Дорога, мокрая от дождя, мерцала в свете фар. Машина мчалась, словно летела над ней, поднимая фонтаны брызг. Джеймс Стоун водил осторожно, но в этот вечер, что-то заставило его потерять голову. Он вдавил педаль газа в пол. Лэнд Ровер рассекал фарами тьму.

— Джеймс, зачем ты так гонишь?

Машина сбросила скорость.

— Что это со мной? — прошептал он и потряс головой.

Оливия Стоун смотрела на супруга.

— Все хорошо?

— Да, милая. Как там Джилл?

— Спит.

Мужчина снова потряс головой. Скорей бы добраться домой и лечь спать. Дождь лил как из ведра. Фары едва пробивали плотную стену воды.

«Так можно с дороги улететь», — подумал Джеймс и отпустил педаль газа.

Дождь утихал. Редкие капли дождя падали на лобовое стекло. Их тут же сметали бойкие дворники. Дорогу стало видно гораздо лучше. Джеймс притопил педаль газа и посмотрел на жену в зеркало заднего вида. Легкая улыбка коснулась ее лица.

«Да. Все хорошо», — подумал он.

В этот миг впереди яркая синяя молния разорвала дорожное полотно. Снопы искр разлетелись в стороны. Мужчина резко нажал на тормоз. Машина устремилась к краю дороги. Он вывернул руль. Шины завизжали, цепляясь за мокрый асфальт. Машина остановилась. Свет фар выхватил из тьмы искореженную дорогу и что-то еще.

— Сиди в машине, я посмотрю, — сказал Джеймс, открывая дверь.

То, что он увидел, его удивило. Дорога походила на раздавленный крекер. Она отражала свет фар, словно какой-то шутник вдавил в дорожное полотно зеркало. Редкие капли дождя падали на него, растекались, а затем вновь собирались в прозрачные, играющие в свете фар шарики. Словно хрустальные бусины, они лежали на поверхности зеркала. Рамой странному зеркалу служил покореженный асфальт. В центре неровного, зеркального образования лежало большое белое яйцо.

Джеймс забыл про осторожность. Его охватило безумное любопытство. Словно о том, что произошло, частенько пишут в газетах и вот удача, это можно увидеть и даже поучаствовать в происходящем.

Вздыбленный асфальт ломался под ногами. Бусинки дождя лежали на поверхности странного зеркала, искрясь колючим светом. Мужчина присел и потрогал, гладкое образование. Руку свела судорога. Водяные шарики растеклись под подушечками пальцев. Он встал и посмотрел на сухие пальцы. Вода предпочла остаться на зеркальной поверхности, вновь превращаясь в искрящиеся шарики.

Джеймс перешагнул границу странного зеркала. Он стоял, покачиваясь с пятки на носок, чувствуя щекотку в ступнях. На лице невольно появилась улыбка.

«Может, хватит развлекаться…» — мелькнула мысль.

Улыбка сошла с лица. Мужчина сделал шаг, другой, наклонился и поднял огромное яйцо.

— Оп-па, какое тяжелое, — прокряхтел он.

Джеймс выпрямился и понес яйцо к машине.

— Милая, открой багажник! — прокричал он и стал обходить машину.

— Тяжелое… — продолжал ворчать он.

Мужчина осторожно положил яйцо в просторный багажник машины. Оливия смотрела через заднее сиденье, то на мужа, то на яйцо.

— Что это? — спросила она.

— Если бы я знал, — ответил он. — По виду, это яйцо.

Джеймс разглядывал ношу в тусклом свете багажного отделения, поворачивая к себе разными сторонами. Пальцы ощущали текстуру. Скорлупа, словно впитывала свет. Мужчина закрутил яйцо. Повертевшись, оно остановилось.

«Не знаю, что это. Но после такой молнии оно приготовилось вкрутую, — подумал он. — Да, что это со мной? Принес нечто в машину, где жена и маленькая дочь».

Вдруг, волна спокойствия накрыла его с новой силой.

— Что ты такое? — прошептал Джеймс.

Словно в ответ раздался далекий раскат грома. Мелкий дождь продолжал стучать по крыше Лэнд Ровера. Впереди ждала дорога домой.

— Разберемся дома, — сказал мужчина уверенно. — Здесь его оставлять нельзя.

Он закрыл багажник и вернулся в кресло водителя. Оливия продолжала смотреть на яйцо. Потом она повернулась к мужу.

— Тебе виднее, — произнесла она.

Всю дорогу до города они молчали. Джеймс больше не гнал машину, как полоумный. Дождь кончился, только вдали небо окрашивалось редкими всполохами молний.

На въезде в город их остановил констебль.

— Добрый вечер, мистер Стоун.

Он коснулся козырька фуражки.

— Как дорога?

Не выслушав ответа, он стал обходить машину. Сердца Стоунов замерли. Оливия невольно вжалась в кресло. Посветив фонарем, констебль заглянул в багажник. Ничего не произошло. Отойдя от машины, он осветил колеса и вернулся к водительской двери.

— В той стороне, откуда вы едете, недавно прошла буря. Но я вижу, что у вас все в порядке.

— Ну что вы, просто сильный дождь. Спасибо за заботу, Колин, — ответил Джеймс, поднимая дверное стекло.

— Хорошего вечера!

Констебль еще раз коснулся козырька фуражки и медленно пошел вдоль улицы. Когда Стоуны подъехали к дому, дверь гаража автоматически открылась и машина медленно заехала внутрь.

«Почему Колин ничего не заметил?» — думал Джеймс.

Он быстро вышел из машины и, обойдя ее, открыл багажное отделение. Яйцо исчезло. Багажник казался пустым.

