1

Заклеймив гладиаторские бои как преступное действо, Эмтар Второй приказал разрушить арены. Самую большую, Эграйнов амфитеатр, он переименовал в честь своей матери в Эбнилино поле. На место арены насыпали землю и уложили дерн, так что получилась зеленая лужайка. Этот изумрудный овал стал памятником многочисленным жертвам, умиравшим, истекая кровью, на потеху толпе в течение столетий.

Расположенное между Опаловым и Золотым дворцами, Эбнилино поле оказалось очень удобным местом для военных парадов и спортивных состязаний, но ни то ни другое не шло ни в какое сравнение по популярности с его прежними триумфами. Склоны холмов, на которых возвышались дворцы, обеспечивали удобные трибуны для зрителей; к несчастью, устройств для сдерживания толпы Эбнилино поле не имело.

Регент логично рассудил, что поле как нельзя лучше подходит для Божьего Суда, вот только день для поединка оказался выбранным неудачно: день принадлежал Богам Торговли и являлся всеобщим праздником. Известие о неожиданном зрелище распространилось к вечеру по городу со скоростью торнадо. И еще до рассвета весь город высыпал на улицы, спеша протолкаться к месту поединка.

Холод пробирал до костей, небеса угрожающе хмурились. Помня о пророчестве в магическом окне, Инос ждала дождя, но ливня до сих пор не было. Она сидела подле Эйгейз в огромной карете. На подушках напротив расположились Азак и сенатор; причем султану понадобилось две трети сиденья, так что на долю сенатора осталось совсем немного. Эскортировали громоздкую колымагу всего лишь четверо преторианских гвардейцев. Бедняги старались вовсю, но мало что могли сделать, чтобы раздвинуть толпы народа и ускорить продвижение кареты к полю.

Султан, низведенный до положения униженного просителя и незваного гостя, был замкнут и угрюм. Эйгейз, по обыкновению, болтала, чтобы скрыть неловкость. Инос тосковала по Рэпу и тоже выглядела мрачной. Во всех бедах Инос винила только себя и собственное легкомыслие, изза которого не отнеслась с должным вниманием к божественному предсказанию. Божий Суд был предопределен, не важно, где он состоится, в Хабе или Нинторе, важно, что Калкор должен был бы противостоять Рэпу, парню, имеющему слово силы, а теперь этот бой превратился в фарс, не важно, что тролль — профессиональный убийца. Морд о'Грул — не противник для Калкора. Смертельный поединок стал жалким развлечением.

И Азака и Инос снабдили приличествующей им одеждой. Все детали пышного наряда были впору как джинну, так и Инос. Впервые после своего замужества она ехала по людным улицам без покрывала. Служанки сделали все возможное, чтобы загримировать безобразные шрамы под толстым слоем косметики. К сожалению, Инос придется предстать перед регентом и его двором в образе чудовища.

В отличие от Эйгейз, Ипоксаг оставался спокоен, но молчалив. Он был причастен к власти, являясь доверенным лицом императора… вернее, регента, и все же ради Инос он явно рискнул навлечь на свою голову гнев властителя. Откажи Ипоксаг в покровительстве, и Инос вместе с джиннами оказались бы в тюрьме. В сущности, ей следовало бы чувствовать себя счастливой и испытывать благодарность к хозяину дома, а она почемуто не могла избавиться от сожалений. Ее терзало странное предчувствие, она не понимала его и мучилась изза этого еще сильнее.

«Предположим, — гадала Инос, — Калкор победит. Нет! Если я предъявлю свои права, состязание отложат. Вполне вероятно, что толпа взбунтуется, как и предсказывал сенатор! Похоже, сегодняшний день напичкан несчастьями».

Инос ехала, чтобы быть представленной ко двору. Даже Кэйд не удостаивалась столь высокой чести.

«Бедная Кэйд! — печалилась Инос. — Запертая в башне далекой Алакарны. Как она стремилась в Хаб — и куда попала, а все изза меня. Если бы Кэйд была здесь, с каким бы восторгом она рассматривала огромные, великолепные здания, как бы весело щебетала, обсуждая увиденное… как весенний скворец, не иначе». Инос хотелось разрыдаться, но она сдерживалась.

В конце концов Эйгейз тоже замолчала.

— Достойный сенатор, расскажи мне о регенте, — вдруг попросила Инос.

— Интересуешься Итбеном? — вскинул брови Ипоксаг. — Собственно, официально он стал регентом четыре или пять недель тому назад…

Немного помолчав, сенатор заговорил с еще большей осторожностью, чем прошлым вечером, когда рассказывал о Хранителях:

— Сейчас, Инос, для Империи настали тревожные времена. Безусловно, говорить так — измена, но создается впечатление, что скоро мы можем стать свидетелями конца династии. Эгрин и его потомки дали Империи знаменитых императоров и, возможно, величайшую в истории императрицу, Эбнилу. Эмшандар был — и есть — умнейший человек, но его правление отмечено чередой несчастий. Его жена умерла молодой, сын тоже не долго зажился на этом свете, а теперь он и сам тяжело болен. — Вздохнув, Ипоксаг горестно покачал головой. — Внук императора тоже дышит на ладан. Дочь Ороси хоть человек и достойный, но ни в какое сравнение не идет с прабабкой.

— Регент? — напомнила Инос.

Припертый к стене, Ипоксаг вымученно улыбнулся.

— Ты сама убедишься, каким обаятельным он может быть, когда захочет. Поверь мне, он очарователен! Правда, темное происхождение подпортило его репутацию. Он не распространяется о своих родственниках, но ходят слухи, что в его жилах течет малая толика русалочьей крови. Это редкость. Говорят, что когдато лодка русалок разбилась о скалы у нашего побережья — такие инциденты случаются довольно часто, и результаты всегда кровавы. Если молодого русала выбросит на берег, местные женщины липнут к нему, как мухи к меду, а мужчины, конечно, в ярости убивают чужака. С русалками все наоборот: женщины рвут их на части, как ни защищают пришелиц мужчины. Но полукровки, как правило, остаются, хоть редко выживают, а у тех, кто остался в живых, век тоже недолог. Едва перешагнув подростковый возраст, потомок русалки повторяет ее горькую судьбу…

Поймав взгляд Инос, Ипоксаг убедился, что отвлечь ее от интересующей темы ему не удается.

