С самого рассвета мы в своих смежных номерах истерически укладывали вещи, и вдруг мою дверь сотряс настойчивый стук.

– Тебе помочь? – спросила Ирен без всяких предисловий, когда я ее впустила.

– Я собираюсь лучше, чем ты, – сказала я абсолютно откровенно, уставившись на подругу.

Если Ирен и ненавидит что-нибудь больше моей предполагаемой привычки «ляпнуть не подумав», так это мой немигающий взгляд.

– Не смотри на меня так, Нелл. Скоро мы будем дома.

– Четырехдневное путешествие по железной дороге через всю Европу – это у тебя считается «скоро»?

– Скоро – понятие относительное, как тебе прекрасно известно. – Она наклонилась, чтобы глянуть в зеркало и поправить свой черный бархатный чепец, а также расправить складки на черной плюшевой мантилье с рукавом в три четверти, щедро украшенной тесьмой и брызгами бисера. – Крайне важно выбрать правильное платье для поездки, – отметила она, поворачиваясь и рассматривая мой туалет. – Ты в чем поедешь?

– В черном шелковом репсовом пальто с оторочкой из овечьей шерсти. Я решила не надевать шубу, а то как бы не вспотеть в поезде.

– Очень правильно. Там может оказаться даже жарче, чем ты рассчитываешь, – ты же знаешь, на что похожи эти европейские поезда. Что же касается твоего платья, этот розовый корсаж ужасно… симпатичный, и я полностью одобряю, что ты выбрала к нему серую парчовую юбку и жакет. Какая жалость, что такую восхитительную ткань ты все равно будешь дырявить своими нагрудными часами…

– Благодарю, – сказала я, чтобы прекратить ее нескончаемый надзор за моим гардеробом и внешностью. – В любом случае, на меня некому будет смотреть, кроме тебя и Годфри.

– Нелл, у меня есть не очень приятные новости. – Ирен так глубоко нахмурилась, что я заволновалась за кожу ее лица.

– Что такое?

– Ты знаешь, что Аллегра должна встретиться со своей тетушкой в Вене?

– Разумеется.

– Но ты не знаешь, что нам с Годфри после всего пережитого отчаянно нужно отдохнуть. Я давно мечтала побывать в Вене, и Годфри настаивает на том, чтобы отвезти меня туда. Он совершенно… непреклонен, – добавила она довольным голосом. – И это единственное обещание, когда-то данное мне королем, которое Годфри теперь может с легкостью исполнить.

– Понятно. То есть сначала мы едем в Вену, а потом возвращаемся в Париж? Полагаю, я смогу смириться с тем, что мы сделаем такой крюк, хотя я крайне расстроена. Слишком надолго мы оставили Софи без присмотра, и кто знает, что эти животные натворили в наше отсутствие.

– На самом деле тебя волнует вовсе не состояние твоих зверушек, правда, Нелл? – хитро спросила Ирен.

– Конечно нет! Хотя я немного опасаюсь, что они там съели друг друга и по возвращении мы найдем лишь пару ярких перьев, выпавшие усы и печальную кучку меха.

Ирен улыбнулась:

– Тогда тебе сам бог велел сразу ехать домой и ухаживать за маленькими чудовищами. Нет, Нелл, никаких возражений. Мы с Годфри доставим Аллегру ее тетушке в целости и сохранности, а потом задержимся в Вене на небольшой… второй медовый месяц.

– Ясно, – сказала я, даже слишком хорошо все понимая.

И еще я понимала, что мне придется путешествовать одной через целый ряд чужих стран, полных чужих денег и чужих… чужаков.

У меня даже не было с собой ни шпаги Годфри, ни пистолета Ирен. Или хотя бы кинжала в ботинке. Мне придется находиться среди… инородцев и всяких странных мужчин. Я буду одна, без сопровождения. Однако я не осмелилась признаться Ирен, насколько меня пугает подобная перспектива.

