— Бросьте оружие, детектив.

Молья бросил на землю «Зиг» и поднял руки на высоту плеч. Сзади за поясом у него автоматический пистолет, но от этого теперь мало толку, так как на него нацелено дуло дробовика, способного разорвать его на части, прежде чем он успеет потянуться к пистолету, и все же у него оставалась надежда. Но вскоре и она улетучилась.

— Снимите куртку, сбросьте ее. — Молья повиновался. — Теперь медленно поворачивайтесь. Бросьте его на землю.

Детектив протянул руку назад и сбросил пистолет вслед за курткой. Он приготовился получить картечь в спину.

— Повернитесь.

Почему рыжебородый не застрелил его, когда ему представился такой случай? Этого Молья не знал, но, так или иначе, каждая лишняя секунда давала шанс на жизнь. А Том Молья намеревался остаться в живых.

— Кто вы? — спросил он.

— Это так важно?

Они говорили очень громко, перекрикивая шум ветра и дождя, как матросы на палубе корабля в штормовом море.

— Мне надо знать вашу фамилию для отчетности.

Рыжебородый посчитал эти слова забавными.

— Ну, тогда я, так и быть, скажу. — Он настороженно огляделся, с волос и бороды его лилась вода, сбивая их в сплошную массу, как шерсть у бездомного пса. — Где ж твой дружок, детектив?

Слоун. Вот почему рыжебородый не выстрелил ему в спину. Им нужен Слоун или скорее даже та папка, о которой он говорил.

— Собирает войска. Скоро здесь будет полно людей, которым не очень-то по вкусу придется убийца полицейского. На твоем месте я бы отсюда смылся.

— Хороший совет. Я и собираюсь так сделать.

— А я остаюсь.

Было глупо так говорить, но Молье сказанная фраза доставила некое извращенное удовольствие, в то время как он продолжал перебирать в уме небогатые возможности выбора. Броситься в ручей? Но рыжебородый изрешетит его, как мишень в тире, еще прежде, чем он успеет нырнуть.

Рыжебородый пожал плечами.

— Превратности войны, детектив!

— Серьезно? А я-то думал, что объявлять войну — это привилегия конгресса. Придется полистать конституцию, освежить в памяти некоторые ее статьи. Так за кого воюешь, солдат?

— Я мог бы и сказать тебе это, детектив, но потом мне придется тебя шлепнуть. Смешно, правда?

— Бывает и смешнее. Похоже на шутку из плохого фильма. Успокой ты мою душу перед тем, как мне лечь в могилу. Скажи только, это вы те подонки, что кокнули Купермана?

— Если ты про того полицейского, то да.

— Ну, тогда счет по меньшей мере равный. — Он отогнал от себя прочь мысли о Мэгги и детях. Он не умрет. Не допустит этого. Повернись. Не давай ему слишком легко взять тебя на мушку. Да разве в этом дело? Дробовик и без того разорвет тебя на куски.

— Я счета не веду, детектив. И зла на вас не держу. И не моя на то воля — убивать стражей порядка. Я лично полицию уважаю — работа у вас не из легких.

— Твои слова — мне просто бальзам на душу.

— Тот полицейский был непредвиденным осложнением. Нам не оставалось ничего другого.

— Будь уверен, я это передам его жене и сыну, когда их увижу.

— Вряд ли передашь, — сказал рыжебородый, поднимая «бенелли».

Деревья и кустарник поредели, обозначив истоптанные тропинки, ведущие к небольшой поляне-пролысине в густой чаще леса. Кто расчистил эту поляну — природа или человек, Слоун не знал, но пустое пространство, несмотря на потоки воды, льющиеся сверху, и туман, дало ему возможность увидеть их фигуры. Проблема заключалась в расстоянии. Даже в самых благоприятных обстоятельствах он вряд ли мог бы попасть в такую цель, стреляя из пистолета, а при туманящей зрение мигрени и среди водяных струй шансы его были равны одному к миллиону. А выстрелить он мог только один раз. Он вжался спиной в ствол дерева, судорожно соображая и не находя очевидного решения. Он вгляделся опять.

Его выстрел, по крайней мере, привлечет внимание обоих. А это может дать детективу необходимое время. Он глубоко вздохнул и потянулся к заткнутому за пояс кольту.

Но кольта не было.