Перед нами, бледный, как дымка, появился туманный свет.

В кои-то веки я ужасно боялась, что окажусь права, а моя подруга ошибается: призраки действительно бродят по этим древним туннелям, и теперь мы должны встретиться с одним из них.

В затхлом запахе разрушения до нас донесся сдавленный смех.

Я нервно стиснула плечо Ирен. В темноте я почувствовала, что она дернулась от моего прикосновения, и ее теплое дыхание защекотало мне ухо:

– Почти пришли. Держись.

Мы продолжили идти вперед, но наши тихие шаги потонули в звуке голоса, раздававшегося впереди.

Свет стал ярче, указывая на еще один вполне человеческий источник света – обычный фонарь, такой же, как у нас.

Звучал только один голос; по-видимому, его обладатель сам себя развлекал. Я узнала немецкий язык, даже разобрала несколько слов. «Ешь, – говорил он. – Пей. Время идет. Ты остаешься».

Интересно, подумала я, неужели Голем ест? Приходится ли кому-то носить ему еду и питье, как домашнему животному? Как такое существо может оставаться в живых, когда его создатели уже умерли? Или у него есть такой же бессмертный, как и он, сторож?

Мы подошли ко входу в очередной туннель. Именно оттуда доносились и свет, и странный односторонний разговор.

На самой границе темноты Ирен остановилась, из-за чего я врезалась ей в спину и выступающие части ее лица и тела – в том числе и пистолет в ее правой руке – попали в поле света. Моя подруга наклонилась, чтобы опустить на землю фонарь, и взвела курок.

Шум получился куда громче треска обломанной ветки в лесу, поскольку окружающие нас камни усиливали звук во много раз.

Я закрыла глаза, ожидая бог весть чего – во всяком случае, неминуемого нашего обнаружения.

Как я и боялась, немецкий голос замолчал. В неестественной тишине мы слышали, как в нашем направлении движутся тяжелые ботинки. Единственным утешением мне была мысль, что мы проживем еще совсем недолго и потому больше не придется волноваться о судьбе Годфри. А если, по счастливой случайности, Божья милость к нам сегодняшним изберет для нас с подругой одинаковое воплощение в следующей жизни, мы с ней встретимся где-то в лучшем мире. Однако особых надежд на это я не испытывала.

Раз-два-три-четыре-пять. Бом, бом, бом, бом, бом. Увесистые шаги, которые могли бы принадлежать бродячему монстру. А чем, в самом деле, питаются монстры – кроме крови и плоти? Наш триумф в области обнаружения логова выжившего Голема ждет тот же конец, что и любую плоть, – разрушение и смерть. Еще ближе. Он уже здесь! Мы обречены, подумала я, так сильно зажмурившись, что перед глазами побежали искры.

– Стоять! – сурово скомандовала Ирен по-немецки.

Я почувствовала, как напряглась ее спина, и представила, как рука моей подруги, держащая пистолет, вытянулась вперед к свету. Но что такое мелкие пули в сравнении с чудовищем такой высоты, силы и живучести?

Я с трепетом ожидала, что меня вот-вот подхватят, как листок течением, стиснут в кулаке и разобьют в лепешку о стены туннеля. Ирен между тем продолжала говорить. Мне был непонятен ее торопливый немецкий, но казалось, что она дает какие-то указания. Более того, в конце концов я услышала понурый мужской голос, лепечущий «jawohl», как наискромнейший из официантов «У Флеку».

Я осмелилась чуть-чуть приоткрыть глаза и осторожно посмотреть сквозь ресницы.

Перед нами стоял… человек. Ростом он был чуть больше полутора метров, довольно пухлый и обескураживающее аккуратный в одежде и внешнем виде… но выглядел он вполне обычным деревенщиной. Вполне человеческого вида. Вполне смертным.

– Направь оружие на нашего пленника, Нелл, – приказала Ирен, внезапно всовывая пистолет мне в руку, – а я пока его свяжу.

