Прикрываясь рукой от мелких капель назойливого дождя, шедшего уже третий день, я быстро пробежал от колодца к дому, по пути проверив окрестности. Тихо, Илья и студент не выходили. Причем давно не выходили, со вчерашнего вечера. Чем можно заниматься в доме двенадцать часов, в их возрасте, когда энергии слишком много и она не дает сидеть на месте?

Сняв плащ и поставив сумку к теплой печке, растопленной не столько для тепла сколько для сухости в доме, я выпил компота. Слишком сладкий, Илья варил. Студент тоже по части кулинарии с заскоками, хорошо хоть суши у нас не из чего делать.

— Михалыч, мне скучно!

— Привет, студент. Иди фильм посмотри.

— Там одно старье!

— Ноут возьми, поиграй.

— Они невидимые!

— Дык отож. Илья, я тебе учебники принес.

Решив, что студент еще не успел забыть то, что изучал в школе, к тому же он вроде бы будущий учитель, так что вполне может помочь мальчишке с освоением курса, я нашел каких-то книжек, достал пару дисков с курсом средней школы и засадил за уроки. Как и ожидал, Илья, пусть и условный школьник, но высказал больше энтузиазма, чем его условный учитель. Сам я взирал на программу пятого-шестого классов с недоумением и опаской, поняв, что забыл все, что когда-то сдавал на пятерки… ну, как минимум на четверки. Столько лет проведено в школе, и что я помню? Ландан из зе кэпитал оф Грейт Бриттен?

— Мне скучно!

— Пойди на улице погуляй!

— Там дождь!

Можно подумать, что это останавливало его когда надо было сбегать в деревню, к приехавшим из города девчонкам.

— Книжку почитай.

— Дай планшет!

Грубиян, никакого уважения к старшим! На “ты” перешел как только смог нормально ходить. Даже пытался обращаться типа “старик” и “эй, лесной колдун”, но постояв пару часов в оцепенении быстро скорректировал поведение. Правильно и вовремя примененное заклинание чудеса творит, в воспитательном плане. Правда, я так и не понял, почему он показательно снимает в доме негатор, словно хочет этим что-то сказать. Что именно? Раздражают такие “намеки”.

До сих пор студент не скучал, быстро встроившись в нашу странную жизнь. Всегда завидовал таким, легким на подъем и быстрым на слова. Он уже бегал в деревню к каким-то приятелям, даже подрался с кем-то приехавших городских, причем без магии, на кулаках. Найдя в сарае склад оружия обрадовался, выгодно сменял один из моих трофейных автоматов на аккумулятор и какую-то технику, позволяющую смотреть телевизор не заводя генератор. Разумно, я бы сам не сразу дотумкал, так гораздо удобнее подзаряжаться. Когда его предпринимательский зуд начал проявляться в долгих, пространных увещеваниях, что столько оружия ни к чему трем магам, пришлось найти дело. Сколько там того оружия? Смех, три автомата… видимых. Два невидимых. Пистолетов штук семь, не помню, мне одного хватает. Был как-то шанс обзавестись пулеметом, но подержав эту тяжесть в руках, да прикинув, как я буду его на своем горбу тащить, отказался. Нет уж, лучше тихо невидимостью прикинуться да уйти огородами, чем Рембо из себя изображать. Так что запряг ребят в работу, разбирать то, что осталось от окрестных домов после того, как я эти завалюхи хранителями разбил.

Сначала они уныло копались в развалинах, потом сели и начали думать. Молодцы, так постепенно дойдут до всем известной мудрости, что нормальная работа должна начинаться с перекура. Развалины я чистил по кругу так, чтобы наш старый дом, и без того стоявший наособицу, стал еще более одиноким. Даже если сюда и въедут люди, то рядом они жить не будут. Так и им безопаснее и мне спокойнее.

