На скользкой почве

Темпл сидела в одиночестве в крохотной комнатке, оборудованной только столом и несколькими стульями. В верхней половине единственной двери имелось оконце, такое замызганное, как будто множество носов долгие годы прижимались к стеклу. Стекло было забрано металлической сеткой, перечеркивающей его диагональными клетками, точно рыболовной сетью.

Тоскливая обстановка вполне соответствовала ее настроению. Громкое и стремительное прибытие в городской приют не помогло: Луи там не было. Служитель клялся, что огромный черный котяра точно был здесь, но указанная клетка оказалась пуста. Темпл в глубине души уверилась в том, что Луи усыпили, хотя тот же служитель уверял, что никаких экзекуций в этот вечер не проводилось. В любом случае, Луи не было.

Темпл и Молина в итоге выглядели полными дурами, но Темпл на это было наплевать. Лейтенанту, возможно, нет.

Когда Молина вошла в комнату, нахмурив свои роскошные брови, Темпл поежилась: публичное выставление лейтенанта полиции на посмешище явно не являлось лучшим из путей взаимодействия с властями.

Когда они прибыли в участок, Молина исчезла, не говоря ни слова. Сейчас она опять была в своем привычном костюме — поплиновый жакет и юбка цвета хаки. Впрочем, жара в комнтке для допросов тут же заставила ее снять жакет, и на свет появилась красная полиэстровая блузка с короткими рукавами и v-образным вырезом в стиле бойскаутов.

— Что, мне уже нужен адвокат или что-то в этом роде? — нервно спросила Темпл.

— Вас никто не арестовывал, — ответила Молина. — Против дураков не придумано статьи в законодательстве.

— А что, работникам полиции можно обзываться?

— Ну, подайте на меня в суд.

Молина уселась за поцарапанный стол напротив Темпл. Темпл чувствовала себя, словно нашкодившая двенадцатилетняя девочка, которой предстоит разнос от вожатой скаутского отряда. Она беспокойно качнула ногой.

Ей было позволено завезти домой мешок с книгами, который ей дала Лорна, и захватить пару туфель, чтобы обуться. По крайней мере, ей предстояла просто беседа, у нее не стали снимать отпечатки пальцев и запирать ее в обезьянник.

— Для чего вы вернулись в Конференц-центр так поздно? — задала Молина первый вопрос.

— У меня была масса пропущенных сообщений, с которыми нужно было разобраться.

— Типа этого? — Молина достала из папки записку котнэппера, прикрепленную к большому листу бумаги, чтобы никто не залапал ее посторонними отпечатками.

— Как вы…

— Полиция осмотрела ваш стол, пока мы ездили в городской приют для животных. Когда гражданин или гражданка бродит по пустому общественному зданию после его закрытия и, возможно, подвергается нападению неизвестного лица, это заслуживает серьезного расследования.

— Что значит — “возможно”?!

— Ничего особенного, просто профессиональная формулировка. Охранник видел, что кто-то убегал, хотя полицейские никого не нашли. Надеюсь, ваш рассказ прояснит этот факт. Как и анализ частиц человеческих волос и кожи с каблука вашей туфли.

— Вы что, предполагаете…

— Что?

— Я действительно… кого-то ранила?

— Не смертельно, — не слишком радостно признала Молина. — Почему кто-то напал на вас?

— Допустим, потому что я там находилась, — предположила Темпл.

— Вы там находились из-за этой записки. Не расскажете поподробней?

— Расскажу. Но это деликатное дело.

— Коты — деликатное дело?

— Эти двое не простые коты, а корпоративные талисманы.

— В настоящий момент они впутаны в дело об убийстве. И вы тоже. Так что рассказывайте.

В тоне лейтенанта не было ни грамма просьбы, исключительно приказ, не допускающий возражений. Так что Темпл подчинилась.

