1

В предместье Хаба, во дворе большой гостиницы, Андор только что сбыл большую дорожную карету. Она честно служила своим хозяевам, но за время пользования сильно поизносилась — например, лишилась пары причудливых фонарей. Последние несколько дней Рэп с тревогой прислушивался ко все усиливающимся потрескиваниям одной из рессор. Фавн не преминул сообщить об этом Андору, и тот мог бы в свою очередь предупредить покупателя о трещине, но не сделал этого.

Освободившись от отслужившей свой срок кареты, Андор купил другую, значительно меньших размеров, но зато более пышную. Именно в таком экипаже пристало ездить по улицам Хаба высокородной даме.

— Неплохо бы украсить двери кареты краснегарским гербом, — жизнерадостно заметил он.

Еще не перевалило и за полдень, но казалось, наступил вечер. Гатмор возился на крыше новой кареты, увязывая надежными морскими узлами багаж путешественников. Рэп знакомился с серыми лошадками, которых выбрал только что и нарек Туманкой и Дымком. Животные остались этим очень довольны.

Кэйд маялась под зонтиком. В сыром воздухе ее волосы распрямились и висели неопрятными сосульками.

— Я не могу отделаться от сомнений относительно плана Сагорна, — промолвила она. Андор мило улыбнулся и открыл было рот, собираясь выложить очередные аргументы вышеупомянутого плана, но Кэйд торопливо шагнула к Рэпу.

— Нам необходим твой совет, — сказала она. — Доктор Сагорн и я опять препирались все утро, не зная, с чего лучше начать и как действовать дальше.

Действительно, они опять поспорили. Рэп предпочитал не слушать бесконечные пререкания. Сейчас он был в Хабе, и предчувствие белого сияющего ужаса жгло его кожу словно ядом и сковывало сердце льдом.

— Слушаю.

— В столице у меня полно друзей, не важно, что большинство из них я не видела годами. Хотя бы сенатор Ипоксаг; он мой троюродный брат и имеет немалый вес при дворе. Но доктор Сагорн настаивает, что на первое время нам нужно затаиться в его доме… эээ… и несколько дней не высовываться. — Помолчав немного, Кэйд задумчиво добавила: — Мне, знаете ли, не по душе такая скрытность. Да и к чему прятаться?

Рэпу и без магии ясно было, что Кэйд не терпится отыскать Инос. Фавн молча раздумывал, что посоветовать, — своим предвидением пользоваться он не решался, чтобы вновь не окунуться в эту жуткую белую агонию. Вместо этого Рэп осторожно прощупал несколько вариантов дальнейших действий и нигде ничего зловещего не ощутил. Кроме того, ему и самому любопытно было бы посмотреть на жилище Сагорна… или Андора… в общем, всех пятерых компаньонов, а также понять, каким чудом разношерстная компания умудрилась сохранять свой секрет, длительное время оставаясь на одном и том же месте. Почему об этом знаменательном факте не узнали соседи?

В данном случае чародейство мало чем могло ему помочь — фавну следовало рассчитывать только на свой здравый смысл. Он не сильното верил, что это поможет, но…

— Я бы доверился опыту пожилого человека, — смущенно произнес он. — В конце концов, вы — герцогиня и в любой момент можете заявить о себе, но после этого исчезнуть не удастся, даже если вы очень этого захотите.

Кэйд жаждала обрести в лице Рэпа союзника и, просчитавшись, досадовала на себя. Закусив губу, она стояла в глубоком раздумье.

— Пожалуй, это верно, — милостиво согласилась она, снисходительно кивнув Андору. Приняв это нелегкое решение, Кэйд направилась к ступенькам кареты, где ее дожидался Гатмор, изображая лакея. Кэйдолан задержалась перед открытой дверцей и, оглядев с ног до головы моряка, заявила: — Ты стал заправским слугой, капитан! Я уже едва замечаю твое присутствие, а это высшая похвала профессионалу.

Гатмор стоял навытяжку у дверцы кареты и в своей сияющей ливрее выглядел действительно образцовым лакеем.

— Моряки — мастера на все руки, — сказал он, — и блестяще выполняют все, за что берутся, даже если оно для них ненавистно!

Кэйд вздрогнула от неожиданности, а затем поспешно исчезла в своей новой карете, не промолвив ни слова.

— Ну вот и улажено дело, — произнес Андор с легкой улыбкой, мелькнувшей на его безупречно красивом лице. — Щегольское одеяние Андора по краснегарским меркам было баснословно дорого; простому краснегарцу трех жизней бы не хватило, чтобы оплатить эти тряпки.

Рэп еще раз ободряюще потрепал Туманку по крутой шее, и быстро проверил магическим зрением надежность упряжки.

Андор взялся за ручку дверцы и поставил ногу на ступеньку кареты, но замер на полушаге:

— Друг мой, маршрут довольнотаки путаный. Пожалуй, мне лучше сесть рядом с тобой на козлы и показывать дорогу.

Нервы Рэпа были на пределе, и он устал деликатничать.

— Садись в карету, — распорядился фавн. — Для меня достаточно будет, если ты вовремя скажешь, направо свернуть или налево. Кричать вовсе не обязательно.

Андор вздрогнул.

— Ты там, — кивнул он на козлы, — можешь слышать нас, когда мы внутри?

— Когда хочу, — отрезал Рэп, разбирая вожжи. — Так направо или налево из ворот?

— Налево! — сердито буркнул Андор и поспешно присоединился к Кэйд.

* * *

Хаб — огромный город. Андор не раз говорил это Рэпу, но фавн и предположить не мог, как длинны и оживленны столичные улицы, как вычурна архитектура зданий. По мере приближения к центру все величественнее становился облик города и улицы заполнялись. Кварталы многоэтажек постепенно уступили место респектабельным особнякам, а затем и дворцам знати, прячущимся в густых парках. Перед грандиозными административными зданиями и храмами возвышались величественные статуи. Не только в центре Хаба, но и везде на его улицах высились храмы. Их были десятки… если не сотни…

Даже в унылой промозглой мороси Хаб был неотразим. Рэп и представить не смел, как великолепно смотрелась бы столица в лучах солнца.

Кэйд веселилась, как дитя, а Андор самодовольно выступал в роли гида: указывал, называл, объяснял.

— Храмы — вот причина, по которой Хаб считается Городом Богов. Каждый Бог имеет собственный храм. На всякий случай имперская канцелярия, закончив строительство очередного храма, тут же закладывает фундамент нового, и когда к списку добавляется новый Бог, для него готов свежий храм.

— Подумать только! Мне непременно нужно побывать в храме. Вот только в каком? Знаю! Инос являлся Бог Любви, значит, с негото мне и надо начать.

— Э… я бы не советовал! Вокруг храма Бога Любви окорачивается всегда столько сомнительных личностей…

Рэпу некогда было ни прислушиваться к болтовне пассажиров, ни любоваться городом, ни гадать о своем горьком будущем. Фавну поневоле пришлось отказаться от намерения не пользоваться магией в столице. Окунувшись в водоворот движения на городских улицах, он искренне не понимал, как обычный кучер может выжить в этой кутерьме. Кареты и экипажи колесили по всем направлениям, абсолютно пренебрегая чьей бы то ни было безопасностью, а пешеходы умудрялись выскакивать невредимыми изпод колес и копыт.

Большинство из них явно не пользовалось чарами, Рэпу постоянно приходилось приколдовывать. Лавируя среди экипажей и пешеходов, фавн подумывал о том, с каким бы удовольствием променял этот вертеп на Краснегарскую дамбу при высоком приливе в штормовую ночь. Он уцелел сам и сохранил в неприкосновенности карету с пассажирами только благодаря полному контролю и за собственной упряжкой, и за лошадьми других экипажей. Его столичный дебют вызывал бурные и нелицеприятные комментарии, изобилующие проклятиями, сыпавшимися и от бывалых кучеров, и от пешеходов.

Конечно, столь длительные манипуляции магией грозили немалой опасностью. Ее волны мог почувствовать какойнибудь колдун. Выбирать Рэпу не приходилось, он надеялся на везение и на свои таланты. За долгие дни путешествия фавн овладел довольно гладкой манерой применения магии, к тому же он обнаружил в Хабе другой предохранитель — постоянно мерцающий волшебный фон. Выследить конкретного мага, шепчущего животному, во всем этом гуле практически не представлялось возможным. Краем глаза Рэп уловил силуэт удаляющегося Золотого дворца Хранителя Востока и быстро промелькнувший Опаловый дворец. Затем пришло распоряжение Андора свернуть на юг и двигаться прочь от центра.

Густые сумерки ненастного дня плавно сменились ночной тьмой к тому времени, как Рэп услышал долгожданное известие о прибытии на место. Увы, только для кареты и лошадей, людям предстояло еще шагать и шагать. Въехав во двор гостиницы, Рэп остановил упряжку и, тяжело дыша, довольно долго просидел неподвижно, наслаждаясь покоем, словно после доброй драки. Теперь он уж не так сильно страшился своего предвидения: пожалуй, мало что могло быть хуже дорожного движения в Хабе.

Гостиничный конюх подхватил коней под уздцы и жадно смотрел на Андора, отсчитывавшего золотые монеты. Гатмор разгонял мальчишек, жаждущих вцепиться в вещи потенциальных клиентов гостиницы. Четверо троллей тоже притащились к карете — на случай, если гостям потребуются носильщики посильнее.

Отдышавшись, Рэп спрыгнул на землю и от души поблагодарил Дымка и Туманку. Фавну очень хотелось самому отвести лошадок в конюшню, почистить и выводить их, но нужно было скорее добраться до дому, и Рэп быстро осмотрел стойла и конюхов. Убедившись, что о четвероногих друзьях хорошо позаботятся, он подошел к Андору, который настойчиво призывал фавна взглядом.

— Нам предстоит небольшая пешая прогулка, — сообщил Андор. — Здесь недалеко, не больше полета стрелы, так что не стоит брать носильщиков. Согласны?

Как ни много багажа набралось у путников за всю дорогу, Андор настоял утром, чтобы вещи упаковали в два вместительных, но небольших сундука. Рэп с Гатмором понимающе переглянулись, пожали плечами и согласились, что они, пожалуй, действительно справятся сами. Рэп поспешил опередить моряка и подхватил самый тяжелый из двух сундуков. Тролли хмуро, но молча наблюдали, как их заработок уплывает на плечах приезжих. Андор раскрыл над Кэйд зонтик и, неизменным апломбом пригласив всех следовать за ними, вышел из ворот гостиницы и зашагал через улицу. Вскоре он свернул в ближайший переулок, слишком узкий для кареты и заканчивавшийся короткой лесенкой, упиравшейся в перекресток. Там он опять свернул, теперь уже налево, в засаженный кустарником и тощими деревцами дворик. Ступеньки, дворики, переулки и перекрестки множились, а Андор все шагал и шагал вперед.

Дождь лил не переставая. С каждой минутой сундук на плечах Рэпа все больше и больше наливался свинцовой тяжестью. Вода давно уже просочилась и в рукава фавна, и за воротник. Потоки дождя смывали с улиц мусор и несли его, кружа в водоворотах, к переполненным сточным канавам. По мостовым текли настоящие реки, в чьих потоках ноги пешеходов тонули по щиколотку.

