Еще на свадьбе, танцуя с Эдвардом, Джулия заметила, что Фернандо Руис внимательно наблюдает за ними. Может, мы чем-то невольно обидели его? – удивлялась Джулия, когда утром в понедельник ехала в офис. Она припомнила подозрительные взгляды помощника Гонсалеса.

Когда она вошла, Руис буркнул:

– Доброе утро, – и повернулся к ней спиной.

Эдварда еще не было.

– Что-нибудь случилось? – спросила Джулия, вешая пиджак на стул.

Фернандо передернул плечами и с громким стуком поставил на стол чашку с кофе.

– Вам лучше знать, – грубо ответил он.

Неужели он каким-то образом узнал правду о Джонни и Мэри, испугалась Джулия.

– Не понимаю, – отозвалась она, но ее щеки залились краской.

Фернандо помедлил с объяснениями.

– Мне кажется, у вас больше таланта… возможно, и образования… чем нужно для этой работы, – сказал он, наконец. – Я удивляюсь, почему вы работаете здесь.

– Потому что у меня есть ребенок, – отрезала Джулия.

Повернувшись к Руису спиной, она стала печатать отчет для Гонсалеса. Если Фернандо что-нибудь знает или даже только подозревает, мне придется рассказать все Эдварду раньше, чем я планировала, – решила она.

Несколько минут спустя Руис уехал по делам. Почти сразу после его отъезда в офис вошел изможденный черный юноша. Чрезмерно вежливо он спросил по-английски с сильным французским акцентом:

– Это место для иммигрантов? Я иммигрант. Очень голодный.

– У меня есть сандвич с арахисовым маслом, апельсин и немного овощей. – Джулия протянула ему пакет со своим обедом. – Еще я могу сбегать через дорогу за булочками.

С трогательной деликатностью приняв от нее еду, юноша проглотил содержимое пакета с жадностью голодного волка и съел до последней крошки булочки, купленные Джулией в магазине напротив. Когда он наконец-то наелся, она смогла получить от него кое-какую информацию. Юношу звали Жюль Итабу, он был сын иммигрантов, недавно прибывших в Америку. Три дня назад Жюль сбежал из одного из фермерских хозяйств, о которых говорил Гонсалес, где жестоко обращались с работниками.

– Я не хочу, мои родители попадать в беду из-за меня и ушел, – сказал юноша. – Пожалуйста, мадемуазель, не отправлять меня туда назад.

Боясь обещать ему что-либо в отсутствие Эдварда, Джулия поинтересовалась, нет ли у него каких-нибудь увечий. Стесняясь, Жюль показал ей несколько ужасных кровоподтеков и синяков, которые, по его словам, были следствием ударов, нанесенных ему управляющим фермой. Джулия уже хотела отвести юношу к доктору, когда вошел Гонсалес.

Поначалу он не обратил внимания на юношу, подбирающего крошки от булочек. Он смотрел только на свою секретаршу.

– Я наконец-то дозвонился до Джона Фаррела, – объявил Эдвард, подходя к ней на более близкое расстояние, чем следовало. – Машина будет готова сегодня.

– Это замечательно! – обрадовано воскликнула Джулия. – Эд, я думаю, тебе нужно поговорить с этим молодым человеком. Он сбежал из Ватерхауса после стычки с управляющим.

Гонсалес сразу же взялся за дело. Попросив ее записывать их разговор, он задал юноше много вопросов. Рассказ Жюля был ужасен. В отличие от некоторых других плантаций, где к работникам относились вполне справедливо, Ватерхаус, похоже, был очагом насилия и надругательства над иммигрантами.

Жюль явно нуждался в медицинской помощи. Гонсалес понимал, что родители юноши сейчас волнуются, но не спешил сдавать его властям. Если сделать это, скорее всего, Жюль будет просто возвращен на плантацию и жестоко наказан. Когда Эдвард сказал, что родители юноши сейчас, наверное, очень переживают, Жюль взмолился:

– Не звонить полиция!