Не то чтобы Молина была сочувствующим слушателем, но, сидя напротив нее один на один, рассказывая свою историю и помня винтажное коктейльное платье и туфли на высоком каблуке, Темпл впервые увидела в своей визави не копа, а живого человека.

Тяжелые густые волосы лейтенанта цвета воронова крыла, подстриженные простым коротким каре, скорее, для удобства, чем ради стильного вида, слегка завивались вокруг лица и могли бы смягчить его суровое выражение, если бы Молина не зачесывала их так безжалостно назад. Ее густые брови не были выщипаны, но, в конце концов, сейчас многие модели практикуют именно такой естественный вид. Хотя Темпл сомневалась, что Молина обращает внимание на моделей. Она практически не красилась, только ее губы были чуть тронуты помадой винного цвета. Это слегка оживляло краски лица, но никак не располагало к флирту. Украшений она тоже не носила, за исключением дешевого колечка на безымянном пальце, которое выдавало то, что она похудела с тех пор, как его надела. Даже сидя, Молина выглядела крупной, однако не мешковатой или неуклюжей, просто без малейшего намека на восприятие ее отдельно от профессии. До сегодняшнего вечера Темпл могла бы побиться об заклад, что у лейтенанта нет ни любовника, ни кошки. На левой руке не было кольца, что свидетельствовало о том, что она не замужем, хотя ей уже подкатывало к сорока.

— Что вы сказали?.. — Темпл внезапно вспомнила, что она размышляет о жизни человека, чья работа заключается в том, чтобы разбираться в ее собственной ситуации.

— Я говорю, — повторила Молина терпеливо, — с чего вы и Эдкок решили, что сумеете сами разобраться с похищением котов?

— Служащие “Бэйкер энд Тейлор” сначала не были уверены в том, что это именно похищение. Они предполагали, что коты удрали во время суматохи, когда экспозиция устанавливалась — испугались шума и гама и где-нибудь прячутся. В здании масса мест, в которых можно спрятаться.

— Я знаю, — сказала Молина. — Да и вы должны это знать после сегодняшнего вечера. Итак, вы получили первую записку — кстати, она мне тоже нужна, — и наняли этого О’Рурка, чтобы узнать, кто заберет деньги. Он узнал?

Темпл обиженно подумала, что со стороны Молина некрасиво беседовать с ней в тоне допроса после всего, что она пережила.

— Вы знаете Восьмерку?

Молина одновременно кивнула и слегка пожала плечами:

— Безвреден.

Это было не совсем то, что Темпл хотела бы слышать о выбранном ею частном детективе.

— Восьмерка позвонил мне вечером, сказал, что след привел к отелю “Хилтон”. А потом он потерял ее, эту особу.

— Ее?

— Я сама удивилась. Может, она просто подставное лицо?

— Она пособник, а не подставное лицо. Вы отдали деньги без всяких гарантий возвращения котов?

— Похититель не оставил нам свою визитку. После того, как я получила второе письмо, я решила, что он играет честно, и поэтому пошла в назначенное место, чтобы забрать Бэйкера и Тейлора.

— А вместо этого убийца вернулся, чтобы совершить еще одно преступление. Правильно? Вы ведь именно это подумали?

— Можете сомневаться, лейтенант. Но он напал на меня с вязальной спицей.

Роскошные брови Молина поднялись примерно на миллиметр:

— Немедленно объясните, что значит “он” и что значит “вязальная спица”! Как вы это разглядели в темноте?

Темпл отпила немного диетической колы, которую ей тут дали. Ее горло болело. Наверное, не надо было отказываться от медицинской помощи.

— Хороший вопрос. Я решила, что это был мужчина, просто инстинктивно. Понимаете, голый инстинкт. Человек был крупнее меня, но большинство женщин тоже крупнее. Однако у меня было ощущение, что мое тело придавлено мускульной массой… и…

На лице Молина появилась почти настоящая улыбка:

— Мужчины движутся не так, как женщины. Даже в темноте.

— А спица… Когда я обнаружила, что мою сумку проткнули, это была первая мысль, которая пришла мне в голову.

