– Не могли бы вы объяснить, – произнес странно язвительный голос, – что делает горящая сигара у вас в кармане?

Я сощурилась, глядя на свет керосиновой лампы, стоявшей на столике передо мной, а потом смущенно похлопала по карманам. Правая рука нащупала что-то теплое. Я заторможенно сунула руку в карман, как ребенок, которого разбудили посреди ночи и потому он двигается медленно и неуклюже.

Чужая рука отпихнула мою, бесцеремонно влезла в карман и вытащила… нет, не конфетку, как надеялся ребенок у меня в душе, а сигару. Она все еще тлела, и на конце горел красный уголек.

Я смотрела на нее со странной смесью отвращения и злости, а потом, к своему великому стыду, разрыдалась.

– Нет, так не пойдет, – сказал Шерлок Холмс. – Сядьте.

Он усадил меня на стул рядом со столиком, на котором стояла лампа, а потом отошел на пару шагов и вернулся со стаканом воды, который я осушила в несколько судорожных глотков. После всех этих безумных блужданий по городу я испытывала сильную жажду.

Поскольку рыдать и пить одновременно оказалось тяжело, то слезы тут же прекратились. Я сняла правую перчатку и вытерла глаза. Перед собой я видела только покачивающийся рисунок на сером халате Шерлока Холмса. Его голос доносился откуда-то сверху, спокойный и монотонный.

– Вы прятались в засаде в нижней части города со своей компаньонкой, мадам Ирен. Долго торчали у Епископального клуба, потом еще какое-то время провели внутри, а потом вы проехались как минимум в двух экипажах, чтобы добраться сюда. Вы заехали в гостиницу мистера Стенхоупа, но его не оказалось на месте. Удивлен, что вы не отправились дальше, на поиски своего американского союзника в опасных предприятиях – я говорю о мисс Нелли Блай.

При упоминании ее имени я снова всхлипнула.

– А, понятно, – сказал Холмс через мгновение. – Объяснение, почему вы приехали ко мне, а не к ней, написано не на отворотах ваших брюк, а на лице.

– Ирен в ужасной опасности, – наконец удалось произнести мне.

– Я знаю. – Он снова наполнил мой стакан. – Держите платок. Если вы сможете за пару минут промочить горло и высушить глаза, то я готов вернуться с вами в Епископальный клуб.

Халат мышиной масти исчез из круга света, словно кто-то отдернул театральный занавес.

Я сидела, пила воду и хлюпала носом. Когда я взяла себя в руки, детектив вновь появился, одетый в свободное пальто с пелериной и шляпу с мягкими полями, все в темных тонах.

– Расскажете о том, что с вами случилось, в экипаже, – заявил он, поднимая меня за локоть со стула и ведя к двери. – Надвиньте кепку пониже, а шарф, наоборот, подтяните повыше на подбородок. Ваша маскировка хорошо подходит для темноты. Но свет в холле отеля раскроет обман.

Я не в состоянии была обижаться или спорить с ним в тот момент, поэтому просто сунула платок в тот карман, где лежала сигара, нашедшая теперь свое пристанище в пепельнице рядом с керосиновой лампой.

– В котором часу она пропала? – спросил сыщик, пока мы ждали лифта.

– Но как вы…

– Моя профессия – делать выводы, и выводы правильные. Очень некстати, что мистера Стенхоупа не оказалось на месте. Прошу, дорогая моя мисс Хаксли, не начинайте лить слезы при каждом упоминании его имени. Возможно, он ушел по делам Ротшильдов. Нельзя недооценивать деятельность иностранного шпиона.

– Квентин не шпион!

– Шпион, когда живет в Америке. Очевидно, наше общее правительство послало его присмотреть за мисс Блай, чтобы она попридержала язычок относительно одного трагического дельца, которое имело место быть минувшей весной и затрагивает интересы сразу нескольких европейских стран.

– Так вы не думаете, что…

Он молча разглядывал мое лицо – думаю, в основном красный нос и слипшиеся от слез ресницы.

– Возможно, ваши предположения небезосновательны, – признал он. Я поняла, что он говорит о моих опасениях касательно Квентина, который в столь поздний час находится в компании Пинк.

Я могла бы снова зарыдать как дитя. Но не сделала этого. Я не желала выдавать свои смешанные чувства – разочарование, досаду, но в большей степени страх, – и перестала потакать собственным слабостям. Я одета как мужчина, а значит, не буду реветь как девчонка. Мне удалось ни разу не всхлипнуть, когда мы садились в лифт, и смолчать, пока мы падали в этом самом лифте на первый этаж.

– Попридержите язык, пока не сядем в экипаж, – тихо посоветовал мне Холмс, в то время как лифтер отпирал железную клетку.