Но Гонсалес покачал головой.

– Мы должны проверить заявления о пропавших.

Пока Джулия звонила знакомому Гонсалеса в департаменте шерифа, босс отвез юношу в ближайшую больницу, где тому обработали раны. Как оказалось, никто не заявлял о пропаже Жюля. Взвесив все «за» и «против», Эдвард решил попросить своего брата Пита и его жену Лючию, у которых было четверо детей, на несколько дней приютить беглеца. Он тут же позвонил брату и потом сообщил Джулии, что Лючия заедет за Жюлем через несколько минут и что придется созвать срочное заседание правления Фонда поддержки иммигрантов, посвященное вопросу о Ватерхаусе.

Вечером, попросив Джессику Хортон оставить у себя Джонни дольше обычного, Джулия вела протокол заседания. Обсуждение проблемы проходило бурно и напряженно. Но ее очень расстроил план Гонсалеса. Он хотел пробраться на плантацию с фальшивыми документами, наняться там, на работу и лично убедиться в правоте Жюля. Имея подобные свидетельские показания, можно будет легко убедить власти принять активные меры в защиту иммигрантов.

Джулии не надо было слушать доводы членов правления, чтобы понять, что затея ее босса очень опасна, его могли избить или искалечить, а то и вовсе лишить жизни. К тому же за использование фальшивых документов его могли привлечь к уголовной ответственности федеральные власти.

– Я готов рискнуть, – отважно заявил Гонсалес.

Члены правления пока не одобрили этот план. Они только обязали Эдварда раздобыть больше информации о Ватерхаусе и отчитаться на следующем заседании. Пока что Эдвард должен попросить одного из своих друзей найти родителей Жюля. Если они покинули Ватерхаус, семья снова будет вместе. Отсрочка поездки босса Джулию не успокоила. Так или иначе, он добьется своего и непременно попадет в беду.

– Я бы не хотела, чтобы ты отправлялся на плантацию, – сказала она, когда они ехали к Джону Фаррелу за ее машиной.

– Почему? – Эдвард вопросительно посмотрел на нее.

– Это опасно, тебя могут ранить.

Неужели Джулия беспокоится обо мне? Или она чувствовала бы то же самое, если бы речь шла о любом другом человеке? – подумал он.

– Очень тронут твоей заботой. Но не волнуйся, я уже большой мальчик и со всем справлюсь.

Не желая спорить, Джулия промолчала. Вскоре они добрались до мастерской Фаррела и забрали ее автомобиль. Всю дорогу Эдвард чему-то про себя улыбался.

В следующие несколько дней неприятные для Джулии вопросы, которые задавал подозрительный Фернандо, возобновились. Придется поскорее рассказать Эдварду о Джонни, пока он не узнал обо всем от кого-нибудь другого, все чаще думала она.

Но как бы все-таки предугадать его реакцию? Вероятно, сначала он будет ошеломлен, а потом разгневается. Их замечательной дружбе сразу же придет конец, затем он наверняка возбудит дело о передаче ему опеки над Джонни.

Джулия ясно понимала, что, хотя она заботилась о племяннике как мать, родной отец имел на него по закону больше прав. Но она не могла себе представить разлуку с Джонни. Будто я родила этого малыша, а не Мэри, думала она. Я так сильно его люблю.

В четверг Эдвард, придя на работу, сразу же кинулся к столу, за которым печатала Джулия.

– Привет! Как дела? – начал он без предисловий, будто спешил куда-то.

Ее сердце перевернулось от звука его мягкого голоса. Она мысленно отметила, что все больше привязывается к своему начальнику.

– Все хорошо, – собравшись с духом, сказала Джулия. – Что случилось?

