Пятница, 11 мая.
Посольство США;
Мехико, Мексиканская Республика;
14:53 по местному времени.
Стоя на своем посту, у небольшой баррикады из мешков с песком под портиком здания посольства, сержант морской пехоты США Гэри Бледсо внимательно следил за толпой, собравшейся на площади перед воротами. Многие несли плакаты — некоторые на испанском, но большей частью, специально для репортеров и видеокамер, на английском.
"ЯНКИ, РУКИ ПРОЧЬ ОТ МАРСА!" — гласил один. "ИНОПЛАНЕТНЫЕ СОКРОВИЩА — ОБЩЕЕ ДОСТОЯНИЕ!" — заявлял другой. Часть демонстрантов, очевидно, высказывалась в поддержку Ацтлана, государства, которое требовалось создать из северных мексиканских штатов и Юго-Запада США. Напряжение в отношениях с Мексикой достигло точки кипения еще в 2038-м, с тех пор, как ООН объявила срок проведения плебисцита — август этого года. США уже объявили, что не подпишут соглашения, призывающего к голосованию за независимость своих собственных территорий.
Время от времени через высокую каменную стену, ограждавшую территорию посольства, летели булыжники и мусор. Бледсо слышал, как кто-то разглагольствовал перед толпой по-испански через хриплый, то и дело начинавший фонить мегафон. Слов он не понимал, однако толпа неизменно встречала каждый выкрик оратора одобрительным ревом.
— Слышь, какая муха их укусила? — тревожно спросил капрал Фрэнк Лараби, стоявший рядом с Бледсо.
— А что, ты новостей давно не качал? — насмешливо ответил Бледсо. — Боятся, что мы разграбим развалины города Древних на Марсе и все добро заберем себе.
— Да? Ну, а мы-то тут при чем?
— А мы — «вонючие янки», не слыхал разве? И с каждым днем воняем все сильнее.
— Вонючие? — Лараби хлопнул по своей М-29. — Я вот им покажу, кто тут вонючий…
— Легче, Би, — сказал Бледсо. — Я пока не слыхал приказа о применении оружия. Просто держи игрушку тщательно вычищенной.
Оба, согласно форме-3, имели на себе легкие камуфляжные шлемы и кевларовые бронежилеты. Будь все в порядке, они были бы одеты по форме-1, то есть в парадную синюю униформу с красно-белым кантом, но теперь, когда мексиканский кризис дошел до точки открытого противостояния, охрана посольства получила приказ о боевой готовности. Приказ позволял также иметь при себе заряженное оружие, хотя снимать предохранитель либо открывать огонь предписывалось лишь по команде, даже если противник начнет стрелять. Пару недель назад оружие морских пехотинцев, охранявших посольство, было вообще не заряжено. Как раз тогда родилась шутка о том, что — раз уж коробчатые, пластиковые М-29 в качестве дубинки никуда не годятся — оружие в случае нападения лучше всего сразу отдать противнику, а уж потом, пока этот ублюдок разбирается, как же работает столь высокотехнологичное оружие, просто пнуть его в коленную чашечку.
ВТШВ, или высокотехнологичная штурмовая винтовка М-29, была прямым потомком немецких G-11 прошлого века и заряжалась 4,5-милиметровыми укороченными подкалиберными безгильзовыми патронами с начальной скоростью более полутора километров в секунду. Каждая пуля была вмурована в цельный прямоугольный пакет взрывчатого метательного вещества (ВMB), что позволяло не тратить на каждый выстрел драгоценные цветные металлы и обойтись без окна экстрактора гильз, которое может забиться землей, песком или илом. Пластиковая обойма на сто зарядов вставлялась в зарядный порт казенной части. В результате длина винтовки составляла 70 сантиметров при весе всего в 4 килограмма. С виду М-29 более всего походили на грубоватые пластиковые игрушки с дешевым телескопом сверху и пистолетной рукоятью снизу. Поэтому солдаты, вооруженные ими, и называли свое оружие «игрушками».
