– Если наша главная цель – найти мистера Стенхоупа, хотя я совсем не уверена, что это следует делать, тогда почему мы тащимся по булыжной мостовой Парижа на вечер к Саре? – поинтересовалась я с выражением, которое считала верхом сдержанности.

– Потому что, – величественно ответила Ирен, – я желаю встретиться с русской императрицей.

– Правда? – откликнулась я. – Судя по твоему костюму, ты сама собираешься сыграть русскую императрицу.

– Она могла бы. – Улыбка Годфри была вдвойне ослепительна под темной сенью усов. Он оглядел свою жену с одобрением, которое я вполне разделяла, потому что Ирен действительно выглядела достойно для встречи с императрицей и даже могла бы ее заменить.

– Однажды я уже отказалась от трона, когда получила более интересное предложение, – произнесла примадонна, театрально разворачивая маркизетовый веер со страусовыми перьями. Ее вечерняя накидка представляла собой ажурное произведение искусства из черных кружев, которые волшебной паутиной переливались в мягком свете ламп экипажа. – Дела минувших дней, – лукаво добавила она. – Кроме того, мне очень любопытно узнать, почему у российской императрицы появилось неожиданное желание встретиться со мной, ради чего она даже нарушила давние традиции и соизволила посетить салон Сары.

– Известно почему, – заметила я. – Царь обожает оперу. Без сомнения, он услышал о твоем частном концерте в Монако – сам Шерлок Холмс тогда тебя предупреждал, что ты ведешь себя слишком легкомысленно для той, кого считают мертвой, – и порекомендовал тебя своей жене.

Улыбка Годфри стала натянутой, вероятно, из-за упоминания Шерлока Холмса.

– И из-за этого царица нарушает традицию не общаться с простыми людьми и умоляет о приглашении на один из известных богемных вечеров Сары Бернар? Нет, Нелл, Ирен права. За желанием императрицы стоит нечто большее.

– Я всегда права, если не считать тех случаев, когда я не права. – Подруга придвинулась ко мне поближе: – Почему тебе так неприятен новый визит в дом на бульваре Перейр, Нелл? Ты же знаешь, что Сара тебе симпатизирует. К тому же, что еще важнее, у нее бывают все мужчины Парижа, – добавила она с особенной хитрой улыбкой.

– Очень в этом сомневаюсь. Даже аппетиту Божественной Сары в отношении новизны есть предел. И эта женщина едва меня знает! Как она вообще может мне «симпатизировать»? Для нее подобное поведение абсолютно нелогично, даже противоестественно.

– Значит, ты утверждаешь, Нелл, – произнес Годфри с терпением адвоката и легкой усмешкой в голосе, – что симпатия к тебе сродни извращению?

– Я утверждаю, что эта… женщина настойчиво уделяет мне гораздо больше внимания, чем хотелось бы. А после нашего сегодняшнего приключения на Монмартре я не горю желанием встречаться с другими… змеями.

– Даже с бедным маленьким Оскаром? – спросила Ирен.

– Даже с Оскаром, – твердо ответила я. – И я не позволю актрисе обращаться со мной, как с очередным питомцем ее зверинца.

– Сара не имеет в виду ничего плохого, Нелл. Она искренне считает тебя восхитительной. Мадам Бернар не способна устоять перед экзотикой, даже столь мирного свойства.

– Вовсе я не восхитительная! Нет во мне никакой экзотики! Я англичанка.

Я слишком поздно поняла, что сама загнала в угол и себя, и всю нашу нацию. К счастью, мои друзья уже получили достаточно удовольствия от моего замешательства и не стали пользоваться своим преимуществом.

Итак, Годфри вошел вслед за нами в дверь под выгравированными инициалами «С. Б.». Судя по гулу разговоров и звону бокалов, доносящимся из салона хозяйки, остальные гости уже собрались. Слуга принял воздушную накидку Ирен и мой приталенный черный шелковый жакет с оборками из черного кружева из-под широких отворотов.

– Ну, Нелл, ты тоже выглядишь вполне достойной компанией для императрицы. – Годфри развернул меня за плечи к себе. – В тусклом свете холла нашего коттеджа я не разглядел, как прекрасно ты одета.

Я покраснела, потому что всегда так делаю, когда джентльмен замечает мой наряд, который в тот вечер был немного вызывающим: китайский креп цвета нильской зелени в сочетании с черным струящимся шелком. Левое плечо украшал розовый букетик цветов, и к прическе над правым виском тоже были приколоты розы – весьма приятное и нежное дополнение, как уверила меня Ирен.

– Обязательно с противоположной стороны, моя дорогая Нелл, – объясняла она, мучая мои волосы щипцами для завивки в попытке добиться безупречных локонов. – Цветы или драгоценности лучше сочетаются друг с другом, когда прикрепляются на разные стороны. Это вопрос баланса.

– Туфлям он тоже не помешал бы, – пожаловалась я, потому что на мне были ее собственные туфли и чулки в тон платью. Я не привыкла к двухдюймовым каблукам, тем более если предстояло делать реверанс императрице.

