а она есть Случай, Стремительная, Насмешница, прядильщица судеб

 

43

Булрион Тарн согласился с мнением жены, что на горы лучше смотреть издалека. Карминные горы служили отличным фоном для дивных пейзажей долины, особенно на закате, когда они розовели на темнеющем восточном небе. Колоссы из долины видны не были — она лежала слишком низко, — но с окружающих ее холмов в ясный день можно было разглядеть и Траф, и Псомб. Булрион всегда считал, что они — просто два огромных конуса, покрытых вечными снегами. Теперь он понял, что раньше видел только вершины, которые вздымались над множеством хребтов, кряжей и предгорий. Их исполинские размеры поражали воображение. Подъем на них вконец измотал лошадей. Несколько дней ушло только на то, чтобы добраться до подножия Трафса, и еще больше — на то, чтобы обогнуть гору с запада и ступить на дорогу, ведущую к Высокому перевалу. Только с этой минуты путники могли считать, что достигли Колоссов. Дальше путь к Рарагашу пролегал по бесконечным хмурым каньонам.

Разумеется, запас продуктов у них давно иссяк. Булрион сообщил об этом Устрашителю Зилиону, который лишь презрительно кивнул. Череполикие реквизировали продовольствие у местного населения. Когда кавалькада достигла очередной деревни, один из воинов поджидал их, стоя у груды мешков с мукой и прочей провизии. Зная, сколько труда понадобилось крестьянам, чтобы все это вырастить и собрать, Улрион хотел заплатить им. Воин взял у него деньги и швырнул в придорожную канаву.

Путников беспокоило количество «провожатых». Путем наблюдения Булрион установил, что Череполиких по край ней мере семеро — командир и шестеро воинов. Это был большой отряд, гораздо больше, по мнению Булриона, чем нужно, чтобы запугать девятнадцать мирных жителей, среди которых трое детей. Почему из действующей армии сочли нужным откомандировать столько солдат для такой, казалось бы, пустячной цели и почему во главе их поставили командира столь высокого ранга? В зарданской военной секте было пять рангов — Убийца, Чудовище, Устрашитель, Погубитель и Воитель. Зилиону полагалось командовать отрядом из сорока девяти воинов, а не взводом из шести человек. Булрион не мог понять, почему их группе придавали такое значение. Семеро охранников — так сказать, избыток убийц для наличного числа потенциальных жертв.

Одиннадцать дней Череполикие следовали за отрядом, как сторожевые собаки за стадом овец. Затем вдруг исчезли — так же незаметно, как появились. Они не попрощались — просто перестали возникать на развилках дорог. Возможно, их отсутствие заметил один Булрион, и он не сказал никому ни слова до следующей остановки на обед.

Хотя солнце жарило что есть мочи, было очень холодно. Ветер носил по каньону вихри липкого пепла. Деревья здесь не росли, и лошади с трудом находили пучки травы среди камней. Дорогу можно было обнаружить только по знакам времен старой империи. Уже два дня дорога неуклонно вела в гору, а впереди по-прежнему высились черные громады, над которыми белели снежные вершины. И дальше виднелись еще более высокие пики. Единственным признаком жизни были черные точки в синем небе. Джасбур сказала, что это орлы, но не смогла объяснить, чем они питаются в этих местах.

Закутавшись в одеяла, путники прятались от пронизывающего ветра за скалами, жуя пресные лепешки и холодные бобы. Еда скрипела на зубах. Почти никто не разговаривал. Всех изнурила долгая дорога — ведь они уже почти три недели были в пути. Никто не жаловался. Люди были готовы ехать столько, сколько понадобится, но лошади страшно исхудали и ослабели. «К вечеру достигнем кратера», сказали Ордур и Джасбур. Тибал Фрайнит кивком подтвердил их слова. Исчезновение Череполиких было тому добавочным подтверждением.

Вот тут-то Булрион, откашлявшись, объявил, что, по его мнению, их «пастухи» ушли.

— Скатертью дорога, — сказал Джукион. Остальные с ним согласились, не выразив никаких особенных чувств. На разговоры ни у кого не оставалось сил.

Гвин только улыбнулась и продолжала жевать.

«До чего же у нас собралась странная компания», — подумал Булрион. Вон трое джоолгратов сидят в стороне около скалы. Увидев, что дети смотрят в его сторону, Булрион помахал им рукой. Они помахали ему в ответ. Теперь детям уже приходилось ехать верхом: повозка давно сломалась, и ее бросили на дороге. Булриону было жаль детей, но для них испытания скоро закончатся, и они окажутся среди себе подобных.

Раксал Раддаит, как всегда, сидит в стороне ото всех. Двое огоулгратов образуют еще одну отдельную группу. Шарду приходится тяжелее всех: ему на этой высоте трудно дышать. Но, по крайней мере, он перестал сбрасывать подковы с лошадей. Собственно говоря, за последнюю неделю воздействие огоулгратов почти не проявлялось. Один из авайлгратов опять претерпел изменение, однако, возможно, это просто случайность. Последнее чудо, которое, несомненно, совершили огоуолграты, произошло несколько дней тому назад: Тисвион, решив попрактиковаться, наладил лук, и прямо на него из кустов вышел лось с огромными рогами. И какое же это было вкусное мясо!

А вон два ивилграта... У Мандасила дела идут лучше. Он уже не такой угрюмый, не так поглощен своим несчастьем. Тарны приняли его в свое общество. Видно, выволочка Гвин пошла ему на пользу. Может, она и права. У нее это просто дар — она умеет обращаться с людьми. Наверно, Мандасила и надо было побить и сделать ему внушение. Ниад... Конечно, похищение Полиона ранило ее больше всех. Гвин так же ласкова с ней, как была жестока к Мандасилу. Ниад молода, а у молодых большой запас жизненных сил. «Может, она все-таки подарит мне правнука?» Вроде бы это маловероятно, но неужели Полион терпеливо ждал свадьбы? Непохоже на него. Ну, по крайней мере, горе Ниад не вызвало эпидемию холеры или оспы. Джасбур говорит, что такое вполне могло случиться.

Что касается авайлгратов, Джасбур и Ордур закрепились в своем нынешнем обличье, а Васлар Номит снова стал мужчиной. Правда, мужчинка так себе — низкорослый, тщедушный, но он все равно в восторге. У него безобразный нос и кривые зубы. И идиотский смех.

Когда Васлар был женщиной, Орбур флиртовал с ней, чтобы позлить Джасбур. Теперь пришла очередь Джасбур, и она не упускает случая на глазах у всех пофлиртовать с Васларом. Вон они сидят в сторонке и о чем-то перешептываются. Оттуда время от времени доносится дурацкое реготанье Васлара. В отместку Ордур сел у костра между Гвин и Ниад и старательно ухаживает за обеими. Вчера вечером он чуть не подрался с Васларом. Вот дураки!

Да, чудной подобрался отряд. Впрочем, меченые — всего лишь сопровождаемые. В отряд входят только Тарны. Патриарх гордился их выносливостью, умелыми руками и безотказной поддержкой. Он завел их в опасные места, виноват в гибели своего внука, не знает, сможет ли вернуть их домой, и ни один ни разу не пожаловался. И ни разу не поколебался в своей преданности. Может, они уже и не варвары, но имеют полное право называть себя зарданцами.

— Ордур! — сказала Гвин.

— Слушаю тебя, о бесценная жемчужина.

Булрион поднял кусок застывшей лавы: стукнуть, что ли, Ордура по башке? Но не хочется выглядеть брюзгливым старикашкой. Гвин сама справится с остряком. Кстати, что-то он сегодня подурнел с виду. Веки покраснели, волосы стали такими же темными, как у Тарнов.

— Скажи, — спросила Ордура Гвин, — Рарагаш — это вершина или дно кратера?

— И то и другое. Мы уже в пределах Рарагаша, а к вечеру прибудем в кратер. И твое присутствие облагородит всю кальдеру.

— Так не пора ли мне задать тебе еще несколько вопросов?

Улыбка Ордура вдруг потускнела.

— Неужели ты сама не додумалась до ответов? Советую, кстати, держать их при себе.

— А не то, что случится?

— Я авайлграт, а не шуулграт.

— Не увиливай! Что нам делать в Рарагаше? Нанести визит Лабранце Ламит?

Ордур опасливо покосился на Булриона, потом отвел глаза в сторону.

— Она и сама вас заметит. Еще не успеете ступить на дно кратера, а она уже будет знать о вашем прибытии. И будет осведомлена о событиях за пределами Рарагаша — возможно, о войне в Веснаре, о том, что поделывают карпанцы. Главное — будь с ней очень осторожна.

И он опять глянул на Булриона.

Гвин тоже поглядела на мужа, передавая ему нож.

— О чем это вы? — спросил Булрион. — Опять об этом вздорном пророчестве, что я стану Обновителем?

Ордур повернулся спиной к Ниад, хотя та как будто и не думала прислушиваться к их разговору, и сказал тихим голосом, уже без тени шутки:

— По-моему, Лабранца не считает это пророчество вздорным, Булрион-садж. Надеюсь, жена передала тебе, что я думаю о нашей любимой председательнице. Эта женщина любит власть — и обладает огромной властью. Большей, чем кто-либо другой в Куолии, за исключением, пожалуй, главаря карпанских орд. Если появится новый император, все изменится, разве что Лабранца сумеет взять власть над властителем. Но ей гораздо проще убить тебя, пока не начались неприятности — я хочу сказать, неприятности для нее.

— Чушь!

— Возможно. Но ты выполнил свое обещание — привез меченых в Рарагаш. Череполикие оставили вас в покое — так почему бы тебе со своим выводком не повернуть обратно на юг? Это гораздо безопаснее, чем ехать в Рарагаш. Спуститесь к морскому берегу и приплывёте в Далинг по реке.

Булрион оглядел лагерь, задержав взгляд на каждом из Тарнов. Они все устали. Почернели от пепла, уже два дня не пили хорошей воды. Последнее время из-за холода были вынуждены спать кучами, согревая друг друга. Да разве он осмелится просить их пройти через все это еще раз, не отдохнув. Нет. Да и кто сказал, что Череполикие не скрываются поблизости, чтобы убедиться в их прибытии в Рарагаш? Небось и сейчас за ними наблюдают.

— У меня нет таких притязаний. На что мне императорский трон?

Ордур вопросительно посмотрел на Гвин. Если он ждал от нее каких-то слов, то не дождался.

— Иногда Судьбы распоряжаются нами самым неожиданным образом, — нашелся он. — И дело часто не в истине, а в том, что считают за истину. Понятно?

Не смотри, что красавчик, башка варит будь здоров. Булрион отлично его понял.

— Хочешь сказать, важно не то, что думаю я, а что думает Лабранца? — Веснарский король Гексцион Гараб, например, думал, что Булрион Тарн нуждается в присмотре, и приставил к нему Устрашителя и шесть убийц. — Допустим, шуулграты в Далинге и в самом деле предсказали обо мне эту брехню. Но они же сошли с ума — разве не так?

— Да, я слышал, что так.

— Значит, они изменили будущее. И их пророчество недействительно.

Ордур покачал головой.

— Скажи ему, Гвин.

— М-м-м? — Гвин потрогала пальцем блестящий камешек, который валялся у нее под ногами. — Он прав, милый. Или, вернее, ты не прав. Предсказатели изменили свое собственное будущее, но это не значит, что их пророчество не сбудется. Мало ли чего они там наговорили! А твое будущее, возможно, осталось неизменным. — Она прикусила губу. — А что думает Тибал? Ты не знаешь, Ордур?

— Будто он скажет!

— Но у него очень выразительное лицо. Мне кажется, для шуулграта это недостаток. И не рассказывай, что ты не допытывался. Я за тобой следила.

Ордур драматически схватился за голову:

— Ох уж эти женщины!

— Отвечай на вопрос!

— Зачем? Если я правильно догадался, ему грозит безумие.

— Ты знаешь зачем.

Ордур сощурился. Его лицо исказила недовольная гримаса.

— Ты тоже знаешь. Ну ладно. Я догадываюсь, что думает Тибал. Вряд ли он видит тебя будущим императором, Булрион Тарн. Именно поэтому я и считаю, что тебе грозит серьезная опасность. Лабранца уж постарается, чтоб ты не ушел из Рарагаша живым. И я не уверен, что нам с Тибалом удастся это предотвратить.

