34

Элиэль неожиданно проснулась. С минуту она просто лежала и смотрела на потолок, пытаясь успокоить сердце – оно, казалось, вот-вот выскочит из груди. Одеяло все промокло от пота. Ей снова приснился Д’вард. Вернее, ей приснился тот потрясающий романтический воздыхатель, о котором она знала, что это Д’вард, хотя он ни капельки не был похож на него. Конечно, за эти пять лет он мог раздаться в плечах, мог отрастить усы, но он никак не мог сделаться ниже ростом. И сменить цвет глаз тоже не мог. И почему, интересно, когда они слились в страстном объятии, она пела? Надо же, какая чушь может присниться!

Впрочем, все равно приятно было проснуться в мягкой постели, а еще приятнее было сознавать, что вонь дерьмоягод исчезла… ну, почти исчезла. Ничего страшного. Она уже совсем проснулась. Низко над головой навис потолок с резными балками, в маленькое грязное оконце лился солнечный свет. С улицы доносились голоса, скрип колес, цоканье подков – мир просыпался. Это была, конечно, не шикарная гостиница, но и не жалкая ночлежка. И потом, она в Ниоле! Сегодня она сможет прогуляться по городу, который своим размером и великолепием не уступал Джоалу, по городу, в котором она еще ни разу не бывала. Она выглянула из-под одеяла – надо же убедиться, спит ли Пиол Поэт, может ли она без помех встать и одеться.

Постель Пиола оказалась пуста. Это ее даже расстроило. Должно быть, он встал и ушел, не разбудив ее, и кто знает, что он успел узнать за это время? Она откинула одеяло и села. Ой, он мог даже разгадать тайну Освободителя! Она потянулась за платьем.

Вчера вечером в Ниоле не было недостатка в слухах об Освободителе. Слухов было больше, чем мух в лавке мясника, но среди них не нашлось и двух одинаковых. Она отправилась спать, так толком ничего и не узнав.

С неизбежностью сползающего с горы ледника ленивец дотянул-таки их телегу до Ниола, единственного места в мире, где использовались или по крайней мере покупались дерьмоягоды, так что их повозка уже не вызывала подозрений. Здесь они продали эту смердящую гадость вместе с ленивцем и повозкой, получив, кстати, неплохой барыш. Треть его они, правда, истратили тут же на то, чтобы купить новую одежду и почиститься – их не хотели пускать ни в одну баню, – а остаток она поделила пополам с Пиолом – в конце концов это была его идея.

Клип! Клоп! По узкой и крутой лестнице она спустилась в трактирный зал. В этот час зал пустовал. Здесь сильно воняло вином и чуть слабее – мочой и блевотиной. Решив, что завтракать ей еще не хочется, она проковыляла к большой входной двери и отворила ее, зажмурившись от ударившего в глаза солнечного света. Ниол славился шириной своих улиц. Носильщики по двое, по трое спешили мимо, неся тюки и напевая тягучую, заунывную ниолийскую песню. Проскрипело несколько фургонов, запряженных вонючими, горбатыми волами. Уличные торговцы зазывали покупателей, а маленькие лавочки на противоположной стороне улицы отворяли ставни. Полдюжины маленьких оборванцев налетели на нее, прося милостыни. Она обругала их и прогнала шлепками прежде, чем их ловкие пальцы успели нащупать ее пояс с деньгами.

– Да пребудут с тобой боги, госпожа, – окликнул ее кто-то по-джоалийски.

Она резко обернулась. Пиол Поэт сидел на лавочке у двери гостиницы, вытянув ноги и прижавшись спиной к стене. Он жевал свежую булку.

– И с тобой тоже, господин. – Она улыбнулась ему и села рядом. Путешествие определенно пошло Пиолу на пользу, но что здесь сыграло главную роль – отдых, питание или появившаяся в жизни цель, – она не знала. Глаза его смотрели яснее, кожа приобрела более здоровый цвет.

Он разломил краюху хлеба пополам и протянул одну половину ей.

– Там, где я взял это, их еще больше. А ну пошли прочь! – отмахнулся он от попрошаек.

Она откусила кусок, внимательно глядя на него.

– Ты узнал что-то?

Он обиженно надул губы.

– Неужели у меня все написано на лице?

– Нет, просто я проницательная. Давай рассказывай.

Он медленно прожевал беззубым ртом кусок.

– Ну, я узнал, например, что в город вернулись победители Празднеств Тиона, и через пару недель состоятся торжества в ознаменование…

– Плевать мне на это! Что ты узнал про Освободителя?

Он приподнял седую бровь.

– А я-то думал, что нужен тебе для твоей будущей артистической карьеры…

– Это потом. Сначала, что слышно про Д’варда?

Он вздохнул:

– Элиэль, почему это так заботит тебя?

– Но он же мой старый друг! Я хочу сказать, те дни в Суссе были самыми лучшими в моей жизни. Ничего плохого нет в том, чтобы хотеть повидаться со старым другом, ведь правда? Так какие новости?

Он с сомнением покосился на нее.

– Что ж, логично. Ветер истины сдул прочь тучи слухов.

– Избавь меня от поэзии. – Она схватила его за руку, не давая откусить еще булки. – Сначала расскажи.

Он усмехнулся ее нетерпению.

– Он здесь, в Ниоле! Его видели в храме. Говорили также, что он был и во дворце у королевы, но эта история выглядит не совсем правдоподобной. В общем, похоже, он прибыл в город три ночи назад, отправился в храм и там утер носы жрецам. Потом убежал, прежде чем они сумели схватить его. Следующим вечером он был в Шуджуби.

– И что он там делал?

– Проповедовал ересь.

– Ох!

Пиол огорченно покачал головой:

– Если честно, не могу сказать, чтобы это меня удивляло. Он никогда не отличался особой верой. Помнишь, он не пошел тогда с тобой в храм благодарить Тиона за твое благополучное возвращение?

Это правда, подумала она, не пошел. И когда Верховный Жрец призвал его в храм, он и вовсе сбежал, так что ее нога так и осталась увечной. Но поддерживать этих ужасных еретиков! Т’лин Драконоторговец тоже присоединился к ним, вспомнила она. В последний раз, когда они встречались, они даже поссорились из-за этого.

– Ну, с ересью я не хочу иметь ничего общего, – твердо проговорила она.

– Я верую в богов! – В конце концов один из них – ее отец.

– Значит, забудем про Д’варда? – с облегчением улыбнулся Пиол.

– Нет! – Она снова не дала ему поднести краюху ко рту. – Если он еретик, почему его еще не бросили в тюрьму?

– А вот это интересный вопрос! Королева послала свою дворцовую кавалерию схватить его в Шуджуби. Судя по всему, какие-то столкновения там все-таки происходили, как и предсказывалось в «Завете». Но ведь не зря же говорят: легко сказать, труднее сделать. В общем, кончилось все тем, что гвардейцы отказались выполнять приказ и большая их часть перешла на сторону тех, кого им надлежало преследовать.

– Что-то звучит не очень правдоподобно.

Пиол пожал худыми плечами.

– Это похоже на чудо. Ходят слухи и о других чудесах. – Он поколебался немного. – Говорят, он исцеляет больных, Элиэль, – и калек тоже.

Она заставила себя засмеяться – нет, она все-таки замечательная актриса!

– Но ты ведь не веришь таким сказкам, правда? – Она с трудом подавила невольную дрожь.

– Не знаю. – Пиол нахмурился и впился в свою булку. – Мы ведь видели чудеса исцеления в храме Тиона… – пробормотал он, набив рот. – Все эти рассказы неправдоподобны, но слишком уж все сходится, чтобы они были полным вымыслом.

Она мяла в руке остаток своей булки.

– И где он теперь?

– Вчера он вышел из Шуджуби в сторону Мамаби… Если он не задержится там, сегодня он отправится в Джубиксби, а завтра перейдет через Лоспасс в Юргвейл.

Пиол Поэт не добавил, что он советовал бы ей подождать прибытия Освободителя в Юргвейле, но это не значило, что он так не думал. Вот тоска! Сколько дней у них ушло на то, чтобы попасть сюда из Джубиксби! Если Д’вард опередил их, ей придется догонять его, и уж наверняка он передвигается быстрее ленивца. Впрочем, все что угодно перемещается быстрее ленивца, да и того у нее больше нет.

Элиэль вздохнула:

– Говори же, старый. Ты теперь мой стратег. Дай мне совет.

Долгое время Пиол молча жевал.

– Мой совет тебе, Элиэль Певица, идти в Джоал, как ты, по твоим словам, собиралась, или позволь мне устроить тебе несколько выступлений здесь. Возможно, в каких-то из здешних храмов. В Ниоле, кроме того, много парков, где артист может неплохо зарабатывать на жизнь своим искусством, а не…

– Забудь об этом. Как мне теперь догнать Освободителя?

Он тяжело вздохнул:

– Ты всегда была капризной девчонкой. Идти за народом, наверное. А народ сейчас стекается к Лоспассу.

– Народ?

– Сотни людей стремятся послушать Освободителя. Они бросают работу, друзей, семьи…

– Ты не терял времени зря, старый! Как давно ты встал? Ладно, не будем об этом. Ни ты, ни я не можем идти пешком. Что делать?

– Тут организуются обозы, – пробормотал Пиол с набитым ртом. – Серебряная звезда туда. Две за дорогу в оба конца.

– Но это грабеж среди бела дня!

Он усмехнулся:

– Пожалуй, я заплатил бы по две. Обратная цена может оказаться там, на месте, гораздо выше.

– Заплатим по одной, – твердо проговорила Элиэль. – О будущем будем думать тогда, когда оно наступит.

 

35

Клыкастый вол передвигается быстрее ленивца, но все же медленнее человека. Весь день Элиэль только и делала, что смотрела на то, как пешие люди догоняют их повозку, обгоняют ее и исчезают впереди. Если бы не ее нога, она бы тоже шла вместе с ними, быстрее многих. Это все Д’вард виноват.

Пиол наверняка все хорошо разузнал, когда говорил, что сотни людей идут увидеть Освободителя – и не только пешие. Богатей обгоняли их верхом на моа, или на кроликах, или в экипажах, разбрызгивая грязь или поднимая пыль. В первый раз за все это время Элиэль засомневалась в том, правда ли, что человек-легенда, на встречу с которым спешат все эти толпы, тот самый Д’вард, которого она знала когда-то. Тот был скромен, почти застенчив – хотя актерского таланта ему хватало. И как она сможет пробиться к нему сквозь все эти толпы людей, пробиться, чтобы поболтать немного о старых добрых временах?

Наверное, бедные путники, едущие в обратную сторону, были до смерти напуганы видом этих толп, поэтому-то и отвечали на расспросы руганью или сердитым молчанием. Лишь некоторые поведали, что Освободитель дошел вчера до Мамаби и, может быть, еще там, если только не выступил в Джубиксби или к Лоспассу. Один или два упомянули вскользь о чудесах, но никто из них, похоже, не видел их собственными глазами.

Вола звали Рыжик. Его владельца – Подурстак Возница, он шагал рядом и направлял вола за ухо. Элиэль достаточно повидала таких грязных оборванцев в «Цветущей вишне» – хорошо хоть у нее хватило ума не платить за обратную дорогу. Тряский, набитый до отказа фургон вонял уже на выезде из Ниола, а после дня на солнцепеке в нем и вовсе можно было задохнуться. Да, «повезло» ей, нечего сказать. Да и попутчики подобрались хуже не придумаешь: две пожилые монахини, шептавшие всю дорогу; шумная дама, сына которой убил Жнец, и теперь она желала благословить Освободителя и его поход против Смерти; полоумный горбатый юнец, закатывавший глаза и лопочущий что-то насчет пророчеств; тринадцатилетняя девочка, которой было видение, поэтому она обязательно должна была рассказать о нем Освободителю – на встречу с ним ее сопровождала гордая мамаша. Был тут еще очень больной ребенок, которого прижимала к груди насмерть перепуганная мать – та надеялась, что Освободитель принесет смерть Смерти прежде, чем ее ребенок умрет. Ребенок все время кашлял, и его рвало всем, чем бы его ни кормили. Были два тучных, в зеленых хламидах жреца Падлопана, ниолийской ипостаси Карзона, – эти мрачно давали понять, что быстро выбьют из Освободителя всю ересь, стоит им только дорваться до него. Увы, рядом с ними сидела пожилая пара с золотыми кольцами Неделимого в ушах, так что разговор не клеился.

Здоровые, крепкие люди шли пешком или оставались дома.

Жрецам и монахиням, разумеется, полагалось выкорчевывать ересь, так что они путешествовали по роду службы. Они относились к своим спутникам как к пустым людям, праздным зевакам и потенциальным еретикам. Когда Элиэль объяснила, что надеется использовать давнюю дружбу с Освободителем для того, чтобы вернуть его на путь истинный, они, кажется, немного смягчились. Но только немного. О том, что она и есть та самая Элиэль из «Филобийского Завета», она умолчала.

Какими бы убогими все они ни были, все же это были зрители, а какой актер устоит перед зрителями? Поэтому время от времени Элиэль им пела. Кажется, это понравилось всем, за исключением больного ребенка и угрюмых монахинь. Позже они с Пиолом сыграли отдельные фрагменты из его пьес, и это тоже понравилось всем, кроме жрецов, ребенка и девочки с видением, с которой случился припадок в самой кульминации «Прощания Холлаги».

Когда вол устал, фургон поплелся еще медленнее, но все же к вечеру они добрались до Джубиксби. Эту сонную, мирную деревушку, которую Элиэль с Пиолом уже проезжали несколько дней назад, теперь можно было узнать только по шпилю храма. Ее жители – как мужского, так и женского пола – перегородили все подступы к ней баррикадой и стояли, угрожающе нацелив на путников вилы и мотыги. Хорошо хоть урожай уже был убран, так что рисовые чеки, которые весной и летом залиты водой по колено, высохли теперь до состояния обычного раскисшего поля, ибо орды паломников вытоптали все, повалили изгороди и оставили после себя бесплодную пустыню.

Подурстак предусмотрительно остановил фургон за четверть мили до баррикады, в конце длинной цепочки телег и экипажей. Слуги и возницы, сторожившие экипажи, не обращали внимания на припозднившихся путников.

– Ближе не поеду, – процедил Подурстак. – Выезжаем на рассвете – все, кто захочет еще. До тех пор устраивайтесь сами.

Пассажиры пытались спорить, но безуспешно. Так и так проезд через деревню был закрыт наглухо, а по окружавшему ее болоту фургон не пройдет. Напевая, Элиэль слезла на землю и протянула руку Пиолу. Приятно было стать наконец на твердую землю. Ей не терпелось побыстрее пройти остаток пути, тем более что оставалось-то совсем немного: до невысокого холма на севере, где собирались толпы. Должно быть, там и находился Освободитель.

Пиол хотел забрать их небольшой мешок себе, но она настояла, чтобы он остался у нее. Неспешно шагая бок о бок, они двинулись по полю в обход деревни. Они шли медленно, их обгоняли все новые и новые толпы паломников. Идти было тяжело – башмаки на каждом шагу утопали в красной грязи.

В голове все вертелся припев из какой-то старой песни: «Скорбящая женщина, парень красивый…» Она уже много лет не слышала этой песни.

– Сколько? – выдохнула она.

– Тысячи! Я не вижу отсюда всех, – задыхаясь, усмехнулся Пиол. – Тронг никогда не собирал столько зрителей. Надо было нам удержать Д’варда в труппе!

Его благодушное настроение устыдило ее.

– Но кто они, эти люди, – зрители или участники? Даже Тронгу не справиться бы с таким количеством исполнителей.

По мере того как они приближались к холму, решимость покидала ее. Безнадежно! На вершине стояло строение, возможно, старая молельня. По бокам его виднелось несколько чахлых деревьев, но все остальное, что бы там ни было – трава, или изгороди, или кусты с ягодами, – скрылось под черной массой людей.

– Это же безумие какое-то! Чего им всем нужно? Только увидеть его? Коснуться рукой?

– Безумие толпы, – пробормотал Пиол. Глаза его светились отрешенностью – этот взгляд его был знаком ей с раннего детства: признак вдохновения. – Все пройдет. Медовые муравьи роятся так по весне. Освободитель – их матка, и они стремятся приблизиться к нему как можно ближе.

– Но если он говорит, большинство же не услышит ни слова!

– Он принес в их жизнь что-то новое. Они вернутся по домам и расскажут об этом всем своим друзьям. И если мир не перевернется вверх тормашками через пару недель, они забудут о нем. Это пройдет.

Когда они добрались до вытоптанного склона, Пиол взял Элиэль за руку. Тут они остановились, понимая, что любая попытка протиснуться сквозь толпу не только обречена на провал, но и просто опасна. Она слышала угрожающий ропот – это те, кто стоял выше по склону, сопротивлялись попыткам оттеснить их или подвинуть дальше. Она обменялась со стариком скорбными взглядами: ни он, ни она не отличались высоким ростом. Они даже не увидят Освободителя, не говоря о том, чтобы услышать. Наверное, он скажет что-нибудь. Должен же он сделать что-то, иначе толпа взбунтуется.

– Шш! – пронеслось по толпе. Кто-то что-то объявлял. Слов она не разобрала, но почувствовала, что толпа подалась в сторону, куда-то вправо.

Чуть позже она снова услышала голос, на этот раз ближе.

– Пищу раздают на противоположном склоне. Освободитель будет говорить сейчас и повторит потом еще раз для тех, кто не слышал. Ступайте и поешьте пока, а потом возвращайтесь.

Элиэль и Пиол вопросительно переглянулись. Они догадались захватить еду с собой, так что не были голодны. Скольких соблазнит подобное предложение?

Тут показался и сам кричавший – он шел по самому краю толпы. Это был невысокий светловолосый парень, одетый лишь в набедренную повязку. На плече у него висела кожаная сумка, на спине – большой круглый щит. Сложения он был хрупкого, но вид имел довольно-таки решительный. Он прокричал свое объявление еще раз.

Толпа пришла в движение: одни начинали выбираться из нее в поисках обещанного обеда, другие проталкивались наверх, на их место. Потянув за собой Пиола, Элиэль захромала к глашатаю. Она успела хлопнуть его по щиту, как раз когда тот собирался идти дальше.

– Эй!

Тот обернулся и смерил ее взглядом. На осунувшемся, почерневшем от солнца лице его глаза казались двумя большими голубыми озерами. Он был весь забрызган грязью. Она ожидала раздражения, но он заговорил с удивительным терпением:

– Сестра? Чем я могу помочь тебе?

– Мне нужно поговорить с Освободителем.

Ему даже удалось улыбнуться, несмотря на очевидное безумие ее просьбы, и он потеребил пальцем завиток волос, которые в лучшие времена были, возможно, золотыми.

– Нам всем нужно. Я пытаюсь поговорить с ним вот уже три дня. Жаль, что не могу помочь тебе.

Элиэль смутилась. Он был очень хорош собой. В хорошей пьесе из него вышел бы отличный Тион.

– Я – Элиэль.

Его лицо тут же изменилось – от былого радушия не осталось и следа.

– Я очень польщен, сестра… – осторожно протянул он.

– Нет, правда. Я Элиэль из «Филобийского Завета». Я выходила его, и омыла… почти пять лет назад. Я хочу повидаться с ним.

Легкая улыбка сомнения тронула его губы.

– Ты знаешь, как его зовут? Можешь описать его?

– Его имя Д’вард. Он высок. У него черные волосы, немного волнистые, и самые синие глаза из всех, что я видела. Когда я была знакома с ним, он был… стройным, так, пожалуй, точнее всего сказать. Наверное, он поправился с тех пор.

Парень лязгнул зубами, захлопнув рот.

– Нет, не поправился. Ты Элиэль! – Он пал перед ней на колени прямо в грязь.

– Э… – Элиэль неуверенно оглянулась на Пиола. Похоже, того это поразило ничуть не меньше. Стоявшие рядом заметили это, и вокруг них начал собираться кружок любопытных.

– Зачем на колени? – удивленно проговорила она. Почему-то это сбивало ее с толку. – Встань, пожалуйста! Мне хотелось бы видеть старого друга.

Парень встал – не без труда, ибо щит мешал ему. Он огляделся по сторонам.

– Подожди, сейчас! – Он опять прокричал в толпу свое объявление, и люди снова пришли в движение, словно овощи в кипящем котле.

Прикусив губу, он повернулся к Элиэль:

– Я не могу отвести тебя к нему сейчас. После того как он выступит во второй раз, он обратится к толпе с просьбой разойтись по домам или на ночлег. Потом у нас будет… – Он невесело усмехнулся. – Ну, обыкновенно мы собираемся после этого. Правда, столько народа пришло, что насчет сегодняшнего вечера я не уверен. Но найди меня или других людей с такими же щитами. Скажи им то, что сказала мне… или скажи лучше, что я так сказал. Меня зовут Дош Посланник. Уверен, тогда они отведут тебя к Освободителю.

На большее она и не надеялась.

– Спасибо тебе, Дош Посланник.

– Да благословит тебя Неделимый, сестра. – Он кивнул и начал проталкиваться через толпу.

Пришлось довольствоваться и этим, и она решила, что пока от нетерпения не умрет. Однако с каждым мгновением желание увидеть Д’варда становилось все сильнее и сильнее. Чем ближе она была к нему, тем больше ей этого хотелось.

 

36

Некоторые из тех мест, что выбирал Д’вард для стоянок, были довольно странными, но и Дош не нашел бы места лучше, чем холм под Джубиксби. Это был естественный театр – маленькая развалина на вершине была превосходной сценой, а склоны вместили бы и не такое количество народа. Откуда ни посмотри – видимость отличная. Но вот ветер и размеры толпы доставляли и Д’варду, и его помощникам кучу неприятностей. Как громко ни говорил Д’вард, с наветренной стороны его все равно было не слышно. Те, кто выслушал первую проповедь – вынужденно краткую, – не спешили расходиться и освобождать место другим. Нижняя часть склона была болотистой – не лучшее место для ночлега.

Терпение. Понимание. Вежливость. В первую очередь терпение.