— Что за чертовщина? — прошептал мужчина.

— Милый?

Оливия вопросительно посмотрел на мужа. Джеймс протянул руку к тому месту где, по его мнению, лежало яйцо. Он почувствовал под рукой поверхность невидимого яйца, которое стало медленно проявляться. Оливия взвизгнула и прижалась к мужу.

— Ладно, неси Джилл в дом, а я займусь им, — сказал Джеймс, кивнув в сторону находки.

Когда жена ушла, мужчина присел на корточки, разглядывая яйцо.

«Так, и зачем мы тебя взяли?» — думал он.

Ему стало спокойно и тепло. Он качнул головой, снимая наваждение. Мужчина встал, аккуратно взял тяжелое, большое яйцо и понес его в дом. Проходя мимо кухни, он обратил внимание на то, что жена стелет толстое махровое полотенце на кухонном столе. Он остановился в недоумении.

— Любимая, можно узнать, что ты делаешь?

— Для него стелю, — ответила она, указав на ношу мужа.

— Ну, есть его мы точно не будем. Мне, кажется, что лучше постелить в гостиной, возле камина, на моем кресле.

Так и сделали. Джеймс разжег камин и придвинул к нему кресло, на котором завернутая в большое полотенце лежала их необычная находка. Мужчина не понимал, почему и зачем он это делает. Ему казалось, что так будет правильно. Он сидел на полу возле камина, мешал угли и подкладывал дрова. Оливия ушла к дочери и до утра оставалась с ней.

Уже под утро Джеймс задремал. Он проснулся оттого, что кочерга выпала из рук. Когда шум упавшей кочерги стих, его внимание привлек мерный глухой звук, который исходил из яйца. С каждым таким ударом яйцо покачивалось. Мужчина вскочил на ноги и побежал за женой на второй этаж дома. Она спала в комнате дочери на большом удобном кресле. Одной рукой Оливия держалась за кроватку, в которой спала Джиллиан. Другой рукой она придерживала готовую упасть на пол книгу.

Джеймс присел перед женой на колени. Положив книгу на пол, он стал ее осторожно будить. Она открыла глаза. Прижимая к губам указательный палец, он показал пальцем в сторону гостиной и изобразил руками взрыв. На лице Оливии появилось выражение глубокого удивления. Джеймс встал и потянул её за собой.

Когда они подошли к креслу у камина, глухие удары слышались отчетливо. При каждом ударе яйцо подпрыгивало в кресле. Казалось, еще удар и оно упадет. Скорлупа треснула. Оливия вздрогнула. Из образовавшегося пролома показалась маленькая розовенькая пяточка. Обыкновенная пяточка, как у любого ребенка, такая же, как у их дочери. Джеймс и Оливия медленно подсели к креслу и стали разламывать уже расколотое яйцо, освобождая того, кто там находился. Перед ними лежал мальчик. Примерно того же возраста, что и их дочь, так им казалось.

— Хороший день для рождения! — задумчиво буркнул Джеймс.

— А он точно сегодня родился? — уточнила Оливия.

— В каком смысле?

— Он вылупился из яйца, — Оливия покрутила в пальцах скорлупу и продолжила. — Но ведь и яйцо как-то появилось на свет, и я подозреваю, не из курицы.

Малыш тихо лежал в кресле, на полотенце, в осколках скорлупы, измазанный прозрачной слизью. Оливия смотрела на ребенка с опаской. Она не знала, что делать. Джеймс растерялся не меньше супруги. Его жизненный опыт говорил о том, что люди из яиц не вылупляются.

Маленький мальчик, который лежал перед ними, опровергал этот факт.

— Джеймс, милый, я в растерянности. Что мне делать?

— Что нам делать? — задумчиво произнес он.

Почесывая густую шевелюру, Джеймс Стоун предложил единственное верное, как ему казалось, решение.

— С виду — обычный ребенок. Скажем, что нам его подбросили под дверь, или вообще никому, ничего не будем объяснять. Позвоню брату, он поможет с документами. Я думаю, лишних вопросов не будет.

Только тут он понял, что уже решил за них обоих. Ему стало стыдно. Отставной офицер Медицинской службы Вооруженных сил Великобритании хотел сына, но при рождении дочери, возникли осложнения. Оливия больше не могла иметь детей.

Он посмотрел на жену умоляюще.

— Мы его усыновим? Ты согласна?

Оливия понимала мужа. Ей самой, мысль об усыновлении казалась здравой. У Джиллиан появится маленький братик, о котором они с мужем мечтали. Она взяла мужа за руку и прижала ее к своему сердцу. Джеймс обнял жену.

— Хорошо. Все будет хорошо. Звони Эдмунду, — прошептала она.

Оливия принесла радиотелефон.

— Посиди с ним. Я схожу, наберу воды в детскую ванну, — сказала она.

Уходя, Оливия слышала, как ее муж разговаривал со своим братом по телефону. Мальчик по-прежнему лежал неестественно тихо. Малыш вертел головой, а его маленькие ручки ломали кусочки скорлупы, до которых могли дотянуться.

— Да, имя Малкольм Стоун, — говорил в трубку Джеймс. — Да, в честь деда… Эдмунд, ради бога, позже…

Так на свет появился Малкольм Стоун.

* * *

Семейство Стоунов жило в городке Литлхоуп, где-то между Льюисом и Ньюхевеном, что в Восточном Суссексе. Джиллиан родилась неожиданно, до срока, когда Стоуны ездили к родителям Оливии в Льюис. О необычном появлении на свет Малкольма, никому из соседей не рассказали. Оливии и Джеймсу Стоунам удалось сохранить тайну Малкольма. Те немногие, кто знали правду о появлении мальчика в семье Стоунов, молчали. Если бы жизнь текла прямой и тихой рекой, то и мальчик, никогда бы не узнал правды о своем рождении. Его названные родители не загадывали настолько далеко. Они просто хотели жить и растить детей.