 

44

Когда Булрион сказал, что пора выступать, Гвин не стала спорить. Какая бы опасность ни грозила им в Рарагаше, она мечтала о передышке, о том, чтобы несколько дней поковылять по земле на собственных ногах, а не трястись с утра до вечера в седле. Ей казалось, что она сыта лошадьми и их запахом до конца своих дней. Ордур обещал, что в Рарагаше ей дадут вдоволь горячей воды, и одна мысль об этом приводила Гвин в радостное возбуждение.

— Советую пустить вперед Раксала и джоолгратов, — сказал он.

— Почему? — подозрительно глядя на него, спросил Булрион.

— Потому что Тибал захочет ехать последним. У въезда в кратер всегда стоят сторожевые, и одним из них обязательно бывает джоолграт. Их надо предупредить, что с нами едет шуулграт. — Ордур обезоруживающе сверкнул белыми зубами на почерневшем от пепла лице. — Эту предосторожность принимают издавна.

Булрион пожал плечами и позвал Раксала. Гвин утомленно поплелась к Утренней Звезде. Кобыла устала даже больше нее, и для этого были серьезные основания.

— Последний день пути, девочка, — сказала ей Гвин. — Завтра будешь лежать на травке, задрав копыта.

Когда отряд двинулся по покрытой шлаком дороге, Гвин догнала Булриона, ехавшего во главе кавалькады. Он улыбнулся ей. Глаза у него покраснели, но слой пепла на лице даже молодил его; во всяком случае, в бороде не было видно седины. Но он по-прежнему оставался патриархом, самым старым человеком в отряде, даже старше Шарда, а также бесспорным предводителем. На него все равнялись. Ему была чужда глупая бравада, но в течение всего путешествия он неизменно проявлял мужество, выносливость и доброжелательность. Если это по силам Старику, то по силам и нам, рассуждали Тарны. Они последуют за ним, куда бы он ни повел их. Гвин не уставала восхищаться мужем. Она вышла замуж за исполина, теперь ей придется подвергнуть его еще одному испытанию. Две недели тому назад, когда Ордур открыл ей тайну участия Академии в политической жизни Куолии, она тут же пересказала все Булриону. Она ни на секунду не усомнилась, что должна это сделать, хотя понимала, как сильно ранит ее мужа открытие, что Полион оказался невинной жертвой гнусной дворцовой интриги. Но о странных вещах, которые происходят с ней самой, она не сказала ему ни слова.

С того дня она непрерывно, как термит, грызла эту загадку и пришла к неизбежному выводу. Голос, странное поведение меченых в ее присутствии... и, главное, воспоминание о той ночи, когда умерли ее дети. Все это подсказывало ответ — вернее, в этом-то и заключалась вся сложность. В ту ночь она была в гостинице совсем одна — все сбежали в страхе перед звездной немочью. Перед самым рассветом она завернула два маленьких тела в чистую ткань и вынесла их на улицу, где их должна была подобрать телега, увозящая жертв эпидемии. Таков был закон. Затем она вернулась к себе в комнату и в беспамятстве упала на пол. Придя в себя, она сумела дотащиться до постели. Ей казалось, что она была без сознания совсем недолго.

Потеряв детей, проведя несколько ночей без сна, она, естественно, очень ослабела. Ничего удивительного, что она упала в обморок. Так она твердила самой себе, и у нее не было серьезных оснований думать иначе. Но теперь... У нее остались лишь смутные воспоминания о том, как она ползла к постели. Светлее было в комнате или темнее, чем когда она выносила детей? Сколько времени она была без сознания — несколько минут или целые сутки? Больные звездной немочью часто теряют сознание. Несколько недель тому назад Возион высказал предположение, что она тогда заразилась от детей. И теперь Гвин была склонна с ним согласиться.

За обедом Ордур подтвердил ее опасения. Она решила, что ей пора поделиться ими с мужем.

— Любимый, — сказала она, — я должна тебе кое в чем признаться.

Он посмотрел на нее с притворным удивлением и шутливо сказал:

— Ни за что не поверю, что ты таки... — Но, увидев серьезное выражение на лице Гвин, грустно улыбнулся. — Не терзайся, Ниен. Я давно знаю. Это не имеет значения.

— Ты хочешь сказать, что тебе он все объяснил, а мне отказался? — гневно воскликнула Гвин. — Или тебе Тибал сказал?

Булрион нахмурился:

— Нет, мне сказал правитель Имквин.

Гвин задумалась: как это понимать? Копыта лошадей цокали по камням, вздымая облачка пепла. Булрион оглянулся, чтобы убедиться, что никто не отстал.

— Знаешь, — сказала Гвин, — мне кажется, что мы с тобой говорим о разных вещах. Ордур разговаривал с тобой обо мне?

— Ордур? Нет. Что он мог мне о тебе сказать?

— Я хочу поговорить с тобой о меченых. А ты про что подумал?

Булрион снял шляпу, положил ее на гриву Грома, провел закопченной рукой по лысине, затем опять надел шляпу.

— Про гостиницу.

— Судьбы! — Гостиница для Гвин осталась где-то в далеком прошлом. — Я про нее и думать забыла... А что ты узнал про гостиницу?

— Правитель сказал, что по закону она тебе не принадлежит. Ты не имеешь права ее продать. Но это не важно, потому что...

Гвин рассмеялась:

— Булрион Тарн! По-твоему, я вышла за тебя замуж, чтобы мне было где на старости лет преклонить голову?

Смущение на лице Булриона проглядывало даже через бороду и слой черной пыли.

— Конечно, нет! Но я думал, что тебе... что ты этого не знаешь...

Гвин улыбнулась:

— Вот еще выдумал!

Булрион смущенно ухмыльнулся:

— Так и есть! Корыстная баба!

Бедный Булрион. Неужели он и впрямь подозревал ее в корысти? И у него хватило мужества в этом признаться! Какой человек!

— Я вышла замуж за тебя, старый греховодник, за тебя потому что полюбила тебя. Правитель имел в виду, что я не имею права владеть землей, на которой стоит гостиница. А здание принадлежит мне по закону — во всяком случае, принадлежало. И мне также принадлежит мебель и предметы искусства, которые стоят больше, чем здание. Законникам здесь впору голову сломать, но как бы то ни было, никто не может лишить меня моей собственности. Даже если земля будет принадлежать кому-то другому, ее хозяин не имеет права сунуться в гостиницу, а тем более, ею завладеть. Он даже не имеет права — есть такой закон — повысить арендную плату за пользование его землей. Он только может закрыть гостиницу и никого в нее не пускать — вот и все. Тупик. Булрион печально покачал головой и отвел глаза.

— Мне так стыдно, Ниен. Я и вправду подозревал, что ты...

— Все это глупости. Забудь про гостиницу. Для меня она утратила всякое значение. И деньги не имеют значения. Лучше бы ты женился на корыстной бабе. Я пришла к выводу, что я — Меченая.

— Что ты говоришь! Я никогда в это не поверю! Это Возион тебе наплел? Если он, то я не посмотрю, что он калека...

— Да, я разговаривала с Возионом, — призналась Гвин. — Он со мной согласен. Но я взяла с него обещание, что он ничего тебе не скажет. Я не хотела тебя беспокоить, пока у меня не было полной уверенности. А теперь это подтвердил Ордур.

— Да чтоб я поверил хоть слову этого трепача!

— Дело не в том, что он говорит, а в том, чего не говорит. Послушай! Ордур сумел хитростью выманить у меня обещание не задавать ему больше вопросов. Потом я вспомнила, что и Тибал просил меня не задавать ему вопросов. Джасбур знает меньше, чем эти двое. Когда я спрашиваю ее, она старается увильнуть от ответа, но, в конце концов, отвечает. Похоже на то, что я обладаю особой силой — заставлять меченого отвечать на мои вопросы.

Это звучало совсем неубедительно, хотя Ордур и признал за обедом, что не может отказаться отвечать на ее вопросы. Булрион приподнял одну бровь, предполагая, что у Гвин есть и другие доводы.

— Теперь о Ниад. Помнишь, как было в Долине? Она смогла помочь Соджим, только когда я оказалась рядом. Даже в ту ночь, когда она вылечила тебя — ничего ведь не произошло, пока не пришла я. Она заставила упасть человека, который тащил на плече опять же меня. И помнишь случай с Мандасилом?

— Ты считаешь, что ты ивилграт?

— Нет. По-моему, я каким-то образом усиливаю их воздействие или лучше его направляю. Мне кажется, что я влияю и на других Меченых. Это ведь я придумала послать Раксала к Джодо в ночь нашей свадьбы. Он не хотел идти, но все же пошел. И это оказалось к лучшему для всех. Ты же видел, что он отвечает на мои вопросы, хотя никто другой не может вытянуть из него ни слова. С тех пор как это пришло мне в голову, я провела несколько опытов. Например, отвела в сторону Шарда и сказала ему, чтобы он перестал портить лошадей, потому что этим он только затягивает путешествие и делает хуже всем. Он, конечно, говорил, что ничего лошадям не делал, но с тех пор ни одна лошадь не потеряла подкову.

— Но ты же знаешь, что огоулграты непредсказуемы. Это ничего не доказывает.

— Может быть, — сказала Гвин. Ей самой хотелось бы думать так же. — Я сказала Васлар, что, если она хочет опять стать мужчиной, ей надо постараться ускорить очередное перевоплощение. Джасбур считает, что это не помогает. Но Васлар помогло. На следующее утро она... то есть он уже начал меняться. Джасбур говорит, что она ни разу не видела стольких изменений за такое короткое время.

Старик только фыркнул:

— Это все может быть чистым совпадением. Я могу, на пример, сказать, что стоит мне щелкнуть пальцами и начинается дождь. Может быть, не сразу, может, через месяц или два, но дождь обязательно пойдет.

Гвин благодарно засмеялась.

— Мы все устали и изнервничались, детка, — сказал Булрион. — По-моему, тебе мерещится бог весть что.

Он хотел сказать еще что-то, но порыв ветра швырнул им в лицо облако пыли. Лошади испуганно шарахнулись. По сторонам дороги возвышались темные скалы. Вдоль мрачного каньона с воем дул ветер, пронизывая Гвин насквозь, хватившись свободной рукой за шляпу, Булрион опять оглянулся на кавалькаду. Убедившись, что все в порядке, он громко — чтобы перекричать вой ветра — сказал Гвин:

— Если у тебя есть какой-нибудь сверхъестественный дар, дорогая, так это — умение ладить с людьми. Не знаю, что бы делал в дороге без тебя. А в обращении с некоторыми мечеными — Ниад, Мандасилом — этот дар учетверяется. Я согласен, что ты как бы прибавляешь им уверенности. Но ты и мне прибавляешь уверенности! Это — все, что я согласен признать. Гвин стала рассказывать ему про Голос. Ее рот был забит пеплом, а из глаз струились слезы. Но Булрион и в Голос не поверил. Спросил, когда она его в последний раз слышала. Пришлось признаться, что две недели тому назад — когда они переходили вброд Флугосс. Булрион пренебрежительно дернул плечом.

— Тогда брось беспокоиться. Люди не так уж редко слышат голоса. Никакая ты не меченая, Гвин! Ты сама говоришь, что ты не ивилграт. Ты не умеешь творить чудеса, видеть будущее, читать в умах других людей. И, насколько мне известно, ты пока что не превратилась в мужчину. — Он широко улыбнулся, ощерив желтые зубы в слипшейся от грязи бороде. — И уж во всяком случае, ты не холодный муолграт. Что тогда остается?

Гвин кивнула и решила на этом прекратить разговор. Оставалась еще одна возможность — поулграт. Почему семь судеб представлены только шестью разновидностями меченых? Тибал Фрайнит утверждал, что те, кого пометит Проклятием Великая Поуль, просто умирают.

А вот Возион в этом не уверен. Он считает, что существует седьмое Проклятие, которое, правда, встречается очень редко. Он сказал Гвин, что об этом тридцать лет тому назад словно бы случайно обмолвился один из его учителей. Точные слова он не помнил и отказался делать какие-нибудь предположения. А ведь это логично. Поуль распоряжается судьбами. Солнце правит другими планетами, и вполне вероятно, что поулграт, если есть такое Проклятие, способен управлять другими мечеными. Само по себе это не так уж страшно. Способность управлять мечеными ей очень даже пригодится, особенно в Рарагаше. Но Гвин беспокоило другое: каждое Проклятие имеет лицевую и оборотную стороны. Лекари могут и вызвать болезни, те, что читают чужие мысли, часто приводят в исступление и себя, и других. Те, что видят будущее, не имеют права его кому-нибудь открыть. И так далее. Проклятие дает преимущества, но ни одно из них не является неоспоримым благом.

