Было у матери двое детей: мальчик и девочка.

По утрам мать уходила на работу, а вечерами хлопотала по хозяйству: готовила, стирала.

Дочь и сын не только не помогали ей, но и за собой никогда не убирали. Встанут утром — разбросают книжки и игрушки, а сами гулять убегут.

Нередко мать плакала от обиды…

Так и росли брат с сестрою лодырями.

Но вот однажды только убежали они гулять, как откуда ни возьмись — налетел Вихрь, зашумел, засвистел за окнами, увидел плачущую мать, распахнул ставни и ворвался в комнату. Не успела мать опомниться, как поднял её Вихрь, закружил и понёс высоко-высоко, далеко-далёко…

Пришли брат с сестрой домой — никто их не встречает.

И день, и другой, и третий — нет матери. Никто не приласкает, никто не покормит… Ничего не поделаешь — дети искать её отправились. Весь день блуждали по дорогам и тропам, перебирались через ручьи и овраги. Вот подошли к тёмному лесу. Вдруг под елью заметили пушистый комочек — то у Сороки из гнезда птенец вывалился. А Лиса коварная — тут как тут — к нему подбирается. Сорока над ними кружит, кричит, но спасти птенца не может. Заметила хитрюга Лиса детей и в тот же миг скрылась. Весело запрыгала Сорока вокруг детёныша.

— Эх! Струсила Лиса? Лучше бы — хап и слопала его, — пробурчал мальчик.

— Что ты говоришь! Посмотри, как Сорока радуется, — пристыдила его девочка.

Пошли брат и сестра дальше.

Слышат: кто-то жалобно квакает. Присмотрелись — Лягушонок. Лапку его в коряге защемило, никак не может её вытащить. Лягушка сидит рядом. Слёзы из глаз у неё так и льются.

— Вот потеха! — засмеялся мальчик.

— Зачем ты так? — сказала девочка. — Может быть, и наша мама тоже плачет сейчас…

Отломила она щепку от коряги, освободила лапку, и Лягушонок с Лягушкой дружно поскакали. Скрылись — только их и видели.

Идут брат и сестра всё дальше по лесу. Темнеть стало. Прошли чащу леса и увидели болото. Густой туман висит над ним. Торчит среди кочек большая коряга. Сидит на коряге Филин. Глазищами по сторонам ворочает и ухает, словно предупреждает: не подходите, беда будет!

Что делать? Вот и совсем темно стало. Филин ещё громче заухал.

— Придётся здесь переночевать, — сказал мальчик.

Выбрали дети место посуше, прижались друг к другу, чтоб не так страшно было, и заснули.

Проснулись утром. Туман над болотом развеялся, и показалась вдали высокая башня. Может быть, там они отыщут мать? Но ни пройти туда, ни пробраться…

Вдруг послышалось кваканье. Это Лягушка с Лягушонком на кочке прыгают и на брата с сестрой поглядывают, словно за собой зовут.

Взялись дети за руки и осторожно ступили на кочку. Не провалились. А лягушки уже на другой кочке скачут. Сделали еще шаг брат с сестрой — и снова твёрдо под ногами. Потом — еще шаг… Так с кочки на кочку прошли они все болото и оказались возде чудесного сада.

Стоит в том саду башня такая высокая, что макушка её за облаками прячется. Вокруг растут невиданные цветы да деревья диковинные. А на самом высоком дереве висит кованая чёрная клетка. На дверце клетки — большой замок. Сидит в клетке Розовая Чайка. Головка её на грудь опущена, глаза серые, печальные, длинными ресницами прикрыты.