– Когда мы приедем на вокзал, Годфри обо всем позаботится. И не переживай, Нелл, – мы тебя посадим в поезд и за всем проследим.

Она обняла меня за плечи – жест, который мне совершенно не нравится. Меня смущают эти неуклюжие попытки физического проявления привязанности, а в тот момент мне вообще не хотелось, чтобы меня кто-нибудь обнимал.

Разумеется, я ничего не сказала, а просто продолжила собирать вещи.

И вскоре настало время прощаться с отелем «Европа». Нас ждала карета, просевшая на рессорах из-за обилия багажа – в основном, запредельного количества чемоданов Ирен (я с ужасом представила себе, насколько вырастет их число после веселого вояжа в Вену), – чтобы отвести нас на железнодорожный вокзал.

Аллегра в нелепом восторге подпрыгивала на сиденье, как десятилетний ребенок.

– О, дорогая Нелл, так жаль, что вы не увидите с нами Вену! – Радостный тон девушки заставлял усомниться в искренности ее слов.

– А мне не жаль, – буркнула я. – Как я понимаю, еще один распущенный город.

– Правда? – просияла Аллегра, но тут же погрустнела. – Боюсь, там меня вернут под покровительство тетушки и не видать мне таких приключений, как в Праге.

– Очень на это надеюсь.

Аллегра критически осмотрела меня. С сожалением вынуждена признать, что в одежде она стала слишком ориентироваться на Ирен.

– Чепец у вас прелестный, но зачем такая плотная вуаль? Вы что, прячетесь от кого-то?

– Вовсе нет, но если женщина путешествует одна, – со значением заметила я, – ей следует изо всех сил избегать ненужного внимания. – Я посмотрела на Годфри и Ирен, сидящих напротив нас, но они были слишком поглощены своим тихим и, видимо, очень важным разговором и потому никак не отреагировали на мое наблюдение.

– Вас бы и лучший друг не узнал, – протянула Аллегра, очаровательно надув губки. – Позвольте мне хотя бы откинуть один слой вуали. Вот! Теперь вы выглядите достаточно таинственно: как шпионка, но не как монахиня.

– Вы слишком увлечены шпионами, юная леди, – строго произнесла я, но не опустила вуаль обратно. Ремарка Аллегры о монахине пробрала меня до моих англиканских костей, и, должна признаться, через один слой вуали мне было лучше видно.

Аллегра победительно улыбнулась:

– Ох, дорогая Нелл, знали бы вы, как я мечтала вернуться в Париж вместе с вами! Мы с Ирен – то есть с миссис Нортон – так славно провели время по пути сюда; уверена, путешествие с вами было бы столь же замечательным. Мы с миссис Нортон успели обсудить все вопросы, которые интересуют женщин.

– Не сомневаюсь. Однако, боюсь, я к такому общению не привыкла и из меня вышла бы довольно скучная компаньонка, хотя признаюсь, мисс Шалунья, что в этот раз я была бы чрезвычайно рада твоей компании.

– Бедная Нелл! – с трогательным сочувствием воскликнула Аллегра, хотя наши погруженные друг в друга друзья, к сожалению, ее не услышали. Милая девочка схватила мою руку, затянутую в перчатку, перевернула ее и принялась водить пальцем по невидимым линиям. – Вижу долгое путешествие и английскую леди, но не скучную. Вижу экзотических мужчин, любовные интриги, опасность… кинжалы. И неожиданное воссоединение. Будьте начеку…

– Аллегра! – против воли засмеялась я. – Щекотно! И как тебе в голову пришла такая чепуха? Предсказательница из тебя еще хуже, чем из Ирен, и ничего ты не «видишь», кроме собственного яркого воображения, Господь тебя благослови. Непременно приезжай к нам в Нёйи.

– При первой же возможности, – сказала девочка, хитровато мне подмигнув. – Я обожаю животных, а у вас их так много. Поцелуйте их от меня.

Не успела я ответить на эту странную просьбу, как наша карета, пошатываясь, остановилась, а затем задрожала, когда кучер стал передавать багаж носильщикам.