«Какова же оборотная сторона моего Проклятия? — думала Гвин. — Почему никто не хочет со мной об этом говорить?»

Гвин слышала, как рарагашцы в разговоре поминали Южные ворота, но не предполагала увидеть настоящую крепость — высокое мрачное сооружение из черного камня, которое полностью перегораживало каньон. Парапет с бойницами для лучников и островерхая крыша из шифера придавали строению грозный вид — подстать окружающей его унылой и безлюдной местности. Тут Гвин вспомнила, что Рарагаш первоначально был тюрьмой.

Этот бастион, как сами Судьбы, не давал поблажки никому, не пропуская внутрь посторонних и не выпуская тех, кто захотел бы сбежать. Попасть в Рарагаш можно было только через темный узкий туннель, через который едва прошла бы лошадь. Единственным свидетельством того, что здесь ожидали или готовы были принять гостей, была грубо сколоченная коновязь. Около нее стояли четыре лошади. Но Раксал и джоолграты куда-то исчезли.

— Постой здесь, — хмуро сказал Булрион жене, — пойду погляжу на все это поближе.

— Гляди-гляди, — покладисто отозвалась Гвин. — Джодо с детьми, видимо, прошли внутрь. Они, наверно, уже далеко, а не то бы мы их услышали. Посмотрю, как ты станешь уговаривать Грома войти в этот туннель.

Булрион слез с коня и потянул его за повод, но Гром, как и предсказывала Гвин, уперся копытами и отказался стронуться с места. Начали подъезжать остальные. Почти все ухмылялись, глядя, как их патриарх пытается перебороть заупрямившуюся лошадь. В конце концов Ульпиону удалось затянуть свою лошадь в туннель. Правда, для этого ему пришлось завязать ей глаза. Следом более или менее охотно двинулись и другие.

В туннеле было прохладно и влажно. Копыта лошадей цокали по камню. Гвин чувствовала, что кое-где в потолке проделаны отверстия, откуда, надо полагать, на незваных гостей можно сбрасывать разные тяжелые предметы. Туннель вывел их в похожий на колодец двор, который имел только одно достоинство — защищал от ветра. Крепость выглядела заброшенной. Деревянные двери висят вкривь и вкось, на лестницы опасно ступить, вместо окон черные пустые провалы, двор завален мусором. Впрочем, Гвин заметила на земле конский навоз, который вряд ли остался со времен империи.

Сбившись кучкой, путники с беспокойством ждали, что будет дальше. Булрион послан Ульпиона и Заниона за остальными лошадьми.

Гвин хотела было тоже вернуться и помочь, но, подойдя к туннелю, увидела там Тибала Фрайнита, который шел в арьергарде, ведя лошадь на поводу.

— Добро пожаловать в Рагараш! — сказал он, и эхо странным образом донесло его слова раньше, чем появился он сам.

— Что-то не видно флагов, — заметила Гвин. — Встречающих тоже нет. И куда подевались джоолграты?

— Их спешно отправили вперед. Необученные джоолграты, как ты сама отлично знаешь, представляют серьезную опасность. — Тибал оглядел двор. — В Южных воротах редко выставляют стражу: этим путем мало кто приезжает. Пошли — задерживаться здесь нет никакого смысла.

Выездной туннель был таким же узким и темным, как и въездной, но лошади пошли в него охотнее: видимо, им тоже хотелось поскорее выбраться из угрюмой крепости. Снаружи светило солнце и опять дул сильный ветер. Каньон, быстро расширяясь, круто шел под гору. На склонах росли зеленые кусты. Хотелось верить, страна камня и пепла осталась позади.

Раксал Раддаит сидел на валуне со своим обычным выражением полного безразличия.

— Что, бросили? — поинтересовалась Гвин.

Раксал встал.

— В повозке больше не было места.

Тибал указал Гвин на спускавшуюся по склону повозку. Она была уже довольно далеко.

— Ясно, — сказала Гвин. Хотя она знала, что Раксал не нуждается в ее сочувствии, ей стало его жаль. Взяли и уехали, забыв про все, что он сделал для джоолгратов. Без него они никогда бы не добрались до Рарагаша.

— Через несколько дней тебе, наверно, можно будет повидать Джодо. Как ты думаешь, Тибал?

Тибал лукаво усмехнулся:

— Ну конечно. Да тут полно женщин-джоолграток. Тебе ведь все равно какая, а, Раксал?

Муолграт пожал плечами:

— Наверное, так.

Он, казалось, остался безразличным к насмешке, даже вряд ли ее заметил.

Гвин была ошарашена. Она вопросительно посмотрела на Тибала. Тот с извиняющимся видом пожал плечами.

— Я решил тебе напомнить, что меченых нельзя мерить обшей меркой.

Улыбнувшись, он подставил руки, чтобы подсадить ее в седло. Тибал явно пребывал в отличном настроении. Это — хороший признак.

Со вздохом, напоминавшим стон, Гвин вскарабкалась на лошадь.

— Долго еще ехать?

— Час, не больше. — Тибал ловко вскочил в седло — длинноногий, длиннорукий, с мальчишеской ухмылкой на лице. — Это не значит, что через час мы доберемся до дна кратера. Но до горячих источников, обеда и мягких постелей мы доберемся.

— Замечательно! Обещаешь?

Тибал засмеялся:

— Это — не обещание, это — пророчество. Можешь ему верить.

 

45

Весной того Года младший сын Рыцаря, мальчик по имени Лоссо заболел Звездной Немочью, но не Умер. Видя, что Недуг не оставил никаких следов, Ломит отправился к Господину и обратился к нему с просьбой: "Разреши моему сыну остаться с нами. Но его Господин Соблюдал Закон и Отказал ему, сказав...

Лабранца вздохнула и захлопнула тяжелую книгу, подняв облачко пыли. Она читала это уже много раз. Лоссо Ломит, основатель Третьей Династии... это имя слегка напоминало ей ее собственное, Ламит, и ей хотелось думать, что она ведет происхождение от великого императора.

День был душный, ветра почти не было. Солнце палило сквозь молочное марево. На Лабранце был только халат из тонкой, почти прозрачной ткани, но она все равно обливаясь потом. Этот же халат был на ней в ту ночь, когда она вернулась и когда Чинг.... Может, ей и сейчас нужно это? После возвращения прошло уже две недели, но она была так занята, что на развлечения не оставалось времени. Можно позвать его на ночь. Она покачала головой, сердясь на себя. Женщина, которой необходим мужчина, в конце концов, оказывается у него в подчинении. Чинг — всего лишь ее лакей и таковым останется. Нет, если ей что и нужно, то не подобострастный Чинг.

Лабранца сидела на тенистой лужайке перед домом, куда вынесла столик и стул. Она строго наказала слугам никого не пускать. Летом она любила размышлять, сидя здесь, в тени деревьев. Несколько коз на длинной привязи щипали траву. Козы дурно пахнут и вообще неприятные животные, но они поедают молодые кусты и деревца, которые прорастают из семян, заносимых ветром из леса. Так что приходите терпеть коз — они не дают зарасти лужайке вокруг ее дома. Поверх верхушек деревьев виднелись крыши Дворца. По давно сложившейся привычке Лабранца сидела к нему лицом, чтобы все время видеть шесты для сигнальных флагов. Когда-то ее дом окружал строго распланированный сад. Среди деревьев слева прячется маленький храм, а может, там есть и другие здания. Лабранца уже давно собиралась пройтись по лесу и посмотреть, не остались ли там статуи и другие ценные реликвии, но никак не могла выбрать для этого время.

А уж сейчас ей и вовсе было некогда. Плавный поток истории начинал ускорять движение. Она чувствовала, как нечто, спавшее сто лет, собирается проснуться. Это нечто был Великий Зверь Войны, о котором поэт Квирмойт писал:

Трубы зовут отважных в бой,

Благие намерения опять увяли,

И траву скоро удобрят кровью.

Лабранца бросила том на землю, где валялось еще много книг, и стала просматривать бумаги, наваленные на столе и придавленные хрустальными пресс-папье.

Донесения из Рурка, Мокта, Пагаида... Из Нимбудии ничего. Оттуда, видно, вестей уже больше не придет. Карпанцы разорили Аштин. Разгромив нимбудийскую армию под Бликорном, они пронеслись по стране, уничтожая все на своем пути, поджигая города, как свечи, чтобы осветить себе путь: Сейчас орда, видимо, заворачивает на запад, к Рурку. Или по крайней мере заворачивала, когда писалось это сообщение. Возможно, она уже стерла с лица земли и Рурк. Кто будет следующий? Тринг или Пагаид?

Лабранца так часто читала это донесение, что выучила его наизусть. Интересно, жив ли еще тот, кто его писал? Карпанцы без разбора убивают меченых.

В это все и упирается. Академия пережила малые войны, которые вспыхивали после крушения империи. Она находила соблазны для монархов. Когда ее фавориты погибали, она принималась за их преемников. Но с карпанцами так не выйдет. К ними подход ей не найти. Должно пройти три-четыре поколения, прежде чем цивилизация их развратит, как случилось с Зардой. Тогда, может, что и получится. Но по крайней мере карпанцы как будто идут на запад, а не на юг. Некоторое время Рарагаш еще будет в безопасности — если только как-нибудь не привлечет к себе их внимание. Силам Судеб не устоять против орды варваров.

Лабранца отложила донесение и стала читать следующее. Ерунда! Она отложила и его. Третье донесение было из Пагаида. Король Пор А-Вин выздоровел — благодаря блестящей идее Чинга. В прошлом Пор А-Вин отвергал авансы Лабранцы, но теперь станет более покладистым. Если, конечно, карпанцы его не выпотрошат.

Следующее донесение было от Хан А-Лита, который находится при дворе короля Гексциона Гараба где-то вблизи Вериова. Жирный болван все еще ждет, когда Мокт попадется в его ловушку. Сообщение было отправлено две недели тому назад.

А тут еще этот Булрион Тарн — новый Обновитель, видите ли! Еще одна головная боль. Но в это трудно поверить. Старик небось косит сено и собирает ягоды у себя в Да-Ламе и понятия не имеет об этом нелепом предсказании. Когда веснарцы и моктийцы разрешат наконец свой пограничный спор, можно будет послать к Тарну наемного убийцу. Сейчас возникновение новой империи не кажется столь невероятным, как, скажем, два месяца назад. Если карпанцы разгромят всех с такой же легкостью, как они разгромили Нимбудию, тогда может возникнуть зарпанская империя. Но в ней не будет места для Булриона Тарна — как и для самой Лабранцы Ламит.

Насмешливо проблеяла коза. В ответ раздался звук, напоминающий мяуканье больной кошки. Обернувшись, Лабранца увидела ястреба, который сидел на сухой ветке высокого дерева. Он повернул голову и внимательно посмотрел на Лабранцу. И еще раз мяукнул.

Лабранца взглянула на книги. Где-то здесь скрывается ответ — в этом она была уверена. Библиотека Академии всегда была одной из лучших в империи, к тому же остальные давно сгорели в огне зарданского нашествия. К сожалению, хранители библиотеки уже много лет пренебрегают своими обязанностями. Засовывают книги на полки как попало, так что теперь в ней ничего нельзя найти. Пошлешь им требование на ту или иную книгу — и ничего! Иногда Лабранца сама идет в библиотеку и пытается разыскать нужную книгу. А чаще просто машет рукой.

Сегодня какой-то ветхий библиотекарь наткнулся на ящик с книгами в подвале и, просмотрев их, обнаружил добрый десяток тех, что тщетно заказывала Лабранца. Она уже не помнила, для чего ей когда-то понадобились эти книги, но в этой находке почувствовала руку своей покровительницы Огоуль.

Поэтому Лабранца приказала принести ей весь ящик и разложила книги на траве. Их было штук тридцать. Большинство из них были ей совершенно незнакомы, и она даже не хотела в них заглядывать. Те же, в которые она заглянула, оказались бесполезны. Какое ей дело до давно умершего императора?

Еще, что ли, попробовать? Или подождать, пока Огоуль поднимется над горизонтом? Нет, надо поискать.

