Толпа ревела…

Ариадна стояла на помосте, опершись на бронзовый парапет и глядя на залитый солнцем амфитеатр. Одежды на ней не было.

Этого не могло происходить с ней.

Но это происходило.

Слава Богу, она была пьяна.

Три дня взаперти сами по себе оказались малоприятными. Три дня в темнице с Мейзи… нет, она несправедлива. Она была очень даже рада обществу Мейзи, и они как могли утешали друг друга. Одной бы ей пришлось гораздо тяжелее, к тому же Мейзи оказалась далеко не худшим вариантом сокамерницы. Очень даже славная девочка эта Мейзи, недалекая, но добрая.

Ей не посчастливилось – надо же уродиться с потрясающим телом в этом – она имела в виду двадцатый век, а не фантазию на тему античности – все еще мужском мире, и все же она ухитрилась оставаться девственницей вплоть до момента, когда затащила Грэма к алтарю, чего ей, Ариадне, не удалось.

Неплохая девочка, только недостаточно хорошая – или недостаточно взрослая, – чтобы стать матерью Лейси или Алану. Грэму она подходила в самый раз.

Как их прихорашивали… После трех дней сидения взаперти их вывели на рассвете, проводили в подобие бани, где отдали на растерзание команде хихикающих рабынь, вымывших и вытерших их до блеска, намасливших их благовониями до головокружения; впрочем, это было здорово. Волосы им завили бронзовыми гребнями, при этом к их светлым кудрям относились как к одному из чудес света, хотя и сокрушались их малой длине. Глаза, ресницы и брови подвели толстым слоем черной краски, ногти на руках и ногах покрыли лаком, соски нарумянили. Это уже должно было бы навести ее на мысли о будущем наряде. Потом в волосы вплели гирлянды цветов. Она еще надеялась, что сейчас их оденут во что-то пышное.

Одежда ограничилась слоем синей краски у нее на груди и зеленой – на груди у Мейзи (куда более толстый слой) и полосой соответствующего цвета на спине. Она плохо представляла себе, почему краска разного цвета, да и думать ей об этом не хотелось.

Пьяна, но не по своей воле. Да и не мертвецки, только так, чтобы не слишком бояться.

Амфитеатр оказался огромным, как некоторые из виденных ею футбольных стадионов, весь сложенный из камня. Щурясь на яркий солнечный свет, она избегала смотреть в центр и вместо этого разглядывала трибуны. Они не были заполнены, но несколько тысяч зрителей набралось. Странное дело, здесь не было сидений: каждый ряд ограждался спереди невысоким барьером, не дающим зрителям свалиться вниз… странный способ наблюдать зрелище. Многие зрители сидели на этих барьерах, и им приходилось изворачиваться на сто восемьдесят градусов, чтобы увидеть происходящее на арене.

После мытья и прихорашивания их с Мейзи отвели в другое помещение, где предложили четыре или пять блюд, к которым они едва прикоснулись. Посуда была неописуемой красоты: массивные золотые тарелки с такими изысканными изображениями, что ей хотелось скинуть еду на пол только для того, чтобы полюбоваться. А вот еда оказалась так себе: соленая рыба, что-то напоминающее рубленого осьминога и подобие распаренного зерна, которым кормят кур. Попробовав всего понемногу, она решила, что все пересолено и переперчено сверх меры, возможно, с целью заставить их больше пить, и предупредила Мейзи.

Их отказ есть вызвал смятение и оживленную дискуссию среди рабынь и причудливо одетых женщин, возможно, жриц. Их долго пытались убедить – вплоть до угроз – в том, что они должны есть и пить, в первую очередь пить. Поскольку они продолжали отказываться, появились рабыни более крепкого сложения, а с ними нечто, напоминающее большую воронку. Угроза была слишком очевидна, так что обеим пришлось сдаться и выпить столько, сколько им было сказано: по два больших золотых кубка, таких тяжелых, что они с трудом удерживали их в руках.

Итак, она снова накачалась, и мир приобрел привычную, блаженную расплывчатость. Чертово вино. И количество! Надо бы сходить в сортир, хотя, возможно, это всего только нервы.

Толпа ревела… Она обернулась и увидела, как выводят Мейзи. Та подошла к ней и облокотилась на парапет, щурясь на свет, пьяная в стельку.

Ариадна ободряюще улыбнулась ей.

