Огромный занавес из бирюзового и изумрудного бархата, раздвинулся, и представление началось.

Мэтт наблюдал за происходящим с интересом. В первом номере были заняты, по меньшей мере, четыре десятка актеров. Несмотря на роскошное профессиональное оформление, это был, конечно, капустник. Хористки и танцовщицы очень старались, но все диалоги представляли собой остроумные отсылки к местным реалиям, известным в городе персонам и событиям, хотя было и несколько шуток по поводу фигур национального масштаба.

Мэтт жил в Лас-Вегасе недостаточно долго, да и не очень-то обращал внимание на общественную жизнь, так что ему далеко не все было понятно. Судя по хохоту зала, большинство присутствующих, в отличие от него, понимали все шутки. Во время этих пауз Темпл частенько наклонялась к нему, чтобы шепотом сообщить, что реприза, на которую реагирует публика, вышла из-под ее пера.

Мэтт хлопал, когда весь зал хлопал, но все же недоумевал, к чему все эти великолепие и пышность, и море народу в смокингах, когда само представление — не более, чем капустник, который замечательно смотрелся бы на школьной сцене. Потом он вспомнил, что большинство реприз написано Кроуфордом Бьюкененом, о профессиональных качествах которого Темпл была весьма невысокого мнения. И все же аудитория была довольна — ей нравились насмешки над местными знаменитостями, власть имущими и городскими сумасшедшими. Мэтт подозревал, что люди в зале аплодировал бы и площадному театру марионеток, если бы в его спектакле упоминались их имена — неважно, в каком контексте.

Когда между основными номерами занавес закрывался, на авансцене оставалась всего пара-тройка актеров, ведущих свои диалоги, пока на сцене готовились декорации для следующего номера.

Во время одной из таких интерлюдий Темпл поднесла свою программку так близко к пламени свечи, горящей на столе, что Мэтт испугался, как бы она не подожгла свои кудряшки.

— Что такое? — прошептал он сквозь актерские реплики, усиленные микрофоном.

На авансцене человек, изображающий Стива Уинна, сдерживал пару рассерженных львов Лас-Вегаса — Сфинкса отеля «Люксор» и Лео гранд-отеля «MGM» — с помощью знаменитых белых тигров Зигфрида и Роя из казино «Мираж». Поскольку все эти крупные животные семейства кошачьих на самом деле были людьми в меховых костюмах, сцена удивительно напоминала сюрреалистическую атмосферу «Волшебника страны Оз».

— Этот дурацкий номер стоит не на месте, — прошептала Темпл. — По программе сейчас должен быть другой. Почему они изменили порядок действия? Скоро мой финал… Должно быть, там что-то неладно. Я схожу проверю. Извини.

— Эй! — Мэтт поймал ее за локоть, когда она попыталась выбраться из кресла. — Может быть, ты им там будешь только мешать!

— Ты с ума сошел! Я знаю это шоу почти так же досконально, как Дэнни Голубок. Если что-то случилось, моя помощь им не помешает.

Мэтт подвинулся на бархатном сиденье, который цеплялся к одежде, как наждачка, чтобы дать ей пройти. За усыпанное бисером платье Темпл бархат цеплялся еще сильнее, но она сумела вырваться из его цепких объятий и попыталась проскользнуть незамеченной по лестнице к выходу.

Мэтт смотрел ей вслед. Незамеченной, как же — в этом платье, сияющем, точно рождественская елка, и туфельках со стразами. Кто-то в задних рядах обернулся ей вслед. Мэтт узнал лейтенанта Молину, поднявшую к глазам театральный бинокль, наблюдая за выходом Темпл. Фрэнк Буцек, сидящий рядом с ней, наклонился, стараясь рассмотреть циферблат часов на своей руке. Театральный бинокль вернулся к сцене — там счет был 3:6 в пользу тигров, если ориентироваться по взрывам хохота в зале, а не по ударам хвостов, набитых ватой.

Мэтт оглянулся на зрителей в соседних креслах. Все лица с наклеенными на них улыбками были прикованы к сцене. Никто не замечал ничего особенного.

Но теперь, когда Темпл ушла, Мэтт рассмотрел странное шевеление занавеса, как будто там, за ним, происходила какая-то борьба. Он взглянул на часы, нетерпеливо отодвинув крахмальную манжету.

Девять тридцать. Шоу приближалось к финалу. Может быть, он должен был пойти вместе с Темпл?.. Мэтт оглянулся на закрытые двери зала, не очень понимая, что именно надеется увидеть.

