобретенным состоянием и помог ему осушить графин бренди. Хейзлтон узнал, что Уинтерфилд уехал навестить заболевшего родственника, поэтому Том не смог выяснить, замышляет ли тот что-нибудь против графа Берлингема. Он пообещал, что попробует что-нибудь разузнать, как только появится Уинтерфилд.

Роб рассказал Тому о холодном приеме, которого его удостоили леди Фортескью на балу у Доналдсонов. Тома там не было.

Чем больше Роб об этом думал, тем больше мучился.

– Ну и что, – невозмутимо сказал Том. – Кругом полно барышень.

– Я тоже себе это говорю, – признался Роб, – но я хочу знать почему. Это не из-за «Олмека». Они об этом знали, и леди Элизабет, по крайней мере, заверила меня, что не верит в то, что обо мне рассказывают. Более того, она предложила сама выведать у этого подонка Пертуи, не принимал ли он в этом участия! Вместо этого она танцует с Пертуи на балу, а мне дает отставку. – Роб нахмурился и снова наполнил свой бокал.

– Возможно, она все еще пытается завоевать доверие твоего кузена и не решается ему сказать, что вы с ней… скажем… друзья, – предположил Том. – Вы – друзья? – ухмыльнулся он.

– Понятия не имею, кто мы, – ответил Роб и снова нахмурился.

– Послушай, олух царя небесного! С каких это пор ты стал таким неуверенным? Ты что, так и собираешься здесь сидеть и запивать бренди свое горе, и плакать оттого, что прекрасная дама потеряла к тебе всякий интерес? Господи, Роб, я тебя не узнаю. Я не верю своим глазам. Ты должен решить, нужна она тебе или нет.

– Знаешь, Том, она мне нравится, – задумчиво пробор мотал Роб. – Уж если мне суждены брачные узы, то – она не хуже любой другой, не говоря уже об очень симпатичном приданом, которое можно за нее получить.

– Очень хорошо, тогда нужно что-то предпринять, – Том налил бренди в свой бокал и внимательно посмотрел на Роба. – Теперь, когда ты при деньгах, потраться на нее. Если тебе удастся ее заполучить, все это с лихвой окупится. Что напомнило мне о тех четырех фунтах, которые ты мне должен…

– Да, сэр. Сию минуту, сэр, – Роб отсчитал четыре фунта и вложил их в руку друга. – Я сделаю, как ты советуешь.

Но знаешь, я чувствую себя виноватым. Я уж боюсь, не совесть ли во мне проснулась. Мне кажется, леди Элизабет заслуживает более достойного мужа. Она придет в отчаяние, узнав, что у меня нет ни гроша, когда мы… поженимся. А мне не хочется причинять ей боль.

Том закашлялся, чтобы скрыть приступы смеха.

– Неужели передо мной граф Берлингем? Не вешай голову, друг мой. Это происходит каждый день. Будь уверен, что женщины к этому готовы. А иначе зачем бы мы стаями собирались вокруг каждой крошки, у которой богатый папочка? Такова человеческая натура. Тебе повезло, что стая леди Элизабет такая немногочисленная. А это мне еще кое о чем напомнило. Позволь мне еще раз предостеречь тебя, что у нее очень развит материнский инстинкт. К тому же она может со временем превратиться в синий чулок. Я кое-что опять вспомнил. Кто-то мне сказал, что она читает Шекспира ради удовольствия! Ну, как тебе это понравится?.. – Хейзлтон в ужасе смотрел на друга.

– Черт побери! Что еще? – Роб потер лоб. – Но мне кажется, что я смогу с этим жить. Она может читать этого своего «Короля Отелло», нет… «Короля Гамлета», или нет? Или «Лира»? Или «Ричарда»? Никак не могу запомнить. И не будет скучать, пока я буду играть в карты в «Уайтсе». Ей будет, чем заняться, пока меня не будет дома.

– Верно, – кивнул Том. – Это верно.

Роб взял деньги из сейфа и отправил Джорди с поручением купить дюжину новых галстуков. Он велел Билли вычистить до блеска коляску, а сам занялся Миртой и Боксом. Было раннее утро, слишком раннее для светского визита, но нетерпеливый, как обычно, он не мог ждать. Он решил нанести визит леди Элизабет без предупреждения. Если он отправит записку, ему могут отказать.

Он не мог себе представить, чтобы Молли была способна произнести: «Нет дома», если на самом деле Фортескью дома, но не принимают.

Как только часы пробили десять, он отправился в Найтсбридж-Терес. На нем был его лучший костюм и новый, только что купленный галстук, который оказался слишком жестким. Ссадина на лбу зажила, и он отменил утренний матч по вольной борьбе, чтобы не заработать новых. Синяк под левым глазом был загримирован одной из мазей Джорди. Тога Билли была чистой после стирки.

Резкий стук львиной головой в дверь вызвал появление Молли, которая перепугалась, как только увидела, кто стоит на пороге.

– О-о-о! Вас ждут?

– Не совсем, – ответил Роб. – Дамы дома? Надеюсь, я не очень рано.

Молли не знала, что ответить. Она минутку подумала и сказала:

– Да… то есть они не ушли, но их здесь нет. – Она с надеждой посмотрела на него, словно хотела, чтобы он разгадал загадку.

– А где же конкретно они могут быть? – поинтересовался Роб.

– Роются в саду за домом. Обе. – Молли внушительно стояла в проходе, не проявив ни малейшего желания пропустить его в дом.

– Мне можно войти? – Роб был уже готов оттолкнуть ее.

– Ваша светлость! Вы можете войти, но их там нет! Они в саду за домом! – она отступила, на лице ее было беспокойство.

– Очень хорошо. Я подожду. Пожалуйста, скажи им, что я здесь. – Роб направился в знакомую гостиную, а Молли – в сад.

Его долгое ожидание сопровождалось доносившимися издалека восклицаниями, шепотом и стонами. Настоящий переполох, – ухмыльнулся он про себя, представив, какую панику вызвал его внезапный визит. В ожидании он внимательно изучал часы, стоящие на камине. Возможно, стоят столько же, сколько все его книги вместе взятые. Почему никому из его предков не пришло в голову приобрести такие часы? Да продав их, он смог бы купить столько овса, что хватило бы на несколько лошадиных жизней. Повернув тяжелые часы на пару дюймов, Роб вытянул шею, чтобы разглядеть, есть ли сзади какая-нибудь надпись, когда услышал приятный голос, произнесший: «Доброе утро!»

Он оглянулся и увидел Бетс, которая с изумлением смотрела на него.

Приветливая улыбка Бетс превратилась в выражение отчаяния, когда она увидела, чем он занимается. Только не еще один любитель часов! Неужели это у них семейное? Она не была готова выслушивать размышления о балансире от этого человека. Она должна добиться, чтобы эти часы убрали подальше от ее глаз и от любого, кто к ним приходит. Возможно, в мамину спальню.

Увидев, какое у Бетс выражение лица, Роб пришел в полное замешательство и почувствовал, как сердце ушло в пятки. Похоже, от этого визита не стоит ждать ничего хорошего. Он сразу это понял.

– Доброе утро! – сказал он, ставя часы на место. Утратив равновесие из-за такого приема, он лихорадочно думал о том, что бы еще сказать. «Говори на нейтральные темы», – посоветовал он самому себе.

– Я восхищаюсь вашими часами, – весело сказал он. – Я, правда, уже и раньше их видел, но у меня все не было времени как следует их рассмотреть. Вы должны очень гордиться, что у вас есть такие часы.

– Угу, – буркнула Бетс.

– Простите?

– Мама ими гордится и радуется, что они у нее есть, но не я. Вы интересуетесь часами? – Глаза Бетс превратились в узкие щелочки. Она подошла поближе.

– Только для того, чтобы знать, который час. Признаюсь, я мало знаю о том, как они устроены. А вы что, интересуетесь? – Робу хотелось бы знать, отчего у леди Элизабет такое лицо. Что он на этот раз натворил?

– Нет! – страстно ответила она. Бетс немного успокоилась и сказала: – Я отношусь к часам примерно так же, как и вы. – Вдруг на ее лице появилась довольная улыбка. – Хотите чего-нибудь выпить? Чаю? Кофе?

– Неплохо бы чаю, – улыбнулся Роб.

Бетс вышла, чтобы отдать распоряжения миссис Акрайт – приходящей стряпухе, и Молли, а Роб остался один и задумался: что же было причиной такого внезапного изменения в настроении леди Элизабет. Вероятно, это имеет какое-то отношение к часам. Он повернул кресло спинкой к камину, на котором стояли часы, и сел в него. Он почувствовал себя лучше, но… появилась леди Стенбурн, раздраженная и суровая.

– Доброе утро, ваша светлость, – холодно проговорила она. – Что привело вас сюда в такой ранний час?

Ему стало понятно, что необходимо увести леди Элизабет из этого дома, из-под присмотра ее матери хоть на время. Он не стал долго раздумывать.

– Боюсь, я был к вам обеим не очень внимателен в послед нее время, – произнес Роб. – Мы не встречались с тех пор, как были на балу у Доналдсонов, и я соскучился по такой приятной компании. Сегодня утром я вдруг понял, как давно я вас не видел, и решил отправиться в Найтсбридж-Терес, и вот я здесь!

– Я вижу, – кивнула леди Стенбурн. Не заметно было, чтобы она очень обрадовалась. – Не хотите ли чаю? Или, возможно, бренди? – Роб мог поклясться, что ей стоило определенных усилий предложить ему бренди.

– Леди Элизабет пошла распорядиться насчет чая, – сказал он. – Странно, что вы с ней не столкнулись.

– О! – Ее светлость, казалось, вздохнула с облегчением оттого, что он не упомянул о бренди. – Да. – Она выглядела смущенной. – Не хотите ли присесть, милорд?

– Благодарю вас. – Роб сел на ближайший стул. Устраиваясь поудобнее, он заметил, что что-то зацепилось за панталоны. Он встал и посмотрел на сиденье. Обивка из голубого шелка во многих местах протерлась, нитки свернулись в жгутик, который и зацепился за одежду. Он быстро смахнул нитки и снова сел. Ему не хотелось смущать леди Стенбурн, которая могла и не знать, что обивка на стуле протерлась. Почему они не уволят Молли? Ведь она, или другая служанка, давно должны были сообщить об этом хозяйке, и та распорядилась бы, чтобы обивку заменили.

Роб знал, какое значение может иметь протершаяся обивка на стуле. Он-то уверен, что это всего лишь результат небрежности слуг, а ведь кто-нибудь может и подумать, что у Фортескью в карманах пусто. Он понимал, что такое впечатление для них невыгодно: если леди Элизабет надеется найти достойного жениха, ей следует демонстрировать свое состояние, чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений. Он считал, что с него самого можно брать пример. Он всегда безупречно одет, его коляска в превосходном состоянии, его дом с улицы выглядит нарядно.

Никто не скажет, глядя на него, что он весь в долгах. И Фортескью не должны позволять никому сомневаться в их богатстве.

Он решил, что постарается намекнуть об этом леди Элизабет, если у него будет такая возможность, и постарается сделать это так, чтобы ее не обидеть.

– Ваш чай, милорд, – сказала леди Стенбурн, и он очнулся от своих мыслей.

Молли принесла чай. Леди Элизабет вскоре появилась с печеньем на блюде. Края блюда были украшены веночком из листьев, из которых выглядывали крошечные соцветия пролеска.

Робу очень понравилось. Он вспомнил, что уже видел украшенное листьями блюдо. У этой барышни есть вкус, ее артистизм пригодится, когда они поженятся и будут принимать у себя гостей. Леди Элизабет все больше ему нравилась.

– Могу я пригласить вас на прогулку, леди Элизабет? – спросил он, съев одно печенье и выпив чаю. – Моя коляска ждет нас, мы с вами уже давно не ездили кататься, – он улыбнулся своей самой обольстительной улыбкой.

– С удовольствием, – ответила Бетс, пока леди Стенбурн решительно махала руками, стараясь ее перебить.

– Но, Бетс! – вскричала она. – Ты должна помнить, что ты…

Бетс все сразу поняла. Она обещала матери, что перестанет поощрять графа. Но ей не терпелось рассказать графу о своем разговоре в Джорджем Пертуи, а для этого им не нужны свидетели, у нее не было никакого желания признаваться в этом матери, которая была очарована ненавистным мистером Пертуи.

Бетс посмотрела на графа, который молча ждал. Неужели он весь в долгах, как заявил мистер Пертуи? По нему не видно. И если уж выбирать, кому верить: графу или мистеру Пертуи, – то она выбирает графа.

– Я возьму накидку и шляпу. Я буду через минуту, – пообещала Бетс и побежала вверх по лестнице. Леди Стенбурн смотрела ей вслед, открыв рот.

– Я знаю, что в такое время не принято гулять, – обратился Роб к леди Стенбурн, – но день настолько хорош, и грешно этим не воспользоваться, – улыбнулся он. – Я верну вашу дочь к обеду. Надеюсь, вас это устраивает?

Вспомнив о гостеприимстве, леди Стенбурн постаралась успокоиться.

– Не хотите ли пообедать с нами? – спросила она.

Роб заметил, что предложение было сделано без энтузиазма, но считал, что еще один час, проведенный в обществе леди Элизабет, того стоил.

– С радостью, – сказал он.

 

Глава одиннадцатая

Леди Элизабет теребила плед, лежавший на сиденье коляски графа Берлингема и создававший особый уют. Какой он милый. Ее трогала такая забота. Женщина не могла не обратить на это внимания. Ей также нравились приятельские отношения между ним и его грумом. Леди Элизабет и Билли поздоровались, как старые знакомые, когда они с графом вышли из дома. Худой парнишка в белоснежной тоге, казалось, боготворил своего хозяина, но был время от времени не прочь подшутить над ним.

– Сколько Билли служит у вас? – спросила она.

Бетси надеялась, что ее вопрос отвлечет графа хоть на время. Она не могла заставить себя пересказать ему фундаментальные обвинения мистера Пертуи в том, что граф Берлингем разорен, но в то же время ей очень хотелось узнать правду. А что, если мистер Пертуи не лгал? Это чудовищно. Она должна дать графу отставку, если у него нет ни гроша за душой. И где-то, как-то ей придется найти другого кандидата с деньгами.

– Месяцев восемь, – сказал Роб.

– Простите?

– Я сказал, около восьми месяцев, – повторил Роб. – Вы меня не слушаете, – он посмотрел в карие глаза, изучавшие его галстук. – Вас что-то беспокоит?

– Я… я должна рассказать вам о разговоре с вашим кузеном, – проговорила Бетс, продолжая теребить плед.

– Что, так плохо? – он ухмыльнулся. – Вы знаете, что я не одобрял этот план с самого начала. Вы узнали что-нибудь, или он все время говорил о том, какой я ужасный прохвост?

– Да… Нет… Я узнала…

Бетс тяжело вздохнула. Может быть, ей нужно рассказать об эпизоде в «Олмеке», а вопрос о состоянии графа или об отсутствии состояния оставить на потом.

– Да? Вы мне расскажете? – Роб положил руку на маленькую ручку, вцепившуюся в плед. – Это так ужасно, что вы не можете говорить об этом?

– О нет, вовсе нет! – просияла Бетс. – Мистер Пертуи сказал, что он был там и все видел, но, ваша светлость, в его, истории есть пробелы. Он…

– Не называйте меня «ваша светлость», – попросил граф. – Роб, будьте добры. Или Роберт. Пожалуйста, продолжайте.

Бетс улыбнулась.

– Тогда называйте меня Бетс, – сказала она. – Продолжим. Мистер Пертуи убежден, что вы были пьяны, но он рассказал, что вы вошли, не шатаясь и не спотыкаясь, затем вдруг рухнули прямо у ног миссис Драмонд-Барел.

Роб поморщился.

– Думаю, все знают, что я умею держаться на ногах, когда выпью.

– О? – Бетс упала духом. – Я этого не знала. Я думала… мой брат…

– А, славный Годфри? Он любит прикладываться к бутылке?

– Нет, нет, я имела в виду другого брата, Уильяма. Сводного брата, должна сказать. Я видела, как он… Не важно… Возможно, я и ошибаюсь, но готова поклясться, что когда мистер Пертуи вспоминал, что вы сказали миссис Драмонд-Барел, он сочинял на ходу! Никто, кроме него и миссис Драмонд-Барел, конечно, не мог ничего слышать. Я предлагаю спросить обо всем миссис Драмонд-Барел, если мне удастся ее увидеть.

– Но она же дьявол в юбке! И вы сделаете это для меня? – Роб сжал ее руку.

– Осторожно! – закричала Бетс. Роб забыл о своих лошадях, и те собирались проследовать мимо парка.

Роб убрал руку и направил лошадей в парк.

– Конечно, – сказал он. – Благодарю.

Что же ей теперь сделать, чтобы эта теплая, сильная рука снова легла на ее руку?

– Что еще он вам рассказал? – спросил Роб. – Ему верить нельзя, но мне любопытно узнать, как он представляет всю историю. Я слышал ее из третьих уст, но ни разу от кого-нибудь, кто бы слышал, как он ее рассказывает.

Роб снова положил свою руку на ее. Бетс чувствовала себя, как голодный человек, которому дали поесть и неожиданно отобрали еду, а потом вернули. Бетс вдруг стало тепло. И спокойно. И радостно. Она посмотрела на его руку: сильные длинные, пальцы легко держали ее руку. Другие джентльмены тоже иногда брали ее за руку, но это ей казалось просто бесцеремонным. Но не сегодня. Ей все больше нравился этот удивительный человек, слишком нравился, несмотря на его репутацию. Она не хотела думать о том, что у него нет ни гроша за душой, поэтому она решительно прогнала от себя мысли о его состоянии.

– Я стала особенно сомневаться, когда сказала, что мы с миссис Драмонд-Барел подруги, и мне показалось, что мистер Пертуи растерялся, – продолжала Бетс. – Словно он испугался, что я могу узнать от нее правду и она не совпадет с его историей. Вот почему мне хочется спросить ее, если мне удастся с ней поговорить.

– Вы? Вы и этот боевой конь – подруги? Кто бы мог подумать!

– Я сказала в шутку! Я ни словом не обменялась с этой дамой. Леди Сефтон, мамина приятельница, устраивала нам приглашения в «Олмек». Я уговорила маму встретиться с ней и попросить организовать нам приглашение на следующую среду. Я надеюсь, миссис Драмонд-Барел будет там. Мне кажется, так будет проще, чем у нее дома, ведь она может просто меня не принять. Вы не согласны?

Бетс смотрела на него с вызовом. От мысли, что ей придется забраться в логово дьявола, у нее внутри все дрожало, но она была настроена решительно.

– Как хотите, – произнес он и крепче сжал ее руку. Бетс с трудом удалось не ответить на его пожатие. – Я все еще потрясен тем, что вы намерены сделать это ради меня. Я бы сам к ней отправился, если бы не был убежден, что этот дьявол в юбке не прикажет вышвырнуть меня вон. Но вы… вас она не сможет не принять.

– Я попробую сначала поговорить с ней в «Олмеке», – наконец приняла решение Бетс. – А если мне не удастся, попробую нанести ей визит.

В этот ранний час парк был почти в полном их распоряжении. Несколько всадников, ехавших по дорожкам, не обращали на них никакого внимания. «Какой чудесный день для прогулки», – подумала Бетс и поделилась своей мыслью со спутником.

– Согласен, – улыбнулся он и затормозил. – Билли, мы немного прогуляемся. К Серпантину, миледи? – Он показал рукой на озеро, на котором два маленьких мальчика пускали свои лодочки под бдительным оком своих нянь.

Роб помог ей выйти, она взяла его под руку, и они не спеша направились к Серпантину. – А сейчас вы мне расскажете еще кое-что. – Роб остановился и, повернувшись к ней, взял ее руки в свои. – Почему вы так старательно избегали меня на балу у Доналдсонов? Я сделал что-нибудь дурное? Или вы не хотите, чтобы нас видели вместе? Следует ли нам встречаться в уединении вашего дома или в пустом парке по утрам? Думаю, я имею право знать.

Бетс увидела выражение обиды на его лице и отвернулась. Как ей объяснить, что она должна найти богатого жениха, или они с матерью окажутся в нищете? Да такое происходит на каждом шагу, но как это бессердечно. Кроме того, они с леди Стенбурн не собирались признаваться в том, что они на грани я нищеты, пока богатый жених не сделает предложения и пока не будет объявлено о предстоящем браке.

– Я… я не старалась вас избегать, – наконец, ответила она. – Так… так получилось.

Роб уронил ее левую руку и повернул ее лицо к себе.

– Посмотрите на меня. Вы знаете, что говорите неправду. Посмотрите мне в глаза и ответьте.

– Может быть… может быть, вы – очередной кандидат на отставку? – нерешительно сказала Бетс.

Роб прищурился.

– Тогда почему вы собираетесь встречаться ради меня с этим дьяволом в юбке? – спросил он. – Так не годится, леди Элизабет, то есть леди Бетс. Или вы действительно думаете, что я вел себя в «Олмеке» безобразно и хотите лишь получить этому подтверждение у миссис Драмонд-Барел, чтобы списать меня со счета?

– Нет! – взволнованная Бетс вырвала у Роба свою руку и закрыла лицо ладонями. – Это не так!

– Тогда?.. – Он хотел снова взять ее за руки, но она спрятала их за спиной.

– Вы не должны спрашивать! – закричала она. – Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем!

– Ага. Здесь какой-то дьявольский заговор. Не сомневаюсь, что мой прекрасный кузен своими льстивыми речами завоевал ваше расположение и решил сам за вами поухаживать.

Очень на него похоже. Я уверен, что он нашептал в ваши прелестные ушки столько скандальных историй обо мне, стараясь представить себя в ваших глазах рыцарем на белом коне. Но будьте уверены, что как только он завоюет ваше полное доверие и убедит вас в том, что я – дьявол во плоти, он промарширует с вами на руках передо мной… а потом сбежит от вас, как ошпаренный. Поверьте мне.

Бетс с удивлением смотрела на него. Он читает ее мысли.

– Я вам верю, – кивнула она. – Именно это он и пытается сделать.

– У меня много недостатков. Господи, даже слишком много, но я никогда не лгу даме. – Роб почувствовал острое чувство вины за то, что притворяется, что богат. Но разве он когда-нибудь говорил об этом? Убеждал кого-нибудь, что богат? Нет.

Он вообще никогда об этом не говорил.

– Могу я надеяться, что среди ваших недостатков нет увлечения часами? – спросила Бетс, теперь улыбаясь.

– Господи, спаси и сохрани! Что вас заставило так думать? То, что я рассматривал часы вашей матери?

– Вы заставили меня поволноваться, – призналась она. – Я уверена, вы знаете, что ваш кузен считает себя специалистом по часам. Он замучил нас… меня… до слез своими бесконечными разговорами о… как же это называется, о чеке, кажется. Это какая-то часть часов. – Роб расхохотался, и она оскорблено на него посмотрела. – Почему вы смеетесь?

– Чека, моя дорогая леди Элизабет, это то, что соединяет колесо с осью. Я с радостью покажу вам на своей коляске, когда вернемся, – снова рассмеялся он. – Я вижу, кузену Джорджу не удалось произвести того впечатления, на которое он рассчитывал.

– Да, не удалось, – согласилась Бетс и засмеялась. – Мы даже не дошли до Серпантина. Пойдем? – Она взяла Роба под руку, и они степенно направились к озеру.

Роб надеялся, что ему удалось установить какое-то взаимопонимание с леди Элизабет, но он был в затруднении и не знал, что ему делать дальше. Ему было ясно, что проклятый Джордж Пертуи, так же как и леди Стенбурн, делают все возможное, чтобы дискредитировать его в глазах Бетс, как будто его репутация и так не находится в плачевном состоянии. Когда они медленно возвращались в Найтсбридж-Терес, он молчал, погруженный в раздумья. Черт. Ему все больше нравится эта девушка, из нее получится жена, достойная восхищения. Лучше провести остаток жизни с ней, чем с какой-нибудь другой женщиной, которая может оказаться невыносимой. Его сердце радостно подпрыгнуло, когда он вспомнил, что она предложила встретиться с миссис Драмонд-Барел. Он повернулся к своей спутнице, улыбнулся и положил руку на ее руки.

– Поездка по парку и прогулка к Серпантину еще никогда не были для меня такими приятными, – произнес он. – Могу я надеяться, что вы в скором времени снова согласитесь поехать со мной на прогулку?

– Мне бы очень этого хотелось, – ответила она и попробовала высвободить свою руку, но передумала и покраснела.

Роб не подал виду, что заметил этот жест.

– Может быть, вам будет интересно поехать со мной в «Эстлиз». Парк – это прекрасно. Но может быть, вам хочется новых развлечений?

– О! «Эстлиз»! – улыбнулась Бетс, и глаза ее засияли.

Она, не задумываясь, крепко сжала его руку.

– Мне всегда так хотелось побывать там и посмотреть на скачки! Мама всегда говорила, что «Эстлиз» – не место для дам, и ни у кого из моих знакомых не хватило духу сводить меня туда. О, как мне хочется побывать в «Эстлиз»!

– Тогда вы там побываете, – сказал Роб. – Это абсолютно пристойное заведение, уверяю вас. Там бывает весь свет.

Конечно, знакомые будут вам наступать на пятки, но я не думаю, что это вас волнует.

– Совершенно не волнует, – сказала она. – Конечно, нет. – Она пожала его руку, и вдруг до нее дошло, что она делает. Как она может так развязно себя вести! Смутившись, она опустила глаза и увидела сильные пальцы, сжимавшие ее руку в тонкой кожаной перчатке. Она освободила свою руку и ухватилась за край, сиденья. Что он может подумать!

– Знаете, мне бы хотелось держать вашу руку в своей чаще, – тихо проговорил он.

За три сезона Бетс приобрела достаточный опыт в том, как вежливо дать понять джентльмену, что он не должен переступать черту. Она еще ни разу не испытывала желания поощрить подобное поведение. Она сидела, опустив глаза и пытаясь придумать подходящий ответ. «О», – наконец, произнесла она.

– Я вас напугал?

– Вы ведете себя развязно, сэр.

– Сэр? Мне казалось, мы уже это прошли. Меня зовут Роб.

– Роб, – прошептала Бетс. Она все еще не решалась на него взглянуть.

– Запомните, пожалуйста, – сказал он. Он снова взял вожжи обеими руками. – Когда у вас найдется время на «Эстлиз»?

– Я надеюсь, что мне удастся увидеться с миссис Драмонд-Барел в среду. Может быть, в четверг? К четвергу у меня, возможно, появятся новости для вас.

– Тогда четверг, – сказал он, когда они подъехали к дому. Он помог ей выйти и проводил до двери.

– Вы пообедаете с нами, правда? – спросила Бетс, открывая дверь.

– Конечно. Где ваша конюшня? Я велю Билли поставить туда лошадей. Как туда пройти? Повернуть за угол?

Бетс густо покраснела.

– У… у нас нет конюшни, – призналась она.

– Ни лошадей? Ни коляски? Как же вы добираетесь, если вам куда-нибудь нужно?

– Мы… мы нанимаем экипаж, – ответила она. – Нам не нужна коляска: магазины близко. Нам кажется излишней экстравагантностью держать коляску. Мне очень жаль, сэр, – она опустила голову.