Подумав, попинав доски и бревна разных размеров работнички поняли, что без смекалки не обойтись и выход был найден — студент вцеплялся в бревно руками и ногами, а Илья поднимал его вместе с “добычей” и переносил. Я только посоветовал, чтобы подъем был плавным, а то оторвет рывком “крепления”, магия магией, а инерцию никто не отменял. Натуральный подъемный кран получился, магии было без разницы, какого веса человека поднимать, так что все упиралось лишь в прочность поднимаемого. Войдя во вкус они воду для субботней бани натаскали за десять минут, летящий по воздуху студент, с коромыслом на одном плече и ведром в руке очень напоминал воздушный змей, плавно летящий за бегущим Ильей. Так и развлекались — то фильм посмотрим, то в огород их выгоню, то в деревню за общением убегут. Илья потише, студент азартнее, но пока, в тихой летней деревенской жизни, переносить их двоих было вполне возможно.

— Михалыч, ты б переоделся, а?

— Зачем?

— Ну ты в этом выглядишь как…

— Как маг? Как кто-то владеющий силой?

— Как искатель проблем. Всем понятно, что вот этот чудик в черном с четками опасный тип и что-то собирается учудить…

— Студент, я для того так и одеваюсь. Зато всем, кто видит меня сразу понятно, что я живу по каким-то правилам, и это надо учитывать.

— Сначала ты работаешь на репутацию, а потом она работает на тебя?

— Просто минимизация шанса на агрессию, плюс использование давно сформированного образа в своих целях.

— Монах.

— То есть смиренный, не стяжающий земных благ инок, а потому не кинусь сразу грабить и насиловать.

— Зато должен всем помогать.

— За помощь можно ожидать награды.

— Какой-то это неправильный монах.

— Студент, ты что, в интернетах не читал про священников? Всем известно, что у них поголовно мерседесы и личные трехэтажные виллы, даже если они служат в деревенском приходе на десять бабок.

— А еще развращают несоверш… Эй, пинать зачем?

— Руку для подзатыльника было лень поднимать. Следи за словами.

— Да ладно, я же в шутку!

Но моя вечно черная униформа в самом деле помогала. Да и узнавали меня в ней, а это уже плюс. Впрочем, доходило до смешного, меня уже несколько раз просили благословить. Пришлось в дополнение к Библии поискать материалы более общего характера, смутно я помнил, что это не против правил, но авторитет держится на мелочах. От попыток сделать меня исповедником отказался, но катехизис на всякий случай вызубрил. Много интересного вычитал, кстати. Смех смехом, а пару раз в Гнединске люди специально приходили в Гильдию лишь для того чтобы пообщаться со “святым человеком”, меня даже начали шутливо ревновать. Видимо, что-то похожее было и раньше, но я не обращал внимания, только после визита полковника прозрел.

— Михалыч, а ты кем раньше был?

— Человеком.

— Ну по профессии кем?

— Хорошим человеком.

Говорить, что это не профессия студент не стал. Значит, не дурак.

— Ну, ты же чем-то занимался?

— Это да, каждый день.

— И чем?

Я начал выкладывать из рюкзака вещи. Два дня меня не было, визит к старому Нури, а потом два десятка прыжков, весело, но утомительно.

— Михалыч?

— Шо?

— Чем ты до всего этого занимался?

— А сколько у вас на кону?

— Чего?

— Вы с Ильей не спорите по этому поводу?

— Не, с чего ты?

Понятно, цитату он не узнал.

— Много чем. Подрабатывал там и тут, работал, где мог, тексты какие-то писал.

— Ты писатель?! — Он хлопнул себя по коленям. — Я знал! Ну вот идеально в образ вписываешься!

— То я монах, то писатель… хватит обзываться.

— И что же ты написал? — Он уже придвинул поближе стул и с азартным интересом наблюдал за мной.

— Историю про попаданца.

— Кому он помогал строить атомную бомбу? Сталину, или Рюрику?

— Педру Второму.

— Петру?

— Педру. Императору Бразилии.

— А почему не королю Австралии?

— Потому что в Бразилии император был, а в Австралии нет.

Студент потер лоб, соображая. Видно, история не его конек.

— Не понял, ты про кого писал?

— Про императора Бразилии Педру Второго, при дворе которого обосновался мой попаданец. Аккурат накануне Парагвайской войны.

— Альтернативная история?

— Самая что ни на есть реальная. В девятнадцатом веке было.

— А почему он тогда в Россию не поехал?

— А почему он должен был туда ехать?

— Ну… он же русский?

