– Она в эту ночь глаз не сомкнула.

Голос Годфри на следующее утро прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Я гуляла по саду, время от времени угощая мангуста Мессалину виноградом, уже слегка засохшим в клетке Казановы.

Зловредная птица между тем наслаждалась солнцем позднего лета, переходя с одной садовой жердочки на другую. Их сделал для Казановы Андре, наш кучер, а по совместительству – и главным образом – плотник. Яркое оперение попугая выделялась на фоне увядающей флоры осеннего сада. Казанова был привязан за лапку длинным кожаным ремешком, так что он мог делать что угодно, но только не улетать.

– Голову с плеч долой! – предложил он, начав бить крыльями всех цветов радуги по воздуху. При этом он смешал отрывки из «Королевских жен, королевских судеб», которые разучивала Ирен, с фрагментами из «Алисы в Стране чудес», которые я недавно читала вслух.

Годфри уселся рядом со мной и бросил взгляд на пяльцы у меня в руках. Я перестала вышивать. В прошлую ночь я тоже глаз не сомкнула.

– Нелл. – Вот и все, что он сказал.

– Ты во власти дум. – Я была в этом уверена, поскольку когда-то служила у него машинисткой.

– Увы, да. Я много думаю и к тому же занимаюсь еще более трудным делом: пытаюсь выяснить, о чем размышляет Ирен.

– Мне казалось, мужья и жены абсолютно откровенны друг с другом.

Годфри рассмеялся так весело, что Казанова тщетно попытался его передразнить.

– Нет, Нелл. Они должны быть абсолютно честны друг с другом, но откровенность – совсем другое дело.

– Не вижу разницы, – насупилась я.

– Это потому что ты не замужем. Некоторые вопросы лучше обходить стороной, и тайна загадочного происхождения Ирен из их числа. Она очень скрытна на этот счет. Безумная телеграмма Пинк в сочетании с тем, что Ирен обнаружила скрипку, принадлежавшую ее бывшему учителю вокала, потревожила осиное гнездо ее противоречивых желаний. Она пытается это скрыть, но мне тяжело видеть, как разрывается ее душа.

– Мне показалось, Ирен довольно легкомысленно отнеслась к этому делу. Ей совершенно не нужна мать – ни живая, ни мертвая.

– То, о чему люди отзываются особенно легкомысленно, зачастую гложет их больше всего. Я понял это в суде. А Ирен умеет мастерски притворяться, изображая эмоции, которые на самом деле не испытывает. Думаю, когда-то притворство служило ей единственной защитой.

– Ты хочешь сказать – до того, как она познакомилась с тобой?

– До того, как я ее узнал и полюбил.

– И даже до того, как я с ней познакомилась?

– Да, до того.

Я предалась размышлениям. Казалось, мы знакомы с Ирен целую вечность, но поселились вместе мы только в восемьдесят первом году. Восемь лет назад. Наша дружба была такой крепкой, что вскоре после того, как Ирен и Годфри поженились и переехали во Францию, они пригласили меня погостить. И кончилось тем, что я осталась с ними. Этому не помешало то, что я знала Годфри до того, как с ним познакомилась Ирен: я служила машинисткой в Темпле. Казалось вполне естественным, чтобы одинокая старая дева вроде меня поселилась вместе с ними в коттедже в Нёйи. Несмотря на публичные роли, которые порой приходится играть адвокату и оперной певице, Годфри и Ирен оберегали свою личную жизнь. Я редко становилась свидетелем семейных сцен. Они вели себя как исключительно умные родители, позволяя мне проявлять собственную волю. Годфри был мне как брат, и я чувствовала себя рядом с ним и Ирен в полной безопасности. Вот почему меня огорчало все, что могло нарушить наш покой.

– Ты говорил, что много думал, – напомнила я Годфри.

– Да! Я думал о том, что вам с Ирен следует отправиться в Нью-Йорк и выяснить, что замышляет Нелли Блай.

– В Нью-Йорк? Ирен? И мне?!

– Я отвечаю «да» на все три вопроса.

– Ты в самом деле считаешь, что это хорошая идея?

– Просто я нахожу ее абсолютно неизбежной и потому советую вам обеим поторопиться, прежде чем вас вынудят внешние обстоятельства.