– Не сэр, а Роб, – рассеянно напомнил он. – Есть ли здесь где-нибудь поблизости платные конюшни? Не будете ли вы так любезны объяснить Билли дорогу.

– Да, – пробормотала она. Они вернулись к коляске, и она объяснила Билли, как доехать до платных конюшен на соседней улице. Затем они отправились обедать.

Леди Стенбурн была с гостем вежлива, но холодна. Бетс, напуганная тем, что отсутствие конюшни может дать графу более ясное представление о состоянии их финансов, чем им с матерью этого хотелось, говорила мало. Роб старался вести светскую беседу со своими хозяйками и обнаружил, что это ему плохо удается. Бетс заметила, как часто он осматривал столовую. Он оценивает обстановку? Неужели видно, что они испытывают затруднения? Еда была обычной. Неуклюжая Молли подавала в чистом фартуке, возможно, благодаря миссис Акрайт. Штопка на камчатной скатерти почти незаметна. И все же Бетс не могла расслабиться.

Роб не стал задерживаться после обеда. Он держался сухо и официально, когда получил свою шляпу и откланялся.

– До четверга, – сказал он без улыбки и удалился.

Граф Берлингем испытывал странное чувство, пока ехал домой. Он был подавлен. У Фортескью нет конюшни. У них даже нет собственных лошадей, которых можно было бы держать в платной конюшне, у них не было собственной коляски. И, похоже, что у них только одна горничная, неумелая Молли. Хотя, наверное, есть еще кто-то на кухне. У Молли просто нет времени готовить и прислуживать одновременно.

Он вдруг вспомнил протершуюся обивку на стуле. Он вспомнил и еще кое-какие свидетельства. Он видел штопку на скатерти. Она была такой искусной, что он бы и не заметил, если бы не стал внимательно рассматривать столовую.

Он слышал, как застонала входная дверь, когда он уходил, значит, ее петли давно не смазывали. Так много всяких мелочей. Он все сильнее опасался, что обе дамы стараются изо всех сил поддерживать видимость несуществующего благополучия.

Как и он сам.

Граф Берлингем застонал громче, чем дверь Фортескью. Неужели это правда? Неужели он ухаживает за барышней ради ее состояния, а у той нет никакого состояния и в помине? Его вдруг поразила ужасная мысль. А что, если она, не дай Бог, тоже старается получить его только ради его состояния? Он пытался успокоиться, когда подъехал к своему дому и стал подниматься по лестнице, оставив Билли позаботиться о лошадях и коляске. Внутри он увидел Джорди, старательно полирующего перила лестницы.

– Брось все и принеси бренди в библиотеку, – приказал Роб.

– Сэр? Это немножко чересчур, – мы только что купили жидкость для полировки, если помните, и миссис Бекет попросила меня помочь, пока сама работает наверху. – Джорди продолжал протирать тряпкой гладкие дубовые перила.

– Ты служишь не у миссис Бекет, – сурово напомнил ему Роб. – Бренди. В библиотеку. Сейчас.

– Да, сэр. Сейчас, сэр, – Джорди оставил тряпку висеть на перилах и заковылял прочь.

Роб уронил шляпу на столик в холле, провел рукой по волосам и отправился в библиотеку, где и сидел, кипя от злости, пока не появился Джорди с бренди.

– Чуточку рано для бренди, позвольте вам заметить, – пожурил его Джорди.

– Не позволю, – сердито ответил ему хозяин. – У нас новая проблема. Без бренди не обойтись.

– И что же это, ваша светлость?

– Боюсь, что у леди Элизабет нет денег. Нет ни гроша за душой. Другими словами, состояние, за которым я гоняюсь, не существует. Как такое может быть, если всем известно, что ее отец был просто с головы до ног усыпан деньгами? Он не мог оставить ее без пенни в кармане. Но чем больше я наблюдаю за Фортескью, тем мне все яснее становится, что они считают каждый фартинг. Как такое может быть? Как ты думаешь, могли они все спустить с тех пор, как умер ее отец? Роб плеснул себе щедрую порцию и выпил все до капли.

Он, нахмурившись, посмотрел на Джорди.

– Когда покойный граф умер? – спросил Джорди.

– Думаю, лет пять или шесть назад.

– Они могли все потратить, – предположил Джорди. – Да, могли. Вы говорите, что у леди Элизабет это уже третий или четвертый сезон? На это, должно быть, нужно много денег. Почему бы вам не спросить Хейзлтона? Ведь он знает ее уже много лет?

– Наверное, – кивнул Роб и еще себе налил. – Может быть, я зайду к нему вечером, – он проглотил бренди и посмотрел на графин. – Мне понадобится еще. У нас есть бренди?

– О да, сэр. Теперь, когда у вас появились деньги, у нас много бренди.

– Принеси.

Роб не пошел к Хейзлтону. Когда Джорди пришел звать его на ужин, он нашел Роба тихонько похрапывающим в своем кресле. Когда его разбудили, он сопротивлялся и отчаянно отбивал все попытки поставить его на ноги. В результате Джорди отправился за Билли, и они, не без помощи миссис Бекет, доставили Роба наверх и уложили в постель. Джорди снял с него туфли, опустил полог, и они оставили Роба одного.

– Такого с ним не случалось уже давно, – вздохнув, сказала миссис Бекет, когда они втроем спускались по лестнице. – Я надеялась, он начал новую жизнь.

– Бедняга, – проговорил Джорди и нахмурился.

– Давайте сами поедим, – предложила миссис Бекет, – еды полно, да еще его светлость не ужинали.

Они по-братски разделили и съели суп из бычьих хвостов, телячью ногу, камбалу, овощи и всякие соления. Ничего не подозревающий Роб проспал восхитительную трапезу.

– Милорд, милорд? Проснитесь. Здесь ваш друг мистер Хейзлтон. Он может войти?

– Поди прочь, Джорди. Придешь завтра. Боже, что с моей головой? – Граф Берлингем открыл глаза и захрипел. Он обнаружил, что лежит, одетый, на своей кровати, его ноги запутались в пологе. Он снова закрыл глаза.

– Вы разучились пить, – произнес Джорди. – Может, мне сказать мистеру Хейзлтону… извините, сэр, он уже здесь. – Слуга отступил, чтобы пропустить выведенного из себя Тома Хейзлтона, на котором было новое пальто зеленого цвета.

– Боже мой, Роб, до чего ты докатился? – покачал головой Хейзлтон. – Где ты был вчера вечером? Гулял с молодыми повесами и меня не пригласил? Или ты начал пить в одиночку? Какой стыд! Джорди, что произошло?

– Хозяин чуточку переборщил, – пояснил Джорди.

– Я вижу. Принеси нам чаю, пожалуйста. И, наверное, тостов. Если наш прекрасный друг сможет все это проглотить. Я попытаюсь его поднять.

И с этими словами Хейзлтон грубо схватил Роба за плечи и тряс его до тех пор, пока тот не оказался в полусидящем или полулежащем положении. Когда Том на минутку отпустил его, Роб сполз на подушку и застонал.

– Джорди мне сказал, что ты собирался вчера вечером зайти ко мне. Ты передумал? Пошел в другое место и надрался? Чего тебе было нужно от меня?

– Чаю, – слабым голосом произнес Роб. – Где этот чертов Джорди с чаем?

– Сейчас придет. А пока сядь, пожалуйста, и расскажи мне, что все это значит.

– Боюсь, я угодил в свои собственные сети, – пробормотал Роб, заставив себя сесть и ставя босые ноги на пол. – Уф! Где эти чертовы тапочки?

– Да забудь про свои тапочки. Вот твои туфли, надень их. Я ничего не знаю про твои тапочки. Ты собираешься мне все рассказать? Угодил в собственные сети? Ха!

Миссис Бекет, должно быть, держала чай наготове, потому что появился Джорди с чашкой, из которой шел пар.

– Подержать вам чашку, ваша светлость? – спросил он. – Вы можете ее не удержать.

Роб выругался и взял у него чашку. Он сделал один глоток, понял, что чай не слишком горячий, и сделал еще несколько глотков. Его руки дрожали, несмотря на то, что он изо всех сил старался унять дрожь.

Он потер глаза и выпрямил спину.

– Могла ли леди Элизабет потерять свое состояние за пять или шесть лет? – спросил Роб.

– Ах, так это леди Элизабет, да?

– Я спрашиваю о ее состоянии, – поправил его Роб. Он раздраженно посмотрел на Джорди, который ждал, чтобы взять у него пустую чашку. – Еще чаю, ты, негодяй, и где-то…

– Да, ваша светлость, – сказал Джорди. – Сию минуту, сэр. – Он подождал, пока Роб допил чай, взял у него чашку и поспешил на кухню.

– Я обратил внимание на то, что леди Элизабет считает каждый пенни, – вздохнул Роб. – Нет конюшни. Обивка стульев в лохмотьях. Нет приличной прислуги. И другие признаки приближающейся нищеты, но и этого достаточно. А ведь известно, что ее отец, уважаемый граф, купался в роскоши. Был богат, как Крез. Где все это? Могла ее мать потратить все это на ее сезоны? Я не могу ухаживать за девушкой, у которой ни пенни за душой. Черт побери, а мне она так нравится. Ты что-нибудь знаешь?

Том в изумлении уставился на своего друга.

– Я ничего не знаю. Я тебя предупреждал! Тебе она в любом случае не нужна. Она замучит тебя до смерти своей опекой, помяни мои слова. Найди себе кого-нибудь другого. Да вокруг полно богатых невест, я уже устал тебе об этом повторять.

– И забыть о времени… и даже о деньгах, которые я на нее потратил?! Ни за что! Говорю тебе, я уже увяз. Я ей нравлюсь. Она готова встретиться лицом к лицу с миссис Дармоед ради меня. Ты слышишь? С миссис Драмонд-Барел! Я не помню, чтобы ты предложил мне что-нибудь подобное. – Роб почесал небритую щеку и посмотрел на друга.

– Может быть, она как-то разгневала своего отца и он лишил ее наследства, – предположил Том. – Если хочешь, я могу разнюхать что-нибудь… Мне кажется, что брат мужа моей старшей сестры имел какие-то дела со старым графом пару раз. Может быть, ему что-нибудь известно?

– Ты узнаешь? Где этот брат?

– В Гемпшире, но часто бывает в Лондоне.

– Очень хорошо. Узнай у него, пожалуйста. А что насчет Уинтерфилда? Ты его видел?

– А, все зря. Обедал с ним в клубе, все как положено, упомянул о тебе. «Этот мерзавец, – сказал он. – Слышал, ему пришлось, поджав хвост, убраться в Дорсет. Так ему и надо». Я спросил: «Ты его давно видел?», и он ответил: «Черт, нет, не видел его с дуэли, и видеть его не желаю». Я перевел разговор на другие темы и узнал, что он был в Шотландии, когда это случилось в «Олмеке». Я не очень высокого мнения об Уинтерфилде, но знаю, что он не лжец.

– Он женился на своей обожаемой Оливии?

– Он не женат. Это все, что я знаю.

Роб тяжело вздохнул.

– Все идет не так, – пожаловался он. – Где Джорди? Я хочу еще. Выпьешь чашечку, если Джорди когда-нибудь вообще появится?

Том оторвался от созерцания серых туч, проплывавших за окном.

– Нет, спасибо, – сказал он. – Мне нужно добраться до дому, пока дождь не начался. Ты знаешь, ведь у меня открытый экипаж. Возьми себя в руки, старина. На тебя жалко смотреть. Я приду, когда ты будешь себя лучше чувствовать. Съешь свой тост и положись на удачу.

Том встал, чтобы уйти.

– Удача? Ха! Да я ее не узнаю, если даже столкнусь с ней лицом к лицу.

– Ваш чай, сэр. – Джорди подошел с подносом к кровати, на которой все еще сидел Роб. – Свежий чай, сэр, и тост. Тост все еще теплый! Ешьте скорее, сэр, пока не остыл! – он протянул Робу салфетку.

Роб откусил тост. Теплый, со сливочным маслом и джемом из черной смородины… Ему стало лучше.

 

Глава двенадцатая

Среда. В этот день Бетс должна отправиться в «Олмек» и поговорить с глазу на глаз с миссис Драмонд-Барел. Леди Стенбурн получила приглашение от леди Сефтон. Леди Стенбурн была против самого плана и сказала дочери, что не собирается злоупотреблять дружбой леди Сефтон ради такого безрассудства.

Бетс должна быть неотразимой. Дни напролет они с матерью трудились над платьем, которое Бетс надевала лишь один раз для представления при дворе. С тех пор прошло уже три года!

Платье было слишком нарядным для повседневного ношения.

Оно выглядело так, как и должно было выглядеть: белое придворное платье, с тяжелой юбкой, под которой была нижняя юбка, обшитая кружевной лентой. Цветы, которые украшали ее волосы, были с тех пор перекрашены, и один из них украсил её дорожную шляпку. Платье с того дня висело в шкафу. Бетс отпорола лиф, и они с леди Стенбурн решили, что из одной юбки можно будет сшить современное платье в элегантном античном стиле, как теперь было модно.

Леди Стенбурн разглаживала складки, а Молли зачарованно смотрела на платье. Молли нельзя было доверить такое важное дело. Бетс в волнении суетилась в спальне, доставала туфли, чулки, перчатки, веер, сумочку и все необходимые мелочи. Как ей обратить на себя внимание миссис Драмонд-Барел? Что если эта надменная дама не захочет с ней разговаривать? Репутация джентльмена, да что репутация, его будущее, зависит от нее, Бетс.

Она вспомнила, как они в последний раз расстались с графом Берлингемом. Он был холоден и сух во время обеда на Найтсбридж-Терес и не захотел остаться. Что она сделала? Она не могла найти ответа. Может быть, он решил, что ее предложение поговорить с миссис Драмонд-Барел – злая шутка. Ну что же она ему покажет. У них завтра свидание. Бетс, набросив на плечи шаль, надевала чулки, когда мать принесла платье. Оно было потрясающее. Глубокий вырез, короткие рукава (в целях экономии материала). Оно было из белого крепдешина, простое, без отделки (у них не было времени ни на вышивку, ни на кружева). На тонкой, стройной Бетс оно сидело великолепно.

Завершала это простое великолепие нитка жемчуга леди Стенбурн, которая в последний раз надевала ее на прием при дворе.

Они вдвоем уложили волосы Бетс и украсили их еще одной ниткой жемчуга.

– Никогда не могла понять, почему требуется столько усилий на сооружение простой прически, про которую ни за что не скажешь, что она требует такого труда, – пожаловалась леди Стенбурн, вставляя в волосы Бетс очередную шпильку. Она отошла в сторону, чтобы полюбоваться дочерью. – Я, правда, думаю, что ты произведешь впечатление. А теперь запомни, будь вежлива со всеми молодыми джентльменами, но не позволяй никому узурпировать свое внимание.

– Да, мама, – кивнула Бетс, размышляя о предстоящем ей вечером испытании.

– Который час? О Господи, мне самой надо одеться. Пожалуйста, посиди где-нибудь спокойно, чтобы платье не помялось. Я скоро буду готова.

Из «Олмека» доносился гул голосов, когда они подъехали в наемном экипаже. Несколько человек посмотрели на Бетс с восхищением. Бетс, замирая от страха, но внешне спокойная и величественная, вошла в зал, держа мать под руку. Она знала, что прекрасно выглядит, и это придавало ей уверенности.

Где миссис Драмонд-Барел? Бетс должна узнать как можно скорее.

К ним подошла леди Сефтон, улыбаясь и тепло приветствуя их.

– Вы сегодня неотразимы, – сказала она, внимательно рассматривая платье Бетс. – Не понимаю, почему вас тут же не похитили.

Бетс покраснела от удовольствия. Услышать такую похвалу от патронессы «Олмека»! Это придало ей мужества, и она решилась спросить у леди Сефтон, присутствует ли сегодня миссис Драмонд-Барел.

– Мне кажется, я ее видела, – ответила леди Сефтон, все еще не отрывая глаз от платья Бет. – Вы должны дать мне адрес вашей портнихи.

Бетс с матерью переглянулись.

– О, ваша светлость, она шьет только тогда, когда ей этого захочется, – поспешно ответила Бетс. – Она… решила, что больше не будет шить, ей уже много лет. Возможно, это последнее платье, которое она для нас сшила. Мне очень жаль, ваша светлость.

– Если она передумает, дайте мне знать, – попросила леди Сефтон и повернулась, чтобы уйти. Она помахала рукой какому-то знакомому и оставила их.

– Итак, миссис Драмонд-Барел здесь. Я должна ее найти, – тихо проговорила Бетс.

– Ничего ты не должна! Этот джентльмен… – леди Стенбурн указала на светловолосого молодого человека в военной форме, – собирается пригласить тебя на танец. Я в этом уверена! – леди Стенбурн улыбнулась молодому человеку.

– Леди Элизабет! Неужели это вы? – сказал светловолосый джентльмен. Он стоял перед ней и заглядывал ей в лицо. – Вы меня помните, Джон Крейвеншоу?

Один из ее поклонников в первом сезоне! Он тогда не служил. Она помнила его как напыщенного глупого денди.

– Конечно, я вас помню, мистер Крейвеншоу, – ответила она.

– Капитан Крейвеншоу, – поправил он ее. – Я имею честь служить в армии Его Величества, которая поставила Бонапарта на место, – он погладил свой красный мундир. – Через две недели я отправляюсь на континент. Признаться, я не очень тороплюсь. Дьявольски трудно соблюдать личную гигиену на войне, говорят.

– Бог в помощь, – Бетс схватила мать за руку и радостно воскликнула: – О, я вижу Минерву! Дорогая Минерва, я не видела ее уже целую вечность, – и она потащила удивленную леди Стенбурн в дальний конец зала.

– Бетс! – воскликнула леди Стенбурн, неохотно следуя за ней. – Кто такая Минерва?

Бетс не ответила.

Они подошли к группе дам в модных платьях, Бетс хотелось их разглядеть получше. Внимание их было приковано ни к кому иному, как к миссис Драмонд-Барел.

Очевидно, миссис Драмонд-Барел повествовала о ком-то, чье поведение ее возмущало. Она размахивала руками и вздыхала.

Возможно, она бичевала графа Берлингема?

– Я не была так потрясена ни разу в жизни, – рассказывала она и при этом выглядела потрясенной. – Платье горохового цвета! Горохового цвета, вы слышите? А он всего полгода как в могиле! Он, наверное, в гробу перевернулся. Она по крайней мере могла бы его перекрасить, если у нее нет приличного траурного платья. Если мне когда-нибудь выпадет несчастье с ней встретиться, я сделаю вид, что я ее не знаю, – возмущенно фыркнула миссис Драмонд-Барел.

Дамы, окружавшие ее, с нетерпением ждали подробностей, но, похоже, что миссис Драмонд-Барел ничего не могла добавить.

Поэтому дамы стали потихоньку покидать ее компанию. Бетс дождалась, пока осталась только одна старушка с редкими седыми волосами, одетая во все давно выцветшее, черное.

– Что ты сказала, Клементина? – спросила старая дама. – Повтори! Ни слова невозможно услышать из-за их болтовни.

Миссис Драмонд-Барел строго посмотрела на старушку.

– Где ваша слуховая трубка? – сурово спросила она. – Я всего лишь рассказывала о платье леди Форрестер. И не стану повторять. Я уже два раза рассказывала эту историю. – Она, казалось, наконец заметила Бетс и леди Стенбурн. Жестом отпустив старую даму, она критически оглядела Бетс. – Вы хотите поговорить со мной?

– О да, пожалуйста, мадам, – Бетс стиснула свой веер так, что ее пальцы никто не смог бы разжать. – Нельзя ли мне услышать от вас лично историю о том, как граф Берлингем упал без чувств у ваших ног.

«Вот, – подумала Бетс, – я произнесла это».

Лицо миссис Драмонд-Барел стало красным от гнева.

– Этот отвратительный трус! – процедила она. – Этот… этот безмозглый, тупой бездельник! Он ваш друг?

– Мы с ним знакомы, – признала Бетс. – Вот почему я бы хотела услышать эту историю из ваших уст. Я не могу поверить, что он на такое способен, но вы, конечно, лучше знаете, – она скромно опустила глаза.

Леди Стенбурн, похоже, хотела вступить в разговор. Зная, как она относится к графу Берлингему, Бетс не могла этого допустить. Она взяла мать за руку и предостерегающе посмотрела на нее. Леди Стенбурн отказалась от своего намерения.

Миссис Драмонд-Барел продолжала кипеть от злости.

– Он сказал, что он непозволительно грубо отозвался о моем платье? – требовательно спросила она. – Он сказал, что свалился бесформенной кучей? Никогда в жизни меня так не оскорбляли!

– А что он сказал? – настаивала Бетс.

– У него хватило наглости… наглости заявить, что мое платье мне не… не идет! – сказала миссис Драмонд-Барел. – Мое голубое платье с бранденбургскими кружевами! О!

– Вы сами слышали, как он это сказал?

Миссис Драмонд-Барел вдруг замолчала, словно о чем-то вспомнила. Она за несколько минут не произнесла ни слова.

– Сейчас, когда вы об этом спросили, я не уверена, что слышала, – проговорила она более спокойно. – Было очень шумно, здесь всегда ужасно шумно, я уже много раз об этом говорила другим нашим патронессам, и его замечание было похоже на шепот. Но он так сказал! Он сказал! Не кто иной, как… кто же это был? Молодой Пертуи? Мне кажется, это был он, и какой джентльмен! Он помог мне сесть. Естественно, мне стало дурно, и он повторил то, что сказал Берлингем. У меня нет основания ему не верить. Зачем ему все придумывать? Он – разумный молодой человек. Но могу вас уверить, что этот пьяный Берлингем действительно свалился, как мешок, и его пришлось унести. Так себя вести! В «Олмеке»! – Она снова разгневалась.

– О мадам, как это должно быть чудовищно! – с сочувствием произнесла Бетс. – Я вам так благодарна за то, что вы рассказали. Как любезно с вашей стороны. А я уверена, вам так неприятно об этом вспоминать.

Миссис Драмонд-Барел немного успокоилась и внимательно посмотрела на Бетс.

– Я вас знаю, не так ли? – спросила она. – Вы…

– Леди Элизабет Фортескью, – напомнила Бетс. – Моя мать, вдова графа Стенбурна, графиня Стенбурн. – Леди Стенбурн улыбнулась.

– Конечно, – миссис Драмонд-Барел повеселела. – Я помню графа, вашего мужа. Какой прекрасный человек. Правда, я была совсем девочкой, когда он умер.

– Да, он был прекрасный человек, – согласилась леди Стенбурн. – Благодарю вас.

Они обменялись еще несколькими любезностями, и Бетс настойчиво увела мать от миссис Драмонд-Барел, хотя леди Стенбурн была готова рассказывать о своем муже столько, сколько миссис Драмонд-Барел была готова слушать.

Бетс торжествовала.

– Ты слышала? – спросила она, ликуя. Ей приходилось сдерживать себя и следить за тем, чтобы ее голос не звучал слишком громко. – Она сама не слышала, как Берлингем произнес эти ужасные слова. Она поверила тому, что ей сказал этот мерзкий Джордж Пертуи! Клянусь, я все время это знала. Берлингем никогда бы не стал ее оскорблять. Это на него не похоже. И ты это знаешь, мама. Он когда-нибудь говорил что-нибудь подобное в твоем присутствии? Нет, конечно!

– Но он был пьян, – возразила леди Стенбурн. – Ты знаешь, что даже джентльмен перестает себя вести по-джентльменски, когда он пьян, – она со значением посмотрела на дочь.

Они обе слишком хорошо знали, как вел себя, когда напивался, младший сын покойного графа Стенбурна. Брат Годфри – Уильям.

Возмущенная Бетс забылась.

– Берлингем не имеет ничего общего с Уильямом! – заявила она и покраснела, когда несколько человек повернули головы в их сторону.

В этом месте не стоило афишировать свое знакомство с Берлингемом. Здесь слишком многие знали о его падении и не испытывали к нему никакого сочувствия.

– Мне нужно поправить прическу, – пробормотала Бетс и подтолкнула мать к дамской уборной. – Как Уильям, в самом деле. Ха!

Успокоившись, Бетс вернулась в зал. Ее живое лицо, светившееся радостью, оттого что она выполнила свою миссию, платье, которое ей необыкновенно шло, привлекли к ней внимание не одного молодого человека. А ей больше всего хотелось отправиться домой и придумать, как бы побыстрей сообщить графу Берлингему хорошие новости. Когда она предложила леди Стенбурн поехать домой, та пришла в ужас.

– Когда на тебя стали обращать внимание?! – воскликнула леди Стенбурн. – Мы ведь здесь именно для этого, вспомни. Посмотри внимательно! Разве не сын маркиза Меркуорта идет к нам? И я вижу, как виконт Прейд смотрит на тебя! Мы остаёмся. – Она, нахмурившись, посмотрела на дочь и отвернулась, чтобы улыбнуться сыну маркиза Меркуорта.

Бетс незаметно вздохнула и постаралась быть любезной с джентльменами, которые приближались к ним, позаимствовав походку у гусей, Бетс была в этом уверена.

Они пробыли в «Олмеке» почти до одиннадцати вечера. Бетс танцевала, ее угощали пирожным и оршадом, и она снова танцевала. Леди Стенбурн радостно наблюдала за ней. Молодой лорд Фидминстер настоял на том, чтобы отвезти их домой в своем экипаже, когда узнал, что у них нет сопровождающего, и задержал руку Бетс в своей, когда помогал ей сесть в экипаж.

– Необыкновенно удачный вечер! – воскликнула леди Стенбурн, когда они оказались дома. Она сняла свой тюрбан и поправила перед зеркалом волосы. – Разве нет? Ты выглядишь усталой, дорогая. Боюсь, ты не привыкла так много танцевать.

– Возможно, – рассеянно ответила Бетс.

Завтра! Завтра она его увидит и скажет ему, что оскорбление, которое он якобы нанес миссис Драмонд-Барел, было выдумано Джорджем Пертуи от начала до конца. Он будет в восторге. Он возьмет ее руки в свои и посмотрит ей в глаза…. ближе… и ближе… и…

Но есть ли у них будущее? Что, если слова мистера Пертуи о том, что граф Берлингем беден, правда?

Она убеждала себя в том, что уже поймала мистера Пертуи на лжи. Можно не сомневаться, что он лгал, когда говорил, что у Берлингема нет ни фартинга за душой.

Убедив себя, Бетс подробно рассказала матери о всех своих кавалерах и отправилась спать. Она заснула почти мгновенно.

Следующий день, четверг, был неприятным, мрачным и сырым. Над городом повис туман, временами моросил дождь. В доме было так темно, что леди Стенбурн приказала зажечь свечи за завтраком. Казалось, что такая атмосфера, действовавшая на всех угнетающе, не смогла испортить приподнятого настроения лишь Бетс. Леди Стенбурн с несчастным выражением лица смотрела на яйца вкрутую, было видно, что она думает о чем-то своем. Молли рядом грохотала тарелками, словно это были ее злейшие враги. Хорошее настроение Бетс казалось неуместным.