Толпа непослушна. Хотя, будь она другой. Носителям Щита все равно пришлось бы повозиться, тем более что работа эта была в новинку для всех них, кроме Доша и двух оставшихся в живых нагианцев. Д’вард назначил Носителей Щита на смену погибшей Сотне – вчера вечером он назвал четырех женщин и шестерых мужчин и пообещал назвать еще шестерых, чуть позже. Дош верил в правильность его выбора, но преданность делу не может заменить опыт. Даже Прат’ану и его братьям пришлось бы несладко, управляй они такой толпой. Если вспомнить тех, которые сопровождали Освободителя по Носоквейлу и Ринувейлу, то они напоминали скорее выбравшуюся на прогулку семью – эх, и славные же были деньки… Теперь на неподготовленные плечи легло бремя куда тяжелее. Дош был на ногах с самого рассвета; Тьелан Торговец и Догтан Пастух делали все, что в их силах, но они до сих пор не пришли в себя от скорби и стыда за то, что остались живы.

Дош тоже ощущал-жгучий стыд, ибо не верил в Освободителя до самой его встречи с Висеком и поэтому так и не успел сказать Прат’ану и его Сотне, что они были правы, а он, Дош, заблуждался. Он не понимал тогда их отваги и преданности. Теперь впервые в жизни он ощущал вину.

Терпение…

– Я знаю, что все вы устали, братья и сестры. Там, у подножия холма, много таких, кто подобно вам проделал неблизкий путь, но до сих пор так и не имел возможности услышать Освободителя. Вспомните о том понимании, о котором он говорил вам, и дайте им возможность… – И так далее, и тому подобное.

В тысячный раз повторяя тщательно продуманный и заученный текст, Дош удивлялся, где это он научился терпению? Да и не только терпению. Если бы тот Дош, который покинул Джоал всего две недели назад, повстречался бы с ним теперь, они бы друг друга не узнали. И невзлюбили бы друг друга, это уж точно. К счастью, он был слишком занят, чтобы думать о том, нравится ли ему быть новым Дошем. Он решил, что для распутства он слишком устал. И потом, он должен быть пай-мальчиком, ибо в ночном воздухе пахло бунтом. Он уже остановил три драки.

Солнце село. На небе ни луны, и Д’вард только что начал свою вторую проповедь. Ветер все крепчал, унося прочь его слова. На закате над Ниолволлом начали собираться тучи, первый знак грядущих зимних дождей – хоть это поубавит толпу.

Дош начал пробиваться вверх по склону. Все что мог, он здесь сделал. Он двигался медленно и осторожно, буквально проскальзывая через лес ног, стараясь не задевать своим щитом чужих голов. Щит был большой честью, но дьявольски тяжелой и неудобной честью. В его случае честь эта была особенно большой и тяжелой, так как ему достался щит Прат’ана. Удар, стоивший жизни Прат’ану Горшечнику, проделал в щите огромную дыру. Носить такую реликвию особенно почетно.

Интересно, подумал Дош, послушается ли королева Эльванайф Освободителя, приедет ли в Шуджуби для покаяния? Тронется ли Д’вард дальше, как делает обычно? Сколько из этой толпы решат присоединиться к Свободным и пойти за Освободителем? Их придется кормить, а сума почти пуста, хотя сборщики снова соберут для него новые деньги. И сможет ли он присесть наконец…

Он добрался до обвалившихся стен старой молельни, как раз когда на востоке появился Кирб’л, осветивший приветственным желтым светом сотни запрокинутых лиц. Д’вард возвышался над толпой. Пламя костра бросало таинственные блики на лицо Освободителя.

Как ни странно, Килпиану и остальным удалось не подпустить толпу к самой молельне. Большая часть стен давно уже обрушилась, превратившись в бесформенные груды камней. Это-то и помогло Носителям Щита сдержать людей. Дош перебрался через стену там, где она была пониже, и, освободившись от щита, блаженно рухнул на траву.

Коренастая седовласая женщина подошла к нему, предлагая бурдюк с водой. Он схватил бурдюк и жадно припал к нему губами. Как ее зовут? Она была Другом. Кроме Носителей Щита, Д’вард назначил и Друзей. Друзья, сказал он, это преданные сторонники Веры, но не готовые еще принять груз ответственности. Однако на вечерние собрания их пускали.

Дош осушил бурдюк и пробормотал слова благодарности. Голос Освободителя звенел над головой.

– Еды? – спросила женщина, по обыкновению скорбно улыбаясь. Асфраль, вот как ее зовут, Асфраль Повитуха.

– Еда? Какая? Д’вард уже поел?

– Нет.

– Тогда я подожду, пока он поест.

Она покачала головой, словно это удивляло ее.

– Все вы так говорите.

– Просто сегодня на всех еды не хватит.

– Многие из них принесли с собой.

– Но некоторые пришли голодными, а Д’вард не ест, если знает об этом. Единственное, что может заставить его поесть, – это если мы, остальные, откажемся есть – ведь мы все делаем, как он.

– Правда? Вы не будете есть, если он не будет?

Дош вздохнул:

– Будем надеяться, нам не придется проверять это на деле.

Он огляделся по сторонам. Вроде бы все на месте. Догган Пастух мрачно сидел, забившись в угол. Тьелана Торговца, правда, не видно. Килпиан Гуртовщик, и Кондиор Кровельщик, и Рваная Губа. Рваная Губа Солдат был одним из тех улан, что примкнули к ним в Носоквейле. Медведь, а не человек, и бровей таких густых Дош не видел со времен Бандропса Адвоката. Не Прат’ан, конечно, но надежная опора для Освободителя. Полдюжины других… Рыжеволосый юнец у самого костра лихорадочно записывал что-то; возможно, пытался записать проповедь Освободителя слово в слово.

– Кто это? – шепотом спросил Дош, показывая на писаку.

– Домми Прислужник. Друг.

Столько всего изменилось! Трудно поспевать за всем.

И конечно, вон сидит Урсула Учитель. Дош невзлюбил ее, сам не зная почему. Возможно, это был пережиток старых, распутных дней, когда он предпочитал женщин хрупких, а мужчин, напротив, мускулистых. У нее была слишком квадратная челюсть, слишком короткие волосы, слишком властные манеры, но все это не слишком много значило для него сейчас. Может, он просто не знал, как к ней относиться – она говорила с Освободителем на языке, непохожем ни на один из тех, что он знал. Хорошо хоть ее высокомерный приятель уехал – вчера на рассвете, верхом на драконе; скатертью дорожка, кто бы он ни был.

Глядя на Урсулу, Дош вдруг вспомнил про Элиэль Певицу. Проклятие! Ну, все равно уже нет смысла идти и искать ее в такой толпе. Если она и в самом деле та спасительница, о которой говорилось в «Завете», она как-нибудь сама найдет дорогу сюда. Надо не забыть сказать Д’варду о ней… Проклятие, ну и устал же он…

Небо затягивало тучами. Плевать – никакая непогода не помешает Дошу выспаться сегодня. Он покосился на сваленную в угол поклажу, застонал, сел и приготовился вставать.

– Губа? Помоги мне поставить шатер.

Солдат покачал головой:

– Д’вард сказал оставить его так. Он сказал, мы все можем накрыться им, если пойдет дождь.

Дош опять лег. Он подозревал, что Освободитель редко спит в шатре и держит его в основном для того, чтобы сбивать с толку Жнецов. Впрочем, вот уже несколько ночей Жнецов видно не было. Что задумал враг? Неожиданно для себя он задремал. Проснулся он от того, что Кондиор Кровельщик уронил ему на ноги мешок с одеждой. Освободитель уже закончил говорить и спускался вниз со своего пьедестала, поддерживаемый Килпианом Гуртовщиком. Появились еще несколько Носителей Щита и Друзей. Толпа на склонах устраивалась на ночлег и гудела, как огромный зверь.

Асфраль Повитуха и Имминол Травница разносили вечернюю трапезу: бобы, корнеплоды и даже немного фруктов. Д’вард взял предназначенную ему порцию и оглянулся на своих людей – на каждого в отдельности. Все чего-то ждали, он улыбнулся, словно зная, о чем они думают.

– Благословенна будь пища, посланная нам Господом, и да придаст она нам силы, чтобы служить Ему.

Хор голосов, повторяющих за ним «аминь», как-то сразу перерос в хруст и чавканье.

Д’вард устроился поудобнее и впился зубами в перцекорень.

– Отлично поработали сегодня все вы! У вас был тяжелый день, и я благодарен вам за то, как вы справились. Надеюсь, дальше пойдет легче. Вряд ли много людей последуют за нами через Лоспасс. У вас есть что сообщить?

Дош снова вспомнил про Элиэль, но его опередили, со всех сторон посыпались жалобы на проблемы с дележкой еды, выделением земли под отхожие места и на постоянные ссоры со жрецами.

– С этим пока ничего не поделаешь, – беззаботно сказал Д’вард. – Завтра разберемся как-нибудь. Все познакомились с Домми Прислужником, новым Другом?

Юнец отчаянно покраснел и расплылся в улыбке.

Через стену перелезли еще несколько Носителей Щита и Друзей. Д’вард представил новичков, объявил о новых назначениях. Люди несли деньги Дошу, и он начал ссыпать их в суму. И все равно на то, чтобы прокормить всю эту ораву завтра, денег не хватало.

Потом сквозь шум разговоров словно молния сквозь тучу прорезался громкий, чистый женский голос:

– Д’вард?

Освободитель поднял голову, вздрогнул и уронил тыквенную корку, служившую ему миской.

Появился наконец Тьелан Торговец. Он привел с собой девушку, которая утверждала, что она Элиэль, а с ней и маленького старичка, тащившего теперь ее мешок.

– Д’вард? Обиды живут в памяти долго, а долги забываются?

– Элиэль! – Д’вард вскочил. – Элиэль Певица! И Пиол!

Хромая, она сделала несколько шагов к нему. Кондиор Кровельщик заступил ей дорогу, и она остановилась.

Изумление на лицах остальных не удивило Доша, но почему такой странный вид у Освободителя? Было в этом что-то непонятное. Почему Д’вард так побледнел? Все знали пророчество насчет Элиэль и пришествия Освободителя, но в «Завете» ни слова не говорилось про кого-то по имени Пиол. Может, все дело в старике?

Сама Элиэль была весьма привлекательной девицей. Будь здесь прежний Дош, он наверняка не упустил бы женщину такого сорта. Впрочем, какого сорта? Разглядывая ее в неровном свете костра, он решил, что, будь он прежним, он поспорил бы, что она девица именно того самого сорта. Уж во всяком случае, не недотрога-девственница. Моложе, чем показалось ему поначалу, ибо сказано ведь: «…станет Элиэль первым искушением». С семисотых Празднеств, когда Освободитель явился в мир, прошло уже почти пять лет. Должно быть, тогда она была совсем еще девочкой.

– Элиэль! – повторил Д’вард. Он помотал головой, словно стряхивая наваждение. – Я и забыл уже, как давно это было. Ты стала еще красивее.

– Тебя годы не изменили. – Она улыбнулась и протянула к нему руки. – Разве мы больше не друзья?

Д’вард не приказал Кондиору отойти с ее дороги.

– Добро пожаловать. Братья и сестры, это Элиэль Певица, та Элиэль, про которую говорится в «Филобийском Завете». Пиол, я рад видеть и тебя. Что слышно про остальных?

– У нас будет еще время поболтать как следует. – Элиэль вскинула голову. Глаза ее перебегали с лица на лицо. – Не думаю, чтобы твоим спутникам было интересно наше прошлое. Так ты предложишь нам свое гостеприимство или нет?

Д’вард рассмеялся:

– Ты все такая же, Элиэль! А я грубиян. Конечно, присоединяйтесь к нашей трапезе, оба. Подвиньтесь, дайте сесть Элиэль Певице и Пиолу Поэту. Добро пожаловать в ряды Свободных. – Впрочем, смех его звучал не совсем искренне. Дош был донельзя заинтригован. Он знал Освободителя достаточно давно, чтобы учуять здесь какую-то тайну.

Девушка прохромала к освобожденному для нее месту, все как один уставились на ее ноги. Подошва правого башмака была гораздо толще левой. Асфраль и Имминол раздвинулись, освободив место у костра. Элиэль села, и старик примостился рядом, выпутываясь из лямок мешка.

Д’вард подобрал тыквенную корку и протянул Рваной Губе, своему соседу.

– Передай это нашим гостям. Сама видишь, Элиэль, живем мы небогато.

Рваная Губа добавил то, что осталось от его собственного ужина, и передал корку.

Востроглазая Элиэль заметила. Старик тоже, ибо сразу завозился с завязками своего мешка.

– Пожалуйста, не обделяйте себя. – Она надменно подняла бровь. – Так уж получилось, у нас есть с собой кое-какие припасы.

Д’вард сел, не говоря ни слова, и, возможно, один Дош заметил его улыбку, совсем короткую. Когда корка вернулась к нему, он поделил ее содержимое со Рваной Губой и продолжал есть, не сводя глаз с Элиэль.

– Прости нас за то, что мы даже за едой говорим о делах. Есть у кого-нибудь еще новости?

– До меня дошел слух, Освободитель, – заговорил Рваная Губа. – Мне сказали, что королева Эльванайф не покидала своего дворца.

– Я не удивлен. – Д’вард продолжал смотреть на девушку так, словно каждый кусок, который она клала в рот, был откровением. – Она не должна нас заботить. Единственный разберется с ней – возможно, через ее же придворных; так, во всяком случае, мне кажется.

– Что завтра, господин? – спросил кто-то.

– Завтра мы уйдем отсюда. Нельзя же и дальше терзать несчастную Джубиксби. Надеюсь, погода не закроет перевал.

«Скорпиона в задницу!» Где, скажите, Дошу найти провиант на несколько тысяч человек, переходящих через Лоспасс? До Юргвейла по меньшей мере два дня пути, так что отправиться вперед и закупить провизию там он не может. Придется торговаться с этими джубиксбийцами на баррикадах. Они могут заломить запредельные цены за ущерб, нанесенный им толпами, но тогда он возразит, что в противном случае голодные Свободные останутся на месте. Это их убедит… Освободитель называл его имя.

– Ты мне нужен под рукой, – сказал Освободитель, так и не сводя глаз с Элиэль. – Я хочу, чтобы казна осталась у тебя, но заниматься хозяйством мы назначим кого-нибудь другого. Есть предложения?

Дош постарался не выказать своей радости. Быть кем-то, кто нужен, кому доверяют, с кем советуются…

– Догтан хорошо разбирается в скоте…

– Нет. Он тоже нужен мне здесь.

– Тогда, может, Асфраль?

– Возьмешь на себя заготовки и закупки, Асфраль? – спросил Д’вард, продолжая смотреть на Элиэль.

– Я буду рада, господин.

– Тогда я назначаю тебя Носителем Щита, если ты не против таскать его.

– Что угодно, только не подпускайте ее близко к готовке, – засмеялась Имминол. Они давно уже были подругами, так что в ее смехе не было ничего зазорного.

На ногу Дошу шлепнулась дождевая капля.

Должно быть, на ногу Д’варда тоже, потому что он посмотрел на небо и нахмурился.

– Завтра мы остановимся в Ревущей Пещере. По крайней мере там нам будет сухо. Это недолгий переход. Этим можно будет заняться с утра. Рваная Губа, когда мы будем проходить границу лесов, пригляди, чтобы каждый здоровый паломник подобрал по ветке и захватил ее с собой на дрова. Еще что-нибудь?

– Да, Освободитель, – проговорил кто-то с сильным нагианским выговором. Догган Пастух, как старик, шатаясь, поднялся на ноги, но стоило ему встать, как он выпрямился по-военному, держа свои копье и щит как положено. – Я хочу вернуться домой.

Значит, до этого все-таки дошло. Дош ожидал этого два последних дня, так что Д’вард не выказал удивления. Он покосился на Тьелана, но лицо того оставалось непроницаемым. Допустим, Тьелан знал об этом, а Д’вард ожидал…

– Тогда ступай, но никогда больше не считай себя моим другом или братом.

Этого Догтан не ожидал.

– Я знаю, что ты думаешь, – негромко продолжал Освободитель. – Не забывай, они были братьями и мне. Я первым метнул тогда копье в Гопенума. А потом ждал, когда он метнет свое в меня. Если бы я знал, сколько силы в руке у мясника, я бы повернулся и бежал без оглядки до самого Нагволла. Бурташ и Прат’ан пометили мне на ребрах места, где я должен был сделать надрезы, когда заслужил свои первые отметины доблести. Мы все были братья. Бок о бок мы сражались. Когда я пришел просить их о помощи месяц назад, они бросили все и без разговоров пошли за мной, как ты и Тьелан, пошли как брат для брата. Я предупреждал, что это будет опасно, и они только смеялись. Под Шуджуби они погибли, все, кроме вас двоих, но таков был выбор Бога, и вам нечего стыдиться. Я недооценил силу зла, так что если кого и винить… Нет, выслушай меня. История не назовет меня безупречным. А теперь ты считаешь, что твой долг вернуться с этой вестью в Соналби, чтобы остальные братья взялись за оружие, решив отомстить. На кого ты их поведешь, брат Догган? На улан, которые пролили их кровь? Но большинство их теперь здесь, с нами, пристыженные и покаявшиеся, делающие все, что в их силах, ради нашего дела. На королеву Эльванайф, отдавшую этот приказ? Я сильно сомневаюсь в том, что она еще будет сидеть на своем троне к тому времени, когда ты доберешься до братьев в Ниолвейле. На Зэца, чье зло руководило королевой? Он и есть истинное средоточие мрака, но на что ты можешь надеяться, выступив против него? Я обещал уже тебе, что он умрет, когда мы придем в Тарг. Мне нужна твоя помощь в пути, но если ты не веришь моему слову – если ты считаешь, что жители Соналби мало выстрадали, – что ж, тогда ступай. Но не жди моего благословения.

Догган молча стоял. Он никогда не отличался особой сообразительностью.

– Он прав, – сказал Тьелан. – Говорил же я тебе. Сядь.

Догган сел, уронив щит и копье на землю. Он согнулся, всхлипывая. Тьелан положил руку ему на плечо.

Некоторое время все молчали. Расстроенные, мрачные, они покончили с ужином. Дош решил, что не отказался бы на десерт от большого, сочного куска жареного мяса. От его взгляда не укрылись булки и мясо, которые поглощали Элиэль и ее пожилой друг, и он прикидывал, что еще у них там, в мешке. Впрочем, не он один смотрел на них голодным взглядом.

Элиэль проглотила последний кусок и облизала пальцы.

– Ну, Д’вард? – Она нервно хихикнула. – Не уединиться ли нам с тобой поболтать о старых деньках? Я могу поведать тебе о судьбе многих из тех, кто был нам близок.

– Нет! – отрубил Д’вард и добавил что-то на этом своем странном другом языке.

Загадочная Урсула Учитель все время молча смотрела и слушала. Она тоже не сводила глаз с Элиэль Певицы. Теперь же она кивнула и что-то ответила на том же языке. Что бы она там ни сказала, хмурое выражение ее лица служило тревожным предостережением.

Д’вард встал и подошел к девушке, остановившись между ней и костром. Элиэль радостно подняла на него глаза и начала подниматься.

– Сядь!

Удивленная, она опустилась обратно.

– Сними башмаки.

– Что? Я ни за что не…

– Сними башмаки! Приказ прогремел как удар кулака по столу. Никто не смел ослушаться Освободителя, когда он так говорил. Она побледнела и повиновалась, потом снова посмотрела на него – во взгляде ее гнев мешался с обидой и стыдом.

Это было жестоко. Это видели все: одна нога была искривлена и короче другой.

Д’вард посмотрел на Имминол и старика, сидевших по сторонам от нее.

– Держите ее за руки!

Элиэль пыталась протестовать, но ее держали крепко.

– Д’вард! Что ты…

Освободитель поднял глаза, словно вглядываясь в небо. Он сомкнул руки над головой. Догадка о том, что сейчас произойдет, вспышкой озарила Доша за мгновение до того, как девушка закричала, пытаясь высвободиться из державших ее рук.

Д’вард опустил руки.

– Возблагодари Истинного Бога.

Он повернулся и пошел на прежнее место; его облачение раздувалось от ветра. Дождь шипел в костре. Имминол и Пиол отпустили руки Элиэль. Она побледнела как мел, глядя на свои ноги.

– Божественное чудо! – проговорила Урсула на своем чуть искаженном джоалийском. – Возблагодарим Неделимого за этот ниспосланный нам знак.

– Аминь! – пробормотали один или два голоса. Все остальные потрясение молчали. Ноги девушки были теперь одной длины.

– Ибо написано, – продолжала Урсула, – «увечья и болезни, даже Смерть саму заберет он от нас. Возрадуйтесь же!»

И тут Элиэль наконец очнулась.

– Д’вард! – взвизгнула она и вскочила на ноги. Она шагнула к нему и чуть не упала, потеряв равновесие.

– Нет! – рявкнул Д’вард. – Не подходи ближе!

– Но… Ты исцелил… – Она снова посмотрела на свои ноги, боясь, что все это ей только снится.

«Странное, должно быть, у нее сейчас чувство», – подумал Дош. Когда Д’вард исцелил ему вывихнутую лодыжку, это, помнится, так потрясло его, а ведь она жила с этим увечьем всю свою жизнь. Странно было даже смотреть на это чудо со стороны. По коже его пробежали мурашки, хотя он и раньше видел, как Освободитель пользуется своими силами. А на остальных, наверное, это произвело сильнейшее впечатление.

Урсула рассмеялась, ее смех показался ему неуместным – как если бы он прозвучал в храме.

– Очень глупо с твоей стороны, Кисстер. Тебе стоило бы сделать это прилюдно.

Д’вард нахмурился:

– Это всего лишь плата за старую обиду. Тьелан, можешь срезать лишнюю кожу с ее подметки? Элиэль, я уплатил часть своего долга тебе. Теперь ступай.

Лицо Элиэль блестело в свете костра – вряд ли только от дождя. Она заметно дрожала.

– Д’вард, Д’вард!.. – Она нерешительно шагнула к нему.

– Ни шагу ближе! Я рад снова видеть тебя и еще больше рад, что смог сделать то, что сделал, но сегодня ты – нежеланная гостья. Тебе придется поискать себе места снаружи. Пиол… Что скажешь, Пиол? Я глупо веду себя?

Старик тоже побледнел. Он мотнул головой.

Д’вард скривился, будто это признание того, что тревожило его самого, казалось ему чем-то отвратительным.

– Рваная Губа, Догган… Проследите, чтобы Элиэль Певица и Пиол Поэт нашли себе место для ночлега, ладно? – Он не добавил: «Подальше от меня», но это было ясно и так.

