На новую работу Пашка устроился через неделю. В ремонтную организацию, обслуживающую тот самый завод, на котором с ним так нехорошо обошлись. Как раз начинался капитальный ремонт крупной доменной печи, кадров не хватало, огнеупорщиков привезли с Украины, сварщиков по броне собирали по всему бывшему СССР, и 33-я не стала помехой.

Доменный цех поразил, вначале даже подавил Пашку своими размерами. Зато приятно удивила первая зарплата, оказавшаяся вдвое больше блюминговской,  — рексам тогда платили неплохо. За доменным последовали аглоцеха с их вагоноопрокидывателями, шихтоподготовительные, с непривычки Пашка уставал и на время про задуманное забыл. Может, забыл бы и насовсем. Но года через полтора оказался на капитальном ремонте на блюминге. Видимо, кто-то стукнул. И через неделю охрана извлекла Пашку одного-единственного из вахтовой машины, полной рексов, остановив вахтовку по дороге из цеха в бытовки. Отработанный сценарий с проходной и наркологией повторился, и в Пашкиной трудовой появилась вторая 33-я статья.

Как назло, случилось это зимой, и подходящей работы Пашке найти не удавалось. А семью нужно было кормить. И тут Пашке на глаза попалось объявление в газете, в котором отслужившим срочную предлагалась военная служба по контракту. Пашка дунул в военкомат. Там, посмотрев документы, грустно так сказали:

— Можем предложить только Чечню, если пройдёшь медкомиссию.

Медкомиссию Пашка прошёл без проблем, предлагаемая зарплата его устраивала, он написал заявление, чтобы подъёмные и (в случае чего) все остальные деньги выдали жене, и через две недели был в Чечне.

В соответствии со своей военной специальностью Пашка обслуживал технику на базе, но пули, а бывало, и мины залетали и сюда. Работы было много, и всякой. Приходилось и отправлять на родину тела своих товарищей — дело это очень грустное. Ещё более грустные вещи говорили ребята, прибывающие из районов, где они проводили зачистки. Им приходилось слышать по рации на своей частоте угрозы расправиться с их семьями, шедшие из окружённой деревни, в которой засели боевики, при этом назывались имена и точные адреса. Пашка не удивился, когда на территории базы нашли штабного офицера с простреленной головой: шальная пуля, что поделаешь. Постепенно он понимал, что война, несущая горе и страдания простым людям, для политических и финансовых воротил является источником сверхприбылей, и поэтому не закончится никогда. Между этими двумя полюсами вертелись тысячи людей разных рангов, и каждый хотел урвать от войны свой кусочек прибыли.

Теперь Пашка вспоминал финансового, ставшего уже генеральным, каждый день. Подходящего для его задумки оружия здесь было полно, и взять его можно было без проблем. Но вот как его переправить домой,  — Пашка не знал. И ни у кого не спрашивал, зная, что любой прокол в этом деле надолго, если не насовсем, отсрочит его планы.

Поэтому, когда штабной капитан подошёл к нему с пачкой долларов, за которую просил положить в гроб с одним из отвоевавшихся несколько картонных коробок,  — Пашка согласился.

После выполнения первого столь необычного приказа последовал и второй, и третий… И каждый раз Пашка получал гонорар. При очередной встрече с капитаном Пашка осторожно поинтересовался, не может ли тот помочь ему переправить домой базуку, автомат и боеприпасы к ним. Тот долго смотрел на Пашку, и, не спросив даже, зачем ему это добро, обещал помочь, если Пашка так же аккуратно и не болтая будет выполнять его дальнейшие поручения. Оба понимали, на что идут, лишних разговоров не было. Пашка знал, что, вздумай он отказаться или, того хуже, болтануть об этих поручениях — и ему не жить, отдал капитану все доллары, сказал адрес жены и попросил переправить. Получив от кэпа через неделю пришедшее явно не по почте письмо жены, содержащее и "зашифрованное" сообщение, что деньги ею получены, Пашка понял, что дело у капитана поставлено хорошо.

Пашка выполнял поручения кэпа теперь ежедневно и думал свою думку. А поручения становились более сложными. Приходилось подниматься среди ночи, набивать гробы коробками и даже сопровождать груз, сначала — до аэродрома, а потом и в самолётах. Этими же самолётами, уже с другим грузом, Пашка прибывал обратно. Где он побывал,  — он не знал: на военных аэродромах вывесок нет, а не спрашивать об этом у Пашки ума хватало.

За месяц до окончания срока контракта капитан подошёл к Пашке. Сказав, что свою базуку, дюжину фугасных снарядов к ней и автомат с ящиком патронов Пашке привезут в его город, он попросил уточнить место назначения. Пашка нарисовал на листе бумаги, как проехать к его ягорбской даче. Кэп спросил, не нужно ли чего ещё. Пашка, вспомнив, что генеральный часто летает на самолёте, а аэродром находится рядом с его дачей, попросил пару стингеров. Кэп пообещал. Вспомнив, что с ентими хреновинами он не умеет обращаться, Пашка попросил краткий курс обучения. Забегая вперёд, скажем, что до отправки домой Пашка этот курс прошёл и даже сдал зачёт.

С дембельским уже настроением Пашка продолжал обслуживать технику и дело капитана. Перед самой отправкой Паша получил от него ещё пачку долларов, подробные инструкции по получению своего добра и заманчивое предложение.

За две поездки в год в одну из бывших союзных республик, граничащую с Россией, Пашка мог поиметь десять своих прежних годовых зарплат. Гарантировалась безопасность и сопровождение от и до железнодорожного вокзала на юге России, а дальше Пашка должен был справляться сам. И не выдавать своих, если загремит. Риск, конечно, был. И что именно он будет перевозить,  — Пашка понимал. Проработав шестерёнкой в отлаженном и регулярно смазываемом механизме по переправке в Россию наркотиков и оружия около года, Пашка не заметил ни одного сбоя этого механизма и счёл риск адекватным предлагаемой зарплате. Пашка согласился, тем более, что всю жизнь он этой работой заниматься не собирался.