– Не так уж это неизбежно, Годфри. Ты же слышал, что сказала Ирен. Она не хочет ехать.

Он печально улыбнулся:

– Она поедет. И, боюсь, поездка ей необходима, даже если она в этом не признается. Старая скрипка пробудила воспоминания и чувства, к которым Ирен сейчас не готова.

– Почему сейчас? – спросила я.

– Из-за нас. Сейчас она в безопасности, Нелл. Она может на нас положиться и знает, что мы за нее постоим, – так же, как мы можем положиться на нее. Быть может, тот старый маэстро в какой-то степени заменял Ирен отца, и теперь ей нужно убедиться, не живет ли где-то в Америке мать, которой она не знала.

– С какой стати ей в таком возрасте нужна новоиспеченная мать? – проворчала я, бросая Месси еще одну виноградину.

Умный маленький зверек схватил лакомство передними лапками, выпрямившись на задних. В повадках Мессалины было что-то кошачье, но она была далеко не так ленива, как Люцифер.

– Ты же знаешь Ирен. В чем ее величайшая сила и величайшая слабость?

На этот раз мне пришлось согласиться:

– Она не может игнорировать вопрос, оставшийся без ответа. Ее манят тайны. И, подобно большинству людей, которые считают, что способны разрешить любую загадку в мире, ей очень нравится быть загадочной. Меня изумляет противоречивость человеческой натуры, и Ирен она тоже присуща. Но тем не менее, Годфри, если и существует тайна, которой она ни в коем случае не хочет заниматься (а я знаю ее дольше тебя и гораздо лучше), то это вопрос ее происхождения. Ее биография, ее прошлое. Я думаю, даже Шерлоку Холмсу не удалось бы сделать верный вывод на этот счет, хотя… Мне бы в самом деле хотелось посмотреть, как он попытается это сделать.

Мне впервые пришла в голову такая идея, и я провела несколько счастливых секунд, воображая конфронтацию подобного рода.

– Ты на один день опоздала со своим желанием, Нелл, – заметил Годфри. Его голос прозвучал довольно резко, и я догадалась, что ему не очень-то по душе визит мистера Холмса. В отличие от Ирен, он не склонен был недооценивать врожденную способность супруги пленять даже тех, кто сопротивлялся ее чарам.

– Он был слишком поглощен этой старой растрескавшейся скрипкой, – сказала я.

– Судя по твоему тону, тебе она не нравится.

– Мне не нравится все, что может навести мостик между двумя людьми, которые являются тайными противниками. Особенно если один из них – Ирен.

– Значит, ты понимаешь, что должна поехать с ней? Ты – щит, который может понадобиться ей больше, чем когда-либо, если действительно придется искать мать Ирен.

– Годфри, ты так говоришь, словно она изменила свое мнение и решила ответить на наглый вызов Нелли Блай. Воля Ирен подобна океанскому лайнеру, который не свернет с пути из-за какого-то нахального катерка.

Адвокат расхохотался так громко, что Казанова начал вопить, хлопая крыльями, а Мессалина удрала в кусты рододендрона. Зверушка была храброй с кобрами, но ее раздражал шум, издаваемый людьми.

– Нелли Блай не одобрила бы твое сравнение, Нелл, – заметил Годфри, когда вновь обрел дар речи. – Но мне оно нравится. Как бы мне хотелось быть там, когда эти двое снова встретятся на территории Пинк. – Он посерьезнел. – Но дела в Баварии слишком срочные, так что они не могут ждать.

– Так же плохо, как было в последнее время в Богемии?

– Хуже. Я не могу сказать больше, но эти маленькие так называемые сказочные королевства порождают больше интриг, чем Сара Бернар.

При упоминании этой особы, которая была мне в высшей степени неприятна, я мысленно взъерошила перья не хуже Казановы. Но Годфри лишь вскользь упомянул о дружбе Ирен с ужасной актрисой.

– По крайней мере, Ирен не питает глубокой нежности к Пинк, – добавил он, – так что будет скептически настроена.

– Не настолько скептически, как я.

– Кому же ее не любить, как не тебе? – Его губы сложились под аккуратно подстриженными усами в заговорщицкую усмешку. – Тебя никому не удастся провести, и поэтому ты должна сопровождать Ирен в поездке в Америку. Боюсь, там ей придется столкнуться с вещами, которые могут пагубно сказаться на ее умении судить здраво.