Я все еще не была уверена, что духи с ароматом ландыша, которым подруга с избытком опрыскала меня, перебили запах гари от щипцов для завивки. Но здесь это не имело значения. Квартира Бернар, как обычно, источала тяжелые ароматы тропического цветения и экзотической дикой природы.

Первый трофей, который сразу бросился нам в глаза в салоне, – ковер из бурой шкуры медведя, так поразивший меня при первом визите к актрисе. Огромная свирепая голова встречала гостей пустым взглядом стеклянных глаз размером с монокль и обнаженными клыками, торчащими из массивных челюстей, раскрытых во всю ширь. Один неверный шаг поближе к пасти исполина – и от прекрасных чулок цвета нильской зелени останутся одни дыры.

– Какая проблема для шлейфа, – пробормотала Ирен, последовав за «шлейфом» моих невысказанных мыслей. – К счастью, ни у одной из нас его нет.

Она первой направилась к медведю, обогнав, как всегда, осторожного Годфри и меня с моим нежеланием идти вперед. Для визита в эту оранжерею восточного декаданса Ирен надела легкомысленный наряд от Роуз Дюбарри – юбка и лиф, задрапированные собранным на плечах розовым тюлем с черными бархатными крапинками; декольте, талию и турнюр украшали черные бархатные банты с золотой каймой. Бриллиантовое ожерелье от Тиффани обвивало ее шею между двумя рядами жемчуга, а сверху была приколота брошь от Тиффани, которую ей подарил Годфри: усыпанные бриллиантами скрещенные ключи, скрипичный и обыкновенный, которые обозначали ее двойной интерес – к музыке и к тайнам. Это был самый подходящий для Ирен герб, символизирующий аристократичность ума и таланта, перед которой меркло любое количество голубой крови.

Темные волосы примадонны обхватывала на уровне лба узкая золотая лента. Высокий плюмаж из розовых страусовых хохолков колыхался над копной волос причудливой короной. Длинные телесно-розовые перчатки, похожие на нежную детскую кожу, придавали рукам вид скандальной наготы. В своем божественном наряде Ирен переступила через оскалившуюся пасть медведя розовыми шелковыми туфельками с черными бархатными бантами на носах, невозмутимо преодолев опасное препятствие.

Появление моей подруги не осталось незамеченным присутствующими двумя десятками гостей, хотя, без сомнения, некоторые ожидали императрицу. Мужчины в классическом черно-белом облачении перемешались с блестящими вечерними платьями пастельных оттенков, напоминающими цветочные клумбы. Головы поворачивались и поднимались, сигареты замирали на полпути до рта, разговоры смолкали, потому что все взгляды были сфокусированы на Ирен. В тишине я обратила внимание на светловолосую женщину с королевской осанкой напротив нас. Представительного вида, статная, как греческая богиня, она была одета в фиолетовое платье из тафты, столь богато расшитое бирюзой и бисером, медным и серебряным, что корсаж выглядел как богатый восточный щит. Мне стало любопытно, не лязгает ли он, когда хозяйка двигается.

На какое-то мгновение под впечатлением от наряда я решила, что перед нами российская императрица, и с трудом удержалась от безумного порыва сделать реверанс. Затем гости снова начали болтать и их ряды сомкнулись, заслонив от нас привлекательную своей дикой грацией фигуру. Годфри тоже не обошел вниманием ее присутствие.

– Уверен, – он доверительно склонился ко мне, следуя за нами в заполненную людьми комнату с темно-красными стенами и птицами в клетках, где духи и дым смешивались в плотную завесу, – что ты зафиксируешь в своем дневнике не только эту незнакомку, но и каждую экзотическую деталь сегодняшнего вечера, включая наряд Ирен. А ты когда-нибудь описываешь мою манеру одеваться?

– Ну… не часто. Это не так интересно.

– Вот спасибо.

Я с опозданием посмотрела на него. Молодой адвокат мог соперничать по красоте с театральным актером: традиционная строгая черно-белая гамма вечернего костюма подчеркивала его почти черные волосы и светло-серые глаза. Если бы он не был моим работодателем, а теперь и мужем моей дорогой подруги, я вполне могла бы однажды начать лелеять надежды на его счет. Но записывать детали его наряда…

– Прости, Годфри, но наш век налагает слишком много ограничений. Мужчины одеваются так, как и подобает: без особого тщеславия, не напоказ, в неизменном стиле. Прости за прямоту, но о мужчинах больше судят по их делам, а не по наряду.

– Однако мне приходится носить парик из лошадиного волоса и устаревший балахон, когда я выступаю в суде, – усмехнулся он, сверкнув глазами. – Кажется, когда мужчины совершают самые серьезные вещи, например идут на войну, им как раз и приходится облачаться в наиболее глупые наряды. Если взять тех, кто был вынужден носить военную форму, как, например, наш бывший офицер Стенхоуп, то они часто меняют свой гардероб на экзотические свободные одежды Востока. Это говорит о неудовлетворенности мужчин скучным покроем нашего костюма. Возможно, ты запишешь это наблюдение в свой дневник.