– Я хотел спросить, – Эдвард замялся, – смогу ли я увидеть тебя в эти выходные? Я помню, что обещал не выходить за рамки дружбы в наших отношениях. Если хочешь, так оно и будет. Просто я не могу перестать думать о тебе, – честно признался он.

Его прямота застала Джулию врасплох.

– Ты имеешь в виду… у нас с тобой будет свидание?

– А что тут необычного? В общем, ничего. Я сама этого хотела. Чем дальше заходят наши отношения, тем труднее становится из этого выпутаться, честно сказала себе Джулия. Конечно, я могу использовать это свидание как возможность рассказать Эдварду о сыне. Я должна быть твердой. Мне придется следить за тем, чтобы та Джулия, что хотела Эдварда на любых условиях, не поддалась своим чувствам.

– Да нет, все в порядке, – наконец ответила она. – Только мы пойдем туда, куда можно будет взять ребенка.

Гонсалес и здесь заработал очко.

– Мы пойдем на пикник, устроенный церковью, – невинно сказал он. – Всех отвезут на автобусе в парк. Мы, конечно, можем поехать на машине и вернуться, когда захотим. Джонни должно понравиться. Все, что нужно, – кое-какая посуда, покрывало или скатерть.

После этого разговора Джулия решила сдаться на волю судьбы. Она пойдет на пикник с Гонсалесом и позволит себе немного помечтать о совместной жизни с ним и Джонни. Сейчас она уже не сомневалась, что Эдвард будет мальчику хорошим отцом.

Вопрос лишь в том, согласится ли он на совместное опекунство. Она искренне радовалась тому, что ее племянник, наконец, получит моральную и финансовую поддержку, которую заслуживает.

На церковном пикнике в помощь Фонду поддержки иммигрантов Эдвард всем с гордостью показывал Джонни, растравляя этим раны Джулии, тем более что окружающие принимали их за семью. Все говорили, что мальчик – вылитый отец.

– Яблоко от яблони… – сказал один мужчина, вручая Джонни воздушный шарик.

Удивленные взгляды, которые при этом бросал на нее Гонсалес, увеличивали ее внутреннюю неловкость. В то же время они рождали в ней какую-то надежду. А вдруг он женится на мне? – мечтала Джулия. И предложит усыновить Джонни. Тогда все проблемы будут сразу решены.

Реально такой сценарий вряд ли возможен. Трудно предположить, что Гонсалес женится на ней, ведь это подтверждается опытом ее сестры. Может, он и хочет ее, как Мэри и многих других, встречавшихся на его пути женщин, но вряд ли поступится драгоценной свободой ради своей секретарши.

В любом случае Эдвард должен узнать правду. Если по какому-то невероятному капризу судьбы они и будут вместе, все равно найдется кто-то, знавший обеих сестер. Ее девственность также удивит Эдварда, который уверен, что Джулия выносила и родила Джонни. Каким же сюрпризом в брачную ночь, если таковая случится, будет для него ее невинность?!

В любом случае надо сказать ему, что Джонни его сын.

– Сделаю это сегодня, – решила Джулия. – Когда Эдвард придет в себя от потрясения, он поймет мои мотивы. Как я могла доверить ему ребенка, не познакомившись с ним поближе?

Тяжелые мысли отступили во время игр, устроенных на пикнике: бега в мешках, волейбола и тому подобного. Снова у Джонни не было недостатка в добровольных «нянях», так что Джулия тоже могла поучаствовать в соревнованиях.

Соревнование с апельсинами, в котором две команды выстраивались в две линии и наперегонки передавали подбородками апельсин без помощи рук от первого участника к последнему, очень понравилось ей. Правда, пытаясь передать подбородком, апельсин Эдварду, она почувствовала, как напрягаются ее соски, а голова наполняется фантазиями определенного рода.

