В ходе Крымской (Восточной) войны союзные войска сосредоточились не только в Крыму. Английские корабли появлялись на Белом море и обстреливали Архангельск. Были они на Балтийском море и на Дальнем Востоке. Но кровопролитные бои разгорелись на Юге: в Крыму и на Кавказе.

На Кавказском театре войны боевые действия начались 27 октября 1853 г. Почти 500-километровая Кавказская пограничная линия была прикрыта слабо укрепленными, лишенными значительных фортификационных сооружений и слабыми по огневой оснащенности крепостями. Значительно усложнял оборону Закавказья горный характер театра боевых действий. В середине октября 1853 г. по инициативе Нахимова на Кавказское побережье была переброшена

13 пехотная дивизия (более 16 тыс. человек) с артиллерией. Общевойсковой корпус достиг численности 30 тыс. человек. Командовал корпусом генерал-лейтенант В. О. Бебутов. К тому же много внимания уделялось созданию иррегулярных военных формирований из местного кавказского населения. Говоря о народах Кавказа, генерал Фадеев писал: «Эти племена от возраста привыкли выставлять ополчение, а большая их часть через свою воинственность выставляет его даже с готовностью, если только русское начальство принимает в надлежащее внимание местные обычаи и туземную общественную иерархию». Обычно российское правительство при наборе добровольцев, как правило, делало ставку на христианское население Грузии, но перед угрозой османского завоевания и часть мусульманского населения добровольно выступила на стороне России.

В Азербайджане особенно интенсивно проводились мероприятия по созданию национальных конных ополчений. Согласно распоряжению генерального штаба в 1854 г. были сформированы конные мусульманские отряды. В битвах русских войск против турецкой армии приняли участие до 12 тыс. грузин, азербайджанцев и армян. В кампании 1855 г. в составе Отдельного Кавказского корпуса воевало 30 тыс. воинов, представлявших многие народы Кавказа.

Вооруженные силы Турции на Кавказе состояли из регулярной действующей армии, резервов, иррегулярных войск и вспомогательного контингента. На Кавказском театре в начале войны действовал Анатолийский корпус, иррегулярные войска (башибузуки – «головорезы») и вассалы султана, всего 60 тыс. человек. Серьезную ставку союзные силы делали на войска имама Шамиля, которые уже долгие годы оказывали сопротивление российской армии. Союзники рассчитывали, что отряды Шамиля откроют второй фронт против России. «Кавказ – это вавилонская башня фанатизма, и для устранения россиян из Закавказья необходимо западным цивилизаторам подать руку помощи кавказскому пророку и, подчинив все Закавказье Турции, поставить над ним валия или султанского наместника в лице Шамиля», – писали английские газеты во время Крымской войны. На Северный Кавказ прибывали десятки турецких и английских агентов с письмами и призывами к «священной войне» против России. Обсуждался даже вопрос об использовании сил Шамиля в Крыму. Английский кабинет, больше всего заинтересованный в том, чтобы вытеснить Россию с Кавказа, предлагал выполнить эту нелегкую операцию французским и турецким союзникам. Сами же англичане отказывались от участия в военных действиях на Кавказе. Летом 1854 г. английский министр иностранных дел Дж. Каннинг писал: «Мне кажется, что Шамиль – это фанатик и варвар, с которым не только нам, но и Порте будет тяжело установить какие-то удовлетворительные отношения». Однако все попытки обеспечить этого возможного союзника оружием и деньгами, которые делались английскими и французскими эмиссарами, закончились неудачей. Во время войны фактически не удалось наладить с ним серьезные политические контакты.

При этом весть о российско-турецкой войне активизировала почти угасшую на начало 50-х гг. XIX в. военную деятельность Шамиля. Кавказское командование было сильно обеспокоено чеченско-дагестанской проблемой в связи с военными операциями, которые должны были развернуться в Закавказье. Возникали серьезные опасения, что Шамиль ударит в тыл армии, действующей против турок. Князь Воронцов писал князю Долгорукову в декабре 1853 г.: «Фанатизм горцев разгорается, и возникает надежда на освобождение от нашего властвования. Это дает повод ожидать усиленных и единодушных действий против нас, направленных предводителями их – Мухаммед-Эмином и Шамилем».

Имам же определенные надежды на изменение обстановки на Кавказе связывал с гибкостью своей внешней политики. Так, исследователи отмечают, что Шамиль не исключал возможности превратить Россию из своего врага в союзника.