– Возможно, – согласилась я, ничего не обещая. Мои дневники были единственным местом, где я являлась главным судьей и арбитром, божеством для себя самой, пусть и скромного масштаба.

Мы маневрировали вокруг медведя и мимо буфетного стола с обычными (и часто несъедобными) излишествами французской кухни. Этот неаппетитный рог изобилия был полон таких варварских лакомств, как сырые устрицы и горы русской икры, сияющей, будто черные бусинки глаз маленькой змеи.

Затем мы подошли к богато декорированному коврами возвышению, где возлежала на своем знаменитом диване наша хозяйка в свободном наряде из китайской парчи с огромным шлейфом из тяжелого дымчато-голубого бархата. Все окна были закрыты, чтобы не сбежали многочисленные домашние питомцы Сары, поэтому атмосфера была душной и усыпляющей.

Сама мадам Бернар обмахивалась массивным страусовым веером персикового цвета, который с силой колыхал облако ее золотисто-рыжих волос. Взглянув на нее, я едва не чихнула, но удержалась, боясь разрушить свою прическу.

Бернар сразу же нас увидела.

– Ирен! – Последовали поцелуи щека к щеке, в результате чего изящный страусовый плюмаж Ирен чуть не пострадал от взмахов угрожающего веера Сары.

– Мой обожаемый Годфри! – Поцелуй (с его стороны) в руку; воздушный поцелуй (с ее стороны), улетевший за дрожащий горизонт ее веера.

– И милая мисс Аксли! – Кивок (с моей стороны) и игриво-предупреждающее покачивание пальца (с ее стороны). – Но где же ваш пропавший джентльмен?

– На холсте, – ответила я.

Бернар моментально повернулась к Ирен с выражением ужаса:

– Его завернули в парусину и бросили в море?

Ирен улыбнулась:

– Нелл имеет в виду, что ей на память остался только написанный маслом портрет.

Божественная Сара подмигнула мне с заговорщицким видом:

– Иногда я думаю, что идеальная среда для мужчин – масло, желательно горящее. – Она стремительно осмотрела мой наряд: – Но вы, моя дорогая мисс Аксли, выглядите в зеленом восхитительно, прямо-таки по-королевски. Вам не хватает змеи для такого наряда. Если я найду Оскара, можете поносить его сегодня вечером…

Она принялась рыться в груде подушек, и, к моему сожалению, среди узорчатых тканей действительно зашевелилось нечто длинное и извилистое. Меня охватил приступ паники.

– Не буди спящих змей, – посоветовала Ирен. – У бедной Нелл сегодня была довольно неприятная встреча с рептилией.

– Неприятная? Змеи обычно ведут себя очень тактично. Где же та противная тварь, которая расстроила мою обожаемую мисс Аксли? Я завяжу ее узлом, пока она не пообещает исправиться.

– Боюсь, не могу ее продемонстрировать. Мне пришлось ее пристрелить.

– Какая жалос-с-сть, – прошипела Сара с симпатией. (Если кто-то решит заподозрить меня в предубеждении против актрисы или в преувеличении, то должна подчеркнуть, что «жалость» по-французски – «triste», и Сара буквально так и сказала: «trissste».) Актриса удостоверилась, что все глаза в салоне устремлены на нее, а потом заговорила дальше: – Мне тоже однажды пришлось пристрелить змею. Отто сожрал все подушки на софе. Совсем распустился.

– Имя той змеи нам неизвестно, – сказала Ирен. – Только ее вид: кобра.

Божественная Сара выпрямилась посреди подушек:

– Кобра?! Ты убила ядовитую змею? Отто был всего лишь удавом-констриктором и, как большинство мужских особей, не представлял опасности, если с ним не обниматься. Но кобра… Ты опять меня поразила, моя неподражаемая Ирен. Я восхищаюсь твоей меткостью. Кобра – гораздо меньшая по размеру цель, чем удав. – Она указала на пару пестрых длинных змей толщиной чуть ли не с мужской цилиндр, которые картинно обвивались вокруг литой металлической ножки торшера и тропического дерева в горшке.

– В комнате было темно, – добавила я.

Сара принялась ожесточенно обмахиваться веером:

– Да еще в темноте! Еще более удивительно.

– Не совсем, – прокомментировал новый голос на безупречном французском. – Предполагаю, леди целилась в капюшон, который был полностью развернут, если змея поднялась для нападения. Голова кобры – единственное место, куда имеет смысл стрелять.

Мы повернулись и увидели господина в вечернем костюме. Несмотря на изысканный наряд и совершенный французский, я бы не назвала его джентльменом в старом смысле этого слова. Я еще не встречала пары голубых глаз с таким леденящим взором. Хотя ему было пятьдесят или больше, черты оставались энергичными, а челюсть выглядела такой мощной, что я сразу же вспомнила о медведе у наших ног. Седые волосы незнакомца на макушке поредели, но лысина не сделала его комичным. Напротив, она даже усилила воинственность его вида: казалось, это скорее вызов, чем влияние природы. Пятно гладкой кожи на голове напоминало тонзуру фанатичного монаха. Я не часто замечаю мужское начало, но этот человек поразил меня внутренней силой, врожденной уверенностью в своей власти над другими созданиями, как будто он сам по себе представлял закон. Его влияние на других было невероятно мощным. Ирен не подавала виду, но я заметила, что ее обостренный инстинкт мгновенно включился, будто вспыхнул огонь. Она излучала готовность к действию, как охотник, который выслеживает опасную дичь и неожиданно видит ее прямо перед собой.

