Мы начали поиски в том самом месте, где загадочный подопечный буквально свалился к нашим ногам всего два дня назад в величественной тени собора Парижской Богоматери.

Ирен посетила ближайшие кафе, лавки зеленщиков, торговцев фруктами с их тележками, а ее беглый французский лился водопадом вместе с описаниями «monsieur exotique», восточного головного убора и свободной туники, которые были на нем.

– Très basané et très brunet, – говорила она, проводя руками по лицу в попытке обозначить, как он выглядит: бронзовый загар и борода. Годфри, вероятно, исполнял такую же пантомиму на отведенной ему территории – Левом берегу.

Я оставалась немым свидетелем, восхищенно наблюдая за неистощимой энергией Ирен. Она опросила каждого официанта и уличного подметальщика с такой тщательностью, будто они служили источником тайного знания. При каждом повторе описание дополнялось, в ход шли новые жесты и детали.

– Costume Égyptien, – говорила она. – Nationalité Anglais.

Услышав последнее определение, я предпочла изобразить полное безразличие к расспросам. Французы уже проявляли явное hauteur по отношению к англичанам, а я не хотела усугублять их необоснованные предубеждения, подтверждая, что странный человек, которого описывала Ирен, является одним из нас.

Наконец один торговец в ответ на расспросы Ирен начал механически кивать, как марионетка из уличного кукольного театрика.

– Oui, oui, – взвизгивал он, как свинья, которую тащат на веревке, а потом выдал такую быструю тираду по-французски, что я почти ничего не поняла.

– Отлично. – Ирен потащила меня прочь от продавца – источника информации. – Он видел мистера Стенхоупа здесь поблизости, и не только. Он часто ходит на Ле-Аль, большой парижский рынок рядом с Монмартром, и еще он встречал нашего пропавшего гостя рано утром в том квартале. Похоже, у Квентина там была комната.

– Монмартр? Но этот район – прибежище всего самого низкого.

– И высокого: вспомни, Нелл, тамошние модные кафе для богемы.

– Я их таковыми не считаю, – ответила я. – А Квентин не показался мне одним из завсегдатаев кафе.

– Пожалуй, не в его нынешнем обличье, хотя наверняка на Монмартре никто не обратил бы на него внимания. Туристы как раз рассчитывают встретить там подобных персонажей в богемных одеяниях. Мудрый выбор адреса для человека, который желает затеряться. – Глаза Ирен нацелились на что-то в отдалении. – А вот мужчина, который неизменно появляется в самый нужный момент. Годфри обладает безупречным инстинктом для англичанина.

Я повернула голову и увидела ее мужа, спешащего по мосту через Сену в нашу сторону; он весело помахивал полированной эбонитовой тростью, чье сияние сочеталось с блеском касторового цилиндра.

– В книжных лавках ничего разузнать не удалось, – сказал Годфри, подходя ближе. – Очевидно, у нашего друга Квентина было мало времени, чтобы рыться в энциклопедиях.

– Ах, но у него определенно имеется пристрастие к богемной жизни. Мы с Нелл направляемся на Монмартр.

– Говори за себя, – обратилась я к Ирен. – Не хочу иметь ничего общего с таким порочным местом.

– Тогда Годфри сопроводит меня туда завтра, а ты можешь не утруждать себя поисками мистера Стенхоупа. – Ирен подхватила мужа под руку, и они устремились прочь.

Через несколько мгновений я, задыхаясь, догнала их, когда Годфри уже свистел экипажу.

– Ладно, я поеду на Монмартр, – произнесла я. – Боюсь, в случае моего отсутствия один из вас может применить силу к бедному Квентину.

– Весьма разумно, – заметил Годфри, помогая мне сесть в экипаж. – Кто знает, на что способна Ирен с ее скромным маленьким револьвером.

Конечно, весь план того дня – от вылазки с выслеживанием Квентина до полностью расписанного выхода на публику – служил единственной цели: отвлечь меня от «потери». К моему сожалению, мы находились в Париже. Сначала мы отправились в Лувр, где я заставила себя преодолеть огромные расстояния по мраморным полам и бесконечным лестницам, чтобы лицезреть не менее огромные, чем выставочные залы, полотна – я имею в виду цикл картин художника Давида по случаю коронации Наполеона и Жозефины, – в окружении целых миль золотых рам в стиле рококо. В скором времени я объелась швейцарских шоколадок и была счастлива, когда наша компания вышла, чтобы взять кэб и направиться в славный ресторан в Латинском квартале. Поскольку я быстро отбросила такие пункты меню, как рубец, осьминог, кальмар и печень в различных инновационных сочетаниях, мне оставалось только проглотить суп-пюре и скромный salade. Так называемая «красота» французского языка главным образом заключается в том, чтобы добавлять лишние буквы к обычным английским словам, превращая их в нечто неудобоваримое.