— Итак, Итбен, — покорно продолжил сенатор. — Он явно из второго поколения. Кажется, его отец погиб в пятнадцать лет от рук разъяренной толпы за связь с чьейто женой. Конечно, это лишь слухи. Русалыквартероны — редкое явление. Скорее всего, эту легенду состряпали его недруги изза чрезмерных успехов Итбена среди женщин.

— Фу, — сказала Эйгейз, — тебе ли, отец, цитировать расхожие сплетни?

— Возможно, ты и права, — согласился Ипоксаг, — но если слухи окажутся истиной, тогда Итбену, считай, повезло, он унаследовал только малую часть проклятия русалов. Регент с легкостью очаровывает женщин, но мужчины спокойно переносят его присутствие. И он безусловно умен. Эмшандар всегда отдавал предпочтение выходцам из низов. Таким людям он больше доверял, справедливо полагая, что семейная вражда аристократов непременно отражается на их преданности. Рано заметив таланты Итбена, он не замедлил качественно использовать их. Назначив этого человека консулом, Эмшандар поверг Сенат в ужас. Знаешь, Эмшандар любил развлекаться тем, что то и дело шокировал нас. Однако когда лихорадка убила Эмторо, Итбен стал обхаживать его вдову.

— Отец!

— В чем дело, дорогая? Правда — она правда и есть: Ороси была счастливой супругой, а Уомайя — вдовой и, что важнее, матерью наследника. Итбен знал, что делал. Он умелый и хитрый политик. Юному принцу нужен опекун. А кто, как не муж его матери, лучшая кандидатура для этого? То же касается и регентства. Император вотвот умрет, он очень плох. Удивительно, как долго он держался… — Ступив на скользкую тему, сенатор тут же заговорил о другом.

— А сегодняшние события… Регент, возможно, снимет запрет на гладиаторские бои. Согласитесь, это очень хитрый ход! — Ипоксаг взглянул на Азака, молча восседавшего рядом с ним. — Ты же знаешь, как обычно относятся к регентам..

— Не знаю, — обронил султан. — Регентов у нас не бывало. Впрочем, какой авторитет у человека, в чьих жилах нет божественной крови предков?

— Верно. Кроме того, глава правительства в глазах народа всегда ответственен за жестокое правление. Ну и наконец, глава вновь сформированной администрации всегда винит во всех бедах своего предшественника. Так что Итбен сейчас в трудном положении. Он правит от имени Эмшандара, но император скоро умрет — и тогда на престол возведут ребенка, которым необходимо руководить. Вот почему Итбен не должен допустить, чтобы народ возненавидел его. Как отчим принца, он первый претендент на регентство до совершеннолетия мальчика. Честно говоря, перспектива у таких регентов не блестящая. Став совершеннолетним, молодой император — читай историю, дочь моя, — как правило, преследует своего бывшего опекуна, начисто забыв, что этот человек долгие годы заслонял его от всех невзгод власти.

Помолчав с минуту, сенатор благосклонно улыбнулся и посоветовал:

— Не надо его судить слишком строго. Регент — неблагодарная и опасная должность.

— Что меня возмущает, так это как он таскает старика на каждую церемонию и выставляет напоказ, как чучело, — вдруг высказалась Эйгейз.

Отец в глубоком изумлении уставился на дочь:

— Кто, скажи мне, теперь ведет опасные разговорчики?

— Я сказала правду! А этот бедный малыш, принц?

— Осторожно! Наследник должен учиться! Кажется, он в восемь лет стал преемником? Да, в восемь, и ему скоро придется надеть корону. Так что действия Итбена полностью оправданны. Что касается императора, то разве его присутствие на любой церемонии не повышает авторитет регента? Впредь, Эйгейз, не повторяй расхожие глупости и уж конечно не передавай их другим.

Толстушка вспыхнула от резкой отповеди и отвернулась к окну. Инос встретилась глазами с Азаком, но его взгляд ничего не сказал ей. Несомненно, Ипоксаг является сторонником Итбена. Сенатор принадлежал к той породе политиков, которые всегда выбирают победителей и ловко примазываются к ним.

Это открытие стало ударом для Инос. Бывшая королева не имела реальной силы, а значит, и рассчитывать на Ипоксага ей не приходилось. Сенатор постарается добиться обращения к Четверке, и через несколько дней она вновь окажется в Алакарне, на сей раз окончательно став женой грубого ревнивца, а Краснегар останется в далеком прошлом.

«Рэп мертв, — вздохнула про себя Инос, — и ни Боги, ни Хранители не в силах воскресить его. Сделанного не воротишь!»

Теперь и она повернулась и стала смотреть в окошко.

 

2

Прежде Инос не доводилось окунаться в толпу, да и понастоящему больших толп она не видела.

На добрых поллиги от поля волновалось море голов, рук, плеч. Это зрелище устрашало. Сенатору и его гостям пришлось распроститься с удобствами и пешком пробираться к императорской ложе. Гвардейцы прилагали невероятные усилия, расчищая дорогу; толпа сразу же смыкалась за группкой вельмож. Казалось, сенатор с дочерью, Инос и Азак плывут в густой каше медленно звереющей толпы. Опоздавшие злились, что не смогут увидеть редкостное зрелище, а таких неудачников было большинство. Пожалуй, сюда согнали почти всех легионеров столицы, во всяком случае, перья солдатских плюмажей на блестящих шлемах виднелись повсюду. Они не могли сдерживать толпу. Однако конные гвардейцы действовали как таран, и сенатор с гостями потихонечку продвигались вперед. Инос с ужасом представляла, что малейшая ошибка, одно неверное движение — и какаянибудь из этих лошадей покалечит какогонибудь олуха, нырнувшего ей под брюхо, и тогда вспышка ярости обернется бессмысленным мятежом, первыми жертвами которого будут они. Толпа сотрет их в порошок и не заметит этого.

Короткий переход до императорской ложи занял целый час.