Годфри был не менее обеспокоен, хотя те, кто его не знал, могли ничего не заметить. Его выражение лица стало сосредоточенным и настороженным. Он тоже сконцентрировал все свои аналитические способности на незнакомце.

– Мой дорогой капитан Морган! – С этими словами Сара поднялась, взметнув складки тафты и бархата, и двинулась вперед – ее наряд так шелестел, что я стиснула зубы, – по ступенькам возвышения, чтобы протянуть гостю руку.

Капитан Морган наклонился к руке, сдержанно приветствуя актрису со старомодной церемонностью богемского дворянина, породу которых я хорошо изучила; поцелуй, однако, был вполне подобающим. Некоторые последние события научили меня разбираться в нюансах, которые могут быть скрыты в поцелуе.

– Что вы мне принесли? – промурлыкала Сара глубоким грудным голосом.

– Если мадам желает, чтобы я преподнес презент в присутствии гостей… – Капитан хлопнул в ладоши.

Вошли двое слуг в тюрбанах с лицами цвета café au lait; они пронесли над расстеленной на полу медвежьей шкурой огромный меховой рулон.

– Это… восхитительно! – воскликнула Сара, когда мужчина стал на колено, чтобы развернуть у ее ног гигантскую шкуру. Мы втроем отскочили, чтобы волна белого меха не захлестнула носки наших туфель. – Необычайно!

– Меньшего хозяйка мировой сцены и не заслуживает, – галантно заявил капитан Морган.

Пока у его ног клубилась шкура белого медведя, я заметила, что на капитане в дополнение к вечернему наряду были черные ботинки, начищенные до обсидианового блеска, – но ботинки, а не туфли! Я начала пересматривать свое представление о не слишком большом значении одежды мужчин. Конечно, ботинки на званом вечере говорили о пренебрежении условностями общества.

Огромная белая шкура заканчивалась головой, которая была больше, чем у распростертого на полу бурого медведя, и с еще более острыми зубами. Мы все безмолвно рассматривали невероятный подарок.

– Я выстрелил в него один раз, – небрежно похвастался капитан. – В глаз, потому что на шкуре не должно оставаться следа. Конечно, дырку от пули теперь закрывает стеклянный глаз.

– Как разумно, – сказала Сара. – Но где?..

Лицо капитана Моргана искривила улыбка, предназначенная некомпетентной публике; она открывала зубы, такие же желтые и крупные, как и у его массивной добычи.

– Как вы знаете, я охочусь на бурых медведей в России. На северных окраинах той земли, где ледники спускаются южнее, к палаткам самых дальних форпостов людей, царит огромный полярный медведь, оставаясь практически невидимым на фоне бесконечного ковра изо льда и снега. Те места называют Сибирью. Я облачился в шкуру тюленя, вывернутую наизнанку, поэтому моя одежда совпадала по цвету с ледяной пустыней, где охотятся на огромных полярных медведей.

– Вы взяли больше одного? – быстро спросила Ирен.

Капитан Морган кивнул своей лысой головой с насмешливо-сдержанной гордостью:

– Царь дает разрешение на мои охотничьи экспедиции в России, и я имею честь сделать подарок хозяйке. – Он повернулся к мадам Саре: – Это единственная шкура полярного медведя, которую я увез дальше Санкт-Петербурга.

– Вы будете всецело вознаграждены, – пообещала она со счастливым видом, – даже если это окажется не по вкусу моему импресарио герру Гейне. Шкура слишком чудесная, чтобы я могла устоять. Пусть ее положат на диван.

Слуги в тюрбанах поняли французский, так как мгновенно подскочили и водрузили шкуру медведя на нужное место. Она покоилась там во всем варварском великолепии. Сара улеглась поверх нее, рассчитав расстояние до дюйма, а потом до запястий погрузила руки в густой мех.

– Трудно поверить, что сегодня вечером я удостоена чести принимать у себя не только императрицу России, но и императора полярных медведей. Вы несравненный охотник, капитан. Я бы дрожала от страха, будь я вашей добычей.

Он рассмеялся, и звук получился резким и нерадостным.

– Так и должно быть, мадам.

Он подошел поближе к нам, пока остальные гости Сары, столпившись вокруг, осматривали подарок, и обратился к Ирен:

– Меня интересует расцветка вашей кобры… мадам, верно?

– Да, – ответил Годфри по-французски с такой леденящей вежливостью, что мужчина развернулся, словно на него напали из засады. Будучи охотником, он хорошо умел распознавать характер и знал, как и я, что Годфри особенно опасен, когда спокоен.

