Темпл вернулась в свою квартиру, напевая единственную мелодию, которую она узнала во время мессы: «Сегодня лоза еще в позднем цвету».

Она отперла дверь и шагнула в знакомую благословенную тишину, нарушаемую только тихим шумом кондиционера.

Сегодня этот шум имел эхо, ибо кто там разлегся, точно султан, на светлой обивке дивана, если не его величество Полуночник Луи собственной мурлычущей персоной?

— Ты выглядишь весьма довольным проделанной работой, — заметила она, открывая французскую дверь на балкон и впуская в комнату желтый, как растаявшее масло, прямоугольник солнечного света, сразу согревший старый ореховый паркет.

Она на минутку вышла на балкон и постояла в тени маркизы, наслаждаясь видом цветущих плетей олеандра и изящной металлической мебели для патио — кованый круглый столик и два стула. Идеальное место для завтрака вдвоем.

Было совсем не жарко и все еще достаточно рано, чтобы успеть насладиться воскресным днем.

Темпл неохотно вернулась в комнату, присела рядом с Луи, стараясь не сдвинуть диванные подушки, и погладила кота. Тот поднял свою большую черную голову и посмотрел на нее. Его глаза были полузакрыты, обозначая расслабленность и комфорт — дом, милый дом! Темпл продолжала чесать и наглаживать густой мех, пока мурлыканье не достигло уровня звука работающего пылесоса «Гувер».

— Похоже, период бродяжничества на сегодняшний день закончен, — сказала Темпл. — Очень вовремя. А то я уже начала бояться, что ты покинул меня окончательно.

Глаза Луи закрылись полностью — он повернул голову, подставив подбородок, чтобы она могла почесать под ним. И немножко ниже. Вот так. И еще левее.

Темпл сидела в своей прекрасной тихой квартирке, переполненная впечатлениями, точно черничный оладушек взбитым маслом, и подводила итоги.

Месса оказалась вовсе не такой ужасной, как она боялась. Служба была даже в чем-то вдохновляющей, с этой органной музыкой, пением хора и солнечным светом, падающим сквозь витражные окна церкви Девы Марии Гваделупской цветными пятнами, как в калейдоскопе. Лучше же всего было ощущение, что Мэтт этим утром переступил какой-то порог, отделяющий его от новой жизни, и что он пригласил именно ее сопровождать его в такой важный момент.

Темпл подозревала, что Мэтт с отцом Фернандесом, к тому же, преодолели некий барьер, существовавший между ними, и что это произвело на обоих сильное и радостное впечатление.

У нее самой была куча причин радоваться, — решила Темпл. Она сбросила свои новые, предназначенные для посещения церкви, скромные лодочки и зарылась босыми ногами в длинный ворс белого ковра из искусственной козы под кофейным столиком.

Луи вернулся домой. Мэтт возвращался с ложного пути, на который его толкнуло трудное детство. Работы навалилось столько, что хоть разорвись пополам — между планами нового аттракциона «Подземелье Джерси Джо Джексона» для «Хрустального феникса» и пиар-компанией «Гуляки Луи», открытого Мотыгой Лонниганом в Темпл Бар у озера Мид.

Темпл плюхнулась на мягкие диванные подушки и чуть не замурлыкала вместе с Луи. Он привалился к ее бедру, вытянув хвост на всю длину ее ног и время от времени постукивая им.

И еще, — подумала Темпл вопреки милосердию, которое должно было присутствовать в ней после посещения церкви, — Кроуфорд Бьюкенен был полностью, публично, замечательно посрамлен в своих планах захватить «Гридирон» и унизить ее! А вот — не рой другому яму! Возможно, Кроуфорд не знает об этом… пока что, но он навеки покрыл себя несмываемым позором в свете прожекторов финала. Даже хористки смеялись над его трусостью, а это весьма тяжелая оплеуха для мужчины, позиционирующего себя как Казанову наших дней.

Жизнь хороша, — подумала Темпл, глядя на полностью довольного Луи и совершенно разделяя его чувства.

Жизнь проста.

