В Уотерсфорде было очень много зелени, и летом этот город был удивительно красив. Некоторые деревья зацветали в мае и продолжали цвести почти до середины июня, наполняя вечерний воздух нежным медовым ароматом. В свете уличных фонарей все дома приобретали розовый или абрикосовый оттенок, и люди, обернув джемпера вокруг талии и закатав рукава рубашек, сидели на террасах пабов, пили холодное пиво и улыбались.

После поездки в Ирландию я была рада вернуться в свою квартиру и остаться в одиночестве. В связи с тем, что мне теперь приходилось рано вставать, я стала лучше спать, и ко мне вернулся аппетит. Я чувствовала себя более здоровой. Я поняла, что моя повседневная жизнь полна приятных моментов, которые мне очень нравятся. Я не звонила Марку, и он не звонил мне. Это позволяло надеяться на то, что мы смогли пережить нашу тяжелую утрату и успели разорвать нашу любовную связь прежде, чем кто-нибудь пострадал. Конечно, я скучала по нему, но это было ничто в сравнении с моей тоской по Луке, хотя даже эта тоска постепенно становилась менее тягостной.

Каждое утро я заходила в кафе, чтобы выпить кофе с тостами. Я подружилась с мускулистым хозяином. Как оказалось, его звали Крис. Мне нравились наши беседы, и я с нетерпением ожидала очередной встречи. Крис вставал очень рано и поэтому всегда был в курсе всех событий. Жаря яичницу для тех жителей Уотерсфорда, которым было далеко добираться на работу, и муниципальных рабочих, возвращающихся с ночной смены, он слушал «Радио-4». Так как я каждый день заходила в кафе в одно и то же время, то начала узнавать постоянных клиентов, а они узнавали меня. Мы расспрашивали друг друга о делах и здоровье. Постепенно я узнала имена их жен, мужей и детей. Мне стало известно, чей племянник играет на бас-гитаре в рок-группе под названием «Мамм-Ра», чья мать выиграла сто фунтов в экспресс-лотерею, кто посещает вечерние курсы испанского языка и чей четырехлетний ребенок болен аутизмом. Незаметно для себя я стала членом небольшой дружной и очень разношерстой общины.

После кафе я ехала на работу. Дженни всегда приезжала раньше меня, даже в те дни, когда страдала от похмелья, и в те, когда ее ноги болели после ночной смены в баре, где она подрабатывала. Независимо от того, приходил профессор или нет, я включала компьютер и начинала перепечатывать результаты его дотошных исследований. Так как записи были в полном беспорядке, история жизни Мариан Рутерфорд разворачивалась передо мной в виде отдельных эпизодов, и мне не терпелось поскорее свести их воедино и сложить эту мозаику в цельную картину.

Я садилась за стол и подбирала под себя ноги. По одну сторону клавиатуры обычно стояла чашка с кофе, по другую лежали записи профессора, огромный старый словарь с мягкими пожелтевшими страницами и цветной карандаш — им я помечала все места, которые невозможно было ни прочитать, ни расшифровать.

Профессор вел себя как обычно. Он был невозмутим и абсолютно непроницаем. Правда, он оказывал мне небольшие знаки внимания и говорил любезности, но при этом создавалось впечатление, что он делает это только ради проформы. Он больше не пытался вызвать меня на откровенный разговор и не рассказывал о себе, за что я была ему очень благодарна. Никогда раньше я не встречала человека, который бы все время находился среди людей и в то же время оставался для них загадкой. Иногда мне казалось, что этот человек не дышит, не оставляет отпечатков пальцев и не отражается в зеркале. Я надеялась, что однажды наступит день, когда мы сможем откровенно поговорить, а пока меня вполне устраивало наше взаимное невмешательство в частную жизнь друг друга. На работе я чувствовала себя в полной безопасности. Большой светлый пыльный, вечно заваленный бумагами кабинет был надежным прибежищем и для меня, и для профессора.

Через три недели после возвращения из Ирландии внезапно объявился Марк. По окончании необычайно плодотворного рабочего дня я включила телефон и обнаружила, что он несколько раз пытался мне дозвониться. Кроме того, Марк оставил сообщение, в котором предупреждал, чтобы я ни в коем случае не пыталась с ним связаться.

У меня подкосились ноги.

— С вами все в порядке, Оливия? — спросил профессор, который вышел следом за мной из здания исторического факультета, чтобы запереть дверь.

— Да, спасибо, все нормально, — сказала я.

Профессора мои слова не убедили.

— Но на вас лица нет.

— Просто получила не очень приятные известия.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Нет, благодарю вас. Ничего серьезного. Я справлюсь.

Пожелав профессору приятных выходных, я быстрым шагом пошла по направлению к Фор-стрит.

Миссис Макгир вернулась и что-то рассказала Анжеле. Я была уверена в этом. Не замечая ничего вокруг, я лихорадочно пыталась придумать какое-то объяснение своему пребыванию в одном из самых знаменитых и прекрасных мест южной Ирландии одновременно с Марком. Тот факт, что мы оказались там вместе, еще ничего не означал. В жизни бывают и более невероятные совпадения. Люди встречают знакомых в самых неожиданных местах. Правда, обычно это случается в кино или в книжках.

Вернувшись в свою квартиру, я залпом выпила два стакана вина, переоделась в джинсы, натянула на себя одну из старых нестиранных футболок Луки и снова вышла на улицу.