Тьелан острием своего копья оторвал подметку башмака Элиэль и молча вернул башмак ей. Дождь припустил сильнее.

– Остальные, – сказал Д’вард, – накроются полотнищем шатра как одеялом. Это будет не слишком удобно, но нам будет куда легче, чем тем, кто спит снаружи. Если увидите маленьких детей, пригласите их сюда. Прощайте, Элиэль и Пиол. Желаю вам благополучного возвращения домой.

 

37

Всю ночь дождь то начинался, то переставал, раз от раза становясь все сильнее и холоднее. Костры погасли задолго до рассвета – то ли от нехватки дров, то ли просто залитые дождем. Паломники сбивались в кучки, дрожа и бормоча проклятия погоде. Мало кто выспался в эту ночь.

Элиэль вообще не спала. Стоило ей задремать, как что-нибудь будило ее – если не сон, так дождь, детский плач или чьи-то шаги, – а потом она вдруг проснулась окончательно, вспомнив: «Моя нога здорова!» Она больше не калека, не урод, не монстр. Теперь она может начать карьеру певицы или актрисы. Она может мечтать о Празднествах Тиона. Она может мечтать о замужестве, семье, детях. Она может думать о себе как о красавице, как о женщине, привлекательной для мужчин, как о цельной личности.

И все это сделал Д’вард. Не Тион, не кто-то из других богов. Д’вард, проповедующий ересь. Как может она примирить это чудо с теми ужасными вещами, о которых он говорил? Как вообще сможет она теперь отличать добро от зла? Пять лет назад Д’вард обманул ее. Теперь он исполнил самое сокровенное ее желание без малейшей просьбы с ее стороны, не прося взамен ни услуг, ни одолжений, одним махом расплатившись за все, что она сделала для него когда-либо.

Как? Кто он, Д’вард? Она думала о нем как о человеке, рожденном женщиной, но она же сама видела, как явился он в этот мир, соткавшись из пустого воздуха. Если он не смертный, значит, он или бог, или демон, но тогда с чего демону совершать такое?

Когда серый свет нового дня забрезжил сквозь затянувшие небо хмурые тучи, толпа на холме зашевелилась. Люди дрожа поднимались на ноги и спускались к дороге, расталкивая тех, кто еще не проснулся. По сердитому ропоту, который Элиэль слышала ночью, она поняла, что большинство возвращается домой, в Ниол. Д’вард прогнал ее, отказавшись встретиться с ней наедине. Она спасла его жизнь раз, и все же он не доверяет ей! Он ясно сказал, чтобы она уходила.

Проснулся, захлебнувшись кашлем, Пиол. Как только могут зубы стучать так громко?

– Ты в порядке? – спросила она.

– Если не считать ревматизма, отмороженных конечностей и воспаления легких, ничего. А как ты?

– Умственное помрачение и моральная неустойчивость, только и всего.

Он повернулся посмотреть на нее и усмехнулся. Его костлявая рука нашла ее руку и крепко стиснула.

– Новая жизнь открывает двери?

Она обняла его. Мешок костей, и холодный как рыба.

– Не знаю, Пиол, не знаю! Объясни мне.

Он снова закашлялся.

– Сам рад бы. Куда мы теперь?

Элиэль долго молчала.

– Я хочу идти за Освободителем, – прошептала она наконец.

– Этого я и боялся. Почему, Элиэль? Что движет тобой? Ты говорила мне, что хочешь в Джоал, но все, чего ты хочешь на самом деле, это…

– Д’вард исцелил мою ногу.

– Это не повод. Еще до этого…

– Нет, повод! – Правда ли? Ее мечты изменились. Ночью, в полудреме, в ее объятиях был настоящий Д’вард, не тот неизвестный поклонник с усами, – Д’вард, такой, каким он стал сейчас, со стриженой бородой. «Скорбящая женщина, парень красивый…»

Пиол ждал ее объяснений. Что она может сказать ему? Глупо и даже смешно думать сейчас о мести. Какую бы боль ни причинил ей Д’вард в прошлом, он расплатился сполна. Но как может она даже дружить с человеком, позволяющим себе так ужасно богохульствовать? И потом, он ведет свою армию в Юргвейл, а в Юргвейле ее ждал Тигурб’л Трактирщик. Она не говорила о нем Пиолу, но тот и сам мог бы догадаться. Ей нет никакого смысла примыкать к этому сумасшедшему, еретическому паломничеству.

И нет причины отказываться от этого.

– Я так и не поблагодарила Д’варда как следует.

– Почему? Поблагодарила.

– Ну, мне хотелось бы поговорить с ним. О старых временах. Он ведь старый друг, верно? Мне он нравится. Он славный. Давай перекусим. – Она потянулась к мешку, который клала на ночь под голову вместо подушки, но Пиол перехватил ее руку.

– Не сейчас. Слишком много глаз и голодных ртов. Давай лучше потихоньку пойдем. Заодно и согреемся.

Толпа тянулась по склону, разделяясь внизу на два потока. Большая часть направлялась по дороге в сторону Ниола, но неожиданно много людей поворачивало к Лоспассу. Элиэль с Пиолом шли очень медленно – он по старости, она – потому, что ей еще только предстояло заново учиться ходить. Стоило ей задуматься о чем-то другом, как она оступалась или шаталась как пьяная. Это было забавно, и один или два раза она даже расхохоталась над собой.

Наступил день – хмурый, серый день. Что ж, впереди осень, так что в плохой погоде не было ничего удивительного, даже в Ниоле. В Наршвейле, поди, уже по колено снега. И на Лоспассе, возможно, тоже. У нее не было зимней одежды, и у Пиола тоже.

Дорога вилась по равнине. Дождевые тучи неслись над головой. Ниолволла и большую часть Ниолслоупа видно не было. Когда болотистые чеки сменились холмистыми пастбищами, она заметила, что сзади их нагоняют Освободитель и его телохранители. Казалось, Д’вард окликает всех по имени, иногда просто проходя мимо, иногда задерживаясь на несколько минут поболтать на ходу. Потом он убыстрял шаг, а вместе с ним и его Носители Щита, и они переходили к следующей группе.

Может, сегодня настроение у него будет лучше – объятие и поцелуй в память о прошедших днях…

Пиол держался молодцом. Он шел медленно, но ровно; он уверял, что может поддерживать такой шаг весь день, пока его никто не торопит. Остаток своих припасов они съели на ходу.

Отряд Д’варда нагнал их раньше, чем ожидала Элиэль. Первое, что она услышала, был голос за спиной:

– Пиол Поэт?

Пиол слишком берег силы, чтобы оглядываться на ходу. Он остановился и повернулся посмотреть на окликнувшего его.

– Я Дош Посланник. Освободитель спрашивает, не поговоришь ли ты с ним немного.

– О? – прошептал Пиол. – О! Ну да, конечно.

– А я составлю компанию тебе, Элиэль Певица. – Маленький блондин, дружелюбно улыбаясь, подталкивал ее вперед.

– Но почему Пиол? Почему он не хочет говорить со мной? – Она позволила увлечь себя вперед, в то время как Пиол отстал и затерялся среди телохранителей.

– Не знаю, госпожа. Мне самому хотелось бы знать это. Он одарил тебя чудом и тут же выгнал. Я надеялся, что это ты скажешь мне почему. Может, ты Жнец?

– Что? Конечно, нет!

А он совсем не так молод, как казалось на первый взгляд. При свете дня видно было, что он старше ее, и его невинные голубые глаза шарили по ней взглядом – такие взгляды она ох как хорошо знала по работе у Тигурб’ла Трактирщика.

– Я Элиэль из пророчества. Вот почему мне даровано чудо.

– А я любопытен. Вот почему я спрашиваю об этом. Не расскажешь ли ты мне, что случилось в дни семисотых Празднеств, когда Освободитель явился в мир?

– У тебя славная улыбка – очень привлекательная. Уж не играл ли ты на сцене?

Он рассмеялся без тени смущения, отбросив с глаз мокрые волосы.

– На сцене – нет. Но в жизни я играл такие роли, которые, узнай ты о них, смутили бы тебя до глубины души. – Он блеснул зубами. – Или не смутили бы?

– Мне стоило бы дать тебе пощечину за такие слова.

– Давай. Я ее заслужил. Д’вард показал мне истинный свет; я стараюсь переродиться, и это труднее, чем я ожидал. Прости, если я оскорбил тебя.

– Это он приказал тебе допросить меня?

Дош весело кивнул, поправив щит на спине.

– Он сказал, что я найду твой рассказ интересным, если только ты поведаешь его. Я познакомился с ним вскоре после тебя, всего через два месяца, в Нагвейле.

– О, так вот куда он убежал тогда, верно?

– А ты не бежала бы, если бы за тобой охотился Зэц?

Элиэль прошла не меньше сотни шагов – на своей новой ноге! – прежде чем нашла ответ на этот вопрос. Она никогда раньше не думала об этом. Она всегда думала о Покровителе Искусств как о защитнике, но еретиков он мог и не защищать.

– Это Тион выдал его Зэцу?

– Очень даже вероятно. Я почти всем им доверяю больше, чем Тиону.

Она вздрогнула от подобного святотатства.

– Ты что, лично знаком с богами?

– Я тоже раньше считал их богами, – спокойно отвечал Дош. – До последнего времени. Я встречался с четырьмя, возможно, с пятью, – мне кажется, несколько лет я был игрушкой Тиона. У меня большой провал в памяти. Я расскажу тебе о них, если ты расскажешь мне, как Д’вард явился в мир.

– Начинай ты.

– Нет, ты первая.

Дорога пошла в гору. Лес подступил к ней вплотную. Дождь сделался еще холоднее.

Дош получил очень сжатое описание того, как Освободитель появился в Суссвейле. Элиэль оказалась ужасно хитрой чертовкой, и ему пришлось засыпать ее вопросами, чтобы понять, что же произошло там на самом деле. Он решил, что она хитра, упряма и хороша собой, но не настолько заслуживает восхищения и поклонения, как это представлялось ей самой. Он почти жалел, что завязал с прошлым, ибо у него не возникало ни малейшего сомнения в том, кто бы и кем восхищался, повстречай она старого Доша в настроении позабавиться с девочкой.

В конце концов он решил, что она и правда не знает, каким образом Д’варду удалось бежать из Суссленда. Это оставалось пока полной загадкой, ибо Юноша не мог не знать, что Освободитель находится на его территории. Очень уж не похоже было на Тиона не обращать внимания на пригожего и к тому же невинного парня, каким тогда был Д’вард, а отпустить Освободителя с миром означало к тому же навлечь на себя гнев Зэца. Впрочем, Элиэль понятия не имела о политических интригах Пентатеона.

Удостоверившись в том, что узнал столько, сколько хотел, Дош изложил свою историю. Он как раз описывал бегство армии из Лемодвейла, когда группа Носителей Щита обогнала их и заняла место перед ними. Следом появился и сам Д’вард. Он зашагал с другой стороны от Доша, используя его как живой барьер между собой и девушкой.

– Д’вард! – воскликнула она. Улыбка ее была вполне убедительной. Доша она, правда, убеждала не до конца.

– Оставайся там, пожалуйста, – приказал ей Освободитель. Он шел с откинутым капюшоном, и черные волосы его намокли и слиплись от дождя. – Почему ты не вернулась в Ниол?

– Ты не рад видеть меня?

– Рад, и тебя, и Пиола. Чему я не рад – так это твоему заклятию.

– Заклятию? – Если ее реакция и была игрой, то игрой первоклассной.

– На тебе лежит заклятие, Элиэль. Я сам не могу сказать точно, откуда знаю это, но знаю, и мой друг Урсула согласна со мной. Она обладает большим опытом по этой части.

– Я не понимаю, о чем ты! Что за ужасная мысль!

Д’вард вздохнул:

– Кто сделал это, Элиэль? Кто из твоих так называемых богов?

Она уже чуть ли не кричала.

– Что ты несешь! Какое еще заклятие?

– Пиол сказал, ты жила в Юрге, значит, скорее всего это дело рук Кен’та; он, насколько я помню, еще и твой отец. Почему ты бросила работу и пришла сюда искать меня? Ответь, Элиэль, мы ведь говорим об убийстве… Ты правда хочешь убить меня?

– Конечно, нет!

– Ты позволишь мне поцеловать тебя?

– Конечно… я хотела сказать, может быть. – Теперь она точно скрывала что-то.

Д’вард вздохнул:

– Завтра мы будем в Юргвейле. Ты можешь вернуться домой и продолжить свою карьеру.

– Ты хочешь сказать, начать карьеру? Разве Пиол не рассказал тебе? Я пела в борделе. Я была шлюхой, Д’вард! Как еще заработать на пропитание калеке?

Есть и другие способы заработать на пропитание, подумал Дош, хотя он слышал, что за них хуже платят. Она снова хромала, но он не смог решить отчего – то ли по привычке, то ли оттого, что мышцы ее не привыкли к ровному шагу. Или она притворялась, чтобы вызвать жалость.

– Меня не брали ни в одну труппу. Я голодала, Д’вард! Но теперь все это позади благодаря тебе, и ты думаешь, что я хочу убить тебя?

Освободитель отвернулся и натянул капюшон на голову.

– Я могу понять, почему ты могла бы хотеть этого.

– Но я не понимаю! – воскликнула она. – Да, я чувствовала себя оскорбленной, когда ты сбежал тогда от меня, Д’вард, но ведь я была всего лишь ребенком. Теперь я взрослая женщина и лучше все понимаю. Я же не знала, что Тион выдал тебя Зэцу.

– Ну, это я только предполагаю. Как ты считаешь, брат Дош?

– Что, господин?

– Могу я доверять ей?

– Уверен, вы так и сделаете. Я бы не стал, конечно. Как можно распознать заклятие на ком-то?

Освободитель пожал плечами:

– Этому так просто не научишься. Я бы тоже не заметил этого, будь оно наложено по всем правилам – это еще раз доказывает, что тут приложил руку Кен’т. Чародей из него никудышный. – Он кивнул девушке. – Ты можешь дойти с нами до Юрга, Элиэль Певица. – Он быстро зашагал вперед, и Носители Щита за ним.

– В каком борделе? – поинтересовался Дош.

– Не твое дело! – Элиэль повернулась и захромала навстречу старику.

Наверняка не в том, где работал Дош.

Клиентура не та.

 

38

Алиса проснулась вдруг от ужасной мысли «Где это я?» в незнакомой постели. В комнате было почти темно, только сквозь ставни пробивалось совсем немного света – именно хлопанье неплотно прикрытого ставня и разбудило ее. Погода менялась; она почувствовала, что на улице сильный ветер и, возможно, идет дождь. Непривычные цветочные запахи придавали происходящему какую-то нереальность. Кто-то громко дышал, почти храпел над самым ее ухом. В ее постели мужчина!

Тут начала просыпаться память, давая по одному ответы на все эти вопросы. Она находилась в доме Бойдлара Скотовода на Юргслоупе, у подножия Юргволла, а мужчину, чья голова лежала с другой стороны подушки, звали Джамбо Уотсон. Крестьяне Вейлов всегда старались угодить заезжим путешественникам, а Джамбо не брезговал использовать свою харизму для того, чтобы получить все самое лучшее. В этом случае самым лучшим была пуховая кровать самого Бойдлара, ибо хотя дом у него был большой и просторный, семья его также была немалой. Джамбо, по обыкновению оставаясь джентльменом, объявил, что будет спать на полу, свернув одеяло. Алиса посоветовала ему положить свернутое одеяло между ними, добавив, что верит в его порядочность. И вот результат: она спит с мужчиной, познакомилась с которым всего неделю назад.

Конечно, их роман с Терри протекал еще быстрее, но тому способствовали военные условия. Джамбо Уотсона уж никак не назовешь запутанным, обреченным пареньком. Джентльмен он или нет, но он забрал себе большую часть одеяла. Она осторожно потянула. Он фыркнул, но уже в следующее мгновение продолжал сопеть носом как ни в чем не бывало.

Над головой скрипнули доски. Что-то замычало или зарычало вдалеке. Семья Бойдлара, конечно, встала с рассветом, но это никак не мешает ей самой соснуть еще часок-другой.

Неделю назад она пряталась от всего мира в Норфолке. Теперь она странствовала по долинам другого мира верхом на драконе. И ей это нравилось! Мисс Пимм была совершенно права. Это невероятное приключение вывело Алису Пирсон из глубокой депрессии. Правда, если дождь, запах которого она ощущала в комнате, затянется – а по облакам на закате Джамбо предсказывал, что так и будет, – следующие дни окажутся совсем не такими приятными, как она ожидала. Но немного сырости ее не убьет, тогда как Норфолк скорее всего свел бы ее с ума.

Джамбо повернулся на другой бок. Она не нашла бы лучшего провожатого или лучшего спутника, чем Джамбо. Интересно, сколько ему лет на самом деле. На вид ему около двадцати пяти, и тем не менее он рассказывал ей всякие истории про дядю Кама, которому было бы сейчас около восьмидесяти, если бы он не погиб. «Интересно, – подумала она, – выглядит ли Эдвард на свои годы?» Алиса так и заснула, пытаясь представить себе выражение его лица, когда они встретятся.

Завтрак был накрыт в большой кухне с каменными стенами – такая кухня могла бы принадлежать любой зажиточной крестьянской семье в Европе. Чайники пыхтели на огромной плите, металлические кастрюльки и сковороды висели по стенам, а члены хозяйской семьи входили и выходили, и конца им не было: хриплые работники, дряхлые старухи, мокроносые детишки. Твари, похожие на кошек, сопели под столом, как собаки. Жена Бойдлара – звали ее не то Оспита, не то Успита – была краснолицая рыхлая женщина, которой удавалось поспевать сразу везде: успокаивать детей, ставить на стол полные тарелки, выгонять с кухни на работу нерадивых подростков и при этом громко говорить не умолкая, обращаясь преимущественно к Джамбо.

Из сказанного Алиса не понимала практически ничего. В первый вечер их путешествия Джамбо пытался выдать ее за свою сестру из Фитвейла – одного из самых отдаленных вейлов. Этот обман не сработал, поскольку любой житель Вейлов понимал по меньшей мере несколько слов по-джоалийски. С тех пор она была его сестрой, лишившейся дара речи по болезни. И теперь он вез ее в храм Падлопана в Ниоле для исцеления. Поэтому Алиса изъяснялась исключительно жестами, и все относились к ней с сочувствием.

Троих детей выставили с кухни. На смену им появились двое других, а за ними и сам Бойдлар, мокрый и раскрасневшийся от непогоды, со слипшимися прядями волос. Оспита сказала что-то; он рассмеялся и сказал что-то в ответ, на что все покатились со смеху. Идиллическая сцена сельской жизни. Какое бы зло ни творил Пентатеон, эта часть местного крестьянства казалась счастливой и процветающей, куда здоровее, чем рабочие семьи в английских трущобах. Их не тревожили ни мировые войны, ни сумасшедшее уличное движение, ни забастовки. Если бы ей пришлось провести остаток жизни в сельской тиши, она предпочла бы провести его в Вейлах.

Пища, которую ей предлагали, была вкусной, хотя по виду напоминала незаконнорожденного отпрыска омлета и мясного пирога; ее было раза в четыре больше, чем она могла съесть. С усилием вталкивая в себя, чтобы не обижать хозяйку, последние несколько кусков, она услышала шаги за порогом. Дверь распахнулась, пропустив внутрь дождь, ветер и высокого парня в кожаных куртке и шапке. Его встретили обычные приветствия. Потом он снял шапку, стряхивая с нее воду.

Алиса сообразила, что слишком пристально рассматривает его, и поспешно опустила глаза. Аппетит ее весь куда-то пропал. Непонятный ей разговор продолжался, так что ее бесцеремонность осталась незамеченной или на нее просто не обратили внимания. Вошедший принес какие-то новости для Джамбо, которые и излагал неразборчивой скороговоркой. Взгляд ее против воли то и дело возвращался к нему. Она могла бы догадаться, что в любом раю есть свой змей – у парня отсутствовали половина лица, левая рука и большая часть плеча. Рот в кошмарной ухмылке тянулся к тому месту, где полагалось бы быть уху, обнажая зубы и часть черепа. Ранение было не смертельным, но вид имело ужасающий. Не взрывчатые вещества, не техника… Единственное объяснение, которое она могла себе придумать, – это то, что на него напал какой-то дикий зверь, чудище вроде волков и медведей, которых в Европе поубивали много веков назад.

За всякий рай приходится платить.

Тучи опустились низко над усадьбой Бойдлара, дождь превратил ее постройки в серые призраки, совершенно скрыв все вокруг. Моросило без устали, но было не так холодно, как она ожидала. Мигрень и Апокалипсис, недолюбливавшие воду, раздраженно рыгали. Они выехали довольно резво, но через милю или около того, когда их никак нельзя уже было разглядеть из дома, Джамбо остановил драконов переговорить.

– Не мерзнете?

– Не мерзну и не мокну, – заверила его закутанная в меха Алиса. – Не могу, правда, обещать, что не провоняю мокрой псиной.

– Обычные дорожные трудности, миледи! – рассмеялся он. – Этот однорукий паренек – племянник Оспиты – принес новости. Ваш кузен был два дня назад в Ниолвейле, а с ним куча последователей. Судя по всему, они движутся к Лоспассу.

Алиса с облегчением вздохнула. Она сама удивилась тому, как обрадовало ее это известие, втайне она боялась совсем других новостей.

– Значит, мы встретимся с ним завтра?

– Пожалуй, мы встретимся с ним сегодня во второй половине дня. Юргвейл не так уж велик. Да, несомненно, сегодня.

– Отлично! – Алиса все думала о том, как ее встретит Эдвард. Ей придется с самого начала объяснить, что она приехала не для того, чтобы вмешиваться.

Джамбо вопросительно посмотрел на нее. Должно быть, он угадал, о чем она думает.

– Ну что? Готовы к «зомфу»?

– Да… нет. Еще одно. Что случилось с этим беднягой?

– С кем?.. А, с Кориларом? Судя по его виду, я бы сказал, что он еле спасся от митиара.

– Что такое митиар?

– Ну, это джоалийское название. Не знаю, как называют их здесь. – Джамбо поморщился. – Если вы способны представить себе тарантула весом в десять стоунов или саблезубую пантеру с шестью ногами, то это что-то похожее. Мы зовем их югулярами. Они нападают внезапно – хватают когтями и рвут на части.