Следующий проулок был столь узким, что два человека с трудом могли разминуться. Рэп и Гатмор, сгибающиеся под тяжестью сундуков, теперь еще должны были следить за сохранностью своих оттопыренных локтей, а пролезая в воротах — костяшек пальцев. Маршрут изобиловал каменными подворотнями, а высота зданий превращала небо в узенькую щелку, затерянную в вышине. И вновь путников ждали ступеньки…

— На расстоянии полета стрелы, надо же такое удумать! — отдуваясь, ворчал Гатмор.

— Стрелы лабиринтами не петляют, — напомнил Рэп, искренне желая, чтобы Кэйд шагала порезвей.

— Чудненькие местечки для засад, — восхищался капитан.

— Нет здесь нигде никаких засад, — заверил Рэп, подключив к обычным чувствам ясновидение.

Конечно, это был район вонючих трущоб, но относительно безвредный.

Задержавшись, чтобы переместить груз с одного плеча на другое, Гатмор проворчал:

— Тебе легко!

— Угадал, — откликнулся фавн. — Хочешь, чтобы я взял оба?

Но, сгибаясь под своей ношей, Рэп пользовался не магией, а исключительно собственными мускулами, и он был приятно удивлен и доволен, что выдержал дольше моряка. Воспользовавшись непредвиденной остановкой, фавн поменял плечо, и оба двинулись дальше сквозь мрак, ветер и дождь по булыжнику улочек и подворотен, пока наконец не остановились перед стеной с неприметной дверью, утопленной в глубь кладки.

— Итак, мы у цели! — жизнерадостно воскликнул Андор. — Не слишком фешенебельно, но уж никак не трущоба. Теперь молчок…

— Либо ты откроешь дверь, либо я сброшу сундук тебе на ноги, — рыкнул Гатмор.

— Неужели! Ну, если ты настаиваешь… Капелька магии!

Андор наклонился к двери, приблизился к дырке от выпавшего сучка и чтото прошептал… дверь распахнулась. Рэп моргнул, заметив мерцание пространства, пока открывалась дверь.

— О Боги! — ахнула герцогиня.

— Подумаешь, волшебная дверь! В Хабе, если есть денежки, можно приобрести все, что угодно.

Это оказались не поверхностные чары и не краткосрочная магия, а долговременное надежное колдовство. В столице было полнымполно волшебных штучек подобного рода. Вот онито и создавали постоянную вибрацию, которую почувствовал Рэп.

Со вздохом облегчения вошел он вслед за Гатмором в помещение и с грохотом сбросил с плеч опостылевший сундук. Моряк тоже не церемонился со своей ношей, так что вещи уцелели лишь благодаря исключительной прочности тары. Комната освещалась как через зарешеченную фрамугу, заляпанную многолетним слоем пыли с внутренней стороны и грязи — с внешней, так и из дверных щелей. Все же в тусклом свете можно было различить ковер на полу, разумеется не первой свежести, и вбитые в стену крючья, служившие вешалками. Чего только с них не свисало: разнообразные плащи, шляпы, даже пара фонарей. Лестница, первые ступени которой маячили впереди, тонула в чернильной тьме. Андор заботливо запер дверь и лишь потом взял в руки кремень и огниво.

— Этот дом — довольно странное место, — сказал он. — Самое приятное для меня и моих компаньонов здесь то, что в разных концах помещений имеются три различных выхода, а на крыше еще и люк. Последнее особенно привлекает Тинала, а также меня.

Сбросив с плеч сундук, Рэп сразу же занялся осмотром лабиринта анфилад, коридоров и лестниц. Только проследив проходы в этом человеческом муравейнике, можно было определить, какие помещения принадлежат именно этому жилищу, а какие нет. Соседи и не подозревали, что здесь существует некая анфилада комнат.

Рэп легко определил, где разместился Сагорн — комната за комнатой, заставленные стеллажами, забитыми книгами, свитками, картами, загроможденные столами с алхимической аппаратурой и кучами иных причудливых вещиц. Апартаменты Андора отличали многочисленные стенные шкафы с щегольской одеждой; на застекленном чердаке устроил себе мастерскую Джалон.

Там царил артистический беспорядок, а в уголке примостился стол с заготовками для музыкальных инструментов; Тинал облюбовал себе небольшой чуланчик, таившийся под ступенями лестницы и наполовину заполненный драгоценностями и золотыми безделушками. Никаких признаков жилища Дарада вообще не было. Оно и понятно — ну что делать великану и забияке в Хабе?

В фонаре затеплился колеблющийся язычок огня. Опустив стекло и подкрутив фитиль, Андор осветил наконецто помещение и усталые лица. Золотистый отблеск смягчал осунувшиеся черты и затянутый паутиной холл.

— Место, поверьте, удобное, но, конечно, нуждается в уборке, — признал щеголь. — Для этого мы регулярно каждые десять лет нанимаем слугу. За несколько месяцев он полностью справляется с задачей. В этот раз немного подзадержались. Для вас, Кэйд, эти хоромы, может быть, и неподходящее жилье; надо думать, вы к таким и не привыкли, но для компаньонов, несущих древнее проклятие, это логово исключительно удобно.

— А ведь вы не сами его создали, не правда ли? — то ли утверждал, то ли спрашивал Рэп.

Андор, освещавший фонарем лестницу, резко развернулся к фавну.

— Конечно нет. Это очень древнее строение. Нам невероятно повезло, когда мы узнали о продаже этого помещения, и Сагорн приобрел данную недвижимость в свое безусловное право собственности. А что?

— Около двух третей жилища под щитом. Подразумеваю, что остававшаяся треть была добавлена позже созданного колдуном щита.

В които веки Андор онемел от изумления.

— Сработало волшебное слово, — глупо ухмыльнулся щеголь.

— Несомненно, — кивнул Рэп. — Этому щиту вся ваша компания, похоже, и обязана своей жизнью. То, что вы так долго избегаете обнаружения, всегда казалось мне чудом, ведь вы временами так энергично встряхиваете магическое пространство… ну вот и разгадка чуду.

— Боги! Неужели? А ты покажешь мне, какие части безопасны, прежде чем мы расстанемся?

— С удовольствием.

Андор зябко передернул плечами, сильно взволнованный неожиданной новостью. Затем он предложил руку герцогине и, высоко подняв лампу над головой, вновь направился к лестнице. В молчаливом согласии Рэп и Гатмор взялись за один и тот же сундук, оставив другой на следующий заход.

Особо обустраиваться не потребовалось; каждому нашлась комната, и, распаковав сундуки, каждый унес туда свои вещи. Правда, герцогиню от столь грубой работы избавили и, кроме того, в избытке снабдили водой. Остальные тоже вымылись, накачав насосом воду из подвального колодца, который изза дождей был особенно переполнен. Чистые и освеженные, они собрались в гостиной и обнаружили, что их хозяином был уже не Андор.

Длинный, костлявый, облаченный в серебристую мантию Сагорн стоял, облокотившись на каменную доску, и обозревал комнату с презрительной усмешкой на лице — явный признак неудовольствия. Рэп изумился, увидев на голове старика черную ермолку, выглядевшую на нем излишне вычурно.

Гостиная была очень большой и очень запыленной: гора пепла в камине, пыль на столах, фестоны паутины во всех углах и даже на стенах и потолке. Каждый шаг, каждое движение вздымало тучи пыли, забивавшейся в нос и рот. Серые сумерки едва пробивались сквозь грязные стекла. Рэп заметил уныние на лице Кэйд и задумался, догадывается ли она о действительном состоянии заброшенности гостиной. Сагорнто, безусловно, догадывался, потому и не спешил зажигать свечи.

— Садись, капитан, — кивнул старик Гатмору, когда тот вошел в комнату, последним присоединяясь к компании.

— Пожалуй, я постою, — нахмурился моряк и замер, скрестив на груди руки.

Кэйд взгромоздилась на стул с высокой прямой спинкой, а Рэп устроился на диване. Он позволил себе проверить, так ли мягок диван, как это казалось со стороны, и был приятно удивлен, что не обманулся в ожиданиях. Плохо только, что подушки насквозь пропитались запахом плесени.

— Похоже, у нас военный совет, если уж Андор вызвал вас, доктор, — заметила Кэйд.

— В какойто мере да, — цинично хихикнул Сагорн. — Андор — франт. Его утонченной душе совестно за подобное безобразие, а других квартир в запасе у него нет. Вот он и решил, что раз это была моя идея привезти вас сюда, мне и ответ держать. — Предупреждая заверения герцогини, он поднял руку и продолжал: — И он прав! Примите мои истинные извинения. Последние несколько лет я так увлекся своими исследованиями, что ничего вокруг не замечал. Дом захламлялся, а я… Это позор!

— Ну, дватри пыльных дня нас не угробят, — жизнерадостно воскликнула Кэйд. — Так чем нам заняться сейчас? Что ты предлагаешь?

— Поужинать, я думаю, — произнес Сагорн. — Позже нужно организовать сбор информации. Вопросов много. К примеру, о войне: насколько серьезна ее угроза? Неплохо бы узнать, в столице ли Иносолан, одна она или с джиннами? Как вы понимаете, их могли завернуть обратно, раз на джиннов охота. Вопрос о Краснегаре тоже немаловажен. И еще, какие слухи ходят про Четверых? И наконец, о друзьях и знакомых. Мне нужно восстановить отношения с прежними друзьямиполитиканами, а вам — с родственниками, но сначала нужно определить, к кому из них безопасно обращаться. Когда мы получим ответы на эти вопросы, у нас появится масса новых.

— А как я могу помочь?

— Не знаю! Начнем с того, что поблизости отсюда имеются и кабачки и таверны, так что Тинал принесет достаточно всевозможных сплетен и пересудов. Андор заявится в гости к комунибудь из знакомых. Наш маг, — хищный взор Сагорна обратился к Рэпу, — сможет собрать информацию — оккультными средствами, и, пожалуй, эти сведения окажутся самыми надежными.

— Подслушивать я смогу, — согласился Рэп, — тем более что это достаточно безопасно.

— Даже Андор способен выведывать тайны, а ты маг, тыто уж точно сможешь. Побеседуй с несколькими легионерами. Выбери когонибудь посолиднее и используй по ходу дела магию. Сделаешь?..

— Согласен, — с несчастным видом сказал Рэп.

— А ты, капитан… — Сагорн с сомнением взглянул на Гатмора.

— Капитан останется дома, — усмехнулся Гатмор, — и наведет на борту порядок. Ваша компания — грязная команда заправских разгильдяев.

— Я тоже нашла себе дело — буду заниматься домашним хозяйством и кухней, — заявила Кэйд.

— Мэм…

— Нет, правда! Я люблю готовить, хоть подобные развлечения для меня большая редкость. — Довольная собой, герцогиня буквально лучилась улыбкой. — Однако из воздуха мне ничего не состряпать, а в твоей кладовой, Сагорн, пусто!

Все не сговариваясь посмотрели на темнеющие окна. Как ни грязны были стекла, но сомневаться не приходилось: в такой час все рынки уже не работали.

— Послушайте, ведь мы под щитом, — воскликнул Рэп, обнаружив, что зверски голоден. — Вы не против куриных клецок?

Фавн вспомнил сказочное угощение, которое он пробовал раза два или три еще в детстве. Шедевр кулинарного искусства его матери. Безупречная память мага точно воспроизводила вкус и аромат кушанья, и у Рэпа прямотаки слюнки потекли, совсем как тогда, в детстве. За последнее время более приятного ощущения он не испытывал.