Металл был все еще теплым от ее прикосновения. Только это позволило мне держать смертоносный инструмент ровно. Другой рукой я сжимала кинжал Годфри, и должна признаться, что наша жертва взирала на меня с настоящим испугом.

Ирен достала из бокового кармана своего мужского платья кусок веревки и быстро подошла к человеку, которого я держала на мушке, чтобы связать ему руки за спиной.

Я сомневалась, что она знает надежный способ нейтрализовать пленника, но не хотела уточнять это в его присутствии, пусть он и говорил только по-немецки. Я слышала, что в немецком и английском языках много похожего, хотя ни разу не замечала ничего подобного, когда при мне говорили по-немецки.

Как только человек был связан, Ирен подошла ко мне и забрала пистолет. Она задала пленнику несколько коротких вопросов по-немецки, на которые он ответил так же немногословно. Удовлетворенная его ответами, моя подруга взмахом дула пистолета велела мужчине следовать на свет.

Мы пошли за ним, быстро обнаружив, что исследуемый туннель переходит в большую залу. Свет шел от парафиновой лампы, стоящей на грубо сработанном столике, к которому прилагались такие же грубые стулья.

Ирен жестом указала мужчине на один из стульев, но тут же подняла руку, останавливая его. Поспешив к столу, она вытащила воткнутый в буханку хлеба жутковатый нож и только потом подпустила мужчину к столу.

Я также заметила на столе, рядом с несколькими газетами, стеклянный графин с водой – полный – и бутылку вина – почти пустую, естественно.

– Мы могли бы и не приносить свой кинжал, – сказала Ирен, размахивая кухонным ножом. – Возьми пистолет еще на минутку. Будет безопаснее крепко привязать пленника к стулу, чтобы не оставлять ему возможности свободно шататься вокруг.

– Хорошо, – слабо сказала я, снова берясь за невероятно теплую рукоятку.

– Шатания вокруг следует избежать любой ценой. – После этих слов Ирен вручила мне заодно и кухонный нож.

С ловкостью фокусника моя подруга извлекла из другого бокового кармана еще один моток веревки и встала на колени, чтобы привязать ноги мужчины к ножкам стула. Я наблюдала за этой операцией с большим беспокойством, так как злоумышленник мог легко пнуть ее в лицо.

Однако он, казалось, более всего был поглощен рассматриванием меня и моего ассортимента оружия, которое я старалась держать так, будто мне это совсем не впервой, изображая полнейшую суровость.

Как только несчастный малый оказался связанным перед своей скромной едой, до которой он не мог дотянуться, Ирен снова забрала пистолет и прихватила со стола лампу:

– А теперь пора найти нашего Голема. Он должен быть где-то поблизости.

– Должен быть?

– Я рада, что пришлось обезоружить только одного сторожа; по крайней мере, этот парень утверждает, что на настоящий момент он тут один. Быстрее! Сколько сейчас времени?

Слава богу, мне хватило предусмотрительности прикрепить свои нагрудные часы к воротнику матроски. Я подняла циферблат, хитроумно повернутый вверх ногами для удобства его владельца, и постаралась понять, куда указывают длинные, как лапки паука-долгоножки, стрелки.

– Почти три, Ирен!

Она встревоженно выдохнула:

– Мы просто обязаны поторопиться, Нелл, потому что у нас этой ночью еще куча важных дел.

– Важных? Помимо поиска Голема?

– Да-да, гораздо более важных, но сначала мы должны найти его и заручиться его помощью.

– Ты так уверена, что Голем нам поможет? С чего вдруг?

Улыбка Ирен заставила бы устыдиться Мону Лизу:

– У него будут на то причины.

Ирен подняла лампу высоко над плечом и осветила стены пещеры. Они были голыми, совсем без украшений – и тут я заметила бледный, сияющий свет. Луч лампы задержался на этом объекте… Всего лишь скромный фарфоровый ночной горшок! Сегодня Ирен и правда была Белым Кроликом, ведя меня по кроличьей норе ко все более и более увлекательным приключениям.