Алиса с опаской посмотрела в туман.

– Вы не говорили мне об этом раньше, мистер Уотсон.

– Они встречаются довольно редко, – серьезно ответил он. – Мне еще не приходилось говорить с человеком, встречавшим их… разве что вот только с Кориларом.

Искорка в его взгляде насторожила ее.

– И я понимаю почему. Может, вам стоило говорить с людьми, которым только еще предстояло повстречаться с этим монстром? – Она вдруг поняла, что приглашает его проявить свое чувство юмора. С юмором у Джамбо было все в порядке, и он знал это. Самый быстрый путь к сердцу мужчины – это игра на его тщеславии, но почему она заигрывает с ним? Она уже ловила себя на этом вчера несколько раз.

– Разумеется. Но если серьезно, югуляров и правда видишь очень редко – и никогда подолгу.

– Только когда они прыгают на тебя?

– Нет, только когда они прыгают на других! – Джамбо рассмеялся и скомандовал драконам: «Зомф!»

 

39

Когда Джулиан Смедли сказал Т’лину Драконоторговцу, что хочет вернуться домой как можно быстрее, тот понял его чересчур буквально. Т’лин проложил самый короткий маршрут в Олимп, к тому же четыре дракона везут двоих седоков быстрее, чем четверых. Джулиан вскоре обнаружил, что ему приходится есть и спать, не вылезая из седла, но гордость не позволяла ему отменить свой же приказ, поэтому он ел и спал в седле. Хорошая погода наконец закончилась, и драконы весело бежали сквозь снегопад, пересекая овраги и расселины. Джулиан не имел ни малейшего представления, как им удается держаться вместе. Большую часть времени ему казалось, что он один в этом белом тумане, но рано или поздно из него всегда выныривал Т’лин со своими драконами.

Он с каким-то наслаждением размышлял о мании величия Эдварда Экзетера – болезнь была достаточно очевидна, чего нельзя сказать о средствах ее лечения. «Ты считаешь его сумасшедшим, потому что он был твоим другом. Любого другого ты прямо назвал бы злодеем, и тебя бы не мучила совесть». Сумасшедший ли, злодей ли, но он убийца, и его следует остановить, пока он не натворил чего-нибудь еще. Вот только как? Со всей той маной, которой Эдвард набрался от мученической смерти своих друзей, только всей Службе, вместе взятой, можно было надеяться одолеть его, но Служба уже сделала такую попытку и потерпела неудачу. Трудно было сказать, завербовал ли он Урсулу в свою команду честно, или использовал свою ману. Уж наверняка его оппоненты в Олимпе не послали бы ее против Освободителя, не снабдив всей доступной на данный момент маной. Служба свой выстрел уже произвела. Теперь остановить Освободителя мог только Зэц.

Надеяться на Зэца? Джулиан никогда бы не подумал, что способен скатиться до такого, но если в Вейлах и должен быть маньяк-убийца, сеющий смерть направо и налево, то пусть это будет не его бывший друг.

У него хватало времени поразмышлять и о своих делах. Он вел себя с Юфимией как последний мужлан – обидел тогда, когда ей было и так тяжело, а потом усугубил это, спутавшись с Урсулой, которая его никогда не интересовала как женщина, а теперь и вовсе была противна. О, что за кретин! Какая-то щепотка маны, и он прибежал к ней, как ручная собачка. Она «использовала его всю дорогу в Ниолвейл. Конечно, он не мог сопротивляться мане, но он мог бы по крайней мере давно понять, что она делает с ним. Он никогда не сможет больше уважать себя. Юфимия предупреждала его, а он забыл ее предупреждение. Он никогда не сможет смотреть ей в глаза после того, что произошло.

Казалось, его сердце разбито, но, возможно, это была всего лишь его уязвленная гордость.

Совершенно отупев от усталости, он так и не понял, что его путешествие подошло к концу, пока Молния, скатившись по крутому склону, не вынырнул из облаков прямо над загоном в Олимпе – только на тысячу футов выше. Джулиан крепко зажмурился и не открывал глаз, пока не оказался внизу, на траве. Торжествующе рыгая. Молния подбежал к воротам, где Туманный Беглец и Синий Камень уже жевали сено, а Т’лин снимал поклажу со Звездного Луча.

Джулиан попробовал спрыгнуть грациозно, как и подобает великому путешественнику, но затекшие ноги подвели его, и он плюхнулся прямо в грязь. Ехидно прищурившись, Т’лин помог ему подняться.

– Спасибо, Семьдесят Седьмой, – выдавил Джулиан. – Ты одолел это расстояние потрясающе быстро. Отличная работа.

Т’лин просиял:

– Драконам это понравилось. Полагаю, это рекорд, Святой Каптаан.

– Не сомневаюсь. Я пришлю кого-нибудь за вещами, если вы оставите их здесь.

Т’лин пообещал ему проследить за тем, чтобы вещи были доставлены. Джулиан еще раз поблагодарил его и побрел домой, на ходу стряхивая снег со своих мехов. Одной из прелестей Олимпа был его мягкий климат, даже зимой. Когда в горах бушевали снежные ураганы, здесь шел только легкий снежок, хотя небо было затянуто и до сумерек оставалось совсем немного.

Он почти вслепую добрел до своего дома и уже поднялся по ступенькам на веранду и только тут вспомнил, что Домми нет. Ничего, молодые Пинд’л и Остиан справятся как-нибудь неделю-другую, пока Домми не одумается и не вернется.

– Морковка! – взревел Джулиан, распахивая дверь.

Сражаясь одной рукой с пуговицами, он прошел к себе в спальню. Не дождавшись ответа, он позвал еще раз.

Тишина.

Это уже странно! Куда делись эти двое? Но ведь и в загоне, кроме Т’лина, не было никого, да и по пути домой он не встретил ни души, ни Морковок, ни тайков. В памяти мгновенно всплыли зловещие картины его первого прибытия в Олимп, еще с Экзетером. Ерунда! Тогда весь поселок сожгли дотла. И все же… Он подошел к окну и выглянул. Насколько хватало глаз, ни в одном окне не было света. Ну, еще не совсем стемнело. И все же…

Сорвав свою куртку, он прошел на кухню. Все аккуратно прибрано, ни пятнышка, словно в доме никто не жил, но очаг холодный. Ни горячей воды, ни крошки в кладовке. Ощущая себя все более и более неуютно, он вернулся в спальню и переоделся во все чистое. Взяв в прихожей зонт, он вышел в сумерки.

Он наполовину обошел узел, пока не заметил в одном окне лучик света. Но он так никого и не встретил – решительно странно! Первым обитаемым домом оказалось бунгало Роулинсона, так что он подошел к двери и позвонил. В глубине дома звякнул колокольчик.

Подождав минуту, он позвонил еще.

Наконец лязгнули засовы, и дверь отворилась. Сам Проф в черном халате выглянул на крыльцо. В руке он держал масляную лампу, под мышкой – открытую книгу.

– Храни Господь мою душу! Капитан Смедли?

– А кто же еще? Что, черт подери, происходит, Проф? С каких это пор вы запираетесь на засов? И где все?

– Ох, ну да, конечно, вы же не знаете!

Джулиан чуть не взорвался. Этот псих Семьдесят Седьмой доставил его сюда из Ниолвейла за три дня. Он ощущал себя совершенно разбитым и был не в настроении слушать загадочки Профа. Однако он сдержался.

– У меня новости про Освободителя и его безумный крестовый поход, – отчеканил он.

Роулинсон глухо закашлялся.

– Простите меня. У меня грипп, хотя, думаю, худшее уже позади. Может, вы зайдете к кому-нибудь другому? К Маккеям или…

Джулиан толкнул дверь.

– Я должен поговорить с вами об Экзетере. И мне нужно выпить.

Проф отступил в смятении.

– Ну, если вы настаиваете…

– Я настаиваю, – процедил Джулиан.

Через пять минут он уже блаженно вытянулся в кожаном кресле со стаканом спиртного в руке. Он смотрел на хозяина и не верил своим глазам. И ушам. Сумерки Богов? Кара Небесная?

Жена Профа погибла при нападении Зэца на поселок, и он вторично не женился. Если верить Морковкам, он время от времени находил утешение в нежных объятиях Мариан Миллер. Его гостиная имела довольно запущенный вид – он оборудовал ее таким количеством книжных полок, какого хватило бы для большой библиотеки, а вот книг столько он пока не достал. Его вкусы по части обстановки ограничивались убранством лондонского клуба – все массивное и темное. Единственная масляная лампа, как бы извиняясь за свою смелость, робко освещала разбросанные в беспорядке одежду, книги, грязные тарелки. В камине лежали одни головешки, хотя в комнате было по-зимнему холодно. Другими словами, Проф подобно Джулиану лишен был опеки слуг.

Еще более удивительными были его болезненный вид и душераздирающий кашель. Из-под халата выглядывали лиловая пижама и зеленые шлепанцы. Он заложил книгу закладкой и налил гостю выпить, но сам от рюмки отказался. Теперь он сидел, съежившись в уголке дивана, и в слабом свете лампы вид у него был действительно больной. В большом доме царило гулкое одиночество.

– Вы нездоровы! – воскликнул Джулиан.

Проф мрачно покосился на него.

– Я ведь говорил вам про грипп или нет? Вам что, неизвестно это слово?

– Ну тогда исцелитесь! Черт подери, старина, ведь вы пришелец. Вам даже простужаться здесь не положено. – Джулиан покосился на свою изувеченную руку. – Я думал, исцеление здесь происходит само собой.

– Не всегда. – Проф болезненно закашлялся. – Иногда для этого приходится затрачивать довольно большие усилия. Но я полагаю, ваше предложение не лишено смысла. Мне и самому стоило бы додуматься до этого, будь у меня время. Беда только в том, что в настоящий момент у меня совсем нет маны.

– Так попросите кого-нибудь еще… – Тут Джулиан сообразил, что ведет себя как последний дурак и что сарказм Профа имеет под собой какие-то основания. Он сделал большой глоток, наслаждаясь теплом, разлившимся по всему телу. – Простите меня. Я совсем вымотался. Что здесь происходит?

– В Олимпе что-то вроде маноголодания.

– Вы хотите сказать, вы отдали ее всю Урсуле, чтобы она использовала ее на Экзетере?

– Э… отчасти. Но потом к нам тут заглядывал Зэц.

– Зэц? Проф встретил его удивление довольной ухмылкой.

– Еще бы. Вы пропустили прелюбопытнейшие события, капитан. Как-то вечером к нам на узел переместился Зэц и вломился на званый ужин к Чейзам. Он потребовал, чтобы Служба приструнила Освободителя, пока он, Зэц, не взялся за нее саму. Он грозился выжечь нас всех. Потом исчез восвояси. – Проф сердито покривился. – По вашему удивленному лицу я вижу, что мне стоило бы посвятить вас в подробности. Увы, сам я не слышал слов нашего зловещего гостя. Должен признаться, когда он появился, у меня сработал инстинкт самосохранения. Я приземлился где-то за загоном для драконов. У меня ушло минут пятнадцать на то, чтобы вернуться пешком. Мне нечем гордиться; одно утешение, что не один я воспользовался подобным бегством. Примерно половина присутствующих поступила точно так же. Остальные притворились, будто имеют дело с обычным Жнецом, – тщетно, разумеется. Короче, в результате все, кто присутствовал на том обеде, остались без капли маны.

Джулиан таращился на хозяина. Вид у того и правда был совершенно больной, но, может, он еще и пьян? Чушь какая-то!

– Но… но столовая Чейзов никак не могла вместить всех членов Службы.

– Нет. Но у нас сейчас и так не хватает людей. Жуть как много наших поспешили вдруг нести свет бедным туземцам. Попросту смылись.

– Вы хотите сказать, Зэц распугал их всех?

Проф нахмурился:

– Нет. Не Зэц. Грипп. Это не обычная простуда. Дома, на Земле, его называют испанкой. Он унес уже больше жизней, чем война, и поражает он в основном взрослых, особенно молодых. Он жутко заразен – Бетси говорит, он обошел всю Землю всего за пять месяцев.

– Но мне казалось, только люди могут переходить из мира в мир! Неужели микробы тоже могут?

– Если под микробами вы подразумеваете бактерий, то этот грипп вызван не ими.

– Тогда чем же?

– Фильтрующимся вирусом, – с умным видом ответил Проф.

– Это что еще такое?

– Никто не знает. Его не видно под микроскопом, но он заразен. И как выяснилось, способен переходить из мира в мир. Пепперы заразились им на Земле, но выздоровели еще до возвращения. – Голос его вдруг сделался хриплым и слабым. – Вот почему они задержались. Должно быть, это Юфимия. Она переходила на Землю всего на несколько часов, забрать кузину Экзетера. Сама она ничего не заметила, но все ее Морковки свалились в одночасье, и это распространилось по всей долине со скоростью молнии. Те, у кого еще оставалась мана, пытались лечить. Но с таким количеством больных они не справились. – Он несколько раз кашлянул. – Я не знаю, сколько точно Морковок умерло, но наверняка много. И некоторые наши тоже: Ревун, Ольга, Вера, Гарсия. Совершенно неожиданно и очень быстро.

– Боже праведный! – Джулиан сделал большой глоток. – Пришельцы – умирают? От гриппа?

Похоже, Профа позабавило его удивление, он насмешливо ухмыльнулся:

– Gotterdammerung, капитан? И конечно, Морковки изрядно разочарованы. Их идолы оказались на поверку глиняными божками. Бессмертные – очень даже смертны. Они ушли от нас. Лично я удивлен, что они вообще не выгнали нас из долины – раз и навсегда. Впрочем, они еще могут это сделать.

Джулиан допил рюмку в надежде на то, что это поможет ему переварить новости. Проф болезненно щурился, глядя на своего гостя. Потом с трудом поднялся с дивана, шаркая шлепанцами, подошел к столику, налил себе и поставил графин обратно ближе к Джулиану. Он вернулся на место и согнулся в новом приступе кашля.

– Алиса здесь? – спросил Джулиан.

– Да. В смысле здесь, в Соседстве. Она отправилась повидаться с Экзетером. Так что слышно об Освободителе?

– Он совершенно рехнулся. Это ужасно, в точности так, как и предсказывали Джамбо и остальные. Он считает себя мессией. Он шествует в Тарг и тащит за собой толпы оборванных крестьян. Я надеялся… – Впрочем, последняя надежда на то, что Служба каким-то образом сможет остановить Экзетера, умерла окончательно. – Он обратил в прах все, чего вы достигли со своей Истинной Верой. Он называет Пентатеон и прочих не демонами, а чародеями, а вы понимаете, к чему это приведет. Он в сговоре с некоторыми из них, и одному Богу известно, о чем он там с ними договорился. Он изобрел какую-то ерунду насчет переселения душ вместо вечной жизни среди звезд. Он изрекает божественные доктрины по собственному разумению. Он безумен как… как… – Джулиан замолчал и налил себе еще.

Проф потер грудь так, словно она болела.

– Я бы не слишком переживал за него. Мне кажется, у Зэца достойный противник. – Он ухмыльнулся, как всегда, когда изрекал особенно удачную мысль.

От усталости и спиртного у Джулиана кружилась голова.

– Объясните мне еще раз. Во-первых, какого черта хотел Зэц, явившись сюда? Угрожая нам, он добился бы скорее того, что мы сплотились бы в поддержку Экзетера!

– Ну разумеется. Вы совершенно правы. Угрозы действуют на местных, но Зэц плохо знает англичан. Даже Пинки выступал за Освободителя на следующий день.

– А во-вторых… зачем ему все это? Зачем пытаться остановить Освободителя, угрожая нам? Бред какой-то! Создается впечатление, что Зэц боится!

Проф кивнул и откинулся на подушки, прикрыв глаза.

– Вот именно. Мы все так и подумали. Боюсь, на это все и было рассчитано. – Каким бы больным он ни был, он продолжал играть в свои дурацкие игры-загадки.

– Что еще? – рявкнул Джулиан. – Чего вы мне не рассказали?

– Джамбо. Джамбо и Алиса Пирсон, кузина Экзетера, – так ее зовут теперь, Пирсон. Она овдовела. Они оба присутствовали там, конечно. Той же ночью они забрали пару драконов и улизнули.

До Джулиана дошло не сразу.

– О Боже! – Он залпом допил рюмку. «Алиса, что мы с тобой сделали!» – Этого не планировалось?

– Ну как сказать? Зэц спросил, кто главный, и разговаривал только с ним. Он пробыл в комнате не больше минуты или двух, как мне сказали потом. Но Джамбо был там, и миссис Пирсон тоже.

– Вы считаете, Джамбо… – Как можно произнести такое вслух? – Вы считаете, он предатель? Вы считаете, Экзетер был прав все это время?

Проф потер глаза, не открывая их.

– Я знал это. История с Сент-Джоном была вымыслом. Это Джамбо пытался избавиться от Экзетера, швырнув его в Бельгию, – он и сам признавал это. Суть в том, что сам Джамбо ничего не мог поделать. Он слишком долго пробыл здесь, так что хорошо известен неприятелю. Зэц загнал его в западню, наложил заклятие и отправил исполнять роль Иуды.

Джулиан вздрогнул. Конечно, Экзетера необходимо остановить, но одна мысль о предательстве друга вызывала отвращение, даже если друг этот и не волен в своих поступках. Мана не представлялась ему злом, когда он использовал ее для обращения солдат у Семи Камней, но с ее же помощью Урсула превратила его в жиголо, ради маны Экзетер убил своих друзей, а потом использовал ее, чтобы разоружить ниолийскую кавалерию, – а теперь еще эта история про Джамбо, предавшего Эдварда и, возможно, не его одного. Никто не может считать себя в безопасности, когда вокруг столько маны.

– Вы считаете, Зэц снова использовал Джамбо? Но это странно. На этот раз Экзетер наверняка что-то заподозрит, не так ли? – Он снова вздрогнул, словно провалился в зловонную яму. – Но вы ведь не хотите сказать это же про Алису?

– Не знаю. – Проф устало посмотрел на него. – Скорее, конечно, Джамбо, ибо Зэцу известно, что он один из руководителей Службы. Вряд ли он знал, кто такая миссис Пирсон, – но, боюсь, недооценивать его было бы большой ошибкой. Черт, капитан, может, он и в самом деле пришел только попугать нас?

– Но вы-то так не считаете. Вы уверены, что он пришел наложить на Джамбо новое заклятие.

Роулинсон закашлялся и выпил.

– Я считаю, один из них – отравленная пешка, возможно, Джамбо. Вероятно, он даже сам не знает этого, но он как заряженное оружие, которое выстрелит при встрече с Экзетером.

– И он взял Алису с собой, чтобы отвести подозрения? В качестве приманки? – Как Урсула взяла его самого… – Ну да, когда Экзетер увидит ее, он так удивится, что не обратит особого внимания на Джамбо.

– Возможно, так думает Джамбо, – шепотом согласился Проф, – хотя и невольно, если вы следили за моими рассуждениями. Впрочем, возможно, Алиса сама уговорила Джамбо взять ее с собой.

Джулиан поежился.

– У Экзетера чертовски много собственной маны. Кто бы из них ни был оборотнем, он обнаружит заклятие… ведь обнаружит?

Проф с кряхтением выпрямился.

– С вашего позволения, старина, я бы лег. – Шатаясь, он встал на ноги.

– Оставайтесь и добивайте бутылку, если хотите. Там, в шкафу, есть еще. Нет, я не думаю, что Экзетер обнаружит ловушку. Зэц не оставляет отпечатков пальцев.

 

40

Джулиан провел ночь на диване у Профа Роулинсона и вернулся к себе домой на рассвете, чтобы почиститься – насколько получится без помощи слуг. Даже водопровод не работал. Обшарив весь дом – до сих пор ему ни разу не приходилось этого делать, – он обнаружил, что вода подавалась из резервуара на чердаке, куда закачивалась ручным насосом из подземной емкости. Откуда она попадала туда, оставалось не совсем ясным, но ему удалось зачерпнуть ведро и не свалиться в воду. Наколотых дров тоже не было, а сам наколоть их он не мог.

Чистый, но дрожащий от холода, он справился с последней пуговицей, когда в дверь позвонили. На веранде стоял Уильям Маккей, небритый и взъерошенный, как мокрая кошка, по обыкновению глупо улыбаясь и протягивая ему прикрытую салфеткой корзину.

– Слышал, что вы вернулись, старина. Вот, занес кое-какой завтрак.

Джулиан пребывал в легком замешательстве.

– Очень мило с вашей стороны.

– О, не меня благодарите, старина. Все благодарности к Благотворительному обществу дам-методисток и Танцевальному Клубу Морриса, олимпийский филиал. Это они раздают джин нуждающимся. Я всего лишь разносчик. Можете дать мне на чай, если вы уж так благодарны. Корзинку просили вернуть.

– Минуточку.

Маккей шагнул через порог и остановился. Это был высокий, скучный тип, лучший лингвист поселка, способный говорить по меньшей мере на двенадцати местных диалектах, не говоря при этом ничего существенного ни на одном. Интересовался он исключительно рыбалкой, а для Джулиана представлял интерес только как муж Юфимии. Она клялась, что они не спали вместе уже много лет, но не допрашивать же человека про его собственную жену?

Приподняв салфетку, Джулиан обнаружил под ней фрукты, хлеб – судя по запаху, только что испеченный, – и закупоренную бутыль, достаточно горячую, чтобы надеяться на то, что в ней чай. Рот тут же наполнился слюной. Он вспомнил про бедолагу Профа.

– Скажите, а вы разливаете джин всем нам, бедненьким?

– Ну, у нас тут некоторая неразбериха. Приходится нормировать снабжение, так? Ну и все держатся вместе. Это Полли все организовала. – Взгляд Маккея скользнул за спину Джулиана и обратно. – Вы… один?

– Да. Заходите и присаживайтесь. Мне нужно поговорить с вами.

– О… Мне надо возвращаться. Я только думал, нет ли у вас новостей от Юфимии. Видите ли, мы тут немного беспокоимся.

– Что? Как? Заходите, – твердо проговорил Джулиан. Забрав корзину, он первым прошел в гостиную. Она была невелика и неуютна – он не умел устраиваться, да и времени заниматься этим у него почти не было, но он знал, что там по крайней мере чисто. Он предложил гостю кресло, сам сел в другое и начал разгружать корзину. – Рассказывайте.