Я не хотела, чтобы мы с Марком стали любовниками. Я действительно этого не хотела и была уверена в том, что Марк тоже к этому не стремился. То, что произошло между нами, было вызвано подсознательным стремлением хоть как-то смягчить боль от нашей общей тяжелой утраты. Такое своеобразное проявление эгоизма было опасным, но, в некотором роде, неизбежным. Когда же мы оба немного пришли в себя, мы приняли единственно правильное решение. Мы поняли, что любая интимная близость между нами недопустима, и мы должны снова стать лишь деверем и невесткой. Нас свела вместе смерть близкого нам обоим человека, но теперь она же должна была стать причиной нашего расставания. Мы не хотели никому причинить боль, мы лишь стремились облегчить собственные страдания.

Думая о Луке, я сама не заметила, как ноги понесли меня в направлении кладбища. Но ворота оказались запертыми, хотя на улице было еще совсем светло.

Я снова почувствовала себя бесконечно одинокой. Меня пытались разлучить даже с мертвым Лукой. Мысль о том, что мне придется провести этот вечер пятницы в пустой квартире, вызывала у меня приступ депрессии. Развернувшись, я направилась обратно в город. Я как раз заходила в винный магазин, когда позвонил Марк.

Он пытался говорить спокойно, но по тону его голоса я сразу поняла, что он в отчаянии.

— Откуда ты звонишь?

— Из дома.

— А что это за шум?

— Я в ванной. Включил воду, чтобы Натали не могла ничего расслышать. Она следит за мной.

Я вышла из магазина, отошла на несколько шагов от входа и прислонилась к стене, чтобы не мешать прохожим.

— Что случилось? Она узнала про нас?

— Она думает, что я с тобой встречаюсь.

У меня перехватило дыхание. Я чувствовала, как ледяная рука страха сжимает мое сердце.

— О Господи.

— Не волнуйся, она не знает ничего наверняка, но…

— Миссис Макгир! Она рассказала Анжеле, что видела нас?

— Нет. Миссис Макгир здесь ни при чем.

Я снова обрела способность нормально дышать. От перенесенного потрясения меня начало подташнивать. Я потерла лоб и немного согнулась, чтобы побороть ощущение дурноты.

— Слава Богу. Тогда это всего лишь подозрения, и нам нечего бояться, потому что мы больше не встречаемся. Кроме миссис Макгир никто из общих знакомых никогда не видел нас вместе.

Несмотря на шум воды, я услышала, как вздохнул Марк. Это был вздох человека, который боится, что все потеряно.

— Марк, что с тобой? Чего ты боишься?

— Это не просто подозрения. Она нашла фотографию.

— Какую фотографию?

— Твою фотографию в моем телефоне.

— В твоем телефоне есть моя фотография?

— Ну, помнишь, та, которую я сделал на берегу.

— Но ты же обещал, что удалишь ее…

— Я не смог. Я хотел, чтобы у меня была хоть какая-то частичка тебя.

Ноги не держали меня, и я села на корточки. Мое дыхание стало прерывистым, пальцы онемели, во рту пересохло.

— Мне очень жаль, что так получилось…

— Господи, Марк! Я же была почти голая. Что же нам теперь делать?

— Дорогая, с вами все в порядке?

Надо мной склонилась пожилая дама с густо напудренным лицом. Я подняла голову и кивнула, хотя все было совсем не в порядке.

— На вас кто-то напал?

— Нет-нет, благодарю вас, со мной все в порядке, честно.

Наверное, сердобольная дама подумала, что я наркоманка. Подозрительно оглядев меня, она пошла прочь. С ней была маленькая грязная белая собачонка, которую она тащила за собой на поводке. Собачонка упиралась и оглядывалась.

— Марк? Ты меня слышишь?

— Да.

— Что ты ей сказал?

— Сказал, что Лука выслал мне эту фотографию прошлым летом.

— Зачем бы он стал это делать?

— Но ведь теоретически такое возможно. Ты там выглядишь такой сексуальной. Я сказал Натали, что просто забыл про эту фотографию.

— Думаешь, она тебе поверила?

— Не уверен, но ты же знаешь, Лив, как к тебе относится Натали. Даже если она мне поверила, то все равно сильно расстроилась.

— Бедная Натали, — прошептала я.

Выпрямившись, я сделала глубокий вдох и помотала головой.

— Как ты мог сохранить эту фотографию в телефоне? У меня это даже в голове не укладывается.

— Ну теперь-то я ее удалил.

— И Натали нечего больше опасаться, потому что между нами все кончено.

— Ты действительно так считаешь?

— Мне казалось, что мы обо всем договорились в самолете.

— Мне очень тяжело без тебя, Лив, — сказал Марк. — Я не механическая игрушка, которую можно включить и выключить. Я не могу в одночасье отказаться от своих чувств, будь то горе, любовь или еще что-нибудь. Твоя фотография стала для меня частичкой тебя, которая постоянно была со мной.

— Перестань, Марк.

— Если она позвонит тебе…

— То теперь я знаю, что ей сказать.

— Прости меня, Лив. Просто я…

Но с меня было довольно. Я устала от Марка, устала от постоянного чувства тревоги, устала от наших с ним отношений.

— Мне нужно идти, — сказала я. — Принимай свой душ и оставь меня в покое.