За год или два до начала Восточной войны, по словам Шамиля, на Кавказе распространились слухи, которые передавались в виде пророчества, о том, что скоро появятся войска турецкого султана вместе с войсками других государств, которые вытеснят россиян и передадут полную власть над всем Кавказом султану. Шамиль в марте 1853 г. писал султану: «Милостивый и Большой халиф, мы, твои подданные, уже много лет ведем борьбу с врагами нашей веры, и сил наших больше не имеем… Нам, твоим подданным, из года в год столько пришлось вынести, что не осталось чем противостоять врагу. Мы все потеряли, и никогда нам не было так плохо».

Перед началом войны турецкий султан обратился к Шамилю со следующим посланием: «…Россияне нарушили договор, который существовал между ними и мной; из этого видно, что они хотят опозорить религию ислама… ты с рождения пронялся благоговением к религии, ты к сим порам праведно воевал за нее по своей воле, без всякой награды… я предрасположу к тебе приказом население из следующих мест вместе с ханами и беками: Тифлис, Ереван, Нахичевань, Дербент… ты имеешь объединить их со своими дагестанскими силами и выгнать россиян из наших поселений… <…> Я буду стараться создать тебе большую славу о твоей храбрости и умении… С моей стороны ты получишь большие награды за услуги…»

Шамиль за два месяца до начала войны, пользуясь разбросанностью малочисленных российских войск на Лезгинской линии, вторгся в районы Кахетии. Это вызвало серьезное беспокойство российского командования. Свидетель тех событий писал: «Поход Шамиля мог привести к серьезным последствиям в войне, кроме явного противника, у нас был и тайный, в лице массы мусульманского населения. Любой, даже незначительный успех Шамиля мог послужить искрой и привести к взрыву. Азиатские народы очень легковерные и легкомысленные; но вместе с тем они, что называется «себе в голове». Большинство из них всегда ожидало начальных результатов действий: оказывался успех на нашей стороне – они появлялись с поздравлениями и готовностью на всяческие услуги, заверяли в искренней преданности и не жалели сильнейших высказываний; при малейшей нашей неудаче – они оказывались в рядах противника, и плохо приходилось, если нас было мало или, еще хуже, мы не обеспечили себя с тыла».

В начале войны имам получил предложение соединиться с союзными войсками в Имеретии. Но к лету 1854 г. он не начал военных действий. Лишь в июле 1854 г. Шамиль совершил серьезную вылазку. Главная цель ее состояла в прорыве к богатой Кахетии, чтобы улучшить материальное положение имамата. Выполнение этой задачи облегчалось тем, что наместнику М. С. Воронцову в условиях войны большую часть Кавказского корпуса с Северного Кавказа пришлось перекинуть на границу с Турцией в Закавказье.

Начиная поход в Кахетию, Шамиль объявил о своем намерении идти на соединение с турецкими войсками. Однако, несмотря на его подобострастные письма к султану, он не собирался официально принимать покровительство Турции, терять независимость и свое положение главы исламского движения на Кавказе. Во время войны он выступал лишь в качестве военного, причем довольно ненадежного союзника Турции. В июне 1854 г. он с 15-тысячным войском подошел к поселку Шильди. В результате налета были сожжены 15 поселков, убиты 95 мирных жителей, взято в плен около 700 человек, уведено 3,5 тыс. голов скота, захвачено имущества на 210 тыс. рублей серебром, 16 тыс. рублей ассигнациями. Общий ущерб составил приблизительно 353 тыс. рублей. Население уезда серьезно пострадало. Считая богатую добычу важным результатом кахетинского набега, Шамиль в то же время признавал, что не смог глубоко проникнуть в Закавказье из-за сопротивления грузинских князей, а также из-за того, что россияне, поняв его планы, укрепили оборону Восточной Грузии. Между тем, действия Шамиля не получили одобрения союзников, именно тогда английский посланник в Турции назвал Шамиля «фанатиком и варваром».

