1

– Еще кусочек пирога, лорд Ампили?

– Буду очень признателен вам, госпожа.

Пирог оказался на редкость вкусным. Впрочем, ничего удивительного в этом не было – ведь он находился в доме сенаторши Ишипол, известной своим безукоризненным вкусом и пристрастием к разного рода деликатесам. Именно ей приписывалось авторство крылатой фразы: «Единственная необходимая вещь – качество». Ходили слухи, будто среди самых богатых женщин Империи она была третьей, но Ампили относился к сплетням с известным недоверием, видя ее расточительность. Впрочем, он мог и ошибаться. Ее семейству принадлежала пара таможенных застав Великого Южного тракта, сама же сенаторша получила свою должность будучи не кем-нибудь, а маркизой. Соответственно, она не просто никогда не знала нужды, но привыкла купаться в роскоши.

Он сидел на качественном, обшитом шелком диване и попивал качественный чай из очень качественной фарфоровой чашки.

Салон поражал своим великолепием. Лучи зимнего светила, проникавшие в зал через высокие окна, играли на стенах цвета слоновой кости, на ярком красно-коричневом халате хозяйки. Летом она меняла цвета на прохладные – голубой и зеленый. Лорд очень надеялся на то, что она вновь предложит ему отведать кусочек миндального пирога, который буквально таял во рту. Впрочем, он не отказался бы и от шоколадного кекса.

Хозяйка была уже не та, что пятьдесят лет назад, когда она знала толк в альковных утехах. Поговаривали, что к ней наведывались как Эмшандар, так и его отец – но чего только не расскажут злые языки… Говорилось также и о том, что знаменитый портрет нагой натурщицы в маске, висевший в Тронном зале, писался именно с нее, хотя сейчас поверить в это было почти невозможно. Плоть ее усохла, одутловатое лицо покрылось мягкими складками, вызывая в памяти образ оплывшей восковой свечи. Надутые губки, огромные мешки под глазами, в которых уместился бы урожай яблок всего Джульгистро… Ни толстый слой грима, ни изумруды не могли скрыть истины, заключавшейся в том, что Ишипол была по-настоящему безобразной. Третья по безобразности женщина Империи или что-то вроде этого.

– А кто же стал правительницей гардеробной? – полюбопытствовал Ампили с невинным видом, который мог обмануть кого угодно, но только не эту старую каргу.

Ишипол и он были старыми… собеседниками. Именно так – не друзьями, а собеседниками. Он никогда не мог забыть пирогов тетушки Иши. Искусству сплетника он обучался именно у нее. Многие годы эта парочка усердствовала в раздувании скандалов, ниспровержении авторитетов и «выведении на чистую воду». Их сегодняшний разговор мало чем отличался от былых пересудов, хотя нынешнее появление Ампили в салоне сенаторши было для него далеко не безопасным.

– Вы знаете, она изменилась до неузнаваемости! – Ишипол вела речь о расходах на гардероб императрицы. Она то и дело сердито поджимала губы, выражая тем самым свое возмущение происходящим. – В бытность принцессой она не тратила на свои одеяния и гроша и тем доводила служанок до отчаяния. Вы наверняка знали об этом, не так ли? Ну а теперь? Ха! Сумма держится в тайне, но, говорят, она превосходит расходы, связанные с содержанием имперского флота! Еще кусочек? Траур пока не закончился, и носить все эти безумные наряды она пока не может…

– Ну а о ее сестрице вы что-нибудь слышали, госпожа?

Сенаторша презрительно фыркнула.

– Почему я должна ею интересоваться? Такая реакция нисколько не удивила лорда. Ампили уже замечал, что придворные начисто забыли о том, что у императрицы была сестра. Никто не видел ее вот уже несколько месяцев, но факт этот почему-то не вызывал удивления. О ней не вспоминали даже слуги. Судя по всему, сторонники Зиниксо поработали и с ними.

Формальный траур должен был длиться еще несколько месяцев, и это не могло не отразиться на придворной жизни. Ампили устраивало такое положение дел – шпионство, которым он занимался в течение вот уже двух месяцев, в обычных условиях было бы невозможно. Но даже и в этих обстоятельствах он не мог не поражаться продолжительности и успеху своей тайной миссии.

Он уже давно потерял былую осторожность. Ему удалось собрать массу информации о дворе и императоре-самозванце, единственной фигурой, о которой он пока ничего не знал, был Олибино. Исчезновение чародея тревожило лорда более всего. Единственным мирянином, который смог бы ответить на его вопрос, была эта старуха. Он не осмеливался поставить свой вопрос прямо, надеясь, что ему удастся незаметно подвести госпожу Ишипол к нужной теме.

То, что лжеимператрица тратит огромные средства на свой гардероб, не было для него новостью. Ничего иного от Эшии он и не ожидал. Шанди уже получал от него донесения о тратах на гардероб лжеимператрицы. Слова Ишипол лишний раз подтверждали небезосновательность подобных слухов. Вопрос этот не казался Ампили таким уж тривиальным. Если уж Эшия, позволяет себе подобные вещи, то что им следует ожидать от Эмторо? Интересно, кто руководит правительством – самозванец Эмторо или злодей Зиниксо? Насколько самостоятелен ставленник колдуна?

Ампили внезапно вспомнился слух о том, что Двониш готовится к войне с Империей. Если войско возглавит Эмторо, ему придется вести себя так же, как вел себя во время военных кампаний Шанди, если же за дело возьмется сам Зиниксо, он сделает ставку на магию. В случае, если же он сохранил хоть какую-то верность своему роду…

– А вы, мой господин?

Подслеповатые желтые глаза Ишипол уставились на Ампили. Впрочем, она и сейчас видела куда больше, чем видят обычные люди. Она явно хотела понять, что привело лорда в ее салон.

– Я, ваше высочество? Я уже вышел в отставку – заметьте, заслуженную.

– Ходили слухи, будто вы разругались с его величеством… – Морщинистая рука сенаторши вновь придвинула к нему блюдо с пирогом. – У вас вышел какой-то спор.

– Ничего подобного! Разве можно спорить с императором? С ним можно только соглашаться, пусть и без особого энтузиазма.

– При дворе-то вас не видно…

Кусочек пирога едва не застрял у Ампили в горле. Во рту пересохло. Подобные же разговоры он вел уже пару месяцев, и это всегда сходило ему с рук, но провести вокруг пальца Ишипол было невозможно.

Он вздохнул.

– Вы ведь знаете, у меня никогда не было официальной должности. Я являлся советником и – надеюсь – другом Шанди в бытность его принцем. Стоило ему взойти на трон, как он получил в свое распоряжение всю имперскую бюрократию. Вот я и уступил свое место профессионалам, которые, заметьте, куда моложе и энергичней меня. Мы расстались друзьями! Слово «расстались» здесь вряд ли уместно – просто я сложил с себя определенные полномочия, и произошло это по моей просьбе. Так будет точнее. Все как у друзей, вы же понимаете…

– Значит, вы с ним иногда видитесь?