– Чему это ты так радуешься? – спросила ее мать, когда очнулась от своих мыслей и заметила веселое лицо Бетс. – Признаюсь, что я ожидала букеты цветов, письма, приглашения после такого успеха в «Олмеке». Я думала, что хотя бы молодой лорд Фидминстер… Ведь он был так любезен, подвез нас домой и… Но никого нет и ничего нет. Ах, может быть, позже… – Она театрально вздохнула.

– Но, мама! Берлингем должен сегодня прийти! Как ты могла забыть? Для меня большое облегчение, что больше никто не появился, иначе мне пришлось бы их оставить, и тебе пришлось бы их развлекать, пока я бы ездила кататься с графом, – Бетс улыбнулась в предвкушении.

– Кататься? Сегодня? В такую погоду? О чем ты думаешь? Ты никуда не поедешь. Сомневаюсь, что граф тебе предложит сегодня кататься, если он появится, в чем я тоже сомневаюсь. В любом случае я не разрешаю тебе выходить, ты простудишься. Посмотри на себя! Да этот тонкий муслин никого не согреет. Что у тебя в голове? – леди Стенбурн продолжала причитать и принялась за яйцо, которое уже остыло.

– Я обязательно надену накидку и шляпу и возьму зонтик, – ответила Бетс. Она отхлебнула чаю. Он был слегка теплый. – Принеси мне, пожалуйста, свежего чаю, Молли, – попросила она мрачную горничную. – Этот уже остыл.

– Он был горячим, когда я его принесла, – пробурчала Молли. – Всегда опаздывают к завтраку… – Она отправилась на кухню с чайником. Бетс слышала, как они с кухаркой громко обменивались мнениями, и вскоре Молли, настроенная воинственно, принесла чайник.

– Вот, – сказала Молли, – стряпуха хочет знать, сколько еще ее горячей воды вам понадобится.

– Ее горячей воды? – Леди Стенбурн была возмущена. – Молли, не могла бы ты узнать у стряпухи, что она имеет в виду. – Она встала и в негодовании отодвинула подставку с холодным яйцом. – Я сама с ней поговорю, я думаю… или, может быть, ты, Бетс? Ты жаловалась, что чай холодный. – Она снова села и принялась за яйцо.

Молли зловеще улыбалась, когда Бетс неохотно отправилась на кухню. Настроение Бетс быстро портилось. Их слуги снова поссорились.

Леди Стенбурн сокрушалась, что нет никаких известий от джентльменов, с которыми танцевала Бетс накануне в «Олмеке». На нее ни один из них не произвел впечатления. А Берлингем? Неужели он надеется, что она поедет с ним на прогулку в такой мерзкий день? В открытой коляске? Но как еще они могут остаться наедине, чтобы она смогла ему рассказать о своей встрече с миссис Драмонд-Барел? Разве они не собирались в «Эстлиз»?

Она была готова уже отражать атаки стряпухи, когда в дверь постучали. Молли, руки которой были заняты тарелками, шла на кухню, когда Бетс появилась в коридоре, собираясь сама открыть дверь. Столкновение оказалось неизбежным. Они с Молли отошли в сторону, одну и ту же сторону, затем одновременно – в другую, но ничего не помогло. Они столкнулись, и Молли уронила тарелку леди Стенбурн, наполовину съеденное яйцо вылетело из подставки и приземлилось на ковер в холле. Молли вскрикнула. Бетс замерла на мгновение, стиснув кулаки. Она смотрела на Молли.

– Убери, – приказала она, – я открою дверь.

– Да, мэм, – кивнула сконфуженная Молли. Она пыталась собрать с ковра остатки яйца, когда Бетс прошла мимо нее, задев ее своим платьем, и открыла дверь.

– Доброе утро! – весело произнес Роб.

Бетс посмотрела через его плечо на коляску. Билли держал вожжи и танцевал какой-то дикий танец. Его тога намокла и прилипла к тощему телу, и под ней, казалось, мало что было.

Роб заметил ее взгляд.

– Он пытается согреться, – объяснил Роб. – Противный день. Можно мне войти?

– Конечно, – сказала она, вспомнив о правилах хорошего тона. – А как же Билли?

– А что с Билли?

– Вы не можете оставить его на холоде и под дождем. Он до смерти замерзнет!

Она впустила Берлингема, но продолжала смотреть в открытую дверь на Билли.

– Он привык. К тому же я не собираюсь у вас надолго оставаться. Вы поедете со мной? Я думал, мы можем поехать в Британский музей, день сегодня неподходящий для прогулок.

Роб улыбнулся ей, снимая мокрую шляпу. В Британском музее они смогут поговорить, там никто не будет мешать. «Эстлиз» подождет до лучших времен.

Ей вдруг больше всего на свете захотелось поехать с ним в Британский музей. Бог с ней, с погодой.

– С удовольствием, – улыбнулась она. – Входите, пожалуйста, и погрейтесь у огня, пока я оденусь. – Она проводила его в гостиную и показала на кресло у камина.

Роб встал, как только она вышла, и подошел к камину так близко, что одежда его начала дымиться. Ах, огонь! Как приятно иметь возможность разводить огонь в это время года и не волноваться о расходах! Он объявил в своем доме, что отопительный сезон закончен, и у него и его слуг было только одно место, где можно было согреться, – у печки в кухне. Роб медленно поворачивался, стараясь подставить огню все свое тело. Он ожил.

Если бы не ноги. Ноги промокли, и он их почти не чувствовал.

Бетс стремительно вошла в комнату.

– Я готова, – сказала она, задыхаясь. На ней была накидка, подходящая для погоды черная шляпа и перчатки, оставшиеся от траурного туалета, в руках – зонтик. – Мы идем?

– Я хотел бы поздороваться с вашей матерью, – тихо проговорил Роб. Ему не хотелось уходить от огня.

– О, конечно, – кивнула Бетс. – Пойду приведу ее. – Она положила зонтик и сумочку на пустой стул и пошла за леди Стенбурн.

Леди Стенбурн вошла в комнату, глаза ее сверкали.

– Вы думаете, моя дочь поедет с вами кататься в такую погоду? – спросила она, поздоровавшись.

– На короткую прогулку, – улыбнулся Роб. – В Британский музей. Не хотите поехать с нами?

– Господи, нет! – покачала головой леди Стенбурн. – И мне совсем не нравится, что вы оба собираетесь ехать… Вы замерзнете, помяните мое слово! Вы и так уже замерзли, ваша светлость. – Она многозначительно посмотрела на его ноги, которыми он перебирал, чтобы восстановить кровообращение.

Робу хватило такта, чтобы покраснеть.

– Одна нога заснула. Я просто хотел ее разбудить. Вы уверены, что не хотите поехать с нами? – Он добродушно посмотрел на леди Стенбурн. Когда та опять отрицательно покачала головой, он продолжил: – Тогда пойдемте, леди Элизабет. Билли уже достаточно настоялся под дождем. – Он подал Бетс ее сумочку, взял зонт под мышку и проводил ее до коляски.

– А верх… у вашей коляски есть? – спросила огорченно Бетс. На сиденье лежало старое одеяло, но оно казалось таким же мокрым, как и сама коляска. Роб широким жестом откинул одеяло и продемонстрировал ей знакомый плед.

– Я надеюсь, плед сухой. Да, у коляски есть верх, но он почему-то отказывается подниматься. Такой вот непокорный верх. Мы с Билли все утро с ним боролись, но проиграли. Нам пришлось решать: ехать к вам без верха или вообще не ехать. Вы простите меня? Позвольте, я открою ваш зонтик? – Он раскрыл зонт и помог ей сесть в коляску. – Ну, вот. Так нормально?

– Да… да, мне кажется, – ответила она.

Билли пристроился на запятках, и они отправились в путь.

Бетс приходилось держать зонт так, чтобы спицы не задевали ее спутника, и наклонять его вперед, чтобы ветер не вывернул его наизнанку. Это было ужасно неудобно, и она чувствовала, как временами вода попадала ей за воротник. Но рядом с ней был человек, которого ей хотелось видеть больше всего на свете. Она счастливо рассмеялась.

Тысяча чертей! Роб выехал из дома в ярости из-за своей коляски. И надо же было такому случиться! Неисправность коляски – это знак всему свету, что он в стесненных обстоятельствах или что он стал чудовищно беспечным.

Они с Джорди потратили добрых два дня, распределяя деньги, вырученные им от продажи книг, таким образом, чтобы использовать их с наибольшей пользой, то есть сохранить видимость богатства и одновременно иметь возможность жить, не голодая, но скромно. Может пройти не один месяц, прежде чем он сможет прибрать к рукам деньги леди Элизабет, если они у нее имеются, в чем он теперь очень сомневался. Они, отложили определенную сумму на новую обивку для сидений в коляске, но ему и в голову не могло прийти, что верх тоже нуждается в починке. Сегодня в последнюю минуту они с Билли обнаружили, что замок, державший верх, когда тот поднимали, исчез. То есть исчез замок с одной стороны, с другой же стороны он выглядел так, словно по нему били кувалдой. Случайность? От времени или небрежного обращения? Роб так не думал. Ему это казалось вандализмом, но уже было поздно что-нибудь предпринимать. Кипя от гнева и сожаления, что не проверил все заранее, Роб все равно отправился в Найтсбридж-Терес. Необходимость узнать, смогла ли леди Элизабет получить аудиенцию у миссис Драмонд-Барел, перевесила все.

Дорога в Британский музей не располагала к откровенным разговорам. Мерзкий мелкий дождь снова уступил место туману, и Робу приходилось сосредоточить все свое внимание на дороге. Время от времени леди Элизабет старалась закрыть его голову своим зонтом, но он был мал для двоих. Когда дождь в очередной раз прекратился, это уже не имело большого значения. Роб был мокрым с головы до пят.

– Вы уже ели? – неожиданно спросил он. – Эта чертова… то есть эта прогулка – ужасна… а я знаю здесь недалеко одно кафе, нам по пути.

– О, это было бы замечательно, – ответила Бетс. Она вспомнила, что ее завтрак состоял всего из нескольких глотков холодного чая. – Мне кажется, Билли тоже чего-нибудь горя чего не помешало бы.

– Билли? – изумился Роб. – Он крепкий парень, не волнуйтесь за него, хотя, должен признать, по его виду этого не скажешь. Ему и не такое приходилось испытывать.

– И поэтому он должен страдать? – спросила Бетс. – Пока не пообещаете, что найдете укрытие для Билли, я отказываюсь выходить из коляски.

– А кто присмотрит за лошадьми? Ответьте мне.

– Тогда мы должны остановиться у постоялого двора, в котором есть конюшни, – Бетс посмотрела на своего кавалера уничтожающим взглядом. – Я не смогу вам рассказать о своем разговоре с миссис Драмонд-Барел, пока не буду знать, что Билли в тепле и что его накормят.

Роб так разволновался, что утратил бдительность и его коляска чуть не врезалась в телегу.

– Вы ее видели! Вы с ней говорили! Расскажите!

– Как только приедем. И как только вы позаботитесь о Билли, – спокойно ответила она.

Несмотря на густой туман, Роб знал приблизительно, где находится. Бетс помогала ему, читая вывески, и они вскоре оказались на постоялом дворе на Грейт-Рассел-стрит недалеко от Британского музея. Роб отдал поводья конюху, отправил Билли на кухню, а сам проводил Бетс в трактир. В это время дня в трактире было пусто, и ему удалось заказать отдельный кабинет и сытный завтрак на двоих.

Бетс не терпелось пересказать Берлингему каждое слово из их разговора с миссис Драмонд-Барел, но как только она начинала, Роб перебивал ее каким-нибудь замечанием о еде, предлагая ей выпить еще чаю, съесть ветчины, взять кусочек тоста.

Когда она заупрямилась, он сказал:

– Вы отказались говорить со мной на эту тему, пока о Билли не позаботятся. Теперь я отказываюсь слушать, пока не увижу, что вы – сыты. Я могу быть таким же упрямым, как и вы.

– Я заметила, – сухо проговорила она. Она поймала его взгляд и смущенно опустила глаза. Затем до нее дошел комизм ситуации, и она рассмеялась. – Боюсь, мы с вами два сапога пара. Мне кажется, что я объелась. Вы послушаете, или мы сначала съездим в музей?

– Я весь внимание. – Роб протянул руку через стол, взял ее руку и стал перебирать ее пальцы один за другим. – Боюсь, мне не хочется слышать то, что вы скажете, наверное, поэтому я и откладывал этот разговор. Теперь я собрался с духом и готов к худшему.

– Вы ошибаетесь! – воскликнула Бетс. – Миссис Драмонд-Барел признала, что сама не слышала того, что вы ей сказали, если вы вообще что-то говорили! Правда! Ей об этом сказал… сказал… Вам не надо гадать. Этот мерзавец! Этот негодяй! Удивляюсь, почему вы считаете его своим братом.

– Только троюродным, – пробормотал Роб. – А теперь начните сначала и повторите каждое слово. Каждое слово, пожалуйста!

Он смотрел на нее в восхищении, ее карие глаза сияли, она вся светилась от волнения и триумфа.

Ее рассказ не занял много времени. Заглянул официант, что бы предложить еще чаю… кофе… шоколад. Вспомнив холодный чай дома, Бетс согласилась выпить еще свежего чаю.

Наконец, Роб поверил, что она больше ничего не может вспомнить. Он едва поверил в удачу. После бесплодных усилий с его стороны эта очаровательная, упрямая, потрясающая мисс, которая ему с каждым днем все больше нравилась, раздобыла для него такие важные сведения. Поддавшись порыву, он встал, обошел стол, взял ее за руки и поднял со стула.

– Я ваш должник, – тихо сказал он. – Господи, как же мне вас отблагодарить. – Он обнял ее. Они были почти одного роста. Ему даже не пришлось слишком наклонять голову, чтобы найти ее губы. Пока он еще был способен думать, он подумал, что они прекрасно подходят друг другу. Он отпустил ее и посмотрел ей в глаза, в которых было удивление и что-то еще? – Благодарю вас, – прошептал он и снова поцеловал ее.

Бетс едва держалась на ногах. Она была уверена, что если бы Берлингем не обнимал ее, она бы просто рухнула. Как это непохоже на небрежные легкие поцелуи в щеку, к которым она привыкла. Это божественно! Ей хотелось еще и еще… Но Берлингем выпустил ее, и она упала на стул, задыхаясь.

– Прошу прощения, – хрипло проговорил Роб. – Боюсь, я потерял голову. Бетс лукаво улыбнулась.

– Должна признаться, мне понравилось, как вы теряете голову. И часто вы ее теряете?

Роб рассмеялся, и напряжение, спало. Они снова были друзьями.

– Если хотите, я могу терять голову только, когда вы будете рядом, – ответил он. – Вы разрешите?

– О да.

– Теперь я должен решить, что же мне со всем этим делать, – сказал Роб, становясь серьезным. – Как мне заставить Джорджа Пертуи признать, что он оклеветал меня? Мне нужно восстановить свою репутацию, если это возможно. Но мне гораздо интересней знать, зачем он это сделал. Признаюсь, это мне не дает покоя больше, чем что-либо. Чего он может этим добиться?

– Я могу подумать над этим, – предложила Бетс. – А сейчас нам пора в музей, если мы вообще туда едем. Мама до смерти испугается, если я не приеду вовремя: ведь такой туман! – Она встала и взяла свою накидку.

– Да, увы, – согласился Роб. – Вы действительно хотите в музей? Мы можем поехать туда в хорошую погоду.

– Ненадолго, – ответила Бетс, поправляя шляпу. – Мама обязательно спросит, что мы там видели, и мне нужно будет ей что-то рассказать.

– Вы слишком честны, да? Разве вы не вспомните, что видели раньше?

– Возможно, но мне не хочется рисковать, Роб.

Сердце ее упало. Честная, в самом деле? А что делать с той чудовищной ложью, в которой они с матерью жили, притворяясь, что богаты? Ей было ненавистно то, что она должна лгать Берлингему, но ее будущее и будущее ее матери зависело от этого.

Возможно, думала она в смятении, он простит ее, когда они поженятся, если ей удастся дойти до конца! Ведь если он так богат, как говорит об этом молва, он не пожалеет небольшого пособия, которое помогло бы спокойно жить леди Стенбурн.

Но если Джордж Пертуи был прав и у него нет ни гроша? Бетс решила, что это еще одна ложь Джорджа Пертуи. Ложь! Они все запутались в ее сетях!

– Я готова, – сказала она. – Едем в музей.

Они так и не доехали до «Эстлиза».

 

Глава тринадцатая

Бетс снился тревожный сон. Проснулась она поздно, разбудил ее голос матери:

– Бетс, дорогуша! Ты не спишь, дорогуша?

«О нет», – подумала Бетс. Когда леди Стенбурн называла ее «дорогушей», это значило, что матери было что-то нужно, что-то почти невозможное. Бетс вздохнула. Ей хотелось перевернуться на другой бок и опять уснуть, но это означало бы только отсрочку неизбежного.

– Да, мама? Что случилось? – она села и убрала волосы с лица. Вечно они выбивались из-под чепца.

– Наша стряпуха говорит, что торговец рыбой приходил за деньгами. Разве ты ему не заплатила? Ведь деньги не могли так быстро закончиться? Мы ведь их получили… когда?., неделю или две назад? Дорогуша, ты должна быть внимательней. – В поблекших голубых глазах леди Стенбурн появились слезы.

Бетс стало холодно от страха. В глубине души она знала, что не должна подпускать мать к деньгам, которые они получали раз в три месяца от сводного брата Бетс – Годфри, наследника отца и ее опекуна. Леди Стенбурн, воспитанная в роскоши, выйдя замуж, жила в еще большей роскоши. К их нынешнему полунищему состоянию она отнеслась, как смогла, мужественно, но так и не привыкла к мысли, что деньги могут исчезнуть очень быстро, если покупать неразумно большое количество кружев или лишний мешок угля для того, чтобы топить камин весной.

В конце квартала Бетс составляла список долгов, которые нужно было заплатить, а также подсчитывала, сколько нужно оставить на жалованье прислуге, каким бы маленьким оно ни было; на продукты; налоги и прочее. Она знала, что многие знатные люди имели большие расходы и часто не могли их оплачивать, но торговцы, хоть и неохотно, открывали им кредит.

Но во главе их дома не было мужчины. А кто станет доверять двум одиноким женщинам? Бетс старалась ничего не покупать в кредит. Кто знает, когда их положение улучшится и они смогут оплатить счета?

– Мама, – сказала Бетс, – прошло чуть больше полутора месяцев, и если ты не потратила деньги на какую-нибудь глупость, то нам должно хватить до конца квартала. Я пойду сегодня в банк и сниму деньги, чтобы заплатить торговцу рыбой. Разве не ты должна была заплатить ему? На прошлой неделе? Что случилось?

– Я должна была? – Леди Стенбурн смотрела на нее в недоумении, затем сцепила руки и посмотрела на пол. – О, я вспомнила. У нас заканчивался уголь, и я вспомнила, как весело, когда в камине горит огонь в ненастный день. Поэтому я отправила Молли за углем. Разве я была не права? Твоему другу лорду Берлингему понравилось греться у огня, когда он был здесь на днях. Сегодня погода не намного лучше, и огонь в камине не помешает, когда придет дорогой мистер Пертуи, – она улыбнулась от удовольствия.

– Мистер Пертуи? Он сегодня придет? А как быть с торговцем рыбой? – Бетс отшвырнула одеяло и принялась искать одежду. Ее ждали неотложные дела.

– Не вижу никакой связи, – сказала леди Стенбурн в недоумении.

Бетс застонала. Если ей повезет, она будет в банке, когда появится мистер Пертуи и повернет свою ненавистную спину к огню, доставшемуся им такой дорогой ценой.

Но, с другой стороны, она может воспользоваться его визитом, чтобы попытаться поговорить с ним о том, что узнала от миссис Драмонд-Барел. Или предоставить это лорду Берлингему? Она ничего не слышала о нем после посещения Британского музея. А ведь прошло уже несколько дней. Она понятия не имела, выяснил ли он отношения с мистером Пертуи или нет.

Поспешно позавтракав, Бетс отправилась в банк и обнаружила, что на их счету осталось очень мало денег. После расчета с торговцем рыбой у них останется всего тридцать семь фунтов и семь шиллингов до следующего квартала, когда придут деньги от Годфри.

Ей просто необходимо заставить Берлингема… или кого-то другого.. сделать ей предложение.

– Здесь чертовски холодно, – заметил Роб, надевая рубашку и глядя на давно остывшую золу в камине своей спальни.

– Вы сами решили больше не топить до самой осени, – напомнил ему Джорди. Он протянул Робу галстук.

– Неприятно быть бедным, правда? – сказал Роб. – Ты лучше меня об этом знаешь.

– Верно, паша светлость. До того, как я стал великим Джорди, мне не часто удавалось погреться у огня, да и ел я только когда удавалось украсть, – признался он. – Правда, я ни разу не попался. Всегда умел быстро бегать, да. До сих пор умею, а? Но у вас сейчас дела пошли на лад. Поборемся сегодня утром? Согреетесь, сэр. – Джорди сжал кулаки и принял боксерскую позу.

– Не сегодня, Джорди. Мне нужно разыскать кузена Джорджа и попробовать заставить его признать, что он сам сочинил эту историю про миссис Драмонд-Барел. И мне нужно поговорить с леди Элизабет. Я должен получить ее согласие во что бы то ни стало, Джорди. Я хотел дождаться, пока утихнет итог скандал, – он плохо сказался на мне и не принесет ничего хорошего леди Элизабет, – но черт с ним, если я не могу больше ждать. Скажи, пожалуйста, Билли, что мне понадобится коляска. Я уеду сразу после завтрака.

– Но, сэр, – Джорди протянул Робу носки.

– Да?

– Разве вы забыли? Коляска ведь в мастерской, на ней меняют обивку. А это, по крайней мере, на неделю. – Джорди искал пропавший ботинок.

– Черт бы все побрал. Придется нанимать коляску.

– Да, сэр.

Спустя некоторое время Роб подъехал к импозантному зданию на Маунт-стрит, в котором жил лорд Пертуи с семьей.

Роб презрительно сжал губы при виде красивого каменного здания, построенного в георгианском стиле, от которого просто исходил запах богатства и влияния в обществе. У кузена Перстуи были и деньги, и все, что можно купить за деньги. Почему ему так хочется погубить своего троюродного брата, который не причинил ему ни малейшего вреда?

Роб отпустил экипаж и постучал в дверь сияющим медным молоточком в форме огромной буквы «П».

– Да? – сказал образцовый дворецкий.

Роб спросил, может ли он поговорить с Джорджем Пертуи, и услышал в ответ, что мистера Пертуи нет дома.

– О Господи. Я его кузен, приехал издалека. Могу я узнать, где он?

– Кузен? – На дворецкого это не произвело впечатления. Он посмотрел через плечо Роба и не увидел на улице экипажа. Он осмотрел Роба с головы до пят, оценивая его костюм. – Он мне ничего не говорил. А он вас ожидает?

– А… нет, – ответил Роб. – Я хотел нагрянуть неожиданно, преподнести ему сюрприз. Скажите, пожалуйста, когда он должен вернуться?

– Мистер Пертуи очень занят своим научным исследованием, – серьезно проговорил дворецкий. – Если он работает над своей книгой, никто не может сказать, когда он вернется.

– Научным исследованием?

– О да, сэр. Он занимается историей часов, сэр.

– О, конечно, – вспомнил Роб. – Благодарю вас. Пожалуйста, скажите ему, что заходил его кузен. – Роб оставил свою визитную карточку, сбежал по ступенькам и быстро пошел по улице, не дожидаясь, пока дворецкий закроет за ним дверь.

Роб не стал брать экипаж, пока не отошел на довольно большое расстояние от Маунт-стрит.

Взяв экипаж, Роб отправился в Найтсбридж-Терес. Перед домом Фортескью он увидел экипаж Джорджа Пертуи, за которым присматривал мрачного вида грум.

Неужели леди Элизабет развлекает его кузена за спиной у Роба? Сердце его упало. Но может быть, леди Элизабет могла делать это ради него, стараясь убедить Пертуи признать, что он поступил дурно? Даже если и так, перед ним была дилемма. Ему не хотелось встречаться одновременно с дамой и своим кузеном, потому что у него к ним были дела разного свойства. Он собрался с мыслями. Это может быть интересным.

– О, – сказала Молли. Она была потрясена тем, что видит Роба. – Ее нет, сэр… то есть ваша светлость. Вы здесь, чтобы увидеть мисс Бетс, да? Ее нет.

– Можно мне ее подождать? Когда она вернется? – Роб попытался войти, но Молли не дрогнула.

– Ее нет дома! А ее светлость принимает джентльмена.

Это его коляска стоит. – Молли с удовольствием посмотрела на элегантный кабриолет Пертуи.

– Да, Молли. Благодарю. Я знаю этого джентльмена.

В ответ Молли фыркнула. «Знает, наверное, всю нашу подноготную», – с неприязнью подумал Роб.

– Я хочу поздороваться с леди Стенбурн, – продолжал он. – Я войду, хорошо?

Роб не стал дожидаться ответа. Положив свою шляпу в руки Молли, он прошел мимо нее прямо в гостиную. До него доносились голоса и треск дров в камине. Они топят камин! Он ускорил свой шаг.

Дверь в гостиную была открыта. У камина стоял Джордж Пертуи. Его пальцы ласково гладили часы, стоящие на каминной полке. Он смотрел на леди Стенбурн. Роб редко видел такое глупое выражение лица.

– … Интересно, не так ли, как часовых дел мастерам удалось найти способ, чтобы такой сложный механизм, как этот, поместить в таких размеров корпус, который с легкостью помещается и карм… – Неожиданно Пертуи заметил Роба и не закончил предложения, глупое выражение лица сменилось на льстивое. – А, дорогой кузен, – сказал Пертуи. – Я не слышал, чтобы о твоем приходе объявляли.

– И что бы ты сделал, если бы услышал? Спрятался бы в камине? – Суровое лицо Роба стало приветливым, когда он обратился к леди Стенбурн. – Доброе утро, мадам. Рад видеть вас в добром здравии.

Когда леди Стенбурн увидела нового гостя, подбородок ее задрожал.

– О, лорд Берлингем. Не хотите ли чаю? Я скажу Молли.

Она встала, посмотрела на распоровшуюся обивку своего стула и, небрежно бросив на него свою шаль, поспешила из комнаты.

Роб прошел в комнату и остановился напротив кузена.

– Пертуи, – сказал он, – ты считаешь себя специалистом по часам и знаешь, как отсчитывать время, не так ли? Я даю тебе две минуты. Две минуты, пока не вернется леди Стенбурн. Какого черта тебе понадобилось врать про меня и миссис Драмонд-Барел? Она сама призналась, что не расслышала ни одного моего слова. Ты все сам придумал, не так ли? Зачем? Ради Бога, зачем?

Робу нестерпимо захотелось выбить Пертуи зубы, но он сдержался. Он стоял, сжав кулаки и почти наступая Пертуи на ноги.

– Тсс… тсс… Ты увяз по уши, не так ли? – Пертуи чуть заметно улыбнулся. Он стоял спиной к камину. Словно для того, чтобы не дать Робу насладиться теплом, он расставил руки. – Тебе следовало подумать, прежде чем вести себя, как осел. Свалиться, как куль, перёд покровительницей «Олмека». Такое не подстроишь, ты ведь согласен?

