Она не знала, сколько времени проспала, когда ее вдруг сильно ударили по щеке, а затем грубым рывком подняли на ноги. Не дав опомниться, разбудивший ее тюремщик махнул рукой второму, и они вместе вытащили эльфийку из камеры и повели по коридору. Спустившись еще на один уровень вниз, они завели Виолетту в комнату с низким потолком и усадили на массивное железное кресло, приковав к нему за запястья и лодыжки. Проверив прочность креплений, они вышли, окинув ее напоследок каким-то плотоядным, предвкушающим взглядом. Ви знала, что за этим последует и приготовилась. «Анора мертва, больше я ничего не знаю, меня вообще здесь нет. Меня здесь нет. Меня…»
Дверь бесшумно отворилась и в комнату вошел палач. Мужчина среднего возраста и невысокого роста, он не был похож на того карикатурного злодея с большим топором и в свирепо оскаленной маске, каким его иногда изображали в детских пьесах-страшилках. Он был самым обыкновенным, и от этого Ви почему-то стало жутко.
— Где бывшая королева Анора? — негромко спросил палач, равнодушно глядя на нее.
— Она мертва.
— Куда она убежала и кто твои сообщники?
— Она мертва, а у меня нет сообщников.
— Не хочешь говорить?
В его глазах появился проблеск интереса. Он оглядел ее с головы до ног, как мясник оглядывает подвешенную к потолку тушу, размышляя, какой кусок отрезать первым. От осознания того, что он прикидывает, сколько она может выдержать, Ви замутило, по телу пробежали мурашки, но она упрямо вздернула подбородок и посмотрела палачу в глаза.
— Мне нечего больше сказать.
Но на палача ее маленькая бравада не произвела никакого впечатления. Философски пожав плечами, он подошел к столику, на котором были разложены инструменты — орудия его ремесла. Ви следила за ним краем глаза, стараясь не поддаваться панике. Палач одной рукой взял клещи, а другой ухватил ее за пальцы левой руки. Ви почувствовала как мгновенно вспотела ее ладонь, она попыталась вырвать пальцы, но хватка палача была железной. Он зажал клещами кончик ногтя на ее указательном пальце и еще раз спросил:
— Где Анора?
— Мертва, — почти прошептала эльфийка, зажмуривая глаза.
Боль, резкая жгучая боль заставила ее взвизгнуть. Дрожа, она открыла глаза и увидела кровавое пятно на том месте, где еще недавно был ее ноготь. Пятно расплывалось, поскольку на глаза ей тут же выступили слезы.
— Где Анора? — абсолютно бесстрастным голосом спросил палач.
Виолетта не ответила, только помотала головой.
— Музыкантша, да? Может, правая рука нужна тебе сильнее, чем левая? — палач обошел ее кресло и встал с другой стороны, по-прежнему сжимая в руке клещи.
Ви стиснула зубы, стараясь не разреветься. Этого удовольствия она ему не доставит. Хотя ему, наверное, все равно.
— Ну? Где Анора? Кто твои сообщники?
Она снова закрыла глаза и не ответила. Еще один резкий рывок, крик, сводящее с ума ощущение разрываемой кожи, выдираемого мяса и острая, пульсирующая боль теперь уже в двух пальцах.
— Не передумала? У меня знаешь ли много времени, больше чем у тебя ногтей.
«Он что, шутит? Ему это все-таки нравится? А тебе, Алистер, тебе это нравится? Очевидно, нет, раз даже не пришел посмотреть,» — мысли ее лихорадочно скакали, тесня одна другую, во рту пересохло, перед глазами поплыли темные круги. «Мертва, мертва, она мертва, и я больше ничего не знаю. Меня вообще здесь нет.»
Отложив клещи, палач стал ломать ей пальцы. Мизинец она еще выдержала, но на безымянном, наконец, провалилась в блаженную черноту.
Ви очнулась, когда на нее вылили ведро ледяной воды. Руки немилосердно болели. Она покосилась на свои пальцы. Видимо, палач решил сначала ее "пробудить", и только после этого продолжил.
Время, проведенное в кресле, казалось, растянулось на вечность.
«Пять секунд.» — повторяла себе Ви — «Если я могу выдержать пять секунд, я могу выдержать сколько угодно. А потом, в одну из секунд все закончится. Все обязательно закончится, ничто не может длиться вечно. Раз… Два… Три… Четыре… Пять. Раз… Два…»
Еще ноготь. Еще… Еще. Три… Четыре..