То, что он увидел, удивило, а потом встревожило его. Молина и Фрэнк исчезли, их места зияли алыми пустотами в рядах смокингов и сверкающих вечерних платьев.

Мэтт вскочил и начал пробираться к выходу по застеленной ковром лестнице, надеясь, что никого не потревожил. Вокруг него гремели сценические шутки, усиленные микрофонами, некоторые приличные, некоторые — не очень. Зал хохотал.

Оказавшись за дверью, Мэтт невольно остановился, встреченный обычной толчеей и звоном казино. Нет, театральный шум и периодические всплески аплодисментов ему начинали, пожалуй, нравиться больше.

Темпл нигде не было видно, что его не удивило, зато лейтенант Молина была тут, и это казалось странным.

Он быстро подошел к ней.

— Где Темпл?

Молина воззрилась на него, приподняв брови:

— Разве не вы за нее отвечаете?

— Что-то случилось? Где Фрэнк?

— Фрэнк, — повторила она таким тоном, что Мэтт сразу понял, что должен объясниться.

— Мы… э-э-э… были знакомы. В школе.

Молина выглядела заинтригованной, но не стала задавать вопросов. Ее большая вечерняя сумка в стиле сороковых годов была так обильно украшена позолоченными листьями и отделана металлическими уголками, что напоминала, скорее, оружие, чем аксессуар.

— Я здесь не на службе, честно. Все происходящее — не моя забота.

— Так значит, что-то все же происходит?

Молина нетерпеливо тряхнула головой. Но, прежде чем она успела ответить, к ним подбежали Вэн фон Райн и Ники Фонтана, оба одетые по-вечернему, как и публика на премьере. Мэтт еще раньше заметил их, поочередно выскальзывающих из зала и возвращающихся, как всякие озабоченные хозяева, каждые пять минут проверяющие, все ли в порядке.

— Что происходит? — спросил Ники гораздо менее вежливо, чем Мэтт. — Все переодетые копы, которые тут шарились, ускакали вниз по Стрипу, точно за ними Годзилла гонится. Мы что, остались одни, на произвол судьбы?

Молина бросила ему предостерегающий взгляд, указав глазами на Мэтта, и покачала головой. Кроткие пышные волосы откинулись назад, явив миру тяжелые старинные серьги, поблескивающие в каждом ухе, точно бронзовые кастеты. Мэтт мог бы поспорить, что вместо хрупких застежек они крепятся в ушах железными шурупами.

— У нас налет, — признала она. — Мы были неправы. Сегодня действительно случился форс-мажор, но не здесь. Только что ограблен «Голиаф». Восемь налетчиков в хоккейных масках ворвались в казино через заднюю дверь.

— Забрали всю выручку? — лицо Вэн посерело от ужаса.

— Сообщения пока краткие, но, похоже, они вывезли наличные в тележках для сбора денег в казино.

— Но в «Фениксе» все нормально? — спросил Ники.

Молина кивнула:

— В «Фениксе» все о’кей. Все эти угрозы по поводу шоу, скорее всего, были отвлекающим маневром, чтобы заставить нас думать, что ограбление будет здесь. Наша промашка, — признала она. — Ну, по крайней мере, у нас тут было достаточно людей, а «Голиаф» совсем рядом. Поверьте мне, грабители никуда не денутся. Такое количество денег невозможно быстро увезти. Я хочу вам предложить следующее: оставим профессионалам их работу, вернемся в зал и продолжим смотреть шоу. Я не хочу пропустить знаменитый финал мисс Темпл Барр. — Она повернулась к Мэтту. — Очевидно, она убежала из зала потому, что это бомба!

Он нахмурился, глядя на свои пальцы, постукивающие по циферблату наручных часов, как лапки водомерки. Десять минут. Темпл отсутствовала уже десять минут, а финал шоу был все ближе с каждой секундой. Где же она, и почему она не возвращается?

Молина повернулась и ушла в сопровождении Вэн и Ники. Мэтт проводил глазами троицу. Тяжелые двери зала поглотили их и захлопнулись, донеся до него отголоски смеха изнутри.

Ничего не должно было случиться в «Хрустальном фениксе». Только шоу «Гридирона». Возможно, что-то готовилось, но это оказалось отвлекающим маневром. Сейчас все в полном порядке. Ему это лично сказала представительница службы, отвечающей за законность и порядок. То есть полиции.

И почему он волнуется?

Может быть, потому, что как-то слишком спокойно было в «Хрустальном фениксе», и все вокруг выглядело слишком уж нормально. Мэтт подумал, что начинает рассуждать, как Темпл.

И вести себя как сыщик-любитель.