– Ты знаешь, что я знаю. Ты также прекрасно знаешь, почему так случилось. Скажи мне, сколько ты заплатил Тесси?

– Тесси? Кто такая Тесси? – Пертуи, казалось, невозможно сбить с толку, но Робу послышалось беспокойство в голосе кузена.

– Тесси – служанка из кабачка, болван. Не важно, как я узнал. Ты ведь не часто посещаешь такие места, правда? Ты сиял там как золотой в куче навоза. Ничего удивительного, что. Тесси тебя запомнила, – Роб мрачно уставился на Пертуи.

– Но ты ходишь… никогда не слышал о служанке Тесси, – сказал Пертуи, решив оставить теплое место у камина, он бочком обошел Роба и упал в кресло.

– И куда же я хожу? – напомнил Роб. – Ага! Ты хочешь сказать, что я там постоянный клиент, а поскольку я не похож на остальных, но меня там все равно обслуживают, то и твоему посещению не должны были удивиться или запомнить. Я прав? – Роб снова почти вплотную подошел к Пертуи.

– Нет! Нет! Я не знаю, о чем ты говоришь! – голос Пертуи прозвучал слишком громко и сорвался на писк, когда он услышал шаги в холле. Леди Стенбурн появилась, размахивая руками.

– Понятия не имею, чем занимается наша стряпуха, но чай скоро будет, – объявила она. – Дорогой мистер Пертуи! Вам нехорошо? Тогда я велю поторопиться с чаем. Вам станет гораздо легче, – и она вышла из комнаты.

– Продолжим позже, – сказал Роб. Он подошел к камину, и тепло, исходящее от него, помогло Робу немного успокоиться. – Мне не хочется копаться в нашем грязном белье в присутствии леди Стенбурн. Поэтому скажи, как продвигается твой труд о часах.

Такой поворот застал Пертуи врасплох, он смог лишь пробормотать проклятия в ответ. Наконец, он встал и сказал:

– А тебе зачем? Ты ведь не интересуешься часами. На верное, леди Элизабет рассказала тебе о моем исследовании? Она все еще с тобой встречается, да? Она, оказывается, еще глупее!

– Это вы обо мне? – услышали они. Бетс вернулась из банка.

Роб, улыбнувшись, поспешил ей навстречу. Он нежно взял ее руку и поднес к своим губам.

– Я так рад вас видеть, – начал он, но слова его потонули в потоке, извергнутом Джорджем Пертуи.

– Леди Элизабет! Леди Элизабет! И мне приходится делить ваше общество с этим прохвостом! Уверяю вас, он ворвался менее десяти минут назад, а вашей деликатной матери ничего не оставалось, как принять его. Я надеюсь, вы помните, что вы согласились поехать со мной к… к… моей тете? Я жду вас уже целую вечность, но я вас не виню. Так мы едем? – Пертуи встал и предложил ей руку, осторожно отталкивая Роба, который продолжал держать Бетс за руку.

– Джентльмены! – воскликнула Бетс. – Мистер Пертуи. Мы с вами ни о чем подобном не договаривались, и вы об этом знаете. Ваша тетя? Ах! Вы никогда не говорили мне ни о какой тете. Лорд Берлингем, рада вас видеть. Отдайте, пожалуйста, мою руку, будьте любезны. – По правде говоря, ей совсем не хотелось отнимать у него руку. Его пальцы были холодными, но от их прикосновения по ее телу бежала теплая дрожь. Он неохотно отпустил ее руку.

Бетс почувствовала, что к ее радостному возбуждению добавился страх. Вот стоят перед ней, в ее гостиной два кузена, два злейших врага. Благоприятнейшая ситуация для ссоры! Она заметила небрежно брошенную на стул шаль леди Стенбурн.

Значит, мама недалеко. Неужели эти двое собираются сцепиться в присутствии ее матери?

Пертуи неохотно опустил протянутую руку и вернулся к своему креслу. Он уже собирался сесть, но замешкался, ожидая, пока леди Элизабет сядет в свое кресло. Тем временем Роб вернулся к камину и принялся водить рукой по декоративным колоннам, украшавшим корпус часов. На его лице ликование, подумала Бетс. Наверное, он одержал верх над Пертуи. Отлично!

Бетс переводила взгляд с одного на другого. Она не должна допустить насилия. Пусть выясняют отношения в другом месте.

– Такой ненастный день сегодня, не так ли? – проговорила она. – Мне кажется, что чашка чая никому не помешает. Признаюсь, я бы и сама не отказалась. Я почти час провела на улице: ходила по делам. Ветер холодный. – Она смогла улыбнуться. О, если бы ей удалось поддержать мирную обстановку, пока эти двое не уйдут!

– Если не ошибаюсь, леди Стенбурн пошла распорядиться насчет чая, – сказал Роб, стараясь казаться спокойным. Пертуи поерзал в кресле и уставился на свои туфли.

– А вот и мы! – торжественно произнесла леди Стенбурн, входя в комнату в сопровождении Молли, которая несла поднос с чаем.

Следующие двадцать минут они вчетвером пили чай и говорили о пустяках, обстановка оставалась напряженной. Чай никого не успокоил. Он, правда, был горячим, но очень слабым, словно слегка подкрашенная вода. Стряпуха или, скорее всего, Молли забыла добавить к оставшейся после завтрака заварке свежего чая. Бетс была смущена и расстроена. Если джентльмены и заметили, то виду не подали.

– Это что, другой сорт? – сказала леди Стенбурн, разглядывая свой чай. – Признаюсь, он мне совсем не нравится. Придется дать понять «Фотнум энд Мейсон», что я о них думаю.

– Да, мама, – кивнула Бетс и стиснула зубы.

– Мне кажется, твои полчаса прошли, – обратился Роб к Пертуи. – Не смею тебя больше задерживать. Может быть, мы сейчас договоримся, когда встретимся и обсудим наши дела? Не стоит утомлять скучными разговорами прекрасных дам. – Роб широко улыбнулся кузену.

Пертуи раздражало, что нужно сохранять спокойствие, в то время как Бёрлингем откровенно над ним издевался. Намерение Берлингема выпроводить его и при этом самому остаться было для него невыносимо.

Пертуи вскочил и закричал на Берлингема:

– Черт бы тебя побрал, Бёрлингем! Ты говоришь мне, что мне делать, ты, ничтожество! Да у тебя ни гроша за душой! Скажи им, дорогой кузен. Расскажи им, как ты продал лондонский дом, испокон веков принадлежавший маркизам Флитам, чтобы не умереть с голоду. Расскажи им, что твоим родителям приходится влачить жалкое существование в Дорсете, потому что им просто некуда податься. Что в твоем доме нет места, чтобы повернуться, что это не дом, а ящик. Расскажи, что у тебя всего двое слуг, причем один – опустившийся бродяга из Ньюгейта, а другой – мальчишка, которого ты нашел в работном доме. Расскажи, как ты водишь за нос весь Лондон, чтобы жениться на несчастной, ничего не подозревающей девушке и заполучить ее приданое. Расскажи им, как ты напиваешься каждый день и потом не помнишь, что творишь. Расскажи им, как ты бросил свою любовницу, потому что больше не можешь ее содержать! Какой мужчина! Давай, Берлингем, расскажи им!

Роб побелел, видя, как все вокруг него рушится. Почему, ну почему ему так не везет. И надо же было ему столкнуться с Пертуи именно в присутствии Бетс и ее матери! Он приказал себе успокоиться и глубоко вздохнул.

– Ты забыл миссис Бекет, – сказал он, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

– Кто, черт побери, такая эта миссис Бекет? – спросил Пертуи.

– Это – моя всеми уважаемая стряпуха и экономка. Я удивлен, почему ты, все обо мне знающий, ничего не слышал о миссис Бекет.

Роб все-таки решился посмотреть на Бетс. Она тоже побледнела, в глазах у нее стояли слезы. Она вынула из сумочки носовой платок и промокнула глаза, затем провела им по лицу, пытаясь скрыть истинную причину, по которой ей понадобился платок.

Пертуи был слишком возбужден, чтобы остановиться. Он теперь стоял перед Робом и с ненавистью смотрел на него.

Правда, ему не удавалось достичь желаемого эффекта, потому что Роб был выше. Казалось, каждый мускул на теле Пертуи был напряжен. Он почти дрожал от ярости.

Роб, напротив, казался спокойным, хотя это было далеко не так. Он смотрел на Пертуи сверху вниз как на насекомое, которое собирался раздавить.

– Расскажи им, – снова закричал Пертуи. – Давай, расскажи. У тебя нет ни гроша. Я считаю своим христианским долгом предостеречь леди Элизабет, но она, должно быть, мне не поверила, иначе она бы не стала иметь с тобой никаких дел. Ведь я вас предупреждал, разве не так, леди Элизабет?

– Вам не удалось меня убедить, – тихо ответила Бетс.

– Пусть попробует отрицать! – прокричал Пертуи. – Вы видите, он ничего не отрицает!

Бетс посмотрела на Роба, и тот увидел сомнение в ее глазах.

– Нет, – спокойно сказал Роб. – Нет, я не могу все отрицать, хотя Джордж для верности все слишком преувеличивает. Но, тем не менее, недавно у меня появились деньги. У меня есть деньги, уверяю вас. У меня есть деньги.

– Деньги? Ха! Ты теперь воруешь? Откуда у тебя могут быть деньги? – требовательно спросил Пертуи.

Роб собирался ответить, но тут вмешалась леди Стенбурн.

– Мне не нравится, что в моем доме разговаривают подобным образом! – заявила она. – Мистер Пертуи, я считала вас джентльменом. Я с таким удовольствием слушала ваши рассуждения о часах! Вы – такой умный человек, с вашим знанием часов и вашей книгой. Я и представить себе не могла, что вы можете быть таким мстительным и безжалостным по отношению к вашему кузену, да еще и в моем доме! Я допускаю, что у лорда Берлингема могут быть недостатки, но мой дом – не место для того, чтобы кричать о них.

– Благодарю вас, мадам, – поклонился ей Роб. Он сел в кресло, ближе всех стоящее у камина, и потер руки. – Огонь как нельзя кстати.

Но Джорджа нельзя было остановить. Он довел себя до такого состояния, когда отступать некуда.

– Будь ты проклят, Берлингем! – закричал он, повернувшись к креслу, в котором сидел Роб, и увидел, что Бетс смотрит на него с ужасом. С заметным усилием он заставил себя успокоиться и поправил свою безупречную бледно-желтую жилетку.

– П… прошу меня простить, – обратился он к ней. – Не знаю, что на меня нашло. Но это правда. Мой кузен – прожигатель жизни.

Медленно и задумчиво Пертуи сделал несколько шагов к Бетс и осторожно, словно боялся испачкать свои панталоны, опустился перед ней на колени. Он посмотрел на нее со значением и взял ее за руку. Она вырвала ее. Несколько стушевавшись, он все же начал говорить, словно репетировал роль:

– Леди Элизабет. Окажите мне честь стать моей женой. Мне хочется увести вас от всего этого и дать вам то, чего вы заслуживаете. Я хочу, чтобы у вас было все самое лучшее. Какой это может быть счастливый брак! Вы сможете даже принять посильное участие в моем исследовании, которое я посвятил часам, если захотите. Предлагаю вам руку и сердце и все, чем владею. Пожалуйста, скажите «да»!

Бетс была словно громом поражена. Получить предложение в такое неподходящее время! Конечно, она ни за что не примет его предложение, потому что лучше жить в нищете, чем стать женой такого человека.

Пока Бетс старалась придумать вежливый отказ, Берлингем встал. Внутри у него все кипело, но он изо всех сил старался этого не показывать. Глядя Бетс в глаза, он подошел к Пертуи, стоящему на коленях. Он легонько толкнул своего кузена рукой.

Ничего не ожидавший Пертуи упал на бок и неуклюже растянулся на аксминстерском ковре. Берлингем наклонился, взял кузена за талию обеими руками и отшвырнул его от кресла, в котором сидела Бетс. Онемевшие дамы услышали зловещий треск: плотно сидящие панталоны Пертуи разошлись по шву.

– Я понял, что мне пора сказать свое слово, – Роб встал на колени перед Бетс, там, где только что стоял Пертуи. – Леди Элизабет, вы выйдете за меня замуж? Я предлагаю вам свое сердце. Возможно, у меня нет всех тех несметных богатств, но мы справимся, и вы когда-нибудь станете маркизой Флит. Что скажете, моя дорогая? – Он потянулся за ее рукой, и она с радостью протянула ему ее. Он с благоговением поцеловал ее и улыбнулся своей потрясающей улыбкой.

– Да! – воскликнула Бетс. – О да, да! – Она, счастливая, улыбнулась ему и схватила его руку. Наконец! О, наконец!

– Нет! – прогремел голос леди Стенбурн.

Они изумленно уставились на нее. Даже Пертуи, который пытался подняться и восстановить свое достоинство, замер от изумления. Никто никогда не слышал, чтобы леди Стенбурн, изящная, тонкая леди Стенбурн так грозно говорила.

– Нет, – повторила она.

 

Глава четырнадцатая

– Ни один из вас не достоин моей дочери! Ее отец – граф Стенбурн! С ее именем не был связан ни один скандал! Она заслуживает не меньше, чем наследного принца. Как вам обоим не стыдно! Я больше не желаю видеть никого из вас в моем доме. – Леди Стенбурн старалась изо всех сил выглядеть грозной, но ее нижняя губа предательски дрожала.

Бетс, в голове которой был полный сумбур (так мною всего произошло за последние несколько минут, что ей трудно было все сразу переварить), отпустила руку Роба, стоящего перед ней на коленях, и кинулась к матери. Она обняла мать плечи.

– Ну, не надо, мама, – тихо сказала она. – Успокой и Наследный принц, в самом деле! Да он мне в отцы годится и, и у него уже есть жена и… и… ну, ты знаешь.

Лицо леди Стенбурн сморщилось, и она заплакала. Леди Стенбурн тихо рыдала и очень часто сморкалась. Бетс поспешно пыталась ее успокоить, гладя по спине, и смотрела на своих поклонников, пребывавших в разных позах на полу.

– Не подняться ли нам, кузен? – сказал Роб, которому первым удалось обрести самообладание. Он стремительно встал и протянул руку Пертуи, с хмурым видом сидевшему на полу. – Ты, подвезешь меня в своем красивом кабриолете, и мы сможем обсудить наши разногласия по дороге. Вставай, дружище, вставай.

Пертуи оттолкнул руку Роба и осторожно встал, держась за кресло, на котором сидела Бетс. Ущерб, нанесенный его панталонам, был значительный. Это стало всем ясно, когда он наконец поднялся. Шов на правой ноге у колена распоролся примерно на шесть дюймов. Пертуи посмотрел на дыру и побагровел.

– Черт бы тебя побрал, Берлингем! – проревел он. – Все из-за тебя! Никуда ты со мной не поедешь.

– Не припомню, чтобы распарывал твои «невыразимые» штаны, – спокойно проговорил Роб. – Хорошо. Когда мы можем встретиться?

– Никогда!

– Придется взять все в свои руки, – решил Роб. – Леди Элизабет, не могли бы вы оказать нам любезность и попросить Молли принести наши шляпы? Мои руки будут заняты, может, она смогла бы отнести наши шляпы в прекрасный кабриолет мистера Пертуи.

Роб схватил кузена за шиворот, нанося невосполнимый ущерб его галстуку, чтобы вышвырнуть его за дверь. Пертуи вертелся, стараясь добраться до Роба, но Роб был очень ловок. Ему удавалось одновременно избежать попыток Пертуи добраться до него и толкать его к двери. Дамы лишь изумленно наблюдали за происходящим, пока Бетс не очнулась и не вспомнила про шляпы.

– Молли! – крикнула она. – Открой дверь! Быстро!

Молли, подслушивавшая у двери гостиной, быстро распахнула дверь, и Бетс бросилась за шляпами. Она видела, как Роб промаршировал со своим кузеном по ступенькам и направился к экипажу. Сердце ее переполняла гордость. Бетс шла за ним следом со шляпами в руках.

Грум Пертуи в изумлении смотрел на приближавшуюся к нему процессию.

– Послушайте, сэр! Что это вы делаете с хозяином? – с угрозой в голосе спросил он.

– Думаю, у него припадок, – сказал Роб, нахмурившись. – С ним случалось такое раньше?

– Будь ты проклят, Берлингем! Отпусти меня! – закричал Пертуи. Он снова попытался освободиться.

– Он просто голову потерял, – обратился Роб к груму. – Я боюсь за него. Я не уверен, сможете ли вы с ним справиться. Я – его кузен и считаю своим долгом доставить его в сохранности домой. – Он еще крепче схватил Пертуи за воротник и похлопал того по щекам. – Ничего не помогает, – вздохнул он.

Грум внимательно посмотрел на своего хозяина и покачал головой.

– Никогда его таким не видел. Что я должен сделать, сэр?

– Выпусти меня! Чтоб тебя, выпусти меня! – Пертуи был в бешенстве.

– Не обращайте внимания, – сказал Роб. – Боюсь, у него пена изо рта пойдет, но я за ним присмотрю. Его нужно как можно быстрее увезти. Может быть, вы возьмете экипаж и поедете вперед, чтобы подготовить его семью, а мы поедем за вами в кабриолете.

– О сэр, он в таком состоянии, что вы не сможете сами править, – предупредил встревоженный грум.

– Доверьтесь мне, – угрюмо ответил Роб. – Леди Элизабет, наши шляпы, пожалуйста. А вы, – опять обратился он к груму, – поднимите, пожалуйста, верх. Мне не хочется, чтобы мистера Пертуи видели в таком состоянии, и не хотелось бы смущать его самого, если он хоть что-нибудь соображает. – Роб встряхнул Пертуи и снова похлопал его по щекам.

Сейчас Пертуи действительно выглядел невменяемым. Одежда его была в полном беспорядке, дыра на панталонах стала еще больше. Волосы стояли дыбом, и глаза бешено вращались, он брызгал слюной и пытался вырваться. Роб взял из рук Бетс шляпу и нахлобучил ее на голову кузена, надел свою, втолкнул Пертуи в кабриолет и забрался туда следом за кузеном.

– Поводья, – приказал он груму.

Тот повиновался, и они тронулись в путь.

Когда они были уже достаточно далеко от Найтсбридж-Терес, Роб отпустил Пертуи и удивленно посмотрел на свою руку.

– Ты чуть руку мне не оторвал. Я и не знал, что у тебя железная хватка, Джордж.

– Ты – ублюдок! – крикнул Пертуи.

– Перестань, Джордж! Моя мать с тобой не согласится. Как насчет небольшой прогулки? Мне бы хотелось выяснить парочку вопросов.

– Мне нечего тебе сказать! – Пертуи с ненавистью смотрел на кузена.

– Ах, так? Может быть, сразу отвезти тебя в Бедлам? Твой грум и Фортескью, не говоря уже обо мне, с готовностью подтвердят, что ты подвержен приступам буйства. И что тебя нужно изолировать. Ты понимаешь, о чем я. Возможно, твой бедный мозг не выдержал той нагрузки, которая обрушилась на него в результате интенсивного изучения часов. Наверное, так оно и есть. – Роб с жалостью смотрел на своего кузена.

– Никто тебе не поверит. Мой отец этого не подтвердит. Он знает, что я – нормальный.

– Но твой отец – всего лишь барон. А я – граф, будущий маркиз. Что его слово против моего? Не говоря уже о вдове графа Стенбурна? Леди Стенбурн с радостью будет свидетельствовать против тебя, если такая необходимость возникнет, я в этом уверен.

– Будь ты проклят! Кичиться этим передо мной! Думаешь, я не знаю, что ты будущий маркиз? Я всю жизнь помню об этом. И все из-за случайности, обычной случайности. Я должен был стать маркизом, а не ты!

– Что? О чем ты говоришь? Ты никогда не смог бы получить титул. Ты можешь сегодня убить меня и еще, возможно, бессчетное количество родственников, но ты все равно никогда не сможешь стать маркизом. – Роб смотрел с удивлением на кузена, который сидел сейчас, обхватив голову руками.

Может быть, у него действительно с головой не все в порядке? Неужели из-за этой безумной идеи Пертуи так его ненавидит и оказался способен на такие пакостные трюки?

– Твой прадед и моя прабабка были родными братом и сестрой, – проговорил Пертуи.

– Да?

– Но моя прабабка была старше! Она должна была родиться мужчиной! Будь все проклято, она должна была родиться мужчиной!

– Что? Неужели с ней что-то было не в порядке? Никогда об этом ничего не слышал. Надеюсь, ты не хочешь сказать, что она…

– О нет, ты, подонок! Она была совершенно нормальной женщиной, насколько мне известно. Но неужели ты не понимаешь, она была старше. Если бы она была мужчиной, она бы стала маркизом и мой дед был бы маркизом, и мой отец, и я…

– О Боже, – вздохнул Роб. Он подъехал к тротуару и остановился.

Он ехал, не задумываясь, куда едет, стараясь лишь избежать столкновения с телегами, повозками, экипажами, попадавшимися им на узких улицах. Сейчас он вдруг обнаружил, что находится на незнакомой улице. Вокруг громко кричали извозчики, прохожие, уличные торговцы, зеваки. Неприятный запах был почти невыносим. Это была не самая фешенебельная часть Лондона. Не следовало здесь надолго задерживаться.

– Мы едем в парк, – объявил Роб молчавшему кузену. – Найдем там тихое местечко, и ты расскажешь мне свою печальную историю. Сможешь сам потом добраться домой? Без грума… На кой черт тебе грум, Джордж? В кабриолете грум ни к чему.

– Присматривать за ним, конечно, – ответил Пертуи. – Никогда нельзя быть уверенным, что какому-нибудь ловкому мошеннику не придет в голову поживиться, – он с гордостью посмотрел на свой кабриолет и погладил с любовью кожаные сиденья. Затем он посмотрел на Роба. – Я отвезу тебя домой, если хочешь, и сам поеду домой. Извини, но у меня нет сегодня времени, возможно, как-нибудь в другой раз. У меня есть другие дела…

– Ничего не выйдет, Джордж, – решительно сказал Роб. – Мы едем в парк и пробудем там столько, сколько мне будет нужно. Если ты не захочешь потом отвезти меня домой, я пройдусь пешком.

Робу удалось попасть в поток едущих экипажей, и вскоре они оказались на знакомых улицах. Он направил кабриолет в Гайд-парк, нашел тихую безлюдную дорожку и остановился.

– Джордж, тебе придется рассказать мне, что ты все это время вынашивал в своей бестолковой голове. Тебе придется признать, что ты подстроил то, что произошло со мной и миссис Драмонд-Барел в «Олмеке». Тебе придется облегчить душу, или, клянусь Богом, ты отправишься в Бедлам. – Увидев, что Пертуи колеблется, он положил свою сильную руку ему на плечо и сказал: – Начинай.

– Ты всегда был заносчивым, – вырвалось у Пертуи. – Старше меня, больше меня. В те времена, когда уважаемый маркиз… – он презрительно фыркнул, – с маркизой жили в своем красивом лондонском доме со своим сыном, слугами и прочее. Помнишь? Наши семьи постоянно ездили друг к другу в гости. Ты относился ко мне как к ничтожеству. С этого все и началось.

– Я относился к тебе как к ничтожеству? Когда такое было? Я прекрасно помню, как ты ныл, когда тебе не дали самый большой кусок пирога. Мне хотелось врезать тебе как следует, но моя мать учила меня быть вежливым с гостями. Я ненавидел, когда ты приходил, Джордж. Ты был самым жадным мальчишкой, которого я, к своему несчастью, знал. И потом…

– И потом! – закричал Пертуи и вскочил, но кабриолет под ним зашатался, и он снова сел. – И потом. Ты не забыл про крикет! Ты запретил мне прикасаться к твоей бите. А ты говоришь о жадности! Я был твоим гостем, но нет, маленький Джордж не должен прикасаться к драгоценной бите дорогого Роберта. Кто из нас жадный?

– Дурак, ты же разбил мою лучшую биту. Помнишь, как ты вышел из себя? Ты колотил ею по железным перилам крыльца. Было такое впечатление, что ее слон жевал. Почему ты это сделал, Джордж? Я забыл.

– Ничего подобного не было! Я ее даже не поцарапал!

– Джордж, мы с тобой спорим, как десятилетние мальчишки. Мы так весь день можем ругаться и ничего не решим. Успокойся, кузен.

Пертуи откинулся на спинку сиденья и сердито посмотрел на Роба.

– Оставим в покое все наши воображаемые детские обиды, – предложил Роб. – Давай-ка поговорим об этом деле: с моим прадедом и твоей прабабкой. Скажи, ради Бога, почему я виноват в том, что она была женщиной, а не мужчиной?

– Потому что ты не достоин быть маркизом, – с горе чью сказал Пертуи. – У тебя есть все мыслимые и немыслимые пороки, и ты гол как сокол. Я, в отличие от тебя, умею красиво одеваться, – он с сожалением посмотрел на свою пострадавшую одежду, – и не пью, и не играю в азартные игры. Я никогда не содержал ни одной любовницы, и никогда не дрался на дуэли. Я не швыряю на ветер все свое состояние. Я…

– Как же ты тогда проводишь свое время, черт побери? – спросил Роб, глядя на кузена с жалостью. – О, можешь не отвечать. Ты занимаешься часами, не так ли?

– А что в этом плохого? Что полезного ты когда-нибудь сделал?

Роб на минуту задумался. А что, в самом деле, полезного сделал он? Любил своих родителей, старался быть послушным сыном, решил спасти семью, выгодно женившись. Не так уж много, принимая во внимание всю свою предыдущую беспутную. Он рассмеялся немного смущенно.

– И я что-нибудь сделаю, я уверен, – кивнул он.

– Ты понял, о чем я говорил, – сказал Пертуи, самодовольно ухмыльнувшись.

– Даже если ты и прав, ты не сможешь унаследовать титул, – повторил Роб. – Я не могу изменить правила, Джордж, и ты это прекрасно знаешь. Я стану маркизом Флитом, если доживу, нравится тебе это или не нравится. Поэтому для чего срывать на мне свое зло?

Задумавшись над этим, Роб вдруг понял, что может чувствовать его кузен. Джордж не был таким красивым как Роб, и не спасали его ни галстуки, ни жилетки, сколько бы времени он на них ни тратил. Барышням он не нравился, потому что был скучным и педантичным, не умел вести легкой светской беседы. И среди мужчин у него было мало приятелей, потому что мужчины, как и женщины, считали его неинтересным человеком. Он не играл в карты, не заключал пари, не увлекался боксом, петушиными боями или скачками. Бедняга! Он, наверное, сможет найти себе жену, потому что его семья – богата. Но будет ли она любить его?

Роберт почувствовал, что его злость на Пертуи начала по немногую утихать.

Пертуи посмотрел на него, каждая черта его лица выражала неприязнь.