Мы вышли в залитый огнями холл отеля. Единственный сотрудник отеля праздно шатался между предметами мебели и горшками с цветами. Мне пришлось поднапрячься, чтобы идти в ногу с Холмсом. Когда мы уже добрались до выхода, появился один из постояльцев. Дородный детина в косо сидящем цилиндре и жилете чуть было не столкнулся с нами, когда, пошатываясь, входил в отель после ночи бурных возлияний и бог весть каких еще развлечений.

– Осторожно, джентльмены, – сказал он, отскочив рикошетом от Холмса, чья фигура напоминала стальную пружину.

Детектив не потрудился ответить, и я просеменила в открытую дверь за ним, обрадовавшись темноте на улицах, а потом оказавшись в еще большей темноте внутри экипажа, который с грохотом полетел по Бродвею. Очевидно, кучер получил соответствующие инструкции.

Я вздрогнула, когда хлыст просвистел в четвертый и пятый раз.

– Они редко касаются плоти лошадей, – сказал Холмс, отвлекаясь от зажигания трубки. – Одного звука достаточно, чтобы они побежали быстрее.

– Но хоть один раз хлыст должен их коснуться, иначе бедные создания не реагировали бы на звук.

– Логично, но в данный момент это неважно. Думаю, вы уже пришли в себя и можете поведать мне, что произошло.

– Как? Вы не смогли все вычислить по моему внешнему виду?

– Мисс Хаксли, я не сомневаюсь, что в последний час или около вам пришлось несладко. Я поражен, что вы нашли в себе мужество так быстро и так далеко уехать в этом обличье, но теперь постарайтесь не срывать на мне свое раздражение. Это не поможет Ирен.

Под шарфом, который пах пивом и табаком, щеки у меня вспыхнули – то ли от удовольствия, когда он похвалил меня, то ли от ярости из-за его высокомерия. Тогда я сказала следующее:

– Мы с Ирен были не у Епископального клуба, а у пансиона в нескольких кварталах оттуда.

– У какого пансиона?

– Того, где почти тридцать лет назад умерла Лола Монтес.

– Дом сто девяносто четыре в западной части Семнадцатой улицы?

– Вы там бывали?

– Нет, но я знаю адреса проживания Монтес в Нью-Йорке. – Он постучал по крыше и назвал кучеру адрес пансиона. – И долго вы наблюдали за домом?

– Минут десять, а потом Ирен проникла внутрь…

– Как?

– Прошла вдоль здания и скользнула через задний ход.

– И скрылась из виду? Что она делала?

– Осматривала комнату.

– И что намеревалась найти там?

– Уже ничего. Она собиралась оставить там одну вещь для кое-кого другого.

Холмс увлеченно пыхтел трубкой. Боковой фонарь проезжавшего мимо экипажа отбросил тень на его грубоватое лицо, придав ему мрачное выражение.

– Если она играет с теми людьми, о которых я думаю, то она в серьезнейшей опасности.

Мои руки в толстых кожаных перчатках сжались в кулаки; на мгновение я почувствовала ярость боксера.

– Нам не нужна критика, нам нужна помощь.

Холмс глянул на мои руки.

– Я полагаю, при вас нет маленького пистолета миссис Нортон.

– Нет.

– Она взяла его собой?

– Я не знаю. Возможно…

– Что произошло, пока вы ждали, когда она выйдет?

– Трое мужчин появились на улице.

– Как они выглядели?

– Я не знаю! В темных пальто и шляпах. Они шли не вместе, а вытянувшись в линию. Они тоже обошли здание, куда Ирен вошла минут за десять до того, а потом никто не вышел!

– Сколько вы прождали?

– Я не взяла с собой часы, может быть, еще десять минут.

– Достаточно долго, чтобы мадам Ирен успела оставить то, что собиралась.

– Ну… да. Но ей пришлось передвигать мебель, так что я и не ждала ее быстро.

– В итоге вы пошли за этой троицей. – Его слова звучали не как вопрос, а как обвинение.

– Нет, не пошла. Она велела мне не трогаться с места. Наверное, надо было…

– Ни в коем случае, вы все правильную сделали. Не хочу, чтобы следы вашей дамской обуви топтали землю там, где прошли трое преступников…

– Вы думаете, что они…

– Что они?

– Преступники.

– Боюсь, что так, причем из самых безжалостных. В Бельвью лежит искалеченный ими человек с тяжелыми ранами. К слову сказать, завсегдатай Епископального клуба.

– Нет!

– Сколько раз вы побывали в этом пансионе?

– Только дважды, пару дней назад и… вчера.