* * *

Джеймс собрал осколки скорлупы и бросил в камин. Пламя окрасилось в ярко-синий цвет. Крупные скорлупки с треском лопались, разбрасывая в стороны снопы искр. Мелкие части крошились с тихим шипением. Когда камин прогорел, груду древесной золы покрывал слой искрящегося пепла. Джеймс помешал его кочергой и поставил перед камином ширму.

«Вот и все», — подумал он.

Вскоре мужчина убедился, что оптимизм — его самая сильная черта. Появление мальчика на свет положило начало череде происшествий, которые изменили жизнь в семействе Стоунов.

Малкольм довольно рано научился ходить и говорить. Такое случается. Стоуны заподозрили неладное, когда Малкольму стукнуло полтора года. Он случайно опрокинул на себя небольшую кастрюльку с кипящим молоком. Никто не знает, как Малкольм выбрался из кроватки и как попал на кухню. Последствия происшествия Джеймс видел сам и рассказал об этом жене.

Это произошло, когда он работал в своем кабинете. Звон посуды и пронзительный визг ребенка наполнили дом.

Джеймс вбежал на кухню, Малкольм стоял в луже разлитого молока. Рядом лежал маленький стульчик. Левая рука ребенка, левая сторона груди и левая нога, светились тусклым светом. Под ногами мальчика лежала, какая-то тряпка. Мужчина не отрываясь смотрел на сына. Он присел на одно колено. Свечение быстро прекратилось. Мальчик посмотрел на отца и плюхнулся голой попкой на пол. Как ни в чем не бывало, он поднял обеими руками тряпку и показал отцу. Джеймс покрылся испариной. Его сын держал в руках лоскуты кожи, которые с хрустом, быстро усыхали. Еще мгновение и на пол упали сухие бесформенные обрывки. Мужчина подошел к сыну и поднял его на руки. Тот обнял отца за шею.

— Горя мокко, — пролепетал он. — Бона.

От ожогов не осталось и следа. Розовая, чистая, румяная как будто только, что из сауны, кожа мальчика дышала здоровьем. Джеймс отнес сына в кровать и вернулся на кухню, чтобы убраться. За этим занятием его застала жена.

— Что произошло, дорогой? Почему молоко на полу?

— Ты не поверишь!

Он прятал в мусорный пакет сухие, ломающиеся в руках лоскуты и думал как преподнести ей этот инцидент. Потом плюнул и рассказал. Выслушав мужа, Оливия долго молчала, перебирая столовые приборы.

— Он ведь никогда не болел, — произнесла она. — Если вдруг заболевала Джиллиан, я молила бога, чтобы они не заболели одновременно. Когда она выздоравливала, я не обращала внимания на то, что болезнь, вроде бы заразная, обошла Мэла стороной.

— Да, — добавил Джеймс. — Пять месяцев назад, помнишь, мы слегли с гриппом. Он только спал и просил есть. Я тогда подумал «стойкий оловянный солдатик» растет.

— Ты же врач! — удивилась Оливия.

— И? — не понял он.

— Ты хотя бы раз брал у него кровь на анализы?

— Ребенок не кашляет, играет как заводной, хорошо ест и спит. Я не считал, что это необходимо.

Джеймс Стоун лукавил.

Он при первой возможности взял у сына кровь. Случилось это на восемнадцатый день после появления мальчика в их доме. Отдавать кому-то кровь на анализ он не стал. Договорился с лабораторией и провел тесты сам. Первые результаты его поставили в тупик. Повторный анализ дал тот же результат: его приемный сын имеет высокие регенеративные способности. Еще несколько странных результатов, пугали Джеймса. Он уничтожил их сразу, вместе с образцами крови. Впервые в жизни, он не хотел копать глубже.

«На этом дальнейшие исследования зашли в тупик…» — говорил он себе.

Он боялся, что если продолжит исследования, результаты могут случайно попасть не в те руки и его сын станет «Объектом Х». Работая на правительство, он знал эту кухню изнутри. Джеймс давно ушел со службы, работал врачом в маленьком городе и радовался жизни.

Когда жена задала неудобный вопрос, он с готовностью выпалил заранее заготовленную фразу.

Оливия смотрела на супруга с вызовом.

— Конечно, теперь, в свете новых данных… — начал он.

— Ты не на службе, Джеймс, — перебила его жена. — У нас есть дочь. Наша дочь.

— Малкольм, тоже Наш сын… — пытался, возразить он.

— И я хочу знать, что ей ничто не угрожает, — оборвала она мужа.

Джеймс качнул головой в знак согласия.

Через два дня за ужином он рассказал Оливии, что Малкольм обладает интересными способностями. Он может быстро заживлять свои раны. Никакой опасности их сын не представляет. Если в дальнейшем мальчик как-то себя проявит, Джеймс, обещал рассказать жене. Оливия успокоилась — она верила мужу. Жизнь в доме Стоунов снова потекла своим чередом. Они привыкли, что их сын не болеет. Синяки и ссадины на нем заживали так быстро, что пословица: «Заживает, как на собаке», становилась неактуальной.

Джеймс ждал подвоха от сына. Он понимал, что таланты мальчика, могут расти. В конечном счете, странные способности Малкольма могут расцвести бурным цветом или, наоборот, затухнуть. Он наблюдал, как растут его дети, и ждал.

Ждать пришлось недолго.