– Очень хорошо, – вздохнул Роб. – Я предлагаю оставить это все в прошлом, если ты согласишься. Мы никогда больше не станем искать встреч, но будем вести себя корректно друг с другом. У меня только одно требование, Джордж. Ты признаешь, что ты неправильно понял мою речь, обращенную к миссис Драмонд-Барел. Ты будешь всем рассказывать, что я внезапно заболел после «Олмека» и что болезнь, очевидно, и явилась причиной моего обморока. Это произошло на столько быстро после моего приезда в «Олмек», что у меня не было никакой возможности и слово сказать миссис Драмонд-Барел. Если хочешь, можешь признать, что ты сам сочинил эту «речь». Ты также везде будешь подчеркивать, что знаешь меня уже много лет, и что ты никогда не слышал, чтобы я говорил нечто подобное. Тебе понятно, Джордж?

– Но как же я это сделаю? – захныкал Пертуи. – Я стану лжецом.

– Ну?

– Роберт! Я не могу сделать этого!

– Думаю, что можешь. И думаю, что сделаешь. Думаю, что ты поймешь, что это лучше, чем Бедлам.

– Бедлам, – Пертуи смотрел в окно на дерево рядом с кабриолетом. – Ты не можешь отправить меня в Бедлам.

– Ты так думаешь? Ты хочешь попробовать?

– Но у тебя нет денег! Ты не сможешь подмазать кого нужно. А тебе придется заплатить, если ты захочешь устроить меня туда. Ты ведь сам знаешь.

– Возможно. Хочешь рискнуть? Я продам коляску, дом, если понадобится. Не забывай, у меня есть свидетели, которые охотно подтвердят, что видели тебя в невменяемом со стоянии. – Хорошо, – наконец согласился Пертуи. – Ради будущих добрых отношений между нашими семьями, я думаю, что смогу это сделать. Ты дашь мне время, да? Я не могу все исправить за один день.

– Скажем, через неделю.

– Неделя! Я не уверен, что…

– Через неделю, Джордж.

Пертуи долго смотрел на Роба.

– Неделя. И ты будешь в порядке, да? По-прежнему ни гроша за душой. Будешь размахивать своей воображаемой помолвкой с леди Элизабет, как флагом. Желаю тебе удачи.

– Спасибо, Джордж. Не хочешь отвезти меня домой?

– Доползешь, – презрительно сказал Пертуи. – Убирайся из моего кабриолета, Берлингем.

– С удовольствием. – Роб спрыгнул. Пертуи пересел на его место и взял вожжи в руки, а Роб улыбнулся, отряхнул руки и направился домой.

– Мама, – крикнула Бетс Когда оба джентльмена и грум Пертуи уехали, они с матерью вернулись в дом. Молли путалась под ногами с плохо скрытым любопытством. Ей хотелось побольше узнать из того, что происходит в доме хозяев. – Что ты наделала? Лорд Берлингем не виноват! Это полностью вина мистера Пертуи. Зачем ругать Берлингема, когда он только что попросил моей руки? О мама! Боюсь, что ты отказала ему от дома и я больше никогда его не увижу.

Несмотря на гордость, которую у нее вызвал Берлингем, так мастерски расправившийся со своим кузеном, она чувствовала, что про нее забыли. Он ушел, не сказав ей ласкового слова, не попрощавшись, не пообещал, что они снова встретятся. Он был занят, она не могла этого не признать. Но он обязан был что-то сказать, кроме просьбы принести им шляпы!

– Чепуха, моя дорогая! – улыбнулась леди Стенбурн. – Этот меня не испугается. Но я все равно сомневаюсь, что он именно тот, кто тебе нужен. Ты слышала, что сказал мистер Пертуи. Ты заметила, что лорд Берлингем ничего не отрицал. Я всегда удивлялась, почему Флиты продали свой лондонский дом. Говорили, что Берлингем считает, что он слишком большой для холостяка. Чудовищно большой дом. Мне кажется, там сейчас живут Крипфорты. Нужно спросить у леди Стаффорд. Она всегда в курсе.

– Мама, ты отвлеклась, – с упреком сказала Бетс. – Сейчас мы обсуждаем мое будущее. Я хочу замуж за лорда Берлингема. Тебе ясно? Я приняла его предложение. И я собираюсь выйти за него замуж. Если нужно будет жить скромно, мы будем жить скромно. Когда меня не будет с тобой, я думаю, ты сможешь прожить на то, что будешь получать каждые три месяца от Годфри. Мне очень жаль, что я не смогу тебе помочь!

Леди Стенбурн вернулась в гостиную и приказала Молли принести свежего чаю.

– Только не эту бледную воду от «Фортнум»… Молли! Скажи стряпухе, что чай должен быть крепким!? – Она опустилась на стул с истершейся обивкой и потерла лоб.

– Скажи, что ты знаешь о состоянии Берлингема? – спросила она Бетс. – Он сказал, что у него появились деньги? Он говорил, что это за деньги? Как они у него появились?

– О, возможно, на бирже, – предположила Бетс. – Я понятия не имею, что это за деньги и сколько их.

Леди Стенбурн вздохнула.

– Я спрошу его, если еще когда-нибудь увижу. Это не значит, что я что-нибудь смогу понять. Эти дела на бирже для меня китайская грамота. Но поскольку я – твоя мать, я думаю, я должна его об этом спросить. Выпей чаю, дорогая.

Молли принесла чай и, казалось, собиралась остаться, она даже сделала попытку разлить чай.

– Спасибо, Молли, я сама налью, – сказала Бетс. – Ты можешь идти.

Молли неохотно удалилась. Они слышали ее шаги в холле, звук которых быстро затих.

– Готова поспорить на фартинг, что она никуда не ушла, а подслушивает за дверью, – понизила голос Бетс.

– Бетс!

– Я только посмотрю.

Бетс бесшумно поставила чайник и на цыпочках подошла к двери. Она резко распахнула ее и выглянула. Молли прилипла к стене за дверью.

– Я сказала, что ты можешь идти, Молли, – строго проговорила Бетс и вернулась в гостиную. – Ох уж эта девушка! – простонала она и взялась за чайник.

– Если ты передумаешь и согласишься выйти за мистера Пертуи, мы сможем нанять дюжину горничных гораздо лучше Молли, – предложила леди Стенбурн.

– Мама! Ты же запретила ему переступать порог этого дома!

– Возможно, я немного погорячилась. О Господи, мне будет не хватать его и его знаний о часах, – вздохнула леди Стенбурн.

Бетс часами ждала весточки от графа Берлингема. Чего бы он ни собирался сделать с Джорджем Пертуи, на это не должно было уйти слишком много времени. Бетс не верила ни секунды, что Берлингем действительно намерен отправить Пертуи в Бедлам, но если Пертуи поверил в его угрозы, тем лучше. Она хихикнула, вспомнив, как обезумевший Пертуи пытался вырваться из объятий своего кузена. Бетс была абсолютно уверена, что Берлингем выяснит все и выставит Пертуи полным идиотом, если захочет. Но где Берлингем? Прошло время обеда и чая, подали ужин, давно зашло солнце, и свечи зажгли, а от него ни весточки.

Может быть, завтра?

Бетс легла спать и решила представить себе, какой будет их семейная жизнь. Тот поцелуй пробудил в ней дремлющее желание, которое теперь не покидало ее. Она вздрогнула. Когда они поженятся, он захочет от нее большего, чем поцелуев. Она, по крайней мере, на это надеялась! Она любит его. Она хочет провести с ним всю оставшуюся жизнь, в богатстве или бедности, ей все равно. А он любит ее? Конечно, любит! Он сказал, что предлагает ей свое сердце, разве не так? Или так всегда говорят, когда делают предложение? Если она правильно запомнила, мистер Пертуи говорил приблизительно то же самое. Бетс была озадачена. Она незаметно для себя уснула.

Только на следующий день после обеда получила она известие от Берлингема, и оно совсем ее не удовлетворило. Это была записка, доставленная Билли, и в ней говорилось буквально следующее:

«Мне необходимо уехать в Дорсет. Вернусь, как только смогу. Ab imo pectore Ваш преданный слуга. Берлингем».

– Он почти ничего не сказал, да еще и написал по-латыни! – жаловалась Бетс матери. Она была так уверена, что Берлингем появится сегодня утром, что потратила больше часа на свой туалет, укладывала волосы то так, то эдак, добавляя и убирая ленты. Она была в одном из своих самых новых платьев – ему было всего два года – бледно-лиловом. И никто его не видел, кроме матери и Билли, на котором не было тоги, а обычный костюм.

Билли был горд тем, что выполняет важное поручение хозяина.

– Билли говорит, что Берлингем уехал сегодня с первыми лучами солнца, – объяснила матери Бетс, которая лишь подняла брови. – Он больше ничего не знает или не говорит. Вздор!

– Мама, что такое «ab imo pectore»?

– Ты спрашиваешь меня? Меня? Может быть, поискать латинско-английский словарь твоего отца? Или мы его не взяли? Не могу представить, зачем бы мы привезли его в Лондон?

Бетс ушла после завтрака искать словарь и потратила на безуспешные поиски более часа. Кто бы мог сделать для нее перевод? Если здесь что-нибудь личное, она бы не хотела, что бы это переводил чужой. Что в этой фразе: комплимент или наоборот? Ей придется подождать возвращения лорда Берлингема (если она его вообще когда-нибудь увидит), чтобы узнать ответ.

 

Глава пятнадцатая

Роб с удовольствием рассказывал Джорди за ужином подробности своей встречи с Джорджем. Пертуи. Миссис Бекет ходила от плиты к столу (они ужинали на кухне, как обычно) и время от времени бормотала: «Боже, Боже!» Билли не было, он обыскивал окрестности в поисках кошки. Ему сказали, что он не получит ужина, пока не найдет Кэтрин Мурлыку. Роберт рассказывал, как схватил Джорджа Пертуи за воротник, когда они услышали, что кто-то колотит в дверь. Этот кто-то без всякого сомнения нацелился на то, чтобы сорвать входную дверь с петель.

– Пойду открою, – Джорди неохотно поднялся из-за стола, – только без меня не рассказывайте, я не хочу ничего пропустить!

Вскоре из холла донеслись громкие голоса, и старый друг Роба Том Хейзлтон ворвался в кухню.

– Где ты был и чем занимался, мошенник? – гремел Том. – И почему мне никто не налил выпить? Господи Боже!

Старина, из-за того, что я больше ничего не смог разузнать в «Друге под рукой» (это не значит, что я прекратил попытки подмаслить Тесси), ты дал мне от ворот поворот. Я требую объяснений, сэр. – Том схватил кусок хлеба и с жадностью съел. – Чертовски вкусный хлеб, мадам, – поклонился Том миссис Бекет.

– Ты все сказал? Присоединишься к нам? – Роб вскочил, чтобы придвинуть еще один стул.

– Пожалуйста, только выпить. Где бренди? В библиотеке?

Отправив Джорди за выпивкой в библиотеку, Роб объяснил своему другу, что необходимость обхаживать Тесси отпала.

– Все закончено, – радостно объявил он. – Я – не виновен. Я пригвоздил Джорджа Пертуи к позорному столбу. Я как раз рассказывал, когда ты появился. Если хочешь, я начну с начала.

Рассказ занял немало времени, ведь Робу пришлось еще раз начать с начала для Билли, появившегося с рассерженной Кэтрин Мурлыкой, которой пришлось налить блюдечко сливок, чтобы утихомирить.

– Вот это да! – сказал потрясенный Билли. Его восхищению лордом Берлингемом не было предела. – Жаль, я не видел, как вы отправили этого гуся надутого в Бедлам! Теперь мы от него избавились, правда!

– Он не в Бедламе, – пояснил Роб. – Это была лишь угроза. Мне нужно, чтобы он всем рассказал, что то, что произошло в «Олмеке», не соответствует действительности! – Он потянулся и встал. – Пошли в библиотеку, Том, мне нужен твой совет. Что мне делать дальше?

– Дальше? Мне кажется, все просто. Ты женишься на леди Элизабет, прибираешь к рукам ее приданое и счастливо живешь с ней.

– Возможно. Пошли.

Длинные свечи для гостя? Ни к чему. Роб достал восковую свечу из своих новых запасов и поместил ее в гордом одиночестве в канделябре на пять свечей. Он зажег свечу, налил себе и гостю, и они устроились у потухшего камина.

– Мне очень неспокойно, – признался он. – Я так часто бывал в Найтсбридж-Терес, что у меня появилось подозрение, что Фортескью скрывают свою бедность так же, как и я. Может такое быть, Том? Ты слышал что-нибудь? Господи, если у них ничего нет, я не могу жениться на леди Элизабет.

– Ты уверен? Я ничего не слышал, – ответил приятель. – Почему ты так думаешь?

– Меня настораживают всякие мелочи. Похоже, что у них всего две служанки, причем одна – хуже не придумаешь. У них нет экипажа. Они обе постоянно занимаются своим садом, но мне кажется, для того, чтобы скрыть, что у них нет садовника.

У них есть один стул в гостиной с разлезающейся обивкой. Так леди Стенбурн всегда старается сама на него сесть, чтобы закрыть сиденье своим платьем. Я могу продолжить.

– Звучит подозрительно, – согласился Том. – Вы еще не начинали обсуждать приданое и брачный контракт?

– Нет, конечно. Я только вчера сделал предложение! Я кое-что еще вспомнил. Они подали чай, как всегда, и я готов поклясться, что заварка уже использовалась. Конечно, эта глупая горничная могла быть виновата, но меня это тоже настораживает…

– Лучше навести справки и как можно скорее, приятель. Как только о вашей помолвке станет известно, ты не сможешь взять свои слова обратно. Тебя просто вываляют в грязи, а репутация у тебя и так неважная, – усмехнулся Том. Сейчас ему казалось вполне уместным пошутить по этому поводу, ведь эпизод с миссис Драмонд-Барел разъяснился. – Здесь я могу тебе помочь – буду говорить везде, что Джордж Пертуи со знался, что оклеветал тебя, если он никому ничего сам так и не скажет.

– Забавно, – Роб с улыбкой разглядывал свой бокал. – Джордж ведь так ни в чем и не признался. Но мы друг друга прекрасно поняли. Мерзавец!

Том встал и зашагал по комнате.

– Да, да, я понимаю, что ты чувствуешь. Но давай, вернемся к леди Элизабет. Ты не можешь ее прямо об этом спросить? Или это неудобно? Тебе нужно что-то срочно предпринять, Роб, иначе будет слишком поздно, и ты просто станешь нищим. Если она бедна, то тебе нужно расстроить помолвку немедленно. Тебе нужно придумать что-то другое. Заняться другой девушкой.

– Но я уже решил, что хочу жениться именно на этой девушке, – сказал Роб. – Вот в чем проблема.

Том перестал ходить по комнате и изумленно посмотрел на друга.

– Ого! Значит, вот как обстоят дела? На что ты, собираешься жить? – Черт его знает. Пожалуйста, плесни мне еще, Том. Нам надо допить хороший коньяк, пока я еще не угодил в долговую яму.

– Ну, это вряд ли. Ты ведь граф и все такое. Перестань. Ты – будущий маркиз. Твой отец владеет огромной частью Дорсета, разве не так? Ты говорил, что он на грани банкротства, но как такое может быть? Такое большое имение должно приносить хоть какой-то доход. Что твой отец делает со своими деньгами? – Том любовно погладил свой ярко-зеленый жилет.

– С какими деньгами? – недоуменно посмотрел на него Роб. – У папы нет ни малейшей способности управлять имением. Они с мамой едва сводят концы с концами. Я потому и решил найти себе богатую жену, чтобы спасти их. Ты все знаешь.

– Лучше бы ты сам занялся имением и подумал, как его можно спасти, разиня, – нахмурившись, проговорил Том. – Ты когда-нибудь что-нибудь для этого сделал? Оно ведь станет твоим, придет время! Ты им так же не интересуешься, как и твой отец.

– Может быть, мне нужно съездить туда самому и посмотреть все на месте. Боюсь, управлять имением это не мое призвание, но все же… Ты свободен? Поедешь со мной?

По мере того, как эта мысль обретала конкретные формы, Роб уже обдумывал, что ему нужно предпринять в первую очередь: написать записку леди Элизабет; миссис Бекет и Билли останутся присматривать за домом и Кэтрин Мурлыкой, пока не будет Джорди. Нет. Джорди останется – всегда лучше, когда в доме есть мужчина – если Том поедет с ним.

– Думаю, я смогу с тобой поехать, – сказал Том. – Когда отправляемся?

– Завтра?

– Как всегда торопишься. Очень хорошо. Тогда мне лучше уйти домой и начать сборы. Как едем?

– Верхом. Как еще? Моя коляска в ремонте. Если хочешь, поедем в твоем экипаже.

– Тогда верхом. Я буду у тебя на рассвете. Может быть, нам прикончить этот бренди, он испортится, пока нас не будет.

Они выпили за успех своей поездки, за приданое леди Элизабет, за здоровье маркиза и маркизы Флит, за Кэтрин Мурлыку, друг за друга. Опустошив графин, Том отправился домой, а Роб – сообщить своим слугам, что уезжает, и написать записку леди Элизабет. Джорди, расстроенный, что его не берут, собрал хозяина в дорогу.

Дорсет встретил их во всем своем весеннем великолепии. Даже Том Хейзлтон, который чувствовал себя за городом неуютно, заметил это. Обычное нетерпение Роба еще больше усилилось, когда он понял, как давно не видел Дорс Корт весной и как соскучился по известковым холмам, усеянным полевыми цветами, и особенно по дому, каменному дому, построенному на века.

Они были в Дорчестере к вечеру. Роб разрывался между желанием закончить путешествие и необходимостью дать лошадям отдохнуть. Его лошадь звали Фортитер. Гнедой жеребец отличался не столько скоростью, сколько особенной выносливостью. (Роб с гордостью объяснял невежам, что по-латыни Фортитер значит «твердый».) Но даже Фортитер устал. Хейзлтон – отличный наездник, но он никогда не ездил верхом на такие расстояния. А останавливались они лишь тогда, когда раз решал нетерпеливый граф. Том потребовал – остановиться на ночлег в гостинице.

– Но мы останавливались прошлой ночью, – возразил Роб. – Осталось совсем немного. Пожалуйста, Том.

Вдруг до Тома дошло, почему Роб хочет ехать дальше.

– Мы остановимся на ближайшем постоялом дворе. Сегодня я плачу, – заявил он. – Я настаиваю. – Он повернул свою лошадь к постоялому двору, очень на вид приличному, в крошечном городке, по которому они проезжали. – Не хочу заставать врасплох твоих родителей так поздно, – объяснил он Робу, спешиваясь и отдавая поводья мальчику-конюху.

Роб сдался и настоял на том, что заплатит за ужин. На следующее утро они отправились в Дорс Корт. Раннее, но уже теплое солнце светило им в спины.

– Меня так давно не было дома, что мне немного не по себе оттого, что я могу увидеть, – признался Роб. Он смотрел на знакомый пейзаж, вдыхал свежий воздух, любовался вспаханными полями, жаворонком, застывшим высоко в небе и заливающимся счастливой трелью, а потом неожиданно нырнувшим вниз. Роб удивился, почему ему так хотелось уехать из Дорсета?

Том Хейзлтон пробормотал что-то ему в утешение и замолчал.

Они проехали «непокоренную крепость», и Роб вспомнил, что обещал показать ее леди Элизабет. Настанет ли такой день?

Наконец они въехали в обширный парк, к дому вела широкая дорога, обсаженная деревьями с обеих сторон. Парк зарос травой, только справа она была не такой высокой: там паслись овцы. Увидев дом, Роб остановил лошадь.

– Ах, – вздохнул он.

Дом был таким же, каким он его запомнил, только казался чуть меньше. Солнце освещало вход с восточной стороны дома, по обеим сторонам крыльца стояли огромные каменные вазы. Обычно в них росли цветы, сейчас они стояли пустые. Кусты, высаженные вокруг дома, заросли, их давно не подстригали. Но сам дом, казалось, не изменился, в его окнах отражалось утреннее солнце.

– Конюшня сзади, – тихо сказал Роб. Не было видно ни одного живого существа, и ему почему-то хотелось говорить шепотом. – Оставим там лошадей и войдем через сад, – он поехал вокруг дома, показывая Тому дорогу.

На конюшне верховодил человек, которого Роб никогда раньше не видел. Человек с любопытством смотрел на них, пока они подъезжали.

– Я – Берлингем, сын маркиза, – объяснил Роб. – Мои родители дома? – Да, ваша светлость, – ответил человек, поправляя свое платье. – Думаю, они еще спят. – Он взял у них поводья и увел лошадей. Они слышали, как он бормотал: – Сын приехал, а? Пора бы уж, – и исчез в конюшне.

Друзья прошли в дом через сад и через огород. На грядках бурно разрослись сорняки, почти закрыв ростки брюссельской капусты.

Роб снова вздохнул.

– На это уйдут годы.

Том улыбнулся, но промолчал.

Дверь в сад находилась в северном крыле дома, построенного буквой П. Она распахнулась от легкого прикосновения, и они вошли в длинный холл, соединяющий половину хозяев с кухней и жильем для слуг. Стены холла были обшиты темными дубовыми панелями, в нем было темно, потому что через единственное окно, выходящее на север, проникало мало света. Роб проводил друга к главному холлу, расположенному в восточной части дома и хорошо освещенному, и они стали подниматься по широкой винтовой лестнице.

– Доркас? Это ты? Принеси, пожалуйста… – донесся сверху женский голос и вдруг замолчал. – Роберт? Роберт! О Господи! Господи! Роберт приехал! Уильям! Роберт приехал!

Высокая седая женщина в старом халате сбежала по ступенькам и заключила Роба в объятия.

– Роберт! – снова вскрикнула она, по ее щеке сбежала слеза. Она крепко прижимала его к себе. Придя немного в себя, она повернулась к Тому Хейзлтону. – Прошу прощения, – сказала она, запахнув поплотнее халат. – Мы не одеты для приема гостей. Вы?..

– Мой дорогой друг, Том Хейзлтон, – объяснил Роб, поглаживая мать по руке. – Согласился составить мне компанию. Папа наверху?

– Я думаю, он одевается. Знаешь, ему пришлось отпустить камердинера, и я помогаю ему застегивать пуговицы, ему трудно в последнее время, пальцы не слушаются.

– Извини, – Том. Роб побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Сутулый человек стоял на верхней лестничной площадке и смотрел на них сверху вниз. – Отец, – крикнул Роб и схватил человека за руку.

– Мальчик мой. Наконец ты здесь. Как дела? Ты привез молодую и богатую невесту? Кто этот юный денди? – Он снова взглянул на свою жену и человека, стоявшего рядом с ней, которые сейчас, подняв головы, смотрели на них с Робом. Отец нервно провел рукой по воротнику, на нем не было галстука. – Я… я не готов встречать гостей, – сказал он смущенно.

– Не волнуйся, это всего лишь Том Хейзлтон, он все про нас знает. Как ты, отец?

– Изо всех сил стараюсь, – ответил маркиз. – Ты не ответил на мой вопрос. Где богатая юная невеста?

– Ах, это особый разговор, – сказал сын. И улыбка сошла с его лица.

– Тогда пойдем в утреннюю гостиную твоей матери, и ты расскажешь за чаем. Этот дом какое-то несчастье, скажу я тебе. Мы живем в южном крыле, внизу. Там больше солнца, но твоя мать не хочет отказываться от своей спальни в северном крыле, а единственный путь для слуг из кухни в южное крыло – через северный коридор, – нахмурился маркиз, оглядывая темный холл. – Будет гораздо больше пользы, если мы закроем одно крыло, любое. Нас всего двое, и мы носимся по этой громадине!

Пошли. Я хочу тебя послушать. – Он стал осторожно спускаться по лестнице, все еще щупая свой ворот. – Ты идешь, Джейн? – спросил он жену.

– Боже мой! – воскликнула в негодовании маркиза. – На кого ты похож? И мне нужно распорядиться насчет чая. Доркас! Чай в утреннюю гостиную!

Появилась молодая горничная и, получив распоряжения, ушла в кухню. Леди Флит стремительно поднялась наверх одеваться и крикнула:

– Не начинайте без меня, пожалуйста!

– Хотите переодеться? – спросил маркиз. Ему ответили, что в этом нет никакой необходимости. Он продолжал идти, медленно, в утреннюю гостиную в южном крыле здания. Роб с грустью отметил, как сильно постарел его отец с тех пор, как они последний раз виделись, примерно год назад.

Утро было посвящено рассказу Роба о своей жизни. Он писал несколько раз домой, но «лишь столько, чтобы распалить наш интерес», – заметила его мать. Они с мужем помрачнели, когда Роб рассказал о своих сомнениях по поводу состояния леди Элизабет.

– Почему ты не привез ее с собой? – спросил маркиз. – Твоя мать вытащила бы из нее все подробности о ее доходах до последнего пенни, правда, дорогая? Она хорошенькая, Роберт? Послушная? Может быть, тебе следует еще поискать, просто на всякий случай?

– Да, мне она кажется хорошенькой, но она не очень послушна, – сказал Роб. – Но я решил остановить свой выбор на ней. Проблема в том, на что мы будем жить, если у нее нет денег. Мы все знаем, что у меня нет денег.

Ето родители выглядели хмурыми.

– Еще не поздно передумать, – проговорила мать.

– Ты сказал, она приняла твое предложение? – спросил отец. – Как ты можешь быть в этом уверен, принимая во внимание ситуацию, которую ты нам описал? Она могла сказать «да», чтобы избежать объяснений с Джорджем. Никогда не доверяй этому парню. Он изворотливее своего отца, а тот – хитрая лиса. Трудно поверить, что Джордж обвиняет свою протеже. Я хорошо ее помню. Она была достойной женщиной.

Моей тетке, Айви, и в голову не могло бы прийти оспаривать право на титул. – Маркиз погрузился в воспоминания.

– Я надеюсь, леди Элизабет приняла мое предложение, – твердо сказал Роб, хотя в глубине души он не был так в этом уверен. – У нас не было возможности поговорить. Мне кажется, что я должен сначала точно знать состояние дел своей семьи, прежде чем стану говорить с ее матерью. Поэтому я здесь.

– Тебе стоит лишь посмотреть вокруг, – вздохнул отец. – Ничего не изменилось с тех пор, как мы уехали из Лондона.

Только хуже стало.

– А что твой управляющий?

– Он говорит, что мы на грани разорения. Что нам нужно улучшать наше стадо, и нужны новые сорта зерновых, и не знаю что еще. На все это нужны деньги, а у нас их нет. – Маркиз растерянно смотрел на сына и теребил свой воротник.

– Кто ведет учет?

– Он, конечно. Я никогда в этом ничего не понимал. А что? Ты хочешь посмотреть наши бухгалтерские книги?

– Да, очень хочу, отец.

– Они в библиотеке. Я принесу. – Лорд Флит отодвинул стул, с трудом поднялся и вышел.

– И давно он такой? – шепотом спросил Роб у матери. – Никак не могу прийти в себя оттого, что он так изменился.

Леди Флит подвинула стул поближе к сыну.

– Я не писала тебе, потому что он читает то, что я пишу. Ему очень больно писать. Суставы. Особенно плохо зимой, когда холодно и сыро. Я надеялась, ему весной станет лучше. О Роберт! Ему не стало лучше, и я так волнуюсь, – она проглотила слезы и принялась снова разливать чай.