Даже Ирен с Годфри пришлось отвлечься от своего воркования, пока мы все протискивались сквозь толпу и неразбериху большого и оживленного вокзала Франца Иосифа. Не успела я оглянуться, как билеты были куплены, а меня доставили к отъезжающему на запад поезду.

Вокруг нас по платформе клубился пар, частично заменяя собой отсутствие дополнительной вуали, которую Аллегра убрала в карете. Внезапно на меня напало странное возбуждение, как тогда в ложе театра. Я изо всех сил старалась, чтобы друзья не заметили моего состояния.

– Вы опоздаете! – предупредила я их, пытаясь поскорее спровадить. – Со мной все будет в порядке.

– Точно будет, – сказал Годфри, – как только я усажу тебя в купе. – Он держал тяжелую дорожную сумку, которая должна была составить мне компанию в этом путешествии, и ждал меня у лестницы в вагон.

Меня заключило в объятия окутанное паром облако шелестящего шелка и фиалковых духов.

– Удачной поездки, Нелл, и не беспокойся! – прозвучал взволнованный голос Ирен.

– Я никогда не беспокоюсь понапрасну, – успела я ответить, пока еще одно окутанное паром создание не кинулось меня обнимать.

– Дорогая Нелл, я буду чудовищно по вам скучать, – призналась Аллегра со слезами в голосе. – Умоляю, забудьте мое глупое предсказание; желаю вам скучной, никем не прерываемой, самой обычной поездки.

– Благодарю, Аллегра, – с достоинством сказала я. – Не сомневаюсь, такой она и будет.

И затем Годфри, поддерживая под локоть, провел меня по узкому коридору в купе. Со знанием дела осмотрев его, он положил мой саквояж на одно из сидений напротив.

– Купе первого класса, как и указано на билете, – одобрительно отметил он. – По крайней мере, во время долгой поездки тебя никто не будет беспокоить. – Годфри снял шляпу, чтобы наклониться и тоже заключить меня в объятия – можно было подумать, что я отправляюсь по меньшей мере в калькуттскую «черную дыру». – Спасибо за твою неизменно ценную помощь в Праге, – мягко сказал он. – Нам повезло, что мы смогли вытащить Ирен из этой переделки. И спасибо тебе, что позволяешь нам с Ирен сбежать и немного развлечься в Вене.

Что я могла сказать? Очень немногое, так как внезапно у меня перехватило дыхание. Я просто отважно кивнула, и Годфри вроде был вполне удовлетворен, ибо улыбнулся мне и, по-товарищески похлопав по плечу, вышел из моего просторного купе.

Я немедленно села и устроилась у окна. Сквозь клубы пара я различила Аллегру и Ирен, которые стояли бок о бок, махали руками и совершали прочие идиотские движения, характерные для провожающих, когда они видят, но не слышат своих друзей. Я тоже попыталась что-то передать жестами. Скоро к ним присоединилась и высокая фигура Годфри. Они выглядели как настоящая счастливая семья: Годфри, Ирен и юная Аллегра, почти как отец, мать и дочь, – хотя моя подруга вряд ли одобрила такое сравнение.

Я же чувствовала себя – да и выглядела соответственно – уезжающей гувернанткой, которая тепло прощается с семьей своей воспитанницы и отправляется в собственное увлекательное путешествие.

Что за недостойные мысли! Впрочем, неудивительно, что я чувствовала некоторую жалость к себе: когда с первыми резкими толчками отъезжающего поезда мои друзья медленно поплыли назад, я будто безвозвратно перевернула страницу альбома с фотографиями. Мы уже никогда не будем такими, как сейчас – в этом месте, в это время, после всех наших приключений.