– Помаши зрителям, – предложила она. Сама она не осмеливалась – слишком стесняла ее нагота.

Мейзи гордо выпятила подбородок.

– А п-почему бы и нет? – ответила она. Мейзи была пьяна, и в прошлом ей доводилось выигрывать конкурсы красоты в нарядах ненамного серьезнее этого, так что она приветственно подняла руки. От этого движения она пошатнулась, и ей пришлось грациозно подпрыгнуть. Толпа ревела…

По меркам бронзового века с ними обращались очень даже неплохо, учитывая те убогие маленькие домики или грязные узкие улочки, что она видела по дороге, чудовищных размеров мегалитические стены дворца – наверняка их сооружение потребовало общественных работ из-под кнута. Их захватили воины, вооруженные щитами и бронзовыми мечами, в похожих на дуршлаги шлемах. Вид светловолосых женщин произвел на этих загорелых юношей в кожаных юбках такое впечатление, что они просто не могли удержаться и не проверить, того ли цвета у пленниц волосы на других частях тела; во всех остальных отношениях воины вели себя безупречно под бдительным оком пятизвездного генерала в золотой броне и шлеме из кабаньих клыков. Почему-то вид этого шлема очень возбудил Джерри – то ли он был все-таки очень храбр, то ли обладал непоколебимой верой в Оракула, то ли просто тронулся рассудком.

Жаль, что не было ни глотка джина смыть вкус этого вина. В самом деле, ну почему именно вино?

Почему Оракул сказал, что она может помочь? Моток шпагата, который дал ей Киллер, у нее отобрали вместе с одеждой, украшениями и прочей мелочью из карманов. Какая разница – шпагат мог бы помочь им выйти обратно, чего от них не требовалось, если верить тому, что, по словам Киллера, сказал Оракул.

Мейзи икнула, хихикнула и снова помахала толпе.

Ариадна заставила себя посмотреть на Лабиринт и увидела в центре маленькую каменную крышу, логово Минотавра, – плоское покрытие в середине окружавших его прямоугольным каре стен в полтора человеческих роста. На обращенном к царской ложе фасаде домика виднелось низкое входное отверстие – она видела самый верх его над ближайшей к нему стеной. Кто-то выбирался оттуда… распрямился…

Толпа ревела… Минотавр! На нее накатила волна дурноты и слабости, и она изо всех сил вцепилась в бронзовый парапет. Уж не для этого ли их так усердно поили вином – чтобы жертвы от страха не лишились чувств?

Милосердие?

Она отвернулась, но заставила себя посмотреть снова. То же самое, что она видела ночью в доме, только если он и впрямь так велик, то этот амфитеатр еще больше, чем ей казалось. Чудище зевало и потягивалось, словно только что проснувшийся человек, только у человека не могло быть таких чудовищных рук. Куда там, таких даже у гориллы нет. Кстати, зверь походил чем-то на гориллу: такой же густой черный мех на груди, непропорционально большие по отношению к ногам руки и плечи. Впрочем, только такие мощные плечи и могли удержать эту чудовищную бычью голову, этот огромный черный нос и острые, загнутые вперед рога.

Астерий-Минотавр услышал шум толпы и выглянул посмотреть, что сегодня на завтрак.

Но где же мужчины?

Их разделили еще в первую ночь в деревне, и в город их тоже везли в разных телегах, не говоря уж о разных темницах. Ариадна не говорила с Джерри, Грэмом и Карло уже три дня. Может, их уже скормили? Нет, Киллер говорил, что эта тварь жрет одну жертву три дня.

Она увидела кости. Проходы между бесчисленными стенами были покрыты черной грязью, и тут и там из нее торчали белые кости. Внизу, в двенадцати футах под помостом, она видела разбитый череп, наполовину погрузившийся в темную жижу.

Она повернулась к Минотавру спиной и посмотрела на зрительские ряды и на расположенную над ними царскую ложу. Отсюда она не видела, есть ли там кто, но по углам ложи виднелись охранявшие ее гвардейцы в этих странных шлемах, похожих на ананас из кабаньих клыков. Такие шлемы описывал еще Гомер, сказал Джерри, и их находили в каком-то месте в Греции – ну и что?

Под ложей виднелся выход из комнаты для выступавших, так сказать, гримерной, и как раз сейчас оттуда выходил Джерри, голый как младенец, с цветами в волосах, подгоняемый двумя воинами с копьями.