Роб испытывал чувства вины и раскаяния. В своих попытках найти невесту он совершенно забыл о родителях, и ему было стыдно. Он знал, что его отец, даже когда был здоров, не имел никакого опыта в управлении имением; до последнего времени маркиз жил такой же беззаботной и бесшабашной жизнью, которую сейчас вел Роб. Почему отец его отца не вбил сыну в голову немного здравого смысла, вместо того, чтобы позволять ему делать то, что он захочет? Роб поймал себя на мысли, что его отец ничего путного не сделал, но он, Роб, которому сейчас уже двадцать восемь, вполне взрослый, осознал свои ошибки и намерен что-то сделать, если еще не поздно.

Лорд Флит вернулся с бухгалтерскими книгами, с трудом удерживая их в скрюченных пальцах, и уронил их Робу на колени.

– Вот посмотри, сможешь ты из этого что-нибудь извлечь или нет.

– На это уйдет время, – сказал Роб, глядя на неразборчивые записи. – Я возьму их. Можно, Том будет жить рядом со мной? Я надеюсь, моя спальня осталась моей? Мы вместе посмотрим эти книги. – Он встал и кивнул Хейзлтону. Поцеловав мать и похлопав отца по плечу, Роб отправился в долгий путь из южного крыла дома в северное, где на втором этаже была его спальня.

Подкрепившись скудным обедом, а чуть позже и бренди из запасов отца, Роб и Том провели всю вторую половину дня дома, пытаясь разобраться в бухгалтерских книгах Дорс Корта. Хейзлтон оказался бесценным помощником: ему удалось разобраться в каракулях и объяснить значение записей, которые были для Роба совершенно непонятными.

– Откуда ты все это знаешь? – изумился Роб. – Нас не учили этому в Кембридже.

– Младший сын должен что-то уметь, – рассмеялся Том. – Мой отец считает, что я должен помогать контролировать деньги Хейзлтонов, даже если я мало что с этого имею. – Он снова склонился над книгами. – Посмотри. Сто сорок семь фунтов три шиллинга и два пенса на разведение баранов.

Мне кажется, твой отец сказал, что не может позволить себе тратить деньги на улучшение стада! И зачем улучшать поголовье овец? Дорсет не лучшее место для овцеводства, здесь лучше выращивать зерновые культуры. Любой дурак об этом знает.

– Правда? Никогда не знал! Я думал, овец можно везде разводить.

– Конечно, овец можно разводить прямо под окнами дома. Если тебе интересно, можешь посмотреть. Найдешь среди них ценные экземпляры?

Роб подошел к окну, потягиваясь, чтобы размять мышцы, которые затекли от долгого сидения за книгами. Крошечное стадо овец так близко подошло к дому, что он даже слышал их блеяние, несмотря на то, что окно было закрыто. Он открыл окно и посмотрел на овец. Как определить ценного барана? Он не имел ни малейшего понятия. Они все были похожи, отличались лишь размером. Глупые существа.

– Есть еще какие-нибудь интересные записи? – спросил он Хейзлтона.

– Не уверен. Можно, я сделаю пометки? Мне бы хотелось спросить твоего отца кое о чем. Я подчеркну то, что вызывает у меня вопросы, если ты не возражаешь.

– Пожалуйста.

Роб с Томом провели почти два дня, изучая бухгалтерские книги Дорс Корта, углубляясь в записи, сделанные почти десять лет назад. Десять лет прошло с тех пор, как маркиз Флит, его жена и сын переехали в Лондон, где жизнь была веселей и больше соответствовала вкусам маркиза и Роба. Все это время судьба Дорс Корта была в руках Джонаса Дайера, управляющего. До тех пор, пока деньги из Дорсета текли рекой, лорд Флит с семьей жили припеваючи. Упадок начался незаметно. Когда он принял угрожающие размеры, лорд Флит вынужден был вернуться в имение, чтобы выслушать печальную историю из уст своего управляющего. Имение не будет больше приносить никакого дохода, если не вложить в него новые средства, объяснил Джонас Дайер, показывая лорду Флиту аккуратные записи в бухгалтерских книгах. Лорд Флит ничего в них не понимал, но знал, что что-то нужно предпринять. Тогда он и решил, что они с леди Флит вернутся в Дорсет; большой дом на Маунт-стрит должен быть продан, и Роб получит вырученную сумму, чтобы купить дом поменьше. Если повезет, то знатный молодой человек сможет найти богатую наследницу и жениться на ней до того, как будут потрачены последние деньги от продажи дома.

Отчеты за десять лет. У Тома Хейзлтона и Роба болели головы от необходимости расшифровывать записи страница за страницей, цифра за цифрой. Бренди, предложенный лордом Флитом, помогал мало. От лорда Флита тоже не было никакой помощи. Он не знал, какие сейчас цены на зерно, на новые плуги, сколько стоила крыша на доме фермера-арендатора. Роб начал впервые в жизни понимать, какое это сложное дело – управлять имением.

Чтобы проветриться, на третий день молодые люди закрыли книги, задули свечи, сели на лошадей и поехали осматривать имение, которое оказалось, вне всякого сомнения, в плачевном состоянии. Даже Роб, который ничего не понимал в сельском хозяйстве, не мог этого не заметить.

Несколько фермеров радостно его приветствовали. Одни пахали землю, другие сеяли зерно, третьи что-то сооружали у своих маленьких жилищ. Они знали, кто он, хотя за последние десять лет Роб нечасто бывал в поместье. Конечно, грум рассказал всем о его приезде.

– Нам надо с кем-нибудь из них побеседовать, – сказал Роб, щурясь от солнца, которое уже стало золотисто-красным. Возможно, с Амосом Татлом, если он все еще здесь живет. Я был с ним хорошо знаком, когда был мальчиком. Его жена делала восхитительные пирожные с фруктами и патокой! Я спрошу. – Он подозвал человека, который пытался выкопать пучок утесника. – Амос Татл все еще здесь?

– Да, ваша светлость, здесь, – ответил тот. – Поезжайте по этой дороге, поверните направо…

– Я знаю, где он живет, – кивнул Роб. – Поехали, Том.

Амос Татл был дома, он сломал палец несколько дней назад, запутавшись в колодезной цепи. Его жена пригласила джентльменов в дом.

– Берлингем! Ваша светлость! – Татл вскочил, поддерживая сломанный палец, замысловато перебинтованный. – О, простите, постоянно забываю. Не могу даже пожать вам руку. Пожалуйста, садитесь. – Он указал на стулья в крохотной, расположенной по соседству с кухней, комнатке, служившей хозяевам столовой и гостиной одновременно.

После того, как Роб представил хозяевам Тома, Татл объяснил, как сломал палец, миссис Татл призвали отыскать пирожные с фруктами и патокой, если таковые еще остались, и Роб рассказал Татлу о том, как они с Томом бьются над бухгалтерскими книгами Дорс Корта.

– Какой Дайер работник? – спросил Том. – Он знает, что делает? Как ты думаешь, он честный человек?

– Лентяй, вот он кто, – ответили Татл. Он попробовал набить табаком свою трубку, но оказалось, что одной руки для этого недостаточно. – Черт. Все время забываю. Ну, наконец. Дайер неплохо начинал… Когда это было? Лет девять – десять назад? Но и вы и ваш отец были в Лондоне, никто за ним не присматривал, он пустил все на самотек. А честный он или нет, я не знаю, ваша светлость. Вы нашли что-нибудь подозрительное в его записях? – Он передал трубку жене. – Набей трубку, Винни, сможешь? Дам тебе затянуться.

– Да ну тебя, Амос, – смутилась она и положила трубку на полку. – Дайте мне, – попросил Том.

Он взял кисет Татла и принялся умело набивать трубку, передал ее Татлу и оглянулся в поисках лучины. Миссис Татл подала ему лучину, Том зажег ее от плиты и поднес к трубке Татла, Тот сделал несколько глубоких затяжек и улыбнулся.

– Вы – хороший парень, – сказал Татл. – Да, вы хороший парень. Ну, что ж. О Дайере. Он доведет поместье до полной разрухи. Когда кто-то из нас говорит, что нам что-то нужно, он отвечает, что нет денег. Видите то окно? Разбилось в прошлом году! Вывалилось стекло и разбилось, и нам пришлось закрыть его промасленной бумагой. Как в средние века! Терли нужна новая крыша уже два года. Ему приходится ставить везде тазы, когда идет дождь. Дайер в прошлом году не посадил ни зернышка ячменя! Никуда не съездил даже за зерном. Вы понимаете, о чем я говорю.

– Дайера придется прогнать, – заявил Роб – Нам нужен кто-то другой. Мы с отцом не знаем, как управлять этим имением, черт бы все побрал. Татл, что скажешь? Хочешь быть управляющим?

– Я, ваша светлость? Да мне уже за пятьдесят! Мне не так уж и много осталось. Зачем я вам? – Круглое лицо Татла выражало удивление, смешанное с сожалением. Он усиленно пыхтел своей трубкой.

– Амос, я знаю тебя почти всю свою жизнь. Я не могу найти более подходящего человека. Ты умеешь вести учет? Ты ведь умеешь и читать и писать, не так ли? – Получив удовлетворительный ответ, Роб спросил: – Ты не хочешь хотя бы попробовать?

– Что скажешь, Винни? – обратился к жене Татл. – Браться мне за это дело?

– У тебя получится, – заверила мужа миссис Татл. Она похлопала его по плечу. – Конечно, получится. Мы будем жить в дом управляющего, ваша светлость? Он намного лучше этого. – Она, нахмурившись, посмотрела на разбитое окно.

– Да, конечно, – заверил ее Роб. – Значит, решено. Приходи к нам вечером, и мы все обговорим.

– А как с Дайером? – спросил Татл.

– О Дайере я сам позабочусь. Пойдем, Том.

– А пирожные! – закричала миссис Татл. – Вы должны попробовать мои пирожные!

Оба джентльмена съели по пирожному и с легким сердцем отправились домой.

Роб с Томом решили поговорить с Джонасом Дайером. Тот уверял, что делал все правильно. Но у Роба сложилось впечатление, что его обвинения не были для управляющего неожиданностью. Словно он был к этому готов.

– Посмотрите бухгалтерские книги! Я отчитывался за каждый пенни! – кричал Дайер. Он суетливо смахнул в сторону кипу бумаг и грязную кружку, в которой когда-то был кофе, чтобы освободить место для посетителя. Дайер был вдовцом и, очевидно, вести домашнее хозяйство не умел. Гостиная в его коттедже была похожа на бойню.

– Я не нашел записей о многих покупках, о которых ты упоминал, – сказал Роб. – Мистер Хейзлтон, который собаку съел на бухгалтерских книгах, утверждает, что многие записи дурно пахнут. Чем ты занимаешься, Дайер? Набиваешь карманы за наш счет?

– Здесь нечем набивать карманы. – Дайер натужно рассмеялся. – Что, я как сыр в масле катался? Ха!..

– Ты не занимался всерьез посевами, не обращал никакого внимания на нужды фермеров, на то, чтобы поддерживать хозяйский дом в хорошем состоянии, – продолжал Роб. – Дайер, ты уволен. Амос Татл займет твое место. Ты должен освободить этот дом через… – Роб оглядел царивший кругом беспорядок, – через три дня. Но на всякий случай мы с мистером Хейзлтоном обыщем эту нору. И я думаю, что мы сделаем это прямо сейчас. Дайер, пожалуйста, исчезни на несколько часов.

– Вы не можете! Вы не имеете права! – запротестовал Дайер. – Я клянусь, вы не найдете ничего!

«У него виноватый вид, но не настолько виноватый, каким должен был бы выглядеть человек, прячущий где-то деньги, украденные у своего хозяина», – подумал Роб.

– Я имею полное право, – твердо сказал Роб. – Этот коттедж – собственность моего отца, а не твоя. Убирайся!

Дайер неохотно ушел. Хейзлтон наблюдал в окно, как управляющий оседлал лошадь и ускакал прочь.

– Видел лошадь? – спросил Хейзлтон. – Слишком хорошая лошадь для управляющего. Ты мог бы обменять ее на своего Фортитера.

– Еще один повод для подозрений. Давай, Том. Где мог этот дьявол устроить свой тайник? Если понадобится, разберем этот дом по частям.

Три часа, пока не было Дайера, друзья обыскивали коттедж, проверяя, нет ли оторванных половиц, двойных стен, тайников.

Задача была не из легких, потому что все вещи были разбросаны в жутком беспорядке по всему дому. Они нашли лишь небольшое количество монет, спрятанных в грязной коробке в буфете.

Роб подозревал, что у Дайера могут быть дубликаты бухгалтерских книг, в которых записаны настоящие расходы. Но единственными книгами в коттедже были Библия и брошюрка, резко обличающая правящий класс в жестокой эксплуатации трудящихся.

В конце концов, устав от бесплодных поисков, друзья сдались.

– Пригласим Дайера в дом, чтобы тот объяснил Татлу, как вести бухгалтерские книги. И дай Бог, чтобы Татл не оказался мошенником! Надеюсь, я больше никогда не увижу Дайера, – со вздохом сказал Роб. – Спасибо тебе за помощь, Том. Ни когда бы не смог без тебя ничего сделать.

Дальше все пошло быстро и без особенных препятствий.

Роб и Хейзлтон отказались от дальнейшего изучения бухгалтерских книг. Они решили оставить прошлое, которое все равно не изменишь, в покое. Робкий Дайер объяснил Татлу, как вести бухгалтерские книги, и Татл оказался хорошим учеником. Встреча в библиотеке лорда Флита была короткой и не очень приятной: было ясно, что Дайер и Татл недолюбливают друг друга. Как ни странно, но невозмутимость Дайера, не признававшего за собой никакой вины, казалась подозрительной. Он почему-то с преувеличенным равнодушием рассматривал полки, на которых тесными рядами стояли книги в кожаных переплетах.

Позже лорд Флит выслушал сына, который рассказал ему о своих планах, и изобразил заинтересованность и понимание. Но Роб был уверен, что большая часть того, о чем он говорил, тут же вылетела из головы отца. Татл не дал никаких обещаний насчет того, что сможет быстро поправить дела: на это уйдут годы. Им по-прежнему придется считать каждый пенни в обозримом будущем.

На что же им всем жить все эти годы? Робу вдруг пришло в голову, что в библиотеке его отца достаточно книг и среди них могут быть такие, которые можно продать, особенно теперь, когда он кое-что знает о книгах. Он часами перебирал книги и сортировал том за томом, в зависимости от состояния переплета.

Однажды после обеда отец застал его в библиотеке за этим занятием. Когда Роб рассказал ему, что он задумал, лорд Флит очень оживился.

– Я уже продал большую часть картин, как ты, наверное, заметил, – признался отец. – Никогда бы не подумал о книгах.

– Я, правда, не нашел ничего особенно ценного, – признался Роб. – Красивые переплеты, но ничего, представляющего интерес, внутри. Вот почему они до сих пор здесь. Я увез все самое интересное в Лондон.

– Может быть, их можно будет продать кому-нибудь, кто просто хочет, чтобы в его библиотеке были книги в красивых переплетах, – предположил лорд Флит. – Ты же знаешь, что есть такие дуралеи. Помнишь лорда Тислтуейта? Как-то вечером мы сидели в его библиотеке и пили. Его вызвали по какому-то делу, а я от нечего делать стал рассматривать его книги. У половины книг были чистые страницы! На корешке написано: «Драйден», а внутри – чистая бумага! Что скажешь, мальчик мой?

– Да, есть такая возможность, – согласился Роб. – Я смогу дать объявление в газете, нет смысла ходить по книготорговцам, покупатель не захочет афишировать свое имя. Кто признается, что в его библиотеке всякий мусор в красивых переплетах?

– Я, – сказал лорд Флит. Он рассмеялся. – Я спокойно признаюсь. Никогда даже в них не заглядывал.

– Да, ты никогда не любил чтение. Это все книги деда, или даже прадеда. Возможно, то, что они старые, придаст им какую-то ценность. Я попытаюсь. Спасибо, отец.

Роб распорядился почти девятьсот книг отправить в Лондон и почувствовал вдруг непреодолимое желание уехать. Они были в Дорс Корте уже почти неделю. Сделал ли Джордж что-нибудь для того, чтобы обелить его имя, как и обещал? Как там леди Элизабет? Она, должно быть, совершенно сбита с толку.

Он вспомнил ее лицо, как оно осветилось радостью, когда она приняла его предложение. Конечно, она его приняла! Ему очень захотелось поцеловать леди Элизабет. Он даже не поцеловал ее, когда она сказала: «Да». То, что он был занят Джорджем Пертуи, не оправдание. Что она должна была о нем подумать?

– Мы возвращаемся домой, Том, – сказал Роб Хейзлтону. – Я имею в виду Лондон. Здесь полно дел, но в Лондоне еще больше.

– Я все ждал, когда ты вспомнишь о прекрасной леди Элизабет, – рассмеялся Том. – Я с радостью поеду домой. Сельская жизнь прекрасна, но это не Лондон.

Проведя ночь в пути, через восемь дней после отъезда они снова были в Лондоне.

В доме Роба все шло хорошо. Он помылся, переоделся, предупредил Джорди о том, что в скором времени прибудут две повозки с книгами, вскочил в свою коляску с заново обитыми сиденьями и отправился в 4Найтсбридж-Терес.

Примет ли его леди Элизабет? Заменит ли перспектива воз рождения Дорс Корта, которое к тому же произойдет лишь в отдаленном будущем, отсутствие у него в данный момент состояния? А если леди Элизабет не пустит его на порог? Ожидание встречи со своей любовью (а она была его любовью, сомнения быть не может) придавало ему силы с тех пор, как он отправился в Дорсет. Но сейчас, когда до встречи с ней осталось лишь несколько минут, он вдруг растерялся от страха, что его мечты рухнут как карточный домик. Он поехал медленнее.

Площадка перед маленьким домом в Найтсбридж-Терес была занята. Знакомый грум у знакомого кабриолета поджидали своего хозяина. Пертуи.

– Вот дьявол! – сказал Роб и ударил кулаком по сиденью – с новой обшивкой.

 

Глава шестнадцатая

Робу пришлось выдержать очередную баталию с Молли, что бы попасть в гостиную. Ему хотелось вытолкать горничную взашей. Вместо этого он отдал ей свою шляпу и прошел мимо нее в гостиную, из которой доносились голоса:

– … недавно решил отправиться в Уимборн в Дорсете, что бы, вплотную заняться часами, которые были сделаны в начале четырнадцатого века. На их циферблате изображены луна и солнце, вращающиеся вокруг земли! Осмелюсь надеяться, что вы согласитесь поехать со мной.

Эти слова, произнесенные спокойным голосом Пертуи, привели Роба в такую ярость, что он бросился в гостиную, оставив позади безуспешно пытающуюся обойти его Молли.

– Нет! – закричал он, врываясь в комнату. – Нет! Я этого не потерплю!

Три пары удивленных глаз смотрели на него.

– Возвращение блудного сына, – пробормотала леди Стенбурн.

Роб огляделся. Пертуи – снова воплощение элегантности – стоял на своем любимом месте у камина, его пальцы ласково гладили часы. Леди Стенбурн сидела на стуле с порвавшейся обивкой. Бетс сидела у стола, в ее руке была чашка с чаем.

До Роба постепенно стало доходить, что Пертуи, очевидно, приглашает леди Стенбурн, а не Бетс, поехать с ним в Дорсет.

Леди Стенбурн? Да она же в два раза старше его. Но это Роба не касается.

– Прошу прощения, – сухо сказал он леди Стенбурн. Та кивнула в ответ.

Наступила неловкая тишина. У Роба была сотня вопросов но он не знал с чего начать. Наконец, заговорила Бетс.

– Чашку чаю, ваша светлость?

– А. Да, благодарю вас.

– Нам нужна еще чашка. Подождите минутку, пожалуйста, я пойду распоряжусь. – Бетс встала и вышла из комнаты.

Роб решил времени не терять.

– Ты сделал то, что обещал? – спросил он Пертуи.

– Мне кажется, леди Стенбурн ясно дала понять, что мы не должны выяснять наши разногласия в ее доме, – произнес Пертуи с чувством собственного превосходства. – Я воздержусь от ответа.

Ярость, которую Роб изо всех пытался подавить, рвалась наружу.

– Ты можешь ответить и без выяснения всяких разногласий, не так ли? Предлагаю тебе так и сделать, – он гневно посмотрел на кузена.

– Не в присутствии дам, – ответил Пертуи, когда в комнате появилась Бетс с чашкой для Берлингема. – Мы не должны оскорблять их чувств.

– Ваш чай, милорд, – поспешно прервала их Бетс. Она видела, что Берлингем разозлился не на шутку.

– Благодарю, – кивнул Берлингем, взяв у нее чашку.

Он посмотрел на нее. Бетс спокойно сидела у стола, опустив глаза, не желая смотреть на него. Роб видел, что она нахмурилась. Несмотря на бледно-лиловое платье, которое ей очень шло, и тщательно уложенные волосы, она выглядела усталой и обеспокоенной.

Роб прикоснулся к ней.

– Посмотрите на меня. – Когда она взглянула ему в глаза, он ей нежно улыбнулся и сказал: – Скоро.

Затем он подошел к пустому стулу, сел и стал пить чай.

Выпив чай, он встал, осторожно поставил свою чашку на стол и повернулся к Пертуи.

– Джордж. Ты прилагаешь неимоверные усилия, чтобы вывести меня из себя. И тебе это удалось! – Он быстро приблизился к кузену, схватил его за воротник и тихо сказал ему на ухо: – Оставим на время Бедлам. Мы выясним все прямо сейчас. Ты умеешь драться на кулаках, кузен?

Пертуи вертелся и извивался.

– Не здесь! – вскрикнул он, задыхаясь. – Не в присутствии дам!

– Хорошо! Может быть, в саду? На улице? В Гайд-парке? Это недалеко. Я подвезу тебя в своей коляске, – Роб хорошенько тряхнул Пертуи.

– Хорошо! Хорошо! Я отвечу, – Пертуи больше не сопротивлялся и весь как-то обмяк. – Я… я был болен. Я собирался сделать все, как ты сказал, но у меня так разболелось горло, что я просто не мог говорить, – он покашлял. – Но я обещаю! Немедленно! Честно!

– Выглядел ли этот человек больным с тех пор, как я уехал? – спросил Роб.

Леди Стенбурн была расстроена, но ничего не сказала.

– Мы видели его всего три раза, – заявила Бетс. – Я не заметила, чтобы ему было трудно говорить.

– Он знал, что я уехал?

Леди Стенбурн и Бетс переглянулись. Леди Стенбурн признала, что могла упомянуть об этом.

– Так я и думал. Пошли, Джордж.

– Куда? – дрогнувшим голосом спросил Пертуи. Роб снова схватил его за воротник.

– На улицу.

Из уважения к дамам Роб вывел Пертуи из комнаты, потом потащил его вниз по ступенькам, по дорожке, и они оказались на улице у соседнего дома. Отпустив ворот кузена, Роб встал перед ним, сжав кулаки.

– Нет! – крикнул Пертуи. – Я не какой-то там бродяга! Нет!

Но было поздно. Два быстрых удара, и Пертуи оказался на земле и застонал.

– Он в вашем полном распоряжении, – сказал Роб груму, с изумлением взиравшему на происходящее. Грум подтащил пребывающего в прострации Пертуи к кабриолету и с трудом устроил его на сиденье. Кабриолет отъехал. Стоны Пертуи постепенно стихли вдали.

– Браво! – крикнул Билли, видевший все из коляски, и принялся размахивать своей тогой.

Роб улыбнулся и вернулся в дом. Обе дамы стояли у открытой входной двери, а за ними прыгала Молли, которой хотелось все видеть своими глазами.

Роб взял Бетс за руку, и они вошли в дом.

– Мы все еще помолвлены? – спросил он.

– А мы – помолвлены? – переспросила она.

Бетс села за стол. Она была не в духе.

– Я надеюсь. Нам надо поговорить.

– Я тоже так думаю. – Бетс слегка кивнула в сторону матери, которая вошла следом за ними, и подняла брови в немом вопросе: «Где?»

– Окажите мне честь поехать со мной на прогулку. Мы можем осмотреть парк.

– Ах, да. Парк. Там, наверное, появилось несколько новых травинок, с тех пор как меня там не было. Мне с нетерпением хочется их увидеть, ваша светлость.

– Мне кажется, – сказал Роб, нахмурившись, – что вам следует называть меня Робертом или Робом, как вам больше нравится. Никаких «ваша светлость», пожалуйста.

– Конечно, ваша светлость. Как пожелаете, милорд.

– Почему вы сердитесь? Что я сейчас сделал?

– Дайте мне день. Возможно, я успею записать все ваши промахи. – Она кинула в его сторону испепеляющий взгляд и принялась изучать свою чашку.

Ах, теперь еще и это, понял Роб. Его отъезд в Дорсет, объясненный лишь коротенькой запиской, был еще большим промахов, чем он предполагал.

– Мы едем любоваться парком, – усталым голосом объяснила Бетс матери. – Я уверена, что увижу столько нового. – Она неохотно отправилась за шляпкой и сумочкой.

– А теперь объясните, пожалуйста, что все это значит, – попросил Роб, когда они отъехали от дома. – Я вижу, что чем-то обидел вас.

– Я уверена, вам трудно себе представить, что я могла обидеться из-за того, что вы уехали на неделю – восемь дней! – сразу же после вашего так называемого «предложения»… Полагаю, это было предложение? И не сказав ни слова. Ни одного слова! – голос Бетс стал громче, когда она вспомнила все сомнения и тревоги, которые ей пришлось пережить за эти восемь дней. – Оставив меня с мамой на попечении вашего дражайшего кузена? Он был у нас три раза! А я должна была изображать радушную хозяйку, угощать его чаем и слушать разглагольствования о его бесценных часах! О-о-о! – она ударила кулачком по сиденью.

– Пожалуйста, успокойтесь! – Роб готов был согласиться, что был не прав, но только наполовину, и что он не заслужил такого негодования. Он прикрыл одной рукой ухо и попытался управлять лошадьми другой рукой. – Я чуть не оглох на одно ухо. И прошу меня простить. Я был занят, мне нужно было срочно уехать в Дорсет, у меня не было времени предупредить вас заранее…

– Надеюсь, никто из ваших родных не заболел? – спросила Бетс, успокаиваясь при этой мысли. Если его отъезд был вызван болезнью родственника, то она его прощает.

– Не совсем так. Я все объясню. Но сначала расскажите мне, пожалуйста, о Джордже. Он пообещал мне, что в течение недели расскажет всему свету, что эпизод с миссис Драмонд-Барел – ложь. Но понятно, что он ничего такого не сделал.

Он что-нибудь говорил вам и вашей матери?

Бетс повеселела.

– Нет! Но все говорят, что происходит что-то невероятное!

Мы так поняли, что общество разделилось на две партии. Некоторые действительно поверили в то, что у мистера Пертуи был припадок и что его нужно изолировать. Горничная того джентльмена, который живет напротив нас, говорила Молли, что ее хозяин видел, как изо рта мистера Пертуи шла пена! Несколько человек клянутся, что помнят, что в детстве с мистером Пертуи случались припадки, но говорят, что с возрастом это прошло.