– Разумеется. Конечно, речь идет только о вещах неофициальных, ведь сейчас траур…

– Вы лжете, – перебила его сенаторша. – Он говорит прямо противоположное. Вы исчезли. Вначале ходили слухи, будто вас отправили в Гувуш с некоей тайной миссией, но он положил им конец. Вскоре вас заметили рыскающим по Хабу…

В голову Ампили пришла безумная мысль посвятить Ишипол в великую тайну и рассказать ей о том, что император и императрица, с которыми она встречалась, не более чем самозванцы, что невидимый колдун, не имеющий права колдовать, подчинил себе всю Империю, низверг с тронов смотрителей и захватил древний Свод Правил, но… но эта дорога вела прямиком к кандалам и смирительной рубашке. Он мог бы открыть правду разве что волшебнику, которому, ясное дело, ничего не стоило выведать ее и без его помощи.

– Вы сказали «рыскающим», госпожа? Интересно, в каком это смысле?

– Вы заняты тем же самым и сегодня! – холодно фыркнула сенаторша. – В последний раз мы с вами встречались еще при жизни старого императора, и тут вы вдруг свалились как снег на голову. Мол, проходили мимо и решили заскочить… Вас сюда не приглашали, более того, вы сочли возможным не предупреждать меня об этом визите заранее, верно? Просто поразительно. Сейчас мы поговорим, и вы вновь куда-нибудь запропаститесь, не так ли?

Ампили поднес к губам чашку с чаем, пытаясь выиграть время и пораскинуть мозгами.

– Ваше поведение представляется мне более чем странным, – настаивала сенаторша, вперив в него взгляд.

– Зимой у меня начинают пошаливать суставы. Почти все время я сижу дома и появляюсь в свете только в самых крайних случаях. – Он понимал, что обмануть эту старую ведьму ему все равно не удастся. – Мне говорили, что кожа угря, намотанная на лодыжку, способствует удалению ядов…

Она и бровью не повела.

– Вы рыщете вокруг дворца, задавая людям весьма странные вопросы, однако входить во дворец почему-то опасаетесь. Шанди никак не может взять в толк, что это с вами приключилось. Он сам говорил мне об этом.

– Значит, мне следует встретиться с ним и рассеять все эти подозрения!

– Несомненно. – Сенаторша взяла с чайного столика серебряный колокольчик. – Думаю, долго ждать нам не придется.

Ампили вздрогнул и упавшим голосом спросил:

– О ком это вы, госпожа?

Колокольчик громко зазвенел.

– О наших общих знакомых. – На лице старухи появилась безобразная улыбка. – Эти люди будут просто счастливы препроводить вас во дворец.

Дверь бесшумно отворилась. На пороге появился крупный мужчина, одетый в сверкающие бронзовые латы. За его спиной стояли вооруженные до зубов легионеры. Ампили поставил чашку на стол.

– Ампили! – услышал он знакомый хриплый голос. – Вот мы и свиделись. Давненько я тебя поджидаю.

Ампили, похоже, поработал на славу. Его шпионство явно пришлось кое-кому не по душе, иначе его не пришел бы арестовывать сам легат Угоато.

 

2

– Наконец-то, – покачал головой Мист. – Я не опоздала, – огрызнулась Тхайла. На Поляне Свиданий они сидели бок о бок в просторной открытой беседке. Наружная ее часть тонула в цветах, внутри же стояли жесткие деревянные скамьи. Ей казалось, что в жаркий летний день это странное сооружение, оплетенное виноградом, теряет всяческий смысл – почему нельзя просто лежать на травке в тени деревьев? По утрам, когда с хмурого неба начинало лить как из ведра, беседка становилась бессмысленной вдвойне. Стекавшие с карнизов потоки воды заливали траву, от стоявшей в воздухе водяной пыли уже невозможно было укрыться.

Три других новичка сидели с более сырой подветренной стороны на безопасном расстоянии от Миста. Их звали Вум, Маиг и Дуф; Мист же по-прежнему величал их Червем, Опарышем и Личинкой. Хотя они и не показались Тхайле такими уж противными, она решила не водить с ними дружбы. Это устраивало и Миста, относившегося к ней, как к своей собственности то ли потому, что он первым познакомился с нею, то ли потому, что он был старше и крупнее других. Если один из трех новичков улыбался ей, он моментально терял свою обычную любезность и становился резким и агрессивным. При других обстоятельствах подобная самонадеянность раздражала бы ее, сейчас же она не обращала на нее ни малейшего внимания – причин для беспокойства хватало и без того.

Шагавшая по Тропе женщина, одетая в шляпку с обвисшими полями и длинный лазурный плащ, была никем иным, как самой госпожой Мирн, собравшей здесь всех пятерых новичков с тем, чтобы приступить к занятиям. В это промозглое утро на Поляне Свиданий кроме них не было ни души.

Пришло время занятий.

Шесть дней Тхайла терпела это мученье – она стала злой и обидчивой, ей было страшно и скучно. Все это время ей приходилось терпеть и Миста. Он показал ей все те места, дорогу к которым ей следовало знать, но не одно из них она не сочла сколько-нибудь интересным. Он пристал к ней словно клещ, не действовали ни намеки, ни уговоры, ни оскорбления, которыми она пыталась прогнать его. Как она ни пыталась увещевать его, он лишь смотрел на нее своими блестящими желтыми как масло глазами, в которых читались боль и неверие. После той первой горькой ночи он решил, что Тхайла только и мечтает, как бы проводить с ним все дни и ночи. Он обещал быть нежнее, грубее, живее, медлительнее, внимательнее, настойчивее – иными словами, в точности таким, как она того пожелает.

Когда же он не пытался убеждать ее в том, что ей надлежит немедленно переспать с ним, его компания представлялась ей вполне терпимой. Он был легок на подъем, довольно остроумен и до крайности ленив, хотя, сидя в своем каноэ с веслом в руках, он мог проявлять настоящие чудеса выносливости. В Колледже Тхайла знала только его. Джайна она видела лишь в день прибытия, всем прочим до нее попросту не было дела. К новичкам в Колледже относились как к неизбежному злу или как к маленьким, еще несмышленым детям. Еще бы! Ведь все здешние обитатели обладали какими-то оккультными способностями – все, кроме новичков.