Я смотрела в окно, пока не остались только клубы пара снаружи и незнакомцы, толкущиеся за моей спиной в коридоре. Тогда я повернулась и оглядела купе: зеленые, обитые бархатом сиденья с сетками над каждым, чтобы можно было положить багаж. Я выглянула через отъезжающую дверь в узкий коридор. Никогда не привыкну к этим современным иностранным поездам, где в купе нет дверей, открывающихся прямо на платформу. Мне совсем не нравилось, что остальные пассажиры могут проходить по коридору и таращиться в мое купе.

Чтобы избежать чужих взглядов, я уставилась в окно. Несмотря на вуаль, вряд ли мое лицо сейчас представляло собой привлекательное зрелище. И я совершенно точно не хотела видеть никого из других пассажиров.

Прага, город ста башен, таяла вдали и уступала место мирной зеленой сельской местности. Наконец наши здешние приключения закончились раз и навсегда. Мы оставили после себя благодарных короля и королеву – кто бы мог такое подумать полтора года назад! Пусть Ирен и не удалось распутать смерть парижских вышивальщиц, но она хотя бы позаботилась о том, чтобы втянутая в убийство старого короля богемская горничная была освобождена. И еще Ирен дала в Праге свой последний концерт – на собственных условиях и в собственной неподражаемой манере. Нескоро забудут ее выступление мистер Дворжак, оркестранты и другие певцы, да и наша троица тоже.

Не забудет мою подругу и женщина по имени Татьяна, как не забудет она и Годфри.

Я потерла ладони, так как в пустом купе было прохладно. Нет. Не буду думать о грядущих страхах целых четыре дня. И не успела я принять это решение, как меня заставил повернуться какой-то звук у входа в купе.

Дверь уже закрывалась за наводящей ужас фигурой в одеянии, которое я могу описать только как казачий костюм: широкие штаны, высокие сапоги, куртка, расшитая золотым шнуром, и короткая накидка, отороченная каракулевым мехом. Над воротом маячило румяное лицо с кустистыми бровями, пышными усами и бакенбардами, а довершала картину шапка из того же каракулевого меха. Не хватало только кривого кинжала.

Эта опереточная фигура покачнулась от движения поезда, а затем прошагала к противоположному сиденью и уселась, снимая тяжелые кожаные перчатки с каракулевыми манжетами, словно собиралась остаться на чай.

– Сэр! – возмутилась я. – Это частное купе. Вам придется его покинуть.

Сердечная улыбка незваного гостя говорила о полном непонимании.

– Уходите! – рявкнула я, указывая на дверь, будто злодей в дешевой мелодраме. – Это мое купе! – Увы, в этот момент поезд дернулся, и рука заходила туда-сюда, как железнодорожный шлагбаум, что не добавило моему жесту авторитета.

Человек слегка наклонился ко мне, устраивая руки на коленях, и продолжал улыбаться и совершенно по-идиотски кивать. Кто знает, на каком варварском наречии он разговаривает, вполне возможно, даже по-русски, но я на этом языке знаю только слово «нет».

Ну вот, еще даже из Праги не уехала, а уже столкнулась с навязчивым попутчиком! Как поступила бы на моем месте Ирен? У меня не было ни кинжала, ни пистолета, а из саквояжа получится не очень действенное оружие.

Я решила опять положиться на свой командирский тон, собрав все силы в кулак, как сделала бы Ирен.

– Я требую, чтобы вы немедленно ушли. – В этот раз я сопроводила тот же жест свирепым взглядом.

Даже если мне удалось выдать нечто из репертуара Ирен, у меня, похоже, не было ее убедительности, ибо мужчина всего лишь покачал своей косматой головой.

– Да уж, не такого приема, – сказал он – по-английски! – я ожидал.

Пока я переваривала столь примечательное сообщение из такого неожиданного источника, он отклонился в своем качающемся сиденье, снял шапку и сунул туда перчатки, а затем принялся снимать… бакенбарды, брови…

Посмотрев в замечательные орехово-карие глаза, появившиеся из-под кустистой фальшивой растительности, я наконец узнала его.

Покачиваясь в унисон с поездом, я вскочила, даже не сообразив, что делаю:

– Кве-Квентин!