Жизнь полна возможностей!

Отрицательные персонажи, которые терроризировали «Феникс» в надежде сорвать грандиозный куш, были грандиозно разоблачены и схвачены. Овации, устроенные публикой, свидетельствовали о том, что первое шоу «Гридирона», поставленное Дэнни Голубком, стало лучшим шоу всех времен. Всем вокруг совершенно точно о-о-очень понравился сценарий, переписанный лично Темпл, даже с непредусмотренными вставками в концовке. А Луи опять получил кучу фотосессий для всех местных газет.

Темпл зевнула и поднялась, напоследок погладив Луи еще разок.

Она подобрала свои туфли и покатилась в спальню, скользя по паркету, точно на коньках. Мэтт ждал ее на урок восточных единоборств, и это было вполне справедливо: прошлой ночью она была учительницей, теперь наступила его очередь.

Она нахмурилась, переодеваясь в хламиду, именуемую кимоно, потому что вспомнила, что он укорял ее за пренебрежение групповой терапией, справедливо догадавшись — прямо Шерлок Холмс с его дедукцией! — что она пропустила несколько сессий.

Групповая терапия! Темпл прошлепала босиком в гостиную, чтобы достать ключи из сумочки, которая внезапно сделалась ее воскресной сумкой для походов в церковь — соломенного ридикюльчика, пылившегося в шкафу много месяцев вплоть до сегодняшнего дня.

Ей не нужна никакая групповая терапия. Впрочем, она не возражала против нескольких сессий тет-а-тет кое с кем, заслуживающим внимания. Ее жизнь в настоящий момент вполне наладилась. Даже лейтенант Молина вчера вечером обращалась с ней с почти коллегиальным уважением, а не как обычно — тоном официальным и раздраженным.

Так-так, — подумала Темпл, глядя на Луи, развалившегося на ее диване, примерно в южной оконечности, то есть в районе живота. — Ключи я взяла, кимоно надела… что мне еще нужно?

Она поморгала на яркий дневной свет, струящийся из открытой двери на балкон. Надо ее закрыть на всякий случай. А!..

Темные очки.

В маленькой, непривычной сумочке их не было. Темпл бросила ее на диван и сняла часы. О, Боже, до урока с Мэттом внизу у бассейна осталась всего пара минут!

Куда же она задевала очки? Только представьте себе: буквально вчера разоблачить ограбление века, готовившееся в Лас-Вегасе несколько лет, а сегодня потерять очки в собственной квартире! Не может быть, чтобы несколько промежуточных эпизодов настолько сильно повлияли на ее рассудок… И все же…

Темпл уперла руки в бока.

— Ладно. А ну, выходите, дужки вверх!

Никакого успеха. Нигде в мирном пейзаже гостиной не сверкнул предательский алый контур оправы и темные стеклышки. Может, в спальне? Нет, она никогда их там не оставляла.

— Эй, Луи, признавайся! Куда ты задевал мои очки? Может, загнал под диван?

Она наклонилась и заглянула туда. Три комочка пыли, помада и программа телевидения… четырехмесячной давности. Ого, давненько. Требуется генеральная уборка.

Темпл разогнулась.

— Ну, и где же они?

— Посмотри на балконе, — сказал низкий мужской голос.

Темпл подозрительно взглянула на Луи. Он что, научился разговаривать? Мама дорогая!

Но нет, Луи, конечно, ничего не мог сказать, ни сейчас, ни вообще когда-либо.

Темпл увидела, что нечто заслоняет солнечный свет, падающий с балкона — темный силуэт заставил день померкнуть.

Она подняла голову.

Силуэт заполнял дверной проем почти до самого верха.

— Ты не это искала? — спросил тот же голос, не принадлежащий, разумеется, коту, но не то чтобы совсем не знакомый.

Полуночник Луи был не единственным существом, решившим вернуться к ней.

В гостиную, одетый в пеструю гавайскую рубашку и брюки, с зеркальными очками стиля «авиатор» на носу вошел Макс Кинселла, держа в руках темные очки Темпл.