Тхайла никогда не думала, что в Колледже может быть столько народу – такого количества людей она не видела за всю свою жизнь! Дюжина дюжин, а то и больше! С некоторыми из них она пыталась разговаривать на базаре. Они же отвечали ей неизменным:

«Скоро вам все объяснят». Порой она сталкивалась с неприкрытой грубостью. Однажды двое женщин, к которым она направлялась, так и вовсе решили раствориться в воздухе… Для волшебников все миряне одинаково неинтересны – глупые, неуклюжие, невежественные дети, и только…

Когда она с удивлением сообщила Мисту о том, что здесь нет старых людей, он бросил на нее насмешливый совиный взгляд.

– Кто станет доверять стареющему волшебнику?

Разве волшебникам вообще можно доверять?

Архивариус Мирн, вне всяких сомнений, относилась к их числу. Тхайла считала, что ей скорее двадцать, чем сорок, что она скорее молода, чем стара. Она вошла в беседку и, сняв с себя шляпку, принялась стряхивать с нее воду. После этого она положила шляпку на одну из скамеек и расстегнула заколку своего плаща, всем своим видом выражая крайнее неудовольствие погодой. Ее полные жеманства маленькие пухлые губки чересчур выпячивались вперед, волосы были собраны в огромный высокий узел, от чего взгляд некрасивых карих глаз госпожи Мирн казался еще пронзительнее. Блуза и полосатая юбка свидетельствовали об ее отменном вкусе.

Она бросила плащ туда же, где лежала ее шляпка, и взглянула на своих новых учеников с явным неодобрением – Тхайла и Мист сидели по одну сторону беседки, Вум, Маиг и Дуф – по другую. Новички ответили ей взглядами, полными раскаяния и страха.

Вум – ровесник Тхайлы, вызывал у нее крайнее отвращение. Он то и дело ковырял в носу, сидел разинув рот, тупо пялился на нее. Она знала, что все это он делает специально, она видела это. Он почему-то решил избрать своей жертвой именно ее. Когда же она не могла сдержать своего раздражения или гнева, он страшно радовался. Тхайла решила, что Дар Вума состоит именно в этой способности раздражать окружающих.

Невысокий щупленький Дуф был много младше ее. Он говорил крайне редко и большую часть времени излучал волны панического ужаса. Тхайла жалела Дуфа и считала, что мальчику следовало задержаться дома еще на год-другой. Может, он и обладал неким Даром, но в чем именно он мог состоять, Тхайла не понимала.

По идее, Маиг тоже должен был вызывать у нее жалость, но отсутствующая улыбка, выдававшая в нем слабоумного, и бурные противоречивые эмоции вызывали у нее только тошноту. Дар Маига состоял в умении жонглировать, все остальное его попросту не интересовало. Он мог удерживать в воздухе сразу восемь тарелок или пять ножей. В это утро он попробовал пожонглировать в столовой шестью ножами, но его остановил волшебник, боявшийся, что Маиг может случайно поранить кого-то из присутствующих.

Она подумала о себе – пытавшаяся скрыться от учетчиков Тхайлы, влюбившаяся в неведомого Лииба… Кто такой этот самый Лииб? Где он? Был ли он высоким и плечистым, как Мист? Она почему-то считала, что Лииб совсем не похож на Миста. Не могла же она в самом деле влюбиться в такого человека, как Мист…

Мист, самый старший и самый рослый изо всех новичков, сидел вальяжно вытянув ноги. На нем были узкие алые брюки и роскошные синие сапоги. Несмотря на утреннюю прохладу, его желтая куртка была нараспашку. В отличие от всех остальных он смотрел на госпожу Мирн с победной улыбкой. Руку с плеча Тхайлы он решил не убирать.

– У вас что – война? – с фальшивой веселостью в голосе полюбопытствовала наставница новичков, обведя присутствующих взглядом. – Я ведь могу видеть и затылком, не забывайте об этом… И еще. Мне кажется, что атмосфера заметно улучшится, если вы сядете рядом.

Противный Вум тут же поднялся на ноги и заковылял в сторону Тхайлы. Проходя мимо Миста, он довольно фыркнул. Вум опустился на скамью рядом с Тхайлой и, глядя в потолок, принялся беззаботно посвистывать. Дуф и Маиг тоже поспешили пересесть.

Мирн, похоже, все поняла.

– Ничего, мы сумеем научить вас хорошим манерам, – строго заметила она. – Застегните свою куртку, новичок. В таком виде могут ходить разве что крестьяне…

Мист покраснел и, распрямив спину, принялся застегивать пуговицы. Вум вздохнул и печально покачал головой.

Госпожа Мирн чопорно опустилась на скамейку, не сводя глаз с учащихся.

– Немного позже я ознакомлю вас с теми стандартами поведения, которым вам придется следовать. Неразборчивые связи у нас не приветствуются.

Она с нескрываемым презрением посмотрела на Тхайлу.

Сладкоречивая колдунья была ничуть не привлекательнее раздавленной жабы. Хранительница говорила, что любая девочка может поразвлечься с любым мальчиком, если ей того захочется… Впрочем, таинственная фигура, которую видела Тхайла, могла принадлежать и не ей. Возможно, она встретилась с духом Зла, явившимся для того, чтобы совратить ее… О своей ночной встрече она никому не говорила.

– Вам предстоит научиться очень и очень многому, – продолжала наставница. – Вы узнаете свойства силы, цель создания и историю Колледжа, его работу и структуру, цельную систему закона и долга, возвещанную нам блаженным Киифом тысячу лет назад. Сначала же мы научимся читать и писать. Ваше обучение начнется уже сегодня. Обычно занятия начинаются лишь после того, как количество учащихся достигает шести или восьми человек. Но на сей раз, по причинам особого рода, о которых я не вправе говорить, мы решили приступить к занятиям немедленно. – Ее мутные темные глаза вновь остановились на Тхайле. – Вы – выходцы из обладающих Даром семей. Именно поэтому вы и находитесь здесь…

– Мой дядя Кульф – колдун! – внезапно выпалил Дуф, хранивший до этого гробовое молчание. – Он – аналитик.

– Но ты сам – всего лишь новичок, – отрезала Мирн. – Говорить без разрешения учителя у нас воспрещается!

Дуф смертельно побледнел. Тхайла поежилась, поразившись силе его страха.

– Если ты хочешь о чем-то спросить, подними руку, – заметила Мирн и, уже не обращая внимания на Дуфа, продолжила:

– Каждый из вас узнал какое-то одно Слово Силы и при этом все вы проявили Дар. Для тех, кто не понимает, чем отличаются две эти вещи, я дам краткое наставление. Слушайте меня внимательно – я не привыкла говорить об одном и том же несколько раз! Каждому из нас присущ определенный данный нам от рождения талант. Это может быть, скажем, музыкальный слух. Когда человек получает Слово Силы, его талант существенно возрастает. Степень этого роста определяется двумя факторами. Первый – Дар. Дар – это талант к магии, он передается в определенных родах из поколения в поколение. Мы знаем о многих обладающих Даром семьях. Вопросы есть?

