Условленный день настал. Рано утром мы, те, кто должен был ехать, стояли вместе с толпой провожающих перед Главными Воротами и ждали врачей. Они появились через четверть часа. Мы с удивлением глазели, как из повозки, запряжённой серым Паладином, выходит красивый мужчина в смокинге и подаёт руку прекрасной даме в вечернем платье. Минуту спустя мы признали в этой паре доктора Кузнецова и Анну Стефановну.

Дядя Фил, аккуратно причёсанный, с ровно подстриженной бородкой, казался не то графом, не то академиком. Анна Стефановна, сверкающая драгоценностями, выглядела по меньшей мере герцогиней. А вот господин Томмсааре каким был, таким и остался, разве что сменил свой затрапезный балахон на новый, без заплаток.

У главврача Ольги Васильевны были откровенно заплаканные глаза. Она не стала выходить из повозки. Госпожа Нечаева, наверно, хотела произнести напутственную речь, но вместо этого снова заплакала.

— Вот, посылаю вас, как овец к волкам, — произнесла она, вытирая слёзы совершенно мокрым платком.

— Да ладно тебе, Оленька, — проговорил Дядя Фил. — Не бойся. Не такие уж мы и овечки!..

Ольга Васильевна встревожено посмотрела на него и погрозила пальцем:

— Филипп!..

— А что я? — великолепный доктор развёл руками. — Постараюсь обойтись без жертв и разрушений, так уж и быть… Только пусть они первые не лезут!.. Да вот и Каарел всегда за мной присмотрит…

— Ну ладно! Долгие проводы — лишние слёзы… С Богом!..

Ворота бесшумно разъехались в стороны. Нашим взорам открылась поросшая травой лесная дорога…

— Вот интересно, — сказал я идущей рядом Тийне. — Два года назад, когда меня везли по ней, мне казалось, что я еду в тюрьму…

— А теперь тебе кажется, что ты покидаешь родной дом, — кивнула Тийна.

— Но ведь мы вернёмся! — сказал я. — И всё будет хорошо… Обязательно!..

Мы не спеша шли по лесу. Иногда кто-нибудь, забыв, куда мы идём и зачем, сворачивал с дороги по грибы. Наконец, мы вышли на шоссе. У меня слегка закружилась голова: я совсем отвык от шума и скорости автомагистрали. Неподалёку от того места, где наша дорога выходила на шоссе, стоял небольшой синий автобус. При виде него Тийна вдруг покачнулась и схватилась за меня.

— Что с тобой?! — перепугался я, поняв, что она теряет сознание; я осторожно усадил её на траву.

— Пропустите! — к нам сквозь толпу проталкивались врачи.

Эстонец тяжело уселся рядом с сестрой.

— Может, не поедешь? — с надеждой спросил он.

— Нет, — прошепталаТийна. — Я должна… Я должна, наконец, преодолеть свой страх…

Но, едва взглянув на автобус, она снова побледнела, как лепесток ромашки.

— Ты не поедешь! — заявил Эстонец.

— Пускай едет!

Все обернулись. Из лесу тихо вышла Надежда. Она посмотрела на нас и скорбно улыбнулась Эстонцу:

— А не то, кто же привезёт тебя обратно?

Анна Стефановна вздрогнула.

— Надюша, что же вы нас пугаете? — пролепетала она.

— А вы не бойтесь, — сказала Надежда. — Кирюша у нас святой!..

Сказала — и ушла обратно в лес. Дядя Фил с тяжким вздохом открыл походную аптечку.

— Ехать три часа, — бормотал он, набирая в шприц лекарство. — Сделаю три кубика, пожалуй… Как раз проснётся к приезду…

Эстонец жалобно смотрел на него, а я отвернулся, чтобы не видеть, как игла вонзится в тонкую руку Тийны…

Через пару минут девушка сонно поднялась с травы, и Дядя Фил повёл её к автобусу. Мы пошли следом.

Автобус был чудной: я даже увидел рулевое колесо на том месте, где у обычных рейсовых автобусов располагается бортовой компьютер. Понятное дело: для нас пожалели хорошую машину, послали переделанную из старья…

— Добро пожаловать, сладенькие! — мерзко, по-старушечьи проквакал автобус, и я сразу узнал: то был голос молодящейся ведущей Шоу Вундеркиндов. Раньше, ещё когда я был чудо-ребёнком, этот голос меня не коробил, а теперь аж затошнило.

— Устраивайтесь поудобнее, лапоньки мои, — продолжал автобус. — Напоминаю вам, что в салоне запрещается: бегать, кричать, курить, громко смеяться, громко болтать, петь, танцевать…

— Каарел, ты можешь заткнуть эту дуру? — негромко спросил Дядя Фил.

Эстонец посмотрел на пульт управления — он был закрыт крышкой и запломбирован. Доктор Томмсааре покачал головой.