Лабранца отодвинула пачку донесений, изъяв только одну страничку, которую скомкала в руке. Затем закрыла глаза и сосредоточилась. Она думала о крошечной крупинке света, которая скоро появится в темнеющем небе — о той, что пометила ее своим Проклятием. Огоуль еще не было видно, но Лабранца знала, что она уже взошла. Лабранца не собиралась ей молиться. Судьбы не прислушиваются к просьбам смертных. Но она решила отворить ей навстречу ум, попытаться уловить ее воздействие. Через несколько минут она ощутила какое-то странное покалывание во всем теле. Прекрасно! Не так уж часто ей это удавалось. Может быть, на этот раз получится. Возбуждение нарастало — и вот уже все ее мышцы напряглись от какого-то могучего предчувствия. Такое сильное ощущение ей приходилось испытывать очень редко. Покалывание сосредоточилось в руке, в которой она держала скомканный листок бумаги, поползло вниз. Задрожали пальцы.

И опять мяукнул ястреб, на этот раз очень громко, словно сидел на крыше у нее над головой. Лабранца дернулась и непроизвольно разжала кулак. Скомканная бумажка взлетела в воздух. Лабранца открыла глаза и стала ждать, куда она упадет. Судьбы, куда ж она делась? А, вон она! Лежит у самого края, на маленькой рваной книжонке. Лабранца бросилась к ней, споткнулась о толстый том и тяжело упала на колени. И, не вставая, протянула руку за книжонкой. Даже не взглянув на заглавие, она открыла книжку и наугад ткнула пальцем. Потом посмотрела, куда угодил ее палец. Это была очень старая книга, буквы были выписаны на старый манер, чернила выцвели, и разобрать текст было нелегко.

...но если по какой-либо Причине голоса Разделятся поровну, половина За, и половина Против Предложения, тогда Лорд-Председатель голосует Вторично и тем Решает исход дела.

XXXIV Так же Постановляем, что в отсутствие Естественного Господина Шестеро Членов Совета избирают Председателя из своего числа, с тем чтобы он руководил их Совещаниями и обеспечивал Исполнение их Совместных Решений. Вышеупомянутый Председатель будет выполнять эти обязанности до возвращения Естественного Господина или до своей смерти, в случае Которой Шестеро Членов Совета, путем той же процедуры Голосования, изберут его Преемника.

Не веря своим глазам, Лабранца посмотрела на переплет книжицы. Заглавия не было. Она открыла первую страницу.

Наша Воля

Относительно Руководства

Академией,

Открываемой

Нами в Рара Гаше

Дальше тем же почерком:

Написано Нашей Рукой в Нашем Городе Квол на тридцать второй день Поульсепта в семьсот двадцатом Году Империи.

Опять Лоссо Ламит! Это — Устав Академии, переписанный по крайней мере за сто лет до того варианта, который она знает. Может быть, это даже оригинальный текст, написанный самим Основателем, который был известен своей скрупулезностью. Надо сверить его с известными образцами почерка Лоссо Ломита. Этой книге просто нет цены, а она, Лабранца, даже не подозревала о ее существовании. Даже в этом небольшом отрывке есть расхождения с общепринятым текстом Устава. Может быть, в случае разногласий удастся использовать какое-нибудь из этих расхождений себе на пользу.

Потрясенная своим открытием, Лабранца поднялась с земли и направилась к креслу. На колене у нее была ссадина, халат испачкан зеленью. Она осторожно прошла между остальными книгами. Теперь она относилась к ним с большим почтением: раз в ящике есть одно сокровище, могут оказаться и другие.

Сев в кресло, она заложила прочитанное место конвертом, взятым наугад из кипы корреспонденции. И тут вспомнила, что повело к этому открытию, какие она совершала действия. Три раза она наугад выбирала книгу и наугад раскрывала ее на какой-нибудь странице, и три раза на этой странице упоминалось имя Лоссо Ломита. Сначала ей попался беллетризованный рассказ о том, как он поднял восстание против тирана Урхина Софита, потом — история о том, как его в детстве изгнали в Рарагаш, и теперь это. Сомнений не оставалось, если она верит в свое воздействие огоулграта — а этому воздействию она готова доверить свою жизнь. Значит, ответ, который она искала, — Лоссо Ломит.

Почему, во имя Судеб? Он умер шестьсот лет тому назад.

А собственно, на какой вопрос она искала ответ?

Ястреб резко мяукнул. Лабранца подняла голову, чтобы шикнуть на него, и на фоне закатного багрянца увидела, что на третьем шесте поднимают флаг. На двух других флаги были уже подняты, и их слабо шевелил легкий ветерок.

Лабранца забыла про Лоссо Ламита.

На крыше Дворца стояли три высоких шеста. Это был конечный пункт сигнальной системы. Подобные же шесты шли по всему пути от Дворца до Города и дальше от Города к Южным и Северным воротам. Это была древняя система. Неизвестно, какой цели она служила в старые времена, но сейчас у нее осталось лишь одно назначение — оповещать Лабранцу о приезде важных гостей. Кроме того, обслуживание системы давало работу востроглазым подросткам, которые в противном случае могли бы от безделья затеять какое-нибудь хулиганство и родители которых приветствовали их небольшой приработок. Флаги были подняты на всех трех шестах, но слабый ветер не позволял рассмотреть, сколько их на каждом. Лабранца сердито барабанила пальцами по книге, потом вспомнила, что это за книга, и бережно отложила ее в сторону. Шесты были довольно далеко, и она никак не могла разглядеть... Но тут ветерок на секунду заполоскал флаги. Четыре на первом, самом высоком, два на среднем и один на последнем.

Лабранца вздохнула с облегчением и только в эту минуту поняла, в каком была напряжении. Шифр она знала наизусть. Четыре-два-один означало: «Более шести меченых въехали в Южные ворота».

Хорошая новость. Видимо, наконец-то стали прибывать беженцы из Далинга. Путь через Северные ворота был легче, но, наверно, война заставила их совершить объезд. Может быть, с ними даже приехали Ордур и Джасбур. Они расскажут, что происходит на Петушьей Арене.

Флаги стали опускаться. Лабранца ждала — не будет ли еще какого-нибудь сообщения? Собственно, у нее не было особых оснований этого ждать, но обычно мальчики оставляли флаги надолго. Все сигналы, разумеется, направлялись во Дворец. Иногда там повторяли сигнал в знак того, что сообщение получено и понято. Может быть, она пропустила предыдущий сигнал? Впрочем, вряд ли.

Да, поднимают новый сигнал. На первом шесте порядочно флагов. На втором тоже. И на третьем, по крайней мере, два. Такого шифра она наизусть не знала.

Да подуй же ты, ветер!

Лабранца барабанила пальцами по столу и тихо ругалась. Флаги вяло обвисли, и разобрать, сколько их, было невозможно. Судьбы! Придется ждать, пока из Дворца не пришлют официальное уведомление. Но тут флаги шевельнулись... опять обмякли... затем налетел порыв ветра. Ага! Пять-четыре-три. Лабранца понятия не имела, что это значит. Проклятие Поуль! Куда она задевала справочник? Лабранца вскочила на ноги, откинула полог и вбежала в дом. Что это здесь так темно? А как жарко!

Она открыла сундук с архивными материалами и стала в нем шарить. Но с ходу нашарить то, что нужно, ей не удалось Тогда она встала на колени и принялась методично вынимать и класть на пол книги, бухгалтерские отчеты, свитки. И наконец-то нашла ту самую тонкую тетрадку.

Это была старая тетрадка с ломкими страницами. Чернила совсем выцвели. Надо отдать ее переписать, пока не рассыпалась в пыль. Лабранца листала страницы. Пять-четыре-три: Вернулся член Совета. — Тьфу ты!

Она с облегчением бросила тетрадку в сундук и стала укладывать назад все остальное. Ордур или Тибал Фрайнит? Она предполагала найти Фрайнита в Рарагаше, когда вернулась сюда две недели тому назад. Он предсказал, что она его здесь увидит, так что рано или поздно он должен появиться. А она и не знала, что есть специальный сигнал, оповещающий о возвращении члена Совета. Интересно, сколько раз его употребляли?

И тут, рассердившись на себя за собственную глупость, Лабранца вскочила с пола и побежала обратно к двери. Так и есть — на первом шесте уже опускали новый сигнал, но ветер усилился, и она легко сосчитала флаги: пять-пять-пять.

Назад к сундуку. В бешеной спешке она без разбора выбрасывала книги и документы. Толку от этого было мало: тоненькая тетрадка проскальзывала в щели между томами. Наконец она ее нашла.

Последний код в списке:

Пять-пять-пять: Прибыл император.

Что?!

Лабранца подошла с тетрадкой к двери и отодвинула полог, чтобы лучше видеть. Нет, ей не померещилось. Император? Судьбы! Что это значит? Наверно, ошибка. Какой-то глупый мальчишка перепутал номера. Сейчас поднимут исправленный сигнал. Так отчего же у нее так колотится сердце?

Может, это значит «король»? Когда придумали этот код может быть, его даже сочинил сам Лоссо Ламит — был император, но не было королей. Потом она увидела строчкой выше: пять-пять-четыре. Первоначально это значило: Прибыл принц. Слово «принц» было вычеркнуто и вместо него более современным почерком написано — «король».

Но может быть, в тетрадку, которая хранится в бастионе у Южных ворот, забыли внести эту поправку?

«Хватаешься за соломинки, Лабранца?»

Она опять вышла на солнце и, прищурив глаза, поглядела на шесты. Флаги уже были спущены. О вновь прибывших сообщили: по крайней мере шесть меченых, Тибал Фрайнит — а может быть, всего лишь Ордур — и кто-то, для кого в тетрадке кодов было лишь одно подходящее слово: император.

Булрион Тарн! Обновитель! В Далинге она сказала Ордуру про пророчество. Стражник-джоолграт прочел это слово в мыслях гостей. Ордур привез с собой Булриона Тарна! Или привезла. С этими авайлгратами никогда не знаешь, какого они в данный момент пола. Хотя в последний раз, когда она его видела, Ордур был полуидиотом, сейчас он может оказаться очень даже толковым парнем (или девушкой).

Невероятно! Или вероятно? Если этому старику предстоит историческая миссия, ему нужно побыстрей за нее браться. Но почему он для начала приехал в Рарагаш? Может быть, его привез вовсе не Ордур? Кто же — Тибал? Шуулграт вполне мог отправиться в Да-Лам за Обновителем. Это не обязательно означает нарушение будущего: может быть, он предвидел, что так поступит. Тибал Фрайнит и Булрион Тарн...

Из-за угла дома появился бегущий человек, который тут же перешел на шаг. Он тяжело дышал. Чинг Чилит, кто еще? Никого другого к ней бы не пропустили. Лабранца это строго-настрого запретила. Она слишком небрежно одета.

А Чинг разряжен в пух и прах. Балахон из алого шелка прилип к спине и пропотел под мышками. Но рукава спускаются до земли, на шее висит золотая цепь и в шляпу воткнуты перья скопы. Весь увешан лентами и сверкает Драгоценностями. Он в первый раз осмелился появиться перед Лабранцей в идиотском наряде, в котором красовался перед остальными. Сам Лоссо Ламит, наверно, уступал ему в пышности облачения.

— Садж! Поступили сообщения... через Южные ворота проехали меченые.

— Ну и прекрасно, — сказала Лабранца, отворачиваясь.

Он подошел ближе.

— С ними член Совета, Садж. Фрайнит... или, может быть, Ордур...

Она ждала, отвернувшись, чтобы ее лицо не выдало ее чувств.

Чинг уже был рядом. Она слышала за спиной его учащенное дыхание.

— Стражник-джоолграт у Южных ворот вполне надежен... он не может послать сообщение, в которое не верит... сигнал означает «Прибыл император»... это, верно, Обновитель... тот самый Булрион Тарн, о котором я тебя предупреждал...

Впервые в жизни Лабранца в буквальном ..смысле, слова потеряла дар речи. Это говорит Чинг? Ее лакей? Ее раб? Да как он смеет? И к тому же без разрешения взял ее за плечи...

— Все обойдется, — проговорил он ей на ухо. — Они приедут сюда завтра... поместим их в Восточном крыле, садж. И тогда... ты с ними разделаешься! Тебе ведь ничего не стоит, правда?.. Несчастный случай!