— Ну это же не значит автоматом, что он дурак? Но в целом ты прав. Большинство читателей решили, что он должен ехать и строить демократическую Россию, попутно прикончив еще не родившегося Николая Второго и уже умершего Николая Первого..

— Да это же банальщина! Я таких тысячу книг читал!

— Вот видишь, читал тысячу? Значит и тысяча первую мог прочитать. Издатели не дураки, однако. На вот, надень. — И я кинул ему коробочку с браслетом.

Конкретно этот был с “видением невидимого”. Неожиданный факт — то, что девочка сотворила с куском металла, моей “починкой” в прежний вид не приводилось. Значит… что это значит? Что она не изменяет, а создает? Но починка тоже может создавать, во всяком случае когда я пулю из ноги вытаскивал, то починка именно создала новый предмет из двух сломанных.

— Класс! Я теперь буду видеть все!

— Две недели, а потом он сломается.

— Ты за этим ездил?

— Илья, это тебе.

Мальчишке достались браслеты с полетом и невидимостью. Мы договорились, что я раз в две недели буду приезжать к Нури и отдавать камушки, за что получу несколько изготовленных по спецзаказу предметов. Дара, как оказалось, в отличии от ювелиров из Сказаний не всегда создавала вещь с нужным эффектом, часть ломалась. Если просто делала — сто процентов что-то получалось, но стоило попытаться вплавить камень с каким-то конкретным пожеланием, и половина браслетов, колец и подвесок рассыпалась прахом. Я даже прикинул, что получится, если она попробует вплавить мои камушки во что-то большое, типа дома, или опоры моста — исчезнет весь объект, или только часть? Страшненькая сила, однако. Как бы она нам всю планету не развеяла вот так, на галактическом ветру. Нури тоже проникся, и камушки хранил у себя. Девочка не возражала, ей, казалось, было интереснее делать какие-то свои странные кусочки гнутого металла, с камушками она уже наигралась.

Илья подарку обрадовался, но не очень. С собой на море я его больше не брал, а тут полету особого применения не было, да и скрываться тоже не от кого.

Пока я обедал довольный студент ухватился за ноут и тут же запустил на нем игрушку. Впрочем, через полчаса забросил, зевнув, и включил какой-то фильм про американский апокалипсис. То есть все вокруг гибнет, но Америка гордо превозмогает, неся знамя семейных христианских ценностей. Ну да, как же.

В штаты меня уже забрасывало. Собственно, именно попыткой проникнуть туда я и был занят все последнее время. Переход на перуанское побережье, лопату в руки и копать, пока не восстановятся врата. Потом подготовка, наложение эффектов и с трассы прыгаю наугад. Иногда на несколько десятков километров, иногда сразу аж до Аляски докидывало. Почему-то когда я попадал в Штаты, то бросало меня исключительно в безлюдные места. Похоже, это как-то связано с понятием “игровой зоны”, ровно два раза за три недели удавалось прыгнуть к какому-то городу. В первом рядом с традиционным “Велкам ту” стояла виселица с двумя изрядно погнившими трупами, и я решил, что мне там делать нечего. Наверное, на такой эффект горожане и рассчитывали. Во втором городе было слишком много военных, и я быстренько оттуда убежал. Трудно искать что-то неопределенное в совершенно незнакомой стране. К тому же постоянно мучаясь сомнениями, нужно ли там вообще что-то искать? Слотов под врата было жалко, ставить их просто “шоб було” я не могу себе позволить, значит надо выбрать какое-то место, где точно можно жить. Небольшой город, своя промышленность, плодородная земля, какие-то естественные преграды вокруг, ископаемые. И главное чтобы с твердой моралью, обеспечивающей выживание едва ли не вернее, чем куча оружия под рукой.

Пока все, что видел, мне не нравилось. К тому же я просто не знал языка, даже договориться с местными не удалось бы.

— Парам-парам! Правда и добро опять в опасности!

На мониторе героического вида мужчина уговаривал девочку лет двенадцати прыгнуть ему в руки из окна. В дверь уже ломились желающие ее сожрать твари, к стоящему на земле мужику тоже кто-то приближался с нехорошими намерениями. В последний момент страдая и закатывая глаза девчонка кинулась к мужику в объятия, и он, вместо того чтобы отстреливаться, начал совать ей под нос ингалятор.