Но армия продемонстрировала эффективность подготовки, доказав, что является превосходнейшей и надежнейшей организацией в Пандемии — императорская ложа являлась островком безопасности среди всеобщего хаоса. Эта довольно просторная площадка перед ложей была огорожена. Ее охранял легион преторианцев. Суровые выражения лиц гвардейцев не оставляли сомнений в том, что они бдительны и беспощадны и представляют собой нерушимый кордон стали, бронзы и мускулов.

Ими командовал прожаренный солнцем и ветром бравый трибун, который лихо отсалютовал Ипоксагу и только потом рядом с сенатором заметил Азака. Выражение лица служаки при виде джинна резко изменилось.

С величайшим облегчением выбравшись из давки, новоприбывшие поднялись по зеленому склону на вершину холма, чтобы опять попасть в толпу, но уже великосветскую, где гражданские и военные составляли некую однородную смесь. Дождя все еще не было, хоть ветер дышал сыростью.

Чуть ниже как на ладони раскинулось поле. Оно оказалось крупнее, чем ожидала Инос. На восточном и западном концах поляны возвышались шатры. Плотное кольцо вооруженных до зубов легионеров изолировало место поединка от запрудившей весь склон толпы. Конные преторианцы в увенчанных перьями шлемах медленно разъезжали внутри кордона, корректируя усилия охраны.

Опоздавшие яростно дрались за право оказаться на вершине холма; те же, кто добрался до плоского гребня, продирались к краю, чтобы обеспечить себе обзор получше, и опрокидывали пришедших раньше на легионеров. Инос радовалась, что избавлена от необходимости толкаться среди разгоряченных и изрыгающих проклятия граждан Хаба.

Низкое, затянутое свинцовыми тучами небо тоже, казалось, угрожало несчастьем Уже гуляли слухи о первых раздавленных Задуманный праздник медленно и неуклонно перерождался в бедствие.

Сановники и специально приглашенные важные персоны попрежнему продолжали прибывать. Они вливались в общую беседу, ворча о распоясавшемся человеческом стаде. Понять их было нетрудно, стоило лишь обратить внимание на растрепанные прически и смятые плащи. Инос стояла подле Азака, настолько близко к мужу, насколько когдалибо осмеливалась. Ей были неприятны любопытные взгляды, которыми обшаривали их придворные, но она стойко игнорировала наглецов, задаваясь вопросом, держится ли на ее лице краска. Эйгейз удивляла как молчаливостью, так и бледностью. Ипоксаг привычно улыбался и то и дело кивал знакомым, но вступить в разговор не стремился, оставляя в неведении всех, кто жаждал узнать причину появления сенатора в таком странном сопровождении. Пажи с хорошо отрепетированным равнодушием бродили среди гостей, разнося на подносах прохладительные напитки.

Время тянулось слишком медленно. Прошел час, если не больше. Приближался полдень. Наконец фанфары объявили о прибытии регента. Инос забыла о всех неприятностях и со все возрастающим волнением наблюдала шествие властителей. Впереди всех в переносном кресле безвольно качался укутанный в багрянец древний старец. Только теперь Инос поняла причину недовольства Эйгейз. Полумертвый император — обтянутый кожей скелет, завернутый в тогу, — выглядел ужасно. Действительно, к этим мощам стоило проявить милосердие и позволить умереть гденибудь в удобной постели в мире и спокойствии. Инос даже подумала, уж не специально ли его мучают, чтобы ускорить конец, и сама испугалась крамольной мысли.

За императорским креслом шествовала августейшая семья во главе с регентом Итбеном. Он оказался человеком невысоким, худощавым и на редкость бледным. На нем был плащ пурпурного бархата с горностаевой оторочкой. Головной убор искрился драгоценными камнями. Итбен двигался грациозно, но как будто заранее просчитывая каждый шаг. Регент кивал придворным и улыбался в ответ на поклоны. Даже на расстоянии Инос ощутила силу его обаяния и непомерную жажду власти, сжигавшую этого человека. Добравшись до вершины холма, регент остановился и замер в неподвижности. То же самое сделали и остальные. Музыканты заиграли гимн. Когда замерли постедние звуки, раздались жиденькие приветственные выкрики. Как ни старался Итбен продемонстрировать себя толпе, всенародной любви он не снискал.

Рассмотрев принцессу Уомайю, Инос почувствовала разочарование — полнеющая немолодая женщина, и никакого величия. На принцессе тоже был пурпур, но пышное одеяние не красило ее, и к тому же изящно носить одежду она, видимо, просто не умела. Пять — десять лет назад, юная и стройная, Уомайя, вероятно, выглядела редкой красавицей, но она позволила себе растолстеть, а привычка капризничать, очень милая в девичестве, наложила на ее лицо неизгладимую печать уныния и обиды.

С ними был маленький мальчик, хилый, тщедушный и бледный до синевы. Его худенькие ножки торчали из штанин. Он брел как в воду опущенный, словно его ничто вокруг не интересовало. Вряд ли подобное отношение к жизни можно назвать нормальным для ребенка его возраста. Неудивительно, почему Эйгейз сказала о принце: «Бедный малыш!» Между тем императорская семья заняла свои места. Уомайя опустилась в кресло рядом с троном, принц встал по другую сторону от регента, тупо таращась на пустое поле.

Инос убедилась, что маркиз в точности выполнил поручение, так как Итбен еще и сесть толком не успел, а уже отыскал глазами сенатора. Наткнувшись взглядом на Азака, регент слегка нахмурился, затем сделал знак курчавому пажу, и тот резво побежал выполнять приказ.

Получив высочайшее повеление, Ипоксаг кивнул Азаку и начал пробираться сквозь толпу к трону. Инос с замиранием сердца двинулась следом. В Пандемии не нашлось бы девушки, которая не мечтала бы быть представленной императорскому двору. Инос не являлась исключением, но в ее фантазиях все было совсем подругому. Она ожидала увидеть на троне доброжелательного старика, а не лицемерного узурпатора. Да и трон ей представлялся настоящий, а не фальшивая позолоченная подделка под устроенным наспех навесом. Хорошо, хоть дождя пока что не было.

Придворные неохотно уступали дорогу сенатору и его спутникам. Лицо Итбена было мрачным, а взгляд подозрительным.