«Пожалуй, быть магом не так уж и плохо — по крайней мере, иногда», — подумал Рэп в предвкушении ужина.

— Ну, конечно же! — восторженно закричала герцогиня. — Шейх Элкарас устраивал застолья, пользуясь магией, и ты сделаешь точно так же.

— Я могу только попробовать сотворить еду. Что случится потом, я не знаю. Возможно, ночью мы проснемся изза голодных спазм в желудках.

— Не скромничай! — огрызнулся Сагорн. — И почему, собственно, такой однообразный стол? Уверен, ее сиятельство предпочтет чтонибудь пооригинальней. Например, скажем, фрикасе из голубиной грудки в трюфелях под соусом с каперсами.

— Я создам все, что угодно, если мне смогут объяснить, как это должно выглядеть, — пообещал Рэп, — но вкус блюда — здесь я бессилен — будет как у куриных клецок.

 

2

Вдоль каждого тракта Империи на определенном расстоянии друг от друга находились почтовокурьерские станции, каждая под собственным номером. Нумерация, естественно, начиналась от столицы. Поэтому, отправляя письмо сенатору Ипоксагу, Инос просто указала, что просит встретить ее на почтовой станции первого южного тракта. То, что дорога окончится станцией номер один, сомнений не вызывало, но куда двигаться дальше по городу, разыскивая дом сенатора, Инос не представляла, и встреча на станции, казалось ей, решала все проблемы. Единственно, чего не учла Иносолан, так это гигантских размеров самой станции.

Отправив вперед со специальным курьером письмо, Азак заметно снизил темп движения. Конечно, послание к сенатору будет доставлено без промедления, но все же не стоило гнаться за курьером и привлекать к себе внимание. Вчера ночью на постоялом дворе джиннов разбудили солдаты, вызванные бдительным хозяином. Но документы, состряпанные эльфами, снова выручили путников. Однако Инос все еще продолжала ждать разоблачения фальшивки. И дождалась… в сумеречный полдень на конечной станции южного тракта.

Дорога уперлась в скопление строений, больше напоминавшее небольшой городок, хоть и называлось оно почтовой станцией. Правда, в этом местечке соединялись три тракта: южный, восточный и питмотский. Кроме того, здесь имперская почта начинала и кончала свой бег по дорогам Империи. Здесь состоятельные путешественники оставляли почтовых лошадей вместе с каретами, меняя их на юркие и легкие городские двуколки или, наоборот, пересаживаясь в дорожные кареты, отбывающие в дальние края; лошади сдавались внаем как упряжками, так и поодиночке, для всадников; кроме того, желающие могли нанять на время поездки кучеров, форейторов и проводников, если желали. Административные павильоны, гостиничные строения, конюшни, дворы, паддоки кишели народом. Везде суетились посыльные, курьеры, носильщики, конюхи и конечно же карманники. Лошадей было вряд ли меньше, чем людей. Люди переговаривались, перекрикивались, лошади ржали и храпели, колеса карет и экипажей грохотали и плюхали по лужам, копыта цокали по мостовой, а башмаки чавкали по раскисшей грязи, создавая жуткую какофонию звуков, к которым добавлялся неумолкающий шелест дождя. Не только строения, но и сам воздух станции пропитался густым ароматом конского пота. И везде мелькали солдатские каски и мундиры.

Инос и не предполагала, что встретиться с кемто, кого она не знала и кто не знал ее лично, окажется так затруднительно. Два последних дня она лелеяла мечту о сердечной встрече с вельможейродственником, пусть очень дальним, надеясь на его гостеприимство, а главное, на отдых в более комфортабельных условиях, чем за полгода сумасшедшего путешествия. Безусловно, сенатор откликнулся на ее письмо и приехал за ней или послал когонибудь вместо себя, но Инос не представляла, как они отыщут друг друга. В послании она не осмелилась упомянуть, что путешествует в обществе четырех джиннов.

Сдав лошадей и карету, Азак получил деньги, и все пятеро вышли из конторы под дождь. Свирепо насупившись, но упорно храня молчание, Азак предоставил действовать Инос, однако она не знала, что делать, кроме как ждать. Минуты ползли мимо, лил дождь, а девушка осматривалась и спрашивала себя, куда же им в конце концов двинуться. Но эту проблему за них решили легионеры. Лошади и путешественники недолго мельтешили вокруг, внезапно поблизости от джиннов никого не осталось и со всех сторон в образовавшийся вакуум, как волчья стая на жертву, полезли солдаты, сверкая обнаженными мечами. Круг сомкнулся.

* * *

Окруженные кольцом легионеров, четверо джиннов во главе с Инос вошли в помещение с низким потолком, а потом поднялись по мрачной лестнице в каморку, где их уже ждали трибун, центурион и какойто неприметный типчик. Сопровождавшие пленников десять легионеров промаршировали в комнату двумя шеренгами, но потом распределились широким полукругом, все еще щетинясь обнаженными клинками. Двери заперли на засов. Под окнами находился одинединственный стол и, как ни странно, никаких стульев. Инос охватил страх. Небольшую комнату не станут набивать людьми просто так, а в переполненном помещении нельзя было повернуться, не наткнувшись на чейнибудь недобрый взгляд или мокрые доспехи. Запах кожи и лака ударял в нос, а дыхание людей она чувствовала даже через вуаль.

Трибун оперся спиной о стол и принялся рассматривать паспорт. Затем он одобрительно кивнул пятерым пленникам.

— Неплохая работа, — сказал он, указывая на бумаги. — Классическая фальшивка, к тому же великолепная.

— Нет, это не так, — заявил Азак.

Трибун снова улыбнулся и передал паспорт тщедушному типу. Тот был довольно молод, но уже почти лыс и выглядел истинным педантом — в общем, внешне безобиднейшая личность, тем и опасная; впрочем, иначе его здесь и не было бы. Эксперт поднес документ к глазам, повернулся к окну и стал внимательно рассматривать паспорт на свет, чуть ли не прижимая бумагу к кончику своего длинного носа.

— Да, отличная работа, — подтвердил он мнение трибуна. — Почти наверняка — эльфийская, — сказал он, любуясь каллиграфией.

Трибун, не переставая мило улыбаться, повернулся к Азаку. Трибун был староват, но для своих лет вполне крепок. Обнаженные руки и ноги его сильно загорели, а обветренное лицо соперничало цветом с бронзовыми доспехами, украшенными золотой инкрустацией. Дорогая, ладно скроенная форма выгодно маскировала рост трибуна. Он наверняка был человеком заслуженным, раз мог позволить себе роскошествовать.

— А теперь выкладывайте правду, — потребовал он.

— Ты прочел ее.

— Граждане, поименованные в этой «липе», никогда не слыхивали о вас.

— Еще бы! Я ведь приезжаю, а не уезжаю.

Азак врал не моргнув глазом. Зато Инос показалось, что ее сердце провалилось до самых пяток. Очевидно, понатыканные по всему тракту соглядатаи и смотрители с почтовых станций слали в столицу тревожные письма. Приливная волна доносов подоспела в Хаб как раз к их приезду. И власти озаботились взять подозрительных чужестранцев там, где легче всего избежать паники среди честных обывателей. Теперь их тщательно обыщут и не менее тщательно допросят с пристрастием.

Трибун критически осмотрел закутанную в покрывало фи— Инос.

— Открой лицо.

Для дам прятать себя от дорожной пыли было в порядке вещей, но оставаться под вуалью в помещении не практиковалось. Инос беспрекословно стянула с головы шляпу и размотала вуаль. Она столько времени не имела возможности вымыться, что была противна сама себе.

Трибун кивнул, будто лишний раз убедился в истинности полученных рапортов.

— Не из джиннов, ничего похожего. Поуэльф и полу… кто?

— Вот уж не эльф, — рассердилась Инос. — Имп и джотунн.

— Кто жег твое лицо и почему?

— Это мое дело и тебя не касается.

Он равнодушно пожал плечами, словно спросил мимоходом.

— Ты якшаешься со шпионами, шляешься в компании джиннов, значишься в этих подложных документах… Для дамы это многовато, как бы с тобой не случилось чего похуже…

— Еще не полдень, — спокойно ответил Азак.

— Что из этого? — повернулся к нему трибун.

— В полдень нас будет искать здесь некий вельможа. В твоих интересах попридержать свое любопытство до полудня, трибун.

— Неужели я выгляжу кретином? — скрестил на груди руки трибун. — Ты ничего не добьешься, оскорбляя меня.

— Если бы паспорт действительно был фальшивкой, как ты уверяешь, нас давно заковали бы в цепи. Документы необычны, согласен, но это уж не твоя забота. Просто потерпи до полудня. Я не стану уверять, что тебе ответят на все твои вопросы, но допрашивать нас тебе наверняка не позволят. — И Азак, копируя трибуна, тоже скрестил на груди руки.

В путешествии он основательно пропылился и пообтрепался, сквозь прорехи одежды коегде виднелось покрытое рыжими волосками тело, но султан Араккарана хорошо разбирался в интригах и мастерски умел вести их. И он верно угадал, что трибун все еще сомневается в шпионских намерениях приезжих, хоть и очень хочет доказать их вину. Джинны сейчас были желанной добычей, но война пока еще не объявлена, и с этим приходилось считаться. Трибун, не только ловкий, но достаточно толковый человек, не мог не понимать, что ничьим донесениям нельзя верить.

Инос вконец извелась; ей казалось, что полдень давно прошел, а определить время по солнцу мешали тучи. Минуты текли, а сенатора все еще не было. Причин для задержки было предостаточно: он мог не получить ее письма, сенатора могло не оказаться в городе; в конце концов, он мог просто не поверить ее письму, посчитать его фальшивкой и сжечь. Хуже, если сенатор передал письмо тайной полиции, заботясь о собственной безопасности, а этот трибун всего лишь ломал перед ней комедию.

Но, несмотря ни на что, искра надежды продолжала теплиться в сердце Инос.

— У тебя есть сомнения, писец?

— О, никаких, — ответил лысеющий парень и швырнул свиток пергамента на стол.

— Отлично, — воскликнул трибун и обратился к центуриону: — Обыскать их.

Центурион вложил меч в ножны и знаком приказал двум легионерам сделать то же самое. Все трое подошли к Азаку. Султан только злобно сверкал глазами, но не сопротивлялся, пока они шарили по его карманам и поясу. Кошельки с заркианским золотом звякнули по крышке стола, рядом легли оба кинжала и пара тонких стилетов, о которых Инос и не подозревала.

Той же процедуре подверглись затем и остальные трое джиннов: Чар, Варрун и Джарким.

Покончив с мужчинами, трибун уставился на Инос.

— При вас есть какоелибо оружие или бумаги?

— Никаких.

— Поклянитесь в этом Богами Правды.

— Клянусь.

— Ладно. Теперь приступим. Начнем вот с этого, — кивнул он на Чара.

Два легионера вцепились в джинна, заломили ему руки за спину, впечатав лицом в стену, а центурион с большим знанием дела врезал рукой его по почкам и лягнул по лодыжке. Не выдержав, Азак рванулся вперед и замер на полушаге, остановленный частоколом острых клинков. Инос закрыла глаза, не в силах смотреть на этот ужас.