– Месье?.. – начал капитан, желая узнать имя собеседника.

– Годфри Нортон, – резко произнес Годфри по-английски.

Сильные челюсти капитана захлопнулись, словно ему нанесли невидимый удар. Затем свирепые голубые глаза сузились и сфокусировались на мне:

– И миссис Нортон? – спросил он с совершенным британским произношением.

– Миссис Нортон – леди у вас за спиной, – произнесла Ирен на безупречном французском, – которая застрелила змею. Это мисс Хаксли, наша спутница.

– Американка! – Капитана не одурачил совершенный выговор моей подруги, и его голубые глаза, как пули, вонзились в Ирен. – Значит, на континенте вы просто путешествуете?

– Я перелетная птица, капитан, – небрежно сказала примадонна, – как и все мы.

– Но ваш дом в Америке.

– Один из них. Иногда.

– Я всерьез спрашивал о кобре. У меня большая коллекция змеиных шкур.

Ирен задумалась, опустив взгляд на свой веер и по-детски прикусив губу:

– Не могу поклясться, что я застрелила ее точно в глаз, сэр. Возможно, она не подойдет для вашей коллекции.

– Не обязательно, чтобы змеиная шкура была целой. Я просто люблю стрелять в кобр. И мне нравится иметь этому подтверждение.

– Она бы меня убила, – ответила Ирен. – Вот почему я ее застрелила. Но полиции Парижа она интересна не меньше вашего. Вероятно, вам следует спросить у них.

– Вероятно. – Капитан обвел нас своим ледяным взглядом: – Простите, что прервал вашу беседу. Пожалуйста, продолжайте.

Он еще раз поклонился, что выглядело скорее оскорблением, чем вежливостью, и покинул возвышение.

Сара отвлеклась от поглаживания своего нового трофея и обратилась к нам:

– Должна признаться… – ее большие сине-зеленые глаза сузились, как у Люцифера, – что англичане редко производят на меня впечатление. А капитану это удалось. В нем есть страсть. К сожалению, игра, которой он одержим, слишком жестока.

– Кто он? – спросил Годфри.

– Капитан Сильвестр Морган, раньше служил в войсках ее величества в Индии. Он привез мне всех этих славных медведей. Я бы не стала украшать свой дом шкурами больших кошек: их я могу привозить в салон живыми, как Миннетт. – Она кивнула на юного гепарда, неуклюже возившегося в одном из углов гостиной. – Но медведи… Они слишком велики для домашних питомцев.

– Как ты познакомилась с капитаном? – поинтересовалась Ирен.

– Он не из тех, кто полагается на случай. Он сам представился мне в качестве моего поклонника.

– И давно?

– Разве по-настоящему умная женщина помнит подобные вещи? Ты еще спроси, сколько у меня было любовников, дорогая Ирен. Нужно прожить такую жизнь, которую не спрячешь в клетку обычных дат. Но с ним я знакома уже несколько лет. Он появляется и исчезает. Говорят, ни один тигр в Индии не в силах ускользнуть от его метких выстрелов, но, конечно, ему хватает такта не дарить мне тигриные шкуры. – Она рассеянно погладила белый медвежий мех.

– Я понимаю, – сказала Ирен после небольшой паузы, – что по-настоящему умную женщину одинаково утомляют любые уточнения, но могла бы ты сообщить нам, когда приедет императрица?

– Ах да! Конный гонец сообщил вполне официально. Она явится в девять и уедет через полчаса. Ты должна выступить в этот интервал времени. Надеюсь, ты подобрала что-нибудь короткое. Инструмент вон там.

Сложенный веер Бернар указал на рояль в углу гостиной. Впрочем, с тем же успехом это могла быть задрапированная клетка с тигром. Ирен направилась туда, и мы с Годфри последовали за ней.

Она подняла расшитое шелком покрывало, которое было украшено вечным лозунгом актрисы: «Quand même» – «Вопреки всему».

– А вот и Оскар, Нелл. Сара права: тебе следует носить его как аксессуар.

Ирен двумя пальцами взяла с пыльной крышки свернувшуюся клубком индийскую зеленую змею. В ответ Оскар обвился несколько раз вокруг ее руки. Телесные перчатки моей подруги слишком искусно мимикрировали под цвет ее кожи. Я еле сдержала дрожь при виде картины, которую представляла собой эта парочка, – они напомнили мне историю о глупой Еве в смертельно опасном Эдеме.

Годфри стряхнул Оскара с Ирен и повесил его на щебечущее растение с пухлыми листьями. На самом деле щебетание исходило от обитателя птичьей клетки, которую заслоняла листва.

Ирен подняла крышку и тронула клавиши:

– Сомневаюсь, что оно настроено. Музыка – не сильная сторона Сары. Но это будет плохим оправданием для концерта.

– У тебя есть оправдание, Ирен, – напомнила я подруге, стараясь, чтобы реплика не прозвучала слишком сочувствующе.

Она улыбнулась:

– Это верно, Нелл. Что значит музыкальная репутация мадам Нортон, если ее влечет любопытство?