— Она мертва. Нет сообщников.
Пять! Раз… Два…
— Она мертва. Я одна.
Четыре… Четыре уже было? А… Раз… Два…
— Куколка, у тебя заканчиваются ногти. Давай снова вернемся к пальцам, а то становится скучно. Итак, кто ты говоришь тебе помогал?
Хрусть!
— Я одна. Одна… Три..
— Три?
— Четыре…
— А, ясно. Это тебе не поможет.
Очередной палец. Удар в живот, под ребра, по почкам, и снова в живот. Ногти. Еще и еще. Когда он стащил с нее сапог и распоров ножом штанину принялся нарезать кожу на лоскуты, а после медленно, по одному их отрывать от мяса, Ви снова потеряла сознание.
На этот раз она очнулась в камере. В Тени ей виделось, что ее руки пожирает демон гнева, и проснувшись, ощущения ничуть не изменились. Ви не знала, сколько она была в отключке, но это было сейчас и не важно. С трудом, она подползла к окошку, пытаясь в неярком свете рассмотреть свои руки.
Ногтей не было. Она отметила это совершенно равнодушно. Да, больно. Но они отрастут, если дать им такую возможность. Было бы гораздо хуже, если бы палач начал загонять туда иглы: пойдет воспаление и простите-прощайте руки. Пять пальцев сломано, три на правой руке, два на левой. А вот это уже плохо. То как он сломал их — не просто переломил, а вывернул при этом, словно собираясь выдавить кость, чтобы причинить больше боли, разумеется. Ви неловко, стараясь не задеть изувеченную ногу, села прямо на пол, и принялась вправлять пальцы, так сильно при этом сжимая зубы, что почувствовала собственную кровь на языке. Прокусила губу и не заметила. «Дура совсем, что ли? Решила палачу облегчить задачу? Пальцы бы зафиксировать, хоть тряпкой, но ведь бесполезно, все равно сорвут… И все же..»
Она полезла во внутренний карман, в котором, как она помнила лежала тряпица с розой. Достав, развернула, не обращая внимания на упавший цветок, и разорвала зубами, кое-как обвязав пальцы, фиксируя их. С ногой, к сожалению, сделать было ничего нельзя.
Ви ни на мгновение не верила, что кто-то придет к ней на помощь. Бриала не раз повторяла, что проваленный агент — бесполезный агент, а значит помощи ждать некуда. Оставался еще один выход. Ви провела языком по одному из зубов мудрости. Когда-то давно этот зуб вырвали, чтобы заменить на точно такой же, но с ядом. Достаточно просто его расшатать и разгрызть.
«Если надежды совсем не останется…»
Мысль она не закончила. Она не знала, на что ей надеяться. Ей вдруг стало очень одиноко и страшно. Она боялась не палача и не смерти, а той темной пустоты, которая ждала ее в глубине камеры. И неожиданно, Ви почувствовала, как к глазам подступают слезы.
«Прекрати себя жалеть! Прекрати сейчас же, не смей!» — мысленно прикрикнула она на себя. — «Тебя не насиловали, ничего не выкололи, и даже особо не покалечили. Не смей пускать сопли!»
Но проклятое тело не слушалось. По щеке девушки медленно скатилась одинокая слезинка, и она почувствовала, что сейчас просто-напросто разрыдается.
«Надо отвлечь себя, срочно отвлечь.» Она обвела взглядом камеру, и вдруг заметила сухую розу, лежащую, словно подсказка, в прямоугольнике света падающего из окошка камеры. Потянувшись, она взяла ее все еще кровоточащими от варварского обращения с ногтями, пальцами, и отползла к стене, опираясь на нее спиной. Подумала, не сесть ли на тюфяк, но откинула эту мысль, сейчас пол приятно холодил ее воспаленное тело. Жаль, что нет лютни, но и так сойдет.
Ви, задумчиво подбирая слова, оторвала один лепесток, и отодвинув руку, разжала пальцы, наблюдая за тем, как он, планируя дугою, мягко опустился на пол. А потом, негромко, для себя, запела, что-то находящее отголоски в ее душе, что-то забытое, но являющееся частью ее самой, а потому само приходящее на язык.