Терпения Чара хватило еще на пару зверских ударов, после чего он начал кричать. Азак в бессильной ярости вторил ему рычанием.

— Будешь говорить? — поинтересовался трибун.

— Ты пожалеешь об этом!

— Продолжай, центурион, и не будь щепетилен.

— Взгляните! — выкрикнул тщедушный писец.

Инос невольно раскрыла глаза. Лысый типчик все еще не отлепился от окна. Должно быть, он предпочел разглядывать двор по той же самой причине, по которой Инос зажмурилась.

— Трибун, в ворота только что вкатилась карета с гербом и в сопровождении преторианских гвардейцев.

— О Боги Мучений! — простонал трибун.

Все же до развязки было еще далеко. Преторианец имел звание на несколько рангов выше, чем трибун, но по сравнению с ветераном казался слишком уж юн. Однако, когда гвардеец обменялся с трибуном приветствиями, воинственного пыла в служаке сильно поубавилось.

В полной мере довольный собой и воинским званием, что подтверждал шлем с пышным плюмажем, всадник был великолепен. Даже слишком маленький подбородок не портил его очаровательную внешность. Самоуверенность юнца тоже была оправданной: любой, кто смог пробиться в преторианцы, имел влиятельных покровителей и почти наверняка являлся будущим ликтором.

Но в карете восседал не сенатор, а укутанная в меха дородная дама — молодая копия тетушки Кэйд. Выглядывая из теплого пушистого воротника, она пристально рассматривала холодным жестким взглядом насквозь промокшее хрупкое неприкаянное существо, стоящее в грязи перед дверцей кареты в окружении легионеров.

— Знаешь ли ты эту женщину? — мрачным голосом спросил трибун.

— Нет.

— Нет? — просветлел он.

— Мой отец получил письмо, где она утверждает, что является нашей родственницей, с которой никто из нас раньше не встречался. Более того, источник, которому нельзя не верить, сообщает, что та, чьим именем она назвалась, давно мертва.

Вся фигура трибуна излучала счастье.

Юный гвардеец молча нахмурился. Он уже сожалел, что вступился за Инос, презрев ее жалкий вид.

— Можете ли вы доказать, что вы та, за которую себя выдаете? — надменно спросил он.

Азак, вынужденный молчать, все сильнее и сильнее накалялся гневом.

— Я — Иносолан из Краснегара, а ты, похоже, леди Эйгейз.

Дородная дама в карете скептически вздернула бровь:

— Мое имя ни для кого не секрет.

— Кэйд много рассказывала мне о тебе.

— Что именно?

— Например, ты провела лето в Кинвэйле. Там ты покорила сердце молодого гвардейца… точно не помню имени… кажется, Айнофер.

— Претор Айонфью — мой муж. Ты плохо справляешься со своей ролью.

— Это не роль, а рассказ. Ну, она также упоминала некий концерт на спинете. В этот раз спинет не просто фальшивил, иногда он начинал самостоятельно издавать звуки, совершенно уродуя мелодию; возможно, это изза ежа, ползавшего внутри инструмента. Или вот еще, насчет закрытой супницы; когда лакей поднял крышку перед Эккой…

— Иносолан! — пронзительно завопила вельможная леди. — Что с твоим лицом, дитя?! — Дородная дама с трудом спустилась по ступенькам из кареты прямо в раскисшую грязь и под дождем бросилась обнимать Инос.

— Да помогут тебе Боги, трибун, — нахально усмехнулся молодой преторианец, очень довольный собственной прозорливостью.

 

3

У Кэйд была манера изображать легкомысленную дурочку. Эйгейз переняла этот стиль, но в результате получилась гротескная пародия на герцогиню. Она болтала без умолку, хихикая и сюсюкая, но, будучи дочерью сенатора, сама решала, когда кривляться, а когда быть серьезной. Одногоединственного взгляда на беднягу Чара, избитого и окровавленного, хватило, чтобы от мягкости не осталось и следа. Глянув на свой эскорт, Эйгейз с деланным безразличием холодно произнесла:

— Тиффи, дорогой, сделай чтонибудь.

— Господин… — с лучезарной улыбкой подступил Тиффи к трибуну.

Вот когда все влияние имперской аристократии приготовилось обрушиться на этого несчастного заслуженного офицера. Чтобы срочно исправить положение, трибун спешно реквизировал карету и на свежей упряжке лично помчался со своей жертвой в лучший военный госпиталь в Хабе, да не один, а со свидетелем, Варруном, имея строгий приказ лично Эйгейз доложить о выполнении, причем непременно до захода солнца, иначе его карьера будет погублена.

Стойкость аристократки была безгранична. Когда Инос представила гиганта варвара как своего мужа, султана Азака из Алакарны, Эйгейз мило улыбнулась, даже глазом не моргнув, и протянула руку для поцелуя. Азак изысканно поблагодарил ее за честь, но извинился за то, что не может себе позволить дотронуться до благородной леди, так как слишком запачкан дорожной пылью.

Потом Эйгейз сотворила еще одно чудо, всегото потому, что Инос не пожелала портить великолепную поплиновую обивку в сенаторской карете, справедливо считая себя слишком грязной. Администрация станции мгновенно выделила великолепные покои с горячими ваннами, мягкими полотенцами и чистыми одеждами. Инос почувствовала головокружительное упоение, словно все проблемы уже разрешились. Довершила эйфорию обильная трапеза, самая прекрасная за последние недели, и все же запомнились ей в основном только бесконечный и неумолчный щебет светского вздора ее родственницы и полное изумление на чисто выбритом лице джинна, вынужденного проявлять уважение к этой болтливой даме.

Впрочем, когда с неотложными делами было покончено и Инос с Азаком уселись в карету, а Джарким устроился на запятках этой же кареты с форейторами, леди Эйгейз повела беседу на отвлеченные темы. Преторианцы скакали впереди, расчищая путь, и карета, грохоча колесами по мостовой, беспрепятственно катилась вперед. Инос упорно боролась с охватившей ее на почтовой станции эйфорией, тщетно пытаясь вернуться с небес на бренную землю, понимая, что ощущение — свободы и безопасности пока еще эфемерно. Азак был рядом и, похоже, считал, что ловушка, в которую он залез, теперь захлопнулась. Инос догадывалась, что ее супруг вспоминает и придирчиво перебирает все подозрения относительно мотивов и действий королевы Краснегара. Сейчас Инос являлась хозяйкой положения, и конечно же султан, привыкший к предательствам, не доверял ей.

— Это очень долгая и неправдоподобная история, госпожа…

— Эйгейз, дорогая.

— О да, Эйгейз. Не проще ли будет начать тебе? Расскажи, что ты знаешь, а недостающее я дополню.

— Милая моя Инос, твое неожиданное появление заставило меня усомниться во всем, что мне казалось известным. Итак, первое, что мы услышали, это о неприятностях в северовосточном Джалгистро. Прошлой весной там возобновились гоблинские набеги, и изза этого однажды вечером отец вернулся из Сената вконец обозленным. Потом пришло известие, что ты потеряла отца. До сих пор верно?

— Да, — согласилась Инос.

Эйгейз пробормотала стандартное соболезнование и продолжила:

— Еще сообщалось, что ты вместе с Кэйд под военным эскортом возвращаешься в Краснегар. Дальше сплошные слухи, будто бы на обратном пути отряд попал в засаду, битва была короткая, а потом… ужасные зверства. Сенат… Можешь себе представить! Гоблины! Они хуже карликов! У Империи раньше никогда, никогда не было столь серьезных проблем с гоблинами. Мы с отцом конечно же беспокоились и за тебя, и за Кэйд, мы написали Экке. Но известие о твоей смерти и смерти Кэйд пришло раньше, чем ответ на наше письмо.

— Кто сообщил такое? — требовательно спросила Инос.

— Император, дорогая, — сочувственно вздохнула Эйгейз. — Это было официальное сообщение Сенату. Разумеется, отцу он рассказал раньше, мы ведь отдаленная родня, впрочем — обычная вежливость. Император сказал, что известие исходит от Олибино.

— Ага! — констатировала Инос и переглянулась с Азаком. С ее глаз словно пелена спала. Олибино в свое время не сумел ни выкупить Инос у Раши, ни выкрасть ее. Он решил расправиться с проблемой радикальным способом, заявив, что Инос мертва. Кто бы посмел усомниться в словах ХранителяСтража? Вот почему, когда Инос добралась до Алакарны и больше уже никак не могла быть полезна колдуну, он, не долго думая, вновь отослал ее к Раше. Так и было!

— А как император решил с Краснегаром? — опередила Инос град вопросов, готовых слететь с язычка хозяйки.

Карета лихо мчалась по широкому проспекту мимо величественных зданий и грандиозных сооружений. Разумеется, Инос хотелось поглазеть на столицу, но она ясно сознавала, что сейчас никак не время предаваться праздности и заниматься осмотром достопримечательностей.

— Знаешь, это случилось уже после того, как здоровье государя начало ухудшаться, — замялась Эйгейз. — Консул Итбен… сейчас он, конечно, регент. Так вот, Итбен предложил, что, поскольку старшая ветвь отмерла — Кэйдолан была бы следующей после тебя королевой — ближайшим преемником является Анджилки. К тому же Краснегар не стоил войны с Нордландией, потому как у Империи много других проблем, хотя бы с гномами, не говоря уж о гоблинах; к тому же начиналась заркианская кампания. Вскоре доставили ответ от Экки, и отец смог доложить Сенату, что герцог не претендует на самостоятельное правление королевством. Компромисс устраивал всех — Анджилки получает номинальный титул, а править от его имени станет выбранный танами вицекороль. Посол Нордландии согласился, и меморандум был подписан.

Эйгейз конечно же была не глупее, чем Кэйд.

— Удобный расклад, — пробормотала Инос, — но только не для жителей Краснегара.

— Ну, дорогая, император не отвечает за чужое, если только ты не захочешь провозгласить его своим сюзереном.

— Конечно нет! — поспешно заверила Инос. — Что ж, очевидно, Хранитель лгал.

После этих слов леди Эйгейз заметно побледнела и зажмурилась, а потом севшим голосом пролепетала:

— Случается, дорогая, что и Хранитель ошибается, я полагаю. А Кэйд, ты говоришь, цела и невредима, там, в… э…

— В Алакарне, — подсказав Азак.

— Благодарю, — смущенно произнесла Эйгейз, рассматривая загадочного варвара, и поспешила сменить тему на более безопасную. — Как все это необыкновенно удивительно! Анджилки и не подозревает ни о чем подобном!

Инос содрогнулась от недоброго предчувствия.

— Анджилки?

— Ах! Конечно же ты не знаешь! Он в Хабе, дорогая. Приехал пару дней назад в преужаснейшем состоянии.

— Анджилки? Герцог здесь?

— Ну да, дорогая. Регент вызвал его, когда… ооо, полагаю, ты и об этом тоже знать не можешь. — Эйгейз волновалась, чем дальше, тем больше, и, как все толстушки, потянулась к еде. Вытащив из ящичка коробку шоколадных конфет, она сняла крышку и принялась выбирать, какую съесть первой, но говорить не переставала. — По дороге с ним случилась неприятность, с Анджилки то есть, — он сломал ногу. Бедняжка, эта поездка для него стала кошмаром. Теперь он уже не герцог, он король… О Боги!

— Чего еще я не знаю? — допытывалась Инос.