Он имел наглость ворваться к ней без разрешения, появиться перед ней обвешанный этой идиотской мишурой, прикоснуться к ней без приказания — и еще осмеливается ее утешать!

Она вырвалась у него из рук, повернулась и отвесила ему пощечину.

— Шелудивый пес!

Но он не отшатнулся, как предполагала Лабранца. Он только отклонился, не сделав назад ни шага. Она размахнулась кулаком. Он схватил ее за запястье и дернул вперед с ошеломившей ее силой. Другой рукой он схватил ее за талию и прижал к себе, так что их лица оказались совсем рядом. У него на щеке отпечатался след ее руки, но карие глаза пылали неожиданной для нее яростью.

— Я этого не заслужил, Лабранца!

Смотри-ка, болонка оскалила зубы!

Лабранца попыталась вырваться. Чинг был ниже ее ростом, и она всегда считала, что сильнее его. А теперь обнаружила, что сильнее он — и намного. Ей и в голову не приходило... Он сжимал ее так, что она не могла вырваться. И, казалось, делал это с легкостью. Лабранца раньше и не догадывалась, что он значительно превосходит ее в силе и что все свидетельства обратного были притворством. Это унизительное открытие привело ее в ярость. И она никогда раньше не видела его разозленным.

— Ты расстроена, — прорычал он. — Я принес неприятные вести, но это не значит, что гонца надо убить.

— Убери свои лапы!

— Сначала извинись.

Извиняться? Перед Чингом?

Халат Лабранцы распахнулся в борьбе. Один из орденов Чинга больно вонзался ей в грудь. Она была бессильна. Больше того, ее попытки вырваться лишь возбуждали его.

Лабранца перестала сопротивляться, закрыла глаза и вытянула губы бантиком. Он сразу ослабил хватку и прижался к ее рту губами. И тут она ударила его коленом в пах.

Вот и кончилось восстание! Чинг, жалобно завывая, корчился на полу. Будет знать!

Лабранца отошла к столу и взяла в руки устав Основателя. Подумав минуту, она собрала со стола и все донесения. Затем прошла в дом и заперла все это в сундук. Затем переоделась. Когда она вышла наружу, ее секретарь плакал.

Он сумел подняться на колени, но дышал все еще с трудом. На его пышном наряде виднелись подтеки рвоты, а лицо позеленело.

— Собери эти книги, — сказала ему Лабранца, — и аккуратно сложи их в ящик. Потом отнеси в дом. Если не сможешь поднять нагруженный ящик, отнеси его пустым. И чтобы до захода солнца у меня была твоя копия тетрадки с кодами. А если у меня хотя бы возникнет подозрение, что ты сделал еще одну копию, я прикажу задушить тебя на площади. Добровольцев оказать мне эту услугу наверняка будет хоть отбавляй. Ты меня слышишь?

Его опять вырвало, но он кивнул, не глядя на нее и обеими руками держась за пах.

— Ты сделал себе копии ключей или просто открыл сундук отмычкой?

— Ключи, — проскулил Чинг.

— Принеси их. Что еще ты украл?

— Ничего, садж! — прохрипел он.

— Может, тебя еще ногой двинуть, чтоб ты понял, о чем я тебя спрашиваю?

Он упал ничком на землю.

— Не надо, садж! Я только переписал... сделал заметки... Я все тебе принесу. Все...

— Смотри у меня!

Лабранца повернулась идти, потом остановилась.

— Когда прибудут гости, размести их в Восточном крыле.

И она направилась во Дворец.

 

46

Гвин не отказалась бы остаться в доме для приезжих до конца своих дней. Бассейн с водой, поступавшей из естественного горячего источника, мягкие постели, вкусная еда, которую подавали почтительные слуги, — все это заставило ее заново осознать, какой тяжелый путь позади. А впереди ждала зловещая Лабранца Ламит, и потом долгое возвращение домой в Тарнскую Долину. Ни то ни другое не обещало ничего приятного. Сам дом, в котором их поместили, был примитивной избой, сложенной из цельных бревен, но это Гвин не пугало. Тибал объяснил ей, что здания времен Империи рухнули вскоре после того, как рухнула Империя. И вообще в Рарагаше часто рушатся дома.

Когда путники собрались во дворе и к ним вывели лошадей, они поняли, что и лошади хорошо отдохнули за ночь. Они были вычищены, и им, видимо, дали вволю овса. Даже Утренняя Звезда игриво пританцовывала. Во дворе раздавался стук копыт и окрики мужчин, но ни люди, ни лошади всерьез друг на друга не сердились.

Гвин собралась было сесть в седло, но тут ее за руку схватила Джасбур:

— Ордур куда-то исчез!

— Да? Когда?

— Ночью. Взял одну из ваших лошадей. Убью проклятого!

Гвин с трудом удержалась от улыбки. Джасбур стала необыкновенно привлекательной молодой женщиной, но вела себя, как ревнивая дурнушка. У нее было изящное и сильное сложение танцовщицы, черные огненные глаза и отливающие синевой волосы, но ей не хватало уверенности, присущей красивой женщине. Она не умела играть роль красавицы — да это и неудивительно, ведь она вполне могла через неделю превратиться в кулачного бойца.

— Думаешь, он поехал к Лабранце, чтобы вместе строить против нас козни?

Джасбур такая идея явно не приходила в голову. Она подумала и сказала:

— Я-то считала, что он сбежал к другой женщине.

— Зачем — когда у него есть такая красотка?

Джасбур повеселела.

— Спасибо, — сказала она, охорашиваясь. — Действительно, зачем? У нас все было так хорошо.

— Вот ты где, Гвин! — воскликнул Тибал, подходя с лошадью на поводу. — Какое отличное утро! Хочешь, я буду твоим гидом по Рарагашу?

— Конечно, хочу.

Гвин доверяла долговязому шуулграту так, как никогда бы не доверилась Ордуру, какое бы обличье он ни принял. Веселый и легкий в обращении, Тибал сам по себе был ей симпатичен. Кроме того, она считала, что раз шуулграты не смеют раскрывать известное им будущее, им нет смысла заниматься интригами.

Тибал лукаво ухмыльнулся:

— Мне надо сказать тебе что-то важное, предупредить тебя.

— Что это с тобой? Нарушил обет молчания? Ну говори.

— После — особой спешки нет. А где наш благородный Обновитель?

— Если ты обо мне так выражаешься, — рявкнул у него из-за спины Булрион, — то сейчас пересчитаю тебе зубы.

Тибал весь расцвел и сдвинул шляпу набекрень.

— Небось не пересчитаешь!

Старик вызывающе выпятил бороду.

— Очень-то на это не рассчитывай. Не успеешь оглянуться, как я перестрою и твое будущее, и твою физиономию.

И Булрион подмигнул Гвин.

Они выехали со двора. Тибал пристроился слева от Гвин и принялся весело болтать. Что-то он слишком многословен, с опаской подумала Гвин. Как бы Булрион не подумал, что он за мной ухаживает. Самой-то ей внимание Тибала доставляло не меньше удовольствия, чем чистая одежда и приятный пейзаж. Она опять почувствовала себя женщиной, а не пугалом. Ехавшие позади Тарны тоже смеялись и шутливо перебранивались — словно только вчера уехали из дома.

Небо было испещрено дивными маленькими облачками. Ярко светило солнце. Местность была прелестной, воздух теплым, даже усыпляющим. Вчера, спускаясь в кратер, путники уже были очарованы открывшимся перед ними пейзажем. Сейчас вокруг росли деревья и цветущие кусты, от которых исходил упоительный аромат. Хотя мощеная имперская дорога кое-где треснула от землетрясений, ее явно поддерживали в порядке и ехать по ней было легко. За истекшие сутки путники словно шагнули из зимы в лето, и физическое довольство вытеснило мысли об опасности. Новая страна и веселая болтовня Тибала так занимали Гвин, что время шло незаметно. Когда они спустились на дно кратера, от главной дороги отделилась дорога поменьше, и Тибал придержал лошадь.

— Раксал-садж! Здесь ты поворачиваешь налево. Деревня муолгратов стоит на этой дороге. Они никого не выслали тебя встречать, но это у них обычное дело.

Раксал без особого интереса посмотрел на уходящую в лесок дорожку.

— Далеко это?

— Примерно час пути пешком.

Раксал вынул ногу из стремени и хотел было слезть с лошади.

— Зачем тебе идти пешком? — крикнул Булрион. — Возьми лошадь в знак моей благодарности. Ты нам очень помог.

— Помог? Я для вас ничего не сделал. — Раксал поглядел на Тибала. — Мне здесь понадобится лошадь?

— По-моему, нет.

— А как далеко до деревни джоолгратов?

Тибал улыбнулся:

— Совсем недалеко.

— Тогда я верну тебе лошадь, Булрион Тарн. — Муолграт ловко спрыгнул с седла, вручил поводья Заниону, который был к нему ближе всех, и, не сказав больше ни слова, зашагал по дороге. Он даже не потрудился ослабить подпруги, и Занион спешился, чтобы сделать это.

— Ну какой милый человек! — сказал чей-то молодой голос.

Гвин вздрогнула — голос был так похож на голос Полиона. Но это сказал молодой огоулграт Тигон. Тарны перекинулись сердитыми взглядами — они явно были согласны с Тигоном.

— Он ничего не может с собой поделать, — бодро сказал Тибал — Если хотите весело провести вечер, не ездите в гости к муолгратам. У них главное развлечение — пялиться на пустую стену. Поехали, детки!

Они тронулись дальше примерно в том же порядке.

— Я и не знала, что вы держите меченых раздельно, по группам, — сказала Гвин Тибалу.

Тот усмехнулся:

— Хочешь сказать, что это похоже на зоопарк: все в разных клетках? Так оно и есть. Закона такого нет, просто обычай. Меченые, естественно, предпочитают жить с себе подобными. Кому нужен рядом муолграт с каменным лицом? А сами муолграты считают, что все остальные невыносимо много болтают и у них отсутствует здравый смысл. Джоолгратов тоже никто не жалует, и они предпочитают держаться особняком. Как бы тебе, например, понравилось жить в мире, где каждый непрерывно выкрикивает вслух свои сокровенные мысли?

Да, если разобраться, то, пожалуй, им лучше жить отдельно, подумала Гвин. Но все-таки ей было как-то неловко.

— А что происходит между такими людьми, как, скажем, Раксал и Джодо?

— Неужели ты не можешь догадаться? Муолграты сохнут от отсутствия эмоций, как дерево, лишенное влаги. Они могут вызывать любовь в других людях, но не в себе или других муолгратах. Но они способны впитывать ее от джоолгратов.

— Допустим, но какая от этого радость джоолгратам?

Тибал закатил глаза.

— Всегда приятно чувствовать, что ты кому-то нужен.

— Хм, — вмешался Булрион. — А я прямо спросил об этом Раксала. Нетактично было так делать, конечно.

— Ну и что он сказал?

— Сказал, что успех гарантирован.

Тибал рассмеялся:

— Ну вот, я же говорил! Оба сразу впадают в экстаз. Я так и знал, что должна быть какая-то причина.

Булрион нахмурился:

— Но я думал что здесь, в Рарагаше, умеют помогать меченым.

— Некоторым — да. Но не муолгратам. Единственное, что мы можем для них сделать, — это найти каждому пару среди джоолгратов, а Раксал, благодаря гениальной мысли Гвин, уже нашел Джодо. — Глаза Тибала смеялись, словно в эти слова он вложил еще какой-то затаенный смысл. — Джоолгратам мы действительно умеем помочь. Необученный джоолграт слышит мысли и выкрикивает их вслух: твои секреты, свои собственные и отрывки мыслей окружающих. Этим они выучиваются управлять — во всяком случае, перестают выкрикивать мысли вслух.

Гвин и Булрион обменялись задумчивым взглядом.

— Ты хочешь сказать, что они слышат мысли, специально не прислушиваясь? — спросила Гвин.

Тибал улыбнулся ей той самой улыбкой, которая часто приводила ее в замешательство.

— Совершенно правильно, Гвин Тарн. Ордур тебе говорил про советников? Король Гексцион Гараб, например, держит при дворе ручного джоолграта, чтобы тот сообщал ему о готовящихся заговорах. Наверно, никто из его придворных и не подозревает об этом. Большой спрос и на врачевателей. Как ты думаешь, откуда берутся деньги на содержание Рарагаша?