Все пять новичков отрицательно замотали головами.

Вум добавил:

– Я все это и так знаю.

Госпожа Мирн холодно посмотрела на него, но не вымолвила ни слова. Тхайла тут же поняла, что она испытывает к волшебнице примерно такие же чувства, как и к Вуму. И она, и он вызывали у нее отвращение. Вероятно, самым симпатичным участником этой мерзкой компании был робкий пугливый Дуф. Во всяком случае, к нему Тхайла испытывала жалость.

– Второй фактор, – продолжала Мирн, – сила самого Слова. Слова, заученные вами, имеют очень широкое распространение. Каждое из них известно десяткам людей. Мы называем их «Подготовительными Словами». Вы следите за моей мыслью?

Четверка новичков утвердительно кивнула. Все, кроме Тхайлы. Ей не нравилось то, что с ними говорят, как со слабоумными.

Мирн бросила на нее оценивающий взгляд и продолжила свою лекцию.

– Когда Слово известно сразу нескольким людям, его Сила делится между ними, причем доли эти разные. Люди, обладающие Даром, получают большую часть. Можно выразить ту же мысль несколько иначе – они используют свою долю более эффективно. Для подавляющего большинства людей полученное ими Подготовительное Слово практически никак не сказывается на их жизни. Вы же выказали заметный рост своих талантов, что позволило нам прийти к выводу, что вы обладаете Даром.

Год назад Тхайла слышала все это от Джайна. Вум поднял руку так высоко, будто хотел достать до стропил.

– Да, новичок. Я вас слушаю…

– Чем это объясняется?

– О чем вы?

– Они получают большую силу или лучше используют свою долю?

Волшебница недовольно поджала губы, отчего ее и без того маленький ротик стал совсем крошечным.

– Этого не знает никто. Даже Хранитель. Особого значения это не имеет.

– Я так и понял, – удовлетворенно заметил Вум. Тхайла решила, что он не так уж и плох – ведь он пытался вывести из себя их мерзкую преподавательницу. Она вздохнула. С каких это пор она стала такой раздражительной?

– Здесь, в Колледже, – мрачно продолжила Мирн, – мы ведем учет обладающих Даром семей и Слов, которым научены те или иные их члены. Этой работой занимаются как учетчики, так и архивариусы. О нашей иерархии я расскажу вам в другой раз. Помимо прочего, мы знаем множество иных Слов Силы. Разумеется, мы занимаемся и их учетом. Обычно каждое такое Слово известно лишь двоим. Может ли, кто-нибудь из вас объяснить, чем вызвана такая предосторожность?

Тхайла вновь вздохнула и посмотрела на поляну. Дождь лил и лил. И все-таки даже в такую погоду время можно было проводить как-то иначе.

– Ну? Почему их двое, а не один или, скажем, трое? – Мирн явно задевало безразличие слушателей. Она остановилась взглядом на полоумном Маиге, которого подобные вещи не волновали. Уж лучше бы она отпустила его домой, где он смог бы поупражняться в жонглировании топорами… Волшебница разобрала вопрос, что называется, по косточкам, и спросила у Маига, понимает ли он смысл сказанного. Тот утвердительно кивнул, хотя Тхайла видела, что это не так. Должно быть, то же самое почувствовала и Мирн, однако и виду не подала.

– В скором времени всем вам будет открыто другое Слово Силы! – объявила она, внимательно следя за реакцией слушателей.. – Да, Вум, я тебя слушаю…

– Выходит, я должен ждать, когда помрет какая-нибудь старая кошелка?

На сей раз Тхайла зметила раздражение волшебницы – оно походило на молнию, вспыхнувшую в кромешном мраке.

– Не обязательно. Конечно, в отдельных случаях один из участников пары может быть очень старым человеком. Тогда Словом Силы владеют не двое, а трое, понимаешь? – Она прищурилась. – Есть еще вопросы?

Наглый Вум изобразил на лице нечто вроде замешательства и неожиданно смиренным голоском спросил:

– Вы их что – убиваете?

– Конечно же нет! Если ты действительно обладаешь Даром, тебе рано или поздно дадут возможность стать волшебником. За это время третье лицо может умереть естественной смертью.

– А если настоящего Дара у меня нет?

– Тогда ты так и останешься адептом. Адепт – человек, знающий два Слова. Что вы слышали о силе адепта?

Дождь громко барабанил по крыше. Мирн вновь недовольно поджала губки.

– Новичок Мист?

– Это сверхчеловек? – неуверенно предположил Мист. – Он может все?

– Что-то вроде того, – кивнула Мирн. – Конечно, если мы будем сравнивать его с непосвященным. Иногда – в тех случаях, когда адепт обладает ярко выраженным Даром, – он начинает проявлять и оккультные способности. Второе позволяет нам усилить ваш Дар, а вам измениться в лучшую сторону. – Можно было подумать, что все новички имели только одну – худшую сторону. – Вы сможете заняться чтением и письмом. Став адептами, вы – большинство из вас – легко усвоите материал занятий, в противном случае процесс обучения обратился бы в нечто мучительное и бесконечное…

Тхайле не хотелось ни читать, ни писать. Ей не хотелось становиться ни волшебником, ни даже адептом. Она хотела вернуться к Лиибу и к той жизни, которая была у нее похищена.

Мирн внимательно разглядывала ее своими уродливыми грязно-коричневыми глазами.

– Вы можете задаться вопросом – зачем вам все это? Уверяю вас, жизнь в Колледже будет доставлять вам радость, нужно только привыкнуть к ней. Мысль о возвращении к прежнему убогому существованию перестанет посещать вас. Впрочем, скоро и сами вы убедитесь в этом… Завтра полнолуние. – Она сделала небольшую паузу, явно довольная тем замешательством, которое вызвало у всех пятерых учеников ее последнее замечание. – Разумеется, в это время года луна бывает видна далеко не всегда. К счастью, нам не обязательно присутствовать в сам момент полнолуния – день-другой особого значения для нас не имеют. Вечером мы встретимся с вами здесь же. Если погода улучшится, мы отправимся в Теснину.

Сердце Тхайлы сжалось от страха. Мирн тут же нахмурилась.

– Если вы волшебник, вам ничего не стоит заказать нужную погоду, – заметил Вум, которому явно надоело то и дело поднимать руку.

– Я могу это сделать. – Свирепое выражение, появившееся на лице Мирн, говорило о том, что она может сделать и кое-что похуже, если ее доведут до этого. – Но прежде мне нужно получить разрешение Хранителя. Со временем вы поймете, чем вызваны ограничения такого рода. Как я уже сказала, ваше обучение начнется в Теснине. Увидев Теснину в ночь полнолуния, вы поймете, почему здесь оказались, почему и для чего существует Колледж.

