Львиную долю нашей снеди умял кучер мистер Биверхольт. Он ел и одновременно правил нашим экипажем, катившимся по сельской дороге в сени растущих по обочинам деревьев.

В салоне было тесно, и мы с Ирен чувствовали себя как сельди в бочке. Кэб потряхивало, поэтому нам приходилось держаться перемазанными в земле руками за поручни. Вместо корзины с продуктами, которую Ирен отдала мистеру Биверхольту при условии, что он будет «гнать на вокзал быстрее ветра», у наших ног лежал маленький, обитый кожей сундучок, столь же перемазанный в земле, как и наши руки.

– Ты испортила свой лучший наряд! – посетовала я.

– Он мне все равно уже надоел, – ответила подруга.

– А моя шаль! Она превратилась в лохмотья.

– Нам же надо было во что-нибудь завернуть сундук.

– Посмотри на свои ногти! Они теперь как зубья у пилы!

– Ничего, будет удобнее играть на пианино. – Ирен взяла зонтик и постучала ручкой из слоновой кости в крышу экипажа. Кучер хлестнул лошадей, и кэб пошел еще быстрее. В окно я увидела, как вниз полетела пустая банка из-под сардин.

– Какой чудесный день, Нелл! – прокричала Ирен, перекрывая свист ветра, стук колес и щебет птиц. – Только подумай! Мы обошли самого Шерлока Холмса! Добыча у нас в руках!

Я молча воззрилась на видавший виды сундучок, как вдруг экипаж тряхнуло и окованный угол нашей находки врезался мне прямо в ногу.

– Да что же такое в этом чертовом сундуке? Ради чего мы притворялись, лгали и безнадежно испортили нашу одежду?! – взвизгнула я вне себя от ярости.

Надо признаться, мысль о том, что нам придется потревожить останки мистера Нортона, совершенно лишила меня присутствия духа. Все оказалось куда невиннее, однако раскопки под огромным буком окончательно меня добили.

– Там внутри – сокровище, – озорно улыбнулась Ирен.

– Я все никак не могу понять, откуда ты знала, где именно следует искать сундук.

– Я и не знала, пока не поставила себя на место сумасшедшего. Я попыталась рассуждать так же, как он. Мистер Эджвэйт сам сказал, что окна комнаты… нет, пожалуй, назовем ее камерой; так вот, окна камеры выходят на восток. Джон Нортон страдал старческим слабоумием, поэтому его разум мог зацепиться только за большое дерево – единственный ориентир, который был виден из окна. Нисколько не сомневаюсь, что во время прогулок, пока старик пускал слюни на берегу пруда, санитар витал в облаках и считал ворон…

– Ирен!

– Кроме того, корни того бука расходятся совершенно особенно, подобно солнечным лучам. Это деталь тоже могла привлечь внимание Блэкджека. Не забывай, он не был абсолютно сумасшедшим, а лишь страдал старческим маразмом. При таком заболевании порой наступают моменты прояснения. В один из таких моментов он спрятал самую дорогую для него вещь в сундук, а потом его зарыл.

– Пояс? – Я посмотрела на сундук с б́ольшим уважением. – Ты и вправду считаешь, что Бриллиантовый пояс находится здесь?

– И он достался не мистеру Шерлоку Холмсу, не мистеру Тиффани и не мистеру Годфри Нортону, а мне! – радостно вскричала Ирен.

– Алчность, – с осуждением промолвила я, однако при мысли о том, что мы вскоре откроем сундук, мое сердце забилось быстрее. Наверное, схожие ощущения испытывала и Пандора.

– Не алчность, а триумф, – поддела меня Ирен.

Сама не знаю, как я сумела пережить обратную дорогу до Лондона. Сундук оказался тяжеленным, и его вес лишь распалял наши мечты о сокровище. Нам с Ирен пришлось тащить его вдвоем через весь вокзал Виктория, словно нелепый и ужасно неудобный саквояж. Когда мы остановили кэб, кучер предложил нам разместить «багаж» на крыше. Ирен отказалась столь решительно, что я испугалась: вдруг кучер что-нибудь заподозрит и позовет полицейских?