Заметила детей Розовая Чайка, заговорила вдруг нежным девичьим голосом и поведала вот что:

— И неприступной башней этой, и садом диковинным, и болотом, и лесами вокруг владеет Вихрь. Прислуживают ему пленницы, со всего света собранные. Командует ими старый Злыдень, безропотный слуга Вихря. Невольницы эти — все матери, забытые или обиженные своими детьми. Прибирают они хоромы хозяина да за садом ухаживают. Тоскуют и плачут о детях своих, о потерянной свободе. И горькие слёзы их становятся жемчужинами. Из-за этих жемчужин-слёз и принёс сюда Вихрь пленниц. Расшивают они жемчужинами свадебные наряды для хозяина и молодой его невесты.

А невеста Вихря сама Розовая Чайка. Была она недавно раскрасавицей-девицей, но похитил её Вихрь из родного дома, из края заморского. Опомнилась красавица лишь тогда, когда нёс её Вихрь низко над морем. Кричала, билась, звала на помощь, но родной дом давно скрылся из виду, а в море — от кого ждать спасения… Лишь чайки над волнами кружили да печальным криком своим вторили плачу девицы.

«Если б могла я стать птицей — вырвалась бы на свободу и улетела бы в небо», — с тоской подумала девица. Как вдруг над гребнем самой высокой волны показалась голова Царевны русалок. Понеслась волна вслед за Вихрем, и услышала девица такие слова:

— Жаль мне тебя, красавица. Будь по-твоему. Обращу я тебя в Розовую Чайку. Попытайся вырваться от разбойника Вихря. А не сможешь спастись — придётся тебе оставаться птицею, пока не набросят на твои крылья свадебную фату, жемчугами-слезами расшитую. Как накинут — превратишься в тот же миг в девицу.

Опустилась волна, Царевна русалок исчезла. А девица обратилась Розовой Чайкой.

Снова билась она — на волю вырывалась, но лишь крыло сломала, а с Вихрем не смогла справиться. Так и оказалась здесь, в саду, под присмотром Злыдня.

— И теперь в неволе зачахнуть мне суждено… — закончила Розовая Чайка свой печальный рассказ.

— Не горюй, — постаралась утешить Розовою Чайку девочка. — Вот отыщем маму и тебя освободим.

— Спасибо тебе, девочка! — сказала Розовая Чайка. — Жаль, что я ничем не могу вам помочь. Знаю только — если обижали вы мать, то ищите её в башне.

Вдруг зашумело, загудело вокруг. Деревья до земли склонились, цветы и травы полегли. Закачалась на ветке клетка. Дети едва на ногах удержались.

— Это Вихрь возвращается с новой пленницей! — вскрикнула испуганно Розовая Чайка и забилась в клетке.

В тот же миг увидели дети перед собой тощего старика с огромной связкой ржавых ключей на зеленом поясе. Это был Злыдень — слуга Вихря. Погрозил старик скрюченным пальцем Розовой Чайке и зашипел:

— Уж не тебя ли, невестушка хозяйская непокорная, пришли проведать эти сиротинушки?! Кыш! Кыш! Убирайтесь поскорей отсюда, пока Хозяин вас не заметил! — И стал старик толкать детей к болоту.

— Мы ищем нашу маму… — сказала девочка и заплакала.

— Ага! Так вот оно что!!! — разозлился еще пуще старик. Стал он вырывать из бороды волосы и бросать под ноги брату с сестрой. Упадет волос на землю — ядовитой серой змейкой становится. Вот уже много змеек изваются у ног мальчика и девочки, того гляди ужалят…

Отступают брат и сестра к болоту, вот-вот провалятся…

— Не трогай детей, старый Злыдень, — послышался нежный голос Розовой Чайки. — Возьми их лучше себе в помощники. Мальчик тебе от ржавчины ключи очистит, а девочка пусть собирает жемчужины — так и день свадьбы наступит скорей, и Хозяин доволен тобой будет.

Ухватился за связку ключей старый Злыдень, подозрительно глянул на Розовую Чайку, пробурчал что-то себе под нос. Змейки исчезли, а Злыдень прочь заковылял, поманив детей. Подвёл их к башне, ненадолго скрылся, а когда появился вновь, передал детям слова Хозяина:

— Отпущу непрошенных гостей в день свадьбы моей на свободу вместе с матерью, если сумеют угодить мне во всём. А не сумеют — навсегда останутся в услужении!