***

Ирен все глубже погружалась в темноту, неся перед собой свет, как американская статуя Свободы. Пусть она не освещала взволнованные толпы людей, жаждущие равенства… но что это у каменной стены – койка! И одеяло.

Мы ошеломленно стояли у недвусмысленного знака – не просто человеческого присутствия, ведь это подтвердил и стражник, но – настоящего жилища, причем, возможно, нечеловеческого.

– Обрати внимание на необычайную длину постели, Нелл, – тихо сказала моя подруга.

– Ирен, она, похоже… больше двух метров в длину. Что бы это могло значить?

– А вот что: кто бы ни готовил это тайное гнездышко, экипировали его именно для того, кого мы ищем.

– Для Голема! – сказала я, уже полностью убежденная на тот момент. – А справимся мы с ним с помощью пистолета и двух ножей?

Ирен засмеялась:

– Нет, но моей помощью – справимся.

– Ирен, ты переоцениваешь себя в критические моменты, – с сомнением напомнила я. – Давай вернемся и соберем подкрепление.

– Но у меня уже есть подкрепление – ты.

– Но мы всего лишь две женщины…

– Мы две решительные женщины, – возразила Ирен. – Поверь мне, Голем будет счастлив нас видеть.

– Не столько видеть, сколько сожрать, если не хуже.

– Глупости! Голем пленник. Он не представляет для нас угрозы.

– Ты хочешь сказать, что этот… человек и его сообщники нашли глиняное существо и заставили служить своим целям против его воли? – догадалась я.

– Да, и еще я хочу сказать, что оживили они его, как и раввин Лёв столетия назад, совершенно случайно.

– Как же возможно возродить такого монстра случайно?

– Дело в том, что у них был чудовищный план, для воплощения которого они не собирались ни перед чем останавливаться. Но мы их обманем, Нелл, и навсегда вернем Голему покой.

– Понятно. Но… мы ведь не станем его убивать? – робко поинтересовалась я.

– Теперь ты ему сочувствуешь? – усмехнулась моя подруга. – Я думала, ты его боишься.

– Он, может быть, и похож на дикого зверя, которого злые люди заставили служить своим коварным целям, но все-таки когда я его увидела, то почувствовала в нем скрытое страдание, несмотря на внушающее ужас обличье.

– Милосердие так тебе идет. – Лицо Ирен напряглось в теплом свете лампы. – Я же, однако, не столь расположена к добродетели. Признаюсь, я бы предпочла оставить чудовище прикованным цепями в пражских подземельях, где оно не сможет повторить все то зло, что натворило за эти годы.

– Тогда Голем будет опасен! – горячо возразила я.

Взгляд Ирен был суров:

– Только для тех глупцов, которые доверятся ему. Но ради Годфри я снова спущу монстра с поводка и натравлю на Прагу и на Богемию, и да поможет им Бог.

С этими словами она пошла вперед вдоль стены, за койку, шаря маленьким пятном света по каменной стене, каменному полу, каменной пустоте.

Когда наша тропа почти привела нас обратно к столу с его молчаливым пленником, в свете лампы блеснул холодный металл – у подножья стены свернулась кругами, будто кобра, длинная черная цепь. Один ее конец был прикреплен к большому металлическому кольцу, вбитому в каменную стену.

Столь грубое приспособление могло понадобиться только для такого крупного и легендарного чудовища, как Голем! Я почувствовала, как у меня сжалось горло:

– Ирен, посмеем ли мы отпустить существо, которое содержится на этой цепи?

Она посмотрела на меня неумолимо:

– От него зависит жизнь Годфри.

– Да, и я сделала бы ради него что угодно – я ведь здесь, так? Но существует и высшее благо, как и высшее зло – живое воплощение богохульства, шагающее по земле, с которым нужно бороться любой ценой.

– И существует, как я понимаю, Голем! – Лампа Ирен проследовала за цепью, на конце которой обнаружились кандалы.