– Это что-то вроде посвящения? – тихо спросил внезапно присмиревший Вум.

Волшебница утвердительно кивнула.

– После того как вы пройдете Теснину, многие вещи предстанут перед вами в новом свете, – сказала Мирн. – До этого момента учить вас каким-то практическим навыкам попросту бессмысленно. И все-таки я хочу познакомить вас с некоторыми нашими требованиями… Затем я распущу вас. Можете заниматься чем угодно… – Выразительный взгляд. – Разумеется, в рамках дозволенного моралью…

Струйка гнева обратилась потоком ярости.

– Ну что ж… – вздохнула Мирн, – другие вопросы будут?

– А как быть с девочками? – не унимался Вум. – На четверых мужчин одна девушка!

Тхайла сжала руки в кулаки. На четверых мальчиков одна женщина! Она почувствовала, как рассвирепел сидевший рядом с ней Мист.

Мирн покраснела.

– Со временем ты найдешь себе достойного партнера, новичок, если, конечно, будешь его достоин. Так же, как и во всем Тхаме, здесь, в Колледже, люди живут парами. Здесь тоже рождаются дети. Моногамия и супружеская верность – вот к чему мы стремимся. Беспорядочные связи не поощряются. Надеюсь, вы не забудете об этом. – И вновь ее мерзкие глаза уставились на Тхайлу. – Существует определенный закон, который вы не должны нарушать ни при каких обстоятельствах. Волшебники не могут вступать в брак с волшебниками. Вы должны найти себе партнеров среди мирян, живущих за пределами Колледжа. На то существуют вполне определенные причины, касаться которых я пока не буду. В настоящее время вам запрещается покидать территорию Колледжа, и потому вам надлежит хранить безбрачие. Считайте это нашим требованием. Нарушителей этого закона мы будем строго наказывать. Другие вопросы есть?

– Да, – кивнула Тхайла.

– Новичок Тхайла, я вас внимательно слушаю.

– Где Лииб?

Ротик Мирн стал еле виден. – Кто?

– Я думаю, вы знаете, о ком идет речь!

– Конечно же не знаю!

– Нет, знаете! – закричала Тхайла, вскакивая со камейки. – Я хочу Лииба!

– Сядь!

– Нет! Я хочу Лииба, я хочу вернуть тот год, который вы украли у меня! Я не стану делать ничего, пока не получу его!

– Новичок!

Тхайла разошлась не на шутку. Она уже не могла остановиться. Если бы не злость, она бы давно расплакалась, но плакать перед колдуньей ей совсем не хотелось…

– Я хочу Лииба! – выкрикнула она. – И я никогда не пойду к этой жуткой Теснине!

Она резко развернулась и выскочила из школы.

Луг совершенно раскис. Не прошло и минуты, как она уже насквозь промокла. Оказавшись на Тропе, она изо всех сил припустила к дому.

Тропа сделала два или три поворота, и она увидела впереди знакомый дом. Взбежав по ступенькам, она бросилась внутрь и захлопнула за собой дверь, пытаясь хотя бы так отгородиться от этого страшного мира.

Тогда, только тогда предалась она слезам. Она плакала о своем забытом возлюбленном.

 

3

Где только не побывала, чего только не пережила в молодости королева Краснегара Иносолан! Она пересекла на верблюдах Зарк. На волшебной колеснице она за одно утро проехала путь от Хаба до Кинвэйла. Она переехала на муле через горы Прогист и оказалась в Тхаме, Проклятой стране, откуда чудесным образом улетела на ковре-самолете. Но все пережитое ею не шло ни в какое сравнение с погоней за королем гоблинов.

Инос не бывала в окрестностях Кинвэйла вот уже двадцать лет, но полагала, что страна за это время вряд ли могла измениться. В течение многих столетий северо-западная часть Джульгистро оставалась одной из самых благодатных провинций Империи. Она славилась росшими на склонах гор садами и виноградниками, крохотными живописными городками, укрывшимися под сенью вязов, щедрыми землями и причудливыми старинными храмами. Теперь же она обратилась в пустошь – выжженную мертвую пустошь. Страна стала совершенно бесцветной – пепел и камень, серые ветви на фоне зияющей пустоты белых небес, черные поля, расчерченные белыми полосками снега. Если они с кем-то и встречались, так это с гоблинскими патрулями, но и тех было совсем немного.

Инос читала книги о войне и ее ужасах. Ей никогда не доводилось видеть такого запустения, авторам этих книг – тоже. Дома, стога сена и сады были сожжены дотла, скот забит. Но неужели все жители этой некогда богатой страны погибли? Наверняка тысячи сумели скрыться от глаз завоевателей. Но надолго ли? Стояла холодная зима, и они в любой момент могли замерзнуть. Мало того, вослед за воинством гоблинов спешил страшный Бог Голода.

Высшее командование Империи знало, что перевалы Пондага следует удерживать любой ценой. Выкурить прорвавшихся из-за хребта гоблинов стоило немалых трудов. Отряды, состоявшие обычно из нескольких гоблинов, совершали свои дерзкие вылазки налегке, угнаться же за ними не могла и кавалерия. Теперь же по землям Империи неслась грозным снежным бураном бесчисленная гоблинская орда.

К счастью, гоблины понимали, что их пленники не смогут передвигаться с такой же скоростью, и им тут же подыскали коней. Вот уже шесть дней они практически не слезали с лошадей. В подобных безумных скачках Инос довелось участвовать лишь однажды – когда она и Азак бежали от войны из Илрэйна в Хаб. Теперь же война шла вокруг них. Тогда Инос была много моложе и имела дело с красным, а не с зеленым племенем. Джинны жалели лошадей, гоблинам же до них не было никакого дела. Когда загнанные кони падали замертво от усталости, их тут же меняли на новых, и безумная скачка продолжалась. К счастью, Кейди была превосходной наездницей. Гэт лучше управлялся с лодками, но пока и он держался молодцом.

Инос, окруженная дюжиной свирепых варваров, несшихся по безжизненной пустыне подобно листьям, гонимым ветром, не уставала поражаться царившим повсюду запустению и разрухе. Холмы сменялись долинами, долины – холмами. Прежний мир исчез. Остались – снег, летящий в лицо, грохот копыт по твердой мерзлой земле, потные загнанные кони, кислый запах дыма, преследующий их всю дорогу.

Их отряд возглавлял ужасный вождь по имени Глазоед, который должен был доставить к Птице Смерти его сына. Трое краснегарцев являлись несущественным дополнением к этой сверхважной персоне. Инос боялась даже думать о том, что сотворили бы с ними гоблины, не будь среди них Кровавого Клюва.