— Вот так, малек, поступают настоящие герои! — Студент ткнул сидящего рядом Илью. Фильм они смотрели уже раза три. Сейчас, после Этой Хрени он был больше комедией, чем ужасами, но все равно весьма зрелищной.

— Так поступают настоящие счастливчики.

Оба тут же повернулись ко мне.

— Ну да! Он же всех своих вытащил из здания?

— Он дурак. Потратил на это втрое больше времени, чем надо было.

— Это дети, Михалыч, они его тормозили. Без этого не было бы напряженности в сюжете!

— Значит, плохо воспитывал. У девки на глазах уже троих сожрали, а ее приходится уговаривать, чтобы она позволила ее спасти?

— А что бы ты сделал? Уговаривал бы, как миленький, твой же ребенок, тут против природы не попрешь.

— Дал бы пощечину. Или две. Наорал бы, поднял пинками, заставил бы задуматься, что здесь важно, а что нет. Мои слова — важны. Ее желания — нет.

— И вырастил бы ты чокнутую, забитую дуру. — Студент тут же скорчил дебильную физиономию, иллюстрирую свои слова.

— Главное — вырастил бы. Этому просто повезло, что тридцать кило дурного веса, называемые “милая дочь-малютка” не повисли на ногах мертвым грузом, и он каким-то чудом спасся.

— По-твоему детей вообще не надо спасать?

Я оглянулся на Илью, потом на Студента, демонстративно поднял бровь.

— Надо. Но только тех, кто жизнеспособен.

— Ха! Михалыч, нынешняя цивилизация спасает как раз вот таких — он кивнул на кинотеатр. — уродцев. Слабых, больных, без таблеток никуда. И они дадут свое больное потомство, и это потомство придется спасать, никуда не денешься, господствующая мораль!

— Не все из слабых и больных дадут потомство.

— Все, Михалыч, все. Медицина и социальные программы творят чудеса. У нас пацаны из группы ездили…

— Не все. Я, например, пользуюсь презервативами.

Он открыл рот, закрыл, неуверенно поморщился.

— Михалыч, я не хотел… в смысле…

— Забыли, студент. Илья, в подобной ситуации прежде всего думай, как спасти себя. Выживешь ты — сможешь вытащить родных. Умирать спешить не надо. Спасать тех, кто не хочет — тоже. Оки?

— Ага.

Студент посмотрел на меня, на Илью, но продолжать разговор не стал. Кажется, я испортил ему настроение.

К вечеру тучи еще больше сгустились, перестало накрапывать и наконец пошел настоящий, приличный дождь. Я вышел с кружкой на крыльцо, уселся под навесом, накинув на плечи старый халат. Илья пристроился рядом с учебником, в котором что-то меланхолично отмечал. Надо будет потом спросить, как он планирует свое обучение, и навести на нужные мысли.

— Михалыч?

Студент помыкался, не зная куда присесть, раз ступеньки были заняты нами, потом догадался принести из комнаты табуреточку.

— Что?

— Меня Олег Никанорыч звал в деревню. Говорит, в отряде самообороны люди нужны.

— У них полторы калеки, тоже скажешь, самооборона.

— Ну, сейчас еще городские приехали, там много мужиков служивших.

— Пахать они не рвутся, а вот с ружьем сидеть штаны просиживать первые вызвались?

— Так они все равно по деревенской работе нифига ничего не знают.

— Если не знают зачем было ехать?

— Тут шансов больше.

— За чей счет шансы?

— Они не собираются сидеть просто так вот, хотя бы в охрану записываются! — Студент явно начал заводиться. Он тоже был понаехавшим горожанином, мои претензии задевали и его.

— Студент, ты же взрослый человек. Кто с ружьем — того и урожай. Если новички, приехав, сразу тянутся к оружию, а не к лопате, то их мотивы вполне ясны.

— Они не бандиты, там половина в свои дома и к родственникам приехала.

— Половина, да. А вторая? Человек сто уже новичков? Все, кто раньше из деревни уезжал, теперь обратно пожаловали.