Первым делом я увидела огромную ступню в грубом ботинке. Затем луч света в недрогнувшей руке Ирен выхватил длинную ногу в изорванных штанах, потом массивный торс в суровой рубашке и наконец лицо, которое даже в ночном кошмаре показалось бы невыносимым.

– Его ты видела шагающим по улицам Праги, Нелл? – спросила Ирен ехидным тоном судебного обвинителя.

Я отвернулась, хотя едва могла оторвать взгляд от чудовищного создания:

– Да, да! Это лицо – жуткое коричневое лицо, будто из потрескавшейся глины… Прежде я не видела его так отчетливо.

Чудовище, при всем своем размере, съежилось от яркого света и инстинктивно подняло руку к жалкому подобию лица. Его закованные в кандалы конечности зазвенели цепями. Даже призрак Марли не мог так напугать Скруджа, как это униженное, но такое величественное существо пугало меня.

Монстр попытался встать на ноги, для опоры опираясь на стену, но цепи и очевидное ослепление светом свели все его усилия к нулю.

Ирен опустила лампу на землю и снова протянула мне пистолет. Я схватилась за оружие так, будто… будто от этого зависела моя жизнь.

И тогда Ирен сделала совершенно удивительную вещь. Она сняла свою мужскую шляпу с мягкими полями и принялась вытаскивать из волос шпильки. Странным образом это представление напомнило мне поведение Татьяны в танцевальном зале, разве что в движениях Ирен не было ничего соблазнительного – лишь суровая, несгибаемая целеустремленность.

Разоблачение пола Ирен возымело на Голема удивительный эффект. Из его жесткого, похожего на провал рта раздались какие-то невнятные утробные звуки. Он снова нервно прижался к стене, будто стараясь спрятаться от мощного видения.

Ирен тряхнула волнами своих восхитительно сияющих волос, которые при ярком свете выглядели почти иссиня-черными. Может, Голем – нечто вроде Самсона наоборот и не может устоять перед длинными женскими волосами?..

Существо лепетало так жалобно, что мой страх улетучился, особенно когда я увидела, как он вознес в мольбе скованные руки – крупные, красные и потрескавшиеся от холода. Без сомнения, вид бородатой (и усатой) леди необычайной красоты уничтожил последние остатки рассудка бедного чудища. Его немой мольбе мог отказать только человек с каменным сердцем. А сердце Ирен в данный момент было еще тверже камня и не реагировало ни на что, кроме несчастного положения Годфри.

– Настало время твоего кинжала, Нелл, – сказала она все еще до странности колючим голосом, словно разрываясь между триумфом и какими-то другими, менее привлекательными, но оттого еще более сильными эмоциями.

– Кинжала? – Голос у меня невольно сорвался на писк, который и мышь-то не укротил бы, не то что Голема. – Ты же не думаешь, конечно, что…

– Мне нужно держать его под прицелом. А ты должна подойти к чудовищу и убрать шипы, которые его терзают.

– Шипы? Ирен, ты говоришь какую-то ерунду.

– Разрежь его путы, – нетерпеливо приказала мне подруга.

– Но… оно же приковано, – пролепетала я. – А сталь не режет железо.

Ирен вздохнула, и я почувствовала некую перемену в ее настроении.

– Но кожу она режет, – устало сказала она.

Я сглотнула:

– Кожу? Ты хочешь сказать… человеческую кожу? Ирен, что за дичь ты выдумала, какое-то безбожное жертвоприношение…

– Подойди к пражскому Голему, Нелл. Он тебя не тронет, ибо знает, что такое пистолет. Более того, теперь он знает и кто я такая. Когда ты подойдешь поближе, ты увидишь, что надо делать.

Никогда еще не подвергала я себя и свою душу такой опасности, поверив кому-то на слово. Но не случалось прежде и такого, чтобы Ирен заставляла кого-то рисковать, сама тихонько отсиживаясь в стороне, поэтому, сжимая оба своих ножа, я медленно пошла в сторону несчастной, но устрашающе крупной фигуры.