– Речь не только об этом. – Годфри достал из золотого портсигара пару темных сигарет и предложил одну Ирен.

Через мгновение зажженная спичка замигала в нашем затененном углу салона, а потом тревожно, как глаза зверя в темноте, вспыхнули два ярко-красных огонька. Обгорелая спичка проделала дымящийся путь в пустое фарфоровое блюдце на рояле.

– Да, – с опозданием согласилась Ирен, задумчиво глядя на гостей сквозь занавес дыма.

Я последовала ее примеру, но никого не узнала, кроме жуткого убийцы медведей, и то только по его лысине. Салон приобрел загадочную ауру монмартрского бистро, настолько его заполнил дым. С сожалением должна отметить, что курение, даже среди женщин, вошло в моду в артистических кругах вроде этого. Мало кто возражал против миниатюрных сигарет, поскольку их запах был мягче, чем у сигар. И немало дам носили в сумочке портсигары, украшенные драгоценностями, как делала Ирен. Мне стало любопытно узнать, курит ли российская императрица.

– Годфри, – неожиданно сказала Ирен, – ты просматриваешь политические колонки в газетах. Что там пишут о России и тамошней королевской чете?

– Слишком большая тема для краткого изложения.

– Ты божественно умеешь излагать все в двух словах, – произнесла она с улыбкой. – Пожалуйста, расскажи.

– Считается, что Александр Третий абсолютный самодержец.

Ирен кивнула:

– А его супруга?

– Мать их шестерых детей. Он ее очень любит. Ее единственный недостаток – пристрастие к парижской моде.

– Значит, образцовый брак.

– С виду так и есть. Но царям нелегко сохранять голову на плечах. У династии Романовых длинная история предательств внутри семьи и убийств, организованных внешними врагами ради обладания троном. Германия отхватывает куски территории вдоль границ русского медведя. Англия неизменно препятствует продвижению России в сторону Индии.

– Значит, Франция – наиболее очевидный союзник России.

– На данный момент.

Ирен неожиданно выпрямилась и затушила сигарету в блюдце:

– Политика невероятно скучна, Годфри! Смотри, вон идет императрица – возможно, она спасет вечер. Предсказываю, что скоро прием станет гораздо более увлекательным.

Действительно, суматоха у входа сменилась появлением русского офицера с медалями на мундире, который объявил:

– Ее императорское величество царица Мария Федоровна, императрица всея Руси.

– Из твоих слов, Годфри, – прокомментировала Ирен вполголоса, – можно сделать вывод, что даже одной русской хватит, чтобы разобраться в ситуации, так же как и единственной кобры достаточно для тренировки в меткой стрельбе.

– Действительно, – сказала я, сосредоточившись на приближении первой в моей жизни императрице.

Представьте мое удивление, когда в салон вошла невысокая темноволосая женщина, тоненькая, как юная школьница. Однако ее изысканный наряд и драгоценности вызывали уважение, которое без них было бы невозможно при ее миниатюрности.

Она озарила задымленный декадентский салон, словно солнце, сияющее во всю мощь над сумрачным болотом. Платье из желтой тафты книзу переходило в водопад светлых кружев. Бриллианты канареечного оттенка обвивали ее шею и запястья и блестели в тиаре на ее темных волосах. Но особенно великолепной была радостная улыбка на ее лице.

Сара поднялась и сделала глубокий реверанс перед кукольной фигурой царицы. Обменявшись с ней несколькими неслышными словами, Бернар повернулась и представила Ирен, которая вышла вперед и тоже склонилась в глубоком, хотя менее театральном, чем у Сары, реверансе.

Следующим представили Годфри. Я ни разу не видела, чтобы он кланялся в пояс, но ему удалось сделать это вполне изящно. Затем – о боже! – настала моя очередь… Я плохо запомнила сам момент, что типично для меня в стрессовых ситуациях. Мы, девушки из Шропшира, с младых лет учились делать реверансы на маловероятный случай «встречи с королевой». Я никогда даже не мечтала встретить русскую императрицу, но все же изобразила перед ней почти такой же реверанс, какой предназначался бы нашей собственной королеве, решив, что этого достаточно. В конце концов, Годфи называл отношения между нашими странами «непростыми». Мне показалось уместным внести немного прохладцы. Больше всего мне запомнились замечательные глаза царицы: темнее, чем у Ирен, и блестевшие доброжелательным вниманием.

Представили остальных, в том числе шесть или семь спутников, прибывших с императрицей: крупные светловолосые мужчины в форме, напоминающей мундир короля Богемии; высокие женщины, блондинки и брюнетки, сияющие драгоценностями и чужеземными глазами. Лиц я не запомнила, кроме высокой светловолосой женщины, которую я заметила раньше, – так, значит, она тоже русская! Я осведомилась у Годфри, который час, и он, достав карманные золотые часы, ответил, что пятнадцать минут десятого.