Она заметила, что он загорел с головы до ног, и что его груди… пардон, сэр, грудные мышцы… выкрашены желтой краской под цвет волос.

Глупо, конечно, смущаться в таких обстоятельствах, но, когда он показался из ведущего на помост перехода, она отвернулась. Толпа ревела.

Третья жертва, леди и джентльмены, из пяти, принимающих участие в сегодняшнем бенефисе. Запомните, пятеро!

И все же она обрадовалась, увидев его. С Мейзи, конечно, тоже неплохо, но она нуждалась в мужской поддержке. Она и так уже три дня провела с Мейзи, пытаясь вести светские беседы в крошечной полутемной каморке, где мебель заменялась полусгнившим сеном, парашей и обязательной миской фасоли и ведерком воды – их рационом. Хорошо еще, что ни той, ни другой не очень хотелось есть или пить. Они говорили о детях и о каких-то мелочах из прошлой жизни. Ариадна рассказывала о том, какие у Лейси способности к музыке, а Мейзи кивала, не понимая и половины. Они говорили даже о Грэме, и выходило, что его сексуальная жизнь мало изменилась – он оставался таким же ненасытным и безразличным к запросам партнера, как прежде. Правда, Мейзи нравилось быть подстилкой. Что ж, это ее дело… возможно, в этом возрасте ей самой это тоже нравилось.

Загорелый, с желтой грудью, Джерри пошатнулся, ухватился за ее плечо, потом врезался в парапет и остановился. Он был свежевыбритый, намасленный и благоухающий; желтые волосы тоже завиты. Интересно, что бы сказал Киллер, увидь он его сейчас?

– Р-рад теф-фя фи…ффидефь, – с трудом выговорил он. Ох, нет! Он был настолько пьян, что еле держался на ногах.

– Тебя тоже накачали, да? – недовольно спросила она.

Он без особого успеха попытался сфокусировать на ней взгляд.

– Тьфу! Ер… ернда. Яфф плной кор… норме. – Его губы и шея были покрыты синяками: похоже, кормили насильно.

Ариадна раздосадованно обернулась к Мейзи. Она не ожидала, что мужчин тоже напоят. Сама она ощущала себя вполне благостно, только голова чуть кружилась; при всем при том из них троих она пока оставалась самой трезвой. Требовалось куда больше двух кубков этого разбавленного водой вина, чтобы напоить ее до такого состояния. Джерри с трудом сохранял вертикальное положение. Пьян как бочка; должно быть, в него влили несколько галлонов… Зачем? Чтобы сковать движения? Киллер говорил, что здесь это как национальный вид спорта, на который принимаются ставки.

Тогда зачем сковывать движения?

Оракул сказал, что Ариадна может помочь. Верно, она алкоголичка, а остальные – нет. Садиться за руль ей сейчас не стоит, но из них из всех сейчас, похоже, она одна способна делать хоть что-то. Она подумала, что могла бы нести Мейзи и, может, тащить еще и Джерри, но остальным все равно придется заботиться о себе самим.

И все-таки зачем это насильственное спаивание? Только ли из доброты или с какой-то другой целью? Может, трезвые жертвы опасны Минотавру?

Толпа ревела! Она повернулась взглянуть на переход, но пока никого видно не было. Она посмотрела в Лабиринт и увидела причину восторга:

Минотавр мочился. Нашли чему радоваться…

Рев усилился, и она снова повернулась. Из перехода, подгоняемый копьями, появился Грэм. Аплодисментами его встречали какими-то вялыми; судя по всему, зрители не очень жаловали здоровяков. Плохо бегают? К собственному удивлению, ей стало жалко его. Второй брак действовал на него не лучшим образом – он начал растить брюшко. Он был массивный и волосатый, и грудь его была выкрашена черной краской – единственной, которая ему к лицу. Грэм казался несчастным и немного уродливым. Он врезался в парапет рядом с Мейзи и сложился пополам, перегнувшись через него. Мгновение ей казалось, что он перевалится вниз, в Лабиринт, но его просто рвало. Может, оно и к лучшему – пусть избавится от части алкоголя.

Бедняга Грэм – что за конец многообещающей карьеры в искаженном законе.

