Мы вернулись домой на закате. Клетка с попугаем Казановой была накрыта платком, кот играл в саду с мангустом Мессалиной. Горничная Софи ушла в церковь – эти католики предпочитают вечерние службы, видимо, чтобы сжечь как можно больше воска.

Годфри сидел в глубоком кресле возле камина с бокалом бренди в руке. На его задумчивом лице застыло напряженное выражение. Не будь он настолько хорош собой, я бы подумала, что он похож на мистера Рочестера из романа «Джейн Эйр».

– Однажды меня не окажется рядом с вами, – сказала я, едва переступив порог, – и все развалится. Чем, скажите на милость, мы будем ужинать?

– Софи оставила холодный киш, – ответил Годфри.

– Киш и сам по себе отвратителен, а уж холодный… – Никаких слов не хватало, чтобы выразить мое возмущение. – Тут даже француз взбунтуется.

Я подошла к клетке с Казановой. Хоть меня и раздражали его разглагольствования, но я никогда не заставляла его замолчать раньше десяти часов вечера.

Годфри вяло поднял руку:

– Оставь клетку накрытой. Птичий бред мешает мне думать.

Я была потрясена. Значит, это Годфри накрыл клетку? До сих пор я сохраняла за собой право следить за птицей и ревностно оберегала его.

– Люцифер дерется во дворе с Месси, – сухо заметила я, – нужно их разнять, пока они не поранили друг друга.

Как правило, Годфри всегда сам занимался домашними делами во дворе. По правде говоря, раньше он грудью бросался на нашу защиту, если на улице что-нибудь шло не так. Но в этот раз он даже не пошевелился:

– Кот хотел примоститься у меня на коленях, но я решил, что ему лучше подойдет более подвижная добыча.

Я взглянула на Ирен. Она сняла шляпку и тихо, как кошка, подошла к Годфри. Я услышала, как Андре поставил коробку с платьем на пол в холле. Но Ирен забыла о шедевре Ворта.

Она присела рядом с Годфри и положила руку на круглую спинку его кресла:

– Что случилось, дорогой?

Он взглянул на нее, как бы возвращаясь к реальности:

– Сегодня мне сделали одно совершенно неприличное предложение. И будь я проклят, если представляю, что с этим делать.

– Вот как? Предложение связано с танцовщицами канкана из «Мулен Руж»?

– Ах, если бы! – с чувством ответил Годфри. Он поднял взгляд и увидел, что я собираюсь выйти из комнаты. – Останься, Нелл. Это дело касается и тебя.

– Меня? Уверена, что не имею к нему никакого отношения.

Мой ответ, как обычно, позабавил его.

– Ты всегда так уверена во всем, – улыбнулся он. – И чаще всего именно в тех случаях, когда почти ничего не знаешь о ситуации. Как ты можешь что-либо утверждать, если даже не представляешь себе, о чем идет речь?

– Потому что все и так ясно. Ты сам не свой. Даже Ирен ошеломлена. А я не хочу, чтобы меня втягивали в какую бы то ни было путаницу, которая, очевидно, относится лично к тебе, точнее, к вам двоим.

Он снова улыбнулся:

– Ошеломлена? Это ты про Ирен? Ну-ка, милая женушка, подойди ближе к свету, чтобы я смог разглядеть столь невиданное явление, – попросил он ее.

Моя подруга обрадовалась, что муж обратил на нее внимание. Она подошла к камину и даже кокетливо покрутилась, словно хотела лучше продемонстрировать свои эмоции.

Я была готова топать ногами от возмущения:

– Ох, вы оба отлично знаете, что я имею в виду! Что-то произошло, и, боюсь, меня это не касается!

– Касается, Нелл. – Годфри встал и жестом попросил меня сесть. Затем он повернулся к Ирен: – Хорошо ли прошел твой визит к портному?

Она засмеялась:

– Только представь лицо месье Ворта, Нелл, если бы он услышал, что Годфри назвал его портным! Нет, дорогой, визит к портному прошел плохо. Для меня сшили божественно красивое платье, за которое, мне, возможно, даже не придется платить. А потом мы занимались расследованием убийства швеи, одной из полутора тысяч, которые работают на модный дом Ворта.

Теперь ошеломленным выглядел Годфри:

– Ты, конечно, шутишь?

Ирен печально покачала головой:

– К сожалению, нет. После этого я уже не могла радоваться платью. Но что же приключилось с тобой? Явно стряслось что-то неладное.

– Откуда ты знаешь, что у меня проблемы?

– Годфри, ты один из самых уравновешенных людей во всем мире. И вот ты выгоняешь кота на улицу, накрываешь клетку с попугаем, чтобы он замолчал, отпускаешь горничную, хотя на кухне остался только холодный пирог, и пьешь бренди – значит, у тебя серьезные трудности. Я бы предположила, что тебя шантажирует какая-то нахалка, но я все-таки твоя жена и не могу быть объективна в таких делах.