С каждым шагом я все четче различала жуткую застывшую маску, которая служила чудовищу вместо лица. Только ради Годфри, уговаривала я себя. Только ради Ирен. Вместо человеческой плоти передо мной была обыкновенная красно-коричневая глина – из чего же еще делать глиняного человека? Глаза, рот, нос были отмечены простыми прорезями. Да и что еще, кроме незатейливых рудиментарных чувств, нужно монстру, которого создал человек? Неудивительно, что он, спотыкаясь, бродил по Праге, ничего не видя и ничего не говоря, – его вела только сила, только самые грубые чувства. Я подходила все ближе и наконец увидела швы, крест-накрест, будто шрамы, покрывающие это жуткое, созданное человеком лицо. В свете лампы я даже различала – Господи, помилуй! – стежки!

Стежки? Швы?

Голем держался спокойно, словно осознавая необходимость контролировать свои импульсы. Поскольку он стоял у стены, скорчившись, как Калибан, я смогла рассмотреть его огромную голову.

И тут я увидела, что на затылке его вроде бы лысой головы поблескивают шляпки металлических гвоздей. Нет, не гвоздей… а заклепок на ремнях!

Передо мной было не лицо чудовища, а чудовищная маска, которая в прямом смысле слова была прикручена прямо к человеческой голове!

Волна полнейшего негодования придала мне смелости, которой мне обычно не хватает. Я просунула острый и крепкий кинжал Годфри под один из ремней и принялась отчаянно пилить толстую кожу.

Жесткий материал сопротивлялся клинку, но к тому моменту я уже была полна решимости во что бы то ни стало освободить от маски призрак, преследовавший меня в кошмарах. Голем и правда был человеческим созданием; узником, призванным наводить ужас на непосвященных; пленником, которым так чудовищно пользовались.

Я дернула ремень посильнее, и он поддался. Я атаковала следующий. Голем вел себя на удивление тихо, смиренно склонив голову, пока я выполняла свою грубую и страстную операцию.

Еще один ремень готов! Я направила все силы на очередное препятствие с жаром миссионера. Трудно себе представить, чтобы даже с самой бешеной собакой обращались подобным образом – посадив на цепь и заковав в маску.

И вот наконец последняя застежка уступила под натиском острого сияющего лезвия моего кинжала. Я отошла назад, тяжело дыша.

Огромные руки Голема поднялись к ослабленным креплениям маски. Медленно, словно боясь боли, существо стянуло фальшивое лицо с головы.

Я отступила, ожидая увидеть нечто еще более страшное.

Кожа, которая находилась под глиняным пленом, была вся в пятнах и потертостях от давления маски. Грязные русые волосы и усы спутались, а черты лица так застыли, что, казалось, Голем был не в состоянии ни шевелить губами, ни видеть, ни слышать.

Я сама едва могла двигаться, видеть и слышать, но вдруг буквально в метре позади меня раздались слова, которые прозвучали как божественное озарение.

В отличие от меня, Ирен ничуть не потеряла присутствия духа. В полной тишине ее звонкий голос провозгласил:

– Однако, Вилли, какая у тебя оригинальная корона!

В ответ Голем обхватил закованными в кандалы руками лицо, растирая жесткую кожу, погружая пальцы в спутанные волосы.

– Ирен, – бормотал он скрипучим, как пила, голосом. – Ирен! Ирен? – Он продемонстрировал все возможные варианты интонации – удивление, стыд, неверие, сожаление, облегчение.

Эта мольба, обращенная к моей подруге, будто к единому святому, похоже, очень ей польстила. Ирен глянула на меня:

– Ключ от оков, скорее всего, у человека, который его охраняет. Я разберусь с этим, если ты снова подержишь пистолет. Его величество подавлен и может выкинуть что-нибудь непредсказуемое.

Я привычно взяла смертоносное оружие. Его величество, Вильгельм фон Ормштейн, казалось, был не в состоянии сделать или сказать что-либо членораздельное. Но я предпочла следить за ним, лишь бы избежать нелицеприятного зрелища обыска, которому Ирен подвергла стражника.