Маккей опустился в кресло и уставился в пол.

– Ну, она была недолго на Земле, чтобы забрать кузину Экзетера…

– И вернулась с испанкой. Да, я знаю. Где она сейчас?

– Не знаю. Сам вернулся только вчера из Товейла. Еще не болел, но думаю, что никуда не денусь. Ее уже не было. Думал, может, вы… Ну, вы понимаете. Думал, может, вы знаете.

Джулиан зажал бутыль между коленями и выдернул пробку. Из горлышка вырвалась соблазнительная струйка пара.

– Нет. – Он отпил прямо из бутылки и обжег горло.

– А… Кажется, дня два назад, когда я уезжал, ей удалось уговорить Морковок поставлять нам кой-какую провизию. Потом исчезла. Никому не сказала куда. И записки не оставила. – Глаза Маккея смотрели куда угодно, только не на Джулиана. – Если только вы…

– Боюсь, здесь ее нет. Послушайте, Маккей… Вы ведь знаете, что мы любовники.

Тот отвернулся к камину и пожал плечами:

– Ничего. Мы давно уже живем каждый сам по себе. Вы сделали ее счастливой, старина. Больше, чем… э… ну, вы понимаете.

Больше, чем половина других мужчин поселка, каждый в свое время? Сколько же ей лет? Гордость никогда не позволяла ему спрашивать ее об этом.

– Мы с ней поругались. Мне, конечно, очень жаль, и я хотел бы извиниться. Так вы не знаете, куда она пошла?

– Понятия не имею. Вы же знаете, она работает в Лемодвейле. У нее там знакомые. Или… – Он прикусил губу. – Мне кажется. Морковки могут знать. У нее отношения с ними лучше, чем у большинства из нас.

– Она рассказывала мне про Тимоти.

Их глаза встретились – Маккей покраснел, потом стиснул руки так крепко, что костяшки побелели.

– Все это было давно. Послушайте, мне надо обратно…

– Мне все равно, что она делала. Мне хотелось бы выслушать вашу версию.

– К черту, старина!..

– Прошу вас! – прошептал Джулиан, ощущая, как горит его лицо, но твердо решив узнать правду, чего бы это ему ни стоило. – Ради нее. Я люблю ее, но я задел ее чувства, не желая того. Я хотел извиниться. Я должен понять ее.

– А разве мы все не хотим? Мужчинам не понять женщин, старина. Женщины в любом мире – загадки. С ними не проживешь, без них – тоже. – Маккей снова уставился в пустой камин, пожевывая губу. – Может, это и не ее вина вовсе. Как знать… Ну, во-первых… Она не вписалась сюда, вот что. Женщины к ней плохо относились.

Идиот! А чего он ожидал? Как давно это было? Двадцать лет назад? Пятьдесят? Он представлял, как издевались леди из Олимпа над дочкой ирландского рыбака – так кошки играют с мышью. Легко было понять и то, что эти классовые предрассудки значили гораздо меньше для Джулиана Смедли, прошедшего Большую Войну, чем для этих викторианских реликтов. Но война изменила Англию, она сплотила ее. Теперь все будет по-другому. Но даже если Юфимия и смотрелась бы чужой в Челтенхеме, то здесь, в Соседстве, она была его женщиной, а все остальное ему безразлично.

– Наверное, я меньше помогал ей, чем должен был бы, – угрюмо буркнул Маккей. – Она отуземилась. Ушла к дровосеку из Морковок.

А что еще ей оставалось делать?

– У нее… у них… у них был только один ребенок?

– Ну да. А потом этого ее Морковку сожрал югуляр. Через год или два она вернулась ко мне – с ребенком, пеленками и всем прочим. – Он пожал плечами. – Ну, я ее пустил. Отдельные спальни и все такое… ну, вы понимаете. Так мы лучше ладили. И Тим. Чертовски славный паренек, правда. Растил его как джентльмена. Научил ловить рыбу. Он отправился на Землю два года назад. Последнее, что мы слышали о нем, – он работает в Штаб-Квартире. Там-то он пришелец, само собой. Ну, не будем тыкать пальцами, старина! Не сомневаюсь, от меня тоже залетел кое-кто в поселке.

– Маккей тяжело поднялся.

Для него главным оставалось то, что его жена отуземилась, бросила его ради Морковки. Возможно, он даже не заметил того, какой храбрости потребовалось от нее, чтобы вернуться к нему и его драгоценным друзьям. Ладно, то, что она делала или не делала, мало теперь значило для Джулиана. Лучше уж представить ее влюбленной в молодого Морковку, чем лежащей в постели со скользким Пинки Пинкни. В Морковках нет ничего плохого, если не считать того, что они смертны. Домми, например, во сто крат лучше этого Пинкни или даже этого скудоумного Уильяма Маккея.

– Что слышно про Экзетера? – спросил Маккей, направляясь к двери.

– Ничего хорошего. – Джулиан обрисовал ему ситуацию. – Я больше беспокоюсь за Алису Прескотт. То есть я хотел сказать – Пирсон.

Маккей вяло кивнул.

– Что вы собираетесь делать?

Джулиану пришлось немного подумать, чтобы подытожить все, что он узнал. Если Юфимии нет в Олимпе, ему нет смысла оставаться. С одной рукой он не мог даже помогать в уходе за больными.

– Наверное, вернусь к крестовому походу Экзетера. Алиса – старый друг, а Экзетер, возможно, уже мертв. Я в некотором роде отвечаю за нее. Если Зэц заколдовал ее, она могла тоже погибнуть или сойти с ума. Или Джамбо, если это он отравленная пилюля. Грипп, должно быть, уже охватил все вейлы. Она не знает языка, у нее нет денег. – Эта сучка Урсула вряд ли поможет ей…

– Ну что ж, от вас там больше толку, старина, чем от меня. Мне пора возвращаться в Тронный Зал. Удачи. – Маккей протянул ему вялую руку. – Не рассчитывайте найти здесь особенно много по возвращении, да?

– Ладно, не буду.

 

41

Поверхностный осмотр поселка подтвердил рассказ Маккея. Полли Мургатройд организовала питание и уход за больными, но Морковки полностью контролировали снабжение продовольствием и могли в любой момент прекратить его. Помочь Джулиан не мог ничем. Он обнаружил, что три четверти пришельцев бежали, и никто из оставшихся не мог или не хотел составить капитану Смедли компанию в его стомильной прогулке. На конюшне не осталось ни одного кролика, а когда он дошел до загона для драконов, то обнаружил пустым и его. Должно быть, Семьдесят Седьмой разобрался в ситуации и избрал единственно верный путь.

Он захватил одеяло, запасную одежду, немного денег и вышел в путь с мешком за спиной и зонтом в здоровой руке. Он мог успеть в Рэндорвейл засветло. Конечно, он мог нести с собой инфекцию, но его опередило столько народа из Службы, что вряд ли это изменило бы ситуацию. Из Рэндорвейла он пойдет в Лаппинвейл, Мапвейл и Юргвейл – все эти перевалы проходимы. Если потребуется, он продолжит путь и в Ниолвейл, но прежде он должен узнать, что нового слышно про Освободителя. К этому времени он наверняка узнает уже, как тяжело ударил грипп по Соседству. Эпидемия, обогнувшая земной шар за пять месяцев, охватит Вейлы за несколько дней.

За пятнадцать минут он дошел до деревни Морковок. Его приближение заметили, и встречать его вышли трое мужчин. Двоих пожилых он не помнил, но третий – помоложе – служил раньше дворецким у Пинкни, хотя как его зовут, Джулиан тоже забыл. Когда до них оставалось двадцать или тридцать футов, тот, что помоложе, крикнул: «Стой!»

Джулиан остановился где был, в грязи, под зонтом.

– Сколько ваших заболело? Сколько умерло?

– Слишком много! Пусть тайки заботятся о своих больных и не трогают Морковок. Тебе нет хода сюда. – Зеленые глаза были непривычно враждебны.

– Я не понимаю… Мы принесли этой долине столько процветания, мы сделали вашему народу столько добра. И стоило прийти болезни, как вы…

– Уходи, Каптаан! – прокричал другой. – Вы навлекли на нас гнев богов. Многие из нас хотели сжечь ваши большие дома и выгнать вас вон. Не искушай нашу молодежь. Уходи.

– Я и пытаюсь.

– Тогда иди вдоль реки, – посоветовал бывший дворецкий.

Это был изрядный крюк, но харизма, очевидно, больше не действовала.

– Энтайка Маккей у вас?

– Нет.

– У меня с собой два письма – одно для нее, если она вернется, и одно от Домми для Айеты.

– Положи их на этот пень и уходи.

Джулиан подчинился и повернул прочь. Поведение Морковок раздражало, но было понятным. Для них легче приписать болезнь гневу Зэца и Пентатеона. Возможно, буря могла бы сойти на нет, если бы тайки вели себя увереннее и тверже. Но теперь Службе была нанесена смертельная рана. И Служба не могла винить в этом ни Экзетера, ни Пентатеон: кару Небесную она навлекла на себя сама.

 

42

Никто не знал, за что Ревущая Пещера заслужила столь неподходящее название, ибо мало где можно было найти место тише этого. Это была огромная пещера в склоне, выходящем на Лоспасс – один из самых оживленных перевалов в Вейлах. Элиэль уже ночевала в ней несколько дней назад по пути в Ниолвейл, так что вернулась сюда, как в хорошо знакомое место. Мышцы ее не привыкли еще к новым нагрузкам и болели так, будто их терзали раскаленными клещами. Старый Пиол выглядел по крайней мере не хуже ее, но оба замерзли под дождем как ледышки. Они вместе с дюжиной паломников вскарабкались по склону ко входу в пещеру, и там их встретил один из Носителей Щита, помощников Освободителя.

– Мы только что развели еще один костер. – Он горделиво выпятил грудь.

– Ступайте за мной, и я провожу вас туда, только постарайтесь не шуметь.

Пол в пещере был по большей части ровный, но усеянный камнями, обрушившимися, судя по всему, со свода. Извилистая тропа вела в полумрак. Поначалу Элиэль не видела ничего, кроме спины Пиола прямо перед собой, но постепенно ее глаза привыкали к неяркому свету множества костров, вокруг которых небольшими кружками собрались люди. Не шуметь их просили потому, что все слушали Д’варда. Он сидел у одного из костров, но говорил громко, так, чтобы слышали все. Он не проповедовал, он просто отвечал на вопросы.

Элиэль усадили у дымной, шипящей, еще не разгоревшейся как следует груды ветвей, и она протиснулась поближе к ней, не прекращая дрожать. Сквозь треск веток и стук зубов она почти не слышала, о чем идет речь. В пещере сильно пахло мокрой одеждой, но она радовалась обществу. Огонь разгорался, и она понемногу отогревалась. Только тут она поняла, что один из притиснутых к ней людей – Дош. Свет костра блеснул в его глазах, когда он увидел, что она узнала его.

– Ты что, следишь за мной? – сердито прошептала она.

Он кивнул и прижал палец к губам.

Она огляделась по сторонам. Все новые люди набивались в пещеру. Рядом развели еще один костер, и вновь пришедших вели уже к нему. Тишина для такой толпы стояла неправдоподобная.

Д’вард поднялся и перешел к следующему костру. Кто-то освободил камень, чтобы он мог сесть. Теперь он сидел ближе к ней, так что она слышала лучше.

– Ну? – весело спросил он. – Вопросы есть?

– У меня есть вопрос к тебе, еретик! – Резкий голос принадлежал рослому мужчине в темной хламиде. Элиэль не могла разобрать цвет хламиды, но узнала в нем одного из жрецов Падлопана, ехавшего вчера в телеге вместе с ней.

Голос Д’варда звучал не мягче.

– Ты растратил жизнь, поклоняясь ложному богу болезней! Не знаю, найдутся ли слова, способные пробиться сквозь годы извращенного мышления, но спрашивай.

Жрец поднялся на ноги и стоял теперь массивной темной фигурой на фоне пляшущего огня.

– Ты говоришь, ты идешь убить Смерть? Тогда скажи нам, что будет потом, когда Смерть погибнет! Будем ли мы жить вечно?

Освободитель вздохнул:

– Что бы я ни ответил тебе, ты все равно не поверишь мне. Ступай с нами и увидишь сам, что случится. У кого еще вопросы?

– Я еще не кончил, – взревел жрец. – У меня еще много вопросов! – Ответом ему был взрыв негодования толпы. Это заметно потрясло жреца, но не поколебало его решимости. Д’вард что-то резко сказал ему, и он опустился, скрывшись из вида.

Элиэль чуть не захихикала. Она встретилась взглядом с Дошем и увидела, что тот ухмыляется так, словно уже слышал такие разговоры раньше.

Следующего вопроса она не расслышала.

– А! – сказал Д’вард. – Не все расслышали это. У тебя, жрец, отменно громкий голос. Повтори-ка этим добрым людям, что спросила госпожа?

На этот раз жрец не вставал, но голос его не сделался от этого тише.

– С удовольствием, с удовольствием! Эта женщина говорит, что ее ребенок умирает, так что можешь ли ты. Освободитель, убить Смерть вовремя, чтобы спасти его? Да, ответь нам, Освободитель!

Д’вард молчал, и в Ревущей Пещере воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только негромким потрескиванием веток в кострах.

– Передайте мне этого ребенка, – произнес он наконец.

Элиэль приподнялась на коленях, надеясь хоть что-нибудь увидеть, но перед ней было слишком много тел и камней, а люди за ее спиной зашипели на нее, так что ей снова пришлось сесть. Все, что она разглядела в узкий просвет, – это знакомое лицо Д’варда, освещенное бликами костра. Он склонился над ребенком.

– Вот! – сказал он. – Я надеюсь, это ответит на твой вопрос, мать, и на твой тоже, жрец. Бедная кроха голодна. Ни у кого не найдется капельки еды для голодного ребенка? Спасибо, брат, и да благослови тебя Неделимый. А ты ступай к маме, киска!

Ревущая Пещера не наполнилась ревом, но по ней пронесся шелест шепота, а потом несколько голосов вскричали: «Чудо!»

Элиэль оглянулась, и выражение лица Доша было насмешливым, как она и ожидала.

– Как меня? – спросила она. – Он исцеляет других? Он делает это все время?

Дош кивнул. Она съежилась, лихорадочно размышляя.

Д’вард подождал, пока голоса не стихнут.

– На нашего гостя снизошло благословение Неделимого. Кто еще хочет задать вопрос?

Это продолжалось больше часа. Он переходил от костра к костру и за это время исцелил женщину с парализованной рукой, и еще одного ребенка, у которого был жар, и вернул зрение слепому. Иногда он шутил и смеялся, иногда был серьезен. Порой его ответы превращались в короткие притчи, объяснявшие суть, но не дававшие жрецам повода для придирок. Он вел себя неизменно приветливо со всеми, кроме жрецов. К ним он обращался так же, как и они к нему, – уничтожающе грубо. Это можно было понять, ибо они не оставляли попыток подловить его на чем угодно. Впрочем, этого им так ни разу и не удалось, хотя некоторые из его ответов отличались уклончивостью, как тот, который он дал жрецу Падлопана.

Его мастерство потрясало. Элиэль и раньше доводилось видеть завороженных зрителей, но ни разу – так долго и тем более не в результате импровизации, ибо Д’вард явно действовал без какого-либо предварительного сценария. В конце концов он оказался совсем рядом с их костром, и она ждала его, дрожа от страха, что он может повернуть и пойти куда-то еще.

Когда он дошел до них, за высокой аркой входа в пещеру стемнело, и не просто стемнело, а дождь сменился снегом. Люди потеснились, чтобы дать ему место, но он остался стоять, скрестив руки. Она вспомнила, как он играл Джинуу в «Трагедии Трастоса». Тогда на нем не было ничего, кроме набедренной повязки, и свет факелов заставил его сиять как бога, которого он изображал. О, какой это был триумф! У нее перехватило горло, и она затрепетала от нестерпимого желания вскочить и обнять его.

Он посмотрел на нее, словно не узнавая, потом обвел взглядом всю их группу.

– Кто будет спрашивать здесь?

– Надвигается буря! – закричал сидевший рядом с ней старик громким, невыразительным голосом глухого. – Мои кости чувствуют это! Мои кости всегда предупреждают меня, когда надвигается непогода! Поведешь ли ты нас дальше завтра, молодой человек, или останешься здесь переждать ее, а? – Это был хороший вопрос. Глухой казался еще старше Пиола, и на нем не было почти ничего, кроме крошечной повязки, – нищий как нищий, наверняка присоединившийся к Свободным ради дармовой кормежки.

Д’вард пожал плечами:

– Здесь нам тепло, в лесах хватает дров, в реке – воды, к нам гонят мясо – так зачем нам спешить навстречу завтрашним невзгодам?

– Потому, что мне осталось не так уж много «завтра», молодой человек, вот почему!

Д’вард рассмеялся и похлопал старика по костлявому плечу.

– У тебя впереди целая вечность, дед! Но если твои кости говорят правду, тогда, пожалуй, нам лучше переждать непогоду здесь. Не у одного тебя нет нормальной одежды. Я не хочу, чтобы кто-нибудь замерз. Ладно, если среди нас есть богатые люди, готовые купить башмаки и теплую одежду для Свободных, это было бы очень достойным деянием в глазах Неделимого.

Он снова обвел взглядом сидевших у костра, словно ожидая нового вопроса. Глаза его, вспыхнув сапфирами, на мгновение задержались на Элиэль. Знает ли он про ее пояс с деньгами? Должно быть, у нее больше денег, чем у любого другого из них. Она не позволит Д’варду забрать эти деньги на свою богохульственную блажь.

А если позволит, забудет ли он свои несправедливые подозрения? Поймет ли он то, что теперь она всего лишь хочет быть его другом?

Обнимет ли он ее хоть раз, только раз, чтобы показать, что верит ей?

– Могу я спросить? – послышался голос Пиола Поэта, каким-то образом оказавшегося по другую сторону костра. – Только боюсь, господин, что он может показаться тебе дерзким.

Д’вард усмехнулся:

– От тебя я жду только проницательных вопросов, старый друг. Спрашивай.

– Ты учишь вещам, которых нет ни в одной священной книге. От чьего имени ты говоришь?

Освободитель поднял голову, чтобы ответ его был слышен всей пещере.

– Пиол Поэт спрашивает, от чьего имени я говорю. Ох, Пиол, Пиол, неужели ты так веришь книгам? Кому как не тебе знать, как часто ошибается переписчик, копируя текст. Ты ведь знаешь, что даже оригинал написан рукою смертного, ибо писания никогда не создаются самими богами. Так разве не лучше слышать слова самого учителя, нежели бесчисленные пересказы? Я говорю от имени Единственного Истинного Бога, который послал меня.

Несколько человек разом заговорили. Д’вард кивнул самому громкому из них, угрюмому на вид мужчине, сидевшему, обняв одной рукой девушку не старше Элиэль. Возможно, он находился здесь только из-за нее, ибо поведение его было далеко от почтительного.

– Ты утверждаешь, что ты Освободитель, предсказанный «Филобийским Заветом». Но если верить «Завету», Освободитель родился меньше пяти лет назад. Как тогда ты можешь быть этим Освободителем?

Д’вард не обрушился на него, хотя кое-кто из слушателей и зарычал сердито в ответ на это кощунство.

– В «Завете» обо мне говорится немного по-другому, и я могу призвать свидетеля того, что происходило на самом деле. Элиэль Певица здесь, та самая Элиэль, о которой тоже говорится в пророчестве, та самая Элиэль, которая исполнила пророчество. Встань, Элиэль, и скажи всем, что ты видела.

Страха перед сценой Элиэль не испытывала с малых лет. Однако теперь она в ужасе смотрела прямо в синие глаза Д’варда. Она не могла говорить просто так!

– Давай, давай! – Дош подтолкнул ее. – Дай им главное представление в своей жизни. Певица! Только раздеваться не надо!

Она сердито шлепнула его по руке.

И тут Д’вард улыбнулся ей. Она и забыла, как он улыбается. Она неуверенно поднялась на ноги.

– Иди сюда и расскажи все, – повторил он. – Вот сюда! Прости, дед.

Он предлагал ей залезть на плоский камень, на котором сидел старик. Она протянула руку, чтобы он помог ей, но он не обратил на это внимания. Тогда Дош обхватил ее за талию и поставил на эту импровизированную сцену. Огромная пещера, полная мерцающих огней… бесчисленные нетерпеливые лица. Она никогда еще не выступала перед такой большой аудиторией, и слов своих она не учила. Пиол даже не написал еще ее роли. Биение сердца, казалось, заполнило всю пещеру; внутренности сжались в тугой комок.

– Начни с самого начала, – сказал Д’вард снизу. – Как ты рассказывала Дошу. – Он снова улыбнулся.

Она повернулась к слушателям и набрала в грудь побольше воздуха.

– Меня зовут Элиэль Певица. – Она услышала, как ее голос эхом отразился от каменных стен. – Пять лет назад я пришла в Наршвейл с труппой бродячих актеров. Невинным ребенком была я тогда и не думала, что злые силы замыслили убить меня и что мне суждено сыграть одну из главных ролей на сцене истории…

Дальше все пошло как по маслу. Она рассказала все, или почти все. Она опустила только поспешное исчезновение Д’варда из Сусса, но упомянула и первое чудо, когда он избавил Дольма Актера от его заклятия, и чудо вчерашнее, когда он исцелил ее ногу. Когда она закончила свой рассказ, небо снаружи сделалось совсем черным. Она ожидала оваций, ибо не сомневалась в том, что это лучшее представление за всю ее жизнь. Ее встретила мертвая тишина. Ну и ладно! В храмах не аплодируют, а сегодня эта пещера превратилась в храм. Тишина уже знак признания, а в пещере было очень тихо. Ни звука. Она проповедовала за еретика! Она ни капельки не жалела об этом, хотя и гадала, что бы сказал на это ее отец.

Она повернулась на своем возвышении, намереваясь прыгнуть в руки Д’варду – чтобы он обнял ее и поздравил шепотом, а может, даже и поцеловал.

Но Д’вард уже ушел.