— Сенатор! — холодно произнес он. — Нас известили, что ты желаешь сообщить нам нечто важное. Мы все внимание.

Насупленные брови и сжатые в ниточку губы регента заранее предупреждали, что он разразится гневом, если сообщение его не устроит.

— Ваши императорские высочества! — поздоровался Ипоксаг, склонившись в глубоком поклоне. Продемонстрировав перед внимательными зрителями исключительное уважение к регенту и его жене, сенатор продолжил — Вопервых, я имею честь представить вашим высочествам отдаленного родича, который неожиданно прибыл в мои дом вчера вечером — его величество Азак ак'Азакар ак'Зоразак, султан Алакарны.

Следуя имперскому этикету, Азак снял шляпу, но затем поклонился, сложившись вдвое, как это принято по обычаям джиннов.

— Достойный сенатор, кто это, эмиссар? — гневно вспыхнул регент. — Сейчас не время и не место!

Инос изумилась, заметив, что Ипоксаг боится.

— Нет, ваше высочество, — воскликнул сенатор. — Его величество посетил Город Богов по личным причинам. Он просит вспомнить о праве Призыва к Четверке.

Итбен, испытав облегчение, позволил себе роскошь не скрывать удивления. Регент действительно был доволен, что появление джинна не повлияет на ход заркианской военной кампании. Он обменялся взглядами с несколькими вельможами, скорее всего своими советниками, и не замедлил с решением.

— Наши традиции свято хранят это древнейшее право, ваше величество. — Регент больше не хмурил брови.

Инос вспомнился намек Ипоксага на то, что регент с большим восторгом упрочил бы свой престиж, только появись у него возможность созвать Хранителей.

— Мы незамедлительно и с величайшим удовольствием выслушаем твое прошение, султан. Если оно действительно соответствует требованиям Протокола, мы выполним наши древние обязанности и будем всецело на твоей стороне.

Вдруг за спиной Азака Итбен заметил Инос. То, что женщина не джинн, было ясно с первого взгляда. Неизвестность насторожила его, и глаза регента снова похолодели.

— Сенатор, ты сказал нам «вопервых». Итак, мы ждем…

— Вовторых, ваше высочество… — Ипоксаг на секунду умолк, глубоко вздохнул и оглянулся на Инос, словно желал убедиться, что женщина стоит именно там, где стояла минуту назад, что она цела, невредима и ее не унесло магией в какойнибудь медвежий угол. Вновь набрав полную грудь воздуха, сенатор продолжил: — Ваш благородный предшественник был введен в заблуждение, но теперь недоразумение разъяснилось. Эта дама — жена султана Азака, султанша Алакарны Иносолан…

Итбен, услышав слово «султанша», начал было вежливо улыбаться, но имя девушки повергло его в шок а Ипоксаг между тем продолжал:

— …она является также и моей отдаленной родственницей… и также полноправной королевой Краснегара.

— Ты шутишь! — промямлил регент.

— Отнюдь нет, ваше высочество. Она, как ваше высочество наверняка заметили, жива, хоть и не совсем здорова. Сообщение о ее смерти оказалось неточным.

Регент, его жена и вельможи, находившиеся непосредственно близ трона, ошеломленно переглядывались и молчали. Первым опомнился Итбен.

— Чем ты можешь доказать свои притязания?

Инос вышла вперед, сделала учтивый реверанс и произнесла, глядя прямо в глаза регенту:

— Я сделаю это перед Хранителями, если так пожелает ваше высочество. Или перед любым другим колдуном, распознающим ложь.

Итбен пожевал губами, молча подумал, а затем, посмотрев вбок, заорал:

— Посол Крушор!

На зов регента сквозь толпу протолкался пожилой массивный джотунн. Его голову украшал начищенный до блеска шлем, а плечи — длинный меховой плащ. Под плащом была видна густая седая поросль волос на груди посла. Джотунны с презрением отвергали рубашки. Голубые глаза Крушора яростно сверкали.

— Ваше высочество!

— Извести тана Калкора, что объявился третий претендент на трон Краснегара.

Джотунн засунул ладони за пояс. Мелькнули грубые кожаные штаны и пряжка пояса, щедро усыпанная драгоценными камнями.

— Божий Суд — это не шутки. Однажды произнесенный вызов назад не вернешь. Нет такого способа.

Итбен покраснел от досады.

— Но герцог Анджилки, узнав о новых обстоятельствах, вполне может пожелать отказаться от своих требований.

— Возможно, он ошибся, но платить нужно и за ошибки.

— Но… — начал Ипоксаг и, смешавшись, умолк.

Регент, вспомнив, видимо, об огромной толпе, окружавшей поле, окинул взглядом взволнованное море голов. Нетерпение людей возросло до предела, гул многотысячных глоток перерос в гневный рокот и принимал угрожающий оттенок ярости. Толпа, ожидающая кровавое действо, действительно походила на неведомое легендарное чудовище, возжаждавшее жертвы.

И в тот момент из одного из шатров вышел глашатай и, поднеся к губам рог, протрубил.

— Остановите его! — крикнул регент.

— Напрасно, ваше высочество, — произнес посол. — Это никто не остановит, ни вы, ни я, ни ктолибо другой. Позвольте сказать, при всем моем должном к вам уважении, здесь, на священной церемонии, вы такой же зритель, как и любой из присутствующих.

Гулкие звуки рога плыли над полем. Вызов был брошен, и шум толпы смолк. Всадники столичного легиона легким галопом доскакали до противоположного конца поля, а затем неторопливо выстроились в линию наблюдать за поединком.

Итбен метнул на Инос яростный взгляд, и она поспешила отойти назад. Поддерживая ее за локоть и уводя в сторону, сенатор прошептал:

— Не получилось! — Ипоксаг выглядел потрясенным.

— Мне очень жаль, — ответила она. — Твоя доброта к нам навлекла на тебя неприятности.

— Теперь это не важно, — тряхнув головой, мрачно изрек сенатор.

Древний ритуал между тем шел своим чередом. Что принесет это Краснегару, горе или радость, предугадать не было никакой возможности.