Она вернулась очень быстро с большим железным ключом в руках. Пару мгновений спустя оковы короля были сброшены.

Моя подруга также принесла с собой полупустую бутылку вина и молча протянула ее узнику.

Он пил, как крестьянин, запрокинув голову и закрыв глаза.

Когда его лицо снова повернулось к нам, он выглядел уже чуть более привычно. Бросив пустую бутылку на каменный пол, он спросил Ирен по-английски:

– Как ты узнала?

Она покачала головой:

– Сейчас это не имеет значения. Я пришла вернуть тебе королеву и королевство, но ты должен подчиняться мне некоторое время.

– Все что угодно, – сказал он твердо. – Что угодно. Но я… сам не свой.

Уголки ее губ искривились в легкой усмешке:

– Вот уж правда! Ты бы удивился, узнав, насколько ты сам не свой.

– Я хочу сказать, что пока даже не понимаю, в состоянии ли я идти. Я здесь так долго просидел на цепи.

– За исключением твоих трех побегов, – заметила моя подруга.

– Откуда ты знаешь?

– Горожане приняли тебя за Голема.

Черты лица, на которых я раньше видела только высокомерие, исказила боль:

– Ах, вот почему никто мне не помог! И я был вынужден слепо блуждать по городу, пока не появлялись мои захватчики и не уводили меня обратно в темницу! Люди… боялись меня?

– Когда-то, и не так уж давно, Вилли, ты наслаждался страхом своих подданных, сделав одну женщину узницей твоей страсти, твоих желаний, твоей королевской крови и обязательств.

Он поднял руки к лицу, покачал головой:

– Это время в прошлом. Поведай мне, что случилось, пока я… спал здесь, как принц из волшебной сказки. Скажи мне, что я должен сделать, – что ты хочешь, чтобы я сделал.

– Все очень просто. Вместо тебя правил твой двойник. – Я заметила, как гигантскую фигуру короля сотрясла дрожь. – Двойник заключил тайное соглашение с Россией, чтобы пресечь мечты Богемии об империи. Он же выставил напоказ перед твоей королевой любовницу-иностранку – э-э, в этом, Вилли, он не столь отличается от тебя, хотя ты согрешил только в мыслях, а он – на деле.

Развязанные руки короля поднялись, словно защищая его обнажившееся лицо от суровых фактов, от горькой правды.

– Двойник, – продолжала моя подруга, – через три часа будет стреляться с моим мужем на дуэли и убьет его.

– Твой… муж. Я припоминаю…

– Ты все правильно припоминаешь. Я верну тебе твою жизнь. Я верну тебе королеву и трон, но на следующие несколько часов ты должен полностью мне подчиниться. Ты будешь делать то, что я скажу. Ты станешь моим подданным.

Вилли помолчал несколько секунд, а потом поднял на нее свои покрасневшие глаза:

– Я всегда был твоим подданным, Ирен. Разве иначе я захотел бы сделать тебя своей? И не нужно возвращать мне королеву, – продолжал он с прежней горячностью, – она ничто по сравнению с тобой!

– Она – королева, – напомнила Ирен мягко, не поддаваясь лести, – и с ней чудовищно обращались – и ты, и твой дублер. Если тебе нужен трон, ты должен заново ее завоевать; все очень просто.

– А пока что мне придется плясать под твою дудку.

– Именно, – улыбнулась Ирен. – Как мило, что ты решил выразить свою мысль музыкальными терминами, Вилли.

– Мне всегда очень нравилась музыка.

– Моя музыка понравится тебе еще больше, – пообещала моя подруга и взглянула на меня: – Который час, Нелл?

– Четыре.

– Нельзя терять ни минуты. Быстро назад в отель «Европа»!

– В «Европу»? Зачем?

– Нам нужно отвести короля в безопасное место. – Подруга внимательно оглядела меня, задержавшись взглядом на руках, которые по-прежнему сжимали ножи: – А затем, моя Маленькая разбойница, мы поспешим в одно весьма небезопасное место и сотворим чудо дипломатии, устрашения, шантажа и финального спасения.