 

43

Когда Элиэль Певица как следует разошлась в своем изрядно драматизированном представлении о Пришествии Освободителя, Д’вард кивнул Дошу, чтобы тот шел за ним, и тихонько выскользнул из круга людей. Никем не замеченный, он шагнул в темноту. Огромный щит мешал Дошу так же легко и быстро передвигаться, но Дош принял вызов. Он первым добрался до перегораживавшего пещеру каменного завала. Д’вард появился чуть позже и оглянулся в поисках своего исчезнувшего спутника. Дош бесшумной тенью подкрался к нему сзади и прошептал: «Господин?»

Д’вард подпрыгнул от неожиданности и засмеялся.

– Пытаешься напугать меня до смерти? – В слабом свете костров лица его почти не было видно, но он улыбался, и если чьи-то улыбки и могут светиться в темноте, то эта была из таких. – Знаешь эту пещеру?

– Лучший ночлег в Вейлах за такие деньги.

– Верно. Значит, ты знаешь маленькую пещерку вот здесь?

Дош кивнул:

– Она называется Блошиной Ямой.

– Возможно, не без оснований. Я попросил Килпиана поддерживать там огонь. Постарайся не пускать туда никого, кроме Друзей и Носителей Щита, ладно?

Ох, проклятие! Пещера была шириной не меньше пятидесяти шагов, и хотя перекрыть основной проход через завал не составляло труда, здесь было полно других лазеек. Ревущую Пещеру Дош облазил еще в детстве – она служила Лудильщикам любимым местом стоянки. Он помнил пять или шесть мест, по которым можно было пролезть в Блошиную Яму. Темнело, но, пока горят костры, в пещере не будет темно по-настоящему. Желающие смогут пролезть через завал и без факела, если ползти не спеша.

Он вздохнул:

– Ты всегда находишь мне самые трудные поручения!

– Да, – серьезно ответил Д’вард. – Отчасти потому, что могу быть уверен: ты выполнишь их лучше любого другого, отчасти – потому, что знаю: ты любишь трудные. – Он снова улыбнулся. – Разве не так?

– Нет! – Но тут Дош понял, что ему нравится незнакомое ощущение чужого доверия к себе. – Ну, может быть. Наверное, да. – Он сам не знал этого точно, но это было так. Уже не в первый раз он подумал, что Освободитель, возможно, знает его лучше, чем он сам. – Я пригляжу за тем, чтобы тебя не беспокоили, господин.

– Молодец. – Д’вард сжал его плечо. – Ты никогда не подводил меня, Дош.

– Он исчез в темноте.

С минуту Дош стоял, обдумывая последние слова Д’варда. Никогда не подводил его! Как же это приятно слышать! И как странно то, что он может так думать – он, Дош Прислужник, кого никогда не заботило ничего, кроме плотских наслаждений, причем чем грязнее были эти наслаждения, тем лучше. Что ж, некоторые чудеса не так заметны, как другие… Потом он вскинул тяжелый щит Прат’ана на плечи, поправил (ужасно тяжелый) мешок с деньгами на поясе и отправился искать себе помощников.

Он взял на эту работу Носителей Щита Тьелана и Гастика, двоих Друзей и еще трех смышленых ниолийских юнцов, на которых положил глаз чуть раньше. Потом отыскал Титтрага Каменщика, нового Носителя Щита, достаточно здорового, чтобы сдвинуть весь завал голыми руками. Он расставил их парами, перекрыв все возможные места проникновения лазутчиков. Никто особенно не обрадовался новому заданию – все боялись Жнецов.

– Не бойтесь их, – успокаивал он. – При желании Жнец может пробраться невидимым, а в этом случае он не захочет оставлять за собой мертвые тела – зачем ему поднимать лишний шум? То же самое относится и к членам секты Эльтианы, или ублюдкам Крови-и-Молота, или любым другим убийцам, которых могут наслать на Д’варда злые чародеи. Не бойтесь их, ибо они не боятся вас и вы все равно не сможете ничего поделать с ними. Если они объявятся, ими займется сам Д’вард. Ваша задача – отгонять докучливых. Будьте вежливыми и внимательными, но твердыми. Если возникнут сложности, крикните меня. Я буду ходить вдоль завала.

Отгонять докучливых… Некоторые хотят говорить с Освободителем лично, чтобы рассказать о своих бедах, поведать правду богов или указать Д’варду на его ошибки. С большинством из них Д’вард разбирался в течение дня, но такие люди обычно не понимают, что у него могут быть дела и поважнее, например, сон. Больше всего пока докучали жрецы. За Освободителем увязалось уже несколько дюжин жрецов, и каждый был исполнен решимости изобличить его ересь.

Дош начал патрулировать вдоль края завала, держась-начеку, зорко следя за теми, кто заходил в глубь пещеры, а заодно и за своими помощниками. Его огорчило то, как легко он мог пройти совсем рядом с ними, так и оставаясь незамеченным. Конечно, многолетний опыт сделал из него первоклассного лазутчика, но и остальным полагалось бы быть не хуже.

Слишком много в пещере укромных мест, слишком много людей, слишком мало света. Даже если бы у него было достаточно дров, чтобы развести целую цепочку костров поперек всей пещеры, все равно оставалось бы слишком много темных мест. Работа, которую поручил ему Д’вард, была не просто сложной, она была почти невыполнимой.

 

44

– Ну и ну! – воскликнул Джамбо. – Для туземки она потрясающая актриса!

– Он сидел у маленького дымного костра в дальнем углу Ревущей Пещеры, сложив руки на коленях. Он казался совершенно спокойным, словно наблюдал за матчем в крикет на сельской лужайке.

Алиса промолчала. Он имел в виду знаменитую мисс Элиэль, заметно выросшую по сравнению с той девочкой, какой ее описывал Эдвард в семнадцатом году. К тому же росла она в чересчур подозрительных местах.

Поездка верхом на драконе – уже сама по себе довольно необычна, но эта пещера – это вообще нечто дикое! Алиса ни за что бы не поверила, что ее следующая встреча с кузеном произойдет в столь странном месте. Едва войдя, она сразу же узнала его голос, даже искаженный эхом в этом гулком пространстве, даже говоривший на незнакомом языке. Эдвард не вещал мысленно, как делал это Зэц, и все же ей часто удавалось уловить смысл его слов. Позже она увидела его издалека. Он совсем не изменился, если не считать бороды. Борода не шла ему, но, возможно, она была необходимым атрибутом той роли, которую он играл. А он неплохо справлялся. Сотни людей сгрудились у десятков мерцающих костров под голубой пеленой дыма. Все это очень напоминало Ад, тот Ад, который так наглядно описывал их дядя Роли, ну, правда, здесь никто не визжал и вообще никто не страдал. Напротив, пещера представляла собой узел, и виртуальность добавляла происходящему волнующую ауру святости. Ей отчаянно хотелось вскочить и крикнуть: «Это же просто Эдвард! Я помню его еще с тех пор, когда он расквашивал себе нос и ревел, просыпаясь от страшных снов».

Разумеется, она не стала делать этого. Никто бы ее все равно не понял. Но иметь в семье святого было решительно странным ощущением.

Женщина со щитом на спине крикнула что-то, перекрывая гул разговоров.

– А что теперь происходит? – поинтересовалась Алиса.

– Она говорит, – ухмыльнулся Джамбо, – что экспресс на Понтефракт и Лландудно отправляется с четвертой платформы.

– Я попрошу кузена, чтобы он превратил вас в соляной столп.

– На самом деле она говорит, что еда сейчас будет, что комната «для леди» там, а «для джентльменов» – вон там, и что не найдется ли добровольцев сходить за хворостом?

– Тогда сходите добровольцем, – предложила Алиса. – Разве нам не надо проверить, как там драконы? А что, если их как раз крадут?

– Тогда мы пойдем домой пешком. С ними все в порядке. Мне кажется, самое время пойти и перекинуться парой слов с нашим уважаемым Освободителем. – Джамбо легко вскочил и протянул ей руку, чтобы помочь встать, словно ей сто лет. Тем не менее она приняла ее: джентльменам приятно верить, что от них есть польза. По всей пещере люди поднимались размять ноги – тела заслонили свет костров.

– Я его больше не вижу, – сказала она.

– Я знаю, куда он пошел. Идем. Если мы потеряем друг друга в темноте, я буду ждать вас под этим зубом, идет? – Махнув в сторону самого длинного сталактита, Джамбо взял ее за руку и уверенно повел куда-то в глубь пещеры. Левой рукой он решительно расталкивал толпу, не забывая, однако, бормотать извинения. Казалось странным, что его так мало беспокоили драконы, которых оставили пастись у входа в пещеру. До этого вечера он трясся над ними, как над призовыми скакунами. Ладно, ему виднее, что делать. Он человек опытный, да и спутник славный.

Сейчас она встретится с Эдвардом. За этим она и приехала сюда. Поймет ли он, зачем она здесь? Она всю дорогу боялась этого. Теперь все по-другому. Она видела слепого, которому вернули зрение, и больного, хнычущего младенца, внезапно ожившего и начавшего смеяться. Исцеление внушением могло объяснить случай с мужчиной, но не с младенцем, и она не была уверена в том, что так уж верит во внушение. Если бы эти чудеса совершал кто-то другой, она бы ни минуты не сомневалась, что все это подстроено, а инвалиды – подсадные, помощники, заранее рассаженные среди зрителей.

Эдвард никогда бы не пошел на такое. Если уж он вершил чудеса, то настоящие. Волшебство. Конечно, мисс Пимм тоже пользовалась волшебством, и законы параллельных миров давали Эдварду в Соседстве те же силы, которыми мисс Пимм обладала на Земле. Эта пещера наверняка была узлом – Алиса ощущала чуть жутковатое покалывание виртуальности даже на расстоянии. Но как же непривычно видеть кузена, которого она знала всю свою жизнь, своего молочного брата, убедительно исполняющего роль Иисуса. А ведь он именно это и делал. Она считала себя христианкой, но ей нравилось верить в то, что она обладает терпимостью и достаточной широтой взглядов. Его представление несколько покоробило ее; впрочем, в мире, где христианства не существует, это вряд ли можно считать святотатством. Она должна избегать скоропалительных выводов. Он, несомненно, объяснит ей свои мотивы. А даже если и не объяснит, ей надо верить в него и не спрашивать.

Она вдруг ощутила прилив гордости: надо же, сколько народу он собрал в свои ряды! Мой кузен – мессия…

Она протискивалась сквозь толпу следом за Джамбо, направляясь в глубь пещеры. Вскоре путь им преградила стена каменных обломков и сосулек-сталактитов. Над головой, в местах, откуда вывалились эти глыбы, зияли пустоты. Впрочем, пещера была древней-древней, и последний обвал произошел здесь много лет – или веков – назад. Так что бояться нечего. Но все равно от страха у нее захватывало дух. Здесь почти не было света. Она никогда раньше не страдала клаустрофобией, так что зачем начинать сейчас? Ведь это только от виртуальности у нее по коже бегают мурашки, правда?

Подойдя поближе к завалу, она услышала громкие голоса. Джамбо вдруг замер, прислушиваясь. Перед стеной циклопической кладки о чем-то спорили пятеро мужчин. Трое из них были в хламидах. Эти трое что-то требовали, а двое других, один из которых держал в руках круглый щит и устрашающего вида копье, отказывали. Предметом их спора было, судя по всему, темнеющее в завале отверстие прохода.

– Что происходит? – шепотом спросила она.

– Шш! – откликнулся Джамбо. Не прошло и минуты, как трое в хламидах повернулись и, сердито бормоча что-то, поплелись обратно к остальным. Двое остались на месте.

– Похоже, – негромко проговорил Джамбо, – что наш преподобный друг не желает, чтобы его тревожили. Эти похожие на монахов парни – жрецы. Кажется, Тиона. Давайте посмотрим, сможем ли мы добиться большего.

Он снова повел ее вперед и, минуя трех раздосадованных жрецов, направился к двоим часовым.

– Они не очень-то похожи на комитет по торжественной встрече, – пробормотала Алиса.

– Они просто отгоняют всякую шваль. Они не посмеют отказать настоящей леди.

Алиса не была уверена, что похожа сейчас на настоящую леди. Несколько последних дней не улучшили ни ее прически, ни цвета лица; она была закутана в тяжелые, намокшие меха, из-за которых от нее пахло псиной. При виде ее часовые не вытянулись по стойке «смирно».

Еще на ходу Джамбо начал объяснять что-то и продолжал говорить, проходя мимо часовых… вернее, пытаясь пройти. Он был остановлен острым наконечником копья. Тон его голоса изменился, хотя в нем продолжала сквозить надменность пришельца.

Копье не шелохнулось. Второй часовой буркнул что-то в ответ.

Джамбо повторил попытку, на этот раз более мягким тоном. Не помогло. Его харизма не действовала. Эта новость явно застала его врасплох.

– Вы забыли надеть старый школьный галстук, – фыркнула Алиса и мысленно хлопнула себя по рукам за бестактность.

Джамбо смерил ее кислым взглядом.

– Меня так и подмывает превратить их обоих в тыквы.

– Эмоциональная реакция… А что, вы разве можете?

– Только в полночь. – Он снова пустился в долгие, тихие объяснения. На этот раз он добился более или менее вежливого ответа. В нем даже слышались нотки сожаления, и все же это был явный отказ.

Тут из темноты появился третий человек. Невысокий, светловолосый, он на первый взгляд показался Алисе совсем мальчиком. Потом она заметила, что на спине у него тоже висит щит. Копья у него не было, но по поведению часовых она поняла – он здесь главный.

Джамбо начал все снова, и на этот раз Алиса услышала свое собственное имя и другие: Урсула, Капитан и Джамбо. Ему приходилось упрашивать, а он не любил этого. Что-то из того, что он говорил, произвело-таки впечатление на юнца, тот рявкнул какой-то приказ, и один из часовых, у которого не было щита, повернулся и исчез в отверстии между большими валунами.

Это был какой-никакой, но успех. В результате этого в полумраке остались стоять четверо: двое бдительных и неумолимых часовых, один переминающийся с ноги на ногу в холодной ярости Джамбо и одна Алиса, отчаянно старающаяся не показать, насколько ее забавляет все происходящее.

– Куда мы пытаемся проникнуть? – спросила она.

– Хррмф! Там, за этим завалом, еще пещера. Я спал там много раз. Путники всегда выбирают ее, там уютнее. Тепло зимой и прохладно летом. Экзетер прячется именно там.

Джамбо снова замолчал. Минуты тянулись медленно-медленно. Паломники во внешней пещере затянули какую-то песню. Тональность показалась Алисе странной, но ритм был достаточно боевым, чтобы служить местным эквивалентом «Вперед, Воинство Христово». Неужели Эдвард еще не научил их школьным песням из Фэллоу?

– Есть и другие пути через этот мусор, – буркнул Джамбо.

– Терпение! – успокаивающе сказала она. – Не забывайте, он ведь знаменитость. Он не может позволить, чтобы ему докучали все время.

В проеме мелькнул свет. Из расселины показался факел, а за ним – державшая его женщина. Она остановилась, разглядывая просителей.

– Привет, Джамбо. Добрый вечер, мисс Прескотт. Меня зовут Урсула Ньютон.

– Очень приятно, – откликнулась Алиса, жмурясь от яркого света. – Собственно, я теперь миссис Пирсон. – Какая, черт возьми, разница? – Но, конечно, я все еще кузина Эдварда.

Тут полагалось бы вступить в разговор Джамбо, или миссис Ньютон сама должна была бы провести посетителей в святая святых. Вместо этого та продолжала стоять и по очереди пристально вглядываться в обоих. Алиса ощутила приступ раздражения. Она зашла так далеко, и что же, все зря?

– Капитан Смедли тоже с вами? – спросила она.

– Нет, он возвращается в Олимп. – Урсула Ньютон была мощного вида дамой в толстом шерстяном плаще местного покроя. Волосы ее были острижены необычно коротко. Держалась она с явным подозрением. – Вы простите меня, если я задам вам пару вопросов?

– Черт подери, Урсула! – не выдержал Джамбо. – Какой бес в тебя вселился?

– Благоразумие. – Она нацелила свой испытующий взгляд на Алису. – Скажите, миссис Пирсон, кто такая была Будджа?

– Кто? – Боже милостивый! – Нянька Эдварда в Ньягате.

– А Пятнашка?

– Детеныш леопарда, мы его пытались приручить как-то, без особого…

– Неверный ответ!

Мгновение Алиса, не веря в происходящее, просто смотрела на женщину. Потом спохватилась.

– О! Это еще Джулиан Смедли, он был национальным чемпионом по прыщам.

Урсула заметно расслабилась. Впрочем, улыбка ее не стала от этого намного добрее.

– Спасибо. Поймите, Освободителю приходится быть очень осторожным, а ваш приезд стал для него полной неожиданностью.

– О, так, значит, он теперь Освободитель, да? – засмеялся Джамбо. – Урсула, дорогая, так ты теперь перешла на другую сторону?

Глаза ее сузились.

– Не совсем. Я до сих пор считаю, что он сделал серьезную ошибку, начав этот крестовый поход. Что ж – что сделано, то сделано, я верю в то, что все это нужно провернуть как можно быстрее. А ты?

– И я. Мы пришли вовсе не для того, чтобы пытаться уговорить его отказаться от этого, что бы ты там ни наговорила Экзетеру. У нас для него интересные новости.

– Тогда миссис Пирсон может передать их ему. Тебя, Джамбо, он видеть не хочет.

– Я понимаю. – Что ж, он принял эту новость, как и подобает джентльмену, но даже в неверном свете факела было видно, как он покраснел.

– Передай ему мои лучшие пожелания, ладно? – Он повернулся и пошел прочь, прежде чем Алиса нашлась что сказать. Как ужасно!

Урсула сделала Алисе знак следовать за ней. Подняв факел повыше, она первой шла по узкой, полого уходящей вниз тропе. Камни придвинулись ближе, угрожающе нависая над головой, словно насмехаясь над ее клаустрофобией. Пол был неровным.

– Я приношу свои извинения за эти инквизиторские меры, – сказала Урсула не оборачиваясь. – Палата послала к нему живые бомбы замедленного действия. Ваше появление здесь было таким неожиданным, что я настояла, чтобы он принял некоторые меры предосторожности.

– И присутствие Джамбо совершенно нежелательно. – Алисе надо будет переговорить с Эдвардом на этот счет, так сказать, навести мосты. – Конечно. Это можно понять. Кстати, что это за живые бомбы с часовым механизмом? Надеюсь, у них из ушей не торчат фитили?

– Боюсь, все не так просто. Это люди, порабощенные маной, чтобы убить Освободителя. Если это вас утешит, я могу сказать, что не обнаружила никакого заклятия ни на вас, ни на Джамбо, но это ничего не значит. Только самое примитивное заклятие можно обнаружить просто так.

– Ну, уверяю вас, я действительно его кузина. Только что из Англии. Я здесь в отпуске, как бы странно это ни казалось.

Миссис Ньютон иронически фыркнула.

– Ну и выбор, однако, у вас мест для отпуска! Здесь придется протискиваться. Смотрите под ноги. – Она подняла факел выше. Тропа пошла круче вниз, и Алисе пришлось чуть отстать, остерегаясь жара факела.

Ее провожатая остановилась и обернулась.

– Почти пришли, – негромко проговорила она. – Последняя просьба: миссис Пирсон, пожалуйста, не подходите к своему кузену близко. Его телохранителям приказано останавливать любого, кто попробует прикоснуться к нему. Они могут быть не совсем вежливы.

Вся эта ерунда начинала надоедать Алисе.

– Разве живой бомбе необходимо дотрагиваться до него, чтобы убить?

– Возможно, и нет, но это самый простой путь разрядить магический заряд. Именно так действуют Жнецы Зэца. Вы сами можете даже не догадываться, что на вас наложено заклятие. – Говоря эту невероятную чушь, Урсула Ньютон оставалась абсолютно серьезной. – В вас могут заложить неодолимое желание прикоснуться к нему и потом исполнить какой-нибудь смертельный ритуал, хотя вам он и покажется совершенно невинным.

– Я буду изо всех сил стараться не распускать руки.

– Вполне разумное решение. Прошу вас, идите за мной.

Как и говорил Джамбо, в пещере было значительно теплее. Лето надолго сохранялось здесь, в недрах горы, да и виртуальность под каменными сводами ощущалась сильнее. Потом впереди забрезжил слабый свет, и Алиса поняла, что спускается в большую подземную пустоту, которую вполне можно было считать отдельной пещерой. Судя по всему, ее давно обжили; на полу валялись щепки и клочья коры. В центре размещался очаг из потемневших камней, окруженный низкими плоскими камнями для сидения. За ними виднелись охапки пожухлой листвы и бесформенные груды тыквенных бутылей и дров.

У костра сидели человек пять или шесть; в пляшущем свете костра они казались призраками. Эдвард сидел в самой середине и негромко говорил что-то внимательно слушавшим его подданным. Он казался усталым, но держался молодцом – это после такого-то представления!

При виде ее все повскакивали с мест, но она смотрела только на высокого мужчину в монашеском одеянии. Да, ей хотелось броситься и обнять его, но что же здесь зловещего? Просто нормальная реакция при встрече с единственным оставшимся в живых родственником, да еще после долгой разлуки. Ее остановили только настороженные взгляды, которые исподтишка бросали на нее эти люди.

– Алиса!

– Эдвард! Как здорово снова видеть тебя!

– И тебя тоже. Э… ты не присядешь?

Она шагнула к плоскому камню с наброшенным на него клочком шкуры. Подождав, пока она сядет, вернулись на свои места и остальные. Урсула Ньютон осталась стоять.

Все молчали. Эдвард уставился на Алису так, словно она призрак, или Чаша Святого Грааля, или сам король Георг, и у нее язык тоже отказывался шевелиться. Столько всего нужно было сказать, что оба не знали, с чего начать. Она почти физически ощущала невидимую стену недоверия между ними.

Норфолк казался ей теперь таким далеким.

Она первая справилась со своим голосом.

– Я здесь не по делу, Эдвард. Просто в отпуске. Я не несу ничьих знамен. Как забавно, ты совсем не изменился! – Вблизи борода была не так уж и страшна, да и вообще это была скорее не борода, а грубая щетина. С патриархальной бородой, как у Теннисона, он казался бы персонажем из студенческой постановки.

За спиной ее хрипло кашлянула Урсула.

– Ну, я оставлю вас, ладно?

Охрана – трое мужчин и одна женщина – не понимала по-английски. Должно быть, Урсула ушла, но Алиса даже не обернулась, чтобы посмотреть.