Ее красота неподвластна богам, любовь же — Создателя дар
Разит своим взглядом сердца пополам: в нем страсть и пылает пожар
И пусть не смутит обнищавший наряд, душа ее — чистый хрусталь
Женою в дом каждый свой взять ее рад, прекрасную Шаранеаль…
Он смелый охотник и ловкий боец, ведет аравелли вперед
Ни разу не слышал никто, чтоб храбрец, хоть раз бы подвел свой Народ
Силен и удачлив, дух тверд, словно сталь, ступает он в город под ночь
Желая почтить до зимы Венадаль, но встретив эльфийскую дочь…
Еще один лепесток коснулся пола. Этот она изрядно утяжелила собственной кровью, и он упал гораздо быстрее, чем хотелось. Поверх него, сорвавшись с указательного пальца, упало еще несколько капель, и почти мгновенной впитались в сухой листок.
Случайность быть может? А может — судьба? Когда у двоих будто стих
Сплетаются души, и бьются сердца, едиными ставши за миг
Эльфийка, касаясь легко словно свет, улыбкой могла исцелить
Но как же ей больно сейчас, в этот час, смотреть, улыбаться и жить!
Увы, но эльфийскую деву вот-вот, коварный аввар заберет
Пленила его красотою своей, а кроткостью весь их народ
Отдали рабыней за пару коней, не в жены — игрушкой на час
"Я утром оставшись одна — удавлюсь." — В том дева себе поклялась.
Еще один лепесток. И еще один. И еще… Ви почувствовала, что задыхается, но не могла понять почему, то ли от злости, то ли от безысходности, то ли… «Нет, о, нет, не плачь, не смей! Что там дальше? Что там было? Что рассказывал… Он?»
Долиец пришел к самому королю, и бросил ему свой кинжал
"И силу и душу тебе подарю, прошу лишь одно" — он сказал -
"Отдай мне свободу той, что я люблю, пусть сгинет лен'алас лат'дин!"
И добрый правитель с улыбкой кивнул: "Вы оба свободны! Иди."
К приезду прекраснейшей леди своей, долиец посеял цветы.
И чудо! Наутро они проросли, обвив и дома и мосты
Те снежные розы усыпали все, развеяв невесты печаль
И эльф восхищенно смотрел как к нему ступала Шаранеаль…
Голос эльфийки задрожал, но она почти сразу с собою справилась, восстанавливая твердость. Еще один лепесток. И вот этот мне хочется раскрошить, чтобы на грязный пол падал его прах… Если я здесь умру, то зачем ему сохранять целостность? Все равно ведь сгниет.
Они обручились, но помнили Долы о краткости жизни Любви
Три года блаженства, и вот приговор: ты в срок уничтожишь цветы!
Эльф встал, защищая розарий из снов, и бился не помня про страх
Удар! И он кровью цветы окропив погиб на любимых руках.
… Дворяне украли последний куст роз, который уже расцветал
Засохли другие, окрасившись в кровь, в знак скорби о муже, что пал
Прошло много лет, и не помнят уже чей призрак в цветах вечно чтут
Лишь бедность и серость остались вокруг…
Последний лепесток упал на пол, и Ви откинула их здоровой ногою, подальше от себя, швырнув туда же, во тьму, и стебель.
— … Да красные розы цветут. — закончила она, и не меняя ни тона ни позы, проговорила: — Уходи, Алистер. Я не скажу тебе ничего из того, что не сказала твоему палачу.
Шаги, стук двери, и — тишина. Он не произнес ни слова, а она… Пожалуй, что и не ждала.
— Позови Трантера.
— Палача? Что случи..
— Позови!
Алистер, казалось, постарел лет на десять. Он стоял у окна, сложив руки на груди и смотрел на кружение снежинок за окном. Перед глазами все еще стояла эльфийка, рвущая лепестки так, словно это было сердце, а в ушах звучал ее голос.
Увиденное его раздавило. Проехалось так, словно на него со всей дури рухнул архидемон, а потом еще и попрыгал для верности. Он не хотел этого, видит Создатель! Он просил напугать и расспросить, а это…
— Звали Ваше Величество?
— Какого демона ты с ней сделал!? — Обернулся король. Вместе с палачом в кабинет вошел Теган, оставшись стоять у двери, но сейчас королю было плевать на то, что тот может услышать — Я же тебя проинструктировал!