Толпа успокоилась и жадно ловила каждое движение, происходившее на поле. А там в ответ на призывный рог появился второй глашатай, тоже в красном плаще, но вышел он уже из другого шатра. Этот горнист сделал столько же шагов по полю, сколько и первый, и также протрубил в рог. Затем оба глашатая повернулись друг к другу спиной и вернулись каждый в свой шатер.

— Ты это видела в окне? — раздался шепот Азака откудато сверху и сзади.

— Приблизительно, — пожала плечами Инос. Она недоумевала, почему нет дождя? Небо достаточно хмурое, свинцовые тучи нависают низко, но обещанного дождя тактаки и нет. Как только глашатаи скрылись внутри шатров, изза пологов, закрывающих вход, вышли противники. Оба дуэлянта были предельно обнажены, только вокруг бедер, стянутая на талии кожаным поясом, висела довольно широкая меховая полоска. Бойцы находились слишком далеко от Инос, чтобы она могла различать их лица, но серебристосоломенные волосы и бронзовая кожа безошибочно указывали на джотунна. Второй — тролль — грузный громадина с телом цвета ножки гриба. Невольно сравнивая тролля с людьми, Инос с изумлением поняла, что гладиатор — гигант, мясистый, как вол. Да, тролль был огромен, куда до него Азаку!

Вслед за соперниками из шатров появились их оруженосцы с топорами в руках. Инос смотрела на топоры и вспоминала ритуал их передачи, а в горле у нее рос болезненный ком, мешавший и дышать и глотать. Видение в магическом окне соответствовало действительности — с той только разницей, что роль Калкора в этой церемонии окно показывало правильно, а вот соперник у пирата был другим.

Рэп, который по предсказанию должен был стать ее защитником, погиб.

Дождя, кстати, тоже не было. Окно оказалось плохим пророком.

Взяв топор, Калкор взмахом вскинул его на плечо — так и предсказывалось — и, энергично шагая, двинулся по траве на сближение с противником. Тролль, неуклюже приволакивая ноги, поплелся навстречу, лениво покачивая своим топором, словно это отточенное оружие предназначалось не для кровавой работы, а для подметания улиц. По толпе пронесся одобрительный шепот.

Остановившись на полпути, тролль поднял толстенную, как ствол дерева, руку и стал вращать над своей головой тяжелый топор, будто простую дубинку, демонстрируя публике свою силу. Народные толпы выли и рычали от восторга. Сейчас Морд о'Грул, признанный фаворит, свершит акт правосудия над пиратом.

Калкор, остановившись, терпеливо наблюдал.

Когда тролль окончил свои упражнения перед публикой, Калкор опустил топор, лезвием коснувшись травы, а затем зашвырнул его в небеса. Топор, вращаясь, как блестящее колесо, взмыл к облакам, чуть не протаранив собой тучи… казалось, завис в воздухе… и начал падать, стремительно набирая скорость. Калкор неторопливо протянул руку и подхватил увесистое оружие без видимого усилия, даже не шагнув в сторону для поддержки равновесия. Публика ответила всеобщим горестным стоном.

Разве мыслимо представить себе, что обыкновенный человек — без помощи магии — способен вытворять такие чудеса? Инос знала, как тяжелы эти топоры. В окне было видно, скольких усилий стоило Калкору удержать топор в вытянутой руке. Без сомнения, только чары обеспечили тану такой фокус.

— Колдовство! — пробормотал стоявший рядом с Инос сенатор.

Ни она, ни кто другой и не собирался спорить с Ипоксагом.

Соперники начали сближаться, держа оружие наготове. Зрители затаили дыхание, и над полем повисла напряженная тишина. Вновь остановившись, пока еще вне зоны досягаемости друг друга, тролль и джотунн стали энергично осыпать друг друга насмешками и оскорблениями.

Тролль первым атаковал, прыгнув вперед с неожиданным проворством. Гладиатор махал топором, как саблей, стремясь воспользоваться преимуществом, которое давали ему нечеловечески длинные руки и непомерная сила мускулов. Он жаждал добраться до шеи пирата, но Калкор, даже не попытавшись парировать этот удар, резво отскочил назад Держа топор поперек груди обеими руками, тан снова чегото выжидал. Он не соблазнился ответить Морду таким же выпадом, так как не хотел потерять равновесие при отдаче после удара: туша о'Грула, в отличие от его собственной, была слишком массивна. Тролль устремился за ним и снова напал, используя тот же самый прием. И опять Калкор отступил, упорно оставаясь вне досягаемости оружия гладиатора.

Толпа возмущенно взвыла и стала осыпать Калкора язвительными эпитетами.

«Долго они будут бегать?» — подумала Инос.

Известно, что тролли создали репутацию тружеников, не знающих усталости; бывали случаи, когда тролль изводил себя работой до смерти, но так ни разу и не останавливался, пока не падал замертво.

Калкор не стал дожидаться, пока жертва сама себя уморит. Он ударил так быстро, что Инос и заметитьто не успела. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы по последствиям понять, чему она только что была свидетелем. Тан, должно быть, поднырнул под свистящий топор и оттяпал ударом вверх кисть руки тролля. Прежде чем ничем не удерживаемый топор успел упасть на пирата, Калкор отскочил прочь.

Избавленная от своего груза — топора, рука Морда взметнулась вверх в силу инерции. Какоето время колосс неподвижно стоял с высоко вздернутой рукой, с изумлением взирая на кровь, хлещущую фонтаном из обрубка. Животный вой, поднятый зрителями, заставил Инос очнуться. Она запоздало зажмурилась и зажала руками уши.

Когда она вновь взглянула на поле, Калкор попирал ногами труп противника, а в руке держал огромную голову, медленно поворачивая ее для всеобщего обозрения.

Над ухом Инос прошелестел шепот Азака:

— Недаром я всегда стремился в Город Богов. Нам, варварам, так не хватает цивилизации, но мы научимся, поверь мне.

 

3

— Анджилки! — завопил Калкор. — Подать сюда Анджилки!

Калкор подошел к подножию холма, на котором возвышался трон, и остановился. Он все еще помахивал огромным боевым топором и был щедро окроплен кровью тролля; тан явно гордился своей жестокостью. Не только руки и грудь, но даже его волосы и лицо в такой унылый серый день вызывающе алели. Центурион поторопился отдать легионерам команду обнажить мечи, и склон холма ощетинился частоколом клинков, встречая окровавленного тана. Но тот с презрением безумца ничего не хотел замечать и жаждал лишь одного: крови. Топор так и плясал в его руках.