К тому времени, как все устроились на покрывалах или за столами для пикника, солнце стояло уже высоко. Присутствующие покупали еду и напитки, доставленные социальным комитетом церкви, а вырученные деньги шли в помощь Фонду поддержки иммигрантов. Джулия почувствовала запах печеных бобов и ее любимого жареного цыпленка.

Она решила, что они втроем будут, есть не за столом, а на постеленном, на землю покрывале. Так будет удобнее Джонни, но, более заинтересованный в ровеснике, сидевшем неподалеку, чем в еде, малыш постоянно пытался уползти к нему. В конце концов, его штанишки почти полностью позеленели от травы.

– Ты уже стараешься исследовать этот мир! – воскликнул, улыбаясь, Эдвард, слегка придерживая ребенка.

Он помог мальчику встать и сделать несколько шагов.

Джулия опять испугалась. Что, если Эдвард заберет его и она не сможет делить с мальчиком радости и неудачи его детства? Ей будет так недоставать его.

– Ему нравится ходить, – заметила она, с грустью глядя на отца и сына. – Дома он хватается за мебель, чтобы дойти до нужного ему места. На прошлой неделе я купила ему первую в его жизни пару ботиночек.

– Подвинься немного назад, Джул, и вытяни руки, – предложил Эдвард, поставил мальчика на ноги и отпустил его. – Ну, малыш, иди вперед.

– Дорогой, – присоединилась она, – иди к своей Джулии.

– Ты не приучаешь его называть тебя «мама»? – Эдвард удивленно взглянул на нее.

По чистому совпадению мальчик выбрал именно этот момент, чтобы сделать первые самостоятельные шаги. Шагнув раз, потом другой, третий, он, весело хохоча, упал в объятия тети.

– Хороший мальчик! – воскликнула Джулия, подхватывая ребенка и осыпая его поцелуями. – Ты мой маленький спортсмен? Я так горжусь тобой!

– Мистер Гонсалес…

К ним подошла председатель церковного комитета, организовавшая пикник, блондинка около сорока с лишним лет. Она напомнила Гонсалесу, что пришло время ему выступить перед собравшимися.

Страстная речь Эдварда о нуждах работников-иммигрантов привлекла всеобщее внимание и вызвала бурные аплодисменты.

По необъяснимой причине Джулия чувствовала себя счастливой. Гордясь Эдвардом, она радовалась, что пошла на этот пикник.

Она горячо аплодировала ему вместе со всеми.

Тем временем солнце начало клониться к горизонту. Джонни заснул на руках у Джулии.

– Не надо будить его, – предложил, усаживаясь рядом с ней, Эдвард. – Можно мне обнять тебя? И давай чуть-чуть посидим вместе, а потом поедем домой.

Она позволила ему обнять себя и не сопротивлялась, когда он запечатлел на ее губах легкий поцелуй.

На соседнем одеяле братья и сестры недавно обретенного ими «друга» Джонни, глядя на них, захихикали. Джулия была уверена, что почти все присутствующие наблюдают за ними.

С наступлением темноты парк закрылся, и пришло время возвращаться. Когда они ехали обратно, гармония между ними казалась полной. Джулия берегла свое кратковременное счастье и все откладывала разговор о Джонни.

Путь домой показался ей короче обычного. Когда они подъехали к крыльцу, она все еще не успела решиться на разговор с Гонсалесом.

– Я подержу Джонни, пока ты откроешь дверь, – предложил он.

Дом был темный и молчаливый. Уезжая утром в парк, Джулия оставила окна открытыми, поэтому комнаты были наполнены запахом свежескошенной с газонов травы.

Уложить бы Джонни, а самой заняться с Эдвардом любовью! Так, как написано в книгах. А потом бы заснуть в его объятиях. По иронии судьбы он, несомненно, тоже думал о постели, но явно не был литературным героем. С ним нельзя было строить будущее.

Задумавшись, Джулия стояла посреди комнаты. Все еще держа Джонни на руках, Эдвард тоже остановился.

– Куда его положить? – спросил он.