Неожиданно рядом со мной появилась Ирен. Она взяла меня под локоть, а Годфри, к моему большому удивлению, воспользовался возможностью, чтобы уделить внимание варварскому буфетному столу. Ирен никогда не ела перед выступлением, и Годфри знал, что я не проглочу ни крошки со стола Божественной Сары; однако некоторые мужчины могут есть всё и везде. Сей факт заставил меня погрузиться в неприятные размышления о пищевых пристрастиях Квентина в прошлом.

– А теперь, Нелл, – обратилась ко мне Ирен, не беспокоясь о кулинарной неразборчивости Годфри, – тебе придется сесть за расстроенный рояль Сары и взять аккорд фа-минор.

– Мне? Ты раньше не упоминала, что потребуется моя помощь.

– Я планировала аккомпанировать сама себе, но не проверила инструмент Сары заранее. На него нельзя рассчитывать. Не пугайся. Я все предусмотрела и готова спеть а капелла, но мне нужно где-то начать. Один аккорд. Конечно, ты с этим справишься.

– Фа-минор?

– Фа-минор.

– По-моему… я помню, где это.

– Я тебе покажу, прежде чем мы начнем.

– А потом что мне делать?

– Оставайся сидеть и постарайся не привлекать к себе лишнего внимания, – сухо ответила примадонна.

– Значит, фа-минор?

– Да!

– Я немного играла на пианино в детстве.

– Знаю.

– Но раньше я никогда не выступала.

– Это не «выступление». Даже Казанова справился бы. Двумя лапами. Тебе же потребуется только одна рука.

– Сколько времени нужно держать аккорд?

– Пока я не начну петь.

– Понятно. – Она увлекла меня в угол с роялем и посадила на маленький стул, обитый кожей – изодранной довольно большими кошачьими когтями. – Ой!

– Ничего страшного, Нелл. – Ирен поместила мою правую руку на клавиатуру и направила пальцы на нужные клавиши. – Вот здесь. Просто нажми, подержи, а затем плавно отпусти.

Насколько плавно? Я собиралась задать вопрос, но Ирен уже повернулась лицом к салону. Я посмотрела на тех, кто находился за фигурой примадонны, и обнаружила, что во время нашей бурной дискуссии императрица и ее свита расселись полукругом вокруг нас и даже Сара Бернар заняла обычный стул с прямой спинкой! Я быстро взглянула на свои пальцы. Они не сдвинулись. Наверное. Но если палец соскользнул на соседнюю клавишу, когда мое внимание было отвлечено, то в результате я возьму катастрофический аккорд из других нот.

Ирен стояла в двух футах от меня, спокойно расправляя складки юбки и прочищая горло. Надо было напомнить ей, что курение не принесет голосу ничего хорошего. Вот сейчас я возьму неверный аккорд, а она как каркнет, и это станет концом маленькой шарады у Сары!

Несколько джентльменов стояли в глубине комнаты между декоративными пальмами, птичьими клетками и затаившимися змеями, и среди них сияла лысиной голова капитана с неутомимыми голубыми глазами. Ряд мужчин в вечерних костюмах напоминал шеренгу пингвинов или оловянных солдатиков. Это сравнение сразу же заставило меня вспомнить о первоначальной причине нашей экспедиции – о неожиданном исчезновении Квентина Стенхоупа. Мог ли он действительно появиться здесь? Увижу ли я его снова… или он увидит, как я выставлю себя дурой за клавиатурой заброшенного рояля? О боже…

– Моя многоуважаемая гостья, сопровождающие лица и мои дорогие друзья, – произнесла Сара, встав за спинкой своего стула. – По просьбе ее величества я представляю свою подругу мадам Нортон, которая исполнит песню по своему выбору. Она будет… ей аккомпанирует ее наперсница мисс Аксли.

Я яростно затрясла головой, но Сара уже уселась с выражением блаженного удовлетворения человека, выполнившего свой долг.

Поразившая меня светловолосая дама отделилась от группы приближенных императрицы и подошла к нам, при этом ее переливающийся корсаж отчаянно лязгал.

– Ее императорское величество готова, – сообщила она Ирен по-французски с гортанным акцентом. – Я тоже жду вашего выступления. Я слышала самые высокие оценки вашего таланта.

– Надеюсь, вы не будете разочарованы, – произнесла Ирен в ответ на странную многозначительность, которая прозвучала в словах блондинки. – Я лишь скромная певица-любительница, – добавила она беспечно.

– Не будьте к себе несправедливы, мадам, – отозвалась женщина, и ее глаза цвета русского вишневого янтаря сверкнули в унисон вышивке бисером на ее наряде. – Начинайте, когда будете готовы. – Она загремела нарядом, удаляясь… и присоединилась к капитану Сильвестру Моргану в глубине салона!

Ирен не следила за ее уходом, усиленно сосредоточиваясь на грядущем пении. Момент концентрации почти всегда предварял ее выступления. Затем она посмотрела через плечо на меня и кивнула.

Моя несчастная рука нажала на несчастные клавиши, на которых лежали пальцы. Прозвучавший аккорд точно был в миноре, но я не могла представить, как можно найти в нем начальную ноту.