Безгильзовые боеприпасы одновременно были величайшим преимуществом М-29 и серьезнейшим их недостатком. Отсутствие необходимости выбрасывать стреляные гильзы обеспечивало невероятно высокую — 2500 выстрелов в минуту — скорострельность; таким образом, очередь из трех-пяти пуль достигала цели прежде, чем отдача собьет прицел. С другой стороны, патронник очень легко засорялся остатками сгорания ВMB, которое, каким бы ни было чистым, все же оставляло нагар, который, при отсутствии окна экстрактора либо гильз, накапливался до статочно быстро, чтобы заметно снизить работоспособность винтовки уже после пары магазинов.
Корпус, где главным законом было то, что каждый морпех — прежде всего боец, а винтовка — главная часть самого его существа, встретил этот недостаток со своеобычной прямотой. Каждый морской пехотинец должен быть мастером сборки и чистки оружия в самых экстремальных ситуациях, и в жаргоне Корпуса очень скоро установилось выражение «патронник у него засрался», обозначавшее человека недалекого, неуклюжего и несообразительного.
— Да уж вычищена она, сержант, — отвечал Лараби. — Так вычищена, что хоть ешь из нее… Эге, шухер!
Взглянув туда, куда смотрел Лараби, Бледсо увидел капитана Теодора Уорхерста, вышедшего из дверей посольства.
— Смир-р-р… на!
— Вольно, парни, — буркнул Уорхерст. Он, как и Бледсо с Лараби, был в полевой форме, бронежилете и каске старого образца, с матерчатым камуфляжным чехлом. В наплечной кобуре поверх бронежилета — табельный М-2020. — Что слышно?
— Туземцы волнуются, капитан. — Бледсо указал в сторону ворот, до которых было всего около двадцати метров. — Я на эспаньоле особо не хаблаю, но, похоже, тот тип с микрофоном их здорово разогрел.
— По разведданным, это — местный проповедник из СУД.
— Ох как! — вырвалось у Лараби. — Только этого не хватало…
"SolamenteUnо Dios " была одной из самых шумных и экстремистских сект последнего времени. Совершенно неожиданно объединив в себе кое-каких баптистских, пятидесятнических и даже католических деятелей, согласившихся меж собой на том, что человечество создано богом, а вовсе не инопланетянами, и потому марсианские находки надлежит оставить там, где они есть, и впредь не трогать, секта эта сформировалась в противовес мириадам новых культов и групп, поклонявшихся Древним, как богам. Всякий раз, появляясь на телеэкранах или перед телекамерами сетевых вид-новостей, представители СУД заявляли: есть вещи, которых человеку просто не положено знать, а все прочее, слава Богу, так ясно изложено в Библии, что в дополнительных разъяснениях не нуждается. И последние несколько дней, в числе прочего, были ознаменованы кровавыми столкновениями между СУД и несколькими про-пришельческими группировками — в частности, "InternationalAncientAstronautNetwork " и "LasAlienistas ".
Теперь местные СУДовцы, похоже, нацелились на посольство США.
— Парни. Чтоб вы знали, — заговорил Уорхерст, не сводя взгляда с толпы за воротами. — Мы эвакуируемся. Закрываем лавочку и выметаемся.
— Эвакуируемся? — удивленно воскликнул Бледсо.
— Так мне сказали. Новость передается устно, чтобы наши местные друзья не получили ее с радиоперехватом. За нами идут «перри» с «Рейгана».
— Ну что ж, — заметил Лараби, — давно пора убираться из этой дыры.
— Что это значит, капитан? — спросил Бледсо. — Война?
— Черт побери, сержант!.. Как только узнаю я, узнаешь и ты.
— Ладно. Но я что хочу сказать: «перегрины» — что же, с боем прорвутся сквозь мексиканское аэрокосмическое пространство?
— Вот прибудут — тогда и узнаем.