— А как же ты? Я думала, что шуулграты боятся джоолгратов, которые способны читать их мысли.

Лицо Тибала посерьезнело.

— Поэтому мы и поселились как можно дальше от них.

— Но ты ведь член Совета.

Тибал мрачно кивнул:

— Тут я подвергаюсь риску. К счастью, Совет собирается очень редко и в него избирают уважаемых людей, наделенных чувством ответственности. Джоолграт, избираемый в Совет, дает клятву не читать мысли шуулграта, а если это нечаянно случится, никому о них не рассказывать, не предпринимать по этому поводу никаких действий, и так далее. Но все равно мысль о предстоящем заседании меня отнюдь не радует.

— А ты не можешь предугадать, что джоолграт выдаст твой секрет?

— Нет, не могу! Это опять же означало бы, что я пытаюсь изменить свое будущее. Это мне предвидеть не дано.

Они оказались у развилка дороги. Морщины озабоченности на лице шуулграта разгладились. Он осадил лошадь.

— Авайлграты здесь поворачивают налево. Это ты, Джасбур? Я тебя еле узнал. Ты иногда представлялась бы, что ли.

Джасбур ответила гримасой на его слова и на смущенные смешки окружающих.

— Мне нужен Ордур. Где он?

— Он занят. И спрячь свои когти. У него нет времени заниматься интрижками. Васлар!

Бывший солдат выехал вперед и сказал прерывающимся от волнения голосом:

— По крайней мере я умею быть благодарным. Я обязан тебе жизнью, Булрион-садж. А ты, Гвин-садж, спасла меня от безумия. Я никогда не забуду вашу доброту.

Он говорил с какой-то ноющей интонацией, в глазах у него блестели слезы. Неизвестно, что хуже: полное отсутствие благодарности или избыточная благодарность. Булрион грубовато ответил, что Васлар полностью расплатился за то, что было на него потрачено, и велел ему оставить лошадь себе. Авайлграт попрощался с каждым отдельно и к концу уже откровенно плакал. Будучи женщиной, он гораздо лучше умел держать себя в руках. Хотя отряд быстро уменьшался в размерах, от чего Тарнам становилось не по себе, все вздохнули с облегчением, когда авайлграты наконец свернули на лесную дорогу. Джасбур ехала рядом с Васларом и, кажется, опять пыталась с ним флиртовать, хотя Гвин было непонятно, что в нем может привлечь женщину.

Хватит об этом, одернула она себя. Гораздо важнее, чего можно ждать от Лабранцы Ламит, некоронованной королевы этого государства. Ордур сумел избежать вопросов, которые она теперь была бы вправе ему задать и на которые, если ее подозрения справедливы, он не смог бы отказаться ответить. Требовать ответа от Тибала Фрайнита — значит подвергать его смертельной опасности. Но неужели нельзя обсудить с ним положение в общих чертах? Гвин стала придумывать подходящие вопросы, но тут Тибал обратил ее внимание на видневшиеся среди деревьев обломки мраморных колонн.

— Все, что осталось после землетрясения, — сказал он.

— Похоже на дворец, — заметил Булрион.

— Некоторые дома и были похожи на дворцы.

— Но ведь Рарагаш был тюрьмой!

— Только официально. То есть в давние — очень давние — времена он действительно был тюрьмой. Сюда сгоняли меченых и предоставляли их самим себе. Без орудий, без одежды — ничего. Меченые опустились до состояния животных. Их жизнь была поистине ужасна. Потом здесь появился мудрый человек по имени Лоссо.

— Император?

— Будущий император. Мне предстоит прочитать про него в книге — вот откуда я это знаю, — с усмешкой пояснил он. — Лоссо сбежал из Рарагаша — что, по-видимому, случалось не так уж редко. Из кратера можно выбраться по тропинкам между скал. Он был отдаленным родственником императорского семейства — да и то не по прямой линии, а через жену, но он поднял восстание и завоевал трон. И принялся улучшать жизнь меченых в Рарагаше. Основал Академию.

— Такой человек и нам в Куолии сейчас пригодился бы.

— Но где его искать? — с загадочным видом спросил Тибал.

Лес кончился, и дорога пошла полями. Тарны оглядывали их с профессиональным интересом и с завистью отмечали плодородие почвы. Вдали показался город. Названия у него не было — «Город», и все.

— А сколько в нем жителей? — поинтересовался Булрион.

— В самом Городе тысячи две, — сказал Тибал, — и еще несколько сот живут на окружающих фермах. Если добавить пятьсот меченых, то население кратера превышает три тысячи человек.

— А откуда они все взялись? — спросила Гвин.

— Откуда и все мы, — с веселой ухмылкой ответил Тибал. — Меченые способны рожать детей. Из авайлгратов не получаются матери, но отцами могут стать и они.

Булрион захохотал, а Гвин отвернулась, чтобы скрыть вспыхнувший на лице румянец. И почему это Тибалу так легко удается вогнать ее в краску? Другие мужчины не способны ее смутить.

— Мы ввозим меченых и вывозим их детей, — продолжал Тибал. — Но многие дети остаются здесь. Раньше в Рарагаше, видимо, было гораздо больше населения. Сама Академия была огромной, и во всех этих домах-дворцах жило много народу. Но империя мобилизовала всех молодых мужчин на войну с зарданцами. Потом на некоторое время про это место вообще забыли.

Гвин опять повернулась к Тибалу:

— А во времена империи Академия тоже вмешивалась в политическую жизнь?

— Вот поэтому-то ты и... — Тибал осекся и тут же поправился — Вот поэтому я и прочитаю ту книгу. Но я не знаю, нашел ли я ответ на этот вопрос. Все держалось в тайне. Тогда Рарагаш был очень богатой страной, и, кажется, в лазарете были Меченые-целители. Скоро будет поворот на деревню шуулгратов, но я поеду с вами до Дворца. У нас с Лабранцей должна состояться знатная баталия. Она этого еще не знает, зато я знаю.

— И кто победит?

— Конечно, она, — вздохнул Тибал. — Это — не пророчество, это — неизбежность.

Гвин засмеялась:

— Тогда расскажи нам свою новость сейчас — пока она тебя не отделала.

— Хм. Какую новость?

— Ты сказал, что тебе надо сказать мне что-то важное.

Тибал смотрел на нее отсутствующим взглядом.

— Разве? Не помню. Я, наверно, уже сказал.

— Может, и сказал, но ты нам много чего наговорил.

Что из этого важно?

— Откуда мне знать? Я не помню, что говорил вам.

 

47

Только к вечеру Тарны въехали на своих усталых лошадях на длинную мощеную улицу, которая вела к Дворцу Академии. Над вершинами деревьев, раскиданных на широких полянах с коротко постриженной травой, показались острые голубые крыши. Уже проглядывал мраморный фасад. Булрион неохотно признался самому себе, что Академия выглядит весьма внушительно.

Ехавший рядом с ним Тибал Фрайнит сформулировал его мысли в выражениях, которые никогда не пришли бы в голову простому земледельцу.

— Поглядите! В Далинге тоже сохранилось много великолепных зданий, Гвин, но их со всех сторон теснят жилые Дома. Дворец же стоит в гордом одиночестве. А на каком фоне! — И он показал на поросшие лесом горы. — Замечаешь, что этот фон не только не уменьшает, но усиливает эффект монументальности? Какой гений задумал этот проект и воплотил его в мраморе? И какая самонадеянность — противопоставить творение рук человека великолепию природы! По нашим меркам Дворец огромен. А на фоне гор он кажется крошечным. Эти два впечатления ошеломляют ум, а эстетический конфликт порождает восхищение и благоговение. Гвин засмеялась:

— Как ты заговорил, Тибал! Я и не знала, что ты знаток искусства.

— Да я все это где-то прочитал. Но, правда, производит впечатление? Огоуль не единожды испытывала Дворец на прочность, но пока что он выстоял, несмотря на ее происки.

В отряде к этому времени остались лишь Тарны и шуулграт. Тигон и Шард уехали в деревню огоулгратов. Ниад и Мандасила встретила по-матерински ласковая ивилгратка, заботам которой Гвин и поручила девушку. Это было самым трудным расставанием. Гвин твердила, что скоро навестит Ниад, что ни за что не уедет не попрощавшись. Булрион тоже обещал приехать и добавил, что, если захочет, Ниад может вернуться с ними в долину. Ведь она его невестка, она спасла ему жизнь, она, может быть, даже носит его правнука.

Но сейчас Булрион был не в духе. Он очень устал и был голоден. Ему с трудом удавалось вежливо разговаривать с Тибалом, который по-прежнему беспардонно распускал хвост перед Гвин. А ей это как будто нравилось. Ни в том, ни в другой не было заметно и следа усталости. Булрион мрачно размышлял, что ему на десять лет больше, чем им обоим вместе. Ему не долго осталось ласкать свою жену, а когда его не станет, она найдет себе другого — человека примерно тех же лет, что и Тибал Фрайнит, — такого же стройного, веселого и образованного. Старый ревнивый дурак!

Да, он ревновал. Завидовал, что этому человеку предстоит жить еще много лет. Что с того, что ему самому была отпущена долгая жизнь? Он ее уже прожил. Булрион с трудом вспоминал былые годы. Они ушли навсегда. Судьбы никогда не пускают солнечные часы вспять. Шууль может наложить на человека Проклятие, вывернув его память наизнанку, но Тибал состарится, как и все люди. Поуль дает лишь одну жизнь и одну смерть каждому. Даже ивилграт не может исцелить человека от старости.

Главное — радоваться каждому дню. И не допускать в мысли прошлое и будущее.

Булрион знал, что не у него одного плохое настроение. Болтовня Тибала развлекала Гвин, но остальные Тарны ехали в мрачном молчании. Расставание с мечеными напомнило им об отсутствии Полиона. Один из Тарнов, вместе с ними уехавший из долины, никогда туда не вернется. Их не утешало соображение, что этому человеку, наверно, все равно. Он старше обычных новобранцев, и обращение скорее всего досталось ему тяжелее, чем другим, но сейчас оно уже состоялось. Где бы ни был Полион Тарн, что бы он ни делал в эту минуту, он стал Череполиким. Его семья — братья по секте. Родные по крови ему больше не нужны.

Путники остановились у основания огромной мраморной лестницы, которая вела к монументальным колоннам фасада. Исполинские размеры здания подавляли. Вокруг ни души, только гигантская бронзовая статуя на пьедестале, указывающая разъеденной коррозией рукой в дальний конец кратера. На руке сидел голубь, еще один — на голове монумента. Видимо, многие поколения голубей отдыхали на этой статуе.

— Это — старик Лоссо, — сказал Тибал, так легко спрыгивая с лошади, словно он не провел в седле целый день. — Неизвестно, конечно, были ли у него такие мышцы. Свиток в руке символизирует ученость, а разорванная цепь — свободу, которую он даровал меченым. Относительную свободу, разумеется.

— Ну и страшилище, — сказала Гвин, слезая с помощью Тибала с лошади. — Он действительно был зеленый? Никто нас, я смотрю, не встречает.

— Какие-то люди здесь должны быть. Обычно бывают. Видимо, это — штучки Лабранцы. — Тибал повернул нахмуренное лицо к Булриону. — Надо кого-то оставить с лошадьми. Пока вам ничто не угрожает.

Булрион поручил Джукиону и Ульпиону присматривать за лошадьми и начал вместе с Гвин подниматься по лестнице. Судьбы, как же все затекло! Тибал быстро пошел вперед, и Булриону было трудно за ним угнаться. Он вспомнил свой визит к правителю Далинга: ничто так не выявляет возраст, как лестница.

— Уф! — выдохнула Гвин. — Куда ты спешишь, долгоногое чудище? У меня такое чувство, словно это я везла на спине проклятую лошадь, а не она меня. — Она остановилась и обернулась. — Погляди, Булл. Отсюда виден весь кратер. Потрясающе, правда? Тайный город, затерянное царство волшебников! И как нас сюда занесло?

И главное, как нам отсюда унести ноги?

— Повезло, вот и все, — ответил Булрион. — Какой воздух замечательный, — добавил он, делая глубокий вдох. — И ты у меня замечательная, любимая.

Вестибюль Дворца легко вместил бы большую часть Тарнской Долины вместе с деревьями. Через многочисленные сводчатые двери открывался вид на череду внутренних дворов и колоннад. Первым впечатлением от колоссальных размеров Дворца было изумление. Но затем гости начинали замечать пустые постаменты, трещины в стенах и неровности пола.