* * *

В один прекрасный, летний день, Джеймс вынес в садик за домом высокий и просторный манеж для детей. Посадив в него Малкольма и Джиллиан, он пошел на кухню. Из широкого окна хорошо просматривался весь садик и манеж, как на ладони. Джеймс нарезал овощи для салата, периодически поглядывая в окно.

Солнечный день радовал безоблачным небом. Ветерок теплыми волнами гулял по саду. Джиллиан играла с пушистым медвежонком. Сквозь ячейки вязаного ограждения Малкольм пытался поймать бабочку. Она порхала над травой, садилась на цветы и снова взлетала. Красавица с голубыми крыльями облетала манеж. Малкольм зорко следил за ней. Он вел себя, как настоящий охотник. Когда бабочка садилась, мальчик осторожно подползал к краю манежа и просовывал руку сквозь ячейки сетки. Снова и снова он пытался поймать чудное существо с яркими крыльями. У него ничего не получалось.

Наконец, он просунул сквозь решетку манежа руку и вытянул вперед указательный палец, который начал пульсировать ровным розовым светом. Бабочка закружилась вокруг руки мальчика. Он развернул ладонь к солнцу. Бабочка коснулась руки крыльями и улетела. Малкольм почувствовал усталость. Он лег на спину и тут же уснул.

Шурша травой, к детям приближались неприятности.

Сквозь живую изгородь в сад вползла молодая гадюка, длиной дюймов пятнадцать. Черная как уголь шкура с едва заметным рисунком на спине играла на солнце. Над травой поднималась голова змеи, похожая на наконечник стрелы. Гадюка изучала местность. Вскоре черная убийца мышей добралась до просторного манежа. Нагретый солнцем пол — то, что надо для змеи. К тому моменту, когда гадюка заползла в манеж и свернулась клубочком на его середине, дети мирно спали в разных концах манежа.

Джеймс неспешно готовил обед, изредка поглядывая в окно на спящих детей. Змея, похожая на одну из игрушек, млела под солнцем никем не замеченная. Как долго могла продолжаться эта сонная идиллия? Мог ли этот случай хорошо закончиться? Неизвестно. Случилось то, что случилось.

Джиллиан проснулась первой. Она, обрадовалась новой игрушке, которая лежала в центре манежа, так загадочно и призывно поблескивая на солнце. Схватив за хвост опасную гостью, девочка потянула ее к себе. Разбуженная змея яростно зашипела и бросилась на бедного ребенка. Девочку спасла большая плюшевая морковь. Джиллиан держала ее в другой руке и успела закрыться. Она закричала:

— Па-а-а-а!!!!!

Джиллиан заплакала и прижалась к сетке манежа, выставив перед собой игрушку, как рапиру. Она махала ей из стороны в сторону, чем еще больше злила непрошеного, опасного гостя. Малкольма разбудил крик сестры. Он сел и начал кулачками протирать глаза. Мальчик некоторое время смотрел на происходящее со страхом и не понимал, что происходит. На его глазах стали появляться слезы, а губы изогнулись. Он решил присоединиться к сестре в хоровом плаче. Мгновение спустя его кулачки сжались, на лице появилась гримаса обиды. Он поднялся на ноги и неуверенным шагом подошел к яростно извивающейся змее. Мальчик схватил ее за хвост. Мерзкая гадина извернулась и ужалила его в руку. С криком боли и страха он отбросил врага на мощеную дорожку, что шла через сад. Громко плача, Малкольм шлепнулся на попу, зажимая укус. Джиллиан, смотря на брата, припустилась в плаче с удвоенной силой.

Мерзкой змее не удалось уползти далеко. Джеймс уже бежал на задний двор. Он видел начало схватки сына со змеей. В одной руке мужчина сжимал двузубую вилку для мяса, в другой — поварской тесак. Острые зубцы вилки вонзились в шею изворотливому хищнику, тесак доделал остальное. Бросив извивающуюся змею, взволнованный отец подбежал к манежу. Бегло оглядев дочь — она в порядке, он осмотрел руку сына и сильно сдавил ее выше укуса. Схватив обоих детей в охапку, он бросился в дом.

Малкольм продолжал поскуливать. Джиллиан уже не плакала, а с интересом рассматривала брата. Она не могла понять, чего он плачет — ведь они на руках у папы. Джеймс рассадил детей по их кроваткам. Рука сына начала опухать, а место укуса приобрело нездоровый цвет. Он побежал в кабинет, где хранилась его армейская аптечка. Он вернулся с наполненным шприцом к кровати сына. Мальчик сидел, продолжая поскуливать. Он зажимал укус рукой, из-под которой по коже расходилось свечение. Наконец, мальчик затих и опустил обе руки. Мужчина видел, как место укуса покрылось крупной чешуей. Он потрогал руку сына, чувствуя неровную, прохладную текстуру змеиной кожи. Опухоль спала. Минутой позже, чешуя исчезла — от укуса не осталось и следа. Мальчик, повернулся на бок и всхлипывая еле слышно, уснул. Джеймс постоял еще некоторое время возле кровати сына. Он не знал, делать укол или нет, осматривая руку сына. Мальчик спал глубоким сном. Мертвенно бледная кожа оставалась холодной, дыхание ровным и спокойным. Спрятав шприц в карман, он обернулся к кровати дочери. Джиллиан стояла, держась за перила с широко раскрытыми глазами. Она внимательно смотрела на спящего брата.

— С ним все будет хорошо, милая. Что тебе принести.

— Майковь.

— Сейчас все будет в лучшем виде, моя принцесса.

Джеймс не знал, какую морковь хотела его дочь. Когда он снова появился возле ее кровати, в руках он держал плюшевую игрушку и свежую, чищеную морковку.