— Простите, Ваше Величество, но вы ясно дали понять, что получение информации от барда для вас приоритетно. Она же явно подготовлена! Неужели вы считаете, что ее так напугают простые угрозы, что она тут же во всем сознается?
— А под пытками, значит, расколется?!
— Ну, еще держится, но поверьте моему опыту, рано или поздно я вытяну из нее нужные сведения… Пусть уснет, через пару часов поднимем и продолжим.
— Не смей с ней больше ничего делать! — Похолодел Алистер — Вообще к ней не подходи! И чтобы никто не подходил, я запрещаю!
— Трантер, ты свободен. Мы с Его Величеством обговорим и передадим тебе новые инструкции. — Теган отлип от стены и сделал шаг вперед.
— Как прикажете, Ваша милость.
Палач поклонился и ушел, и только после этого "дядюшка" повернулся к своему королю.
— Алистер, что происходит? Нам нужна эта информация, хватит устраивать истерики перед подчиненными и жалеть девчонку! Она тебя не пожалела, когда вытаскивала ту суку из заключения!
— Это приказ, Теган! — с непривычной для него сталью в голосе почти выкрикнул король. — Не подпускай к ней палача и позови целителя, пусть… пусть осмотрит, — уже тише закончил он и ушел.
Полчаса спустя Алистер в смятении нарезал круги по своей комнате — новой комнате, так как старую все еще приводили в порядок после пожара. Он вспомнил ночь того странного покушения. «А что, если за этим тоже стояла она?» — эта мысль, внезапно пришедшая ему в голову, словно ударила под дых. Нет, — помотал головой король, на минуту остановившись, — «нет, ту ночь мы провели вместе, она никак не могла…» Воспоминание о той ночи, когда ему впервые за много лет удалось по-настоящему расслабиться и отдохнуть, несмотря на отсутствие сна, заставило больно сжаться его сердце.
«И что, это все была лишь игра? Проклятая орлесианская Игра, в которой она разыграла меня как по нотам? Ха, разыграла по нотам, их она хорошо знает. Менестрель. Бард…»
Он вспомнил Лелиану, еще одного барда из Орлея, встрявшую как-то в политический шпионаж в Ферелдене. Он вспомнил, как Лелиана рассказывала ему и Табрис свою историю о том, как денеримская стража схватила и пытала ее, поймав с секретными бумагами. Вспомнил, как они сочувствовали Лелиане, осуждая чрезмерную жестокость стражников по отношению к хрупкой девушке. «Раньше ты осуждал, а теперь сам приказываешь пытать хрупких девушек, Алистер», — сказал он сам себе, горько усмехнувшись, но тут же до боли стиснул кулаки. — «Но Лелиана не была хрупкой, и тебя, Виолетта, хрупкой не назовешь. Все вы — барды, шпионы, наемные убийцы, завоевываете доверие, проникая в самое сердце, а потом бьете в спину!» — он яростно и со всей силы ударил кулаком по стене, а потом еще и еще, сбивая в кровь костяшки пальцев. — «Притворялась, неужели ты все это время просто притворялась?»
Ви проснулась от того, что в нос ей ударил запах маринованных яиц. Она открыла глаза и увидела над собой крючковатый нос Седрика, пристально ее разглядывавшего. Дверь камеры была открыта, и на пороге стояли двое стражников, очевидно следя, чтобы она не бросилась на целителя.
— Грубо, как грубо, — бормотал он себе под нос, качая головой, но во взгляде его было, скорее, любопытство, нежели сочувствие и жалость. — Это мы приложим сюда, чтобы не воспалилось.
С этими словами он достал повязку, пропитанную какой-то пахучей дрянью, и обернул вокруг изувеченной ноги эльфийки. Ногу ожгло и защипало так, что Ви, вскрикнув, резко подскочила на тюфяке и ушибла переломанные пальцы об стену. От боли хотелось выть, на глаза навернулись слезы. Стражники у двери захохотали.
— Тебе бы с Трантером поменяться должностями, Седрик. Вон как она у тебя кричит, глядишь, сейчас все и выложит!
«Они смеются надо мной! Им доставляет удовольствие видеть, как мне больно, видеть меня униженной и втоптанной в грязь. Ну нет, обойдетесь», — Ви стиснула зубы и исподлобья посмотрела на целителя, усилием воли пытаясь остановить слезы.