Сомнения Шамиля в целесообразности присоединения к турецким войскам усилились, когда он с удивлением узнал о состоянии дел под Севастополем. Шамиль прокомментировал ситуацию так: «Стыдно им [Англии, Франции, Турции]! За восемь месяцев три царя не могут получить одну крепость!» Сыграло роль и то, что как фанатичный мусульманин Шамиль не прощал нарушений религиозных канонов никому, даже падишаху. Имам не верил в его благочестие и в богоугодность установленных им в своей стране порядков. С начала Крымской войны Порта сделала достаточно, чтобы Шамиль утвердился в своем скептическом отношении к ней. С началом турецкой закавказской кампании он ясно дал понять, что желает получить официальное приглашение участвовать в союзе и точные сведения о стратегических планах турок. Но четкого ответа не поступило, частично потому, что турки и сами не знали, как им действовать на азиатском театре войны. Как суверенного владыку Шамиля задел и тот факт, что султан лишь однажды (6 октября 1853 г.) обратился к нему лично. Во всех других случаях с имамом вели переписку второстепенные фигуры – представители османского военного командования в Малой Азии и на Черноморском побережье Кавказа. Они требовали, чтобы Шамиль признал себя вассалом султана, прислали ему даже турецкие генеральские эполеты, но это только его разгневало: он хотел быть самостоятельным правителем, а не вассалом.

Как это ни покажется удивительным, во время войны отношение Шамиля к России заметно смягчилось. От военных неудач стремительно ухудшалось экономическое состояние в имамате. Шамиль должен был отказываться от крупных стратегических операций ради грабительских рейдов, чтобы прокормить армию. Имам осознал бесперспективность своей ориентации на Турцию.

Все чаще в рядах русской армии появлялись перебежчики – представители горных народов. Современник пишет, что «борьба большинству населения уже начинала становиться не по силам, тем более что ни результатов от нее, ни близкого конца ее не было видно. Лучшие земли ближе к Аргуну и Сунже переходили под власть России и заселялись казачьими станицами или же, благодаря системе широких просек, приоткрывались для свободного набега наших войск, уничтожавщих все посевы и запасы. Все дальше и дальше оттесненные таким образом к горам, в менее плодородные места, вынужденные покинуть только что оборудованное жилье, плод своей работы и единое средство существования, и снова в новых лесных массивах вырубать участки для посевов, каждый час ожидая нападения, которое заставит отойти еще дальше, много чеченцев, особенно тех, кто был лично недоволен Шамилем или его соратниками, решались предать дело мюридизма и перейти на поселение в места, уже совсем занятые россиянами, таким образом покоряясь нам». Конечно, такое переселение поощрялось со стороны России: переселенцы не облагались никакими налогами и повинностями. Таким образом у Шамиля отбирали его бойцов, подрывали его авторитет у населения. Все меньше действовали угрозы и обещания сторонников Шамиля скорого изгнания россиян с Кавказа. Случалось, что Шамиля покидали его ближайшие соратники.

Очень точно описал позицию горцев Северо-Западного Кавказа в своих воспоминаниях Ф. Ф. Торнау: «Кавказские племена, которые султан считал своими подданными, никогда ему не подчинялись. Они признавали его как наследника Магомета и падишаха всех мусульман своим духовным руководителем, но не платили дани и не выставляли солдат. Турок, которые занимали несколько крепостей на морском побережье, горцы терпели у себя по праву единоверия, но не допускали их вмешиваться в свои внутренние дела и дрались с ними, а лучше сказать, били их без всякого сожаления в случае всякого подобного вмешательства».

Таким образом, события показали, что в это время положение России на Северном Кавказе было настолько прочным, что, несмотря на перевод из этого района части военного контингента на турецкую границу, русским не грозил удар в спину.

Николай I требовал немедленного наступления Действующего кавказского корпуса на главную турецкую крепость – Карс. Но командующий корпусом генерал В. О. Бебутов был против этой авантюры. Он считал, что в тот момент русские войска были слабее турецких и взять приступом Карс не смогут. Он решил дождаться противника и разбить его в поле.

Турки первыми начали свое наступление и сначала добились некоторого успеха. Тогда они решили наступать на Тифлис (Тбилиси). Но 18 ноября 1853 г. их авангард в Боржомском ущелье был разгромлен.

Это создало благоприятную обстановку для дальнейших боевых действий россиян. 19 ноября 1853 г. отряд под командованием генерала Бебутова атаковал 38-тысячный турецкий корпус на правом берегу реки Мавряк-чай в районе сел Баш-Кадиклар, Орта-Кадиклар и Аян-Кадиклар. Когда русский отряд подходил к высотам, командующий турецким корпусом Ахмет-паша, объезжая фронт своих войск, заявил: «…Для чего нам биться, когда нас приходится по четыре мужчины на одного. Свяжем их и повезем к Карсу!» Однако похвальба турецкого командира оказалась пустой. Российские войска нанесли туркам серьезное поражение. В Карс возвратилось не более 20 тыс. человек, в то время как потери русских составили 1,5 тыс. человек.