– Два раза ничуть не лучше, чем тринадцать.

– Ох, я пыталась удержать Ирен от этих безумных поисков, но она не слушала никаких возражений.

– Уверен, что пытались, мисс Хаксли. Я не имел в виду, что это ваша вина.

– Если кто и виноват, так это вы!

– Простите?

– Вы подошли к нам на кладбище. Вывели Ирен из заблуждения, что ее матерью была эта ужасная мадам Рестелл. Я была рада, когда вы рассказали о миссис Элизе Гилберт. Но теперь мы расследуем жизнь и смерть не кого-нибудь, а самой Лолы Монтес, и заплатили за это дорогую цену.

– Я понятия не имел в тот момент, что Лола Монтес как-то связана с этим делом.

– С каким?

– С делом Вандербильтов.

– А теперь так считаете?

– Возможно. Непонятно только, до какой степени. Ее ведь нет в живых уже около тридцати лет.

– А что за дело Вандербильтов?

– Я не обсуждаю такие вещи. Вы ведь знаете о визите мадам Ирен в дом Вандербильтов и о том, что она там обнаружила.

– Бедный отец Хокс! Да, я слышала об этом, хотя и не имею представления, зачем кому-то оставлять такой ужасный сувенир в доме Вандербильтов.

– Вымогательство, – сказал Холмс. – Какой еще может быть мотив, если речь идет о сказочно богатом человеке?

– Но как смерть простого священника могла сделать миллионера сговорчивым? Почему именно отец Хокс? Он ведь совершенно безвредный, если оставить в стороне глупые убеждения касательно Лолы.

Холмс сделал затяжку и повернулся так, чтобы дым выходил в окно. Я почти ощутила, как среди нас появился призрак Лолы, который жадно вдыхает дым его трубки.

– А каковы были убеждения отца Хокса касательно Лолы Монтес?

– Она горячо раскаивалась в своих поступках и в том, что была столь сумасбродной.

– Приближение смерти часто производит подобный эффект.

– Отец Хокс пришел к выводу, что Лола заслуживает канонизации.

Холмс даже курить перестал.

– Святая? Лола Монтес? – Эти скептические слова вырвались, словно клубы дыма. – Старик, верно, совсем выжил из ума. В таком случае его смерть еще более тревожит меня.

– Действительно, кто же был так жесток по отношению к старому и не совсем вменяемому человеку?

– Да, мотив стал еще более загадочным. Видимо, он знал что-то такое, из-за чего его пытали.

– Он мог знать, где спрятаны драгоценности Лолы Монтес.

Мне претило раскрывать ему все сведения, которые мы с Ирен с таким трудом добыли, как золотоискатели добывают золотой самородок, перелопатив целую гору твердой бесплодной породы.

Холмс уставился на меня, а потом засмеялся:

– Надо полагать, речь о чем-то большем, чем просто куча безделушек, накопленных за весьма сомнительную жизнь?

– Вы же помните те королевские драгоценности Богемии на фотографии, которые чуть было не опрокинули саму Богемию, – сказала я ледяным тоном. – А Лола Монтес низвергла Баварию.

– Я рад, что вы полностью пришли в себя, мисс Хаксли, и вот еще что. – Он проигнорировал мое возмущение и выглянул на улицу. – Мы приехали по нужному адресу. Предлагаю прекратить взаимные упреки и взяться за работу.

Экипаж остановился, качнувшись, что означало, что наше путешествие подошло к концу.

Мистер Холмс открыл дверцы и вылез из экипажа. Я поняла, что в мужском костюме не могу сделать того же, если не обопрусь на руку, которую Холмс протянул мне.

– Спасибо, сударь. Вот вам два доллара.

Кучер пробормотал слова благодарности (видимо, не только Ирен проматывала состояние на транспортных расходах), взмахнул хлыстом над крупом лошадей и оставил нас на темной тихой улице, откуда я сбежала всего пару часов назад.

Если бы я могла повернуть время вспять и остановить Ирен или пойти вместе с ней. Но размышлять обо всем этом было некогда.

– Пойдемте, – велел Холмс, доставая фонарик из вместительного кармана своего пальто.

– Вы хотите, чтобы я пошла с вами?

– Мне нужен кто-то, кто подержит фонарь.

Трубка исчезла, он зажег фонарь с помощью спички, а потом поправил створки, чтобы фонарь давал лишь узкий луч света.

– Справитесь?

– Конечно! – Я взяла фонарь и пошла следом за ним.

Он шел прямо-таки похоронной походкой! Задача оказалась сложнее, чем я предполагала, поскольку он без конца останавливался и наклонялся, едва ли не утыкаясь носом в землю. Мне, разумеется, приходилось повторять за ним его движения, вытягивая руку, чтобы фонарь освещал то, что он ищет, а самой стоять четко за спиной Холмса.