Регент на троне выглядел не менее разъяренным. Его план избавления мира от пирата позорно провалился. Подавшись вперед, Итбен прошипел:

— Нет здесь Анджилки. Он в лазарете.

— Так доставьте его! — заорал тан. — Здесь его место сегодня! Здесь, а не в какомто там лазарете! Он обязан быть здесь, подать его мне! Право вызова — право победителя, я желаю получить свое!!! — В охватившей его ярости он едва владел собой. Раскачивая зажатым в руках топором и вслед за ним переваливаясь с одной ноги на другую, Калкор рычал: — Я требую его головы!

Чтобы разозлиться, легионерам много труда не понадобилось, глаза засверкали, щеки раскраснелись, тетива луков натянулась, стрелы вотвот готовились сорваться…

Инос доводилось быть свидетельницей ссор джотуннов на улицах Краснегара, и она хорошо знала их бешеный нрав, но истинно волчьей жажды крови ей видеть не приходилось.

Наконец начал накрапывать дождь, падая отдельными крупными каплями. Толпа вроде бы отхлынула назад, хотя люди не торопились расходиться. Конные гвардейцы попрежнему объезжали вооруженный кордон.

— Ты победил в состязании, — кричал Итбен, — но ты не зарежешь человека, прикованного к постели!

— Вспомни, регент, ты дал согласие на Божий Суд! Анджилки обречен на смерть!

— Нет, я не допущу хладнокровного убийства! Знай: на трон Краснегара претендует еще одно лицо.

Это известие волшебно преобразило тана. Его безумная ярость бесследно исчезла, словно огонек задутой свечи. Он замер и только шарил глазами по лицам сгрудившихся у трона вельмож. Его сапфировые, жутко сияющие глаза даже на таком далеком расстоянии отыскали Инос и впились в нее.

— Ага! — в ликовании возопил Калкор и швырнул топор через плечо на поле, словно веточку отбросил — массивное оружие отлетело на добрых десять шагов.

Проворно взбежав вверх по склону холма, тан остановился перед Инос, нависая над ней, как башня. Отодвигаться ей было некуда, потому что сзади стояли Азак, Эйгейз и сенатор, а за ними — остальные придворные. В противном случае Иносолан, возможно, бросилась бы бежать, крича от ужаса.

Как ни огромен был Каткор, но по габаритам пират уступал Азаку. Но чтобы напугать женщину и этого хватало. Не желая спасовать перед грозным таном Инос запрокинута голову назад и смотрела вверх прямо в сапфировые глаза убийцы. Борясь с дурнотой, она гордо встретила сияющую улыбку. Уперев руки в боки, знаменитый негодяи и насильник злорадно рассматривал свою новую жертву:

— Так ты приехала, Иносолан! Как же ты изгадила свое лицо. Во всяком случае, одну возможность попользоваться тобой это в любом случае исключает. А где твой ясноглазый фавн? — на одном дыхании выкрикнул Калкор и, приподнявшись на цыпочки, внимательно оглядел всех вельмож. Высокий рост позволял ему сделать это. Придворные пребывали в замешательстве, а Итбен кипел от бешенства, так как его игнорировали, каждый был занят самим собой.

Дождь лил с нарастающей силой.

Растерянность Инос сразу же исчезла, едва она осознала, что догадка Ипоксага насчет Калкора была верна. Инос ухватилась за эту мысль. Да, Калкор знал о пророчестве. Иначе как объяснить его слова о татуировках Рэпа? Тан высмотрел в толпе вельмож Инос с такой легкостью, что, вероятно, ему достаточно подробно ее описали. Добираясь до нее, пират не постеснялся воспользоваться чарами, чтобы беспрепятственно пройти сквозь заградительный кордон гвардии. Не оставалось сомнений, что в Город Богов тан прибыл изза пророчества.

— Рэп мертв! Мертв! — собрав в кулак всю свою силу воли, выкрикнула Инос Кутаясь в плащ, она боролась с охватившей ее слабостью, от которой содрогалось ее тело.

Все, кроме Азака, возможно, сами того не замечая, тихо пятились от сумасшедшего убийцы.

— Ооо, как же ты легкомысленна! — Сапфировые глаза, мерцая, смотрели на Инос. — Ты испортила мне развлечение. — Еще раз раздвинув губы на окровавленной маске лица и обнажив жемчужнобелые зубы, он переспросил почти ласково: — Ты абсолютно уверена в том, что сказала?

— Да.

Этому заявлению тан поверил без колебаний, и настроение его тут же испортилось. Мелкий, но частый дождик немного смыл с Калкора кровь тролля, сбегая тоненькими розовыми струйками по его груди и лицу.

— Какая досада! — топнул ногой пират. — Кто теперь будет твоим защитником? Хотелось бы стоящего.

— Иди сюда, джотунн! — брызгая слюной, рычал с трона Итбен.

Калкор не обращал на регента ни малейшего внимания его сверкающий взгляд уперся в Азака.

— Этот? — презрительно усмехнулся тан. — Трахающий верблюдов джинн?

— Моя жена берет назад свои притязания, — произнес Азак с удивительным спокойствием. — Подавись своим жалким королевством.

Итбен, не сдержавшись соскочил с трона и широкими шагами почти подбежал к спорщикам. Преторианская гвардия бросилась следом. Жена регента застонала и, прижав руку ко рту, провожала его взглядом. Маленький принц с полным безразличием зевнул, как слабоумный.

— Азак… — начала Инос.

— Молчи, жена, — приказал султан. — Никаких вызовов, тан. Она признает тебя королем Краснегара.

— Нет, Азак! — выкрикнула Инос. — Я говорила, что откажусь от своих притязаний, только если…

— Молчать! — прорычал Азак жене, как раз когда регент подошел к ним, а Калкор плюнул Инос в лицо.

Она отшатнулась и врезалась в Ипоксага. От ужаса и унижения девушка дар речи потеряла.