— Сумку? Покажите.

Темпл вытащила сумку из-под стола:

— Что еще могло проделать такую дырку?

При ярком свете отверстие — идеально круглая дырочка — явно совпадало по размерам с вязальной спицей номер пять. Темпл передернулась.

— Эта сумка мне тоже протребуется в качестве улики.

— Ну, нет! Я без этой сумки жить не могу. Она очень вместительная, у меня в ней все на свете!

Молина покачала головой:

— Выложите все это, мы найдем вам несколько пакетов, чтобы унести ваши вещи домой.

Пока Темпл выкладывала свои вещи — практически, свою жизнь! — на стол перед лейтенантом, слово “домой” звенело у нее в голове колоколом надежды.

Она вытащила косметичку и органайзер — и то, и другое размером со среднюю курицу, несколько смятых салфеток из кафе-мороженого, ключи от машины и кошелек, три мятных леденца, примерно пятнадцать просроченных купонов из химчистки, маленькую отвертку, пачку бумажных носовых платков, три пакетика диетической заправки для салата, швейный набор в форме клубники и так, разные мелочи.

— Вы что, собрались в дальний поход? — осведомилась Молина.

— Слушайте, эти вещи спасли мою жизнь, когда убийца попытался меня укокошить!

— Итак, вы сами это сказали: убийца. Какое отношение убийство Честера Ройяла имеет к похищению двух котов?

— Может, убийца рыщет по Конференц-центру каждую ночь, как Призрак Оперы, подкарауливая всех, кто попадется ему на пути? А я случайно попалась, когда шла на встречу с похитителем.

— Конференц-центру понравится такая реклама, Барр. Кстати, никакие коты не объявились. Вы понимаете, что это значит?

— Их что, забрал убийца?

— Никто не собирался возвращать котов. Их использовали, чтобы заманить вас в Конференц-центр после закрытия. Одну, в темноте.

— Да это смешно, кто мог… — Темпл ахнула: — То есть, убийца охотился… за мной? Почему?

Молина вздохнула:

— Я не люблю руководствоваться инстинктом, но, похоже, убийца считает, что вы слишком много знаете.

— Я?! Только потому, что я споткнулась о труп?

— Я подозреваю, что ваши туфельки тридцать четвертого размера за последнее время споткнулись о множество разных важных вещей. Бад Даббс сказал мне, что вы все эти дни носитесь по городу, как ошпаренная, что выглядит необычно даже для вас.

— Это моя работа. Я должна быть в курсе всего.

— А работа убийцы следить, чтобы никто не был слишком уж в курсе всего, что касается убийства. Когда я узнала о том, что коты были использованы, чтобы заманить вас в Конференц-центр сегодня вечером, я сразу подумала, что их похитили неспроста.

— Отвлекающий маневр?

— Да.

— Это глупо. Никто не знал, что коты пропали, кроме “Б энд Т” и меня. Какой из этого отвлекающий маневр, если все держится в секрете? Для кого?

— Никто ничего не знал благодаря тому, что вы и Эмили Эдкок так чертовски замечательно все скрывали. Выкуп был таким небольшим, потому что никому эти деньги не были нужны. Нужен был шум, а вы его предотвратили, при этом бегали и везде совали свой нос, расспрашивая каждого встречного-поперечного по поводу убийства.

— Вы предполагаете, что я узнала что-то важное?

— Мне неприятно это признавать, но похоже, что так. И, скорее всего, вы сами об этом не догадываетесь. У вас прямо призвание какое-то мешать следствию.

— Нечего на меня наезжать! Разговаривать с людьми, которые в чем-то замешаны, действительно моя работа! И у меня для этого больше возможностей, чем у следователя.

— Ну, смотрите. Это ваши похороны.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. У вас есть улики против кого-нибудь конкретного?

— Нет, — Молина выглядела даже более трезвомыслящей, чем обычно. — Ключ к убийству — это мотив. И это оставляет нам слишком мало улик. Очевидных улик.