Ослепительный ятаган его улыбки блеснул из тени фальшивых усов, которые он тут же снял. Появившееся лицо было знакомым, живым, смеющимся.

Поезд нырнул в туннель. У меня перед глазами, как летучие мыши, кружились темные пятна. В мозгу стучал ужасный вибрирующий звук. Все сжалось в маленькую точку света в конце черного как ночь туннеля. Затем свет выплеснулся наружу.

Я очнулась словно ото сна: меня качали и баюкали, как ребенка в любящих руках. Я и была в руках – по крайней мере, в одной, обнимавшей меня за плечи.

Я снова сидела на своем месте – ну или почти, так как мне не очень удавалось сохранять равновесие.

Лицо Квентина плыло надо мной, лишенное грима и довольно… притягательное. На нем отражались нежная забота и весьма меня порадовавшее чувство вины.

– Дорогая Нелл, – говорил он, – с моей стороны было крайне непредусмотрительно устраивать тебе такой сюрприз после всего того, что тебе пришлось пережить. Но мне по-прежнему приходится скрываться. Мы с Нортонами решили, что это обеспечит нам наилучшее воссоединение. Ты в порядке?

Я медленно кивнула. И почти в тот же момент его лицо зеркально повторило мой жест. Оно было так близко, что я могла различить каждую мелкую морщинку, прорисованную пустыней вокруг его восхитительных карих глаз. Я видела каждую ресничку, каждую темно-ореховую песчинку в песочных часах этих глаз.

– Я позволил себе смелость поднять твою вуаль, – сказал Квентин. Не удивительно, что я видела его с такой четкостью. – Хочешь, я найду твое пенсне?

Пенсне. Да, кажется, в прошлой жизни у меня была вещь с таким названием.

– Знаешь, не надо. Я прекрасно вижу тебя… с такого расстояния, – пробормотала я с некоторым удивлением.

Он улыбнулся, и у меня на глазах его лицо приняло новое замечательное выражение. Я никогда не видела никого ни так близко, ни так четко.

– Тебе все еще дурно? – заботливо спросил он. – У меня есть немного бренди.

Бренди. Только опьяняющих напитков мне сейчас не хватало!

– Мне просто… немного трудно… дышать.

Он опустил взгляд, и его трепещущие ресницы почти лишили меня чувств.

– Я также позволил себе смелость слегка ослабить воротник твоей блузки. Западная одежда такая тесная, это вредно для здоровья.

Я кивнула, действительно чувствуя непривычную легкость в области горла. Когда Квентин говорил, по моей коже будто скользил легкий теплый ветерок. Ох! Его дыхание!

– Ты очень бледная, – заявил он, нахмурившись. – Всему виной эти жуткие корсеты, в которые вы, женщины, запихиваете свои внутренности! Не будь мы в купе общественного поезда, я бы избавил тебя от этих пут.

– О, – сказала я, удивительным образом взволнованная подобной идеей или, во всяком случае, тем уверенном тоном, которым она была озвучена. – Я привыкла к подобным ограничениям, но… у меня вообще-то есть шелковое платье от Либерти в восточном стиле, к которому корсет не требуется.

– Правда? – сказал Квентин, развеселившись. – И откуда, скажи на милость, оно у тебя?

– От Ирен.

Его глаза сузились.

– Боюсь, что она оказывает на вас очень плохое влияние, мисс Хаксли, – проворчал он.

– А я на нее – самое хорошее!

Квентин искренне рассмеялся, и я не могла не улыбнуться в ответ. Левой рукой он ласково погладил край моего расстегнутого высокого воротника.

– Как же я рад снова тебя видеть, Нелл, – сказал он мягко, но с таким пылом, что я моргнула. Он улыбнулся: – И мечтаю поглядеть на тебя в шелковом наряде «Либерти».

И в этот самый интересный момент поезд въехал в глубочайший туннель. Мы нырнули в темноту – так гаснет свеча, горящая слишком жарко, – и я была очень рада, что Квентин не мог видеть моего лица.