— Выбирай милая.

— Мое!

Джиллиан протянула обе руки. Одной она схватила игрушку и сразу бросила ее в кровать, другой — схватила сочную, ярко-оранжевую морковь. Маленькие белые зубки со страстью впились в сочный овощ. Она села в кровать и принялась грызть принесенное отцом лакомство. Джеймс подошел к кровати сына и еще раз осмотрел его. Он убедился, что мальчик порядке и вернулся на кухню.

Чешуя на руке сына — не видение. Результаты анализов, которые ставили в тупик и пугали, теперь выглядели логичными. Джеймс еще сильнее уверовал в правильность своего поступка. Его сын — не лабораторная крыса. Малкольм необыкновенный ребенок, чьи секреты нужно охранять. Какие еще сюрпризы ждут их в будущем, оставалось загадкой.

Спускаясь по лестнице на кухню, Джеймс, наверное, впервые в жизни, боялся за будущее семьи. Он не рассказал о своих опасениях жене, только вкратце упомянул инцидент за обедом, но в подробности не вдавался. Его супруга удивилась:

— Откуда змея могла взяться в нашем районе?

— Ох, и не знаю. Чего только в жизни не бывает, — ответил он, как ни в чем не бывало. — Подумаешь, безобидная змея решила погреться на солнце.

С этого дня Джеймс стал вести дневник, в который записывал наблюдения за сыном. Дневник выглядел, как книга. На корешке значилось: «Заболевания верхних дыхательных путей у детей до года». Дневник легко терялся на большой полке среди книг по медицине.

* * *

Дети росли. Малкольм казался самым обычным мальчиком. Глядя на него, никто бы не сказал, что он какой-то особенный. Да, он чуточку сильнее сверстников: быстрее бегал, выше прыгал, но мыслей не читал, взглядом колбаски не жарил и воду в персиковый сок не превращал, а персиковый сок он любил. Хотя вылупился он из огромного яйца, рос абсолютно обычным ребенком без единого перышка на теле или зеленого крокодильего хвоста. Единственное, что отличало его от родителей это цвет волос и цвет глаз. Волосы его пепельно-серебристой копной непослушно торчали в разные стороны. Глаза темно-серыми, почти черными, угольками смотрели из-под жидких бровей. Вот, пожалуй, и все.

Странные происшествия с Малкольмом происходили реже и реже. Джеймс практически перестал делать записи в дневнике. Мальчик рос в полной уверенности, что он сын Джеймса и Оливии Стоун. Глядя на Стоунов, многие думали, что они самая обычная семья.

В любой семье есть тайны, большие и маленькие.

* * *

Джеймс Стоун долгое время работал за границей, побывал в разных странах. Он никому не рассказывал, чем занимался, работая на правительство. Но, как он сам говорил жене, ему повезло, что жизнь побросала его по свету. Живя в Японии, он научился в совершенстве, владеть японским мечом. В Китае ему удалось, близко познакомиться с традиционной китайской медициной. Однажды на вопрос жены он ответил: «Я знаю, как искалечить человека и как его, потом вылечить. Второму я хочу посвятить остаток жизни».

Джеймс сам тренировал детей. Он говорил жене, что они должны уметь постоять за себя и в трудной ситуации помочь себе, и тем, кто рядом. Оливия полностью соглашалась с мужем. Она даже иногда принимала участие в их тренировках, но махания руками и ногами казались ей утомительными.

— Йога — истинный путь к совершенству тела и духа, — говорила она, расстилая коврик.

— Что ты будешь делать, если в темном переулке на тебя нападут? — спрашивал ее муж, делано хмуря брови.

— Я не шляюсь по темным переулкам. В нашем городе их просто нет. Если что — ты меня спасешь, — отвечала она, сворачивая губы в трубочку и часто хлопая ресницами.

Родители не замечают, как быстро растут их дети.

Больше пяти лет дневник тихо стоял на полке. Джеймс надеялся, что странные способности сына ограничатся только умением быстро заживлять раны. Он ошибся. Когда Малкольму исполнилось девять лет, произошел случай, который заставил снова достать дневник и перечитать записи.

* * *

На окраине городка Литлхоуп жил мальчик года на два старше Малкольма и Джиллиан. Его звали Найджел Кирби. Достижениями в учебе он не отличался, зато господь наградил его ростом и силой. Чем обделил его господь, люди знали, но помалкивали. Малец считал своим долгом задирать сверстников и детей помладше. Если ему удавалось кого-то взгреть или над кем-то поиздеваться после школы, он считал, что день прошел не зря. Найджел и его друзья, Бобби и Грэг, такие же лоботрясы, постоянно досаждали Джиллиан своими приставаниями. Когда Малкольм и Джиллиан шли домой вместе, такие встречи заканчивались словесными уколами. Хулиганы считали, что вместе, брат и сестра — слишком крупная добыча для них. Возможно, они побаивались Малкольма.

Есть простой закон: «Чему быть, того не миновать».

Однажды Малкольм ненадолго задержался в школе. Джиллиан не стала дожидаться брата. Она с подругами пошла домой. До дома оставалось пара кварталов, когда девочки расстались. Джиллиан поправила сумку и быстрым шагом засеменила домой. Неприятности скрывались в подворотне между магазинчиком мистера Смайла и складом.

Неразлучная троица проводила время «со вкусом».

— Шухер, кто-то идет! — раздался голос.

Джиллиан успела заметить, как Найджел выбросил окурок и выдохнул струйку сизого дыма. Она поспешно отвернулась.

— Я даже затянуться не успел, — бросил Найджел. — Держите эту курицу.

