В каком бы городе вы ни очутились, прогулка по даже самым неприглядным районам покажется гораздо увлекательнее, чем посещение безукоризненных по чистоте казенных учреждений.
Именно поэтому в моем дневнике запись о нашем с Годфри визите в Банк Богемии оказалась гораздо короче, чем описание ужасного питейного заведения «У Флеку», где мы провели вчерашний вечер. Одно название этого кабака приводит меня в дрожь. Хотя, возможно, я просто очень устала оттого, что слишком долго и подробно рассказывала об этой пещере и ее обитателях, не говоря уже о нашей с Годфри встрече с мнимым Големом.
– Вчера ты, Нелл, была бела как мел, – начал Годфри, когда на другой день утром мы вышли из отеля. Он выговаривал слова четко и размеренно, словно скороговорку на занятиях по сценической речи. – Нелл, ты была как мел. Что ж, настал новый день, и теперь мы в целости и сохранности. Самое время послушать, что ты скажешь о вчерашнем столкновении с Големом.
– Я скажу вот что: если обратиться к здравому смыслу и отбросить суеверия, то мы поймем, что существо, которое мы вчера видели, – обычный разбушевавшийся пьяница, наверняка завсегдатай «У Флеку» или похожего местечка.
Годфри не стал спорить:
– Пусть так, но тебе не кажется странным, что нам вдруг посчастливилось встретить такое явление в первую же ночь в Праге?
– Сейчас я живу в городе, а не во дворце, и успела заметить, что пивные здесь на каждом шагу. Так что должна сказать, что наши шансы наткнуться на разнузданного пьяницу, который едва может передвигаться, очень высоки. Причем в любое время и в любом квартале города.
Годфри снова кивнул и больше не сказал ни слова.
Я решила наслаждаться прекрасным солнечным днем. В Лондоне они бывают слишком редко, а в Париже подобных дней так много, что перестаешь их ценить. В ярком солнечном свете резкие контуры барочных зданий отбрасывали тени и превращались в причудливые кружевные каменные узоры.
Годфри вычитал в путеводителе, куда еще можно сходить, кроме злосчастного «У Флеку». Он принялся рассуждать о Праге – о том, что она прослыла мистическим многоликим городом, что разные поэты сравнивали ее с Афинами, Венецией, Флоренцией, Римом и даже с Иерусалимом. Но, несмотря на все метафоры, желания осматривать достопримечательности у меня не появилось.
Мы подошли к величественному каменному фасаду Банка Богемии и открыли входную дверь. Внутри банк ничем не отличался от аналогичных учреждений в любом другом цивилизованном городе. Мы бесшумно скользили по гладкому, как лед, мраморному полу, а перед нашими глазами проносились зеленые мраморные колонны и бронзовые решетки. Вскоре нас провели в кабинет какого-то высокопоставленного чиновника по имени Вернер – огромное помещение, стены которого были обиты панелями из вишневого дерева. Мы уютно устроились в красных кожаных креслах. Годфри предложили сигару, меня же, судя по всему, даже не заметили.
Мистер Вернер оказался упитанным мужчиной средних лет. Сквозь редкие черные волосы, зачесанные через лысину, его голова блестела, как полированный мраморный шар.
Он сказал нам на безупречном английском, что барон Альфонс открыл в Банке Богемии счет «для наших нужд» и что в пятницу, то есть уже через два дня, нас приглашают на торжественный прием во дворец. Все время, пока он говорил, он смотрел исключительно на Годфри. Если нам что-нибудь понадобится, Годфри может обратиться за помощью к мистеру Вернеру.
Мой спутник поблагодарил его и пообещал, что наши запросы будут достаточно скромными. Весьма оптимистичное заявление, ведь скоро приедет Ирен, а ее запросы скромными не назовешь при всем желании. Я забеспокоилась о том, что мне надеть на прием. Интересно, будет ли уместным в Богемии мое шелковое платье из «Либерти»? Впрочем, я настолько незаметна, что никто даже не обратит внимания на мой наряд, так что можно не бояться опозорить нашу маленькую компанию.
Банкир поднялся и передал Годфри документы, которые позволяли ему снимать деньги со счета Ротшильда. Затем мистер Вернер протянул ему толстый пергаментный конверт. Я взглянула на письмо и заметила на его обороте витиеватую печать фон Ормштейна. В груди неприятно екнуло, и я подумала о том, что опять вторгаюсь во владения короля и снова подвергаю себя опасности. Только на этот раз на кону стоит гораздо больше, чем романтическое увлечение моей подруги.
По дороге в отель Годфри заметил мое подавленное состояние.