Но до победы было еще далеко. Российское командование боялось возможной высадки иностранного десанта на протяженной линии Черноморского побережья. В начале лета 1854 г. почти все береговые укрепления здесь были ликвидированы. Остались только важнейшие форпосты: Новороссийск, Суджук-кале, Геленджик, Анапа. Отсюда войска могли быть выведены в любое время сухим путем.

К лету 1854 г. Оттоманской империи ценой крайнего напряжения сил удалось восстановить численность своей армии, которая почти втрое (120 тыс. против 40 тыс.) превосходила Действующий русский корпус. Вскоре началось наступление Батумского корпуса турок (40 тыс. человек) на Тифлис. В начале июня 1854 г. его авангард вторгся в Грузию и двинулся на Кутаиси. Однако турецкие войска встретили решительный отпор со стороны российской армии и потерпели ряд сокрушительных поражений. В июле же в направлении Еревана выступил 20-тысячный Баязетский турецкий корпус. Навстречу ему выдвинулся Ереванский отряд под командованием генерала К. К. Врангеля. Бой разгорелся на Чингальских высотах (горном перевале на российско-турецкой границе). Турецкий отряд, понеся большие потери, вынужден был отступить. 19 (31) июля жители Баязета сдали российским войскам свою крепость. Угроза со стороны Баязета была ликвидирована.

Затем в наступление перешел и 20-тысячный Александропольский отряд В. О. Бебутова. Отряд находился в 15 километрах от Карса, лагеря главных сил турок. Наступление было назначено на 5 августа. Но в этот день на российские войска двинулся 60-тысячный турецкий корпус, которым командовал французский генерал. Состоялся бой под Кюрюк-Дара. Благодаря тактике и мастерски выполненным маневрам российские войска одержали умелую победу. Турецкая армия потеряла более 20 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными. После этого поражения турки уже не вели активных действий в Закавказье. Военные действия были перенесены на турецкую территорию.

Английский военный советник, полковник Ф. Вильямс разработал стратегический план военных действий для турок на 1855 г. Он заключался в том, чтобы сосредоточить силы преимущественно в Карсе, Эрзеруме, Батуми и двухтрех крепостях, которые перекрывают важнейшую артерию на Ближнем Востоке – Трабзон – Тебриз.

24 октября 1854 г. князя М. С. Воронцова освободили от обязанностей наместника Кавказа. Десятилетие его управления на Кавказе нельзя назвать положительным. Его стремление покорить край, завоевать горцев, переселить их, а на их место поселить русских вызывало противодействие со стороны местного населения, что ослабляло силу русской армии в войне с Турцией. Исполнять обязанности наместника стал генерал от кавалерии Н. А. Реад, «человек уважительный и заслуженный, но который был мало знаком с Кавказом и не имел авторитета». Фактически все нити управления оказались в руках молодого и энергичного начальника штаба князя О. И. Баратынского. Командовать действующим корпусом на кавказско-турецкой границе продолжал князь В. О. Бебутов.

29 ноября 1854 г. пост кавказского наместника получил граф H. Н. Муравьев. Назначая его наместником, император полагался на его опыт. В воспоминаниях Д. А. Милютина о H. Н. Муравьеве мы читаем: «Он с первых шагов оставил невыгодное впечатление… Все существующие на Кавказе порядки, все то, что издавна вошло в обычаи старых кавказцев, осуждалось генералом Муравьевым, признавалось распущенностью, нерадением к службе. Подозревая многих в злоупотреблениях, он многих обидел своими затеями, резкостью тона и высказываний. Поставил себе задачу, – как говорили в те времена, – «подтянуть», «прибрать к рукам» – он вызвал общее неудовольствие своими крутыми мероприятиями, тем формализмом и педантством, которые антипатичны для кавказцев». Кроме того он обвинил Ермолова в бездеятельности армии. Князь Д. И. Святополк-Мирский (будущий член Государственного Совета, генерал-адъютант) выступил против действий наместника. Он писал: «Нет, не стали немощными и бессильными те войска, которые победили многочисленных врагов… Нет армии, в которой чувство самопожертвования было бы таким развитым. Здесь каждый фронтовой офицер, каждый солдат уверен, что не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра он будет убит или покалечен. Много ли в России кавказских ветеранов? Их там почти нет, кости их разбросаны по всему Кавказу…»

В феврале 1855 г. возле северо-восточных берегов Черного моря активизировал свои действия англо-турецкий флот. Было уничтожено несколько населенных пунктов и приморских постов. 28 февраля (12 марта) подвергся бомбардировке Новороссийск, но гарнизону города удалось отразить нападение. В мае союзники блокировали Анапу и Новороссийск. Русская армия разрушила слабые укрепления городов, оставила их, вывезя ценности.