Джиллиан ускорила шаг. Бобби преградил ей дорогу. Она попыталась его обойти. Мальчик схватил ее за руку. За другую руку ее схватил Грэг. Он ловко зажал ей рот и прижал спиной к себе. Сумка сползла с ее плеча и упала на землю.

— Отец меня убьет, если узнает, что я у него сигареты тырю, — ворчал Найджел. — Тащите ее сюда.

Джиллиан пыталась пинаться. Она попала между ног Бобби. Мальчишка загнулся и тихо завыл, зажимая руками ушибленное место. Найджел засмеялся. Грэг прыснул, продолжая крепко держать Джиллиан.

— Брыкается, — буркнул Грэг. — Курица.

Он ударил ее под коленку. Девочка присела. Грэг поволок ее к Найджелу.

— Ничего, сейчас мы ее ощиплем, — продолжал смеяться Найджел.

Бобби сидел на коленях возле сетки ограждения и держался одной рукой за ушибленное место, а другой — за сетку. Его пунцовое лицо горело злобой и болью. Щеки раздувались, как у лягушки. Он глубоко и часто дышал, шепча проклятья в адрес Джиллиан.

— Как там твои, «Шалтай-Болтаи», друг? — спросил Найджел.

Он продолжал скалиться, забыв про испорченную сигарету. Найджел предвкушал удовольствие более изысканное — издевательство над слабым и беззащитным.

— Вставай уже, — продолжал Найджел. — Или боишься, что гоголь-моголь по штанам растечется?

Он снова засмеялся. В такие минуты Найджел Кирби казался себе крайне остроумным. Грэг приволок Джиллиан за большой мусорный контейнер у стены магазина. Девочка попыталась его укусить. Он ударил ее коленом. Джиллиан выгнулась и поджала одну ногу. Из ее глаз текли слезы. Волосы успели растрепаться.

Найджел навис над ней. Лицо его украшала зверская ухмылка.

— Что нам с тобой сделать, курица? — спросил он. — Ты испортила нам праздник… Разбила орешки моего друга…

Он не успел договорить. Его оттолкнул Бобби. В руке у него блеснул перочинный нож.

— Мы выпотрошим эту курицу, — сказал Бобби со злобой.

— Убери железку, придурок! — сказал Грэг. — Мне не нужны проблемы.

Он ослабил хватку. Джиллиан поняла — сейчас или никогда, и укусила его за руку, снова ударив между ног Бобби. Грэг отпустил ее. Бобби отлетел к стене склада и свалился, скуля, как ошпаренная собака.

Убежать Джиллиан не успела. Найджел толкнул ее. Девочка ударилась о мусорный бак, голова закружилась и она села на землю, зажимая рану.

То, что произошло потом, Джиллиан видела как во сне. Она до конца не верила в происходящее, даже потом, когда рассказала отцу.

Малкольм и Джиллиан ходили домой одной дорогой. Половину пути до дома они шли шумной ватагой. Постепенно друзья расходились по домам. На развилке трех дорог они прощались с подругами Джиллиан и уже вдвоем шли домой. В этот день Малкольм бежал домой один.

Пробегая мимо магазинчика мистера Смайла, он увидел школьную сумку сестры. Малкольм повернулся на шум. У стены повизгивал Бобби. Удар Найджела завершил картину.

Малкольм бросил свою сумку. Он нагнулся и ринулся вперед, словно молодой бычок или игрок в регби. Он не издал ни звука до тех пор, пока не врезался в Найджела Кирби. Он подбросил его с такой силой, что бедняга пролетел добрых пятнадцать футов и упал на пустые коробки.

Грэг схватил складной нож, который выронил Бобби. Он стал махать им из стороны в сторону, словно обезумел.

— Только подойди, — рычал он.

— Беги, пока цел, — процедил Малкольм.

— Порежь его, — простонал Бобби.

Малкольм направился к сестре. Грэг сделал выпад. Нож порезал рукав школьного пиджака. Малкольм отскочил и зажал рану. Боль жгла, словно на руку пролили кипяток. Рукав промок. Мальчик посмотрел на свою ладонь в крови. Он не испугался, он удивился. На смену удивлению пришла слепая ярость.

Малкольм по-змеиному отклонился в сторону и ударил Грэга по руке, в которой тот держал нож. Не замедляясь ни на секунду, он ударил его ногой, вложив в удар всю злость. Грэг отлетел и врезался в стену склада с такой силой, что треснула пара досок за его спиной. Мальчик упал на асфальт рядом с Бобби, который сидел и таращился на Малкольма.

Перочинный нож, выбитый из руки Грэга, не упал на землю. Он остался висеть в воздухе. Подобно жалу скорпиона, его лезвие смотрело в сторону Бобби. Нож покачивался, но не падал, словно подвешенный на ниточке.

Малкольм взмахнул рукой, и нож пулей устремился в сторону Бобби.

— А-а-а-а! — завопил испуганный хулиган.

Нож врезался в асфальт между его ног. Лезвие вошло в дорожное покрытие по самую рукоятку. Рукоять разлетелась вдребезги. Из асфальта торчал маленький кусочек клинка. Бобби дрожал и часто тряс головой. Руками он ощупывал мокрую ширинку брюк.

— М-м-м-м-а-а-а-м-м-м-а-а, — скулил он.

Губы его дрожали. По подбородку текла слюна.

— Если еще, хоть раз… — прорычал Малкольм.

Воздух вокруг него вибрировал.

Голос сестры, откуда-то издалека, помог ему успокоиться. Малкольм опустил руки и посмотрел на Джиллиан. Она смотрела на брата с удивлением, без тени страха. Малкольм помог ей встать. Они обошли мусорный контейнер, подняли сумки и, не оглядываясь, пошли домой. Только у самого дома Малкольм посмотрел в сторону магазинчика мистера Смайла над которым, словно смерч, кружила стая черных птиц. Вдруг несколько из них спикировали вниз. Из подворотни между магазином и складом выбежал орущий Бобби. Птицы летели за ним по пятам.