Мама от кого-то слышала, что лорд Пертуи готов заплатить десять тысяч фунтов, чтобы избавить Джорджа от Бедлама и поместить его в частную клинику. Многие качают головами и сравнивают его с королем Георгом. Но я должна вас также предупредить, что некоторые неприятно поражены тем, что вы, его кузен, к тому же старший и более сильный, применили к нему силу без всякой видимой причины. Да еще публично! Прямо в центре Найтсбридж-Терес! Боюсь, им хорошо известен ваш беспутный образ жизни, милорд.

Роб хмыкнул.

– Нагоняй, который я дал сегодня Джорджу, подольет масла в огонь: в свете будет о чем поговорить. Как только Джордж признает, что он сочинил всю историю, думаю, свет простит меня.

– Мне кажется, – сказала Бетс, – что он приходил к нам, чтобы мы убедились, что у него с головой все в порядке. Но, ваша свет… Роб, он такой неприятный! Конечно, мы ни разу не обмолвились о том, как вы выставили его из нашего дома, и он, естественно, тоже. Он только без устали рассказывал о своих часах. Мама, кажется, так увлечена. Бедная мама. Ей следует найти другое увлечение.

– А вы не могли оставить их одних? Извиниться, сославшись на то, что у вас дела? – Робу было не по себе оттого, что Бетс проводила время в обществе другого претендента на ее руку, даже если тому и отказали.

– Боюсь, мама хочет держать все в своих руках. Она на стояла, чтобы я присутствовала, потому что мистер Пертуи приходит ради меня, а не ради нее, и мама надеется, что он может вас заменить, если вы вдруг пойдете на попятный.

– Значит, мне следует объясниться, – проговорил Роб. – Я не собираюсь идти на попятный. По правде говоря, именно поэтому я и отправился в Дорсет. О Бетс, боюсь, у меня плохие новости. Дела в Дорс Корте из рук вон плохи. Мой отец – плохой хозяин, всегда таким был. Наш управляющий оказался ленивым парнем, который к тому же нас обкрадывал. Он пустил все на самотек. Мы с моим другом Хейзлтоном обнаружили подозрительные записи в его отчетах, но теперь трудно что-нибудь доказать. Мы обыскали его коттедж дюйм за дюймом, чтобы хоть что-нибудь найти из тех денег, что он украл, но напрасно. Я нанял нового управляющего, но не один год пройдет, прежде чем Дорс Корт начнет приносить доход. А пока я хочу продать примерно девятьсот старых книг, но даже не могу предположить, сколько они могут стоить. Поэтому, любовь моя, пока что нам придется жить на ваше приданое. Вам это очень неприятно?

Бетс так сильно схватила Роба за руки, что ему пришлось резко затормозить почти у самого въезда в парк. Со всех сторон на него посыпались ругательства. Человек, чья повозка ехала следом за коляской Роба, погрозил ему кулаком, проезжая мимо.

Роб резко высвободил свою руку и направил лошадей вперед.

– Повторите, – сказала Бетс.

– Что повторить? – спросил Роб. – Пожалуйста, мэм, позвольте мне остановиться в более подходящем месте, – взмолился он. Через несколько минут они подъехали к небольшой тихой площадке, и Роб остановил лошадей. – Ну, вот.

– Вы сказали: «любовь моя». Вы правда так думаете?

– Конечно! Ведь я же предложил вам свое сердце? Вы хотите сказать, что не слушали, когда я делал предложение? И я ведь специально написал только для вас в своей записке, полагая, что именно вы и поймете: «Ab imo pectore», если память мне не изменяет.

Бетс покраснела.

– Вы слишком хорошо обо мне думаете, – призналась она. – Я ломаю голову над этой фразой с тех пор, как получила вашу записку.

– Приблизительно это звучит так: «всем сердцем» и означает то, что я хотел сказать, – Роб взял ее за руку. – Дорогая Бетс, я действительно люблю вас всем сердцем. Вы сомневаетесь? Боюсь, я не умею объясняться в любви. Кулачный бой? Да. Бега? Да. Старые книги? Да, мне кажется. Объяснение в любви? Нет.

– А что же тогда вы говорили своей любовнице? Или, точнее, любовницам? – спросила Бетс и покраснела. Разве она не имеет права спросить, если они помолвлены?

Теперь настала очередь Роба краснеть.

– Мне следовало бы догадаться, что вы об этом спросите.

Я не помню. Это было давно.

– Давно? Да все об этом говорили два года назад. Вы так быстро забыли, сэр?

– О, моя дорогая Бетс, у меня давно нет ни денег, ни желания. Все в прошлом. Вы меня простили? Должен признать, что мне кажется интересным, что вы помните об этом. Вы знали, что я существую, тогда, два года назад? Я польщен.

– Только потому, что я была в ужасе от такой распутной жизни. В моей семье никто никогда так себя не вел, и это меня удивляло. Никто никогда вас не видел. Вы не бывали на приемах или на балах. Вы просто жили своей распутной жизнью.

– Но теперь все изменилось, моя дорогая. Я осознал свои ошибки. Я буду таким примерным мужем, что вам станет скучно до слез. Вы пожалеете, что не вышли замуж за Джорджа Пертуи, чтобы иметь возможность хоть немного развлечься, – рассмеялся Роб и вновь стал серьезным. Он погладил Бетс по руке.

– Как вы думаете, вы сможете жить со мной?

– О да! Но сначала я должна сделать ужасное признание. Роб, у меня нет никакого состояния. У нас есть этот дом в Найт – Бенбридж-Терес который достался маме от ее отца. Мой отец был очень богат, но так случилось, что перед смертью он потерял большую часть своего состояния. Мой сводный брат Годфри, который является душеприказчиком отца, присылает нам деньги каждые три месяца, но этого едва хватает. Это все, что у нас есть. У меня, конечно, должно быть приданое, но Годфри говорит, что мы на эти деньги живем. О Роб, вот почему мама так хотела, чтобы я нашла себе богатого жениха! После четырех сезонов она была готова отдать меня за вас, когда вы появились! Она считала, что мы сможем примириться с вашим образом жизни, если нам будет на что жить.

Бетс украдкой поглядывала на Роба, лицо которого стало мрачнее тучи, когда она рассказала о планах матери.

– Но это не так! – крикнула она. – Все совсем не так!

– Так, значит, ваше падение в парке было организовано, – зарычал он. – Не очень удобный, но очень успешный способ познакомиться с богатым распутником? Позвольте мне вам заметить, мадам, что вы меня надули. Но что касается меня, то я вас тоже надул, потому что я не богатый распутник. Как я вам только что объяснил. – Он выпустил ее руки и взялся за вожжи, переведя взгляд на своих лошадей. – Угодил в собственные сети. Я должен был догадаться.

Роб свистнул лошадям, и они тронулись в обратный путь. Бетс положила свою руку на его, чтобы остановить.

– Подождите! – воскликнула она. – Нет! Выслушайте меня!

Он остановился.

– Поверьте, это было случайное совпадение, что я упала именно в тот день и именно после того, как вы появились в парке, – продолжала она. – Ну откуда я могла знать, что вы появитесь? А как только я вас узнала, я поняла, что вы гораздо лучше, чем говорят о вас сплетники. Роб, я люблю вас! Если бы я искала себе только богатого мужа, я бы приняла предложение вашего кузена. Я постоянно переживала, что вы узнаете, что у нас нет денег. Неужели вы не видите? Мы с вами два сапога пара. Вы хотели жениться на деньгах, я хотела выйти замуж за денежный мешок. Мне кажется, из нас с вами получится замечательная пара!

Наконец, Роб прислушался к ее словам и уловил в них главное – она его любит! Он уже не мог себе представить жизни без нее, с деньгами или без. Ее маленький обман ничуть не страшнее его собственного.

Он улыбнулся.

– Едем к вашей матери и поговорим о свадьбе, – предложил он. – Если нам суждено питаться одной любовью, то у нас ее, по крайней мере, достаточно. – Он привлек ее к себе и поцеловал, от поцелуя в их сердцах растаяли все сомнения.

Бетс упивалась этим поцелуем, вкусом его губ. Словно перед ней открывались такие удовольствия, о которых она и не подозревала. Целуя ее шею, Роб бормотал бессвязные слова любви.

Она крепче обняла его, и когда он стал освобождаться из ее объятий, она снова прижалась к нему.

– Моя дорогая, весь свет может нас увидеть, – нежно напомнил он ей. – Боюсь, парк не самое подходящее место. Я приношу свои извинения. Я и так уже притча во языцех и не хочу, чтобы о вас тоже стали сплетничать.

Неохотно Бетс отпустила его.

– Я буду вас во всем слушаться, как послушная будущая жена. Если меня это устраивает! – она улыбнулась.

– Я так и сказал своему отцу, – насмешливо ответил Роб. – Он спросил меня, послушная ли вы девушка, и мне пришлось признаться, что нет. Никогда не мечтал о послушной жене. У меня и так достаточно забот, мне еще не хватало размазни-жены. Вы точно не такая. – Он вложил ее руку в свою. – Уверен, вам интересно, почему Джордж так меня не любит, – сказал он, немного помолчав. – Позвольте, я рас скажу вам, как он это сам объяснил. – Он повторил свой разговор с Пертуи, рассказал все, что запомнил, даже про разбитую биту.

– Мне кажется, что мистер Пертуи невероятно странный человек, но мне почти… почти жаль его, – заключила Бетс.

Был четверг, и Бетс не терпелось отправиться на прием к леди Стаффорд. Она надеялась, что ей удастся там узнать, признался ли Джордж Пертуи в том, что организовал заговор против графа Берлингема. Молодые женщины очень редко посещали то, что Бетс про себя называла «чай со сплетнями». Но ситуация была необычной.

За последние дни Роб часто заходил к ним, но никогда надолго не оставался. Ему хотелось быть на месте, когда кто-нибудь откликнется на его объявление в газете в продаже библиотеки. Никто пока не откликнулся. Нервы у леди Стенбурн были постоянно напряжены до предела: ей нужно было думать о свадьбе. Все нужно было так устроить, чтобы никто не заподозрил, что она дрожит над каждой монетой. Но было важно, чтобы эта свадьба не съела все, что у них было. Она с трудом примирилась с выбором своей дочери. Человек без гроша за душой, с такой скандальной репутацией! Разве Бетс не была бы счастливее с Джорджем Пертуи? Она часто упоминала имя Пертуи, вспоминая его преданность, его безупречные костюмы, его незапятнанную репутацию. Она не могла заставить себя поверить, что он мог принести какой-нибудь вред Берлингему. За чем ему это? Она не видела в этом никакого смысла, значит, это неправда.

Устав от постоянных укоров матери, Бетс предложила отправиться с визитом к леди Стаффорд. Может быть, услышавправду из чужих уст, леди Стенбурн наконец поверит, потому что, ни заявления Роба, ни Бетс не убеждали леди Стенбурн.

Бетс надела свое бледно-лиловое платье, которое теперь было украшено роскошным белым кружевным гофрированным воротником, и помогла леди Стенбурн надеть выходное платье из розового шелка.

Они поехали в нанятом экипаже и были радушно встречены леди Стаффорд. Когда восемь пожилых дам и Бетс расселись на золоченых стульях, чай был разлит и пирожные поданы, леди Стаффорд потребовала тишины:

– У меня для вас потрясающая новость. Вы о таком еще не слышали, – торжественно провозгласила она. – Мы все с вами слышали о той тайне, которая в последнее время окутала имя молодого Джорджа Пертуи. Одни говорили, что его место в Бедламе, другие – что он невинная жертва графа Берлингема. – Она замолчала, оглядев затаившую дыхание аудиторию. – Но теперь я знаю правду. Вы ни за что не догадаетесь!

– Продолжайте, – прошептала леди Грейс Симпсон.

– Оказалось, у Берлингема был повод, и справедливый повод! – продолжила леди Стаффорд. – Джордж Пертуи был вчера в «Олмеке», и поверите ли? Он извинился перед миссис Драмонд-Барел. Он сказал, что неправильно расслышал слова Берлингема. Сказал, что Берлингем не был пьян. Граф вдруг почувствовал сильное недомогание, возможно, от такой еды. Пертуи заявил, что знает графа почти всю свою жизнь, и, что бы ни говорили о графе, он никогда бы не оскорбил патронессу «Олмека». Мистер Пертуи, очевидно, сам придумал всю эту историю.

Все удивляются почему. Мистер Пертуи всегда был образцовым молодым человеком. Ужасно скучный, возможно, но от него нельзя было ожидать, что он оговорит своего кузена просто так.

Наверное, правда, что, как бы это выразиться, у него с головой не все в порядке.

Это сообщение было встречено громкими восклицаниями и оживленным шепотом. Бетс решилась подать голос.

– Я кое-что об этом знаю, – произнесла она. – Мистер Пертуи уже много лет завидует своему кузену и верит, что только благодаря случайности Берлингем, а не он, станет маркизом. Мистер Пертуи считает, что заслуживает титул больше, чем Берлингем.

– Случайность? Но как такое может быть? Ведь они, насколько мне известно, всего лишь троюродные братья.

Бетс объяснила сложные выкладки Пертуи по поводу на следования титула так, как это разъяснил ей Берлингем.

– Иногда мне кажется, что по Пертуи действительно Бедлам плачет, – добавила она.

Казалось, что леди Стенбурн сейчас расплачется.

– Откуда вы об этом знаете, моя дорогая? – спросила хозяйка. – Ведь всем известно, что они оба оказывают вам внимание. Откуда вы знаете, кому верить?

– Мистер Пертуи сам это признал, как вы только что сами сказали, а Берлингем это подтвердил, – ответила Бетс. – Но более того, Берлингем уверен, что Пертуи устроил так, чтобы что-то подсыпали Берлингему в вино перед тем, как он отправился в «Олмек». Он провел тщательное расследование, и я ему верю. – Бетс встала и оглядела собравшихся. – И еще – мы с Берлингемом помолвлены. Я уверена, вы желаете мне счастья. – Бетс села и погладила мать по руке.

Леди Стенбурн приложила к глазам носовой платок.

Шум стал громче. Среди поздравлений Бетс услышала и несколько восклицаний сожаления. Но Бетс чувствовала, что восновном симпатии дам были на стороне Берлингема.

На многочисленные вопросы о дате свадьбы и планах молодоженов Бетс ответила, что многие вопросы еще только предстоит решить.

– Вы будете жить в лондонском доме Берлингема? – спросила мисс Веском. – Какой стыд, что граф продал большой дом на Маунт-стрит и купил этот маленький на Гросвенор-Роу.

– Я ничего не имею против… – начала Бетс, но ее перебила другая дама.

– Раз уж мы заговорили о доме на Маунт-стрит. Я слышала, новые хозяева дома… как их зовут?., его полностью перестраивают. Я слышала, дом был не в лучшем состоянии, когда они его купили. Похоже, там многое пришлось сделать. – Дама, чье имя Бетс не могла вспомнить, светилась самодовольством.

– Крипфорты их имя, – подсказала леди Стаффорт. – Выскочки.

– Я однажды была у них, – заметила еще одна дама. – Так просто, из любопытства. Безнадёжно. Никакого представления о том, как вести дом. Ни одной книги в огромной библиотеке! Там нет ничего, кроме денег, клянусь. – Она казалась оскорбленной.

Ни одной книги! Бетс не терпелось поскорей увидеть Роба.

Роб начинал сомневаться в том, что хоть кто-нибудь заметил его объявления о продаже книг. Никто не клюнул. Книги занимали огромное место в его маленьком доме. Большинство из них были сложены в аккуратные стопки вдоль одной стены центрального холла. Но сам холл был таким узким, что если кто-то быстро проходил по нему, он обязательно ронял одну или две стопки. Возможно, его план никуда не годится и ему следует использовать эти книги для защиты своих роз зимой. И речи быть не могло о том, чтобы отправить их обратно в Дорс Корт, это было слишком дорого.

В четверг, когда он угрюмо собирал очередную рухнувшую стопку, прибыл посыльный. Он удивился, увидев, что посыльный – один из слуг его отца, этого человека Роберт видел всего неделю назад в Дорс Корте. Он почувствовал, как по телу побежала холодная дрожь. Что-то случилось с отцом?

– В чем дело, Кеттон? – спросил он. – Мой… мой отец?..

– Письмо вашего отца, сэр, – ответил слуга. – О нет, сэр, – поспешно сказал он, увидев, как изменилось лицо Роба, – с ним все в порядке. Просто он считает, что это слишком важно, чтобы посылать по почте. – И протянул Робу письмо.

Роб дрожащими руками разорвал конверт.

«Мой дорогой сын!

Это очень срочно. Я умоляю тебя, не продавай те книги, пока тщательно не просмотришь каждую!

Вчера после ужина пришел Амос Татл, чтобы посмотреть бухгалтерские книги. Хороший человек, этот Амос Татл. Я так тебе благодарен, что ты подумал о нем. Мы вошли с ним в библиотеку, он – первый, а я за ним со свечой, и увидели там Джонаса Дайера. Он, должно быть, проник туда через окно, потому что оно было открыто, а он стоял рядом с фонарем в руке. Татл не колебался ни минуты. Он прыгнул на Дайера, но ему было трудно удержать его, у него забинтована рука. Ты помнишь, что у него сломан палец. Мне пришлось вступить в бой. Я выхватил у Дайера фонарь и ударил его по голове. Мне очень жаль, но я должен сообщить тебе, что теперь на ковре большое пятно.

Пока Татл сидел верхом на Дайере, мне все-таки удалось вытянуть из Дайера, что он прятал банкноты в книгах в моей библиотеке! У него был свободный доступ к бухгалтерским книгам, и он знал, что ни я, ни твоя мать никогда не открывали ни одну из этих книг. Он был поражен, когда увидел голые полки и понял, что книги увезли. Вот как мы узнали, какая связь между этими книгами и воровством, когда мы его прижали. Он не сказал нам, сколько он спрятал. Теперь его уже отправили в суд. Немедленно обыщи все эти книги, Роберт! Я молюсь, чтобы это письмо пришло вовремя!

Я здоров, хотя болит рука от применения силы. Твоя мать намазала ее какой-то своей дурацкой мазью. Она шлет тебе свою любовь. (Она писала за меня это письмо и возражает против „дурацкой мази“.)

Любящие тебя Флиты».

Роб прочитал письмо и издал душераздирающий вопль. Он снова прочитал письмо, руки его дрожали.

– Джорди! – заревел он.

Когда прибежал Джорди, Роб уже копался в книгах. Он брал книгу и, схватив ее за обложку, начинал трясти. Никакого дождя из банкнотов не последовало. Роб нахмурился.

– Вот. Прочти, – приказал он Джорди, совсем забыв, что его преданный слуга читал с большим трудом. Джорди отдал ему письмо, заявив, что почерк невозможно разобрать. Роб прекратил свои безумные поиски и принялся объяснять.

Посланник Кеттон был потрясен.

– Я могу помочь, ваша светлость, – предложил он свои услуги.

– Да уж придется, – сказал Роб. Он выпрямился и осмотрел стопки книг, выстроившиеся в ряд в холле. Девятьсот книг! На это нужно время. Да к тому же еще те, что в библиотеке, стоящие сейчас на месте книг, которые он уже продал.

– Начнем с библиотеки, – решил Роб. – И выпьем по стаканчику. Это нужно отметить. – Он направился в библиотеку.

Джорди тихо разлил бренди, а Роб приступил к исследованию томов, стоявших в библиотеке. Он не нашел никаких денег, пока не открыл «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Книга была фальшивкой с пустыми страницами, но из нее вывалилось двести фунтов. Роб свистнул.

Следующая находка была сделана Кеттоном в книге Попа. Там было спрятано триста фунтов.

– Похоже, ему нравится буква П, – мимоходом заметил Джорди.

– Ну конечно! – закричал Роб. – Конечно! П значит фунты, наверное. Дайер наверняка собирался сбежать с деньгами и знал, что бегство это будет скорей всего поспешным, поэтому чтобы легче найти деньги, он должен был точно знать, где их искать. Ищите на букву П.

Кеттон не умел читать, но мгновенно научился узнавать букву П.

Прошел не один час. Библиотека превратилась в свалку: всюду были разбросаны книги. Бренди было выпито, мужчины валились с ног от усталости, и Роб, наконец, заявил, что он просмотрел последнюю книгу.

Результат был значительным – тридцать восемь тысяч фунтов.

– Утром я положу их в банк, – заявил Роб. – Кет – тон, ты переночуешь здесь, а завтра отправишься домой, сообщишь отцу радостную новость. Мы спасены! Господи, мы спасены!

Через два дня Роб побывал у нового владельца дома на Маунт-стрит. Он принес с собой несколько томов из девятисот и заключил сделку. Новый владелец видел Роба, когда дом перешел в его руки, и приветствовал его любезно. Когда Роб объяснил цель своего визита, багровая физиономия Крипфорта, обрамленная бакенбардами, расплылась в улыбке.

– Это – ценные книги, – заверил его Роб. – Я не давно продал Хэтчарду несколько и получил за них тысячу фунтов, – он продемонстрировал полученные от Хэтчарда расписки.

– То, что мне нужно, просто я никогда этого не знал, – сказал Крипфорт. – Конечно! Книги! Они буду приходить комне и видеть книги. Мой мальчик, вы пришли вовремя. Я беру все.

На следующий день повозка, груженная книгами, была отправлена на Маунт-Стрит, и Роб вернулся домой богаче на четыре тысячи фунтов.

Теперь осталось разобраться с последним – приданым.

– Боюсь, так не принято, – говорил Роб леди Стенбурн и Бетс. Радостно возбужденный, он пришел рассказать им о своей удачной сделке с книгами. – По правилам мой отец должен встретиться с графом Стенбурном и обо все договориться. Скорей всего, никто бы из нас ничего и не знал бы. Но мой отец не может приехать: у него так болят суставы, что он теперь никуда не выезжает из Доре Корта. К тому же он уже не знает, что может завещать мне, кроме леггорнских кур. По правде говоря, он не может ничего завещать ни мне, ни вам, дорогая Бетс. Что касается приданого, я полагаю, вы имеете право принимать решение, поскольку ваш муж умер, – обратился Роб к леди Стенбурн. – Возможно, мы втроем, а я думаю, что нужно спросить и у Бетс, сможем прийти к какому-нибудь соглашению.

Или приданого уже нет?

– О, бедные дети! – воскликнула леди Стейбурн. Я не представляю, на что вы будете жить. Тех денег, что мы получаем каждые три месяца, и так слишком мало, и мне нужно позаботиться и о себе, конечно… Всякий раз, когда Годфри нам пишет, не чаше двух раз в год, он постоянно напоминает, что мы должны быть более экономны, и что ему приходится брать деньги из приданого, чтобы поддерживать нас, и… и…

– Но в завещании вашего мужа говорится о приданом? – спросил Роб. – Вы ведь присутствовали при чтении завещания? Годфри не может идти против воли отца.

– О да, мы слышали его. И оно было очень щедрым. Правда, Бетс? Но я была так разбита… Мы были в смятении, вы должны понять… Мне так хотелось побыстрей оттуда уехать, нам было так неуютно под одной крышей с Годфри… Мы предоставили Годфри и его адвокату позаботиться обо всем. – Бледно-голубые глаза леди Стенбурн наполнились слезами при воспоминании о смерти ее любимого мужа.

– Значит, мы должны вызвать Годфри в Лондон или встретиться с ним в Суффолке, – сказал Роб. – Мне кажется, лучше отправиться в Суффолк самим, там можно заодно поговорить и с адвокатом.

– Ох, вы никогда не заманите Годфри в Лондон, – вздохнула Бетс. – Для него замужество его сводной сестры не то событие, из-за которого стоит так стараться. Нам нужно съездить в Суффолк. Вы поедете с нами, Роб?

– Обязательно. Мне не терпится познакомиться с Годфри.

 

Глава семнадцатая

Они отправились в почтовой карете до Ипсвича, там Роб собирался нанять экипаж и доехать на нем до Коденема и поместья Фортескью, которое находилось в нескольких милях от него.

Был май, и день выдался погожий и теплый. Чем дальше удалялись они от Лондона, тем больше упивалась Бетс деревенским пейзажем и запахами. На лугах, покрытых свежей травой, паслись стада. На полях поднимались овес и ячмень. Поля были отделены друг от друга каменными заборами или изгородями, которые казались живыми из-за птиц, копошащихся в них. Иногда их путь пролегал через лес, и ветви деревьев над их головами встречались, образуя зеленый потолок.

Чем дальше углублялись они в Восточную Англию, тем ровнее становился пейзаж, леса, заросли кустарников, рощицы попадались все реже, и перед ними простирались обширные возделанные поля. Роб, привыкший к холмистому пейзажу Дорсета, оставался равнодушным к прелестям Суффолка. Однако он держал эти мысли при себе, ведь Бетс, естественно, считала Суффолк английским раем. Она родилась и выросла в этих местах.

Они решили, что остановятся на ночь в Ипсвиче. Здесь почтовые кареты меняли лошадей. На постоялом дворе было чисто, но очень шумно, круглые сутки подъезжали и отъезжали кареты, меняли лошадей. Они приехали на постоялый двор уставшие, мятые, покрытые дорожной пылью, и решили, что им очень повезло, когда для них нашелся свободный кабинет для ужина.

Роб выпил порцию бренди после ужина в обществе дам, которым просто некуда было деться. Ему в голову пришла мысль.

Он в укор постучал костяшками пальцев себя по голове.

– Как зовут вашего поверенного? – спросил он. – Его контора скорей всего в Ипсвиче, ведь это же столица графства.

Мы можем встретиться с ним, а потом уже отправимся к Стенбурну. Почему я не подумал об этом раньше?

– Хеверем, не так ли, Бетс? – сказала леди Стенбурн, – или Хеверингем? Или Хевлингем? Что-то на «ем», ведь это же край ветчины в центральном Суффолке. О! – она смущенно закрыла лицо руками. – Я все время забываю, что вы тоже на «ем», Берлингем. Возможно, ваша семья родом из Суффолка?

– Не могу ничего сообщить, – ответил Роб, – мне кажется, у нас есть какие-то дальние родственники в Суффолке, мои кузены. Я стараюсь не водиться с ними. Мне не везет с кузенами.

– К тому же ваша фамилия Фарнсуорт, не так ли? – произнесла Бетс. – Но все равно, я советую вам представиться поверенному как Берлингем. Если он решит, что ваша семья родом из Суффолка, он, может быть, будет больше доверять вам.

– Хорошо, – заявил Роб. – Сейчас же справлюсь у хозяина.

– Его действительно зовут Хеверем, – радостно сообщил Роб, вернувшись к своим спутницам минут через сорок пять. – Его контора рядом, минут десять ходьбы. Это он отправляет вам деньги каждые три месяца или Годфри?

– О, Годфри сам этим занимается, – заверила его леди Стенбурн. – Он хочет, чтобы мы всегда помнили, какой он хороший, словно он отдает последнее, что у него есть, чтобы нам было на что жить. Ах! Как у такого святого человека, как мой муж, мог родиться такой сын?

Ее затравленный взгляд рассказал Робу о том, о чем он даже и не подозревал: она жила в смертельном страхе перед своим пасынком. Леди Стенбурн нервно теребила свой носовой платок, разворачивала и снова складывала.