– Что ж, Нелл, белая как мел, – начал он, – ты уже сыта Богемией по горло?
Я начинала уставать от этой злосчастной рифмы. Хорошо хоть, с моим полным именем – Пенелопа – такие шутки не пройдут. Разве что Оскар Уайльд, с его остроумием и Оксфордом за плечами, вдруг решит приложить немного усилий.
– Что ж, Годфри, – в тон своему спутнику ответила я, – мне уже посчастливилось увидеть так называемого Голема, и могу с уверенностью доложить, что это подделка. Если мы сможем так же быстро узнать, что за глупости влияют на королевскую политику, то вернемся домой так скоро, что Казанова не успеет без нас соскучиться.
Годфри улыбнулся:
– Боюсь, решить политические проблемы не так легко и просто, как встретить знаменитое чудовище. Не стоит забывать, что во дворце мы должны быть очень осмотрительны. Нам предстоит разобраться, как обстоят дела при дворе, а я впервые увижу короля Богемии… Думаю, это будет весьма интригующий вечер, – добавил он, сжимая в руке трость.
Неожиданно я поняла, что, скорее всего, встречу во дворце и королеву Богемии. Возможно, она вспомнит меня и обмолвится, что мы знакомы.
– Аминь! – произнесла я взволнованно.
Годфри с удивлением посмотрел на меня, но не сказал ни слова.
У нас обоих были в Праге личные дела. И они не имели ничего общего с Ротшильдами, политическими интригами или разгуливающими по городу чудовищами. Тут речь шла об обычных человеческих страстях.
***
Наступил вечер пятницы. В лучах заходящего солнца чернели строгие контуры Пражского замка. Ярко горели окна, как звезды на небосклоне, бросая свет на темный город.
Мы наняли экипаж, и он повез нас вверх по улице. На Годфри был новый фрак, который сшил портной Ротшильда. Мой спутник выглядел в нем просто великолепно. Мужской вечерний костюм в ту скучную эпоху напоминал строгую форменную одежду: белый галстук, рубашка, жилет; черный пиджак с длинными фалдами и черные брюки. Я так плохо разбираюсь в мужской моде, что не смогу отличить обычный костюм от того, который сшил хороший мастер, однако в тот вечер Годфри выглядел не хуже короля Богемии, а может быть, даже не хуже царя всея Руси или принца Уэльского.
Мне ничего не оставалось, кроме как надеть голубое платье «Либерти», которое тайком купила мне Ирен. Вот уж кто был неизменно готов что к шикарным светским раутам, что к внезапной опасности. Меня же и то и другое всегда заставало врасплох, и приходилось довольствоваться тем, что было под рукой. По крайней мере, я надела длинные белые замшевые перчатки и изысканные атласные туфли цвета слоновой кости – Ирен уговорила меня купить их, чтобы носить на званые вечера.
Наш экипаж долго плелся вслед за вереницей карет и наконец взобрался на вершину холма и остановился в круге света факелов. Ночь опустилась на город, словно по сигналу. Лакей в напудренном парике и панталонах помог нам выйти из кареты. Нас подхватила толпа и тихо понесла через громадный вестибюль и величественный коридор в приемную.
Я ни разу не проходила в Пражский замок через парадный подъезд. И когда Годфри бросил на меня пытливый взгляд, я лишь покачала головой. Пользы от меня не было. Я чувствовала себя здесь не в своей тарелке и терзалась тяжелыми воспоминаниями. Я глубоко сожалела о том, что Ротшильду удалось соблазнить нас на эту поездку и что желание Ирен разгадать тайну королевы взяло верх над моим трезвым умом.
Годфри вел себя во дворце так свободно, словно родился здесь. Впрочем, все адвокаты прирожденные актеры, тогда как удел машинистки – всю жизнь оставаться статистом.
Наша процессия столпилась возле высоких двойных дверей. Все ждали, когда их пригласят.
Годфри протянул лакею бежевую карточку, а тот передал ее высокому крупному мужчине в коричневом атласном наряде и напудренном парике. Этот субъект так громко прокричал наши имена, что я с трудом смогла узнать их. Слова разнеслись по высокому залу и запрыгали эхом между ослепительных стеклянных канделябров.
Меня обеспокоило, что прозвучали наши настоящие фамилии. Я вцепилась Годфри в плечо, как тигрица:
– Он не должен был называть мое имя! Король и члены его семьи знают меня.
Годфри взял меня за руку, стараясь успокоить:
– Распорядитель произнес твою фамилию как «Фоксли». Не волнуйся, Нелл. Вряд ли нас заметят в этой толпе.