— Прекратить! — рявкнул регент. — Я не потерплю этого!

Медленно повернувшись к регенту, Калкор вонзил в него свои леденяще синие глаза и повелел:

— Придержи язык, имп. Я — тан Нордландии, у меня охранная грамота — твое письмо. Нарушь хоть строчку из него, и я заверяю тебя: побережья Империи полыхнут пожарами, и никто из нынешнего поколения не будет знать покоя до конца жизни.

Наглец смотрел на регента сверху вниз, пышные перья на шляпе Итбена кончиками доставали до обнаженного плеча тана.

Содрогаясь и от страха, и от отвращения, Инос вытерла щеку льняным платком. Но прежде, чем Азак или Итбен успели заговорить, леди Эйгейз, стоявшая гдето сбоку, презрительно взвизгнула.

Хмурый лоб Калкора, только что обернувшегося к Инос, вдруг разгладился, а раздражение и злоба, искажавшие его лицо, сменились широкой радостной улыбкой.

Инос не видела пирата, она смотрела на поле, по которому к подножию холма приближались трое: гвардеец, ведущий коня в поводу, пожилая леди в добротной одежде и шагавший последним юноша.

Он один запечатлелся в ее сознании, обыкновенный парень в простой коричневой куртке ремесленника. Ростом повыше импа, но ниже джотунна, с насквозь промокшими под дождем всклоченными волосами и глупейшими татуировками вокруг глаз.

— Рэп! — прошептала Инос, а потом громко закричала: — Это Рэп! Он жив. Рэп жив!

Она проскользнула между регентом и таном и помчалась вниз по склону холма. За ее спиной как крылья птицы развевался шелковый плащ.

 

4

Вчера поздним вечером Рэп зашел на конюшню постоялого двора взглянуть на Туманку и Дымка. Весь день он собирал нужную информацию, изза чего чувствовал себя прескверно. Только необходимостью оправдывал фавн применение чар для того, чтобы понравиться собеседнику и разговорить его о том, что тому и обсуждатьто не хотелось. Кроме того, парень вынужден был подслушивать мысли, а совать нос в чужие дела ему не нравилось. Частенько сокровенные желания присутствующих, особенно женщин, шокировали его.

Сыскные обязанности вызывали в нем чувство неловкости и гадливости. Рэп словно в гнилое болото влез, и все изза единственного сообщения, что Калкор в Хабе. Немыслимо, но несомненно; слишком многие подтверждали этот факт.

Разговаривая с лошадками, он почувствовал себя легче. Конюх, юный фавн, старательно ухаживал за животными. Паренек въедливо допытывался, каким чудом Рэп умудрился вырасти таким большим. Получив разъяснения, он несколько сник, но вскоре встрепенулся и начал взахлеб рассказывать о поединке, назначенном на следующий день.

Домой Рэп вернулся почти сразу после Андора, которому тоже все уши прожужжали схваткой пирата с троллем. Фавн застал всех в гостиной.

Гатмор ликовал, злобно сжимая кулаки. Раз Калкор в городе, Гатмор найдет способ отомстить за погибших жену и детей.

Кэйд недоумевала и волновалась, потому что ничего не узнала об Иносолан. Она не уставала спрашивать, где может быть ее драгоценная Инос, если Империя признала Анджилки королем Краснегара.

На зрелище, о котором кричал весь Хаб, Андор смотреть не желал.

— Не место там ни мне, ни вам, моим друзьям, — непреклонно заявил он. — Гигантская толпа; вы хоть представьте, что это такое? Люди попрутся, давя и топча друг друга. Я не поеду, да и вам там нечего делать. Это безумие!

Холодные мурашки предвидения, словно ледяные пальцы, шарили по коже Рэпа Фавн твердо знал, что на Эбнилином поле он непременно будет.

— Дай мне совет, пожалуйста, Рэп, — попросила Кэйд.

Не осмеливаясь пользоваться предвидением, Рэп обратился к предчувствию. Два дня пребывания фавна в Хабе извели его призраком белого сияющего ужаса, подобравшегося к нему почти вплотную. Поэтому он действовал очень осторожно, постаравшись представить себе, что он почувствует, если решит ехать или если откажется от поездки, и стал сравнивать ощущения. Поездка обещала опасность, таила в себе угрозу, но за ней прятались нечто новое — песнь радости, чистая, звонкая, как голос флейты. Флейта звучала только при Инос. Да, он увидит Инос. Сердце фавна сжалось в сладкой истоме, а глаза увлажнились.

— Думаю, нам следует пойти, мэм, — сказал Рэп, едва справившись с охватившим его волнением.

— Тогда идем, — радостно согласилась Кэйд.

А Гатмор? Спрашивать его не было необходимости, моряк ликовал.

— На меня не рассчитывайте, — категорически заявил Андор.

— Хорошо, пойдет Дарад. Онто захочет, — заверил фавн.

— А я не вызову Дарада! Ему нечего делать в Хабе.

— Вызовешь, — настаивал Рэп, презирая себя за испытанное удовольствие, которое получил, когда Андор, вздрогнув, уступил магу.

Итак, решение было принято.

Гатмора вполне устраивала ливрея. А вот подходящий костюм для Дарада стал насущной проблемой, да и Рэпу требовалась какаянибудь приличная и ни к чему не обязывающая одежонка. Пользоваться чарами было опасно: и продукт ненадежен, и, что главное, волны магии могут привлечь постороннее внимание, а это уж совсем ни к чему. Поэтому Рэп сам задумал сделаться портным, взяв урок шитья у Кэйд. Фавн просидел добрую часть ночи, портняжничая, и справился так, будто всегда был виртуозом в этом мастерстве.

Вряд ли Гатмор спал в эту ночь, потому что к утру сделался почти невменяемым, предвкушая предстоящую встречу с Калкором. Рэпу очень не понравилось состояние духа друга, и он без особого энтузиазма попробовал отговорить моряка от поездки. Чарами фавн не пользовался, а потому попытка его провалилась. Что беспокоило Рэпа больше всего, так это кинжал, спрятанный в рукаве Гатмора, хотя вряд ли Калкор за здорово живешь позволит себя ударить. К тому же Рэп всегда мог с помощью магии убрать оружие, если Гатмора спровоцируют пустить кинжал в ход Калкор обладал несколькими волшебными словами, моряку не справиться с колдуном.