– Завтра мы нанесем визит мистеру Хеверему, – объявил Роб. – Леди Стенбурн, если хотите, можете остаться, мы с Бетс…

– Нет! Я должна знать, где нахожусь! – перебила она. – На карту поставлено и мое будущее! – Она приложила платок к глазам. – Почему я не приняла предложение мистера Пертуи? – сказала она, словно разговаривая с самой собой, – я была бы сейчас в Уилбурне и, возможно, в эту самую минуту рассматривала бы часы, сделанные в четырнадцатом веке.

Она быстро встала, бросила полный страдания взгляд на свою дочь и убежала в спальню, в которой они с Бетс должны были провести ночь. Дверь за ней с треском захлопнулась.

– Мне лучше пойти к ней, – испуганная Бетс встала и огорченно посмотрела на Роба. – Вы слышали о мистере Пертуи? Не могу этого понять.

– Я думаю, она напугана, – сказал Роб. – Ваш брат никогда не поднимал на нее руку, вы уверены? Мне кажется, что его власть над ней так сильна, что она не может этого вынести.

Помните, любовь моя, у меня есть вы, а у вас есть я, но вы скоро покинете ее дом, и у нее никого не останется. Разве что захочется иметь Джорджа Пертуи! – рассмеялся Роб. Никогда бы ей такого не пожелал!

– Лучше не надо, – согласилась Бетс и ушла утешать мать.

Трое человек, двое спокойные и уверенные, а третий – комок нервов, ждали в приемной мистера Чарльза Хеверема.

Леди Стенбурн теребила в руках чистый носовой платок. Роб и Бетс тихо переговаривались друг с другом. Наконец, клерк объявил, что мистер Хеверем готов их принять.

– Леди Стенбурн! – радостно приветствовал ее Чарльз Хеверем, пожимая ее руки. – Как давно мы с вами не виделись! Лет пять, по крайней мере! Я счастлив снова видеть вас в Суффолке, – его длинное бледное лицо в глубоких морщинах сияло от радости. – А это ваша красавица дочь? Дорогая леди Стенбурн, не могу поверить, что у вас такая взрослая дочь.

Вы кажетесь еще моложе.

Не выпуская рук леди Стенбурн, он пятился в свою контору.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал он и указал на несколько стульев в уютной комнате, три больших окна которой выходили на оживленную улицу.

– Чем могу быть вам полезен? – Он подошел к письменному столу, дождался, пока все трое сядут, и сел сам.

Казалось, леди Стенбурн пришла в себя.

– Это… это действительно моя дочь, мы зовем ее Бетс, и ее жених, граф Берлингем. Они расскажут вам о цели нашего визита. Я рада снова увидеть вас, сэр.

Хеверем внимательно выслушал леди Стенбурн и посмотрел на Роба.

– Берлингем, – повторил он. – Вы из Суффолка, ваша светлость? Мне кажется, я уже слышал эту фамилию.

– Возможно, кто-то из моих родственников, – ответил Роб. – К сожалению, я родился в Дорсете. Видите ли, у меня не было выбора.

Это заявление показалось Хеверему очень забавным. Он так весело расхохотался, что все его худое тело затряслось. Но он быстро успокоился и серьезно спросил:

– Что привело вас ко мне, милорд?

– Приданое леди Элизабет. Нынешний лорд Стенбурн намекает, что на содержание его мачехи и сводной сестры уходит такое количество средств, что ему пришлось запустить руку в приданое леди Элизабет, чтобы оплачивать их расходы. Но этого не может быть! Мы бы хотели посмотреть завещание покойного отца леди Элизабет, если вы не возражаете.

Хеверем был возмущен.

– Не могу в это поверить! – заявил он. – Вы говорили со Стенбурном? Этому должно быть объяснение. Дела у Стенбурна идут очень хорошо. Он умело управляет своим имением и блестяще разбирается в цифрах. Я попрошу принести копию завещания.

Он вызвал клерка и велел принести завещание лорда Стенбурна. Пока они ждали, Хеверем, барабаня пальцами по столу, справился о Стенбурне и его младшем брате.

– Мы еще не были в Коденеме, – объяснила леди Стенбурн. – Я редко получаю от них письма, поэтому ничего не могу вам рассказать.

– Я слышал, младший брат… Уилл, кажется, сущее наказание. Никак не может решить, чем ему заняться, и топит свои страдания в джине. Стенбурну с ним достается. Парень часто попадает в переделки, когда напьется. А ведь он уже не мальчик, правда? Ему должно быть уже за тридцать: А, ладно. Вы все сами узнаете, когда будете в Коденеме. А вот и завещание.

Черным по белому: приданое в десять тысяч фунтов и по пять тысяч фунтов каждому ребенку, который может родиться у его дочери. А для своей дорогой, возлюбленной жены граф установил долю наследства в восемь тысяч фунтов в год плюс доход от двух поместий в Эссексе, который после смерти жены должен перейти к его младшему сыну Уильяму. Все остальное получил Годфри.

Посетители потеряли дар речи.

– Но как… – начала Бетс и откинулась на спинку стула, стараясь совместить то, что она только что услышала, с тем, более чем скромным, образом жизни, который они с матерью вели.

– Вы присутствовали при чтении завещания, – напомнил Хеверем. – Разве вы не помните? Все пункты завещания четко сформулированы, разночтений быть не может. Я сам его составлял, следуя указаниям графа.

– Тогда почему вы не потрудились сами убедиться и том, что завещание строго выполняется? – спросил Роб. Он внимательно смотрел на Хеверема. Поверенный был удивлен, но Роб не видел ничего, что указывало бы на то, что Хеверем хитрец или мошенник.

– Конечно, я убедился! – сказал Хеверем, оскорбленный. – Естественно. Нынешний граф соблюдает требования завещания под моим постоянным контролем. Я – человек занятой, как вы понимаете. У меня много клиентов. У меня не было никаких причин подозревать его светлость в нечестности, но он обязательно доводил до моего сведения все выплаты до последнего пенни. Каждая буква завещания выполняется. Я в этом уверен. – Он посмотрел снова на листы бумаги, лежавшие перед ним, словно в надежде, что они помогут ему найти ответ на эту загадку.

– Восемь тысяч фунтов, – прошептала леди Стенбурн. – Восемь тысяч фунтов! И доход с имений в Эссексе! Почему мы никогда не видели этих денег?

– Вы уверены, что вы их не видели, уважаемая леди Стенбурн? – спросил Хеверем. – Не так уж трудно потратить такие деньги незаметно. В наши дни восемь тысяч фунтов трудно назвать большим состоянием.

Круглый подбородок леди Стенбурн выдался вперед.

– Прошу прощения, – сказала она. – Моя дочь знает, что мы имеем, до последнего фартинга. Мы бы получали по завещанию… сколько, Бетс?.. две тысячи фунтов каждые три месяца? Плюс доход с поместий в Эссексе? А что мы получаем?

– Сначала мы получали по тысяче фунтов каждые три месяца. Помнишь, Годфри написал, что новые затраты не приносят того дохода, на который он рассчитывал, и ему пришлось сократить сумму до девятисот фунтов, а затем и до восьмисот?

Он нам объяснил, что мы получаем проценты с суммы, указанной в папином завещании. Так говорится в завещании. Разве не так, сэр? – вопросительно посмотрела Бетс на Хеверема.

– Боже мой, нет! – воскликнул Хеверем. – Вы ошибаетесь! Я видел документы по выплатам своими собственными глазами. Здесь какое-то недоразумение. – Он нахмурился и снова уставился на бумаги перед собой.

– Я предлагаю вам поехать в Коденем с нами, – предложил Роб. – Ведь это ваша обязанность – следить за исполнением завещания. Когда вы сможете поехать?

Взволнованный Хеверем позвал клерка.

– Что у меня назначено на сегодня? – спросил он и, выслушав, сделал какие-то пометки. – Ничего, что нельзя бы было отложить, – решил он. – Скажите Каркенему, что я заеду к нему в среду. Отдайте Билему его дело: оно готово. Едем? – Он встал и вопросительно посмотрел на своих посетителей. – У вас есть экипаж? Если нет, мы можем поехать в моем. Позвольте, я возьму шляпу.

Роб еще не успел нанять экипаж, и они приняли предложение Хеверема. У него была старая, но просторная карета. Хеверем так усадил пассажиров, чтобы оказаться рядом с леди Стенбурн.

– Как приятно снова вас видеть, – сказал он ей, когда они отъехали. – Как вы живете?

– Так тяжело, с тех пор как мой муж… – начала леди Стенбурн. Она выпрямилась и посмотрела на дочь, сидевшую напротив. – Если бы не Бетс, не знаю, что бы я делала. Это – такое утешение для меня! – Она нежно улыбнулась Бетс, совершенно не замечая, что рука Бетс лежит в руке графа Берлингема.

– Дочь для матери – настоящее сокровище, – сказал Хеверем. – У нас с покойной женой сыновья. Они оба решили, что должны сражаться с Бонапартом. Я молюсь за них по ночам, – вздохнул он.

– О! – воскликнула леди Стенбурн, в ней проснулось любопытство. – Я не знала, что вы потеряли жену. Примите мои соболезнования.

– Благодарю вас. – Он, погруженный в свои мысли, смотрел на руки леди Стенбурн в бледно-розовых перчатках, теребящих носовой платок.

Роб и Бетс переглянулись.

Чувство уверенности стремительно покидало Бетс по мере того, как они приближались к «Spolia Opima» – имению графа Стенбурна. И хотя она теперь была взрослой женщиной и рядом с ней был граф Берлингем, Бетс снова чувствовала себя неуверенной семнадцатилетней девочкой, которой была, когда они вместе с матерью уехали из Суффолка. Берлингем понял, что ее мать испытывает страх перед Годфри. Но ей самой было почти так же страшно.

Карета остановилась у ворот, кованые железные створки которых были закрыты. У ворот никого не было. Роб спрыгнул, чтобы открыть их, и увидел сверху название поместья, сложенное из литых железных букв.

Вернувшись в карету, въехавшую на территорию имения, Роб заметил:

– Как мило. Вы никогда мне не говорили, что ваше имение носит латинское название.

– Большинство местных жителей называют его Споила, – ответила Бетс, – или Споили. Думаю, никто не помнит, что это значит. Но Годфри очень этим гордится.

– Естественно. – Он смотрел вокруг себя, чтобы найти какой-нибудь повод и отвлечь дам от предстоящей встречи. Роб понял, как они боятся. – Какие чудесные старые деревья. Они, наверное, росли здесь еще при вашем дедушке, а может быть, и гораздо раньше.

– Да, да, я тоже так думаю.

Хеверем, казалось, был погружен в свои собственные мысли.

Наконец, они приехали.

Это был красивый дом. Роб сравнивал его с Дорс Кортом.

И сравнение было не в пользу последнего. Построенный из камня с теплым рыжеватым оттенком, он, казалось, весь состоял из окон, сплетенных вместе с тройными колоннами, и был увенчан бесчисленными дымоходами. Даже в комнатах слуг должны быть камины! Трубочист здесь может стать богачом, решил Роб. Хотя нет, не у такого, как Годфри Фортескью.

– Петерем! – просияла Бетс, увидев пожилого слугу с брюшком, который открыл дверь. – Как приятно снова увидеть тебя!

– Это мисс Бетс! А ваша мама с вами? Ах, да, миледи. Добро пожаловать домой, миледи. – Дворецкий с поклоном проводил их в дом.

– Нам нужен Годфри, – сказала Бетс. – Он здесь?

– О да, мисс. В кабинете. Я доложу, что вы здесь. – Он поспешно ушел, быстрее, чем позволяло ему его положение, чтобы сообщить хозяину.

Вернулся он гораздо медленнее и отозвал Бетс в сторону.

– Мне не следует вам говорить, мисс, но он не очень доволен, – хриплым шепотом сообщил дворецкий. – Будьте с ним осторожней. Он в последнее время очень сердит.

– Благодарю, Петер, – улыбнулась Бетс.

Она собралась с духом и отправилась в кабинет. Роб взял ее руку и нежно пожал. Леди Стенбурн последовала за ними.

Поверенный замыкал шествие.

– Добрый день, Годфри, – сказала Бетс как можно спокойнее.

Высокий мужчина, одетый во все коричневое, встал из-за стола. Роб внимательно смотрел на него, пытаясь найти сходство между Годфри и его сводной сестрой, Оба были высокие, и в манере двигаться было что-то похожее. На этом сходство заканчивалось. У Годфри были темно-каштановые волосы и карие глаза, кожа его тоже была темной. Если бы не мешки под глазами и глубокая складка между бровями, его можно было бы назвать красивым. Похоже, он слишком часто хмурился.

– Элизабет, – угрюмо произнес он. – И мама. И незнакомец. И мой поверенный. В чем дело, Хеверем? Что привело вас сюда?

– Можно нам сесть? – спросил Хеверем. – Это может занять какое-то время…

– Вы понимаете, что скоро обед? Сожалею, но я не готов к приему гостей. Мейбел с детьми нет дома, поэтому у повара выходной. – Он нахмурился. Он не предложил им сесть.

– Мы переживем, – ответила Бетс, усаживаясь на ближайший стул. – Годфри, это – Роберт Фарнсуорт, граф Берлингем, мой жених. Мы приехали поговорить с тобой о моем приданом. Пожалуйста, садитесь, мама, все. Ты тоже, Годфри.

Несмотря на его сильный загар, было видно, что Годфри побледнел. Когда Бетс их представляла, Роб кивнул, и внимательно посмотрел на графа Стенбурна. Он, видимо, был сбит с толку спокойной уверенностью, с которой держалась его сводная сестра. Роб мысленно снял шляпу перед будущей женой. Ему показалось, или он действительно увидел панику во взгляде Годфри?

– Хорошо. Что с приданым? – спросил Годфри и, мельком взглянув на Хеверема, снова посмотрел на Бетс.

– В папином завещании говорится, что я должна получить в приданое десять тысяч фунтов, – сказала Бетс. – Там ничего не говорится о том, что мы имеем право жить на эти деньги до моего замужества. Почему ты сказал нам, что тебе приходится брать деньги из моего приданого нам на жизнь?

– О, моя дорогая, – Годфри превратился вдруг в любящего и заботливого брата. – Я признаю, что это не совсем правильно, но я сделал так ради твоей и маминой пользы. Хорошо все обдумав, я пришел к выводу, что две неопытные женщины не смогут осознать, что с деньгами нужно обходиться бережно. Если бы я не сказал вам, что мне приходится посылать вам деньги из твоего приданого, вы бы не смогли побороть столь естественную для женщин страсть тратить деньги на всякие пустяки. Вот и все, моя дорогая. Действительно все. Твое приданое находится в целости и сохранности.

Годфри улыбнулся. «Какая ужасная улыбка», – подумал Роб.

– Очень хорошо, – кивнула Бетс. – Я рада это слышать.

– Значит, расстаемся друзьями? – Годфри снова встал, давая понять, что аудиенция закончена. – Мне жаль, что вам пришлось проделать такое путешествие из-за пустяка. Желаю тебе и твоему графу счастья.

– Сядь, – сказала Бетс.

Озадаченный, Годфри послушно сел.

– Есть еще одно дельце о маминой доле в восемь тысяч фунтов в год и доходе с имений в Эссексе, – продолжала Бетс. – Как ты собираешься здесь выкрутиться?

Роб не смог ничего с собой поделать. Он захлопал в ладоши. Он видел, как леди Стенбурн и Хеверем улыбнулись.

Годфри, действительно, попытался выкрутиться. Он долго молчал, наконец взял себя в руки. Уставившись взглядом в стол, он начал с болью в голосе:

– Вы можете считать меня бесчувственным, но это далеко не так. Я знаю, что у вас прекрасный дом в Найтсбридж-Терес, мама, и, как мне кажется, ваш отец оставил вам приличную сумму на его содержание. С другой стороны, я не знаю, что делать с Уильямом. У него тяга к саморазрушению. Ума не приложу, как его спасти. Уилл постоянно ввязывается в драки. На прошлой неделе он сломал человеку ключицу. Судебные иски, счета от врачей, погромы в общественных местах – эта ноша невыносима. Невыносима, говорю я вам! Вы знаете, если вы видели завещание, что папа распорядился, чтобы ваша доля, мама, перешла Уильяму после вашей смерти. Я понял, что Уильяму эти деньги нужней, чем вам, но я никогда не забывал посылать вам чек каждые три месяца, не так ли? Не так ли?

Годфри не выдержал и положил голову на стол, закрыв глаза руками. Присутствовавшие услышали приглушенные рыдания.

Бетс с ненавистью смотрела на него.

– Ты хочешь сказать, что мамины деньги пошли на то, чтобы лечить тех, кто пострадал от Уилла? – спросила она. – Мы должны с этим согласиться и убраться с миром? Мы должны позволить маме жить в нищете, пока Уилл окончательно не сопьется? Он начал пить до того как мы уехали из Суффолка, более пяти лет назад. Годфри, так не получится.

Хеверем, находясь под впечатлением того, как эта барышня осмелилась сказать своему сводному брату правду в лицо, решил, что пора ему вмешаться.

– Лорд Стенбурн, совершенно ясно, что вы подделывали записи денежных переводов леди Стенбурн. Какой бы ни была причина, Уилл Фортескью или любая другая, так нельзя. Так просто нельзя. Я прекрасно осведомлен о вашем состоянии. Вы можете вытащить Уилла из любой передряги, и это никак не подорвет вашего финансового положения. Я настаиваю на том, чтобы вы вернули леди Стенбурн все, что ей по праву принадлежит, и с процентами, имейте в виду! Иначе вам придется предстать перед судом. Годфри поднял голову и зло посмотрел на Хеверема.

– Имения в Эссексе не приносят большого дохода, – сказал он. – Ими нужно серьезно заниматься.

– Так, ради Бога, отправьте туда Уилла, и пусть он привечу дет их в порядок!

– Чтобы он пересчитал кости всему Эссексу? Нет, благодарю.

– Мы отвлеклись. Я не уеду, ваша светлость, до тех пор, пока вопрос не будет решен. Вы причинили зло леди Стенбурн и леди Элизабет. Вы причинили зло также и Берлингему, поскольку он скоро станет членом семьи. Мне даже трудно себе представить, что бы чувствовал ваш отец, узнай он о вашем поступке.

– О, Берлингем, – презрительно фыркнул Годфри в сторону Роба.

– Не смей говорить о нем таким тоном! – крикнула Бетс. – Когда-нибудь он станет маркизом Флитом, Годфри, а я – маркизой. Мы постараемся никогда больше с тобой не общаться.

– Ты – маркиза? Твой дед был торговцем! Расскажи об этом своему распрекрасному графу! Ты недостойна подошвы ему целовать. Конечно, – продолжал Годфри с сарказмом, – я не переживу того, что ты не будешь со мной общаться. Это разобьет Мейбел сердце, уверяю тебя, не говоря уже о детях, твоих маленьких племянниках и племянницах. У нас уже пятеро, знаете ли.

Терпение у Роба лопнуло. Этот человек может говорить все, что ему нравится, о нем, Робе, но никто не смеет говорить подобное о Бетс! С диким ревом Роб перепрыгнул через письменный стол, стащил Годфри со стула и повернул лицом к себе.

– Что предпочитаете? – спросил он. – Кулаки? Шпаги? Пистолеты?

– Вы вызываете меня на дуэль? – изумленно воскликнул Годфри. – В Суффолке дуэли давно ушли в прошлое.

– Они только что вернулись, – ответил Роб.

Годфри рассмеялся, но голос у него дрожал.

– В доме нет ни одной шпаги, – сообщил он. – Может, есть пистолеты, но не найдется подходящей пары. Думаю, нужно драться на кулаках. Когда? Завтра на рассвете? Где? На моем ячменном поле?

– Как насчет вашего кабинета, прямо сейчас?

– Секундантов нет. Нужны секунданты.

– Хеверем, будете моим секундантом? – спросил Роб.

Хеверем согласно кивнул.

– Возьмите себе слугу, – предложил Роб Годфри. – Может быть, лакей? Или ваш дворецкий Петерем?

Годфри задумался и позвонил. Когда появился здоровый лакей в бордовой ливрее, Годфри сказал ему, что он будет секундантом на… дуэли. В кулачном бою? В боксерском матче?

Годфри не знал, как это назвать. Он не казался испуганным, но и особого энтузиазма не проявлял. Роб задумчиво рассматривал своего противника и пришел к выводу, что у него самого, пожалуй, больше шансов.

– О нет, сэр, только не я! – запротестовал лакей, пятясь из комнаты.

– Это всего лишь игра, – объяснил Годфри. – Стань здесь, – он указал на место в углу. – Я встану здесь, – Годфри подошел к лакею, – а вы, многоуважаемый милорд, можете встать там. – Он махнул рукой в противоположный угол. – Хеверем, можете стоять, где вам, черт побери, захочется, а вы, дамы, выйдите!

Дамы не собирались никуда выходить. Они нашли себе убежище за письменным столом.

– Не очень хорошо себе представляю, как нам быть, – прошептал Роб поверенному. – Становимся спина к спине, расходимся, поворачиваемся и бросаемся друг на друга? Нельзя же драться на расстоянии в двадцать шагов. Сомневаюсь, что это будет настоящая дуэль.

Хеверем еще никогда так не веселился за всю свою законопослушную жизнь. Он засмеялся и хлопнул Роба по плечу.

– Не важно, – сказал он. – Приступайте, милорд.

И в этот момент Роб принял решение, которого от него никто не мог ожидать.

– Я беру свой вызов обратно. Я буду драться за честь своей дамы, – он улыбнулся Бетс, – без колебания, но на этот раз я вижу, что в этом нет необходимости. Лорд Стенбурн, я оставляю вас в покое, и вы проживете всю свою жизнь с чувством вины. Я не собираюсь никому рассказывать о вашей низости по отношению к вашей мачехе и вашей сводной сестре, но эта история станет широко известна уже через несколько часов.

Моя невеста и ее мать, возможно, захотят подать на вас в суд, но я уверен, что презрение порядочных людей будет гораздо более сильным наказанием. Тем не менее, – голос его стал громче, и он, не отрываясь, смотрел на Годфри, – если вам еще когда-нибудь придет в голову их подурачить, вы будете иметь дело со мной.

Все присутствующие, кроме Годфри, зааплодировали.

Годфри упал в свое кресло. Его лакей незаметно выскользнул из комнаты, чтобы, без всякого сомнения, сделать то, что услышал, достоянием гласности.

Хеверем взял Роба за руку.

– Я предлагаю вам отвезти дам в Ипсвич и накормить их там обедом, свозить их на экскурсию по городу. А я останусь, пока не дождусь от Стенбурна денег. Приезжайте за мной вечером.

Роб согласно кивнул и проводил дам из кабинета. Они не взглянули на Годфри, а Годфри не посмотрел им вслед.

– Вы так храбро вели себя, – сказала Бетс. Они с Робом «осматривали окрестности» Ипсвича. Занятие это состояло в основном в том, что они, не отрываясь, смотрели друг на друга за поздним обедом в отдельном кабинете на постоялом дворе.

Уставшая леди Стенбурн отправилась спать.

– Нет, это вы себя храбро вели! – возразил Роб. – Как вы выступили против вашего брата… я вами горжусь!

– По правде говоря, мне было ужасно страшно, – при зналась она. – Я бы ни за что не смогла справиться, если бы не знала, что вы рядом. Но я была уверена, что вы уложите Годфри наповал. Мне хотелось вас расцеловать, когда вы отказались драться с ним, хоть он этого и заслуживает.

– Вы можете сделать это сейчас, – предложил он.

Она не возражала.

Свадьба была скромной, но очень красивой. Она проходила в доме матери невесты на Найтсбридж-Терес. Невесту под венец вел поверенный из Ипсвича, по имени Чарльз Хеверем, который, по слухам, был близким другом матери невесты.

У жениха был один дружка, Томас Хейзлтон, который не забыл предъявить обручальное кольцо в нужную минуту. Гости представляли собой странное сочетание. Среди них был человек со сломанным носом, который, как говорили, был когда-то бродягой, и тощий мальчик лет четырнадцати, а также представители светского общества. После церемонии в церкви две новые горничные в накрахмаленных фартуках подавали гостям напитки, а еще одна горничная по имени Молли, которая должна была оставаться на кухне, постоянно заглядывала, чтобы посмотреть, как все происходит. Новобрачные уехали в коляске новобрачного к нему домой, на запятках стоял грум, одетый в развивающуюся белую тогу, украшенную золотыми лентами у ворота, на рукавах и на подоле. Некоторые обрати ли внимание на сходство между грумом и мальчиком-гостем на свадьбе.

Молодожены отправились в Дорсет навестить родителей новобрачного, которые были просто очарованы новобрачной.

Новобрачный заперся на какое-то время в кабинете с новым управляющим отца и вышел оттуда с выражением удовлетворения на лице. Через неделю молодожены вернулись в Лондон в свой маленький дом на Гросвенор-Роу.

Они с удивлением узнали, что мать новобрачной прислала им свадебный подарок, пока их не было в Лондоне. Они нашли его на каминной полке в библиотеке. Это были часы в черном лакированном корпусе, сделанном в античном стиле, высотой не менее двух футов, украшенные коринфскими колоннами, с большим количеством позолоты, с именем мастера на табличке сзади:

«Генри Джоунз, Лондон».

– О нет, – простонала Бетс. – Мамино сокровище. Разве она забыла, как я ненавижу это чудовище?

– Может, продать их? – с радостью предложил муж. Он слишком долго думал о том, сколько за эти часы можно получить, но опомнился. Они ведь уже не на грани нищеты.

– Нет, – ответил он на свой вопрос. – Твоя мама заметит их отсутствие. Мы не можем так с ней поступить.

Они не могли прийти к согласию лишь по одному поводу.

Бетс скорбела о потере книг из Дорс Корта. Она не, могла успокоиться из-за того, что они достались человеку, который их никогда за всю свою жизнь даже не откроет. Роб пытался объяснить, что в его доме для них нет даже места.

Однако примерно через год до него дошли слухи, что Крипфорт потерял все свои деньги, поскольку предприятие со строительством канала лопнуло. Прежде чем наступило полное банкротство, которое означало бы потерю дома со всем его содержимым, Крипфорт выставил дом на продажу. Цена: шестьдесят шесть тысяч фунтов. Роб нахмурил лоб. Какой шанс! У него все еще были те тридцать восемь тысяч фунтов, которые спрятал Дайер в библиотеке отца Роба. Но часть этих денег предназначалась родителям. Сколько он может получить за свой дом на Гросвенор-Роу?

Он с радостью узнал, что может получить за свой дом сорок тысяч фунтов, когда появился покупатель. Это на три тысячи больше, чем он за него заплатил. Он продал свой дом на Гросвенор-Роу и купил старый дом на Маунт-стрит, единственным недостатком которого была близость к дому лорда Пертуи, но они с Бетс решили, что смогут это пережить.

Все девятьсот томов, которые никто не открывал, к которым никто не прикасался, вернулись к прежнему хозяину вместе с домом.

Роб даже прочитал некоторые из них, когда не учил Бетс играть в карты. Он уже начал жалеть об этих уроках. Вскоре из трех партий она выигрывала две.