Я надеялась, что он прав. Мы вошли в просторную комнату, и я вспомнила, что видела ее прежде. Ирен узнала бы здесь каждую крошечную деталь, но я даже один дворец от другого отличаю с трудом. Хотя мы путешествовали по Монако и не раз бывали в покоях богатых и именитых особ, все эти интерьеры казались мне похожими, словно свадебные торты. Все дворцы выглядели огромными и вычурными, а от избытка деталей хотелось поморщиться, как от приторного чая. Запомнить их было невозможно.
У стены стояло кресло с позолоченными ножками и подлокотниками. Годфри подвел меня к нему, а сам отправился за прохладительными напитками. Я сидела, обмахиваясь веером и стараясь не привлекать к себе внимания. К своему огорчению, я обнаружила, что здесь, в зале, голос распорядителя звучит ясно и четко.
Удивительно, что Годфри так спокойно воспринял оглашение наших имен. Разумеется, перед тем как Ирен сбежала, Шерлок Холмс сообщил королю, за кого она вышла замуж. Или Годфри хотел поставить короля в известность о своем присутствии? Может быть, я не понимаю до конца тех причин, по которым он отправился в это злополучное путешествие? Возможно, не одна Ирен сгорала от любопытства. Моя подруга мечтала выяснить, почему ее бывший поклонник пренебрегает своей супругой, хотя ради нее он пожертвовал Ирен и своими чувствами. Так, может быть, и Годфри интересно взглянуть на прежнего воздыхателя своей жены?
У меня начинала болеть голова. Виной тому была комбинация из цветов и драгоценных камней, которую я приколола над правым виском. Ирен когда-то сказала, что такое украшение прекрасно подходит к платью «Либерти». Руки в перчатках стали влажными. Ожидание казалось просто невыносимым. Скорее я рискнула бы снова встретиться с бессловесным шатающимся существом из темного переулка, чем с коронованными особами, которые сегодня появятся здесь.
– Свежая минеральная вода! – объявил Годфри, возвращаясь с двумя наполненными до краев бокалами. В его фужере шипело бледно-желтое шампанское. – Пройдемся по комнате? – предложил он.
Я неохотно встала, с опаской поглядывая по сторонам, словно боясь увидеть знакомые лица или ожидая, что кто-то повернется и узнает меня. Но в такой толпе особенно не повертишься, и через несколько минут я почувствовала себя спокойнее. В конце концов, кто обратит внимание на неизвестного британского адвоката или его секретаря среди всех этих изысканных щеголей?
– Мистер Нортон! Мисс… э-э-э… Маффли? – Перед нами стоял банкир Вернер. Если бы не жидкие пряди черных волос, делящие череп пополам, я бы не узнала его. – Никуда не уходите, король и королева появятся с минуты на минуту. Его величество очень хочет познакомиться с вами.
Я вцепилась в шерстяной рукав Годфри, и он вздрогнул от неожиданности, а потом свысока взглянул на меня. В сложных обстоятельствах он, как и Ирен, умудрялся сохранять невозмутимость.
– Не беспокойся, Нелл, ведь этого момента мы и ждали. – Годфри старался придать мне уверенности.
– Но ведь я встречалась с королем раньше! Мы с ним сидели за одним столом, отдыхали вместе в гостиной, читали в библиотеке. Наверняка он узнает меня.
– Глупости! Ты сильно изменилась с тех пор, неужели не замечаешь? Прежняя мисс Хаксли никогда не надела бы платье «Либерти».
– Пожалуй. – Я разгладила голубой шелк. Он и вправду был как с чужого плеча.
– А это превосходное украшение в волосах! – подбадривал меня Годфри с улыбкой.
– Ты и правда так считаешь? – изумленно спросила я.
Я очень удивилась тому, что джентльмен похвалил столь нелепую деталь моего гардероба, и едва заметила, что к нам снова подбежал банкир. Перед нами остановилась пара, и мистер Вернер торжественно представил нас друг другу.
Боже мой! Годфри элегантно поклонился, а я так разволновалась, что вместо реверанса лишь неуклюже кивнула.
Передо мной стоял сам король. Он и впрямь был монархом с головы до ног, никаких сомнений не оставалось. В свете свечей его русые волосы так блестели, словно макушку, брови и усы покрывала позолота. Вильгельм фон Ормштейн был очень высоким, с царственной осанкой. За его спиной мерцали канделябры, и мне казалось, что над его львиной головой сияет нимб. Однако я не окончательно потеряла рассудок и понимала, что святость королю Вилли не грозит. На его груди красовались синие нашивки, витиеватые золотые медали и ордена.