Поначалу он отказывался участвовать в добровольной капитуляции, предлагая бежать в холмы или добраться до побережья и построить лодку. Он отказывался снимать свой костюм двадцатого века до тех пор, пока Киллер не пригрозил ему кинжалом, но в конце концов пошел с остальными, захватив с собой покорную Мейзи, – он прекрасно понимал, что вдвоем им в глуши не выжить, и что лучше уж цепляться за соломинку, протянутую Киллером, чем просто идти ко дну.

Странное они представляли собой зрелище, спускаясь по долине в хитонах и набедренных повязках навстречу плену. Джерри выглядел неплохо, во всяком случае, лучше остальных, и, возможно, они с Мейзи тоже укладывались в рамки приличия. Худоба Карло казалась просто болезненной, хотя все тело его было по-южному смуглое, зато вид Грэма в набедренной повязке мало отличался в лучшую сторону от нынешнего цветочного убранства. Загар его ограничивался шеей и локтями, растительность превышала все разумные нормы, мышцы – дряблые… По счастью, эта странная законсервированность их организмов защищала их от солнечных ожогов, а то бы они – кроме Карло – сгорели уже через пару часов. Загар Джерри защищал его вполне надежно, хотя потел он не меньше остальных.

Толпа ревела… Минотавр двигался. Он обогнул свой хлев и исчез за ним.

Пошел проведать подарки! Она ощутила противную слабость в коленях, и ее руки начали сильно дрожать. Если он доберется сюда прежде, чем их сбросят вниз, он будет поджидать их тепленькими…

Рев толпы снова усилился, и из перехода вывалился, пошатываясь, Карло.

Его грудь была окрашена в белый цвет. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию! Почему, подумала она, может, он кажется им всем лучшим бегуном?

Или потому, что он так худ, что Астерий оставит его напоследок? Он ухватился за парапет рядом с Джерри и несколько раз встряхнул головой.

В поле зрения снова показался Астерий; он приближался, теперь его отделяла от жилища стена. Толпа возбудилась сильнее. Наверху, в царской ложе, кто-то распевал гимн.

Сколько ему еще бежать?

Знает ли он верный путь? Чей у него разум? Человека? Быка? Или чего-то среднего? Впрочем, даже бык может рано или поздно запомнить дорогу или бежать по запаху.

Карло рыгнул и осел на помост. Стражники подскочили и снова подняли его на ноги, прислонив к парапету. «Пшливон!» – пробормотал он и закрыл глаза.

– Держи себя в руках! – настойчиво прошептала она. – Нам сейчас бежать!

Не открывая глаз, он заговорил сквозь зубы, тщательно выговаривая слова:

– Я не так набрался, как кажется.

Плохо дело. Каждый, кто так считает, обыкновенно куда пьянее.

Минотавр свернул за угол и, судя по всему, двигался перпендикулярно линии зрения; она не видела его за стеной. По толпе прошло движение, и она вдруг поняла, почему в амфитеатре нет сидений: зрители перемещались по кругу, чтобы лучше видеть игроков! Стены Лабиринта достигали в высоту десяти футов и заострялись сверху, и даже огромного Минотавра было видно только тогда, когда он двигался на зрителя или от него.

– Ариадна, – спросила Мейзи, безуспешно пытавшаяся разговорить Грэма, – п-почему нас всех п-пометили разными цветами?

– Не знаю, дорогая, – соврала она. Цвета, несомненно, предназначались для игры: десять талантов за то, что белый погибнет последним; четыре таланта за то, что он трахнет синюю раньше, чем зеленую…

Минотавр показался на мгновение, проскочив через брешь в стене, и понесся дальше в прежнем направлении.

О Господи! Вот как она может помочь… вот зачем их всех опоили! Она же может вычислить путь в этом чертовом Лабиринте! Без этого они будут метаться вслепую с шансами на ошибку пятьдесят на пятьдесят на каждом повороте, в то время как Минотавр наверняка знает каждый камень в этих стенах. И мужчин напоили сильнее, потому что они с Мейзи всего-навсего женщины, а значит, слишком глупы, чтобы ожидать от них подвоха. Со своего места она видела весь Лабиринт. Зверь выскочил из-за стены и повернул направо, а потом он должен будет повернуть налево, а потом…

Она тряхнула головой, чтобы прояснить мысли. Так не пойдет! Ей ни за что не запомнить последовательность поворотов, да потом в придачу вспомнить их в обратном порядке, и она не обратила внимания, не пропустил ли этот гад несколько поворотов…

Логово чудища открывалось в ее сторону, и окружалось стеной со всех сторон с проемом с дальней стороны, но круговой обход должен где-то прерываться. Если зверь повернул от двери налево, значит, поперечная стена находится справа…

– Фто п-проифходит? – спросил Джерри, покачиваясь с таким видом, будто его сейчас тоже вырвет.