— Если прибудут, — заметил Лараби.
Уорхерст хмыкнул:
— Мы говорили с ТР-пятыми, сержант. Их прикрывают «валькирии». Они прибудут. Не думаю, что во всех мексиканских ВВС имеется что-либо новее двух десятков старых Ф/А-22… В любом случае майор Бэйнбридж велел всем быть начеку. Прибытия «перегринов» ожидаем минут через двадцать, и, когда они сядут, эта толпа может… малость разозлиться.
— Мы готовы, сэр! — Бледсо хлопнул по корпусу своей М-29.
— Знаю. Давайте, парни.
Развернувшись, он скрылся в здании.
— Слышь, Блед. Про этого парня — правду говорят?
— Что он — сын самого командующего? Верно. Мне Дольчик из кадровой службы точно сказал.
— Чесать мой лысый череп… Ну что ж, для сына Божьего — вовсе не плох.
— Я тебе так скажу. В бою пусть лучше он будет рядом со мной, чем эти тошнотики нового образца.
— Роджер вас.
Еще некоторое время оба вслушивались в лающую речь оратора за стеной. Последний его выкрик привел толпу в неистовство; рев раздался такой, точно демонстранты задумали повалить стену одной звуковой волной. Мусор и камни посыпались на газон посольства градом, но ни один не достиг баррикады из мешков с песком.
Повесив винтовку на плечо — во время кризиса от охранников не требовалось все время стоять «смирно», как всегда, — Бледсо извлек из набедренного кармана ПАД. Включив его, он принялся выстукивать команды на плоской маске клавиатуры.
— Что ты там делаешь? — спросил Лараби.
— Вхожу в сеть безопасности, — ответил Бледсо. — Ага, вот.
Логотип локального сервера посольства на дисплее ПАДа сменился низкокачественным изображением с одной из камер, установленных на стене. Из этой точки открывался вид на Пасео Де Ла Реформа, широкий бульвар меж двух шеренг небоскребов, до краев заполненный кишащей, шевелящейся массой людей. Не меньше десятка — устроились высоко над толпою, почти заслонившей старинный элегантный фасад «Марии Исабель Шератон», на пьедестале грациозной Эль Анхель, монумента независимости Мексики.
Несколько булыжников ударили в ворота посольства.
— Зафиксируй кадр, — сказал Бледсо, протягивая ПАД Лараби. На дисплее отчетливо были видны солдаты мексиканской армии с полной боевой выкладкой, занявшие позицию перед «Шератоном».
— Они следят за толпой? — поинтересовался Лараби. — Или готовятся к ней подключиться?
— Хэ-хэ, — отвечал Бледсо. — Может, они и сами не в курсе. А может, просто наблюдают, как бы кто не попортил булыжником государственной собственности.
— Ну, а если отлупят каких-нибудь гринго — так и черт бы с ними, верно?
Примостив ПАД поверх мешков с песком, Бледсо снял с плеча винтовку. Толпа ему совсем не нравилась — сплошь злые, здоровые, молодые мужики, а женщин с детьми не видать вовсе. Будь демонстрация вправду спонтанной, как утверждают местные источники, местная демография была бы представлена здесь гораздо лучше.
А пока что собравшиеся куда больше похожи на армейское подразделение, чем на толпу демонстрантов…
Посольство США;
Мехико, Мексиканская Республика;
15:12 по местному времени.
— Войдите!
Капитан Теодор Уорхерст распахнул дверь и вошел в просторный кабинет (мохнатые ковры, дубовые панели, фото в рамках, картины маслом и все такое), принадлежавший Франклину Р. Тиббсу, послу Соединенных Штатов в Мексике. Внутри царила спокойная, можно сказать аккуратная, суматоха: посольские секретари выгребали из распахнутых шкафов стопы бумаги и грудами сваливали их в ящики. Не успел Уорхерст дойти до стола, как его обогнали еще три секретаря, явившиеся за очередной партией наполненных ящиков. Шреддеры в холле работали непрерывно, превращая американские дипломатические тайны в, мельчайшие конфетти.