В завершение нашей образцовой экскурсии по Парижу – невзирая на усталость и чрезмерное чревоугодие – мы направились в театр «Порт-Сент-Мартен», чтобы полюбоваться на подругу Ирен, актрису Сару Бернар в «Лене». В записке, присланной нам утром, сама Сара просила нас присутствовать. Я возлагала надежды на эту постановку, потому что в ее основе лежал английский роман «Как в зеркале». Увы, вынуждена констатировать, что смотреться в зеркало было бы веселее, чем наблюдать зрелище, которое разворачивалось на подмостках в течение нескольких часов.

Хотя Божественная Сара прославилась сценами смерти своих героинь, в этом случае она выглядела особенно отвратительно. Сначала она забавлялась с кинжалом, потом схватила стоящую рядом бутылку с ядом, вылила ее в довольно эффектный бокал и проглотила содержимое. Затем Сара села лицом к зрительному залу. Она обладала такой волей и концентрацией, что даже лицо у нее позеленело. Я одолжила театральный бинокль Ирен, чтобы убедиться в этом, и как раз успела разглядеть, как Сара изобразила избыточно натуралистичные конвульсии, после чего рухнула ничком на пол. Мощным водопадом темно-красного бархата опустился занавес. Я успела порадоваться, что так мало пила за обедом, особенно когда заметила озабоченных джентльменов и леди, торопящихся после спектакля из театра в туалетные комнаты.

– Ей все-таки стоит взяться за «Гамлета», – заметила Ирен, убирая бинокль в футляр с бархатной подкладкой.

Моя подруга, мастер закулисных передвижений, прокладывала путь против течения в потоке выходящей толпы, а Годфри следовал за ней. Представителей прессы было не так много, как я ожидала, а гримерная была забита не только людьми, но и миазмами пудры и духов, которые сопровождали актрису столь же неизменно, как прозрачные шарфы и боа из перьев марабу. Вокруг самой Сары роились безумные поклонники, а ее необычные светлые волосы клубничного оттенка искрились, как фейерверк.

Едва заметив нашу компанию, она мгновенно выбралась из толпы:

– Ирен, мое дорогое дитя! И мой милый Годфри – вы чудесно выглядите. И мисс Аксли…

Ирен и Годфри безропотно выдержали ее поцелуи в щеку. Меня актриса только похлопала по руке – что было бы приемлемо или, по крайней мере, вполне терпимо, если бы, взглянув вниз, я не обнаружила живые зеленые браслеты, обвивающие каждое запястье Бернар.

Я отдернула руки, приглушенно вскрикнув.

Сара посмотрела на свои украшения на запястьях:

– Ах, мисс Аксли узнаёт нашего дорогого маленького Оскара, ту славную змею, которую она отдала мне в Монте-Карло! Видите, мисс Аксли, какого очаровательного приятеля я нашла для маленького бедняжки. Они подружились. Я планирую вскоре использовать их в роли гадюки в постановке «Клеопатры». Там нужна только одна змея, но рампа горячая, сцена смерти длинная, а я довольно энергично извиваюсь. Каждая змея будет играть роль по очереди, чтобы драматические испытания их не погубили. Разве они не красивая пара?

С этими словами она сунула мерзкие браслеты мне под нос. Одна из тварей подняла узкую чешуйчатую голову и зашипела.

– Весьма увлекательно, – сказала я, отступая. – Но я не хочу отрывать вас от общения с публикой.

– Ах, но посетители гримерной – всего лишь мои личные гости, – ответила актриса. Быстро вернувшись к своему гримерному столику, она открыла парчовую шкатулку и элегантно сбросила змей с запястий внутрь на бархатную подкладку: – Они жаждут мира и покоя, после того как послужили центром внимания. Могу сказать то же и о себе. Ах, спасибо, дорогой Морис.

Я с любопытством обратила внимание на молодого человека, у которого Сара приняла бокал шампанского. Морис являлся ее сыном от незаконного союза с неким господином, предположительно высокопоставленным. Я рассматривала вежливого юношу, около двадцати лет, с правильными чертами лица, который ухаживал за своей энергичной матерью, словно преданный паж.

Юный представитель мужского рода подошел ко мне с другим бокалом шампанского, чтобы я выпила вместе с его матерью.

– Вы так милы, мисс Аксли, что мама всегда говорит о вас с большой нежностью, – произнес он по-французски. – У нее есть много увлекательных анекдотов о ваших приключениях в Монте, и еще она просто влюблена в ваш подарок – в Оскара. Немногие женщины способны оценить мамин вкус к аксессуарам.

Я уже собиралась поправить молодого человека в его удручающем заблуждении относительно моего мнения о его матери и ее зверинце, но вмешалась Ирен, которая, плавно поведя в мою сторону бокалом с шампанским, которые Годфри принес им обоим, вмешалась в беседу:

– Ты не поверишь, моя дорогая Сара. Наша Нелл встретила весьма загадочного джентльмена.

– Мисс Аксли? Джентльмена? Он француз?

– Боюсь, всего лишь англичанин, – сообщила Ирен, – но он жил в восточном климате.

– Вот как! Любитель приключений. Он богат? Он нашел копи царя Соломона? Впрочем, хватило бы и обычного маленького алмаза.

– Мы не знаем. Он исчез.