Гоблинская орда неслась по кинвэйлским землям подобно лавине. Ничто не могло устоять перед нею. Гоблины, похоже, уже не встречали сопротивления. Шесть дней бесконечной скачки. Какая армия смогла бы передвигаться с такою же скоростью? Глазоед не терял времени зря, лишь трижды его отряд делал краткие остановки, чтобы довершить содеянное его предшественниками и окончательно уничтожить неведомо как уцелевших импов. Каждая такая схватка длилась не больше минуты, завершались же они уже знакомыми Инос кровавыми варварскими оргиями.

Она знала о свирепом нраве гоблинов, однако не могла понять той радости, которую доставляли варварам насилие и убийства. Их дорога была устелена обугленными и изуродованными трупами. Мужчин и мальчиков гоблины убивали – при этом исключение не делалось ни для кого – ни для больных, ни для младенцев. Последних варвары сажали на кол.

Вначале Инос опасалась того, что подобные картины могут свести с ума ее детей, однако вскоре поняла, что они переносят их легче, чем она сама.

– Их так воспитали, мама, – сказала ей Кейди. – Об этом мне говорил папа. Ничего другого они просто не знают.

– Да. И при этом они следуют каким-то своим законам, – добавил Гэт. – Женщин, к примеру, они не убивают.

Это соответствовало действительности. Женщин и девушек гоблины насиловали. Если те сопротивлялись, их били. Если же женщины брались за оружие, их пытались разоружить – разоружить, но не убить. Судя по всему, у гоблинов тоже был своеобразный кодекс чести.

Инос предложила Кейди переодеться в какое-нибудь мужское платье, на что та поспешила возразить, сказав, что в женской одежде она чувствует себя спокойней.

– Бояться в любом случае нечего, – усмехнулся Гэт. – Ведь они начинают с того, что раздевают свою жертву.

– Может, тебе стоит переодеться девочкой? – фыркнула Кейди.

– Это ничего не изменит, – покачал головой Гэт и густо покраснел.

Они уже привыкли к окружающему. Инос испытывала гордость за своих детей. Кейди, например, смогла изучить гоблинское наречие куда лучше, чем она сама. Гэт же полностью полагался на свой удивительный Дар предвидения и просто-напросто повторял перевод своих фраз, которого на деле не производилось. Как ни странно, этот метод прекрасно срабатывал.

Труднее всего им приходилось по вечерам, когда варвары устраивали костры, пиршества и кровавые оргии. Сколь бы пустынными ни были земли, гоблины неизменно отлавливали нескольких мужчин, чтобы как-то скрасить долгие зимние вечера. Жестокие и безжалостные, они походили на детей – на их злое начало. Инос практически не знала этого края, гоблинам же так и вовсе он представлялся чем-то диковинным. Они часто обращались к ней за разъяснениями – для чего нужна сапожная колодка, что делают с маслобойкой. Удовлетворив любопытство, они, как правило, разбивали заинтересовавшие их предметы.

Глазоед, как и подобает вождю, был настоящим монстром. Его жестокость и неистощимая сила повергали Инос в ужас. Ей показалось, что и гоблины побаиваются своего вождя. Раз или два вождь обращался к Инос с вопросом о том, все ли женщины Краснегара похожи на Кейди. Память о таинственной смерти Легкой Поступи служила лучшей защитой как матери, так и дочери. К ним никто не приставал. Инос могла не прибегать к властным чарам. Впрочем, она не надеялась на то, что так будет всегда.

Юный Кровавый Клюв вел себя достаточно странно. Порой он вспоминал о том, что с недавнего времени стал мужчиной, и тогда во время вечерних игрищ не было гоблина более жестокого и омерзительного, чем он. Порою же он исполнялся кичливости и гипертрофированного королевского достоинства, что вызывало у Глазоеда смех. Бывали и такие дни, когда открывалась другая его сторона – острый ум и желание учиться. Он мог часами беседовать с краснегарцами, задавая им вопрос за вопросом. Он хотел знать, как они попали в Кинвэйл, что они там делали, куда уехал Рэп, для чего Инос хотела увидеться с его отцом… Порой, Инос делала вид, что не понимает его, и тогда гоблин обращался с теми же вопросами к Кейди и Гэту. Больше всего ей не нравилось то, как он смотрит на ее дочь. Пару раз он говорил Инос, что среди жен вождя должна быть хотя бы одна дочь другого вождя.

Первые два дня Гэт сидел в седле как неживой. Однако уже на третий день он почувствовал себя лучше – к нему вернулись обычные спокойствие и уверенность. Ни ему, ни Кейди не доводилось бывать в таких краях – они никогда не видели ничего подобного: холмы, леса, развалины. Их поражало то, что в разгар зимы может быть так тепло – казалось, еще немного, и начнет таять лед в придорожных канавах. Практически весь снег уже стаял – повсюду виднелись черные распаханные поля. Дети оставались детьми и здесь – ими владел дух искателей приключений, чего нельзя было сказать об Инос.

Легкомыслие и беззаботность детей вначале казались ей чем-то противоестественным. Но со временем она привыкла к этому, решив, что Кейди помогли ее романтические идеалы, позволяющие не замечать творящихся рядом с нею зверств так же, как она не замечала краснегарской скуки. И все же Кейди убила человека… Инос как-то спросила, не страдает ли она из-за этого.

– Он ведь плохой! – фыркнула в ответ Кейди.

– Что верно, то верно…

– Значит, он получил по заслугам.

Разговор на этом закончился. Романтическая героиня считает себя вправе разить злодеев. Это ее долг. Говорить о подлинной этике в этих условиях было бы по меньшей мере странно.

Что до Гэта, то провидческий Дар позволял ему не беспокоиться о ближайшем будущем, завтрашний же день его попросту не волновал.

Инос была благодарна судьбе за то, что ее дети оказались такими невосприимчивыми. Вернуться домой они могли только морем, двигались же они в прямо противоположном направлении. Перед ними шла война, за ними следовал голод.. Она решила, что им уже никогда не удастся вернуться в родной Краснегар. О страшном пророчестве, данном Богом Рэпу, она старалась не вспоминать.

Шесть дней бесконечной езды… Пять ночей, проведенных под открытым небом или среди обугленных развалин, защищавших разве что от ветра… Гоблины не боялись холода. Многие из них спали прямо на мерзлой земле. Питались они по преимуществу копченым мясом. Инос боялась не выдержать этой гонки, и тогда ее дети останутся одни посреди этого ада.

Вечером шестого дня, когда отряд Глазоеда перешел через очередной хребет, они увидели внизу широкую долину, залитую морем огней. Инос заметила вдали огромные каменные арки – это был знаменитый акведук Крибура. Крибур находился много восточнее Кинвэйла, дорога до него занимала целых три недели.