— Хочешь шоколадку? Нет? А вы, ваше величество?

Азак тоже отказался от угощения, но попросил:

— Пожалуйста, зовите меня просто Азаком, — и после небольшой заминки добавил: — Раз мы все стали теперь одной семьей.

— О Боги! — пробормотала Эйгейз и съела подряд три конфетки, не спуская глаз с султана.

Действительно, не такое сейчас время в Хабе, чтобы гордиться родством с джинном.

— Почему регент вызвал Анджилки? — требовательно, спросила Инос.

— Изза Калкора, дорогая. Он тан Нордландии…

— Я знаю о Калкоре. Он наш дальний родственник, очень дальний. — Вдруг Инос вспомнила видение в магическом окне и поморщилась. — На самом деле один раз я его видела. Чем отдаленнее родство с ним, тем лучше! Так что о Калкоре?

— Он… о, Великое Равновесие! — распахнула глаза Эйгейз и бросила в рот еще одну шоколадку. — Знаешь, дорогая, возможно, я сделала грубейшую ошибку.

— Что за ошибку?

— Что ж, что сделано, то сделано. Видишь ли, Инос, твое письмо пришло только сегодня утром, когда отец уже отправился во дворец. Я не верила в твое чудесное воскрешение потомуто и не послала сообщение отцу о тебе. Я чуть было вообще не отказалась от поездки. Мне пришлось менять планы, в частности, переносить на другой день примерку платьев. О Боги!

Азак молча хмурился. У Инос сердце выпрыгивало из груди.

— Ты начала о Калкоре, Эйгейз, — напомнила ей Инос.

Проглотив еще пару конфеток, та выпалила:

— Он тоже в Хабе. Вот что сейчас при дворе творится. Пират потребовал охранную грамоту, и регент, конечно, это ему предоставил, потому что джотунну ни за что не вернуться. Тан прибыл пару дней тому назад, и сегодня на повестке дня только один вопрос — Краснегар. Когда Анджилки добрался до нашего дома, отец сразу же отослал во дворец курьера с известием. Преторианцы явились прямо среди ночи, безжалостно вытащили беднягу прямо из кровати и забрали с собой…

— Краснегар? Сегодня? — вскричала Инос, чуть ли не кожей чувствуя взгляд Азака, пожиравшего ее глазами. — Нам, нужно ехать…

— О, во дворец уже слишком поздно, дорогая. Они заседают с утра. Даже я не могу пройти в Круглый зал, чтобы известить отца, и уж тем более провести тебя мимо стражи.

— Но что нужно Калкору?

— Ты абсолютно уверена, что не хочешь конфетку? Ах, дорогая, никто ничего не знает! Поговаривают, что тан вконец свихнулся и намерен биться с Анджилки за трон.

— Драться с Анджилки! — ахнула Инос, вспомнив мускулистого джотунна, увиденного ею когдато в волшебном окне, и толстого увальнягерцога. Ее начал разбирать смех. Сама идея столкнуть этих двоих в поединке была абсурдной, и Инос, не в силах сдерживаться, расхохоталась.

— Это единственное правдоподобное объяснение присутствия в Хабе обоих претендентов на Краснегар, дорогая, — с тихим стоном закончила Эйгейз и кинула в рот последнюю шоколадку. — У джотуннов есть какойто старинный варварский обычай разрешать каверзные споры между противоборствующими сторонами. Они называют это «Божьим Судом». Мне отец говорил.

— Драка на топорах! — вскричала Инос.

Волшебное окно показало поединок на топорах между Рэпом и Калкором.

Но ведь Рэп мертв.

Азак улыбался.

 

4

Мама урезала ежедневную норму лекарства Шандн. Хуже того, она нашла запасную бутылку, которую мальчик прятал за комодом. Церемония едва началась, а он уже ощутил пробуждение царапучих кошек. Шанди дрожал как в лихорадке и с трудом сохранял неподвижность. А с потом, стекавшим по его лицу, он ничего не мог поделать. Чтобы не думать о лекарстве, принц пытался сконцентрироваться на происходящем.

Король Краснегара основательно заплыл жиром, к тому же одна нога его была в гипсе. Ему приходилось управляться и с тогой, и с костылем; пожалуй, даже по отдельности этот увалень не справился бы ни с тем, ни с другим. Шанди с презрением взирал на короля Краснегара.

В любом случае это неправильно, что импы становятся королями, — так рассуждал Шанди. Импы — это импы и должны соблюдать верность присяге императору. Королей могли иметь кто угодно, хоть гномы, хоть людоеды или им подобные — кто именно, он еще не решил, — но не импы. Утешало лишь то, что, в сущности, этот король был всегонавсего герцогом и он просто выказывал дань уважения Кинвэйла регенту, никаких недоразумений. Вот выглядел этот тип очень забавно, особенно когда двум герольдам пришлось под руки опускать его на пол, чтобы тот смог встать на колени, не растеряв ни тогу, ни костыль, и устроить поудобнее ногу в гипсе.

Этому горекоролю даже свою речь понадобилось читать по бумажке. Отвратительно! А язык у него во рту ворочался так плохо, что все слова сливались в сплошное «бубубу».

Если это король Краснегара, то Краснегар — ничтожная страна. О придворных манерах толстяк и слыхом не слыхал. Консулу Гумайзу пришлось шептать толстяку на ухо, что тому делать дальше и какие слова говорить.

«О, ну почему они так тянут с церемонией?!» — мучился Шанди.

Содрогаясь от страха, принц гадал, не лучше ли изобразить обморок? Его вынесут из Круглого зала, как это было в прошлый раз. Вынесут! Но Итбен потом три шкуры сдерет… зато даст ему много лекарства. Стоит попробовать, ради лекарства… Стоит…

Но ужас перед поркой оказался сильнее, и мальчик постарался переключить внимание на продолжающееся действо.

Заметив джотунна, Шанди стал к нему приглядываться. Мускулы у того, безусловно, имелись, крепкие мускулы. И бледным он не был. Не то что другие джотунны, цвет кожи которых напоминал о рыбьем брюхе. Этот был коричневым от загара. Зато волосы… нет, не белые, а какието пегие. Мама говорила, что джотунны — зверикровопийцы… нет, кровавые звери… нет, както еще… А Калкор выглядит достаточно подлым, чтобы обожать кровь. Пожалуй, он и голыми руками запросто убьет и не охнет. Верно, специально не носит верхней и одежды, чтобы щеголять мускулатурой. Странно, что он без татуировок и не волосат. Стыдно заявляться ко двору вот так, нацепив одни только штаны! Почтительности в нем ни на грош. Джотунн — он, конечно, джотунн и есть.

Неожиданно встретив пристальный взгляд сапфировых глаз пирата, Шанди захотелось юркнуть под лавку, но мальчик мог позволить себе только уставиться в другую сторону, и он воззрился на Белый трон.

«Сегодня день Севера, — вспомнил принц и вновь приказал себе: — Не отвлекаться!»

— Не помню, чтобы когданибудь я уполномочивал посла отказываться от притязаний на Краснегар от моего имени, — ощерился Калкор своей гаденькой улыбочкой.

От такой ухмылки бросало в дрожь. Мерзкая гримаса.

— Но Божий Суд? Это, как нам кажется, чисто варварский обычай, тан. — Итбен говорил тем тоном, которым пользовался, чтобы очаровать противника.

Находившийся рядом с Калкором герцог… нет, король энергично кивнул. Даже просто стоя перед троном, горекороль с трудом сохранял равновесие, но еще больше забот, чем сломанная нога, ему доставляла тога, так и норовившая размотаться и соскользнуть на пол.

Джотунн наслаждался созданной им ситуацией, он нежился, как кот на мягком диване.

— Письменные соглашения — сущий вздор, это не для нас, ваше высочество. Где тут доверие, если оговариваются условия да еще требуется их подтверждение? Честь нельзя гарантировать… ни подписью, ни печатью, ни на сегодня, ни на никогда!

— Тогда почему бы не уладить разногласия с королем Анджилки прямо здесь, в дружеской беседе? Обсудите то, что пожелаете, и скрепите ваше согласие рукопожатием.

Калкор даже не соизволил взглянуть на толстяка подле себя.

— Если я пожму ему руку, у него одной загипсованной конечностью станет больше, — с невозмутимым видом заявил он.

Стоящие позади Калкора джотунны во главе с послом Крушором весело загоготали.

За плечами Шанди послышался горестный вздох Итбена.

— Что ж, как уже было объявлено, непосредственно сама Империя не затронута, — Он говорил громко, чтобы непременно обратить на себя внимание сенаторов. — Король Анджилки — наш верноподданный. Я повторяю, мы просто предлагаем свои добрые услуги как посредники, дружески относящиеся к обеим сторонам.

Грубый хохот джотунна заставил Шанди подскочить.

— Ну еще бы! — веселился Калкор. — А минуты через дветри тебе взбредет в голову какаянибудь другая гениальная идея, не так ли? Ну же, давай, я жду не дождусь!

Сенат возмущенно зароптал.

В повисшей затем тишине консул Гумайз наклонился к уху короля Анджилки и чтото зашептал ему.

— Ээ, что? — глупо вытаращился толстяк. — О да! Послушай, Калкор…

— Тан! — рявкнул джотунн, резко развернувшись к нему.

Бедняга чуть было не упал.

— Ээ, тан. Да. Тан!

И в Круглом зале наступила вынужденная тишина: король, похоже, забыл то, что собирался сказать. Может быть, он забыл, что вообще намеревался чтолибо говорить.

Калкор опять взглянул на Итбена.

— Странные у тебя друзья. — Пакостная улыбка змеилась по его губам.

Итбен усмехнулся, словно бы про себя, а Шанди почувствовал, как от ужаса у него задрожали внутренности. Такой смех он слышал, когда лежал, прижатый к письменному столу.

— Ты шокируешь нас. Не могу поверить, что ты всерьез вызываешь на дуэль человека со сломанной ногой!

Скрестив руки на груди, Калкор наконецто перестал улыбаться и хмуро буркнул:

— Ни колченогий, ни двуногий, этот слизняк — мне не соперник. Я ожидал совсем иного! Но, похоже, мне навязывают этого увальня. Пусть ответчик назовет защитника.

— Прошу вас, ваше величество, — подбодрил короля Итбен.

Анджилки долго не откликался, а затем забормотал:

— О! Я? Ээ, да? — На большее короля не хватило. Толстое лицо стало пунцовым, на лбу вздулась и запульсировала вена, по вискам заструилась влага, и вся физиономия короля заблестела, оросившись каплями пота. В нарушение правил этикета Анджилки вытер лицо тогой.

Итбену вновь пришлось вмешиваться. Он заговорил медленно, словно внушал недоумку прописные истины:

— Ваше величество, тан Калкор согласен сразиться с защитником, которого ты выставишь вместо себя. Исход боя решит судьбу королевства. Все верно, тан, не так ли? Побежденный и его потомки теряют право наследования.

Мерзкая улыбка вновь заиграла на губах Калкора.

— Правильно. Но неужели ты думаешь, что он действительно способен произвести наследников?

— Если король Анджилки выставляет защитника, то тогда и ты вправе сделать то же самое.

Джотунн лишь плечами пожал и презрительно бросил:

— Не было у меня никогда защитников и не будет.