Десять дней спустя я сидела в гостиной в Нёйи, скручивая мотки пряжи, которые Люцифер превратил в перепутанную кучу-малу всех цветов радуги.

Звук подъезжающей кареты заставил меня поднять голову, но я подождала, пока Софи откроет дверь. Я услышала теплые голоса, радостные приветствия и приближение к порогу моей комнаты двух людей, чувствующих себя в коттедже как дома.

Передо мной стояли Ирен и Годфри, сияющие, как новенький пенни, излучающие здоровье, радость и мудрость, – два чрезвычайно красивых человека.

– Нелл, ты само очарование домашнего уюта! – воскликнула Ирен, спеша меня поцеловать. Ее щека была все еще холодной с улицы, но горела нежным рубиновым светом.

– По всей видимости, в Вене есть пара портных, – не могла не отметить я.

Ирен радостно покружилась, чтобы продемонстрировать свой последний наряд: дорожное платье из небесно-голубой шерсти с контрастным бархатным верхом и рукавами. Под темно-синей бархатной шляпкой, оттененной серебристыми страусовыми перьями, густые рыже-каштановые волосы Ирен были собраны в низкий узел на затылке – очень девичий стиль, который она любила не меньше, чем Казанова любил виноград.

– Месье Ворт не одобрит, но я же пока что не его эксклюзивная модель. Нужно заставить его придумать мне что-нибудь необыкновенное для свадьбы Алисы Гейне, когда я буду там петь. Я должна ей оказать эту услугу хотя бы за то, что она познакомила меня с маэстро модного дома Ворта.

Годфри вручил свою шляпу и трость Софи, а затем сел на стул рядом со мной и тоже принялся сматывать клубки.

– Как поживали твои подопечные, пока нас не было? – спросил он.

– Ужасно. Казанова линяет – повсюду перья.

– Надеюсь, ты их не выбросила? – встряла Ирен. – Они будут божественно смотреться на шляпке.

– Одобрит ли месье Ворт?

– Он, вполне возможно, даже захочет сделать из них платье.

– У меня как раз есть птица, которую можно целиком пустить на это дело, – проворчала я.

Обсуждаемая птица из стоящей рядом клетки тут же пропела несколько нот из вагнеровского хора пилигримов, и такой удачный выбор приветственного гимна для возвратившихся Ирен и Годфри заставил меня простить крапчатую голову Казановы.

– И Люцифер тоже линяет чудовищно.

– Ага! – сказал Годфри. – Из его шерсти можно связать шаль для Ирен.

Ирен добродушно погрозила мужу и уселась в кресло.

– А как твоя дикарка Мессалина?

Я на секунду прекратила свое механическое занятие.

– Мессалина принадлежит Квентину. Я всего лишь приемная мать. Она проказничает, как обычно, но хотя бы оставляет клоки шерсти только в саду.

Годфри посмотрел на Ирен:

– Хочешь и их присвоить?

– Нет, мех я оставляю иностранкам. Итак, Нелл, – подруга пристально посмотрела на меня, как Люцифер, когда он выслеживает Казанову, – как прошло твое возвращение домой?

Я вздохнула и положила пряжу на колени.

– Как ты и обещала. Долгое, но скучное, непримечательное путешествие.

– Непримечательное? – Ирен выпрямилась в своей самой по-королевски требовательной позе. – Ничего не произошло?

– Разумеется нет. Ровным счетом ничего.

Не часто мне доводилось видеть, как Ирен теряет дар речи от моего остроумия.

– Ничего? – повторила она, глядя на Годфри огромными глазами. – И ты никого?..

– Конечно, – добавила я скучным тоном, – меня крайне удивила и обрадовала новая встреча с Квентином Стенхоупом, и я очень оценила твою предусмотрительность, раз ты устроила мне такое сопровождение. Я вполне понимаю необходимость соблюдать осторожность, так как Квентин рассказал мне, что снова работает шпионом на Министерство иностранных дел. Он пояснил, что считаться погибшим – огромное преимущество в подобной работе.