Они стали спускаться в долину. Отовсюду слышались хриплые голоса гоблинов, рев скота, крик истязаемых жертв. Размеры воинства ошеломили Инос. Она представляла себе, сколько места занимает обычный легион, варвары же селились куда плотнее импов. Обычный легион состоял из пяти тысяч воинов, здесь таких легионов уместилось бы шесть или семь.

Их появление не осталось незамеченным – возле дороги замигали новые огоньки.

– Шатры! – восхитилась Кейди. – Мам, смотри – шатры!

– Странное дело, – удивилась Инос. – Никогда не слышала, чтобы гоблины жили в шатрах.

– Они в них и не живут, – заметил Гэт. Изумившись еще сильнее. Инос посмотрела в лицо сыну.

– Что-то я тебя не понимаю…

– Это дварфы, мама. Они объединили свои силы.

– О Боги! – пробормотала Инос.

Да, теперь Империю могли спасти только Боги.

 

4

Инос пару раз виделась с Птицей Смерти во время Лесных Встреч, однако во время них он надевал на себя оленьи шкуры, из-под которых виднелись разве что его исполненные подозрения глаза. Помнила она и ту давнюю кинвэйлскую ночь, когда он прощался с Рэпом. Гоблин отправился навстречу своей судьбе, сама же она тем же вечером отбыла в Краснегар с тем, чтобы занять королевский трон. Она помнила гоблина зеленым, неуверенным в себе юнцом. Теперь она стала беженкой, он – завоевателем.

Высший свет остановился в выгоревшем дотла амбаре, от которого остались только каменные стены. Возле короля толпились какие-то люди. Внутри пылал огромный костер. По черным закопченным стенам плясали странные тени. Искры взметались до небес. Он сидел на земле, скрестив ноги, на нем была лишь кожаная набедренная повязка. Широкий массивный торс и могучие конечности отливали в мерцающем свете костра темной зеленью. Нижнюю часть лица скрывали необычайно густые для гоблина усы и борода, верхняя часть была сплошь покрыта татуировкой. Глаза Птицы Смерти зловеще поблескивали. Черная коса, перекинутая через левое плечо, доходила ему до пояса.

Рядом с ним возле костра сидело еще четверо гоблинов и пятеро дварфов. На серолицых седобородых дварфах были стальные кольчуги и островерхие конические шлемы. Вообще дварфы заметно ниже гоблинов, однако сейчас, когда те и другие сидели рядом, создавалось обратное впечатление. И плечи у дварфов казались более широкими, но не настолько, чтобы они могли сравняться с Птицей Смерти.

Инос стояла в дверях вместе с другими просителями, пытаясь изобразить на лице вельможный гнев. Ведь она была не кем-нибудь, но самой настоящей королевой! Королю следовало принять ее в первую очередь. Впрочем, сейчас она находилась не во дворце императора, и гнев вряд ли мог помочь ей. Изнуренная долгим путешествием и выпавшими на их долю испытаниями, она еле держалась на ногах. Помимо прочего, она давно не мылась и не причесывалась, так что признать в ней королеву было весьма непросто. Стоявшие неподалеку натертые жиром гоблины страшно смердили. Инос поддерживало разве что присутствие Кейди и Гэта. Дети нуждались в ней!

В полевых условиях союзники встречались впервые, их командирам нужно было о многом поговорить. На страже стояли два советника, гоблин и дварф, постоянно спорившие о том, кого и в какой очередности следует пропускать вовнутрь. Когда обнаружилось, что оба очередных просителя дварфы, гоблину было дозволено пригласить к костру Кровавого Клюва.

Он гордо прошествовал вперед, опустился на колени перед своим отцом и приветствовал его земным поклоном.

Птица Смерти испытующе глянул на сына и, повернувшись к сидевшему справа от него дварфу, что-то сказал. В ответ тот мрачно кивнул. Последовала церемония представления, однако Инос по-прежнему не различала слов – этому мешали варварское произношение, треск костра и шум, производимый расположившейся на отдых гигантской армией. Инос хотелось одного – заснуть и проснуться только через сто лет, как это происходило с заколдованными принцессами в книжках Кейди.

Она посмотрела на стоявшего рядом сына. Его вид ей не понравился – осунувшееся, обветренное лицо, лихорадочный блеск серых глаз. Ему нужно было лежать, он же всю эту неделю протрясся в седле.

– Гэт! В чем дело?

Гэт почему-то стал хмуриться.

– Что? Они просто шутят… Они примут нас как надо…

Инос вздохнула с облегчением.

– Почему же ты тогда так встревожен?

– В самом деле? – Гэт часто заморгал и изобразил на лице некое подобие улыбки. Такой юный и такой ранимый… – Потому что я не могу не тревожиться.

Теперь нахмурилась и она.

– Что это значит?

– Не знаю. Я предвижу дурное…

– Что?

– Если бы я это знал…

Вожди, сидевшие у костра, посмотрели в ее сторону. Судя по всему. Кровавый Клюв успел поделиться с ними новостями. Он поднялся на ноги и с довольной улыбкой отошел от костра. Понять, как относится к услышанному Птица Смерти, было невозможно, дварфы же принялись неуверенно пожимать плечами.

– Иди!

Инос буквально втолкнули в двери, при этом ни о каких формальных церемониях не было и речи. Она направилась к костру, слыша за собой шаги с трудом поспевавших за нею детей. Остановившись перед Птицей Смерти, она изобразила что-то вроде реверанса, решив, что вставать перед ним на колени она не будет.

Глаза Птицы Смерти округлились, что говорило о крайнем его удивлении. Еще бы он не удивился! Если сейчас он промолчит…

Король расхохотался и принялся довольно похлопывать себя по животу.

– Королева Иносолан! Какая радость!

Он говорил на языке импов. Остальные гоблины его не понимали, дварфам же этот язык был знаком.

– Да, кузен, я тоже несказанно рада этой встрече.

Ктэн довольно захихикал.

– Видно, дела с древесиной у вас плохи… Вон ты где меня нашла!

Никогда прежде ей не доводилось слышать гоблинских шуток. Да, Птица Смерти не походил на обычного гоблина. Он был умен, опытен и беспощаден. Его имя – одно из самых кровавых имен за всю историю – вызывало ужас. Инос прекрасно понимала, что на шутку ей лучше ответить шуткой…

– Если этой древесины хватит на то, чтобы сделать стул…

Гоблин кивнул.

– Длинный Зуб! – крикнул он, повернувшись к двери. – Принеси стул для вождя! – Он вновь перевел взгляд на Инос. – Это не Хаб, Иносолан. Пока не Хаб. Где Рэп?

– Не знаю. Это – одна из тех вещей, которые мы должны обсудить.

Гоблин хмыкнул и указал большим пальцем руки на предводителя союзников.

– Генерал Каракс, сын Харгракса. Королева Краснегара Иносолан.