– Заткнись, я думаю! – огрызнулась она и тут же спохватилась. – Тебя что, тошнит?

Он с жалким видом кивнул.

– Так проблюйся! Два пальца в рот и пошел!

Она снова занялась изучением Лабиринта; теперь она видела концы рогов Минотавра и тогда, когда он двигался в поперечном направлении.

Концентрические боксы… хлев в центре и послойно увеличивающиеся прямоугольные стены вокруг него, каждая всего с одним проемом, и ни один из проемов, насколько ей видно отсюда, не расположен на одной линии с предыдущим и последующим. Девять стен? Пересчитай… Десять. Нет! Девять, точно. Если начинать с места, над которым она стоит, первый проем будет находиться… справа, поскольку слева, прямо за углом – тупик. Следующий проем… ты будешь идти в ту сторону, так что не запутайся… Слева? Нет, снова справа.

Гимн стих, и толпа протяжно взревела, требуя крови. А вот и Минотавр; теперь он перемещался уже в трех стенах от своего жилища. Он задержался и посмотрел в ее сторону, оценивая ситуацию – считая количество блюд на завтрак, если он, конечно, умеет считать до пяти. Потом он двинулся дальше, уже быстрее, словно человек, которого тянет вперед собака на поводке.

Из перехода высыпала группа стражников, вооруженных короткими мечами, и это вызвало заметное оживление зрителей.

Направо, направо, налево…

Направо…

Ей не запомнить все девять кругов… девять или десять? Могут девять стен иметь десять проходов? Нет, ее интересуют только девять проемов.

Джерри с омерзением оторвался от парапета; она не обратила на это внимания. Грэм сполз на настил… Мейзи плакала…

Ей нужны карандаш и бумага…

Воины подняли бронзовую плиту, скрывавшую отверстие в настиле.

Ей нужна записная книжка. У нее с собой ничего, кроме цветов в волосах.

Может, лепестки… Любит – не любит… У нее есть ногти – может, она сможет нацарапать схему на руке?

Лучше – у нее же на ногтях лак бронзового века! Лак казался совсем мягким; возможно, это просто воск, ведь его грели перед тем, как нанести на ногти. Его легко содрать о парапет: царапина – поворот направо, нет царапины – налево.

Начнем с правого мизинца. Царапина. Безымянный палец – тоже царапина.

Направо, еще раз направо.

Она нашла третью стену, нашла брешь в ней, проследила путь к ней от предыдущей бреши – идем с внутренней стороны, не забывай – значит, налево.

Пропускаем… Указательный палец, четвертая стена…

Стражники отволокли Грэма к отверстию и швырнули вниз, отгоняя рыдающую Мейзи остриями мечей, а толпа как с цепи сорвалась: слишком много вина.

Грэм вывалился из-под помоста под Ариадной, вляпавшись точно в блевотину Джерри. Пятая стена…

Мейзи отчаянно завизжала; ее визг тут же утонул в реве толпы. Она исчезла в отверстии, и тут же показалась внизу, врезавшись в распростертую тушу Грэма. Левый палец…

Она следующая!..

Она осторожно передвинулась мимо Джерри и Карло подальше от отверстия.

Так, где мы? Левый большой палец…

Джерри отправился следом, не сопротивляясь; она даже не заметила этого, пока не увидела его внизу – он оттолкнул Грэма, и оба скрылись из вида под помостом.

Седьмая стена…

Следующим шел Карло. Он задержался на краю проема и помахал толпе, сорвав бешеные аплодисменты. Воины стояли и ждали, ухмыляясь. Потом он ухватил одного, впрочем, стражник оказался быстрее, а может, его рефлексы были заторможены вином. Но толпа взревела еще раз, когда он резко повернулся и головой вниз нырнул в отверстие. Может, он и в самом деле трезвее, чем притворялся. Вот змей!

Восьмая стена… и ее время истекло. Стражники не гнали ее мечами – зачем, если руками куда приятнее. На мгновение она вырвалась – руки стражников скользили по промасленному и потному телу, – но спустя пару секунд и она полетела в темноту. Она проскользила по длинному бронзовому желобу и оказалась в вонючем коридоре. Крышка над головой с грохотом закрылась.