На другой день, известная троица Найджел, Бобби и Грэг в школе не появилась. Три дня спустя, в вечерних новостях по местному радиоканалу, передали информацию о пропаже трех подростков десяти — одиннадцати лет. На общем собрании школы, директор предупредил учеников и посоветовал быть крайне осторожными.

Только спустя неделю Малкольм и Джиллиан рассказали отцу, что произошло недалеко от их дома. Малкольм клялся отцу, что не знает, почему обычный нож, вел себя так странно, и что произошло потом. После разговора с детьми, Джеймс зашел в кабинет и достал дневник, в который уже давно ничего не записывал.

* * *

Через неделю, когда жена и дочь уехали в Брайтон на выходные за покупками, Джеймс, достал свой дневник и позвал сына. Небольшой кабинет отца нравился Малкольму. В нем царили порядок и уют. Слева от двери кабинета располагался письменный стол, на нем стоял компьютер и лежала пара книг. У стола стояло кожаное кресло на колесиках с высокой спинкой и мягкими подлокотниками. Справа от двери кабинета стоял журнальный столик. Около него стояла пара кресел. В центре стола лежал круглый разнос, на котором стоял графин с жидкостью цвета крепко заваренного чая и два перевернутых стакана. Вдоль стен кабинета шли книжные полки. Единственное широкое окно давало достаточно света. Даже в пасмурный день через него в комнату попадало столько света, что отпадала нужда во включении настольной лампы во время чтения. Аромат старой кожи, книг и чего-то еще всегда витал в этом кабинете.

— Присаживайся.

Мужчина указал сыну на кресло.

— Думаю это тебе пить еще рано.

Малкольм улыбнулся. На столе появился графин с апельсиновым соком и белая салфетка. На салфетку легли два скальпеля в пластиковой упаковке, ватные шарики, перекись водорода, маленькое блюдце и секундомер.

Малкольм с интересом и тревогой наблюдал за приготовлениями отца. Особенно его озадачили новенькие скальпели. Мальчик решил, что отец все расскажет и покажет сам. Он перевернул один из стаканов и налил себе сок.

— Тебе налить? — спросил Малкольм.

— Не откажусь, — ответил Джеймс с улыбкой.

Он отошел к окну, собираясь с мыслями. Малкольм отпил сок и поставил стакан. Мужчина молча смотрел в окно.

— Папа, — сказал Малкольм. — Ты меня пугаешь.

— Извини, сын.

Джеймс сел на второе кресло возле журнального столика, отхлебнул сок и шумно его проглотил.

— Я не знаю с чего начать, поэтому начну с вопроса, — сказал он. — Малкольм, ты мне доверяешь?

Джеймс сделал ударение на слове «доверяешь». Малкольм удивленно смотрел на отца. Он никогда не задумывался, над этим вопросом раньше. Он не отрывал взгляд от отца и медленно качал головой.

— Да, — сказал Малкольм, растягивая слова. — Папа.

— Тогда лучше один раз показать, чем сто раз рассказывать.

Джеймс взял один скальпель и вскрыл упаковку. Он пропитал ватный шарик перекисью водорода и протер им большой палец своей левой руки. Затем он положил шарик на салфетку и взял скальпель. На долю секунды острие коснулось пальца. Малкольм вздрогнул от неожиданности. На подушечке пальца выступила кровь и медленно потекла на ладонь. Джеймс запустил секундомер.

Недоумение на лице мальчика росло. Он задавал себе простой вопрос, зачем отец это делает. Малкольм предполагал, что с ним снова будут разговаривать о случае возле магазина. Он смотрел, как завороженный, на палец отца. Кровь перестала течь. Она стала темнеть, засыхая на вытянутом пальце.

Джеймс выключил секундомер и повернул его к сыну. Мальчик недоуменно смотрел на циферблат. Цифры замерли на отметке сто сорок восемь секунд. Мужчина взял вату и осторожно протер руку и палец. Он старался не касаться пореза.

— Как часто ты резал пальцы, Малкольм?

Мальчик посмотрел на свои руки. Он помнил, что когда они с отцом строили бумажные модели самолетов и кораблей, точно резал пальцы.

— Не помню, папа, — ответил он честно. — Часто.

Он разглядывал пальцы своих рук, без единого шрама, и не понимал, куда клонит отец. Джеймс пододвинул к сыну запакованный скальпель.

— Сможешь порезать большой палец, как я? — спросил он, понимая, что его просьба звучит странно.

Мальчик испуганно и удивленно смотрел на отца.

— Зачем?

— Если честно, я знаю, каков будет результат, но я бы хотел, чтобы его увидел ты.

— Если я порежу палец, у меня пойдет кровь!

Джеймс постучал по секундомеру.

— Как долго будет идти кровь? — спросил он.

Малкольма озадачивал разговор. Он спешно пытался вспомнить те моменты, когда случайно резал пальцы бумагой или другим острым предметом. Он помнил вид своей крови. Сразу после пореза ему хотелось затолкать палец в рот. Когда он доставал палец изо рта пореза уже не было. Он вспомнил, как жгло руку, когда его полоснул ножом Грэг. Когда они с сестрой добрались до дома, рана исчезла. О происшествии напоминал рваный рукав, испачканный кровью.

Малкольм долго смотрел на скальпель и палец отца.

— Вот еще один фокус, — сказал мужчина. — Его ты повторить не сможешь.