– Извини за все эти плащи и кинжалы, – проговорил Эдвард. – Урсула…

– Все правильно. Я не в обиде.

– Ты похудела. Как у тебя, все в порядке?

– Спасибо, замечательно. – С учетом обстоятельств, разговор их был прямо-таки банальный. Было потрясающе снова видеть его. В глазах отчаянно щипало. – А ты?

Он тоскливо улыбнулся ей через костер.

– Я так соскучился по дому! Расскажи мне про Англию…

 

45

Свободные затянули новый гимн. Элиэль опять не знала слов, и потом, у нее все равно не было настроения славить Неделимого. Она до сих пор сопротивлялась мысли о том, что боги, в которых она верила всю свою жизнь, могут быть самозванцами. Костер догорал, но она уже согрелась, хоть и оставалась голодна – все свои припасы они съели еще вчера. По пещере прошел Носитель Щита, обещая, что пищу будут раздавать совсем скоро, значит, ей придется сидеть еще, съежившись, одной в толпе орущих верующих, разрываясь между убеждениями и тем, что видела сама.

Старый Пиол присел на камень рядом с ней. Она искоса посмотрела на него, не уверенная в том, хочет ли она его общества.

Он улыбнулся – перед ней сидел не наивный мечтатель, а гений, знаток человеческих сердец, способный раскрыть эти сердца и заставить их звенеть перезвоном серебряных слов.

– Говори, – сказал он. – Первое, что надо делать со сложностями, – это выстроить их по степени огорчительности.

– Они все огорчительные. – И некоторых она не может поведать даже Пиолу. – Кто такой Д’вард? Человек он или бог?

– Ты сама сказала толпе, что он чуть не умер однажды. Если ты веришь в это, ты должна верить в то, что он человек.

– Да, он был человеком тогда, – согласилась она. – Но в те дни он не разгуливал, творя чудеса… по крайней мере так, как делает это сейчас.

Пиол кивнул, терпеливо ожидая.

– Я не могу верить разом ему и Пятерым, ведь нет?

– Обоим не можешь, нет.

– Но Тион тоже исцеляет калек!

– Д’вард называет это колдовством.

– А Тион может назвать колдовством то, что делает он. Чьим словам верить?

Пиол потер седую бровь.

– Тогда подумай о других доказательствах.

Это было ясно и так, хотя она и не задумывалась об этом. На что это он намекает?

– А ты сам кому веришь?

Пиола трудно было застать врасплох. Он улыбнулся своей беззубой улыбкой.

– Скажу потом. Я не собираюсь думать за тебя.

Она состроила ему рожицу.

– Их слова уравновешивают друг друга, и их чудеса тоже. Тогда что еще может иметь значение? Ну? Какие еще доказательства у нас есть?

Возможно, он не собирался давать ей прямого ответа, но его вообще избавили от необходимости отвечать, ибо к их костру подошел Носитель Щита, собиравший деньги. Он не говорил ничего, поскольку люди в пещере продолжали петь. Мало кто нашел по нескольку монет для него; большинство только с досадой качали головой, показывая, что им нечего предложить. Элиэль тоже ничего не дала. Она носила на поясе целое состояние, но не собиралась показывать его на глазах у стольких любопытных в этой темной пещере. Носитель Щита улыбнулся и пошел дальше.

И вот еще что: Д’варда тревожила погода. Ему нужны деньги на одежду и пропитание своих последователей. У нее были деньги. Вся загвоздка в том, сможет ли она заставить себя отдать столько, даже Д’варду?

Пиол ждал.

– Что ты будешь делать завтра, Элиэль? Теперь ты можешь стать актрисой, великой актрисой. Если честно, у тебя всегда было больше сценического таланта, чем музыкального. Так что, останешься с Освободителем или пойдешь искать удачи дальше?

– В этом-то и вопрос, гусь ты старый! Не так важно то, во что я верю, – пока я решу это, годы пройдут. Что я хочу знать – так это что мне делать!

– Отлично. Уже ближе.

Она обдумала, не свернуть ли ему его старую шею. Само собой разумеется, нежно.

– А ты? Что собираешься делать ты?

– Я? О, я пойду со Свободными. Не важно, верю я Д’варду или нет, то, что он делает, – это самое потрясающее из того, что я видел за свою жизнь. Я пойду с ним в Тарг и сам увижу успех или провал пророчества. – Пиол вздохнул и сжал ее руку своими холодными пальцами. – Но я старик, мне осталось немного. На твоем месте я бы не стал делать такой выбор – это может оказаться очень опасным. Если я останусь цел, попробую записать все, что случится. – Он помолчал немного, потом усмехнулся. – Может, сделав это, я и пойму, во что я верю на самом деле, а?

Ясное дело, он знал это и сейчас, только не хотел говорить.

Конечно, в Тарге все станет понятно, но Элиэль не могла ждать так долго. Она не могла жить в такой неопределенности. Ей надо принять решение, и как можно скорее. Прямо сейчас! Идти за Д’вардом или своим путем? Д’вард советовал ей уходить. Он явно не жаждал ее общества. Это с одной стороны. Она не посмеет вернуться в Юрг, в лапы к Тигурб’лу Прыщу. Это с другой. Судя по всему, Д’вард обходил города стороной, так что скорее всего он срежет путь по Юргвенлу, направившись прямо в Мапвейл. Так рискнуть она еще могла. Или ей лучше вернуться в Ниол и поискать работы там, как и предлагал Пиол?

– Я не могу решить! – простонала она. – Какие еще доказательства ты знаешь?

– Дела, разумеется. Суди людей по поступкам, а не по словам.

– Чудеса? Колдовство?

– Что еще делают они, кроме чудес?

Элиэль вздрогнула.

– Ты имеешь в виду Зэца? Жнецов? – Она никак не могла представить себе, чтобы Д’вард посылал Жнецов убивать людей. – Дай мне хоть ниточку, Пиол!

Он вздохнул.

– Девушкам положено обращаться со своими сложностями к матерям. Боюсь только, твоя не очень-то помогла бы тебе, даже если бы еще, жила.

Элиэль поперхнулась.

– Ты ее знал? Я думала, все это было до того, как ты вступил в труппу.

– Нет. Как раз вскоре после этого. Мы две недели прочесывали весь Юрг в поисках ее – мы и все наши друзья. Мы не нашли ее нигде. Нигде! И потом она вдруг как с неба свалилась – вошла в дверь дома, где мы жили тогда.

– Уже без ума? Без ума от любви бога?

– Без ума от кого-то. Все, что она говорила с тех пор, – это: «Он меня поцеловал!»

– Он делал не только это!

– Возможно, но все, что она запомнила, – это его первый поцелуй. С тех пор и до самого дня твоего рождения она не говорила больше ничего. О чем бы мы ее ни спрашивали, чем бы ни угрожал ей твой дед, все, что она отвечала нам, было: «Он меня поцеловал!» Мечтательно так… Она не была несчастна. Она то и дело пыталась уйти и слонялась вокруг его храма, и мы, конечно, старались не пускать ее или уводили, если она все-таки ускользала из-под нашего надзора. А после того, как родилась ты, она вообще перестала говорить. Роды были не тяжелыми, но они убили ее. Нет, они ее освободили. Она ждала только твоего появления, а потом, когда дело было сделано, ее уже ничто не удерживало.

– Кен’т!

– Ну, сама она этого не говорила, да и Тронг ни за что бы не признал, что бог способен на такое.

Элиэль крепко-крепко зажмурилась, чтобы не дать выхода слезам.

– Д’вард никогда…

Она осеклась на полуслове.

Д’вард никогда бы не совершил такого чуда – или колдовства, как это ни называй. По телу ее пробежала дрожь отвращения. Кто ее мать: женщина, зачахшая из-за любви бога, или женщина, порабощенная отравленным поцелуем?

Похотливый Кен’т. Убийца Зэц. Распутная Оис с ее священным борделем. Или Гим Скульптор, чья красота завоевала ему право представлять Юношу при раздаче наград в храме Тиона? Через два года родители все еще надеялись найти его.

– Верь делам, не речам! – твердо повторил Пиол.

Если боги убивают людей или причиняют им боль, значит, это плохие боги. Она благодарно сжала его руку.

– Я выбираю Д’варда. Я верю ему, не им!

– Я тоже.

Элиэль выпрямилась. Отлично! Ее выбор сделан. Ей надо пойти и отыскать Д’варда и сказать ему, что она верит в него и в его Неделимого бога. Она отдаст ему все свои деньги, все до последнего медяка. Тогда уж он точно позволит ей остаться и стать одной из Свободных. Может, даже Носителем Щита? И потом, она ведь тоже может быть ему полезна! Она может повторять историю его пришествия, как делала это сегодня, чтобы убеждать других. Она представляла себе, как он удивленно благодарит ее, как обнимает… короткий поцелуй…

Она пробормотала какие-то слова благодарности Пиолу, встала и пошла от костра в сторону внутренней пещеры – она хорошо изучила это место по дороге в Ниолвейл, так что догадывалась, где Освободитель будет отдыхать после своего чудесного представления. «Зеленая комната», – подумала она с улыбкой.

Костры почти прогорели, поэтому глаза ее быстро свыклись с темнотой. Подойдя к завалу, перегородившему пещеру, она увидела часовых прежде, чем они увидели ее. Она остановилась, не желая спорить или уговариваться с мелкой сошкой.

Ладно, должны быть и обходные пути. Она повернула налево, осторожно переставляя ноги, ибо идти стало очень тяжело. Она пробиралась меж валунов, то и дело ударяясь правой ногой, так как та стала длиннее привычного. Ничего страшного. Главное, теперь она сможет возобновить дружбу с Д’вардом. Как она только могла сомневаться в нем?

Правда, нечего и мечтать о любви с ним. Рассказывал же ей Дош про то, как джоалийско-нагианская армия захватила Лемод и как каждый взял себе в наложницы лемодийскую девушку – все, кроме Д’варда. То есть Дош говорил, Д’вард тоже взял девушку, но он и пальцем до нее не дотронулся, даже когда она молила его об этом, хотя это Дош, должно быть, только предполагал, ибо откуда ему знать? Но все равно он был, несомненно, прав, когда говорил, что Д’вард святой человек и строг в поведении.

Значит, любовниками им не бывать. Только друзьями.

Никакой страсти. Только короткое объятие? И короткий поцелуй в память о прошлом?

Она перебралась через гладкий валун и заглянула вниз. До земли было около пяти футов, но она видела ее достаточно отчетливо, чтобы рискнуть спрыгнуть вниз, даже на две одинаковых по длине ноги. Эта узкая расселина вела прямиком во внутреннюю пещеру с ее древними головешками и кругом камней для сидения.

Хрустнул камешек. Кто-то шел по тропе.

Она съежилась на камне, стараясь сделаться невидимой. А потом в слабом, отраженном от стен свете костров она увидела его, осторожно пробирающегося по тропе под ней. На нем была длинная хламида с капюшоном. Серая хламида! Это был сам Д’вард, и наконец один! Желание спрыгнуть вниз и удивить его сделалось неодолимым.

 

46

Один из Носителей Щита подбросил в огонь полено, подняв рой огненных искр. Алисе казалось, что она говорила несколько часов. Каждый раз, когда она умолкала, Эдвард требовал еще. Она рассказывала про ужасы войны, про нежданные ужасы мирного времени, про новую войну в России, про ужасную эпидемию гриппа, про перемены, которые начались и не кончатся, похоже, никогда… Она рассказала все, что знала об общих знакомых, о миссис Боджли, о Джинджере Джонсе и даже, нехотя, о Д’Арси, а потом о Терри. Он встретил это сочувственно, но без фальшиво-сентиментальных фраз.

Имелся миллион вещей, о которых она хотела спросить его, но его жажда была сильнее. Он пробыл в этом далеком мире уже пять лет – один короткий перерыв не в счет – и изголодался по новостям. Она видела, что быть пророком ужасно одиноко, когда на тысячу почитателей нет ни одного друга. Она забыла свои былые сомнения и радовалась, что пришла сюда, ибо никто лучше ее не подошел бы на эту роль наперсницы. Он жадно ловил ее слова, глядя на нее так, словно боялся, что она сейчас исчезнет как сон, стоит ему моргнуть.

И тут в огонь полетело полено.

– Я охрипла! – устало проговорила она. – Теперь твоя очередь.

Он оглянулся на четырех своих стражей – те вроде бы немного успокоились и поглядывали на нее уже не так настороженно. Бесконечная непонятная болтовня незнакомой посетительницы наскучила им. Он посмотрел на Алису широко открытыми невинными глазами.

– Что тебе хотелось бы знать, детка? Какого поучения ждешь от учителя? Каково, например, превзойти ханжеством самого Святошу Роли?

– Дядя Роли не был ханжой, он был фанатиком. А ты нет.

Он скривился.

– Не говори мне о фанатиках! Я ведь и сам творю фанатиков, Алиса! Мои помощники… ученики, скорее. Они же верят каждому моему слову, и я вижу, что происходит с ними день за днем. Они превращаются в фанатиков, все до одного, а я чувствую себя ужасным ханжой.

– Неужели Мой Кузен – Мессия обуреваем сомнениями? – Уж не ждет ли он одобрения от Алисы? Это так не похоже на Эдварда. – Чему ты их учишь? Универсальному монотеизму Службы?

Он пожал плечами так, словно вопрос был несуществен или ответ слишком очевиден.

– Много чему. В этическом отношении это Золотые Заповеди, общие для всех религий, – заботься о хворых, помогай бедным, не подними руку на ближнего… По большей части все это из христианства – в конце концов, мои корни в нем, – но мне кажется, любой мусульманин, буддист или сикх тоже согласился бы с этим.

– А в теологическом отношении?

– Монотеизму. – Он помолчал немного, хмурясь. Казалось, он никогда не задумывался об этом раньше. – И переселению душ.

– Это еще почему?

– Не знаю… – Он запустил пятерню в волосы и ухмыльнулся. – Наверное, потому, что дядя Роли ясно обрисовал мне Рай как бесконечное, тоскливое воскресное утро с распеванием псалмов. Потому, что реинкарнация все-таки поприятнее, чем адский огонь. Ну скажи, с какой стати Бог настаивает, чтобы у нас все удалось с первой попытки? Зачем заставлять всех проходить один и тот же экзамен?

– И если у нас только одна попытка прожить жизнь правильно, это дает жрецам больше власти над нами, так ведь?

– Ба! Знаешь, а об этом я и не думал! Чертовски здорово! Мне нравится. И потом, ты ведь не можешь доказать, что я заблуждаюсь, верно?

– Нет. Так чего ты так расстраиваешься из-за того, что породил несколько фанатиков? Ты ведь не проповедуешь насилия или преследования инакомыслящих, нет? Ты не говоришь им заведомой лжи?

Он снова помрачнел.

– Нет, говорю. Я использую ману, которую они дают мне, для того, чтобы лечить их детей, а потом говорю им, что это чудо ниспослано Богом, в которого сам не верю.

– А что случится, если ты скажешь им правду?

– Какую правду? Что всей своей силой я обязан их вере? Они мне не поверят. Даже у харизмы есть свои пределы. Нет веры – нет маны. Нет маны – нет крестового похода.

– Ты совершенно уверен, что это не Бог послал тебя?

– Алиса! Прошу тебя! Если я начну думать об этом, я превращусь в религиозного маньяка!

– Ты не из таких. Я бы сказала, ты прагматик. Ты делаешь все что можешь, учитывая обстоятельства. Целью Игры является убить Зэца, так? Избавив таким образом мир от монстра?

Он снова взъерошил рукой волосы. Его давно пора постричь.

– Значит, цель оправдывает средства?

– Воспоминания, воспоминания! Ты играешь роль адвоката Дьявола, мой милый. Ты всегда этим занимался. – Она увидела, как на лице его мелькнула хитрая улыбка, и это тоже было до боли знакомо по давно прошедшим годам. – И потом, у тебя было гораздо больше времени на то, чтобы обдумать ответы, чем у меня. Вот ты теперь и ответь.

С минуту он мрачно смотрел в огонь.

– Мне кажется, иногда жизнь заставляет нас избрать Путь Наименьшего Зла. Как тебе такое обоснование?

– На мой взгляд, звучит разумно, – осторожно ответила она.

– Совсем недавно я не смог убедить старину Смедли. Святым так думать не положено. Святой не поступается принципами, чего бы это ни стоило ему – или кому-нибудь еще. Я ведь всего лишь политический революционер, выдающий себя за пророка.

– В тебе больше святости, чем в большинстве остальных. Ты всегда строго следовал принципам.

– Святоша Роли тоже. Знаешь, раньше мне казалось, что старому хрычу нравилось стращать своего непутевого племянника адским пламенем. Теперь я в этом не уверен.

– Боже праведный! Ты и впрямь становишься проницательным, не так ли?

Он рассмеялся, возможно, не заметив удивленных улыбок своей охраны.

– Нет, это просто здорово, что ты здесь! – Он снова посерьезнел. – Алиса, милая, я не сомневаюсь, что ты настоящая, любимая Алиса. Я ни капельки не сомневаюсь в твоей искренности, и все же твое появление здесь чуть-чуть настораживает меня. Ты совершенно уверена, что та мисс Пимм, которую ты встретила, была настоящая мисс Пимм?

Алиса несколько раз открыла и закрыла рот.

– Ну, пожалуй, я могу ответить на этот вопрос только отрицательно! Я хочу сказать, откуда мне знать точно? Она казалась моложе, чем была два года назад. Я решила, это потому, что тогда она играла роль, а сейчас нет, или по крайней мере играла другую роль. – Она сообразила, что до сих пор не рассказала ему про появление Зэца в Олимпе, что, собственно, и послужило причиной ее поездки сюда.

Эдвард прикусил губу.

– Это ничего еще не значит, – пробормотал он. – Итак, ты отправилась в Олимп. Чья это идея – отправить тебя и Джамбо…

Он не успел договорить – послышались крики и топот башмаков. Его телохранители вскочили. Из прохода выбежал, размахивая факелом, маленький светловолосый страж, которого она уже видела раньше. Следом за ним бежала Урсула Ньютон. Они что-то залопотали на тарабарском наречии. Эдвард вскочил и кинулся к выходу, и двое телохранителей мгновенно встали между ним и Алисой. Она осталась сидеть на своем славном, уютном камне.

Паренек с факелом выбежал снова, возможно, чтобы оповестить всех о том, что Освободитель идет.

– Извини, тебе придется немного подождать, – сказал ей Эдвард. – Там, снаружи, какая-то девушка, у нее припадок, и все боятся, что она вот-вот умрет. – Проходя мимо нее, он скорбно улыбнулся. – Работе бога не видно конца.

– Насколько я помню, – возразила она, – в сходных обстоятельствах Иисусу не было необходимости идти в дом центуриона.

Улыбка Эдварда исчезла.

– Но то же был Иисус. А это всего лишь я. – Он скрылся в проходе. Ну что ж, по крайней мере он еще не окончательно превратился в религиозного маньяка.

Из-за завала доносилось пение – большинство Свободных явно еще не знали о необходимости медицинского вмешательства. Телохранители вернулись на свои места. Означало ли это, что теперь они ее тюремщики? Урсула Ньютон тоже осталась. Со вздохом усталого облегчения она устроилась на соседнем камне, словно учительница по окончании последнего урока, и устремила на Алису взгляд, спокойный, как на плакатах, призывающих записываться добровольцами.

– Полагаю, вас уже сертифицировали как подлинник, так что могу я начать сначала? Я, Урсула Ньютон, очень рада вас видеть. – Она наклонилась, протягивая руку. Улыбка ее была скорее сердечной, чем обаятельной – возможно, потому, что обаятельным ее лицо вообще быть не могло. Сама по себе улыбка казалась вполне искренней. Рукопожатие ее крепостью не уступало хватке сельского кузнеца.

– Не оправдывайтесь, – сказала Алиса. – Вы совершенно правы, что приняли все меры предосторожности. Он теперь очень важная личность. – Смысл этих слов вернулся к ней, отлетев рикошетом от каменных стен пещеры. Важная? Да Эдвард прокладывает себе путь в учебники истории. – Я хочу сказать, станет, если у него все получится. Как Моисей.

– А если потерпит неудачу, станет Яном Гусом.

– В смысле? – не поняла Алиса.

– В смысле казней, пыток, резни и погромов. Он знал, чем рискует, когда сжигал свой первый мост. Поймите, у него не было выбора.

– У Эдварда или у Яна Гуса?

– У вашего кузена, конечно! – Миссис Ньютон воинственно посмотрела на нее. – Джулиан рассказывал мне, что случилось на Родине, как Погубители чуть было не поймали его и вас вместе с ним. Зэц и не думал останавливаться. Экзетер был вынужден защищаться, и из всех путей открытым для него оставался только этот.

Алиса была застигнута врасплох. Она не помнила, чтобы позволила себе хоть малейшее замечание в адрес крестового похода Эдварда, и не понимала, почему миссис Ньютон так набросилась на нее.

– Я не верю в то, что Эдвард вовлек в это столько невинных людей только для того, чтобы спасти свою шкуру. Я уверена – личная безопасность для него не главное. Он ставит перед собой благородные цели.

Ее собеседница, чуть надувшись, согласно кивнула.

– Он выбрал более рискованный путь, чем я предполагала. Я ожидала – он начнет с освобождения рабов на таргианских шахтах.

– Как Моисей?

– Совершенно верно. Освободитель, понимаете?

– Вот только Красного моря под рукой нет. Полагаю, преследующих таргианцев могло бы похоронить под оползнем.

Миссис Ньютон даже не улыбнулась.

– Вместо этого он предпочел стать Христом, что гораздо опаснее.

Что ж, предположение не лишено логики, но, будучи облеченным в слова, оно порождало неприятные вопросы, ответить на которые не смог бы даже Джамбо.

– Но что случится, когда он дойдет до самого Тарга? Насколько я понимаю, распятие на кресте не входит в число местных обычаев?

Урсула скривилась.

– Они никогда не слыхали о таком. Таргианцы казнят преступников, вышибая им мозги молотом на наковальне. Но им нужно сначала поймать его, ведь так? Я не верю, что ваш кузен, миссис Пирсон, планирует что-нибудь в этом роде для Зэца… или для себя, если уж на то пошло. Ну почему эти повара еле шевелятся? Я проголодалась.

Охрана начала перешептываться, возможно, обсуждая странную, говорящую на непонятном языке гостью.