На фоне властителя Богемии Годфри выглядел как-то проще и ниже ростом, почти карликом.
Подле короля стояла королева. Рядом с ним она казалась совсем невзрачной: похожая на болонку грустная женщина с шелковистыми волосами, огромными влажными глазами и тяжеловатым подбородком. На ней был наряд из желтого шелка, расшитый серебром, я сразу узнала в нем работу Ворта. Платье словно светилось ясным солнечным светом, оживляя черты Клотильды. На голове у нее блестела бриллиантовая тиара, но королева была так печальна, что, казалось, ей больше подошел бы терновый венец.
– Вернер, – сказал король властным тоном, и банкир задергался, как марионетка, – я уверен, что вы сделаете для мистера Нортона все, что в ваших силах. Мы крайне рады, что семья Ротшильдов заинтересована в ведении дел с Богемией. И к их представителю мы должны отнестись со всем уважением.
– Разумеется, ваше величество. – Банкир низко поклонился, выставив напоказ свою нелепую прическу.
Когда с официальными приветствиями было покончено, король сдержанно обменялся с нами необходимыми светскими любезностями, насколько ему позволяло его высокое положение. Он опустил взгляд вниз и посмотрел на меня. Веер замер у меня в руках. В глазах Вилли читалось полное безразличие.
– А это ваша молодая супруга, мистер Нортон?
Я затаила дыхание. Интересно, как восприняла бы эту ошибку настоящая молодая супруга мистера Нортона.
– Увы, нет, ваше величество. – В голосе Годфри звучало искреннее сожаление. – Эта леди всего лишь мой секретарь. Но она образец совершенства и просто идеальный помощник. На ее безупречную память всегда можно положиться.
На лысой голове мистера Вернера заблестели крупные капли пота. Он быстро поднес к глазам нашу карточку, очевидно решив, что напрасно вчера не обращал на меня внимания.
– Мисс Хаксли, – представил он меня торжественным тоном. На этот раз банкир произнес мое имя без ошибки.
Король посмотрел на меня. Я вся сжалась от страха, но взгляда не отвела, ведь смотреть ни на кого не возбраняется. Я заметила, что Годфри буквально сверлит глазами королеву. К его счастью, Вильгельм не обратил на это внимания: он рассматривал меня. А это было очень-очень плохо. Королева не выдержала пристального взгляда Годфри, она пошевелилась и повернулась ко мне. В ее грустных глазах промелькнул огонек.
– Вы очаровательны, мисс Хаксли! – сказал король. Он не узнал меня.
Вильгельм пошел дальше по залу, увлекая Клотильду за собой. Но она обернулась и посмотрела на меня через плечо. В ее взгляде светилась надежда.
– Она Ирен и в подметки не годится, – с негодованием прошептал Годфри мне на ухо. – Вилли, наверное, выжил из ума, раз думал, что сможет жениться на этой курице и сохранить Ирен в качестве любовницы.
– У королевы, должно быть, доброе сердце…
Годфри недовольно фыркнул:
– Не лучшее качество для брачного ложа. Кстати, король не узнал ни тебя, ни твоего имени!
– Наверное, я не до конца осознаю собственную незаметность. Король никогда не обращал внимания на слуг. Возможно, он принимал меня за одну из них. Что ты думаешь о Вилли?
Годфри быстро собрался с мыслями. Он посмотрел на свои руки в белых перчатках, словно жалел, что не взял с собой трость.
– Он и вправду настоящий исполин! – произнес он так мрачно, словно собрался воздать должное самому дьяволу. – Цветущий, по-своему красивый, богатый, благородного происхождения. Прямо какой-то сказочный принц. Я надеялся на меньшее.
Я глубоко вздохнула, и проходивший мимо джентльмен задержался взглядом на моем декольте. Такое обращение было для меня в новинку. Не успела я как следует обдумать его, как за моей спиной раздался трубный глас: распорядитель объявлял выход очередного гостя.
– Сара Уайльд Кентская, леди Шерлок, – провозгласил он.
Мы с Годфри замерли, не глядя друг на друга, словно фигурки на свадебном торте. В двойные двери позади нас входила новая гостья. Она немного припозднилась, пусть и не нарушив этикета, и теперь все внимание в зале было направлено на нее.
– Что ж, полагаю, сейчас на долю королевской памяти выпадет более суровое испытание, – сказал Годфри с уверенностью.
– Нам придется не легче, – кивнула я.
– И, – гремел распорядитель, – ее сестра, достопочтенная Аллегра Тёрнпенни.
– А вот и Ирен с Аллегрой, – тихо произнесла я.