— Очень хорошо. — Итбен снова говорил своим любимым бархатным голоском. — Мы уверены, что обе стороны стремятся избежать войны. В свете этого мы согласны, что поединок — гораздо меньшее кровопролитие, чем столкновение армий. Мы предлагаем тебе согласиться, король Анджилки.

— О, правильно! Да, я согласен! — обрадовался толстяк. Он так энергично закивал, что весь затрясся. Наблюдать такой живой студень было забавно.

— Итак, Божий Суд? — переспросил Калкор.

— Да, — согласился регент, — поединок по обычаям Нордландии.

Тан Калкор вскинул голову и както странно дернул подбородком. Шанди от изумления чуть рот не разинул. С щеки Анджилки стекал плевок.

— Именем Богов Правды, — провозгласил тан, — я объявляю тебя лжецом; именем Богов Смелости — презренным трусом; именем Богов Чести — вором. Пусть Боги Боли скормят твои глаза воронам, Боги Смерти швырнут твои внутренности свиньям, а Боги Жизни оросят траву твоей кровью. Боги Человечества поддержат меня, Боги Справедливости отринут тебя, а Боги Памяти сотрут твое имя.

Никто не желал прервать затянувшееся молчание, повисшее в Круглом зале после грозного вызова на поединок. Герцог выглядел вконец ошеломленным. Не считаясь с этикетом, бедняга опять вытер вспотевшее лицо краем тоги.

Итбен усмехнулся и заметил:

— Как живописно! Теперь позволишь ты своей жертве назвать защитника?

— Настоятельно советую это сделать.

Взоры всех обратились к Анджилки.

— Аа. Да? Что? Мой защитник? Сейчас, это короткое имя… — Лицо короля из пунцового стало багровым.

Наблюдая, как мается Анджилки, Шанди гадал, отчего он такой дерганый. Может быть, у него внутри живут такие же злые кошки, как и у принца, и они безжалостно вонзают свои когти во все внутренности и дергают их… и дергают… дергают… Ко всем бедам добавилась жажда. Шанди казалось, что во рту у него пустыня, а на языке толстый слой песка. Принц сдерживался из последних сил.

На помощь Анджилки вновь пришел консул Гумайз. Выслушав его шепот, король заторопился:

— А! Да. Я призываю, ээ… Морда о’Грула… быть моим защитником.

Тирада для него, казалось, была слишком длинной, он провел рукой по лбу, размазывая бисеринки пота, и прямотаки повис на своем костыле. Круглый зал зашумел, все были изумлены и заинтригованы.

Калкор с презрением покачал головой и разве что не сплюнул.

— Могу себе представить, кем окажется этот типчик — с такимто именем. — Он исподлобья зыркнул на регента. — Когда мы увидим защитника? Сейчас или ты торжественно представишь его нам завтра утром?

— Ждать до утра? Не лучше ли поторопиться? Приготовления…

— К чему столько болтовни? — прорычал Калкор, скрестив на груди руки. — Ты согласился на Божий Суд, и поэтому мы связаны правилами древнего обычая. Подобные споры, как правило, выносятся на Круг танов в Нинторе, но я не представляю себе, как твой жирный приятель доедет туда; и потом, он уже принял вызов. По обычаю битва должна состояться на следующий день после вызова, в полуденный час на ближайшем подходящем клочке земли… О, что я слышу? Шагает его защитник!

Ротонда взревела и застонала от бури хохота. Никто не мог удержаться: ни сенаторы, ни горожане. Пользуясь общей сумятицей, Шанди рискнул бросить короткий взгляд на Итбена. Регент смотрел кудато в сторону. Шанди стал смотреть туда же, пока не увидел западный проход и того, кто развеселил всех. Изпод западной арки шлепал закованный в броню великан. Он грузно переваливался с ноги на ногу, и Круглый зал сотрясался… нет, не от его тяжелой поступи, а от взрывов смеха присутствующих.

Шанди не смеялся, но во все глаза таращился на вошедшего, принц впервые оказался так близко к троллю. Этот экземпляр был очень крупный, крупнее некуда. Даже находясь двумя ступенями выше бойца, Шанди не был вровень с его мордой. Джотунны считались самыми рослыми в Пандемии, но этот тролль перещеголял Калкора. Изза длинных, но не толстых, свисающих вдоль тела рук с громадными кулачищами существо казалось вставшей на дыбы лошадью.

Он был в шлеме, похожем на ящик для угля! Тролль ссутулился, что должно было означать поклон, замер рядом с Анджилки и прогудел:

— Ты звал меня, ваше величество?

Эти слова гулким рокотом прокатились над головой Шанди, и принц справедливо решил, что уродливый боец знает свою роль значительно лучше короля.

В Круглом зале продолжалось бурное веселье. Откровенный восторг объединил и сенаторов, и знать, и горожан в едином искреннем порыве. Волны хохота кружили в Круглом зале, и, сколько ни стучали герольды своими жезлами об пол, призывая к порядку и тишине, ничто не помогло. Второго такого случая на памяти Шанди не бывало. Принцу и самому хотелось бы посмеяться, но он не мог, мешала дрожь, от которой судорогой сводило челюсти и тряслись колени.

Калкор терпеливо наблюдал за происходящим, словно взрослый, любующийся веселым озорством детей. Он совершенно справедливо не считал этот смех направленным на себя. Когда наконец большинство присутствующих устало хохотать и гул несколько поутих, Калкор заговорил:

— Морд о’Грул, я полагаю? — спросил пират. — Если завтра тебя разобьют, смогут ли твои вдова и сироты собрать осколки?

Теперь на лице Калкора играла действительно счастливая улыбка.

— Итак, — вопросил Итбен, — защитник короля приемлем?

— О да, — согласился Калкор, игнорируя бурный смех в зале. — Их сходство — можно сказать, духовное родство — лишь подтверждает логичность решения.

— Ты попрежнему не желаешь назвать своего защитника?

Вопрос регента вызвал приглушенные смешки.

— Нет. Я ожидал чтонибудь вроде него. Для дуэли ему должно переодеться.

— Может быть, посол Крушор окажет нам любезность и порекомендует компетентного эксперта проверить, все ли правила соблюдены?

— Конечно, окажет, будьте уверены, — заявил Калкор.

Руки Шанди не просто дрожали, они прыгали, как птицы, оказавшиеся в сети, а голова то сжималась, то разжималась в болезненной пульсации. Принц покорился неизбежному, он примет порку, но изобразит обморок, если церемония затянется еще дольше. Мальчика била крупная дрожь, и он качался и подпрыгивал — «ерзал» — так сильно, что Итбен, должно быть, все прекрасно заметил, но сейчас, как обычно, не подает вида. Зато вечером в любом случае Шанди ждет наказание. Значит, никто не мешает ему изобразить обморок и избавить себя от опостылевшей церемонии. Надо лишь подгадать момент. Может быть, сейчас или чутьчуть попозже. Да, чутьчуть попозже, но скоро, очень скоро…

Калкор повернулся к Анджилки, который тоже трясся, но от ужаса.

— Итак, встреча завтра! — воскликнул джотунн.

— Да, — вздрогнул Анджилки и облизал пересохшие губы.

— Ну, о последнем правиле Божьего Суда ты конечно же знаешь, не так ли? — злорадно спросил Калкор.

После этих слов смех в Круглом зале мгновенно угас и повисло напряженное, испуганное молчание.

— Ка… какое правило?

Пират вновь обернулся к регенту.

— Божий Суд — горе побежденному, — хищно улыбнулся Калкор. — Либо вызвавший, либо ответчик — но одной жизнью станет меньше. Защитники могут изменить свои шансы, но не ставки, — прокаркал пират.

Анджилки, заикаясь, чтото проблеял.

— Ты хочешь сказать, что, победив тролля, ты сочтешь себя вправе убить короля? — жестким тоном вопросил Итбен.

Калкор азартно щелкнул пальцами.

Посол Крушор покраснел до корней волос, но, шагнув вперед, заявил:

— Таков древний обычай. И это единственный честный способ смертельного поединка, когда позволены замены.

— Добровольная дуэль между воинами — это одно, но хладнокровное…

Циничность Калкора проняла даже Итбена.

— Вы согласились с правилами, предписанными обычаем, — прорычал пират.

Его голос потонул в гневном реве зрителей. Анджилки снова заблеял, но слышал его разве что Шанди, да и то потому, что толстяк стоял рядом. Герольды снова отчаянно стучали жезлами об пол, и конечно же напрасно. В голове Шанди тоже чтото стучало, глухо и больно. Потный и раскрасневшийся Анджилки доковылял до нижней ступени тронного помоста и визгливо кричал на Итбена. На Шанди никто не обращал внимания. Пользуясь этим, он рискнул стереть испарину со лба.

«Терпения нет, сейчас вырвет, — маялся принц. — Что, во имя Богов, сделает со мной Итбен, если… я… рядом с Опаловым троном?..»

Додумать свою мысль мальчик не успел. Анджилки побагровел, дернулся, вытаращив глаза, и, откинувшись назад, рухнул на пол. Ошеломленные, в молчании смотрели присутствующие на распростертое неподвижное тело короля.

«Как хорошо, когда тихо, — отдыхал Шанди. — Теперьто, может быть, они прекратят эту идиотскую церемонию, и я смогу пойти и выпросить у мамы лекарство».

 

5

— Вот так и прошел мой день, — закончил рассказ сенатор Ипоксаг. — Нет… Есть еще коечто. Герцога, повидимому, хватил апоплексический удар. Врачи в тревоге…

— О Боги! — заломила свои толстые руки Эйгейз.

— Очень жаль слышать такое, — произнесла Инос. — Бурные политические моря — не его стихия. Ему бы удить рыбу в собственном маленьком прудике и оставаться в мире со всем миром.

— Верно подмечено! — согласился сенатор.

Для своего возраста это был хорошо сохранившийся мужчина, живой и подвижный. Единственное, что в нем казалось необычным, так это маленькие усики — редкость среди импов. Не отличаясь высоким ростом, сенатор излучал удивительную силу.

Вернувшись домой и обнаружив в своей гостиной чудом воскресшую родственницу, да еще замужем за джинномсултаном, вельможа внешне ничем не выказал удивления. Он устроился в любимом кресле и выслушал Инос очень внимательно, но никак не прокомментировал ее повествование. Зато детально изложил события в Круглом зале.

— Теперь ты, наверное, хотел бы узнать подробности моей истории, — заторопилась Инос.

— О нет, — отказался сенатор. — Сначала, и как можно быстрее, ужин. Вечерком к нам присоединятся и другие слушатели. Так что готовься говорить до рассвета, — улыбнулся сенатор. — Заранее предупреждаю, мы — люди любопытные.

В ответ Инос радостно улыбнулась и почувствовала себя спокойнее. Этот великолепный дом насквозь пропитался духом Кинвэйла — под влиянием то ли Эйгейз, то ли общепринятого стиля жизни имперской знати; но в любом случае комфорт действовал; умиротворяюще. Эйгейз, мимоходом отдав распоряжение, снабдила свою обнищавшую родственницу достойным гардеробом, но что важнее всего, дочь сенатора выпросила у живущей по соседству герцогини умелую гримершу. Полностью скрыть следы ожогов конечно же было нельзя, но теперь каждый мог при желании притвориться, что не замечает этих мерзких рубцов.