Седрик же не обращал никакого внимания ни на нее, ни на стражников. Его интересовали только ее раны. Закончив с ногой, он вправил ей пальцы, не утруждая себя обезболивающими. Ви чуть снова не потеряла сознание, но выдержала, до боли прикусив кончик языка. Целитель с помощью деревяшек и бинтов зафиксировал ее пальцы и смазал их кончики той же пахучей дрянью, щипало немилосердно. После этого он, профессионально окинув взглядом свою работу и оставшись доволен результатом, собрал все инструменты и лекарства и вышел, ничего не говоря. Стражники вышли за ним и заперли дверь.
Ви не знала, сколько прошло времени, не знала день сейчас или ночь. Почему-то казалось, что ночь. Она чувствовала, что у нее поднимается температура, ее лихорадило. По-видимому, припарки целителя не помогли и у нее начиналось воспаление. Следующие несколько часов прошли как в бреду. Ее то знобило, то бросало в жар и непрерывно трясло мелкой дрожью. Она проваливалась в сон на несколько минут, чтобы потом вынырнуть оттуда, как из-под воды. И с каждым разом вода становилась все более вязкой, а выныривать было все труднее. «Еще пять минут, пап, и я вылезу из воды, обещаю! «- была последняя ее мысль перед тем как окончательно погрузиться в темноту.
Ей снилось то лето в Вал Руайо. Стояла небывалая жара, дождя не было уже много недель, и в эльфинаже все изнывали от жажды. Почти все дворяне сбежали тогда в свои загородные усадьбы подальше от удушливой пыли и раскаленных мостовых столицы. Пляжи практически опустели, и самые отчаянные эльфы бегали туда ближе к ночи, чтобы быстро искупаться, пока не заметили стражники. Маленькая Виолетта неделями упрашивала отца отвести ее на пляж. Мальчишки постарше из их компании все как один уже были там и с восторгом описывали бархатистый песок и теплое, как парное молоко, море, тянущееся так далеко, что края не видно. И в один прекрасный день Гараэл, наконец, уступил ее просьбе. Они пошли на пляж, как чуть стемнело. На берегу не было ни души, только кричали чайки и неспешно набегали на песок волны. Ступая босыми ногами по песку Виолетта в нерешительности остановилась у края воды. Волна подкатилась к самым ее ступням, обдав брызгами, а затем с тихим шипением откатилась, оставляя быстро тающую пену. Ви взвизгнула от восторга и с сияющим лицом обернулась к отцу. Он радостно смеялся, глядя на нее и подбадривал зайти дальше в воду. Долго упрашивать не пришлось. Ви скинула прилипшую к телу рубашку и штаны и бросилась в воду. Еще никогда в жизни она не испытывала такого восторга! Море мягко обволакивало ее, поддерживая на плаву. Волны то и дело накрывали ее с головой, но она каждый раз с радостным хохотом выныривала и снова кидалась покорять стихию. Ей хотелось, чтобы это удовольствие никогда не кончалось. Отец кричал, что пора ей вылезать из воды и возвращаться домой, но она только беспечно смеялась и ныряла обратно. А потом в его крике что-то изменилось. Она взглянула на берег и увидела двух стражников, пошатывающейся походкой приближавшихся к отцу. Он встал так, чтобы загородить ее спиной и стал что-то им говорить. Взмах меча, и кровь хлынула на песок, окрашивая его багряным. Она завопила, но шум волн заглушил ее крик. Что было дальше, она помнила весьма смутно. Она как-то выбралась на берег и пошла прочь из города. И шла, продираясь, сквозь лес, пока не вышла на лагерь долийцев. Вернее, выпала, рухнув без сил к ногам охотников, охранявших границы лагеря. Как тебя зовут, девочка? — Виолетта Гараэл.
Ее разбудил какой-то резкий звук, словно удар меча о доспех. Резкий, пронзительный, длинный и неимоверно противный, заставляющий девушку вынырнуть из глубокого забыться. Что ей снилось? Она помнила только соленые брызги. Но спустя пару минут и это воспоминание покинуло ее, улетучившись с остатками сна.