— Так и ты…

— Так я, студент, себя сам обеспечиваю. И делом занят, хоть каким-то. А эти? Кто их кормить будет? Председатель? А потом претензии пойдут, требования.

— Ты гонишь, Михалыч! Нормальные люди, я же с ними общался! А если кто возбухать начнет, то его мир заставит уняться!

— Какой еще мир?

— Темнота! Русский общинный суд, историческое образование! Как мирской сход решит — так городским и придется поступать.

Ну, председатель! Ну, жук!

— Историческое образование, говоришь? Чего только не услышишь, слов-то каких напридумывали.

— Михалыч, все просто! Люди возвращаются к земле, к истокам! И они хотят искреннего, настоящего, чего-то проверенного временем!

— Духовного.

— Точно! Из глубины времен дошло — мир, община, род!

— И теперь все возродится?

— Куда деваться? Конечно возродится!

— Эх, студент… были бы мы в городе, подобрал бы я тебе литературки на тему деревенской духовности. Энгельгадта дал бы почитать, Семенову-Тяньшанскую.

— И что там пишут? — Скептицизма в его голосе было хоть отбавляй.

— Там реальная деревня в конкретных описаниях очевидцев, не придуманная. Ты бы хоть Гоголя, Успенского почитал. Тоже с натуры все писано.

— И что?

Я отмахнулся от капель, текущих с навеса над крыльцом и пересел.

— Студент, ты лезешь в политику, причем в чужую. Забудь про мир и общину. И обещания председателя забудь. Не знаю, что ты умеешь, но в местных завязках ты не разбираешься, так что тебя поимеют.

— Ну ты скажешь, Михалыч, словно тут Дума с президентом спорит!

— Посчитаем — председатель, его сын с бойцами самооброны, родня председателя, старые деревенские, минимум три клана, новые понаехавшие, уже на фракции разбираются. Это только одна деревня, а сколько сторон? И все жить хотят, а значит ухватить себе кусок. Любым способом, под любым предлогом. И ты в это лезешь?

— Я хочу людей защитить!

— А сможешь?

Парень сердито сжал зубы. Он мог толкать, примерно средний по силе удар кулаком на расстоянии метров в двести максимум, но это все. Никаких заклинаний, никакой защиты. Просто силовое воздействие. Конечно, если ему дать несколько амулетов, одеть в броньку, вооружить чем-то приличным, подучить тактике, то получится вполне серьезный боец, но сейчас…

— Принеси еще чаю, будь добр?

— Ага, сейчас.

С кухни послышался звон посуды, я машинально просветил окрестности. Пусто, только мы трое.

— Печально осознавать, что сурвивалисты вроде тебя оказались правы.

— Чего?

— Да вот зашел в дом, а там мешки, ящики, на кровати понавалено вещей, словно с мародерки приехали.

— Студент, настоящий выживанец не тот, кто закапывает в лесу тушняк и стволы на все случаи жизни. Настощий выживанец тот, кто закапывает в лесу того, по чьей милости его семье могут понадобиться эти самая тушенка и патроны. К сожалению такие ребята не успели отработать вовремя.

— Да, поначалу, я слышал, магов пытались закапывать.

— Причем тут маги?

— Так ведь они все порушили?

— Мы, студент. Говори — “Мы порушили”

— Я не рушил ничего!

— И я ничего. Так что ж ты на магов напраслину возводишь?

— Но кто-то же все развалил?

Так, это надо прекращать.

— Илья, давай на боковую, ты спишь уже. — Проводив в самом деле зевающего мальчишку я пересел на его месте, где меньше капало, и поплотнее укутался. — Студент, запомни накрепко — ты маг, у тебя есть ресурс, твоя сила, и потому тебя будут пытаться использовать все. Сейчас это хочет сделать Никанорыч, председатель наш, несменяемый четвертое десятилетие. Думаешь, он первый по трем деревням потому что такой весь простой и честный?

— Но люди довольны им? Я же спрашивал.

— Конечно довольны. Ты вот про мир говорил, про духовность. У тебя сколько тут родни? Ноль целых хрен десятых. А у Никанорыча пол деревни. Вот и подумай, за кого скажет “мир”, если трети ты чужой, а двум третям — ненадобный? Ну и нищий ты к тому же, а он пару ящиков водки всегда поставить может. Выпьет “мир” и решит, как твою жизнь в целях председателя использовать. А ты согласишься, ведь все по-честному? Для того его и придумали.