Азак, неподвижно сидя подле жены, за весь вечер не проронил ни слова. После ужина он прервал напряженное молчание, спросив:

— Это точно, что Калкор умрет завтра от руки тролля?

Ипоксаг глянул на султана и погладил усы пальцем:

— Так запланировано. Гладиаторские бои как таковые были запрещены еще указом отца нынешнего императора. В то время я был маленьким мальчиком, но один бой успел увидеть. Однако, несмотря на запрет, бои устраиваются, но нелегально. Этот тролль, Морд о’Грул, на настоящий момент — признанный чемпион. Он может противостоять четырем импам или двум джотуннам. Его хозяин, узнав о предложении вступить в поединок с однимединственным человеком и к тому же на очень выгодных условиях, был в восторге. Ни его, ни тролля не устрашил такой известный боец, как Калкор.

— Тогда откуда сомнения? — поинтересовалась Инос.

— Говорят… — вздохнул Ипоксаг. — Боги знают, кто распускает сплетни! Но прошел слух, что удар у Анджилки случился неспроста.

— Хранители? — содрогнулась Инос.

— Может быть, — пожал плечами сенатор. — Кто еще осмелится использовать колдовство в Эминовом Круглом зале, подле Опалового трона… Либо это дело рук Четверки, либо — отпетого безумца.

— Калкор? Ты полагаешь, что Калкор — колдун?

— Я ничего не полагаю. Говорю вам, это слухи и только слухи. Но похоже, Анджилки, узнав о последнем правиле, намеревался отказаться от дуэли, а Калкор, кажется, так и рвется в битву. Этот человек либо выжил из ума, раз приехал в Хаб, либо имеет за пазухой средство, чтобы в нужный момент сбежать, а регент не учел всех возможностей пирата. — Мрачно усмехнувшись, Ипоксаг поднялся со стула. — А может, и то и другое? С него станется.

* * *

В ту ночь в доме Ипоксага лампы горели допоздна. Народу собралось так много, что Инос даже не всем успели представить. Присутствовали и родственники, и друзья, и просто приятели, и соратники по политическим интригам, в том числе некоторые вельможи. По крайней мере, один маркиз там точно был. Впрочем, в Хабе благородное происхождение не являлось решающим фактором, не то что в остальной части Империи. В столице брали в расчет реальную силу, иначе говоря, влияние, а его сенатор имел предостаточно. Ипоксаг унаследовал несколько титулов, но он не утруждался ими пользоваться. Гости слушали в благоговейном молчании. Народу было так много, что кресла стояли рядами.

Как ни странно, но юный преторианец, сменивший латы на камзол, тоже торчал в зале. К этому парню все обращались по имени — Тиффи, и, как поняла Инос, он, был старшим сыном Эйгейз. В новом облике дамского угодника он выглядел и вовсе наглым юнцом. За обедом Тиффи флиртовал с Инос, возмутительно игнорируя Азака, бросавшего на парня убийственные взгляды. Не в силах забыть о своем изуродованном лице, она почувствовала к нему благодарность за добрые побуждения. Сейчас он, как и все прочие, сидел и молча слушал рассказ Инос.

Сенатор расположился в своем любимом кресле в первом ряду слушателей, запасшись большим бокалом вина, основательно разбавленного водой. Напротив него на софе устроились Инос с Азаком. Девушка снова рассказывала о своих приключениях, но гораздо подробнее, чем в первый раз, а публика слушала ее с величайшим уважением.

Инос удивлялась, насколько подробно она помнит обо всем, что с ней приключилось, и она добросовестно говорила и говорила… Даже упомянула о том, чего Азак и не знал вовсе — о магическом окне, о Рэпе и пророчествах, даже о проклятии Азака, хотя он строжайше запретил ей говорить об этом. Вот о своем волшебном слове она не упомянула, потому что с некоторых пор стала подозревать, что нет у нее никакого слова, а есть лишь миф о нем. Однако в одном месте она все же подтасовала факты и со смущением убедилась, что сенатор учуял ложь, чутьчуть шевельнув бровями. Не решаясь заклеймить Азака как убийцу — всетаки он был ее мужем, она поклялась ему в верности и не могла теперь предавать его, — она исказила истину, заявив, что Рэп умер от ран.

Азак был неподвижен и молчалив, как мраморная статуя. Он находился в логове врага, среди могущественных вельмож Империи, и Инос понимала, как нелегко ему смирить свою непомерную гордыню и оставаться вежливым. Что он испытывал, отвращение или ненависть, она точно не знала, но Азак, будучи сам властителем, прекрасно распознавая власть и наверняка, разглядывая сидящих перед ним вельмож, подмечал каждый штрих их поведения и учился разгадывать их слабости. Мудрый обязан знать своего врага.

Большая гостиная отличалась особой пышностью. В простенках между окнами сверкали хрустальные зеркала, усиливая яркость светильников. Тончайший фарфор сервизов мягко мерцал на столиках, инкрустированных драгоценными породами дерева; прочая мебель была очень удобна и изящна. И все же неуловимый налет респектабельности невольно старил все вокруг: краски ковров казались поблекшими, а потолочные фризы — пожелтевшими. Это был не отлакированный декор Кинвэйла и не залитое солнцем великолепие Алакарны; это было благосостояние, уверенное в себе, давно укоренившееся в цитадели власти величайшего государства Пандемии.

Когда Инос добралась до конца повествования, у нее от напряжения саднило горло и пришлось выпить несколько чашек чаю, прежде чем боль унялась. Свечи основательно оплыли, догорев чуть ли не до основания. Ее ожоги под слоем краски воспалились, щеки и подбородок болезненно пульсировали. Инос боялась, что грим поплывет. Девушке очень не хотелось походить на горгулью. Но ей оставалось только привыкать к своему уродству, чтобы както жить дальше… До чего же нелегко будет сделать это!

— Ну что ж, я хотел бы уточнить лишь одну деталь, — сказал сенатор, — Когда именно умер твой отец? Вернее, в какой день колдунья похитила тебя?

— Очень жаль, но точную дату я не смогу назвать, — ответила Инос. — Мы несколько недель провели, мотаясь по тайге, и я потеряла счет времени. Азак, когда я прибыла в Алакарну?

— На следующий день после празднования Дня Истины. Полагаю, уважаемый сенатор, ты чтишь тот же день, что и мы…

С доброжелательной улыбкой Ипоксаг кивнул.

— Есть еще вопросы? — не повышая голоса, произнес он. Сенатор не обернулся, но вопрос, несомненно, относился к слушателям, продолжавшим тихо сидеть позади него.

Общее молчание нарушил Тиффи, а так как парень был самым юным среди присутствующих, его вопиющую наглость явно спланировали заранее.

— Дедушка, ее величество — наша родственница, а до какой степени близко наше родство?

Любопытство именитых гостей достигло высшего накала. Ипоксаг опять погладил усы, словно это движение могло снять напряжение.

— Не столь близко, как с его светлостью герцогом Кинвэйлским, но достаточно близко.

Это было не что иное, как признание. Несмотря на опасность, которую несла с собой Инос, вельможа одной своей спокойной фразой обещал, что не выбросит ее на улицу, и это решение принял он от лица всех своих родичей и знакомых.

«Велика же твоя власть, сенатор», — подумала Инос.

Как дуновение ветерка, пронесся по гостиной взволнованный шепоток — и стих. Гости проглотили сказанное без возражений.

Сенатор же переключил свое внимание на Азака. Насмотревшись вдоволь, он проронил:

— Моему скромному дому оказана великая честь принять высокого гостя, как вы, ваше величество.

Азак тяжело вздохнул и, казалось, еще глубже утонул в подушках софы:

— Напротив, достойный сенатор, честь оказана исключительно мне.

Инос покосилась на мужа; джинн выглядел донельзя изумленным.

— Ваше положение не из легких, — продолжал Ипоксаг. — Я говорю о вас обоих! Властвовать одновременно над Алакарной и Краснегаром, между которыми лежит целый мир, немыслимо. Знавал я подобные прецеденты, но султанат и королевство слишком уж далеки друг от друга.

Публика прятала улыбки за веерами, платочками, перьями шляп, пытаясь по мере сил переждать неловкость ситуации. Сенатор верно подметил: оставаясь вместе, Азак и Инос не могли править обоими королевствами. От одного придется, отказаться.

— Боджи, — позвал сенатор, не соизволив шелохнуться, — как давно в последний раз пользовались правом Призыва?

— Кажется, в прошлой династии, — проворчал седеющий грузный мужчина. — Да, сто лет тому назад, если не больше.

— Завтра, ваше величество, я представлю вас регенту, — сообщил Ипоксаг. — Чем быстрее это будет сделано, тем лучше, потому что я не хочу оказаться в двусмысленной ситуации, да и тебе грозит немалая опасность.

— Я ценю твою заботу, сенатор, — поклонился Азак.

— И лучшее оправдание твоего присутствия в Хабе — Призыв к Четверке.

От этих слов султана передернуло. Таким расстроенным Инос его никогда не видела.

— Я надеялся, что частная просьба к одному из Хранителей…

Ипоксаг прервал султана, не дав договорить:

— К кому ты обратишься? Ясно, что к Олибино взывать невозможно. Олибино поддерживает легионы, а в деле с вами обоими он уже увяз по уши. Блестящая Вода непредсказуема и тоже какимто боком причастна ко всей этой истории с Краснегаром. Гибельное отступление легионов от Краснегара могла устроить только колдунья Севера, ведь чародей Востока, несомненно, пытался защитить солдат, но не смог. Что задумала Блестящая Вода, чего она хочет, я не знаю. Может быть, ее волнует только судьба Краснегара, а Алакарна ей безразлична? Далее, Литриан. Он тоже совался в ваше королевство, и его интерес тоже более чем загадочен. Можно, конечно, предположить, что неприятная для нас ситуация — очередное развлечение, устроенное Хранителями для собственного удовольствия. Бывает, что им надоедают игры с колдунами и они берутся за нас, простых людей. К тому же один из Четверки — эльф, а мыслят эльфы вовсе не так, как люди.

Инос была очарована. Она уверовала, что сенатор из тех людей, которые коечто знают о мрачных Хранителях и их тайных замыслах. Многое: из сказанного не было Для нее новостью, но уж очень давно ей хотелось услышать это из авторитетного источника.

— Как насчет Запада? — буркнул Азак, так и не дождавшись продолжения речи сенатора.

— Ааа! — протянул Ипоксаг и заговорил с еще большей опаской, чем раньше. — О колдуне Зиниксо мало что известно. Он — ровесник Тиффи и занял этот пост совсем недавно. Пока еще он ничем не привлекал ничьего внимания. После избрания он отказался от традиционного приветственного обращения Сената. Его не было и на утверждении регента.

Умолкнув, сенатор о чемто раздумывал, но все же решил продолжить рассказ:

— Гномы, как правило, очень недоверчивы — это у них в крови, а для Зиниксо осторожность, похоже, основа существования; во всяком случае, подозрительность у него возведена в превосходную степень. Литриан, без сомнения, ненавидит его, ведь эльфы и гномы не выносят друг друга. Когда Зиниксо сразил АгАн, Литриан и Олибино объединились и попытались покончить с гномом сразу же на месте.

Откудато с кресел раздалось предупреждающее покашливание, но худощавый сенатор даже не обернулся…

— Информация получена из авторитетнейшего источника, — успокоил труса Ипоксаг.