Генерал нахмурился и, поднявшись на ноги, поклонился Инос. Это неожиданное проявление вежливости не могло не растрогать королеву.

– Ваше величество…

Она ответила реверансом.

– Очень рада знакомству с вами, ваше превосходительство. Кузен, позвольте мне представить моего сына, принца Гэтмора, и мою дочь, принцессу Кейдолайн…

Происходящее выглядело более чем абсурдно. Можно было подумать, что они действительно находятся где-нибудь в Хабе! Птица Смерти и дварфы, скорее всего, играли с нею, как кошка с мышкой, хотя до этих самых пор игра оставалась совершенно безобидной.

Она решила продолжить ее, приветствуя полуголых гоблинов и одетых в кольчуги дварфов. Дварфы следовали примеру своего генерала, гоблины же ограничивались едва заметным кивком головы.

После того как Инос был представлен последний вождь, к ней подбежал гоблин с бочонком в руках. Королева благодарно опустилась на него, жалея единственно о том, что она не может сесть подальше от костра.

Гэт вздохнул и еле слышно шепнул ей на ухо:

– Мам!

– Подожди…

Она хотела хоть немного прийти в себя. Птица Смерти обратился к Караксу, перейдя на гоблинский язык:

– Хорошие друзья из Краснегара. Много торговли для гоблинов и дварфов.

– Но почему ее величество решила прибыть сюда? – поинтересовался дварф, посмотрев в сторону Инос. – Она привела с собой армию?

Гоблин, стоявший по левую сторону от царя, перевел слова дварфа на гоблинский язык.

– Я не могу говорить об этом во всеуслышание, – сказала Инос.

– У меня нет секретов от моих друзей из Двониша, – тут же отреагировал Птица Смерти.

– Мама! – прошептал Гэт уже более настойчиво. Инос все так же не обращала на него внимания, бесстрастно глядя на обращенные к ней лица.

– Ваше величество, я очень устала. Возможно, вы, его превосходительство и я сможем поговорить об этом утром? Если вы решите пригласить кого-то еще, я не стану возражать…

– Утром мы выступаем! – рявкнул Птица Смерти, не дожидаясь, когда слова Инос будут переведены на его родной язык.

– Мы можем сделать это еще до рассвета.

Он на миг задумался.

– Сегодня. После пира. – Он улыбнулся, оскалив свои огромные желтые клыки. – Генерал, вы не сможете предоставить даме шатер? Я полагаю, она не откажется и от ведерка воды. Все эти вырожденцы импы страсть как любят купаться.

– Мы будем счастливы услужить ее величеству.

Не успела Инос поблагодарить галантного генерала, как Птица Смерти заговорил вновь:

– Сегодня у нас пир, Иносолан. Ты будешь на нем почетной гостьей. – Вновь блеснули его страшные клыки. – Развлечений там будет море.

Переводчик улыбнулся. Дварфы скорчили недовольные гримасы. Инос внутренне содрогнулась. Когда находишься в Хабе, делай все так, как говорят тебе местные жители…

– Я благодарю вас за приглашение на пир, ваше величество.

Она была свидетельницей уже шести таких пиршеств и потому не сомневалась в том, что ей удастся пережить и седьмое.

– Сына не забудь с собой прихватить! – Тон, которым была произнесена эта фраза, говорил о том, что аудиенция закончена.

Инос – воплощенное достоинство – поднялась с бочонка, благодарно приняв помощь Кейди.

– Как вам будет угодно, ваше величество. Я очень ценю ваше гостеприимство.

Она направилась к двери, чувствуя, что ее пошатывает от усталости и полнейшего нервного истощения.

Гэт был уже тут как тут.

– Мам!

– Да, мой хороший? В чем дело?

Новости, о которых он так хотел поговорить с ней, наверняка были скверными.

Люди, стоявшие в дверях, расступились перед ними. На землю опустилась ясная холодная ночь. Повсюду, насколько хватало глаз, они видели лагерные костры и шатры, гоблинов и дварфов. То и дело слышалось жалобное конское ржание.

Возле них появился невысокий человечек.

– Следуйте за мной, госпожа. Судя по голосу, это был дварф. Инос испытывала к этому народу все большую и большую симпатию.

– Мама!

– Я тебя внимательно слушаю.

– Сегодня они снова будут истязать людей!

– Думаю, да… – вздохнула Инос, стараясь не отстать от провожатого и не потерять его среди этих безумных толп, костров, шатров, лошадей. Несмотря на свой маленький рост, дварф шел так быстро, что за ним было не угнаться. – Мы не можем этому помешать, сынок… И еще… К таким вещам нам, согласись, не привыкать. Постарайся…

– Но, мама! – перебил ее Гэт. – Сегодня я смог узнать одного из этих людей! Боже милосердный!

– И кто же это?

– Император! – пробормотал Гэт. Она схватила его за плечи и повернула к себе так, чтобы видеть его лицо.

– Ты сошел с ума! Откуда тебе это известно?

Мальчик готов был расплакаться на месте.

– Это – тот самый человек, которого я видел на берегу! Император! Я в этом уверен, мама! Они хотят убить его!

 

5

Далеко к юго-востоку по Великому Западному тракту с бешеной скоростью скакал одинокий молодой человек. Он еле держался в седле от усталости, однако не только не сбавлял скорости, но, напротив, все пришпоривал и пришпоривал своего скакуна. Он находился в дороге уже несколько дней, все же путешествие могло занять и несколько недель.

Вне всяких сомнений, имперские курьеры уже приближались к Хабу со своими страшными известиями, мирное же население знало о происходящем пока только понаслышке. Надвигавшееся бедствие было столь велико, что люди отказывались верить в его реальность. Соответственно, на здешних почтовых станциях человек все еще мог нанять лошадей, чего нельзя было сказать о северных землях.

Сговор его больше не беспокоил, и он нисколько не интересовал волшебников. Возможно, те и продолжали следить за дорогами, но охотились они совсем не за ним.

Это казалось смешным, но о том, что знал он, не ведали даже волшебники! Этого не знал никто! Как странно, что о смерти Шанди знал он один. Когда они пытались уйти от гоблинов, конь Шанди был убит. Улизнуть удалось только Ило. А он знал о том, что гоблины никогда не щадят мужчин.

Теперь подлинным властителем Империи стал двухлетний ребенок.

Ило ехал все дальше и дальше на юг. Стало заметно теплее. То тут, то там пробивалась нежная травка. В Дом Темного Тиса он должен был поспеть к той самой поре, когда начинают цвести нарциссы.

Будет день окончен:

…О, если б знать заранее,

Шекспир. Юлий Цезарь, V, I

Чем кончится сегодня наша битва!

Но хорошо, что будет день окончен,

Тогда конец узнаем…