Затем раздался голос Ирен, глубокий и скорбный, как колокол. Из ее горла лился чистый звук, а не просто песня. Печальная, мощная музыка, созданная для скорби. Не могу сказать, как долго длилось выступление, прежде чем я поняла, что звук превратился в слова, и слова эти не немецкие, и не французские, и не богемские, хотя и созвучные с последними, – русские! Когда Ирен выучила русский? И когда она отрепетировала это иностранное произведение, которое так отличалось от энергичных народных мелодий Дворжака?

Погружаясь в странную новую музыку, я продолжала держать напряженные пальцы на клавишах. Хотя звук уже давно затих, я боялась прервать песню, убрав руку. Однако конечность активно протестовала против такого неестественного положения. Но едва я решила убрать по очереди пальцы с клавиш, мое внимание привлекло движение поверх рояля.

Край покрывала, которое драпировало верхнюю часть и свисало по бокам, пошел волнами. Хотя голос Ирен, казалось, заставлял даже стены вибрировать в согласии с ним, я серьезно сомневалась, что шелк в состоянии следовать этому примеру… особенно если трепещущая волна медленно перемещается от одной части рояля к другой!

Я замерла без движения, правая рука застыла в неудобной позиции, взгляд не решался оторваться от ткани, в то время как ее ужасные волны опускались и поднимались в ответ на выразительные переливы голоса Ирен.

Где сейчас маленький Оскар? Кроме того, где более крупные змеи, которых держит у себя Сара Бернар, – огромные мускулистые твари в пестрой шкуре, которых фамильярно называют питонами-констрикторами? Я слышала о заклинателях змей; возможно ли, что Ирен оказалась прирожденной певицей-заклинательницей змей? Тогда я буду первой аккомпаниаторшей, которая выступила в тандеме с рептилией!

Я нервно осмотрелась, пытаясь найти хотя бы малейшие возможности для побега. Ничего; у меня не было другого спасения, кроме кувырка назад вместе со стулом в надежде вовремя выпутаться из своего наряда и помешать змее довести меня до полного позора.

Голос Ирен продолжал пульсировать трагической скрипкой, донося до нас странные горловые слова песни. Часть моего сознания отмечала, что выступление примадонны превосходно и что ее пение а капелла обладает богатством и силой, о которых раньше я и не подозревала. И хотя я не могла не признать, что выбор музыкального произведения сделан блестяще и приводит публику в восторг, мне было не под силу продолжать сидеть под гипнозом постепенно приближающейся змеи, какой бы породы она ни была!

Сначала я подняла указательный палец. Затем безымянный и мизинец. Оставалось только убрать большой палец с белой клавиши – и я освободилась бы от рояля. Возможно, слегка отталкиваясь ногами, мне удалось бы отодвинуть стул назад, и тогда я смогла бы беспрепятственно наклониться вбок, вскочить и убежать!

Но тут зал вокруг меня взорвался грохотом, и я, хоть и осуществила задуманное, не смогла ретироваться. Все поднялись и бешено аплодировали Ирен – кроме императрицы. Впрочем, на моем месте она бы тоже вскочила, будь она хоть трижды императрицей.

– Позвольте? – раздался мужской голос гораздо ближе, чем приличествовало.

Я взглянула в сторону рояля и обнаружила знаменитого убийцу медведей, ожидающего моего разрешения на какое-то действие. Я молча кивнула.

Он сдернул ткань.

Судорожно вздохнув, я поскорее прихлопнула рот рукой, чтобы заглушить звук.

Длинное, темное, мохнатое… нечто скорчилось на полированном дереве.

Капитан Морган улыбнулся своей безрадостной улыбкой и поднял уже слегка приоткрытую крышку рояля. Из недр инструмента он извлек маленькое волосатое существо, похожее на гнома.

– Обезьяна-капуцин, – объявил он. – Хорошо, что вы почти не играли на рояле. Негодник был внутри, высунув наружу один лишь хвост, который, как я думаю, живо реагировал на музыку. Надеюсь, он вас не испугал.

– Ни в коей мере, – сумела прохрипеть я.

Капитан Морган позволил зверьку пробежать по руке до плеча и обернуть свой чрезвычайно длинный хвост вокруг его шеи. Затем охотник посмотрел вслед Ирен, которую позвали выслушать поздравления императрицы.

– Ваша мадам Нортон политик, – насмешливо произнес он, и это было странно, потому что Ирен совсем недавно объявила, что считает политику скучной. – Из красивых женщин получаются очень опасные политики. Передайте ей, что мой интерес к змее остается прежним. Скажите, что ей следует уступить кобру мне.

– Уступить? Очень странные слова, сэр.

– Повторите их ей в точности. Можете это сделать?

Его снисходительный вопрос напомнил мне, что кое-кто считал меня любительницей приключений. Я взяла себя в руки:

– Передам дословно.

Ужасный мужчина кивнул, а тем временем обезьяна продолжала сидеть у него на плечах, обхватив когтистыми лапами его лысую голову. На мгновение оба показались мне адским гибридом человека и зверя.

– Уж постарайтесь, – коротко произнес он и покинул меня.