Он стоял там, перед нею, молча глядя на стену над ее головой. Потом нехотя, словно заставляя себя, перевел взгляд на девушку. Подтянувшись, она села на тюфяке. Когда я успела оказаться на нем? В голове стучали молоточки, ее знобило и хотелось есть, глаза и щеки лихорадочно горели. В голове на мгновение всплыла одна из инструкций Бриалы: "Если видишь, что клиент слаб на перед, используй свою женскую силу", но эта мысль показалась ей сейчас далекой и мерзкой. Можно было бы надавить на жалость, выторговать себе что-то. Можно.
Но не хотелось.
Она ощущала, что что-то в ней умерло вместе со слетевшим с пальца первым оторванным ногтем, и в душе оплакивала эту незаметную для глаза смерть. Словно из нее разом выдернули какой-то стержень, без которого не осталось сил, чтобы и дальше обманывать. Просто не осталось.
Они оба молчали. Ви ждала слов, что скажет ей король, но он не находил их. Наконец, Алистер сложил руки на груди, и задал самый важный для себя вопрос:
— Хоть что-то, из того, что ты говорила, было правдой? Хоть что-то?
Его голос звучал почти умоляюще, и Ви стало противно. Какое лицемерие! Бросить ее в лапы палача, а потом приходить давить на душевные струны! «Хочешь, чтобы я излила тебе душу? Не добился силой, решил попробовать вырвать из сердца? Что ж. Если на меня тебе наплевать, то хоть твое самолюбие пусть страдает!»
Она подняла голову и ухмыльнулась — широко и жестко, а после, не отводя глаз от короля, ответила с насмешкой:
— Ни слова.
Она все равно умрет здесь. Пусть останется так. Ей так будет… Проще его ненавидеть. Легко ненавидеть злодея. Любимого — куда как сложнее.
«Любимого?» — она ухватилась за эту мысль, и на мгновение закрыла глаза. — «Любимого…»
— Я тебе не верю. Даже барды не умеют так врать.
— Сомневаюсь, что ты знал так уж много бардов.
— Достаточно знать и одного, чтобы понять, что вы такие же люди, как и все остальные.
— То есть — что все мы разные.
«Бессмысленный разговор» — горько подумала она — «Пустой и нелепый. За этим ты пришел? Поиграть со мной, перед приходом палача?»
— Я бы дал тебе всё — глухо произнес король
— Что — всё? Что для тебя всё, Алистер? — Ви почувствовала как в груди что-то екнуло, и взорвалось волной ярости, но ее голос даже не задрожал — Место придворного менестреля? Или место в твоей постели? Такое "всё" ты видел в моем будущем? Неужели ты настолько ограничен, что считаешь это пределом моих мечтаний?
— Разве не об этом мечтает каждая влюбленная девушка?
— Влюбленная — может быть. Девушка — тоже возможно, хотя они чаще мечтают о семье и законных — законных! — детях… А я — бард. И не какой-нибудь, а орлесианский! И мечты у меня соответствующие.
— Разжигать мятежи? Провоцировать гражданскую войну?!! — он уже почти кричал — Неужели ты не понимаешь как это подло? Я доверял тебе, я ценил тебя, я… — Он запнулся, и замолчал. Ви вздохнула. Ее клонило в сон. И телом и разумом она сейчас мечтала об одном — погрузиться вновь в блаженную Тьму, из которой ее так жестоко вырвали.
— Не приходи больше, пожалуйста. Хорошо? Просто… Не приходи. Я знаю, что будет дальше, я и сама так умею. Останься за дверью, и забудь. Оставь мне немного достоинства, раз я была тебе так дорога, как ты говоришь. И.. — Она потерла щеку, и отвернулась — Если останутся силы — прости меня.
Она все-таки выдернула фальшивый зуб из десны, но разгрызть не успела, просто проглотив, когда почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Она бы сделала это раньше, но Ви надеялась в последний раз взглянуть в такие родные и такие холодные глаза. Запомнить его лицо, чтобы когда за ней пришел Фалон'Дин, проводить в Бездну, у него было лицо Алистера… Говорят, в самом конце он принимает облик того, кого любишь или того, кого видел в последний миг перед смертью. Теперь оставалось только дождаться, когда желудочный сок растворит оболочку, и по возможности — умереть не приходя в сознание.
— Ты… Ви! Ты что, прощаешься? Никто тебя не убьет, не нужно так… Ви? Ви?! — Он бросился к ней, подхватывая, обмякшее тело, но она этого уже не почувствовала.