– Ах! – Сара улыбнулась мне с пониманием: – Джентльмены часто так поступают. А леди иногда благодарны им за это куда больше, чем готовы признать.

– Ирен вводит вас в заблуждение, – буркнула я. – Этот джентльмен – просто член лондонской семьи, в которой я служила гувернанткой много лет назад.

– Увлекательной пьесы из этого не получится, – объявила Сара, слегка тряхнув головой.

У меня возникло искушение ответить, что ее нынешнее выступление тоже было не слишком увлекательным.

Сара снова отвернулась к зеркалу, прежде чем я успела сформулировать свой комментарий на правильном – или хотя бы понятном – французском, хотя язык звучит непонятнее всего, когда на нем говорят правильно.

– Я в таком восторге, что снова вижу моих дорогих друзей. Как вам понравилась пьеса? – поинтересовалась актриса.

– Обычная речь не в силах передать нашу оценку, – произнес Годфри в уклончивой дипломатичной манере.

– У меня тоже нет слов, – скромно добавила Ирен.

– Как хорошо быть среди честных друзей! – объявила Сара. – Я очень рада, что вы пришли! Ирен, у меня для тебя замечательная новость. Императрица всея Руси Мария Федоровна выразила желание встретиться с тобой. Она слышала от своей знакомой, герцогини Ришелье, – нашей подруги Алисы из той увлекательной авантюры в Монте, – что ты дала частный концерт перед гостями принца Альберта. Супруг Марии Федоровны, большой любитель своего болота, как у вас говорят, косо смотрит на французские и немецкие связи своих придворных, а императрица обычно не якшается с простыми лицедеями вроде меня. Однако меня уверили, что она почтит своим визитом мой салон, если там будешь присутствовать ты. Пообещай, что придешь, и ты сделаешь меня самой счастливой женщиной на земле. Остальные парижские актрисы обзавидуются, да и понятно, разве нет?

– Нет, – быстро ответила Ирен. Сара начала хмуриться, но моя подруга рассмеялась: – Конечно, я согласна. Как я могу устоять, чтобы не удовлетворить любопытство императрицы? Признаюсь, она тоже возбудила мое любопытство, пожелав меня увидеть. Что ты о ней знаешь?

– Откуда мне знать, моя дорогая Ирен? Она по положению гораздо выше меня.

– Сара, когда речь идет об аристократах, искусстве или деньгах, ты знаешь все. Рассказывай.

Актриса встрепенулась, отбросив маску невинности, будто змею, с которой она забавлялась:

– Императрица – хорошенькая маленькая женщина. Датчанка по происхождению. При рождении получила имя Дагмара; она сестра принцессы Александры, очаровавшей принца Уэльского. Она обожает парижских портных и в этом проявляет отличный вкус. В мелочах она подчиняется своему мужу, но управляет им в важных делах. Кто-то же должен взять на себя столь тяжкий груз! Рост Александра Третьего шесть футов шесть дюймов – можешь себе представить такого великана? К тому же королевского рода. Таким вдвойне трудно командовать, верно?

Было заметно, что Ирен застыла, потому что физический облик русского царя напоминал внешность короля Богемии, отношения с которым закончились для нее столь плачевно меньше двух лет назад. Мне самой стало интересно, существует ли родственная связь между двумя правителями, хотя царь Российской империи был гораздо более могущественной фигурой, чем Вильгельм фон Ормштейн, король симпатичной маленькой Богемии на окраине Австро-Венгерской империи. Вероятно, у них общий предок?

– Я знаю, что царь является абсолютным самодержцем, – сообщила Сара. – Эти мужчины с севера Европы такие суровые. Неудивительно, что у многих из них есть любовницы с артистическим темпераментом – балерины, актрисы или оперные певицы. Что-то же должно растопить этот нордический лед, разве нет?

Сара продолжала болтать, не замечая, что Ирен необычно молчалива, а Годфри мгновенно напрягся, когда слова Бернар оказались в опасной близости к прошлому его жены.

– Это был бы необыкновенно удачный ход для меня: царица сцены принимает в своем салоне русскую царицу. Итак, ты должна прийти и немного попеть, но не слишком долго. В конце концов, это же мой салон. Пообещай, что выполнишь мою просьбу. И конечно, приводи обожаемого Годфри. И прихвати свою мисс Аксли с ее загадочным пропавшим джентльменом. Я хочу побольше услышать о нем. Возможно, я смогу его обнаружить. В Париже нет ни одного достойного знакомства мужчины, который не знал бы дороги к моему дому на бульваре Перейр.

– Полагаю, это именно то место, где мы никогда его не найдем, – пробормотала я, – и не обнаружим ни единой ниточки, которая поможет нашим поискам.

– Что вы там сказали, мисс Аксли? Говорите громче!

– Нелл призналась, – тактично вмешалась Ирен, – что она с нетерпением ждет следующей возможности посетить твой дом. Она опасалась, что ей уже не представится такой чудесный случай.

Вскоре мы откланялись на очередной волне светского лицемерия, которое для людей сцены – все равно что воздух для нормальных людей.