«Забавна все же культура человечества, — подумал Уорхерст. — Бюрократические структуры все еще зависят от огромных количеств бумаги, хранят архивы и рассылают указания при помощи „жестких носителей“, хотя — при нашей-то глобальной компьютеризации — отлично можно было бы сберечь весь идущий на эту бумагу лес».
Посол Тиббс, тяжеловесный, пышущий здоровьем человек в безукоризненно скроенном сером костюме, укладывал в свой «атташе-кейс» ювелирные футляры. Каждая из этих маленьких плоских коробочек надежно хранила двенадцать разноцветных микродрайвов ЭМП. Каждый из них, размером с ластик на конце карандаша, действительно был очень похож на драгоценный камень — только вот ценность имел гораздо большую: один ЭМП содержал полгигабайта информации.
Тиббс поднял взгляд. Лицо его за последние дни осунулось, под глазами набрякли мешки.
— Привет, капитан. Говорил со своими людьми?
— Сэр! — Уорхерст вытянулся «смирно». — Так точно, сэр!
— Ай, Тэд, оставь, мы не на параде. Что у тебя ко мне?
Уорхерст слегка — только слегка — расслабил спину. Он был строевиком и выращен был строевиком, а о привычке, пронесенной сквозь всю жизнь, не так-то просто взять да забыть.
— Транспорты прибудут через несколько минут, господин посол. Сядут на вертолетную площадку на крыше. Я хотел бы, чтобы вы отправились с первым.
Тиббс заморгал:
— Хотел бы я, чтобы нам… чтобы обошлось без этого. Но полученный мною приказ…
— Полагаю, у нас нет выбора, сэр.
Уорхерст отлично видел, что Тиббсу плохо, что он буквально не знает, что делать. Близкий друг и конфидент трех американских президентов, заместитель министра труда на протяжении второго срока Керри и госсекретарь при Вуде, до самой его отставки в 35-м, назначенный Маркхэмом послом в Мексику в награду за многие годы службы и щедрые вклады в его избирательную кампанию…
В данный момент Тиббс явно не считал свое назначение наградой.
— Я просто… просто не знаю, как до этого дошло, — тихо, так, чтобы во всей комнате его услышал только Уорхерст, сказал он.
— Уверен, с этим никто ничего не смог бы поделать на вашем месте, — ответил Уорхерст. — Вы сделали все, что могли, сэр.
— Я уже начинаю думать, что эти фанатики за воротами правы. Нужно оставить всю эту дребедень на Марсе, и дело с концом. Конечно, как прочим государствам не опасаться, что мы заберем все себе…
— Это — не по моему ведомству, сэр, — осторожно ответил Уорхерст. Он понимал, что Тиббс хочет выговориться, освободиться от тяжкого бремени, однако никогда не был особо общительным и просто не знал, как лучше реагировать. — Думаю, совершенно бессмысленным было бы делать вид, будто там ничего нет. А если мы сможем освоить ИП-технологии, это принесет пользу всем.
ИП-технологии . Инопланетные технологии. Слово это появилось почти десятилетие назад, будучи призвано описать коммерческое и индустриальное значение найденных в Сидонии фрагментов давно исчезнувшей чужой цивилизации.
— Да, конечно. Ты прав, — закивал Тиббс. — Не мы — так кто-нибудь еще. Японцы, например, или ЕС. У тех и у других — вполне агрессивные космические программы, еще несколько лет, и они бы добрались до Марса и без нас, если бы захотели. — Он махнул рукой в направлении той стены, за которой бушевала толпа. — Просто весь шум-то, кажется, на самом деле из ничего ! Мы им вроде бы не угрожаем, ведь верно?!
— Причина найдется всегда, сэр. Если не опасения ООН за судьбу марсианских находок, то Ацтлан и этот плебисцит. Или наш отказ разоружиться и стать приятными, послушными членами всемирной семьи.