Для многих присутствующих известие о поединке колдунов действительно оказалось новостью, и весьма неожиданной. Сквозь маски вежливого внимания пробивалось неподдельное любопытство, терзавшее их обладателей. Утопая в кресле, Ипоксаг презрительно игнорировал эту бурю страстей.

— Так что колдун Запада не без причины опасается своих коллег. Союзницей Зиниксо может оказаться Блестящая Вода, но насколько верной своему слову она будет и как надолго хватит ее верности? Кто же станет полагаться на столь ненадежного союзника? Кроме того, — добавил сенатор в заключение, — у вас молодая и очень красивая жена, ваше величество. Мой совет тебе — не просить милости у Зиниксо. — Азак вспыхнул и бросил на Инос косой взгляд.

Ипоксаг слегка повернулся и глянул через плечо на остальных гостей, словно приглашая их вступить в разговор.

— Найдет ли ктонибудь ошибку в моих логических построениях? Я считаю, что частная беседа принесет больше вреда, чем пользы. Что скажете, господа?

Никто не собирался опровергать сенатора.

— Если просьба не годится, то чем лучше Призыв к Четверке? — насупив брови, спросил Азак. — Ты считаешь, мой случай безнадежен?

Инос оставалось только гадать, что заботит ее мужа, — то ли сам факт публичного обсуждения позорного проклятия, то ли опасения, что Хранители предпочтут Краснегар, а не Алакарну и прикажут джинну уехать в северное королевство и быть там мужем властительницы? Инос старалась заглушить в своей душе крошечные ростки надежды вернуться на родину. Клятва связывала ее с Азаком до самой смерти, и она, разумеется, безропотно смирится с мужемджинном; но быть женой Азаку в Краснегаре было бы гораздо легче, чем в Алакарне.

— Сомнителен, но не безнадежен, — утешал Азака Ипоксаг. — На Совет Четверки возложена особая ответственность. Если собрать их всех вместе, может быть, они вспомнят о своих обязанностях — бороться с использованием колдовства в политике. Все вместе они станут защищать не тебя, Азак, а Протокол, то есть самих себя. Ведь Протокол надежно защищает их друг от друга. Так что они вполне могут согласиться снять с тебя проклятие, вылечить твою жену и отправить тебя обратно в твое королевство. Сделать это для них — сущая безделица, зато сие деяние — великолепная демонстрация их магической силы и беспристрастия. Эшло, что обо всем этом — скажешь ты, каково твое мнение?

— Ваш план безупречен, достойный сенатор, — подал голос тот. — Я думаю, что такой ход даст нужный результат. Коллективно они частенько покрывают мелкие грешки друг друга.

Коренастый вельможа, к которому Ипоксаг обращался как к Боджи, кашлянул, прочищая горло, и добавил:

— Регент проведет голосование, если они заартачатся.

Сенатор и несколько других гостей заулыбались; пряча свою веселость в кулачок, они вспомнили какуюто дворцовую сплетню, которую не сочли возможным разглашать.

— Тебя тоже нужно представить, — обратил свой ясный взор к Инос сенатор, — и по возможности скорее. Неужели ты не осознаешь, в какой ты опасности, даже здесь, сейчас?

— Ээ… нет! — промямлила потрясенная Инос. А онато успокоилась, пребывала чуть ли не в эйфории! Как некстати она расслабилась, но ведь за последние несколько месяцев она так измучилась…

Ипоксаг сочувственно улыбнулся.

— Хранитель сообщил, что ты мертва. Как только ты появишься публично, он будет ославлен в лучшем случае как дурак, а в худшем — как лжец.

Онемев, потрясенная Инос смогла лишь кивнуть. Она только сейчас осознала, насколько была слепа.

— Так что чем быстрее мы покажем тебя живую, тем лучше. Как ты думаешь, знает ли Калкор о предсказании в волшебном окне?

— Достойный сенатор, откуда же ему знать то, что видела я?

— Ммм. — Сомнением дышало не только лицо, но все существо сенатора. — Боюсь, что он всетаки знает. — Ипоксаг потер пальцами подбородок, хоть никакой бороды там не было. — Сегодня он сказал коечто… Он ждал поединка, но не с троллем, а дуэль с Анджилки явилась для него неожиданностью. Может быть, о пророчестве рассказала ему Блестящая Вода? Он — один из ее ставленников. Колдунья — гоблинша, и это объясняет ее пристрастие к любованию страданием и смертью. Ты абсолютно уверена, что Рэп мертв? — Глаза сенатора впились в нее, как две рапиры.

Инос молча смотрела на Азака. Отвечай сам на это, говорил ее взгляд.

— В ту ночь, когда мы уезжали из Алакарны, он был еще жив. Я видел его, достойный сенатор. Но тело его разъедала гангрена. Было бы невероятно предполагать, что сейчас он все еще жив. Он мог протянуть еще дватри дня не больше.

По крайней мере, джинн был не настолько лицемерен, чтобы изображать сожаление по покойному. Но сенатор, пристально всматриваясь в султана, наверняка догадывался о чувствах Азака к человеку, испортившему ему свадьбу.

— Что ж, Инос, тебя необходимо представить ко двору, — насупился сенатор, — и не позже чем завтра.

— Для регента это будет большим сюрпризом, — кашлянул Боджи. — Я надеюсь, ты пошлешь ему записку, предупредишь его?

— Нельзя этого делать! — встревожился Ипоксаг. Он даже я завозился в кресле и поменял положение ног. — Если Олибино заподозрит, что Иносолан в Хабе, тогда она исчезнет из Хаба, и Боги знают, где она будет, живая или мертвая. Эшло, ты увидишь регента раньше, чем любой из нас. Оброни ему намек, что я готовлю корзину тухлых яиц, но не касайся подробностей. Ему достаточно мимолетного предупреждения, чтобы сориентироваться в ситуации.

Вельможа и не подумал отказываться, хоть и не просиял от счастья, получив подобное поручение. Снова Инос поразилась могуществу сенатора.

— Олибино — не единственный, кто окажется приперт к стенке. Итбену придется объявить недействительным королевский сан нашего несчастного кузена Анджилки. В этой ситуации Калкор вынужден будет взять обратно свой вызов на дуэль с королем Краснегара и оставить в покое беднягу Анджилки. А это очень хорошо, потому что вся история с дуэлью попахивает колдовством… кроме того, Калкор…

Вдруг хмурое выражение лица сенатора сменилось улыбкой, и он спросил:

— Скажи, Инос, быстро ли ты бегаешь? Любопытно, сколько стоит тролль? Кузен Азак, не желаешь ли, из соображения экономии, взять на себя защиту августейших интересов своей жены? — В шутливом тоне Ипоксаг еще раз подчеркнул невозможность объединения султаната и королевства, двух владений, расположенных на противоположных концах света, а от Азака с тонкой ловкостью интригана потребовал немедленного выбора между ними, лишний раз напоминая джинну, что он, варвар и чужестранец, допущен к высокой политике, творимой этими горожанами, собравшимися в гостиной.

Варвар оказался достаточно хитер, чтобы распознать все это, и, сжав челюсти, молча выжидал. Гости тоже ждали.

У Инос заныло сердце. Она не сомневалась в ответе. Выбор был ясен, неизбежен, абсолютно разумен и на редкость логичен. Кто же предпочтет голым аристократическим скалам жемчужину Весеннего моря?

— Думаю, моей жене следует отказаться от какихлибо притязаний на Краснегар, — заявил Азак.

Взоры всех обратились на Инос. Ошеломленная, она молчала. Конечно, ее отречение решило бы многие проблемы, но не ее личные. Регент, несомненно, был бы доволен, а Ипоксаг избавился бы от неприятностей. Собственно, ее замужество уже требовало от нее отречения от короны Краснегара. Инос вспомнила об отце и почувствовала себя виноватой, ведь она дала слово заботиться о королевстве — но потом поклялась Богам Брака быть верной Азаку… К тому же Инос сомневалась, примут ли ее в Краснегаре, признает ли Нордландия, ей даже не было известно, сколько от ее королевства оставили импы.

И все же в глубине сердца жила крохотная искорка надежды. Воскрешение Инос из мертвых давало ей последнюю возможность снова увидеть Краснегар. Она решила не отказываться от короны до тех пор, пока ее не обяжут сделать это.

— Я бы предпочла подождать, пока мой муж не обратится к Четверке, — сообщила она.

— Хороший ответ, — кивнул Ипоксаг и, кажется вздохнул с облегчением. — Теперь Калкору придется отложить поединок до тех пор, пока Четверка не решит дело Азака. Должен признаться, я был не в восторге от мысли, что нашего кинвэйлского кузена зарубят топором на одре болезни, а я уверен, тан на это способен. Хорошо, что завтра мы сможем задержать это возмутительное состязание. Регенту это понравится. Пожалуй интермедия с нашим участием — единственный яркий лучик во мраке!

Сенатор поднялся и, повернувшись лицом к собравшимся, объявил:

— Завтра я представлю Инос на Эбнилино поле. Я уже объяснял, почему это необходимо делать публично. У когонибудь есть вопросы, замечания или советы? — Ипоксаг внимательно оглядел непроницаемые лица. — Высказывайтесь! Ситуация сложная и чревата для нас крупными неприятностями. — И все же ответа не было. — Нет? — еще раз с довольным видом переспросил сенатор. — Что ж, тогда я предлагаю всем как следует выспаться. Морд о’Грул против Калкора — эта новость, несомненно в мгновение ока облетела Хаб. Утром народ запрудит улицы, всем посмотреть охота. Так что, собираясь на поле, учтите наличие хаоса по дороге.

Гости поднялись и начали расходиться, незаметно для самих себя разбиваясь на группы.

Некоторые подходили к Азаку и Инос с пожеланиями удачи. Джинн был явно изумлен столь щедрой дружбой, оказываемой ему изза его жены. Внешнее спокойствие Азака не обмануло Инос. Она видела, что его грызут сомнения и подозрения. Джинны не хуже гномов страдали мнительностью. Однако Азак был исключительно любезен, он умел держать себя в смешанном обществе. Султан не верил в искренность импов и считал, что его жена не способна правильно оценить их отношение к нему.

Некоторые из присутствующих женщин жадно пялились на султана, что вообщето должно было бы успокоить самолюбие Азака и вызвать ревность Инос, но этого не происходило.

Ни один из мужчин, находящихся в гостиной, не мог сравняться в привлекательности с султаном. Особое восхищение вызывал его высокий рост, Азак возвышался над всеми присутствующими, в том числе и над Тиффи. Юный гвардеец как раз входил в комнату с посланием в руке и кислым выражением на лице.

— Мне приказано еще до рассвета прибыть на поле, дедушка. Вам, боюсь, придется доверить свою безопасность Барабанщику. У тебя все в порядке?

— Конечно, — ответил сенатор и пошутил. — Когда увидишь рассвет, ты его узнаешь? — Затем Ипоксаг посерьезнел и, показав на письмо с приказом, посоветовал: — Не смотри на это легкомысленно, парень. Если не весь город, то уж как минимум половина его собирается смотреть, как пират будет драться с троллем. Такие толпы придут, каких ты и не видывал! Гвардейцам будет нелегко, особенно когда я представлю Инос, ведь ее прибытие автоматически отменяет поединок, и люди почувствуют себя обманутыми. Тогда жди мятежа!