Приуныли дети — разве угодишь Вихрю, если делать они ничего не умеют. Да выбора нет…

Стали убирать и украшать хоромы. Расставляют они широкие резные столы. Колет мальчик дрова и огромные печи топит. А девочка подметает в бесчисленных комнатах полы узорчатые, гладит вышитые полотенца да скатерти. Моет-чистит расписную посуду, готовит разные кушанья да ароматные напитки ягодные.

Учит их всему этому Розовая Чайка — советов добрых не жалеет, секретов заморских не утаивает.

А тем временем Сорока с окрепшим птенцом по свету летают, отыскивают детей, у которых Вихрь матерей унёс, и ведут их через лесную чащу к болотным топям. Здесь встречают их Лягушка с Лягушонком, провожают к неприступной башне.

Вот и настал день свадьбы.

В башне в углу притаились брат и сестра — ждут, как Злыдень примет их работу, что потом передаст Хозяину. А Злыдень, разодетый в переливающиеся разными цветами одежды, по хоромам семенит. Проверяет, как всё приготовлено, и на невесту хозяина злорадно поглядывает. А она, бедняжка, как принесли её в клетке из сада, да на стол поставили, так и не взглянула ни на кого ни разу. Сжалась вся в комочек и дрожит.

Оглядел Злыдень всё — ни к чему не смог придраться.

— Где научились вы так хозяйствовать?! — говорит он брату и сестре. — Чую, что оставит вас Хозяин навсегда у себя — будете ему и жене его молодой прислуживать.

Стали умолять Злыдня брат и сестра показать им мать и уговорить Хозяина обещание исполнить… Но в ответ лишь захохотал Злыдень так, что зазвенела на столе посуда. И вторил звону посуды страшный шум: то одна за другой распахивались двери башни. На столах поднялись края скатертей, груши, яблоки на пол посыпались… Появился сам Хозяин башни. Со свистом влетел Вихрь в залу и расположился на серебряном троне. Всё его туловище было покрыто длинной-длинной серой шерстью, даже на маленькой свирепой головке росла густая шерсть. Искрились в шерсти драгоценные каменья разноцветные.

Сверкнул Вихрь злыми глазками в сторону брата и сестры, приказал Злыдню пленниц ввести и уставился на Розовую Чайку. Замерла Чайка Розовая под его взглядом, безжизненно опустились её крылья…

Вошли молчаливые пленницы, внесли для невесты платье свадебное да расшитую жемчугами фату.

Тут увидели брат с сестрою свою мать, радостно бросились к ней.

Схватил Злыдень платье невестино и фату, вытащил из клетки Розовую Чайку. Забилась под фатой невеста…

Вдруг зазвенели в саду весёлые голоса, и в хоромы Вихря ворвались дети, к матерям побежали. Обнимали их счастливые матери, целовали, смеялись от радости.

А Вихрь со Злыднем не спускали глаз с Розовой Чайки, чтоб успеть схватить её и утащить поскорей, когда обернётся она девицей.

Вот вскрикнула Розовая Чайка и превратилась в красавицу писаную. Счастливые матери и дети окружили её, и от весёлого их смеха растаяли жемчужины на свадебной фате. Взмахнула раскрасавица-девица концом фаты в сторону Злыдня, упали на него горячие материнские слёзы, и стал в тот же миг Злыдень гнилым пнём. Махнула девица другим концом фаты в сторону Вихря, но тот успел свернуться в клубок, из башни выкатился и со свистом к небу взвился.

И начался в хоромах весёлый пир. А потом по домам все отправились.

Стоит до сих пор среди болот та неприступная башня. Одинокий Вихрь в ней хозяйничает. По-прежнему летает он по свету да прислужниц для себя — обиженных матерей — выискивает…