Гвин посмотрела на потолок.

— А облака к вам не залетают? — ошеломленно спросила она. — И куда подевались остальные карнизы?

— Спроси лучше, что стало с людьми, которые под ними стояли, — весело отозвался Тибал. — Боюсь, что они чувствовали себя подавленными. Добрый вечер, Ордур-садж.

— Флаги сообщили, что вы уже на подступах. — Авайлграт встал с мраморной скамьи и подошел к вновь прибывшим. Он был один. Видимо, он проспал ночь, не снимая балахона и штанов. А скорее всего, судя по спутанным волосам, красным глазам и золотистой щетине на щеках, он провел предыдущую ночь вовсе без сна. Гвин бросила на него откровенно подозрительный взгляд.

— Джасбур подозревает, что ты развлекался в чужой постели.

— Если бы так! — Ордур оглянулся. Убедившись, что остальные Тарны разглядывают гигантское здание и не слушают их разговор, он подошел к Гвин и сказал всем троим: — Я тут поговорил с разными людьми. Большую часть дня я провел в библиотеке. С Лабранцей не встречался. Ну, спрашивай, Гвин.

Его прямота несколько ее огорошила.

— Бывают ли поулграты?

Ордур кивнул и пригладил волосы.

— По-видимому, да. Я как-то читал о людях, наделенных фатальными способностями, непохожими на способности остальных шести категорий меченых. Они появляются очень редко, и я не смог найти тех книг.

— Лабранца припрятала?

— Надеюсь, что нет. Возможно, просто затерялись. И я не нашел ни одного человека, который бы помнил, что в них написано. Это все равно что у некоторых людей глаза разного цвета. Ну, бывают такие. И что с того? Мне жаль, что я не смог сделать для тебя больше.

— Мне тоже. Но сам-то ты что об этом думаешь?

Ордур беспомощно посмотрел в сторону Тибала, как бы взывая о помощи, но тот молчал.

— Сам я думаю, что у тебя есть какая-то власть над другими мечеными. Например, когда я уклоняюсь от твоих вопросов, мне делается очень скверно — точно кто-то ударил ногой в живот. И не смотри на меня так! Я стараюсь!

— Но что это за власть? Власть вытягивать из тебя ответы на вопросы?

— Нет, гораздо больше. Помнишь, как ты порола хлыстом Мандасила? Тебе полагалось бы по крайней мере свалиться на землю с жуткой головной болью. А ты сумела заставить его снять порчу, которую он сам же и напустил на Булриона. Этого не смог бы сделать никто в Рарагаше, за исключением, пожалуй, муолгратов. Ты защитила нас, когда Ниад пришла в неистовство, узнав о гибели своего мужа. Необученный ивилграт в таком состоянии изуродовал бы всех кругом. Я убежден, что нашим здоровьем мы обязаны тебе.

Булрион слушал Ордура со смятением в душе. Он склонялся к мысли, что тот говорит правду, — но этой правде он отказывался верить. «Чушь!» Если Гвин окажется меченой, о последствиях невыносимо даже думать.

— Я сказала Ордуру, что иногда слышу Голос, — сказала мужу Гвин. — И он нисколько не удивился.

— Об этом я ничего не сумел узнать, — виновато сказал Ордур. Потом вдруг скорчился. — Перестань, Гвин! Я же стараюсь!

Если он притворялся, то делал это артистически. От скользкого как угорь насмешника не осталось и следа.

— Я буду искать книги! — Он умоляюще обратился к Булриону: — Я ведь предупреждал, садж, что тебе, возможно, грозит опасность, но еще большая опасность грозит твоей жене. Самое главное — чтобы об этом не пронюхала Лабранца!

Гвин казалась не столько испуганной, сколько разозленной.

— А может, она уже пронюхала?

Ордур пожал плечами.

— В Рарагаше стоит чихнуть, и все уже знают твой секрет. Если джоолграт у Южных ворот уловил хотя бы обрывок мыслей кого-нибудь из нас о поулграте, то Лабранца, без сомнения, об этом уже знает. Поэтому я и не хотел тогда с тобой разговаривать.

— Вообще-то власть над мечеными — не такое уж плохое дело. Но чем мне за это придется платить?

— Не знаю! И, может быть, никто не знает. Поулграты появлялись так редко, что в Академии ими не успели заняться. Не существует пособия по их обучению. Если ты — поулграт, тебе придется самой учиться обуздывать себя.

Булрион обнял Гвин за плечи.

— Это можно делать и в долине, дорогая.

Гвин прижалась к нему, но ее взгляд был прикован к авайлграту.

— Поуль — дарительница жизни. Тот человек, который погиб в гостинице, пытаясь меня похитить... это было моих рук дело?

Ордур помялся, потом искривился, словно его действительно ударили в живот.

— Очень может быть. Ивилграты редко убивают, а Поуль не только дарит, но и отнимает жизнь.

— Только не надо проверять, можешь ли ты отнять жизнь, любимая, — сказал Булрион, стараясь скрыть беспокойство. Он уже начинал верить, что умение Гвин управляться с мечеными, даже с огоулгратами, не просто случайность. — Пусть это останется нашим секретом. Мне кажется, что он говорит правду.

Возион заметил их перешептывание и захромал к ним — узнать, о чем они шепчутся. За ним пошел Занион.

Гвин слабо улыбнулась Ордуру. Она тоже была встревожена, но старалась этого не показывать.

— Да уж, врать ему не с руки. Но, пожалуй, я с тобой согласна. Хватит бить его ногой в живот.

Все это время Тибал помалкивал и не вмешивался в разговор. Но тут спросил Ордура:

— А про войну что-нибудь узнал?

Авайлграт сердито нахмурился.

— Тебе-то зачем меня спрашивать — сам, что ли, не знаешь?

— Тогда мне расскажи, — попросила Гвин.

— Узнал, но не так уж много. Лабранце все время поступают донесения, но она держит их под замком. Говорят, карпанцы опустошили Нимбудию. Веснар с Моктом отложили собственные распри до тех пор, пока не выяснятся планы карпанцев. Но все это только слухи.

Тибал удовлетворенно кивнул.

— И расскажи им про Совет.

Ордур стиснул кулаки, но ответил:

— Пар А-Сиур требует созыва Совета. Лабранца пока что не соглашается. Говорит, что все эти войны не имеют отношения к Рарагашу:

Тибал выжидательно поднял брови. Ордур сердито молчал. Наступила долгая пауза. Гвин показалось, что оба что-то недоговаривают.

— Ну и что? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого.

Тогда Тибал с улыбкой посмотрел на Булриона.

— Скажи, любимый, — попросила Гвин.

— Что сказать?

— То, что тебе хочется сказать.

Булрион раздраженно дернул плечом. Подумать про себя ничего нельзя!

— Я просто подумал... Если Лабранца настроена к нам враждебно... Я подумал, что должны же у нее быть противники... Может, стоит сговориться с ними?

— Я рад, что кто-то это наконец предложил, — словно про себя проговорил Тибал.

Ордур потер глаза.

— Мне самому следовало до этого додуматься. Но я так устал, что падаю с ног. Давайте завтра съездим к ним и потолкуем. — Он вгляделся в непроницаемое лицо Тибала. — Или сегодня?

— Так-то лучше.

— Ты чего-то еще от меня хочешь? Если ты заставишь меня работать головой, ты изменишь будущее — и настоящее тоже... А! Кворум?

Тибал ухмыльнулся. Эти двое не очень-то дружили, но сейчас, судя по всему, были союзниками. И были на стороне Тарнов — хотя Гвин не совсем понимала, что все это значит.

— Сколько союзников вам нужно? — спросил Булрион.

— Четверо. В Совете шестеро членов, и Лабранца имеет право решающего голоса, если голоса разделятся пополам.

— С Циберорой я бы на твоем месте не связывался, — сказал Тибал. — Она все равно будет против. Ордур кивнул и прикрыл рукой зевок.

— Если я засну, можешь проголосовать за меня. Да я и не знаю, имею ли я по закону право голосовать. В полночь? Где?

— В Восточном крыле, — сказал Тибал. — Привези Баслина, даже если тебе придется привязать его к лошади.

— От его лошади скорей услышишь что-нибудь путное.

Ордур почтительно поклонился Гвин и ушел — видимо, с большой готовностью.

Булрион заметил, что жена пристально на него смотрит.

— Я хочу домой, — прошептала она. — Как же хочется домой!

— Мне тоже.

— Кто-то идет, — предостерегающе сказал Возион.

Наконец-то! Подошел низенький толстый человечек со смуглой кожей нурцийца. На нем была пышная желто-синяя ливрея — очевидно, восходящая еще к эпохе империи. Булрион видел подобный наряд только раз — во дворце правителя в Далинге. От обтянутых чулками икр до пышного жабо на груди человечек являл собой крайне нелепое зрелище. К тому же он не то от природы отличался высокомерием, не то просто стеснялся показываться на людях весь в лентах и кружевах, но на лице у него было крайне надменное выражение.

— Вы находитесь в частном владении! — провозгласил он. — Что вам здесь надо?

Тарны свирепо нахмурились. Тибал фыркнул:

— Не обращайте внимания на этого попугая. Я проведу вас в помещение для гостей. А ты, брат, займись их лошадьми. Можешь не сообщать Чингу, что люди, которых он ждал, прибыли. Он это уже знает. Пошли, ребята. — Смуглые щеки лакея побагровели. -Ты не имеешь права!

— Имею-имею. Я член Совета, Тибал Фрайнит, — если ты этого не знаешь. Беги к своему хозяину. Чудо-ребенок тебя ждет.

И Тибал зашагал через вестибюль к одной из арок. Тарны пошли за ним.

 

48

Пройдя сквозь арку, Тибал сбежал по ступенькам к аркаде мраморных колонн, с одной стороны которой шла стена с барельефами, а с другой открывался вид на внутренний сад. Погруженный в мучительные размышления, Булрион только смутно заметил, что многие из панелей с барельефами иссечены трещинами, что трава в саду пожухла, а клумбы запущены.

Тибал усмехнулся:

— Зря спешим. Все равно придется возвращаться этим же путем.

— Что-то я не понимаю, — сказал догнавший их Возион. — Почему мы так опасаемся Лабранцы, отец?

Булрион вздохнул:

— Все очень просто. За последние сто лет несколько раз появлялся человек, который пытался убедить народ, что он — новый император, что он — Обновитель.

— Ну и что с того?

— А то, что я буду первым, который пытается всех убедить, что он вовсе не Обновитель.

Возион резко хохотнул:

— Ну, я по крайней мере тебе верю.

— Я тоже, — сказал Занион. — Какой ты Обновитель! ~ Я тронут вашей верой в меня, мальчики.

— Мы все тебя поддержим, отец, — добавил Тисвион. — Вернее, удержим.

— Ну, хватит резвиться, дети, — с улыбкой вмешалась Гвин. — а мне так очень нравится представлять себя императрицей в длинном платье из пурпурного шелка, обвешанной драгоценностями и целыми днями возлежащей на бархатном диване.

Раздались дружные возгласы:

— Да кто спорит!

— Мы все станем графьями!

— А Бранкион наследником престола!

Хорошо, когда близкие люди тебя понимают.

Тибал, который все еще шел впереди всех, вдруг издал какой-то странный звук и зашатался. Занион подхватил его под одну руку, Булрион — под другую. Ноги Тибала подломились, голова откинулась, глаза закатились.

— Он потерял сознание! — воскликнул Возион. — Положите его на пол...

— Нет! — отчаянно крикнула Гвин. — Тащите его дальше — да бегом!

Ее голос был похож на щелчок бича. Занион и Булрион поволокли обмякшего Тибала по галерее со всей возможной быстротой. Остальные спешили следом. Позади всех хромал Возион. Когда мужчины замедлили шаг, Гвин крикнула: «Быстрее!» Булрион споткнулся. Тисвион оттолкнул его и занял его место.

— Ладно, достаточно, — наконец сказала Гвин.

И, правда, в глазах Тибала появились проблески смысла. Тарны продолжали поддерживать его под руки, но он уже и сам переставлял ноги. Но явно не понимал, что произошло.

— Что это было? — спросил Булрион.

Тибал что-то пробормотал. У него подергивались мускулы, изо рта текла слюна.

Булрион обернулся к Гвин и был потрясен ее бледностью.