В уши ударило громкое жужжание… тьфу! Лабиринт явно не чистили с момента постройки. Пол был покрыт толстым слоем экскрементов, гниющей плоти и отбросов, и все это кишело насекомыми. Ее желудок сжался, и она поспешно поднялась на ноги, утопая в этой гадости по щиколотку, стряхивая особо назойливых мух. Голова кружилась от кошмарной вони. Рядом лежал череп, который она приметила еще сверху, только вблизи на его поверхности видны были следы зубов.

Она посмотрела на своих спутников. Джерри и Карло пытались поднять на ноги Грэма. Мейзи привалилась спиной к стене, закрыв глаза; губы ее беззвучно шевелились в молитве.

Начинать вправо…

– Сюда! – крикнула она, схватив Мейзи за руку. Джерри с Карло подняли-таки Грэма, закинув его руки себе на плечи, – они занимали почти всю ширину прохода и их водило из стороны в сторону. – Бегом, чтоб вас! – крикнула она, и они чуть ускорились.

Скорость! Им надо спешить! Им надо углубиться в Лабиринт раньше, чем монстр доберется до предпоследнего прохода, иначе он просто загонит их в тупик.

– Быстрее!

Мейзи упала. Ариадна рывком подняла ее на ноги и наотмашь ударила по лицу. Та широко раскрыла глаза, белые на покрытом грязью лице, и они поспешили за мужчинами. Грэм начал переставлять ноги. Бег по этому месиву превращался в пытку: ноги вязли, и в грязи то и дело попадались твердые обломки, скорее всего кости: некоторые хрустели под ногами, некоторые – округлые и скользкие, некоторые – острые. Они миновали первый поворот, и слева от них открылся первый проем. Теперь ей предстояло принять решение: продолжать продвигаться к центру или залечь в тупике и ждать, пока он проскочит мимо? Исходя из того, что он двигается наружу, а не просто поджидает их?

Вот они, ворота, проверь мизинец…

– Направо! – скомандовала она.

Трехголовая фигура остановилась, и Джерри отцепился от них, прислонив Грэма к стене.

– Откуда ты знаешь? – спросил он, глядя на нее мутными глазами. Все же он приходил в себя – опыт и страх понемногу одолевали винные пары.

– Знаю! – отрезала она. – Верь мне! Я могу принять больше спиртного, чем любой из вас. А теперь шевелись!

Они двинулись дальше, и теперь Грэм держался лучше, хотя то и дело падал. Они бежали по бесконечному коридору; правда, несмотря на вонь, в нем было сыро и прохладно, не то что на раскаленном от солнца помосте. Две каменные стены тянулись параллельно друг другу, упираясь вдалеке в третью, высокую, отделявшую Лабиринт от зрительских рядов. Над ней яркими пятнами виднелись сбегавшиеся посмотреть на их барахтанье зрители.

Они свернули за угол – еще один пустой и бесконечный коридор.

Они слишком шумят… но ведь толпа наверняка заглушает их?

Еще поворот, и на этот раз она остановила всех, хватая за плечи, потом осторожно заглянула за угол. Пусто.

– Пошли!..

Еще один вопрос: как далеко успел уйти Минотавр? Продолжает ли он спешить наружу, или сидит на пути, или затаился в тупике, пропуская их вперед, чтобы напасть со спины? Они хотели проскользнуть мимо него – а если он хочет того же? Большинство его жертв хотели только как можно дольше прятаться и вовсе не стремились в центр Лабиринта, как она и ее спутники; волшебной дверью в Меру логово Минотавра служило только для них.

Они добежали до ворот, и снова она заставила всех остановиться и одна прокралась вперед на разведку. Высунуть голову, быстрый взгляд налево… быстрый взгляд направо… Никого.

Куда дальше? Для того чтобы продолжать движение к центру Лабиринта, им надо было повернуть направо. Она повела их налево и услышала, как толпа взвыла от восторга.

Они добежали до поворота, обогнули его и остановились, увидев тупик.

– Ошибка! – выдохнул Джерри. – Обратно!

– Нет! – сказала она и ухитрилась-таки удержать их; они слушали ее, выпучив глаза, слишком взвинченные или пьяные, чтобы рассуждать здраво.