Тиббс обмяк. Во взгляде его отчетливо видна была безнадежность. Уорхерсту стало жаль Тиббса, хотя ни лично этот человек, ни его политика, склонявшаяся к глобализму и неоинтернационализму, никогда не нравились ему. В прошлом году, когда президент Маркхэм занял четкую антиинтернационалистскую позицию, отвергнув навязываемый ООН плебисцит и отправив на Марс отряд морской пехоты для защиты американских интересов, многие глобалисты и проооновски настроенные члены правительства оказались в «подвешенном» состоянии. Особенно в Госдепартаменте, где влияние интернационалистов всегда было сильнейшим.
Как служащий вооруженных сил США и морской пехотинец, Уорхерст мог иметь свое мнение касательно политики, но не имел права публично, официально принимать чью-либо сторону. И если Тиббс ищет прощения, понимания или просто сочувственного собеседника, среди охраны посольства он ничего этого не найдет. Однако Уорхерст вполне мог понять его — человека, вынужденного выполнять приказы, в корне противоречившие его убеждениям, и под конец попавшего в эпицентр своими же руками подготовленного взрыва.
— В любом случае, — добавил он, — вы сделали все, что могли. Большего не смог бы сделать никто.
Тиббс кивнул, хотя вряд ли что-нибудь слышал. «Подожди раскисать, посол, — подумал Уорхерст. — Мы еще не выбрались. Это еще только начало».
— Вам нужна помощь, сэр? Я могу прислать пару человек.
— Нет, капитан. — Тиббс расправил плечи. — Нет. Мы почти закончили.
И тут Уорхерст услышал тяжкий, гулкий грохот, за которым последовали звуки, напоминающие треск шутих, приглушенный толщей стен и расстоянием.
— О’кей — сказал он. — Я пришлю за вами, когда транспорты появятся в поле зрения. А пока, сэр, держитесь подальше от окон. И вообще от наружных стен.
Развернувшись, он поспешил наружу.
Посольство США;
Мехико, Мексиканская Республика;
15:18 по местному времени.
— Ептыть! — воскликнул Лараби. — Началось!
Бледсо не нуждался в предупреждениях. Он уже стоял на одном колене, пристроив ствол М-29 в выемку между мешками баррикады и держа на прицеле верх ограждавшей территорию посольства стены. На стену уже вскарабкались мексиканцы — большей частью юноши, почти подростки. Их было много…
И некоторые были вооружены.
— Аутфилд, я Хоумплэйт! — раздалось в наушнике Бледсо.
Он нажал кнопку рации:
— Хоумплэйт, я Аутфилд, прием.
— Применение оружия разрешаю. Повторяю: применение оружия разрешаю.
— Э… приказ понял. Черт, да они же совсем дети!
Один из взобравшихся на стену поднял к плечу старую армалайтовскую винтовку и нажал на спуск. Пуля взвизгнула, отрикошетив от стены резиденции в нескольких футах над головой Бледсо. Слегка сместив прицел, Бледсо коснулся спускового крючка своей М-29, выпустив короткую — в три патрона — очередь, разорвавшую грудь стрелка еще прежде, чем Бледсо почувствовал отдачу. Кувыркнувшись, стрелявший упал за стену в облаке багровых брызг. По резиденции открыли огонь с верхних этажей ближайших домов.
— Дети, дети… — проворчал Лараби. — Сукины дети!
Несколькими короткими, точными очередями он сбил со стены еще десяток нападавших. В толпе душераздирающе завизжали от ярости и боли. Лараби полоснул по верхней кромке стены длинной очередью — звук вышел таким, точно кто-то тасовал колоду пластиковых карт, только гораздо громче. Осколки камня брызнули в лица тех, кто еще пытался взобраться на стену.
И тогда Бледсо услышал тяжелый рокот и лязг. К посольству двинулись танки.