Поза была очень неудобной, а от него вместо слов благодарности я слышала лишь отрывистые инструкции.

– Выше. Ниже. Левее. Правее. Не двигайтесь!

Если бы я была цирковым тюленем, то, наверное, лучше выполняла бы его команды. Однако чем больше меня раздражал Холмс, тем дальше отступал гнетущий страх за жизнь и здоровье Ирен.

– Выше, Хаксли!

Я дернулась, и образ Ирен, которая исчезла в этой самой темноте, которую мы сейчас так пристально изучаем, пропал.

– Вы что-то выяснили? – шепотом спросила я, поскольку мы не могли разговаривать громко под окнами чьих-то спален.

– Отпечатки трех пар ног поверх еще одних следов ботинок маленького размера. У Лолы Монтес тоже была крошечная стопа?

– Как и у Золушки, – резко ответила я. Мне не хотелось потворствовать фантазиям о том, что Лола на самом деле мать Ирен. Из этого не выйдет ничего хорошего, пока что вышло только плохое. Особенно если говорить о моем ночном дежурстве у стен пансиона.

Наконец мы завернули за угол, чтобы изучить черный вход в здание. Я издала вздох облегчения.

– Потише, мисс Хаксли. Совсем рядом спят люди.

Он прошел по следам до крыльца, где при свете фонаря, который я держала, подобрал с деревянных ступеней какие-то невидимые улики с помощью пинцета. Какие-то сухие травинки.

К счастью, нужная нам комната выходила прямо на задний двор, так что мы попали туда почти сразу, как вошли через черный вход.

Изучив и подергав дверь, Холмс забрал у меня фонарь.

– Мне многое надо осмотреть в комнате. Ждите тут, никуда не уходите.

– Могу я хотя бы присесть на крыльце?

Холмс махнул фонарем в сторону крыльца.

– Да, – сказал он и закрыл створки фонаря. Мы погрузились в кромешную тьму.

Холмс вошел в комнату, которую мы с Ирен так тщательно обыскали всего пару дней назад.

Я медленно опустилась на грязные ступеньки, радуясь, что испачкаю не платье, а всего лишь одежду с блошиного рынка. То было пустынное время между полуночью и рассветом, когда все порядочные люди сладко спят в своих постелях, а непорядочные заняты своими темными делишками.

Никто не шастал между рядами пансионов, но ночная жизнь давала о себе знать. В мусоре, который здесь был свален, раздавалось еле слышное позвякивание стекла и шуршание бумаги. Мыши, крысы и насекомые шебуршали в нем в поисках еды и убежища. Над головой хлопало на ветру, словно призрачный кнут или паруса, выстиранное белье, которое хозяйки оставили на ночь. Белые простыни колыхались, будто призраки, закрывая темное ночное небо.

Потом я услышала стук собачьих когтей по влажной мостовой и увидела собак, причем некоторые из них были довольно крупными. Я сидела неподвижно, стараясь не привлекать их внимания. Я не понимала, что Шерлок Холмс изучает в последнем жилище Лолы Монтес, и не знала точно, что принесет мне утро нового дня, – надежду или отчаяние.

Прошло много времени, прежде чем дверь за мной тихонько отворилась. Кто-то склонился надо мной.

– Ее здесь, разумеется, нет, хотя следы ее бурной деятельности присутствуют в избытке. Я должен идти по следу. Вы сможете нанять экипаж и вернуться в «Астор»?

Примерно тем же я занималась несколько часов назад. Теперь эта задача не казалась такой уж невыполнимой.

Я ничего не отвечала, а Холмс наклонился ниже, обдав меня запахом табака, который напомнил об Ирен, вернее, об ее отсутствии.

– Я должен пойти один. Утром я дам вам знать, что мне удалось выяснить.

Утро. Какое мучительное, печальное слово. Я сомневалась, что мне понравится то, что я узнаю «утром», чем бы ни занимался Шерлок Холмс весь остаток ночи.

Я поднялась. Колени похрустывали, как белье, висящее над нами.

– Буду ждать от вас новостей. – Я говорила, как его клиент.

Холмс мне не ответил, и я повернулась, чтобы упрекнуть его в невежливости, но он исчез, растворившись в нескончаемой тьме.

Я пошла в сторону улицы. Снова придется ехать одной в столь поздний час, но я будто оцепенела и не испытывала страха.

Как только я вышла на Бродвей, освещенный множеством фонарей, то смогла нанять экипаж. Я уселась внутрь, оценив пружины, и приказала себе вернуться в «Астор».