– Но он… больше ни о чем с тобой не говорил?

– А о чем еще нам говорить, Ирен? Я была рада, когда узнала о его участии во всем этом деле. – Я повернулась к Годфри и пояснила: – Ведь именно Квентин был тем человеком в темных очках, который дал нам путеводитель, представляешь? – Я снова посмотрела на Ирен. – И я не очень разозлилась на тебя и Аллегру за то, что вы первыми увидели Квентина, а мне не только ничего не сказали, но даже не сообщили, что бедняга не умер.

Ирен потеряла дар речи. Годфри воспользовался столь редкой возможностью и, извинившись, вышел из комнаты.

– А как ваш с Годфри отпуск? – спросила я.

– Великолепно! Вена столь же восхитительна, как о ней говорят. Мы катались, гуляли, ели, болтали, танцевали, ходили в театр, жили в лучших отелях – все было великолепно. – Ее глаза с пониманием посмотрели на меня. – Верно говорят: больше всего мы ценим то, что можем – или боимся – потерять.

– Это правда: в опасности и в отдалении чувства горят ярче.

Ирен жадно подалась вперед в своем кресле:

– Ну?

– Что – ну?

– Как же ты пришла к осознанию истинности этого афоризма?

– Путем постоянных и пристальных наблюдений, Ирен. Ты же знаешь, что я веду дневник.

– Конечно знаю. И что за главы там появились со времени твоего возвращения из Праги?

– Ты меня смущаешь. Дневник – это личные записи, разве что я сама захочу поделиться ими с кем-нибудь.

– Но ты не хочешь поделиться со мной подробностями своих недавних… приключений? – разочарованно протянула Ирен.

Я улыбнулась и подмигнула:

– Равно как и ты не хочешь делиться с Годфри информацией о том, что связной Квентина в Министерстве иностранных дел – это мистер Майкрофт Холмс.

– Но я не знала этого! – воскликнула Ирен в крайнем негодовании.

– Я тоже не знала, пока Квентин мне не сказал. Но я уверена, что от Годфри ты эту информацию утаишь, как утаила и тот факт, что во время воплощения плана по возвращению короля Квентин поддерживал связь с Шерлоком Холмсом.

Ирен глубоко откинулась на спинку кресла:

– Я ничего не скажу мужу. У Годфри и так достаточно забот.

– Ты говоришь о Татьяне? – сообразила я. – Тебе тоже придется о ней позаботиться.

– Но как же Квентин? – спросила Ирен с ноткой обиды.

– А вот о Квентине позабочусь я.

Ирен рывком поднялась и метнула в меня яростный взгляд. Будь у нее хвост – встал бы дыбом.

– Пойду найду Софи и спрошу, что ее тетушка собирается готовить на ужин. Я ужасно проголодалась, и раз уж меня не кормят новостями, придется довольствоваться едой.

Я тайком улыбнулась, когда моя подруга вышла из комнаты, и все еще продолжала улыбаться, когда через пару минут заглянул Годфри.

– А где Ирен? – спросил он.

– Наверняка дуется в саду над грядками лука.

– Ты же не злишься на наш маленький обман, Нелл?

Я отложила работу и посмотрела на Годфри:

– Как могу я злиться на такое воссоединение, пусть даже меня немного… встревожила его внезапность.

– Но Стенхоуп с этим прекрасно справился, да? – спросил Годфри с лукавой искрой в глазах цвета олова.

– Ты ведь знаешь, Годфри, Квентин прекрасно справляется с любым делом, – скромно ответила я.

– И, похоже, наша дорогая мисс Хаксли тоже справляется прекрасно, – добавил он, глядя на меня так испытующе, что я покраснела.

Вернувшись к сматыванию клубков, я лишь загадочно заметила:

– А насчет нашей дорогой мисс Хаксли – узнаем в свое время.