— Честер Ройял был извергом. Каждый имел мотив: трое его ведущих авторов, бывшая жена, бывшая ассистентка, а ныне пиар-директор “Рейнольдс, Чаптер и Деус”, даже, думаю, его старый друг адвокат, — перечислила Темпл.

— Я знаю про всех, кроме адвоката.

— А вы расскажете мне, что вы нашли про тот случай с врачебной практикой?

— Сначала вы.

— Эрнест Джаспэр. Забавный старик из Миннесоты. Остановился в “Хилотоне”. Честер держал его под рукой на случай, если кого-нибудь из неуверенных авторов, типа Мэвис Дэвис, нужно будет приободрить. Так или иначе, именно Джаспэр был адвокатом Ройяла в деле о нарушении врачебной этики в пятидесятых в Иллинойсе: женщина умерла на столе во время аборта, который, как уверяла ее семья, она делать не собиралась. Но, если вы проверили то дело, вы все это и так знаете.

— Не в деталях. В те времена прессе не разрешали раздувать скандальные дела об абортах. Судебные документы были мне посланы, но еще не пришли, это займет какое-то время. Мы занимались этим случаем все выходные, отложив все остальное.

Темпл подумала, что “все остальное” — это она и пропавшие коты.

— Выходные… неужели прошло всего лишь два дня выходных? — она внезапно почувствовала себя такой усталой и опустошенной, что ей, пожалуй, трудно было бы набраться достаточно сил, чтобы произнести собственное имя.

— Я подозреваю, что ваши взбаламученные мозги пришли к выводу, что какой-нибудь наследник давно умершей женщины явился, чтобы отомстить.

— Так далеко я не заходила, мне просто показалось, что это давнее дело из прошлого жертвы выглядит довольно интригующе. А вы так не думаете?

— У жертв обычно бывает много интересных случаев в прошлом. Но это дело об аборте было десятки лет назад. Слишком притянуто за уши.

— Где написано, что убийца должен обязательно нанести удар, пока его ярость не остыла? Это свободно может быть какая-нибудь жертва медицинской небрежности из прошлого Ройяла. Почему бы и нет?

Молина покачала головой:

— Почему именно сейчас, в таком случае?

— Имеете в виду, зачем ждать так долго?

— Именно. Речь идет о сорока годах. Жертва медицинской небрежности уже должна была выйти на пенсию.

Темпл некоторое время пыталась выбраться из тупика своих рассуждений, потом подняла голову:

— Это могло бы объяснить вязальную спицу!

Молина опять покачала головой:

— Ага, добрая Матушка Гусыня в роли киллера. Вы перевозбудились. Попрошу кого-нибудь отвезти вас домой.

Молина прошла к двери, распахнула ее и отдала несколько распоряжений, прежде чем вернуться и встать над понурой головой Темпл:

— Я велела отогнать вашу машину к “Серкл Ритц”, так что завтра вы можете продолжать носиться по вашим идиотским делам.

— Правда? Спасибо. Мило с вашей стороны.

Вошел полицейский с кучей бумажных пакетов. Темпл сгребла в них содержимое своей сумки и встала. Ноги у нее подкашивались. Ладно, только бы шпильки выдержали, а она переживет.

Молина проводила ее до двери комнаты:

— Если что-нибудь вспомните, немедленно сообщайте мне.

— Конечно.

Даже если это будет означать сотрудничество с… плоскодонкой, — подумала Темпл, подавив смешок.

Но, не успев выйти за дверь, она обернулась, прижимая к груди переполненные пакеты:

— Записка на груди!.. — эта мысль блеснула в ее измученном мозгу, точно розовый неон фламинго на вывеске “Хилотона”: — Что, если Честер Ройял был убит по причинам медицинского, а не редакторского свойства? Что, если записка на трупе означала не “стет”, как значок редактуры, а “стет”, как… сокращенное “стетоскоп”?