Наш экипаж, грохоча, обогнул Букингемский дворец, проехал по аллее Молл через парк Сент-Джеймс, пересек Трафальгарскую площадь и выбрался на Чаринг-Кросс-роуд. К этому моменту меня терзало столь глубокое чувство вины, что я бы не удивилась, если бы нам наперерез выехали королевские гвардейцы и, угрожая оружием, изъяли у нас бесчестно добытые драгоценности. В каждом приближавшемся к нам экипаже мне мерещились сыщики Скотленд-Ярда. Каждая остановка в пробке казалась мне неслучайной – вдруг сейчас нас схватят!

– Просто удивительно, до чего удобно расположена наша квартира. Какое счастье, что мы не живем на Бейкер-стрит, – задумчиво промолвила Ирен, когда наш кэб свернул на Нью-Оксфорд-роуд и двинулся прочь от северо-западной части города.

Я ничего не ответила. Мы, конечно, пытались скрыть следы наших раскопок под буком, вот только они все равно не ускользнут от внимания мистера Шерлока Холмса.

– Естественно, он что-нибудь заподозрит, – кивнула подруга, которая словно прочла мои мысли. – Быть может, он даже пойдет к буку и сообразит, чем мы там занимались. Только что с того? Кого он будет искать? Мисс Сандерс и мисс Рашвимпл?

– Описание нашей внешности…

– Под него попадают тысячи женщин в Лондоне, а быть может, и все полмиллиона. Не забывай, нас здесь окружает четыре с половиной миллиона душ. Кроме того, даже если он нас все-таки отыщет, пояс все равно уже у нас!

Я робко коснулась сундука носком туфельки.

– Ну да, он простенький, даже уродливый, – согласилась Ирен. – Однако порой за скромной внешностью скрывается удивительная внутренняя красота. Мне кажется, нечто вроде этого сказано в Писании. Я не права, Пенелопа? Земля приняла бренные останки старого Нортона и при этом отдала нам лучшую его часть.

– И что ты будешь делать с поясом?

Ирен уставилась на меня несвойственным ей отсутствующим взглядом:

– Слушай, я ведь даже об этом не думала! Все мои мысли были о том, как его заполучить. Заложить его вряд ли получится… А как продать его, я не знаю… пока. Быть может, я стану носить его на сцене. По сравнению с поведением других актрис подобный жест будет выглядеть куда более благородно: им драгоценности достаются от поклонников, а я свои добыла сама.

– Но ты ведь пока все равно поешь в хоре.

– Это же не будет длиться вечно.

– Ох, Ирен! – Я устало рассмеялась, чувствуя себя вымотанной до предела. – Ты такая оптимистка. Может, лучше поставить себе планку пониже и нацелиться на второстепенные роли? Может, брак с уважаемым человеком предпочтительней дурацкого стремления к независимости, а скромные украшения – лучше бриллиантов Марии-Антуанетты? Всего этого ты добилась бы куда быстрее.

– То, о чем ты говоришь, под силу любой женщине – как раз именно поэтому каждая из них почти ничего собой не представляет. Я же достигну большего. По крайней мере, попытаюсь это сделать.

Ирен откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну, наблюдая за тем, как мимо нас проносятся знакомые дома. Мне показалось, что я обидела подругу или, что еще хуже, омрачила миг ее триумфа. На самом деле мне просто не хотелось видеть, как она потерпит неудачу. Ирен всегда пыталась прыгнуть выше головы, и потому мне представлялось неизбежным грядущее фиаско.

– «Человек всегда должен тянуться к недосягаемому. Иначе к чему нам рай?» – тихим голосом процитировала Ирен.

Не стану описывать, как мы, две слабые женщины, волокли тяжеленный сундук на третий этаж двухсотлетнего здания. Когда мы наконец перетащили чертову ношу через порог, обе готовы были повалиться на пол от усталости. Тяжело дыша, я прислонилась к дверному косяку и отвела в сторону распустившиеся волосы, ниспадавшие мне на лицо. Ирен кинулась зажигать лампы и газовый фонарь.

– Слушай, Нелл, как ты думаешь, у нас получится поставить нашу находку на стол?

– Можно попробовать, – тяжело вздохнула я, снова взявшись за сундук.

Ирен поспешила мне на помощь. После продолжительных усилий нам удалось водрузить его на обеденный стол. Прямо над сундуком горел газовый фонарь, отбрасывая свет на тускло поблескивающие шляпки гвоздей.

– Такое впечатление, что сундук бутафорский – ну прямо из «Венецианского купца», – заметила Ирен.