Он надавил на свой палец. Мальчик видел, как разрезанная кожа вновь разошлась, и кровь опять выступила на пальце. Одна капля упала на блюдце красной кляксой.

— Полного заживления раны не произошло.

— Затолкай палец в рот, — сказал Малкольм. — У меня так быстрее заживает.

Джеймс рассмеялся. Он затолкал порезанный палец в рот и запустил секундомер. Он пододвинул секундомер ближе к сыну. Взрослый мужчина сидел напротив сына и выглядел забавно, держа большой палец руки во рту. Когда пошла сто двадцать третья секунда, мальчик остановил секундомер.

— Можешь вынимать, — уверенно сказал он. — Уже зажило.

— Поверь мне, сын, представление еще не закончено.

Джеймс вынул палец изо рта. Он повернул его порезом к сыну и надавил. Парез снова открылся. Мальчик смотрел на отца с интересом. Он не понимал, что хочет показать ему отец.

Любопытство взяло верх.

Мальчик взял скальпель и вскрыл упаковку. Он взял ватный шарик, намочил его перекисью водорода и положил на салфетку. Малкольм в нерешительности смотрел на свой большой палец. Он осторожно поднес скальпель к пальцу и надавил. Острое лезвие не причинило боли. Кровь выступила на пальце. Вновь появилось желание засунуть палец в рот. Малкольм уже собрался это сделать, но отец остановил его.

— Постой, смотри на палец.

Малкольм не поверил глазам. Рана начала затягиваться. Кровь больше не шла. Мальчик взял ватный шарик и вытер палец, внимательно изучая его. Порез исчез. Джеймс поднес к пальцу сына свой, на котором виднелась рана от скальпеля.

— Я не понимаю? — сказал Малкольм. — Папа ты болеешь, да?

Джеймс засмеялся.

— Интересные выводы! — сказал он. — Нет, сын, я здоров.

Джеймс взял стакан с соком и сделал глоток.

— Что все это значит? — сказал Малкольм.

— Ты, Мэл, отличаешься от многих людей в нашем мире.

Малкольм вновь смотрел на отца испуганно.

— Многие свои таланты ты принимаешь, как само собой разумеющееся.

— О чем ты, папа? — спросил Малкольм. — Какие таланты?

— Я специально провел этот опыт с порезом пальца. Твои способности хорошо видны со стороны, например, мне. Способность быстро заживлять раны — одна из них.

— Не может быть, — сказал Малкольм. — Я уверен, Джиллиан тоже так может.

— Нет, Малкольм, поверь мне. Твоя сестра — самая обычная девочка.

— На что ты намекаешь, Па? — спросил Малкольм. — Я особенный?

— Ты, конечно, не Супермен, — ответил Джеймс с улыбкой. — Летать ты не умеешь, и предметы взглядом воспламенять, надеюсь, тоже не можешь. Да, ты чуточку быстрее и сильнее сверстников, но твои самые странные способности проявляются в моменты страха или злобы. Вот они меня озадачивают и пугают.

— Ты о чем?

— Я говорю о том, что даже ты не можешь объяснить, как ударил ногой того хулигана, что его отбросило на стену склада. Джиллиан почувствовала вибрацию воздуха за секунду до удара. Твоя сестра видела и чувствовала все.

Джеймс отпил сок. Он смотрел на сына и надеялся, что мальчик сможет его понять.

— Меня беспокоит еще кое-что, — продолжил он. — Каждый раз, после проявления твоих особых способностей, вокруг начинают происходить странные и неприятные вещи.

Малкольм молча смотрел на отца.

— Ты помнишь тех птиц? Ты помнишь, как они себя вели?

— Да, — ответил озадаченно мальчик.

— Тебе это не показалось странным или знакомым?

Малкольм молчал и морщил лоб.

— Я сам отвечу на вопрос, — сказал Джеймс, после долгой паузы. — Каждый раз, когда проявляются твои неординарные способности, тут же появляются животные, которые начинают вести себя крайне агрессивно.

— Птицы? — спросил Малкольм. — Ты говоришь о них?

— Не только. Змеи, крысы, другая разная живность. В последний раз дикая лисица стала причиной некоторого неудобства. Возможно, ты этого не помнишь. В тот раз могла пострадать Джиллиан.

— Зачем ты меня пугаешь, папа?

— Прости, сынок, но я не пугаю тебя.

Джеймс встал и подошел к окну. Капли дождя медленно стекали по стеклу.

— Если честно, я сам боюсь того, что с тобой происходит, — сказал он. — Не только за тебя, но и за всю нашу семью. За твою сестру, потому что она часто рядом с тобой. Ты должен научиться контролировать эти странные способности.

— Но как?

— Я научу тебя контролировать страх и злобу, — сказал Джеймс. — От них нельзя избавиться, но научиться их контролировать можно. Возможно, это поможет.

* * *

Мужчина понимал, что ребенок — это фонтан энергии и эмоций. Он понимал, что научить Малкольма управлять своими чувствами будет сложно.

Джеймс Стоун не так хорошо знал сына, как думал. Малкольм, как губка, впитывал новые знания. Он охотно присоединялся к вечерним медитациям отца и выполнял его рекомендации. Да, мальчик многого не понимал. Частенько он засыпал, сидя напротив отца. Им двигала одна единственная цель: не разочаровать, человека, которого он любил.

Кто-то скажет, что чувствами нельзя управлять, их можно только подавлять. Рано или поздно «джин» подавленных чувств вырвется наружу и тогда — жди беды. Возможно, это так. Джеймс думал по-другому, он верил в сына. Он верил в лучшее будущее.

После того памятного разговора дневник стоял на полке еще долгих четыре года.