– На мою кровать, – шепотом ответила она, увлекая его в свою спаленку с узкой кроватью. – Мне надо переодеть его. Он даже не проснется.

Эдвард пожал плечами.

– Мы всегда сможем укачать его.

Он умел обращаться с детьми. Конечно, он проводил много времени с племянниками и племянницами, но от него еще исходило какое-то необъяснимое тепло. Джонни подсознательно тянулся к нему. Если этот мужчина и не был рожден для роли мужа, то прекрасно подходил на роль отца, думала Джулия. Она уже не сомневалась, что ее племянник только выиграет, обретя такого отца.

Возможно, потому, что Джулия сама была сиротой, она не хотела, чтобы Эдвард растил Джонни один. Детям нужны и мама, и папа. Она заменила племяннику мать. С возрастом Джонни будет нуждаться в ее нежности не меньше, чем в поддержке отца.

А если честно признаться, то ей нужны они оба. У нее сохранялась слабая надежда, что Эдвард поймет это. Возможно, он не станет добиваться полной опеки над сыном.

Уложив племянника в кроватку и поцеловав его в розовую щечку, она выключила свет.

– Пойдем, посидим на террасе, – сказала она Эдварду. – Нам надо поговорить.

Что у нее на уме? – в недоумении подумал тот, поймав ее тоскливый взгляд. Может, она решила, что не будет встречаться со мной? Произнесет речь о том, как я был добр к ней, и сообщит, что все еще не забыла отца своего ребенка?

Как бы то ни было, он не хотел говорить с Джулией. Он хотел целовать ее до тех пор, пока она не выбросит из головы все надуманные разделяющие их преграды.

Они стояли в темной спальне так близко, что даже чувствовали дыхание друг друга. Преодолев это незначительное расстояние, Эдвард обнял Джулию. Их губы слились в поцелуе, мгновенно выбившем у нее почву из-под ног.

Это походило на вспышку пламени от уголька, тлевшего в ее сердце. Джулия так долго хотела быть вместе с этим мужчиной, что не сдержала радостного вздоха, когда ощутила прикосновение его пальцев под блузкой.

Никогда еще она не подпускала настолько близко к себе мужчину. Но как можно отказать в этом Эдварду? Ведь он был ее второй половинкой, ее судьбой. Она твердо знала это.

Но он был и отцом ребенка ее сестры, которую бросил, человеком, казавшимся недавно Джулии исчадием ада, и между ними стояли тайна рождения Джонни и ее жизненные принципы.

– Эд… мы не можем этого делать, – выдохнула она, пытаясь вырваться из его объятий.

– В чем дело, Джул? – Он не отпускал ее.

– Я не собираюсь спать с тобой! – продолжала она настаивать на своем.

– Почему нет, если нам обоим этого хочется? – спросил Эдвард и притянул ее еще ближе.

Щеки Джулии залились краской. Неужели она так явно выражала свои желания?

– Нет. Я не хочу спать с тобой, – прошептала она.

Но Эдвард потребовал объяснений:

– Почему? Ты все еще любишь отца своего ребенка? Или боишься, что родишь еще одного вне брака?

– Ты ничего не знаешь обо мне! – вспылила она.

– Ты скажи мне!

– Я скажу… рано или поздно.

– Ты не можешь не знать, что я не оставлю тебя, Джул, и не поступлю с тобой так, как он.

Цинизм его утверждения отнял у нее способность говорить.

– Каждый раз, – продолжал он, – когда я прикасаюсь к тебе, ты ведешь себя как девственница, но ты же мать одиннадцатимесячного ребенка.

– Это не так, – возразила Джулия.

Она не хотела все рассказывать ему в пылу спора, но теперь уже ничего не поделаешь.

– Ты должен узнать правду, – начала свое признание Джулия, каждым словом нанося смертельные удары их отношениям. – Я считаю себя матерью, но не я родила его.