– Ага, только он такой тяжелый, будто сделан из свинца, – не сдержавшись, добавила я.

Рассмеявшись, Ирен взялась за разделочный нож и попыталась просунуть его в щель под крышкой. Все три пряжки проржавели, а ремни, продетые в них, оказались жесткими, словно китовый ус. Знали бы вы, сколько ногтей мы поломали, прежде чем вытащили ремни!

– Итак… – Ирен отвела непокорный локон, упавший ей на бровь. Элегантная дама, представшая передо мной утром, канула в небытие. Сейчас моя подруга больше напоминала перемазанную грязью прачку после долгого рабочего дня. – Итак! – повторила Адлер и рванула крышку.

Она не поддалась. Тогда моя подруга снова взялась за нож и, сунув его в щель, ударила по рукояти основанием ладони. Раздался резкий хлопок, и сундук распахнулся, изрыгнув облачко пыли.

– Похоже, ты как в воду глядела, – разглядывая содержимое, промолвила Ирен, не меняясь в лице. Мгновение спустя она зачерпнула пригоршню маленьких брусочков из серого металла.

– Свинец! – выдохнула я.

Хотя прочие предметы в сундуке оказались легче свинца, они были столь же загадочными. Мы обнаружили коробочку крахмала, связку ключей и кусочек овчины.

Ирен поскребла ножом один из брусков, будто чистила картошку, однако ее надежды не оправдались – перед нами и вправду был свинец, а не замаскированное под него золото.

– Поскреби еще и это, вдруг это Бриллиантовый пояс, – протянула я подруге длинную нить, на которую были нанизаны янтарные шарики.

Ирен поднесла ее к свету:

– Ручная работа, янтарь русский – не скажу, что я от него в восторге… За эту нить можно выручить пару фунтов…

– Ну просто находка века.

– Не язви, Пенелопа, это тебе не идет.

– А ты не расстраивайся. Тебе это тоже не идет.

– Хорошо, давай попробуем рассуждать. По какой-то причине старый Нортон потратил кучу сил, чтобы спрятать все это барахло. Только подумай, сколько дряхлому старику пришлось возиться с такой тяжестью. Значит, он преследовал некую цель.

– Да какую цель, Ирен? Приди, наконец, в себя! Ты еще не поняла, что Нортон был в маразме? Если у него когда-то и был пояс, Блэкджек просто позабыл, куда его спрятал. Все его жалкие старческие «сокровища» перед тобой.

– Думаешь, Нелл, эти предметы – память о прошлом? Овчина может символизировать адвокатский парик, а крахмал ассоциируется с жестким судейским воротничком.

– Не сомневаюсь, что эта нить некогда была ожерельем, которое он стащил у своей несчастной многострадальной жены.

– А свинцовые бруски? А ключи?

– Ключи отпирают дверь в загробный мир, в котором ему предстоит встреча с Создателем и суд за грехи. Быть может, Нортон мечтал о спасении. А свинцовые бруски символизируют тяжесть его грехов – как цепи, что сковывали призрак Марли.

– Превосходно, Нелл! Ты из этой дребедени способна соорудить целую проповедь, однако, боюсь, твои рассуждения чересчур логичны для лишившегося разума старика. Впрочем, ему хватило мозгов нагрузить сундук свинцом – в том случае, если пруд выйдет из берегов и размоет землю, сундук не всплывет, оставшись на дне… – Ирен хмыкнула и захлопнула крышку. – Ладно, будем думать. Лучше уж такая добыча, чем ничего. Она останется нам на память о том, как мы обошли мистера Шерлока Холмса. Быть может, когда-нибудь мы обнаружим еще одну находку, которая объяснит, в чем смысл всех этих вещей.

– Я пошла спать. – Неизменный оптимизм подруги порой выводил меня из себя. – Быть может, ночью прилетит добрая фея, которая превратит янтарь в бриллианты.

Прежде чем задернуть занавески, я бросила еще один взгляд на Ирен. Моя подруга стояла, склонившись над безобразным сундуком и задумчиво разглядывая его, словно Гамлет череп Йорика. Мне подумалось, что наша находка поведает ей не больше, чем череп шута – принцу датскому.

Наутро сундука на столе уже не было. Насколько я понимаю, Ирен спрятала его у себя в спальне под грудой барахла. Больше она никогда о нем не упоминала, однако я знала, что она ни на мгновение не забывала о нем.