Хотя она говорила несерьезно, Годфри нахмурился.

– Я был очень невнимателен к тебе, – признал он.

Я выпрямилась, испугавшись, что стану свидетелем маленького домашнего скандала. Однако ничего подобного не произошло. Годфри подошел к хрустальному графину.

– Бренди? – спросил он Ирен. – Новые платья и убийство – должно быть, это все очень утомительно. Нелл, налить тебе бокал?

– Это то самое бренди, которое ты купил, когда закончился суд по делу о Бриллиантовом поясе королевы Марии-Антуанетты?

Он кивнул.

– Слишком французское, – сказала я, понюхав бренди. – Спасибо, не надо.

Годфри вернулся в свое кресло и снова погрузился в мысли, рассматривая янтарную жидкость в бокале. Ирен уселась на ручку кресла и убрала со лба мужа очаровательный темный локон, который все время отбивался от остальных.

Некоторые вещи должны происходить без свидетелей, и я решила, что мне пора удалиться. Меня остановил голос Годфри. Он произнес, глядя на огонь в камине, словно вспоминая далекое прошлое:

– Мне сделали очень странное предложение.

– Это связано с твоей работой? – спросила я.

Годфри быстро взглянул на меня.

– Да, – вздохнул он. – Как вы знаете, я брался за любые дела, в основном связанные со знанием английского закона. Оплачивается такая работа скромно, и к тому же она чертовски скучна.

Ирен сочувственно кивнула. Мне не нравилось, когда Годфри ругается, но я вынуждена была признать, что с тех пор, как мы уехали из Англии, наша нестабильная жизнь действительно оставляла желать лучшего. Порой нам было совершенно нечем заняться и мы проводили дни в безделье, а иногда ввязывались в сомнительные рискованные дела, связанные с преступлениями и их последствиями. А доход от дела о бриллиантах Марии-Антуанетты между тем неумолимо таял.

Мой покойный отец был викарием. С самого раннего детства я привыкла помогать ему по дому и в церковном приходе. Мне нравилось заниматься спокойными бытовыми хлопотами. Но Годфри и Ирен были куда более светскими и публичными людьми. Они стремились к новым открытиям, они хотели блистать в суде и на сцене. Однако судьба лишила их обоих той жизни, которой они заслуживали. Здесь, в Париже, они чувствовали себя будто в ссылке, как Квентин Стенхоуп в Афганистане. Я подумала о Квентине и о том, что он, возможно, жив, и сжала руки от волнения. Годфри заметил мой жест, но неправильно истолковал причину моей тревоги:

– Пожалуйста, не беспокойся, Нелл. Многие решили бы, что у меня здесь открываются отличные возможности и что мне неожиданно подвернулся сногсшибательный счастливый случай, но я просто растерялся и не знаю, что делать.

– Так, значит, вести хорошие?! – воскликнула Ирен. – Годфри, у тебя был такой опечаленный вид, и я уже подумала, что…

Годфри поднял руку, останавливая ее:

– Дело кажется многообещающим. И даже слишком. Но есть и другая сторона медали.

Ирен всплеснула руками:

– Ох, ради бога, Годфри! Мы же не можем гадать вечно! В чем, наконец, дело? – воскликнула она.

Прежде чем ответить, Годфри медленно отхлебнул бренди из бокала. Иногда мне кажется, что все, чем занимаются в мужских клубах, – это тренируются держать друг друга в неведении.

– Вы что-нибудь знаете о Ферьере? – спросил он.

Отвечать вопросом на вопрос – как это похоже на адвоката! Сейчас я уже была готова сорвать платок с клетки Казановы и накинуть его Годфри прямо на лицо.

– Ферьер? – переспросила Ирен. Она гордилась тем, что знала всех высокопоставленных людей в Париже. – Никогда не слышала о таком, – удрученно призналась она.

– Ферьер – это не человек, мой дорогой оракул. Это место.

– Случайно, не тюрьма? – вмешалась я в разговор.

– Не совсем. – На лице Годфри промелькнуло разочарование. – Так называется загородное имение Ротшильдов. И меня, то есть нас, пригласили туда на встречу.

Ирен чуть не упала с подлокотника кресла. Ей повезло, что Годфри обнимал ее за талию.

– Ротшильдов?! Тебя, то есть нас, пригласили в имение Ротшильдов? – В ее голосе послышалось сомнение: – Осень в Париже только наступила. Сезон охоты начинается в ноябре. С какой стати Ротшильды принимают гостей в загородном доме в это время года?

– С такой, что эти гости являются потенциальными деловыми партнерами, и хозяева хотели бы, чтобы их сотрудничество было тайным.