Студент помолчал, смотря в темноту, на падающие капли.

— Знаешь, я никак понять не могу — ты в самом деле такой хладнокровный ублюдок? Ты же людям помогаешь, почему ты тогда…

— Помогаю. Где могу — спасаю. Иногда рискую жизнью, в меру. Думаешь, я притворяюсь хорошим?

— Не знаю. Ты, похоже, всех чужими считаешь.

— Не всех. Но многих, да.

— И нас с Ильей?

— Тебя… ну, не совсем чужим. Ты парень хороший, только тараканов в голове больно много. Больших, городских.

Он не принял шутливого тона.

— А Илюха?

— Илья… да, он мне не чужой. Я взрослый, он ребенок, пусть и сильный. Если пустил в свой дом, то должен нести за него ответственность, растить, учить.

— И как учить?

— Своим примером. Своим жизненным опытом. Дать часть своей жизни, и пояснить, что к чему.

— А то, что он в процессе такого обучения людей поубивает, это ничего?

— А он и так и так поубивает. Пусть хоть с пользой для развития.

— Михалыч, а ты не охренел? Такое с ребенком сотворить? — Парень вскочил. Ну да, раньше он только морщился, когда я вел с Ильей разговоры, а теперь прорвало, похоже. Может, и не зря он в педвуз пошел, может в самом деле призвание.

— Ну, я его ребенком не считаю. А чего — такое?

— Ты считаешь нормальным пацану про убийства говорить? Ты бы его еще пытать поучил!

— Это потом. Сейчас ему вполне хватает убойной магии, для грязных переговоров есть я.

— Ты из него убийцу растишь! Дрессируешь карманного зверя?

“Где я.”

— Илья, как ты думаешь, я тебя дрессирую?

Мальчишка вышел из-за занавески, снял браслет невидимости, подошел ближе, пожимая плечами.

— Совсем немного, Михалыч. Но я понимаю, так надо. Вы же сами объясняли — это чтобы запомнилось надежнее.

— В том числе. Видишь ли, студент, я могу завтра из прыжка не вернуться. Тебя с таким отношением к людям скоро убьют в чужой драке. Останется Илья один, как ему выживать? Не научу правильно выбирать цели, трезво оценивать мотивы людей — сгинет. А он парень неплохой, с задатками.

— Но все равно…

— Знаешь, о чем мой отец постоянно сожалел? Что его отец-фронтовик, мой дед, умер слишком рано, не успел научить как правильно людей саблей рубить. Это ведь тоже хитрая наука. Люди ее веками собирали, проверяли. А теперь никто и не помнит, как надо.

— Это ты к чему?

— К тому, что первый долг воспитателя — как можно более точно передать собственный опыт, при этом не задавив личность воспитуемого. Весь опыт, не скрывая ошибок.

— Я тоже многому могу научить.

— Ну да. А Илья — тебя. К примеру тому, что тебя могут не захотеть услышать. — Пора закругляться. Я все, что хотел, узнал. А то, что он не все сказал, то не беда, у молодых слов много, они у них в голове кипят, бурлят, пеной выплескиваются. — Студент, пустой у нас разговор. Пошли спать. Устал я в этом прыжке.

Он кивнул, но остался сидеть. Пусть сам двери закроет, я все равно проверю, как они уснут. В кухне посмотрел на раскладушку студента. Крестика над ней не висело, значит, все это время он готовился если не к драке, то к силовому конфликту. Это хорошо, хотя бы на шаг вперед планировать умеет. Авось в жизни пригодится.

Шаги за спиной, и вопрос, которого я никак не ожидал:

— Михалыч, а почему все-таки Бразилия?

Я вздохнул.

— Требования издательства по этой серии — не меньше двух подружек у главного героя, желательно экзотических. А в Бразилии и белые, и мулатки, и латинос. Вот и закинул туда.

Студент постоял с раскрытым ртом и ушел к себе за печку.

Кажется, Илья тихо хихикнул. Послышалось, наверное, ему же подобные шутки еще рановато понимать?