Основные усилия российских войск сосредотачивались на взятии «грозной твердыни», крепости, которую считали неприступной, – Карсе. Она располагалась на главном оперативном направлении Кавказского театра и прикрывала коммуникации, которые вели в тыл турецкой армии и дальше к Константинополю. На начало военной кампании 1855 г.

Карс представлял собой большой укрепленный лагерь, построенный английскими инженерами по всем правилам военно-инженерного искусства того времени. Здесь находилась основная часть турецкой армии.

К маю 1855 г. основные силы российской армии сосредоточились на турецкой границе. Одна из групп (24 500 человек) под командованием генерал-лейтенанта Бриммера располагалась под Александрополем; вторая (10 тыс. человек) – под командованием генерал-лейтенанта Ковалевского – в Ахалцихе и в Ахалкалаке; третья (5 тыс. человек) – под командованием генерал-майора Суслова – в Ереванской губернии, у подножия г. Арарат. Отдельный Гурийский отряд (11 тыс. человек) под командованием генерал-майора Багратиона должен был прикрывать тылы армии. В составе всех армий находились добровольцы из местного населения.

В июле 1855 г. главные силы Отдельного Кавказского корпуса подошли к Карсу. План генерала H. Н. Муравьева состоял в том, чтобы часть российских войск блокировала Карс, а остальные оттеснили небольшие турецкие отряды к Эрзеруму, не допуская таким образом подвоза продовольствия к крепости. (Это должно было заставить гарнизон Карса капитулировать.)

Командующий турецкими войсками в Крыму Омар-паша направил часть войск в помощь кавказкой армии. 2 сентября 1855 г. 8 тыс. турок высадилось в Батуми. В такой ситуации генерал Муравьев принял решение о штурме и взятии Карса. 17 сентября 1855 г. Муравьев приказал штурмовать хорошо укрепленный город, гарнизон которого составлял около 20 тыс. человек (в распоряжении Муравьева было около 21 тыс.). Турки выдержали штурм, убив и ранив при этом 7226 человек.

О неудачном штурме Карса осажденные сообщили в Константинополь. Султан приказал отчеканить памятную медаль, а новый турецкий пароход получил название «Карс». В официальных документах отмечалось: «Этот бой важнее, чем под Силистрией, а победа имеет большее значение, чем под Севастополем».

Однако неудача при штурме Карса не сломила дух российских войск. Командование приняло решение приступить к осаде города. Отряды казаков и их разъезды сделали невозможной любую помощь крепости со стороны. Омар-паша, однако, старался оказать помощь осажденным. 25 октября (6 ноября) 1855 г. турецкие войска двинулись из района Сухуми в сторону Кутаиси. Но погодные условия не позволяли турецким войскам быстро продвигаться. 23–25 октября 1855 г. на р. Ингури им оказал сопротивление отряд И. Н. Багратиона. Однако туркам удалось прорваться в Мингрелию. Теперь опасность стала угрожать Имеретии и Гурии. Омар-паша старался склонить на свою сторону правительницу Мингрелии Екатерину Дадиани, но она осталась верна России. В Грузии же развернулось настоящее партизанское движение. «В Мингрелии, – сообщал Омар-паша, – часть населения выступила с оружием в руках (против нас)». Местные жители, по свидетельству английского советника при Омар-паше Л. Олифанта, «имели вид неудовлетворенный и гневный, особенно когда люди в фесках появлялись возле двери их дома, они отказывались поставлять им что-то большее, чем стакан воды или огонь для трубки».

Гарнизон Карса (16 тыс. человек), которому не хватало продовольствия, где каждый день умирало до полутора сотен человек, не дождавшись помощи, 16(28) ноября 1855 г. капитулировал.

25 ноября 1855 г. Омар-паша, получив весть о падении Карской крепости, начал отступление из Мингрелии. Подвижные отряды мингрелов под общим командованием Григория Дадиани и Дмитрия Шервашидзе начали преследование турецкой экспедиционной армии. В марте 1856 г. войска Омар-паши вынуждены были полностью оставить территорию Мингрелии.

Сдача Карской крепости ускорила окончание войны. То, что войска овладели ключевой стратегической позицией в Малой Азии, облегчало задачу русской дипломатии. Появилась возможность в случае начала мирных переговоров использовать Карс и Карский регион в качестве компенсации и предмета обмена.