– Деловыми партнерами? – Ирен нахмурилась, но потом захлопала в ладоши. Интуиция и дедуктивные способности всегда были ее сильной стороной. – Ротшильды хотят, чтобы ты занимался их делами? Это просто превосходно! Они же одни из самых состоятельных банкиров в Европе. Судьба многих королевских домов и стран давно находится в их руках, и, думаю, такое положение дел сохранится и дальше. У них есть банки в Лондоне, Вене, Мадриде… Дорогой, они сами как целая страна, к тому же богаты, как царь Крез. Они наверняка будут очень щедры, и работать с ними уж точно будет не скучно.

Ирен говорила с таким воодушевлением, что настроение Годфри явно улучшилось. Он улыбался и кивал; в какой-то момент мне даже показалось, что он начнет аплодировать.

– Так в чем же тогда дело? – спросила моя подруга.

Годфри вздохнул и отпил из бокала. Потом снова вздохнул и сделал еще глоток. Мужчины так неторопливы!

– Посланник барона Альфонса особенно настаивал на некоторых моментах.

Мы с Ирен, как ищейки, почуяли, что Годфри наконец дошел до сути проблемы.

– На каких моментах? – спросили мы хором.

– Вам тоже нужно присутствовать на этой встрече, так что сами все узнаете, – пояснил Годфри.

Его слова успокоили меня.

– Само собой разумеется, что твоя жена должна присутствовать во время обсуждения столь важных дел, – согласилась я. – Барон выказывает тебе большое уважение, приглашая на встречу Ирен.

Годфри самодовольно посмотрел на меня:

– Барон был очень мил и настоял на том, чтобы присутствовала и ты тоже.

– Я? – вырвалось у меня. – Разумеется, я не пойду. Да и с какой стати барону Альфонсу де Ротшильду вообще знать о моем существовании?

– Ты говоришь так, словно тебя оскорбили, Нелл, – сказала Ирен с улыбкой. – Думаю, барон осведомлен о тебе, потому что его семья руководит самой лучшей организацией шпионов в Европе.

– Шпионов?

– Ну да, тех, кто собирает информацию, и тех, кто ее потом распространяет, – уточнила Ирен. – Любые успешные дельцы зависят от таких помощников, и банкиры в первую очередь.

– Мне не нравится, что какой-то «шпион» знает о моем существовании, – заявила я.

– По крайней мере, мы можем быть уверены, что помощники Ротшильдов работают основательно. – Ирен повернулась к Годфри: – А Казанова, Люцифер и Мессалина тоже включены в список гостей?

– Нет… но Ротшильд и о них осведомлен.

Ирен была под впечатлением:

– Так в чем же причины твоих сомнений?

– Ты сама назвала их. Ротшильды богаты и влиятельны. У таких людей много завистников и врагов. К тому же они иудейской веры. А евреи всегда в центре полемики, тем более в наше время. Сотрудничество с ними может оказаться опасным.

– Но это же прекрасно! – воскликнула Ирен, погрузившись в мечты. – Ты же сам сказал, что дела, которыми ты занимаешься в Париже, неинтересны и скучны.

– Меня беспокоит и то, что они настаивают на вашем с Нелл присутствии на встрече. Не знаю, что у них на уме.

– Конечно не знаешь, – сказала Ирен. – Это и делает жизнь интересной. Не будь таким занудой, Годфри. Ротшильды просто разузнали о том, что ты первоклассный адвокат. Это очевидно. И если они обратили внимание на твою свиту – нас, скромных женщин, – то пусть так и будет. Мы проявим вежливость и отправимся туда вместе с тобой, а там уж и выясним, что они замышляют.

– Любопытство, – изрекла я таким тоном, словно выносила подруге приговор.

– Что? – спросила она.

– В тебе говорит извечное любопытство, – пояснила я. – Только подумай, сколько неприятностей оно принесло тебе в прошлом.

– Верно! – с радостью согласилась Ирен.

Она, пританцовывая, подбежала к клетке с Казановой и сдернула с нее ситцевый платок.

– Аррх! – закричал попугай.

После унижения, которое ему пришлось пережить, он явно был в негодовании. Он прошелся по жердочке, горделиво задрав свою яркую головку, и впервые в жизни согласился со мной.

– Любопытство! – крикнул он, вытянув голову так далеко вперед, что перья на шее стали топорщиться. – Любопытство убило канарейку!

– Ты все неправильно понял! – возразила Ирен, близко наклонившись к нему.

Казанова раскрыл желтый клюв, но моя подруга успела отдернуть голову, прежде чем он клюнул ее в нос.

– Разве неправильно? – поинтересовалась я.

Я взглянула на Годфри. Он с обожанием и пониманием смотрел на Ирен.

Меня терзали смутные подозрения, что Ротшильды расправятся с нами, как ястребы с канарейками. Но я не сказала больше ни слова.