У Дарада тоже были свои счеты с жестоким таном. Так что Рэп не доверял и ему.

Они вышли из дома в предрассветный час, и все же, несмотря на абсолютный контроль Рэпа над лошадьми, их карета прочно застряла среди людских толп довольно далеко от Эбнилина поля. Неохотно оставив лошадей на попечение пары прожженных юнцов с воровскими замашками, Рэп отправился пешком, в сопровождении друзей.

Огромные габариты Дарада и его недюжинная сила хорошо послужили маленькой компании, но гораздо более ценным оказалось наличие в этой толпе магической пульсации, сотрясавшей пространство. Мест, от которых исходили волны, было так много, что казалось, чародеи наполнили столицу, как бездомные собаки зимой. Рэп в этой каше запросто мог затеряться и безнаказанно пользоваться магией. Вокруг наверняка отирались воришки, добывшие себе одно, в лучшем случае два волшебных слова и теперь использующие свои таланты на манер Тинала; ну, а провидцы заключали беспроигрышные пари.

Рэп манипулировал магией так, чтобы продвигаться вперед, очищая путь себе и своим друзьям, и одновременно не создавать лишних волн в магическом пространстве. Люди, сами не понимая почему, отодвигались в сторону, и шаг за шагом компания приближалась к склону, потом перебралась через вершину холма и наконец спустилась к огромной арене, превращенной в зеленое поле. Добравшись до шеренги легионеров, ограждавших место дуэли, друзья остановились, оказавшись в непосредственной близости от одного из шатров участников поединка. Охраняемый кордоном вооруженных до зубов солдат тролль, находившийся внутри шатра, чувствовал себя как рыба в воде. Рэп ощутил уверенность гладиатора и пожалел беднягу.

У них не было возможности пробраться в императорскую ложу, так что теперь все, что оставалось, — это ждать прибытия кортежа регента с вельможами и начала дуэли.

Постепенно императорская ложа заполнялась приглашенными, хоть сначала долгое время пустовала. Вдруг сердце в груди Рэпа отчаянно забилось, как пойманная птица в клетке…

— Уверена, я не ошибаюсь, — произнесла, прищурившись, Кэйд. — Разве там не султан? И Инос!

С тех пор как они покинули Алакарну, Рэп исподволь, незаметно исправлял близорукость герцогини, но действовал он так искусно, что Кэйд и не подозревала о его вмешательстве. Боли в спине, долгое время частенько мучившие ее, фавн тоже убрал и позаботился, чтобы старушка не обратила внимания на их исчезновение.

— Наверняка не скажешь, — проворчал Гатмор.

— Это они, — пробормотал Рэп.

Рассматривая Инос, фавн чувствовал непреодолимое желание вылечить эти ужасные, незаживающие шрамы. Но чтобы получить результат, действуя на таком значительном расстоянии, потребуется большая трата сил, а это для Рэпа было нелегко, да и опасно. Он избавит ее от следов ожогов, но позже, когда сможет приблизиться к ней. Самому фавну было не важно, как выглядела Инос, но она желала остаться красивой — он поможет ей ради нее самой. Рэп видел, что никакие несчастья не сломили гордый дух королевы Краснегара, а звезда ее горела ярче, чем прежде.

«Инос! О Инос!» — пела флейта в душе Рэпа, но сам он молчал.

Сильнее, чем когдалибо, фавн жаждал сказать Инос, как сильно любит ее. Одинединственный раз произнести заветные слова о том, что он всегда любил ее. Но теперь говорить с ней о чувствах он уже не вправе.

«Инос замужем. Рядом с ней красавец муж, гигант джинн. Вот их представляют регенту», — следил за событиями фавн. Он мог бы с легкостью услышать, что там, в императорской ложе, говорилось, но не стал делать этого. Он просто угрюмо смотрел.

Затем в действие вступили иные актеры. Глашатаи вышли из шатров и дунули в старинные трубы. Раздался резкий, неприятный звук, и началась битва. До чего же отвратительно! Калкор вовсю использовал магию, то и дело сотрясая пространство мерцающей рябью. И сальто с топором, и сама убийственная атака тана — все было преисполнено циничной насмешки над древним ритуалом Божьего Суда. Рэп знал, что пират владеет не одним волшебным словом. Тан должен быть по крайней мере магом, чтобы так четко управлять летящим в воздухе боевым топором и так легко проникнуть сквозь оборону гладиатора…

Что тут особенного! Волшебные слова — один из видов богатства. Как и любые ценности, их тоже можно отнять силой. У тролля не было шансов победить.

Калкор, для вида поиграв с ним немного, сначала искалечил его, а потом хладнокровно зарубил. Пока тролль истекал кровью, тан глумился, стоя над ним, и только потом добил. Да и сделал это как мясник, оттяпав бедняге голову. В конце концов пират зашагал к императорской ложе, так и не вы пуская из рук свой топор.

«Так вот каков жестокий ритуал, который он так гордо называл священным древним правом Божьего Суда», — вспомнился Рэпу давний разговор с Калкором.

Кровь действовала на джотуннов не хуже, чем красная тряпка на быка. И Гатмор, и Дарад распалились до такой степени, что уже пританцовывали на месте в полной готовности пустить в ход кулаки и кинжалы. Рэп с сожалением навел на них чары и усыпил, так что теперь они неподвижно стояли, смутно улыбаясь своим видениям.

«Так безопаснее для них самих, — сердито убеждал себя Рэп. — К тому времени, как чары рассеются, тан куданибудь исчезнет».

Усталый и злой кордон легионеров стойко сдерживал напор толпы, выполняя строжайший приказ регента. Щеголеватые всадникигвардейцы курсировали вдоль строя, проверяя, все ли в порядке.

— А! — воскликнула Кэйд. — Видишь, мастер Рэп? Тот высокий на серой лошади, я его знаю. Он приезжал в Кинвэйл. Я уверена, он помнит меня! Не сделаешь ли так, чтобы он подошел сюда?

— Да, мэм, — согласился Рэп.

Время пришло.