– Но он может и проиграть? – спросила Алиса. – Каковы его шансы?

– Трудно сказать.

– Но вы ведь лучше знаете ситуацию, чем я, – я вообще не могу судить. Если бы вы считали, что у него вообще нет шансов, вас бы не было здесь, правда?

– На первый взгляд у него нет никаких шансов. – Урсула скрестила руки на груди и некоторое время хмуро смотрела в огонь. – Но тут есть три неизвестных. Первое – это Пентатеон. Если большинство из них все-таки выступят на стороне Экзетера, они могут заметно качнуть весы. Они боятся Зэца, но они не могут вот так просто взять и посадить на его место вашего кузена. Для этого нужна серьезная причина.

– Насколько я понимаю, сейчас они занимают выжидательную позицию?

– Совершенно верно. Я думаю, они затаятся до самой последней минуты. Правда, я уверена, у каждого из них имеется шпион, и не один, среди Свободных. Они наблюдают. И пока неясно, что они думают о представлении Эдварда – как еще назвать весь этот парад? – Похоже, лекция ее немного разогрела. – Второе неизвестное – это сам «Филобийский Завет». За восемьдесят пять лет он не дал ни единого сбоя. Это впечатляет! Проф Роулинсон подсчитал, что три четверти пророчеств уже сбылось.

– Но ведь всегда может случиться первый раз?

– Ну да! И мне что-то не очень нравится то, как звучит стих триста восемьдесят шестой. Там не говорится, убьет ли Освободитель Зэца, или он просто одержит победу в поединке. Она гласит лишь, что он принесет смерть Смерти. Я надеюсь, что ее не надо понимать в каком-то мистическом смысле. Как бы то ни было, я бы хотела, чтобы «Филобийский Завет» работал на меня, а не против меня.

– Он спас мою жизнь однажды, – сказала Алиса. – Точнее, он спас жизнь Эдварду, а я была тогда с ним. А третье неизвестное – его собственная мана?

– Верно. Ее тоже невозможно измерить. Невозможно сунуть в человека градусник и прочитать потом, сколько у него маны. Проклятие, да когда же они наконец вернутся с этой корзиной? – Во внезапном приступе раздражения Урсула схватила полено и кинула его в костер. Она или скрывала что-то, или пыталась увести разговор в сторону от чего-то.

– Эдвард наверняка набрал большую силу, если может возвращать зрение слепому, – вернулась к разговору Алиса.

– Верно.

– А чудеса возбуждают толпу, так что она отдает больше маны? Ведь мана возвращается к нему?

Урсула кивнула, похлопывая кулаками по коленям и глядя на камни таким свирепым взглядом, словно пыталась прожечь их насквозь.

– Все это пение означает, что они еще и не приступали к еде.

– Что не так? Почему вы не хотите говорить об этом?

– Я не… – Отважная миссис Ньютон нахмурилась в ответ на лобовую атаку, потом оглянулась на каменные стены, как бы убеждаясь, что у них нет ушей. – Вы действительно хотите знать мое мнение, каково бы оно ни было?

– Пожалуйста!

– Ну, вы в конце концов самая близкая его родственница. Никому другому я бы этого не сказала. Надеюсь, вы не будете повторять моих слов ни Джамбо, ни вашему кузену?

– Разумеется, нет.

– Дождь, миссис Пирсон! Дождь – это самая плохая новость. Со вчерашнего дня он уже потерял кучу людей. В дождь он уже не сможет передвигаться так быстро, значит, не сможет привлекать новых людей. А тогда он не наберет достаточного количества маны, да и денег тоже. Если он не сможет прокормить свое воинство, оно разбредется кто куда. Он наверняка еще недостаточно силен для чудес типа семи хлебов – по крайней мере на такую ораву.

С минуту Урсула хмуро смотрела в огонь.

– Вы сказали, что, творя чудеса и вызывая восхищение, он возвращает себе ману, но возвращает во сто крат больше, чем потратил. Так по крайней мере это должно действовать. Но он слишком мягкосердечен. Вначале все было именно так, но люди поразительно быстро… пресыщаются, так сказать. Черт! Сегодня при первых двух чудесах я ощущала, как весь узел сотрясался от потока маны. Вы не заметили этого?

– Я почувствовала что-то.

– Это только брызги от тех волн, которые накатывали на Освободителя, и его-то они наверняка пропитали до кончиков волос. Вы обратили внимание, насколько слабее был отклик в четвертый раз?

– Вы хотите сказать, он перебирает?

– Совершенно верно. В Пентатеоне богом исцеления считается Паа, один из Тионовых. По нашим подсчетам он совершает одно чудо исцеления в год, не считая нескольких чудес помельче – дешевых эффектов на публику вроде косоглазия, заячьей губы или кори. Это поддерживает интерес толпы. Сам Тион тоже чудесным образом исцеляет – одного человека каждый год на своих празднествах. Но в любом случае чудеса должны оставаться редкостью.

– Наверное, Эдвард не может отказать страдающим детям.

– Он может попросить их потерпеть до завтра, – буркнула Урсула. – Только послушайте! – Она махнула рукой куда-то в темноту. – Они все еще поют! Он пошел туда, чтобы свершить чудо. Для того чтобы исцелить приступ эпилепсии, ему достаточно щелкнуть пальцами. Но зачем делать это вот так? Почему бы ему не приказать, чтобы они прекратили свое пение, и заставить их собраться, чтобы они смотрели? Шоумен из него неважный. О, он неплохо справляется, но мог бы гораздо лучше.

– Добро напоказ противоречит всему, чему его учили. Так вы считаете, он набирает ману недостаточно быстро? Но если нет способа измерять количество маны…

– Я очень боюсь того, что он теряет ее. Сомневаюсь, что ее у него сейчас хотя бы столько же, сколько было, когда…

Дикий вопль помешал Урсуле договорить. В первую секунду показалось, что кричит кто-то из паломников – столько в этом крике было злости и раздражения. Но крик повторился – нет, не крик, а визг насмерть напуганного животного. Визг раздавался где-то совсем близко, в окружающем их лабиринте камней и сталагмитов. Он отражался от стен пещеры, удваиваясь и утраиваясь собственным эхом. Кровь стыла в жилах от этого ужаса. Алиса, Урсула и четверо телохранителей повскакивали на ноги, озираясь по сторонам в надежде увидеть хоть что-нибудь.

И тут к человеческому крику присоединился еще один звук – рвущий барабанные перепонки звериный рык. Два этих крика слились в единый хор, переплетаясь, заглушая друг друга, сопровождаясь громкими ударами и треском.

Алиса зажала уши руками.

– Ради Бога, что это? – простонала она.

– Кошка! – крикнула ей Урсула сквозь шум. – Ее называют здесь югуляром. Она убивает кого-то.

Судя по звукам, она рвала кого-то на части.

И вдруг, так же неожиданно, как начались, звуки оборвались. Вместо них слышался теперь только шум перепуганной толпы по ту сторону завала. Их вопли и визги тоже отдавались эхом отовсюду, но по крайней мере они были потише и не так близко. Что ж. Ревущая Пещера оправдала свое название.

Алиса отняла руки от ушей, не в силах прийти в себя от потрясения. Урсула держалась молодцом, но была бледна как мел, да и мужчины выглядели не лучше – страх гнал их прочь от страшного места, но разум велел оставаться на свету. Один из них выхватил из костра горящую ветку, но с места так и не сдвинулся.

Урсула отобрала у него ветку и шагнула туда, откуда доносился шум. Мужчины разом закричали что-то, пытаясь остановить ее. Крикнув в ответ и мотнув головой, она прогнала их с дороги. Возможно, устыдившись, они поплелись за ней. Алиса тоже заставила себя идти, твердо решив не оставаться одной среди всего этого кошмара.

Идти пришлось совсем недалеко – они нашли то, что искали, и теперь стояли посреди дороги, в ужасе взирая на свою находку. Алиса забралась на высокий камень и заглянула поверх их голов. Крутые стены поднимались с одной стороны на высоту плеч, а с другой – еще выше, образуя узкую расселину, уходившую куда-то дальше, в темноту. Камни были светло-серого цвета, сцементированные потеками белого сталагмита, напоминавшего расплавленный свечной воск, но сейчас все это было забрызгано пятнами яркого красного цвета, словно здесь взорвали целую бочку крови. Кое-где кровавые брызги и клочки мяса залетели на высоту двенадцати футов, влажно поблескивая в свете факела Урсулы. Боже, да для такого количества крови нужно растерзать не одну жертву, а целый десяток!

Крики в основной пещере почти стихли, потому что большая часть Свободных высыпала наружу, под дождь. Отблески света на своде пещеры означали, что к ним спешат и с другой стороны.

В центре кровавого месива ничком лежало женское тело. Оно было совершенно обнажено и покрыто кровью, но заметных повреждений на нем не было. Возможно ли такое? Все говорили разом – ни одного понятного слова. Под ногами, на земле разбросаны кучки камней – нет, не камней – вон нога… рука… Двое мужчин разом вскричали, указывая на маленький круглый, залитый кровью валун. Глаза его были открыты…

Какая гадость! Алисе сделалось дурно. Каждая тень вдруг превратилась в монстра, каждый камень – в зуб. Алиса сползла со своего камня и, спотыкаясь, побрела обратно к костру, больно ударяясь коленями и локтями о выступы. Она швырнула в огонь целую охапку веток, чтобы тот разгорелся, и дрожа опустилась на землю. Две жертвы, одна растерзанная на мелкие части, вторая невредимая, по крайней мере внешне… Чушь какая-то! Те когти, которые описывал ей Джамбо, не могли бы сорвать с женщины платье, не изорвав в клочья и кожу. И куда он делся, этот югуляр?

И откуда взялся?

Крики в основной пещере смолкли – возможно, все сбежали из нее в ночь. Она услышала голоса совсем рядом и узнала Эдварда – он отдавал распоряжения. Ее трясло от страха и тошноты. Даже запах дыма, казалось, отдавал привкусом крови. Она не понимала, о чем идет речь, – все говорили не по-английски. Она подумала, не поискать ли ей Джамбо, но не была уверена, что он еще в пещере. Эдвард так унизил его, что он мог забрать драконов и поспешно уехать. Нет, Джамбо джентльмен, он не позволит себе этого, и все равно ей лучше подождать здесь, пока Эдвард не разберется со всем этим. Обещанный ей отдых оборачивался кровавым кошмаром.

Спустя минуту проход осветился. Появилась Урсула с факелом, а за ней сам Эдвард, несущий на руках женское тело. За ним вошли остальные. Пока он укладывал свою ношу на ложе из листьев, Алиса взяла одеяло и подошла накрыть ее. Она была совсем еще молоденькая.

Эдвард выпрямился, вытер окровавленные руки о хламиду, и без того перепачканную кровью.

– Спасибо.

– Она жива? – Конечно, жива. Он бы не принес сюда труп.

– Элиэль Певица. Она уже приходит в себя. Я усыпил ее. Посмотри, не удастся ли тебе вымыть ее, ладно? – Он повернулся к своим помощникам и что-то приказал им. Он был бледнее прежнего, но совершенно спокоен. И повиновались ему без колебаний и споров. Большинство вышли в тот проход, по которому привели сюда Алису, остальные вернулись на место убийства.

Ей помогла Урсула, притащив бурдюк с водой. Алиса нашла драную тряпку – возможно, чье-то постельное белье, – и оторвала от нее лоскут. Вдвоем они принялись смывать следы крови. Когда они вытирали ей лицо, Элиэль вздрогнула и пробормотала что-то, но не проснулась. Они ничего не смогли поделать с ее волосами – свалявшимися, с запекшейся кровью. На коже обнаружилось несколько царапин – скорее всего от камней, – и на талии ее багровел странный след, происхождение которого Алиса определить не могла. Когда Урсула взялась за руки Элиэль, та застонала и попыталась вырваться. Кончики пальцев оказались разбиты в кровь, часть ногтей сломана. То же самое – на ногах. Алиса обменялась удивленными взглядами с Урсулой и отогнала прочь роившиеся в голове подозрения.

– Как у вас? – спросил Эдвард.

Он стоял к ним спиной. Столь абсурдное соблюдение приличий рассмешило Алису, она с трудом сдержалась, чтобы не захихикать. Смех сейчас легко мог перерасти в самую настоящую истерику.

Урсула снова накрыла пациентку одеялом.

– Можешь посмотреть сам. У нее серьезная ссадина на талии. Что-то не в порядке с ее пальцами на руках и ногах.

Эдвард опустился на колени и осмотрел укутанное тело Элиэль.

– И пара сломанных ребер.

На минуту он подержал свои руки поверх одеяла на ее груди. Потом поднял одну из ее рук и оскалился.

– Свинья! – Он накрыл ее руку обеими ладонями и залечил ободранные пальцы и даже сломанные ногти. Потом занялся второй рукой, ногами…

Урсула пристально следила за ним, но вид у нее был скорее сердитый, чем восхищенный.

– Что случилось? – спросила Алиса. – Хоть кто-нибудь может мне объяснить? У вас что, все время так?

Урсула мотнула головой.

– Это точно было нацелено на него. Кен’т?

– Возможно, – откликнулся Эдвард. – Отойди, я…

Хрустнули камешки. Из прохода показался запыхавшийся светловолосый страж. Лицо его покрывала мертвенная бледность, колени и локти были испачканы кровью. В руке он держал длинную полосу пропитанной кровью кожи. Судя по тому, как он протягивал ее Эдварду, она была тяжелой.

Они обменялись несколькими фразами. Блондин поморщился, но кивнул. Он бросил свою ношу на землю – та упала с металлическим звоном – и направился к проходу, из которого появился. Кому-то предстояло заняться похоронами той, второй жертвы, и, возможно, это ему поручили столь жуткую работу.

Усиливающийся шум голосов возвестил о том, что помощники загоняют толпу обратно в пещеру.

Эдвард вернулся к Элиэль. Урсула взяла Алису за руку и отвела подальше, за костер. Уже не скрывая своей ярости, она пнула загадочный сверток ногой.

– Вот откуда этот шрам. Пояс с деньгами.

Голова у Алисы окончательно отказывалась варить.

– Но как? И откуда вы знаете?

– Пряжка оцарапала ее прямо сквозь кожу.

– Да, но… – Нет, даже не думай об этом! – Откуда взялся югуляр? И куда он…

– Это колдовство, – прорычала Урсула. – Жуткое колдовство. Думаете, я пошла бы на настоящего югуляра с горящей веткой? Если бы в пещере был югуляр, он напал бы на кого-нибудь уже несколько часов назад.

– Но куда он делся?

Ответом стал недоверчивый взгляд.

– Дош нашел другое тело. Жреца. Кто-то двинул его камнем по голове и снял хламиду.

– Ничего не понимаю!

– Ох, да подумайте же, девочка! – выкрикнула Урсула. – В темноте все кошки серы. И все хламиды тоже. Если бы вы хотели пройти мимо часовых… Нам известно, что на Элиэль Певицу наложили какое-то заклятие. Нам известно, что оно заставляло ее искать Освободителя. Нам известно, что она делала это по принуждению, нам неизвестно только, что еще она должна была сделать. Даже я чувствую на ней его следы. Я не видела этого ни на вас, ни на Джамбо, но это не…

– Джамбо! Наверное, кому-нибудь из нас нужно найти Джамбо и…

Урсула всплеснула руками и отвернулась.

– Ох, так чего же вы тогда ждете? Ступайте на здоровье! Я даже могу вам сказать, где искать. Вы что, совсем ничего не соображаете? Может, вам написать все для ясности? На камне? Ступайте, ищите Джамбо! Он был мне хорошим другом, миссис Пирсон. Хорошим другом на протяжении почти ста лет. Он заслуживал большего, чем такой жуткой, позорной смерти. Вот вам еще один повод поквитаться с Зэцем. Ступайте к Джамбо. Скажите ему, что нам очень жаль. Скажите, что он прощен. Можете не спешить. Он больше никуда не денется.

 

47

Сознание потихоньку возвращалось к Элиэль. Первое, что она ощутила, – это отвратительный привкус во рту. Она попыталась выплюнуть это – что бы это ни было. Чья-то сильная рука схватила ее под мышки и приподняла; кто-то поднес к ее рту флягу с водой. Вода стекала на шею, на грудь. Холод, тьма. Веки, казалось, слиплись от засохшей грязи. Она с усилием заставила их разомкнуться и невольно вздрогнула. Слабый свет, снова холод и сознание того, что она совершенно раздета. Она сидела на неровном, колючем ложе… кто-то поддерживал ее.

– Расслабься, расслабься! – произнес голос. Мужской голос.

Она вцепилась в одеяло и натянула его на себя, чтобы скрыть наготу. Потом повернула голову – на нее уставилась пара синих глаз.

– С тобой все в порядке, – сказал Д’вард. – Ты осталась цела. Все скоро пройдет. Мы стараемся помочь тебе. Прополощи рот…

Она обнаружила еще ушибы и царапины. В основном на локтях и коленях. По зубам словно кто-то прошелся молотком.

Д’вард, поддерживающий ее… Ее голова, прижимающаяся к его плечу… Д’вард, вытирающий ее лицо мокрой розовой тряпкой… Она что, ранена?

– Что? – с трудом проговорила она, и язык показался ей чужим. – Что случилось? – Она попыталась сфокусировать взгляд, но лицо его было слишком близко и расплывалось словно в дымке.

– Ты столкнулась с очень злобным колдовством, но все уже в порядке.

Он отпустил ее. Она натянула одеяло на подбородок. Он стоял рядом с ней на коленях.

– Расслабься! У тебя еще мысли путаются. Подожди немного.

Почему так болят зубы? Неясные, сбивчивые образы роились в голове: Д’вард в своей хламиде жреца с накинутым капюшоном, идущий по проходу под ней… усатый мужчина… отдать деньги Д’варду… «Скорбящая женщина, парень красивый в лесу повстречались глухом…»

Она посмотрела на него. Он улыбнулся ей, и она разглядела улыбку даже сквозь дымку. Как вышло, что она лежит в постели раздетая, а Д’вард рядом? Она неуверенно улыбнулась ему в ответ. Если этому суждено было случиться, Д’варда она приняла бы, как и… Что же не так с ее зубами?

– Тебе уже лучше?

– Да. Что… что случилось?

– Ты увидела человека в хламиде и решила, что это я.

Она зажмурилась. Все похоже на правду, но где она? И что она делала?

Она открыла глаза и попыталась кивнуть.

Д’вард подмигнул ей.

– С тобой все в порядке, Элиэль. Все уже прошло. Проклятие миновало.

Тут недостающие куски начали встраиваться на свои места. Она окаменела от страха.

– Д’вард! Я пришла, чтобы найти тебя! Я прыгнула…

– Ничего страшного. Все уже прошло.

– Я только хотела удивить тебя… Я начала петь…

Он взял ее за плечи и сильно встряхнул.

– Говорю тебе, все в порядке! Это был не я! Все в порядке.

– Я не хотела… не собиралась петь! – Ее голос срывался на визг. Она разом ударилась в слезы, страх и панику. Ее всю трясло.

Он успокоил ее, удерживая сильными руками за плечи.

– Все в порядке, Элиэль! Все прошло! – Он шептал, успокаивая ее как маленькую. Она сразу стихла. Страхи словно ветром сдуло. – Ох, Элиэль, милая Элиэль! Ты спасла мне жизнь, и…

– Что?

– Правда! Было еще одно заклятие, понимаешь? Еще один человек, посланный, чтобы убить меня. Так что ты снова спасла мне жизнь, и на этот раз моя очередь омывать и выхаживать тебя… Ну, на самом деле этим занимались мои помощники, а не я. Я хочу сказать, я и глазом не…

Это показалось ей смешным. Она рассмеялась.

– Думаешь, я обиделась бы, если бы ты смотрел?

– Возможно, не так, как другие, – не без опаски согласился он.

– Думаешь, я не смотрела на тебя, когда у меня была такая возможность?

– Э… Ну, это было давно. Главное, проклятие исчезло.

Она зажмурилась и увидела мужчину с усами.

– Он меня поцеловал!

– Я так и знал, что это его излюбленный прием.

– Он послал меня найти и убить тебя?

– Не думай об этом.

Она вздрогнула и на секунду замерла, лихорадочно размышляя.

– Я как раз шла сказать тебе, что верю в тебя, а не в самозванцев.

– Хорошо. Нет, честно, мне это очень приятно.

– Я шла отдать тебе деньги.

– Тебе не обязательно…

– Там часть его. Он дал мне деньги! – Воспоминания возвращались к ней. Комната, хрустальная статуэтка…

– Уж его-то деньги я точно возьму, если ты захочешь. И найду им хорошее применение.

– И позволишь мне остаться с тобой? И будешь охранять меня – на случай, если он попробует… наказать меня за неудачу? – Она открыла глаза и смотрела на него в ожидании ответа.

Он казался печальным.

– Тебе не обязательно оставаться, Элиэль. Теперь обе твои ноги здоровы. Ты можешь стать актрисой, как и хотела.

Нет, она хотела остаться. Она очень хотела остаться, но то, что действовало на большинство мужчин, на Д’варда не действовало. Или действовало, но слишком медленно.

– Но большинство тех пьес – это ложь! Они почти все про этих злых чародеев, которые называют себя богами. Ведь эти пьесы дурные, правда, Д’вард?

Он потер бровь тыльной стороной ладони.

– Если относиться к ним серьезно, то да.

– Тогда что со мной будет? – Она всхлипнула.

– Иди с нами. Если хочешь. Я буду рад. Мне нужен кто-то, кто помог бы мне с проповедями.

– С проповедями? Я? Не издевайся надо мной! – Она сжалась в комок под одеялом.

– Я и не издеваюсь. Ты слышала меня вчера в Джубиксби. Готов поспорить, ты хоть сейчас повторишь почти все, что говорил я, и добавишь еще от себя.

С закрытыми глазами она чувствовала себя лучше, так что она снова зажмурилась.

– Он меня поцеловал! Я до сих пор помню прикосновение его усов. Он мне снится. Я никогда не забуду, как он целовал меня. – Она выжала из себя слезу.

Д’вард усмехнулся у самого ее уха.

– Ты совсем не изменилась, кокетка несчастная! – прошептал он. – Ты просто освоила несколько новых фокусов. Пойду посмотрю, не найдется ли у кого одежды для тебя.

Его губы на мгновение прикоснулись к ее. Она потянулась обеими руками, но он уже ушел.