Я отправился в Чу, снарядив небольшую                                          ладью, И воздвигнутый в честь Цюй Юаня                                          дворец предо мною предстал. Я, на горы взирая, что так высоки на                                          речных берегах, Здесь, у древнего Храма, вслух читаю,                                          поэт, сокровенную думу о Вас: «О, когда бы пришли Вы из далей                                          времен И, реку по волнам перейдя, устремились                                          на юг! Только с домом родным разделили Вас                                          тысячи ли, И при жизни пристанища не было Вам, И по смерти могилы себе не нашли… Сколь прискорбно! Пусть каждому смерть суждена, Но как тяжко с ней встретиться с глазу                                          на глаз. И поэтому, долго скитаясь по берегу, Вы не решались уйти , С высоты Вы глядели, Как устрашающий мчался поток… И тогда, чтоб излить беспредельную                                          скорбь, Сочинили вы „С камнем в объятьях“ — предсмертную песнь. О, могу я представить себе, Сколь тяжелые думы у Вас, одинокого,                                          были тогда на душе! Представляю: последняя сказана Вами                                          строка… Час настал — вы ушли … А потом, словно въявь, Сышится мне из пучины речной: „Раз не в силах взлететь высоко И не волен уйти далеко — Лучше скрыться в безмолвье, приют                                           отыскать в глубине!“ …Ваши мысли теснились — одна                                           за другой — То о чаяньях добрых, то о горечи                                           прежних обид. Вдруг, усопший поэт, Вы услышали вести                                           из жизни былой: Пропасть меж государем и теми, кто                                           служит ему! И воскликнули Вы: „Это так! Не боролся с ничтожными я — Лишь словами хотел убедить их в своей                                           правоте! Вот я умер и все осознал и хотел бы                                           свой Путь изменить: Коль сгущаются тучи над отчизной моей — Как могу я на дне в одиночестве время                                           влачить?“ …И речному владыке поведали Вы обо                                           всем, Убедили Фэн И, чтоб о Вас в небесах                                           доложил. И, проникнув потом через Девять Застав, Повстречались с самим Государем Небес. Видя Ваши печали, Государь опечалился                                           сам, Но, увы, даже он был не в силах                                           помочь…» И, вздыхая, я так рассуждал: «Он, почтеннейший муж, Обладатель священных подвесок                                           и душистых цветов, Потеряв к возвращенью пути, Бродит-ходит порою по берегу этой реки. Только горы вокруг высоки-высоки, Только скалы круты-неровны… И в руинах уже то жилище, где он                                           некогда жил. Если путник пройдет — опечалится,                                           грустно вздохнет. Нет в помине его сыновей. Даже внуков                                           пропали следы. Где они? Только башню высокую время поныне                                           хранит…» Пусть услышит поэт эти строки мои: «Вот уж тысяча лет, как ушли Вы из                                           мира сего… Мир с тех пор оскудел, жить все                                           тягостней в нем. Мудрый, злобных насмешек боясь, прячет                                           мудрость свою. Мы привычек рабы, подчиняемся нравам                                           худым И хотим отрубить от квадрата углы,                                           чтобы кругом он стал. Только хаос внесли мы и не в силах его                                           побороть, Но считаем, что ревностно служим                                           и знаем свой долг… А теперь, спутав яркое с темным, говорят:                                         „То нефрит и коралл“. И хотят доказать, что нельзя Вас считать                                          мудрецом. Но постыдным путем совершенства никто                                          не достиг — Даже тот, кто считает, что отречься готов                                          от себя. Что ж, уйти от отчизны, покончить                                          с собою, забыв о других, — Разве это поможет потомкам, кому еще                                          жить суждено? О, увы и увы! Все пути совершенных мужей Разве были и разве бывают прямы                                          и ровны? И достаточно разве очистить себя самого, Позабросив-забыв все заботы о мирской                                          суете?» Я еще раз вздохну: «Как извилист-неровен Ваш путь! Были Вы одиноким на этом тяжелом                                          пути — И сошли, равновесие вдруг потеряв… Пусть все это и так, — Для потомков Вы — честный и праведный                                          муж! Но зачем я скорблю? Вы давно уже вечный покой обрели…»