– Здравомыслие – мой конек, это верно, Годфри. Полагаю, я могу пожертвовать домашним комфортом и душевным спокойствием, дабы сопровождать подругу еще в одном безрассудном приключении.

– Знаешь, Нелл, я был уверен, что ты именно так взглянешь на вещи. – У адвоката был довольный вид.

– Нас объединяет то, что мы оба желаем Ирен только добра.

– Действительно. И она желает нам только добра. Я верю, что смогу убедить ее отправиться в поездку. Ведь она не обретет покой, пока не решит этот вопрос. Она сама призналась мне в этом сегодня ночью – правда, весьма неохотно. – Он вздохнул и посмотрел на увядающую сирень. – Как жаль, что я не могу поехать с вами! Мне в самом деле хотелось бы увидеть Америку. Может быть, в другой раз.

– Я от души надеюсь, Годфри, что другого раза не будет! Мы уладим там этот досадный и необычный вопрос, и в дальнейшем не будет необходимости ступать на землю этого нецивилизованного континента.

– Так же мы и с Богемией распрощались – в третий и последний раз.

– Вот именно.

Годфри наклонился и бросил виноградину в сторону кустов, где пряталась Мессалина. Ее темное гибкое тело метнулось сквозь листву, и она схватила угощение.

– Надеюсь, нам повезет и мы распрощаемся со всеми проблемами.

Когда адвокат вернулся в дом, Месси подошла ко мне, как делала всегда, если мы оставались одни. Ее ясные глаза наблюдали за мной. Она ждала, что я снова угощу ее виноградом или поглажу по головке. Казанова тоже подобрался по жердочке поближе ко мне. Наклонив голову, он так же бдительно следил за мной, как Месси.

Люцифера не было видно, и это предвещало очередную каверзу.

– Ну что же, – сказала я. Питомцы дружно повернули головы на звук моего голоса. – В том, что Нортоны сменили курс относительно Америки, есть нечто таинственное, о чем мне не говорят. Наверное, именно так поступают люди, состоящие в браке: принимают загадочные решения за закрытыми дверями. Возможно, Ирен с Годфри решили, что океанское путешествие принесет мне пользу после ужасных событий прошлой весны. Вы справитесь без меня несколько недель, мои маленькие друзья?

Разумеется, попугай и мангуст не ответили, но при этом не сводили с меня глаз. Я подумала, что буду скучать по ним, даже если они не будут скучать по мне.

В эту минуту я почувствовала на себе еще чей-то взгляд. Повернувшись, я увидела Ирен, застывшую на крыльце. Она наблюдала за мной и моим зверинцем. Интересно, многое ли она услышала из моего монолога, обращенного к попугаю и мангусту?

Я покраснела, пытаясь вспомнить, какой вздор болтала. И тут заговорила Ирен:

– Пожалуй, я все-таки должна поехать. Годфри говорит, что ты согласилась сопровождать меня.

– Да, конечно, если ты непременно должна ехать. Уверена?

– Мне не хочется, но боюсь, что буду сожалеть, если не поеду. Я не допущу, чтобы мою биографию истолковывали такие бойкие репортеры, как Нелли Блай. Считай это самозащитой, Нелл.

– Я считаю, что самозащита, когда речь идет о Пинк, не только необходимое, но и мудрое решение.

– Тогда у нас обеих есть причины поехать в Америку и остановить мисс Блай, прежде чем она успеет причинить нам вред.

– Мое дело, наверное, проиграно, – вздохнула я, – но твое еще можно выиграть.

Примадонна подошла ко мне и взяла под руку:

– Ничего еще не проиграно, если мы этого не позволим.

– Хватит болтать! – рявкнул Казанова нам в ухо, подобравшись совсем близко.

Ирен улыбнулась птице:

– Хороший совет. Пора действовать. Как жаль, что мы не можем взять попугая с собой в Америку! Он придал бы нашему путешествию пиратский оттенок. Мне всегда хотелось носить повязку на глазу.

– Повязка на глазу! Ну нет! Достаточно того, что ты куришь!

– Мы сможем обсудить мои дурные привычки на борту судна, – ответила Ирен, увлекая меня в дом. – Недели на море вполне хватит, чтобы решить этот вопрос.