Наконец, под аккомпанемент мерзкого голоса все пассажиры заняли свои места, автобус закрыл двери и тронулся. Сначала я смотрел в окно, но за ним не было ничего интересного, кроме мчащихся автомобилей и сплошного леса вдоль обочин.

Происшествие с Тийной наполнило мою душу смутным предчувствием несчастья… Остальные пассажиры тоже выглядели встревоженными, а кто-то был явно напуган. Я посмотрел назад. В хвосте салона, на диване, свернувшись в клубок, лежала Тийна. Мне почему-то показалось, что она не спит. Я встал со своего места и перебрался к ней.

Она действительно не спала. Когда я подошёл, она повернула ко мне лицо с крепко зажмуренными глазами.

— Кто это? — спросила она.

— Это Илья. Можно здесь присесть?

— Только тихо: Каарела разбудишь!

Я взглянул на Эстонца, сидевшего в ногах у Тийны. Он спал, откинув голову на спинку дивана.

— Кому из вас укол сделали? — хихикнул я.

— Не смешно, — отрезала Тийна, не открывая глаз.

— А почему ты боишься автобусов?

— Давай о чём-нибудь другом, умоляю!

Бедная Тийна съежилась ещё больше и прижала ладони к глазам. Ругая себя за глупость, я принялся выискивать повод для разговора и снова посмотрел на Эстонца.

С левой руки спящего доктора свешивались длинные верёвочные бусы — чётки. Обычно Эстонец не выставлял их напоказ, а носил, намотав это странное украшение на запястье. Всё-таки, вы немного пижон, господин Томмсааре. Впрочем, с балетными это бывает… Я вдруг кое-что вспомнил.

— А почему Надежда назвала его Кирюшей? — спросил я.

— Потому что его зовут Кирилл, — отозвалась Тийна. — Мы же сэту. Бабушка крестила нас в православной церкви, у нас обычные православные имена…

— А почему же он тогда Каарел?

— Это его в приюте переименовали. Когда бабушка умерла, нас с ним отправили в приют в Таллин. Мне тогда было полтора года…

— А как же он в балет попал?

— Педагоги пришли в приют, посмотрели детей, и его выбрали… Сказали, что данные хорошие…

— Правда? — недоверчиво произнёс я. — Но ведь он такой…

— Какой? — зевнула Тийна; видимо, наш разговор немного отвлёк её, и она начинала засыпать.

Я не стал уточнять насчёт не очень-то балетной фигуры Эстонца. В конце концов, в детстве он мог и не быть толстым…

— А как твоё настоящее имя? — спросил я.

— Татьяна, — ответила Тийна и заснула.

Глядя на неё, я тоже начал клевать носом и вскоре задремал. Мне показалось, что спал я совсем недолго. Но, когда проснулся, автобус больше не двигался, салон заливал тусклый свет «дневных» ламп. Тийна протирала заспанные глаза.

— Приехали, — сказал, наклоняясь надо мной, Эстонец.

Мы вышли из автобуса и оказались в огромном ангаре, где стояло по меньшей мере пятьдесят роскошных пассажирских лайнеров, среди которых наш казался металлоломом. Оглядев ангар, я сообразил, что мы, скорее всего, находимся под землёй. К нам уже бежал какой-то молодой человек в черном костюме.

К лацкану его пиджака был приколот бутон алой розы. Подмышкой он держал папку-ноутбук.

— Скоренько, скоренько! — кричал он нам. — Строиться! Времени нет!

Подбежав к нам, он завёл за ухо прядь белокурых волос и открыл ноутбук.

— Так, вы у нас идёте последними, — мурлыкал он. — Так сказать, на закусочку… Чудненько! Проведём перекличку.

Когда перекличка благополучно завершилась, молодой человек захлопнул ноутбук и, резво подскочив к Эстонцу, потрогал его волосы. Эстонец отшатнулся.

— Прелестненько, — проворковал молодой человек, — прямо настоящий блондин… Что за красочка?

— Йа ннэ поннимаат, — холодно отозвался господин Томмсааре.

— Прибалт? — молодой человек обернулся к Дяде Филу.

— Причудец, — объяснил тот, не скрывая злорадной усмешки.

— А… прекрасненько! А теперь живенько, живенько, ножки в ручки, все за мной! Внимание, приготовиться, веду последних! — сказал он алой розе.

— На сцене вести себя тихо, — обратился он к трём врачам, уже без сюсюканья, — Метресса сама вас представит. Метресса — Магистр Клуба Знатоков, у неё семь хрустальных сов, она всё про всех знает!

Нас толпой загнали в грузовой лифт, я успел увидеть на табло, что сейчас мы находимся на минус восьмом этаже. Молодой человек нажал кнопку минус третьего.

Когда лифт остановился, нам — детям велели выходить. Дядю Фила, Анну Стефановну и Каарела молодой человек повёз дальше. Мы только и успели, что обменяться отчаянными взглядами, пока дверь лифта закрывалась…