Грэм открыл глаза, хотя стоять без посторонней помощи не мог. Джерри и Карло выглядели лучше, но и они не соображали почти ничего.

Она заставила их оставаться на месте и вернулась к повороту, который они только что миновали. Забыв про брезгливость, она легла прямо в грязь, вырыла небольшое углубление для головы и выглянула за угол; над грязью виднелся только один ее глаз. Все ее внутренности сжались, протестуя против вони и копошения жуков. Поверхность была очень неровная, вдобавок она надеялась, что зрение у Минотавра не настолько острое, чтобы тот заметил едва выступающую над ней часть лица.

Теперь ей оставалось только ждать… ждать… ждать…

Она услышала, как шум толпы то усиливается, то вновь ослабевает.

Священные жертвы не шевелились, поэтому зрители реагировали на то, что делал Минотавр.

Вот он! Он показался из-за дальнего угла и шел в ее сторону; все его непристойное уродство особенно наглядно проявлялось на ярком солнечном свету. Боже! Он был огромный, не меньше семи футов роста, может, даже все восемь, широкий, волосатый, с этой чудовищной рогатой головой…

Он подошел к воротам, из которых они только что вышли, и остановился.

Толпа затаила дыхание. Он шагнул в проем и покрутил головой из стороны в сторону. Потом сделал шаг назад и уставился огромными бычьими глазами в ее сторону. Он сделал шаг. Толпа взревела.

Гады! Гады проклятые! Астерий слышит подсказки зрителей!

Минотавр остановился, и толпа снова стихла. Монстр повернулся к центру Лабиринта, задрал лапищи, ухватился за верх стены и подтянулся, переступая человеческими ступнями по камням. Он выглянул в коридор, который уже миновал, и покрутил головой, глядя по сторонам. Потом отпустил руки, плюхнулся назад, разбрызгивая грязь, и снова посмотрел в ее сторону.

Он знает, что они спрятались там!

Он понял это по реакции зрителей, возможно, он даже видит ее!

Чудовище повернулось, вернулось к проему и нырнуло в него, скрывшись из виду. Теперь уже Ариадна прислушивалась к шуму толпы: тихо… еще тише… снова громче. Значит, Минотавр и за воротами играет в нерешительность, притворяясь, будто не знает, в какую сторону повернуть.

Он любит играть со своими жертвами.

Лежа в ледяной вонючей жиже со впивающимися ей в бок острыми костями, она ждала. Это несправедливо! Минотавр может смотреть поверх стен; она не подумала об этом раньше.

Что еще рассказал Киллеру Оракул? Что Минос любит запускать как можно больше жертв одновременно? Конечно, толпа не пришла бы в такое возбуждение, если бы подобные спектакли разыгрывались каждые три дня. Что такого особенного в пяти жертвах, если не считать возможности делать ставки?

В воротах вновь показалась морда Минотавра, посмотревшего в обе стороны. Значит, он все еще здесь, играя с ними, и толпе это нравится.

Она дождалась, пока он отвернется, быстро отползла назад и вскочила.

Прижав палец к губам, чтобы остальные молчали, она махнула рукой на угол тупика.

Грэм все еще не очухался от вина, но Джерри заставил его встать рядом с собой в угол, образовав из рук и плеч лестницу. Сначала перебралась Мейзи, за ней последовала Ариадна, чертыхаясь и обдирая руки и грудь о заостренные колючки наверху стены. Несколько секунд она видела весь Лабиринт и маленькую квадратную крышу в центре, означавшую спасение – если Киллер, конечно, говорил правду, – и гроздья зрителей на ярусах амфитеатра, надрывавших глотки при виде такого поведения жертв. Потом спрыгнула к Мейзи в третий круг.

Последовала до невозможности долгая пауза; ей не стоило оставлять этих троих пьяниц без присмотра. Потом над стеной появился Грэм, тяжело рухнул вниз и тут же встал, привалясь к стене, чтобы Джерри было на что опираться, вытягивая Карло. Потом все пятеро оказались в третьем круге, ближе к центру, чем Минотавр.

– Теперь куда? – спросил Джерри, потирая расцарапанную в кровь грудь.

– Еще раз, – ответила она, указав на противоположную стену.

И они перебрались через следующую стену – и толпа возмущенно ревела, – но одолеть прямую стену оказалось сложнее, чем угол. Грэм сполз на землю, когда она забралась к нему на плечи, и все обрушились следом за ним, образовав кучу-малу. Джерри ударил его по лицу так же, как недавно она ударила Мейзи, и со второй попытки они одолели стену.

Затем следующая. Перелезая, она еще раз бегло осмотрела весь Лабиринт, и в этот миг вдалеке показалась морда Минотавра и они уставились друг на друга. Потом она упала вниз, и Минотавр, возможно, тоже, поскольку он взревел – она уже слышала ночью этот кошмарный, сотрясающий землю рев. Он заглушил даже вопли толпы.

Он так легко выглядывает поверх стен; что, если он может так же легко перелезать через них?

Они одолели следующую стену, но теперь они набрались опыта, да и мужчины явно трезвели. Все пятеро были покрыты липким дерьмом и изодрались в кровь острыми камнями, но начинали действовать как слаженная акробатическая труппа. Какая это по счету стена? Почему молчит народ?

Почему народ кричит? Где, черт возьми, эта проклятая скотина? Петляет по Лабиринту или тоже берет барьеры?

Джерри приходилось хуже всего, поскольку именно он вытягивал Карло, что означало перегибаться через стену, пока Грэм держал его за ноги. Ариадна вдруг поняла, что они почти ничего не выиграют, если полезут через следующую стену – сторона внутреннего круга была совсем короткая.

– Дальше бежим! – скомандовала она.

Однако ее пальцы слишком перепачкались, да и ногти исцарапались все до одного, так что на ее заметки надежды больше не было, и они повернули не туда, забежали в тупик, повернулись и побежали обратно.

Бежать теперь, босиком по твердой поверхности, оказалось еще тяжелее – здесь было меньше жижи и больше костей; они грудами лежали у стен, оставляя только узкий проход посередине. Судя по всему, как Минотавр, так и его жертвы предпочитали испражняться дальше от центра Лабиринта – и правда, они должны уже находиться в центре?

И тут он увидел их. Они только миновали поворот, когда башка Минотавра вынырнула из-за стены перед ними – не той в которую упирался проход, а следующей. Он взревел и полез через стену. Мейзи в ужасе застыла, и остальные с разбегу налетели на нее.

– Не останавливайтесь! – крикнула Ариадна.

– Чертовски верно! – вскричал Карло и подтолкнул застывшую Мейзи. Они побежали дальше. Они уже сворачивали за угол, когда из-за стены над их головами показались две огромные волосатые ручищи. Джерри остановился и подобрал с земли два черепа.

– Бегите дальше! – приказал он. – Посмотрю, смогу ли я задержать его.

Гиллисы и Карло побежали, но Ариадна подобрала здоровую кость – не иначе большую берцовую – и улыбнулась Джерри:

– Поднимешь меня?

Он уже почти протрезвел. Он повернул к ней измазанное лицо и улыбнулся в ответ.

– Врежь ему как следует! – сказал он, становясь спиной к стене и сцепляя руки в замок. Она взобралась ему на плечи как раз вовремя – из-за стены вынырнула огромная бычья башка, и прямо на нее уставились налитые кровью глаза. Последовала пауза – чудовище цеплялось руками за стену и никак не могло схватить ее. Ариадна размахнулась и изо всех сил врезала костью по черному кожаному носу. Кажется, бычьи носы особо чувствительны, разве не так?

Этот, во всяком случае, оказался чувствительным: от рева, казалось, рассыплется стена; голова и руки исчезли. Послышался хруст костей – это Минотавр упал на спину, – а потом рев толпы заглушил все. Она пошатнулась и тоже чуть не упала, но Джерри поймал и плавно опустил ее, и она оказалась в кольце его рук.

– Я поцеловал бы тебя, не будь ты такой омерзительно грязной, – заявил он.

– Не сомневаюсь, что ты говоришь это всем своим девушкам.

Он рассмеялся, и они побежали по проходу к следующим воротам.

Она не знала, куда сворачивать, но пока колебалась, на них выбежали слева остальные трое. Поэтому они бросились направо, и еще два поворота привели их ко входу в жилище Минотавра.

Вход был совсем низкий, темный и подозрительный. Они стояли, и никто, похоже, не собирался лезть туда первым, а потом они услышали, как толпа взревела в последний раз – наступал момент истины. Астерий приближался – и они разом нырнули внутрь проверить, правду ли говорил Киллер…