— Что происходит, милая?

Она покачала головой, подошла к мужу и ухватилась за него. Ее била дрожь.

— По-моему, нам нельзя останавливаться.

— Ну, тебе, кажись, виднее, — сказал Булрион.

На лицах остальных отражались его недоумение и тревога.

— Тибал, как ты себя чувствуешь? — спросил Булрион.

— А? Ч-что случилось?

— Мы не знаем. Ты потерял сознание. А ты знаешь, Гвин?

— Я тоже не знаю.

— Тогда откуда тебе?.. Впрочем, не важно.

Булрион почувствовал, что с Гвин опять произошло что-то загадочное. Если ему удастся благополучно привезти жену домой, в долину, впредь он не подпустит к ней ни одного меченого.

— Извините, — пробормотал Тибал. Он попытался вытереть подбородок о плечо, потом высвободил руку, которую держал Тисвион, и вытер слюну тыльной стороной ладони.

— Я сам виноват, — пробурчал он. — Пошли дальше. Он все еще с трудом держался на ногах, но быстро приходил в себя.

— Понятно, — сказала Гвин. — Ты изменил будущее.

Он кивнул, ни на кого не глядя.

— Сейчас все пройдет.

Возион наконец догнал их и расслышал последние слова.

— Ты сказал, что мы зря спешим.

— Верно. — Тибал высвободил и вторую руку. — Никак меня жизнь не научит. Сейчас мы идем туда, а потом будем возвращаться назад. — Он со смущенной улыбкой оглядел встревоженные лица. — Я хотел избавить вас от лишней ходьбы. Знал ведь, что нельзя... Ничего, все уже в порядке. Спасибо.

Еще в долине он говорил, что маленькие изменения будущего могут разрастись как снежный ком и перевернуть ход истории. Но не может же жизнь измениться от того, что они пройдут по галерее сначала в одну сторону, а потом назад!

— Это Гвин его спасла, — сказал Возион. — Так ведь?

Никто не ответил.

Булрион, разумеется, помнил хлесткие команды жены, но, поглядев на ее испуганное лицо, решил ни о чем ее не спрашивать.

— Конечно, — ответил он. — Молодец девочка.

Гвин жалась к нему, не говоря ни слова.

Они почти дошли до конца галереи. Налево отходил коридор, конца которого им не было видно.

— Где-то здесь, — уже почти нормальным голосом сказал Тибал.

Позади них раздался возглас:

— Фрайнит!

— Вот он.

Все оглянулись. У основания лестницы, которая вела из вестибюля, стоял человек и смотрел им вслед.

— Не отвечайте, — сказал Тибал. — Пусть подойдет к нам. Все стояли.

—Фрайнит! Веди их назад!

Высокий голос каким-то странным и .пугающим эхом прокатился вдоль колоннады.

— Они хотят помыться! — крикнул Тибал.

— Ты не туда их ведешь!

Тибал подмигнул своим спутникам.

— Почему не туда? Я знаю дорогу.

Человек издал звук, похожий на приглушенный рык, и направился к ним. Шел он медленно. Тарны, следуя совету шуулграта, ждали его, не двигаясь с места.

Когда человек подошел ближе, Булрион с удивлением увидел, что это — юноша. У него было загорелое лицо, хотя, может быть, это — естественный смуглый цвет кожи. Темно-русые волосы резко оттенялись зелено-голубым, украшенным вышивкой и аппликациями балахоном. Его наряд был даже роскошнее того, который они видели на толстом лакее. Казалось, что это — принц, каким-то чудом уцелевший со времен империи. Рукава с разрезами почти волочились по полу, а балахон, плотно прилегавший к груди и плоскому животу, был собран на талии и фонарем раздувался вокруг бедер. Молодой человек весь был усыпан драгоценностями — от золотых пряжек на башмаках до сверкающего изумрудами воротника.

И у него была какая-то странная походка: казалось, что он хромает на обе ноги.

Тибал с презрительным видом наблюдал за его приближением. Остальные недоуменно переглядывались.

Юный гранд остановился, подойдя на расстояние, с которого можно было без напряжения разговаривать.

— Ты ведешь их не туда.

— Знаю, — дружелюбно отозвался Тибал. — Но это за ставило тебя вылезти из своей помойки, гадина.

— Укороти язык! — негодующе сверкнул глазами юноша.

— Сам укороти. Научись, наконец, уважать старших! Булрион-садж, я тебе еще не показывал наши знаменитые грязевые ямы. Они широко известны и отвратительны до крайности. Они булькают, воняют и пердят без передышки, как чаны с кипящим дерьмом. И все же они гораздо приятнее этого подонка.

Тарны изумленно таращились.

Юноша залился краской, но Тибал только входил во вкус.

— Его зовут Чинг Чилит. Чинг Чилит — это то, что вы с отвращением соскребаете с башмаков, ступив в кучу навоза. В Рарагаше Чинг Чилит всесилен. Официально он секретарь Лабранцы, но на самом деле это человек, которому она поручает всю грязную работу, который издает приказы от ее имени и вонзает нож в спины ее недоброжелателей. Чинг Чилит — также ее болонка и ее жиголо. Когда она велит, он ее трахает, и ни одна порядочная женщина не подпустит его к себе на милю. Заметили, как он ходит, друзья? Любой человек, которому нанесли травму в таком деликатном месте, поспешил бы в лазарет и попросил бы какого-нибудь ивилграта вылечить его. Но Чинг Чилит знает, что ни один ивилграт в Рарагаше не согласится не только его лечить, но даже до него дотронуться. К тому же он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, кто его так отделал. Его стукнула по...

— Замолчи! — завизжал юноша.

— Не замолчу, — продолжал Тибал тем же ровным тоном. — Меня тошнит от одного твоего вида.

— Ты об этом пожалеешь, Фрайнит!

— Ты решил предсказать будущее шуулграту? Так вот, гнусный слизняк, мне тебя бояться нечего. Заметьте, друзья, что ко всему этому в придачу Чинг Чилит — жалкий трус.

Тибал шагнул вперед и размахнулся.

Чинг отскочил назад и согнулся, заскулив от боли.

— О Судьбы, до чего противно! — Тибал отвернулся. — Мне стыдно вам признаться, что в Рарагаше живет этот сгусток гноя. Он...

— Ладно, мы тебя поняли, — перебил его Булрион. Он и не подозревал, что шуулграт способен на такую жестокость. Гвин был ошарашенный вид. Таким обвинениям было бы трудно поверить, если бы слова Тибала не подтверждались поведением его жертвы. Пусть бы кто-нибудь попытался осыпать подобной бранью Тарна! Получил бы в зубы, не успев произнести второй фразы.

— К счастью, я не обязан нюхать эту вонь, — продолжал Тибал. — я лучше нанесу визит дорогой Лабранце. По сравнению с ним она чиста как стеклышко.

И он зашагал своей размашистой поступью.

Чинг всполошился.

— Госпожа Председательница не велела ее беспокоить! — проблеял он вслед Тибалу.

— А я побеспокою, — бросил тот через плечо, не замедляя шага.

Юноша вытер лоб и попытался — с большим опозданием — утвердить свое поруганное достоинство:

— Я личный секретарь Председателя Академии Лабранцы Ламит. Она просила меня позаботиться о вас. Добро пожаловать в Рарагаш!

Булрион назвал себя, внимательно наблюдая за Чингом: как он отреагирует на его имя? Но Чинг остался невозмутим. Или он не знал о ложном пророчестве, или был готов к этой встрече. Затем Булрион представил ему Гвин и остальных членов своей семьи.

Чинг надменно кивнул каждому. К нему возвращалась его спесь.

— Следуйте за мной. Я поручу кому-нибудь из слуг проводить вас в ваши покои в Восточном крыле. Председательница сожалеет, что неотложные дела не позволяют ей принять вас сегодня, но она надеется найти для этого время завтра.

— Я изнываю от нетерпения, — проворчал Булрион. Гвин бросила на него укоризненный взгляд. Кажется, он перенял манеру Тибала разговаривать с Чингом.

 

49

Гвин нисколько не удивилась, увидев, что Восточное крыло сильно напоминает гостиницу на улице Феникса. Дом имперских времен всегда имел внутренний двор. Конечно, здесь были три этажа вместо двух, мраморные, а не деревянные балконы и лестницы. И повсюду колонны. Гостям отвели комнаты на верхнем этаже — просторные, прохладные, с высоким потолком. Прямо королевские покои.

Но...

Но Гвин было не по себе. Для беспокойства не требовалось фатальных сил. Для этого было достаточно зрения и разума, которыми ее наделила природа.

Булрион бросил шляпу на огромную кровать и сам присел на ее краешек, чтобы отдышаться от подъема на третий этаж. Задумчиво поглядев на жену и почесав бороду, он сказал:

— У меня к тебе вопрос.

Само собой, у него к ней вопрос, но сейчас перед ними стоят целых два, причем один из них — вопрос жизни или смерти.

— Да, милый, я и сама хочу с тобой это обсудить — но не сейчас.

Тревога не давала ей сесть и расслабиться, и она подошла к окну. За ним открывался поразительный по красоте пейзаж кратера. Она мельком глянула на потрескавшиеся фрески на стене. Провела пальцем по резной крышке одного из четырех огромных сундуков, в которых, как предполагалось, гости будут держать одежду. Одежды у них была пропасть — на каждого две переметных сумы. Затем Гвин прошла через комнату к двери, внимательно разглядывая полированный дубовый пол — вроде чувствуется наклон в сторону балкона. Вышла опять на балкон, осторожно перегнулась через балюстраду и посмотрела вниз во внутренний двор. Он вполне мог бы служить рыночной площадью в городе средней величины. Двор зарос деревьями и кустарником, из которого там и сям торчали одинокие покосившиеся статуи, похожие на купальщиков в зеленом прибое. В центре был большой давно пересохший фонтан.

Груда камней в дальнем конце двора когда-то, по-видимому, была лестницей и двумя балконами. Груда пока не заросла сорняками, значит, балконы и лестница упали недавно. Многих колонн в аркаде не хватало, некоторые покосились. Стены во многих местах накренились, крыши просели. Да это же все в любую минуту может рухнуть!

Ее отвлекли голоса. По балкону шли Джукион и Ульпион. Они были явно поражены великолепием своих покоев.

— А, вот вы где! — сказал им Занион, выходя из соседней Двери. И бегло улыбнулся Гвин и братьям — словно его сверлила какая-то мысль.

— Зайдите все ко мне, — сказала им Гвин и пошла обратно в комнату. — Ваше величество, не изволите ли приподнять на минуту свой императорский зад?

— Отрубить оскорбительнице голову! — рыкнул Булрион, но встал с постели — Что ты еще придумала?

— Какой смысл обзаводиться дюжими родственниками, если нельзя воспользоваться силой их мышц? Ну-ка, ребятки, сдвиньте кровать вон туда. Только не толкайте ее, а тяните.

Кровать заскрипела и вонзила ножки, сделанные в виде птичьей лапы, в пол. Но куда ей было тягаться с тройкой Тарнов! Они сдвинули ее, куда показала Гвин.

— Так и есть, — удовлетворенно сказала она. — Пыль. И следы ног. Как странно — следы под кроватью! Какие-то коротышки там, видно, разгуливали.

На лицах Тарнов не было удивления, что ее немного разозлило.

— И какой ты из этого делаешь вывод? — спросил Занион. — Что комнаты стояли пустыми до...

— Скорей всего до сегодняшнего утра.

Булрион усмехнулся. Он не был глуп и не был слеп. Он заметил то же, что и жена, но предоставил беспокоиться по этому поводу ей.

— Тибал Фрайнит хотел нам сказать что-то важное.

— Он три раза упомянул землетрясения.

— Но если он предвидит, что мы погибнем во время землетрясения, он не может нас предупредить, не изменив будущее.

— Вот именно. — До этого Гвин уже сама додумалась. — Но он вроде как предупредил нас и этим показал, что он на нашей стороне. Хотя я и без него пришла бы к тому же выводу.

В дверях возник Возион.

— Я его не слышал, но я тоже пришел к этому выводу.

— Извините, — сказал Джукион, — но мне что-то захотелось пойти погулять — и подольше.

Булрион опять сел на кровать.

— Это здание простояло сотни лет. Через несколько дней мы отсюда уедем.

— А я из него уйду через несколько минут, — отрезала Гвин. Ее нервы были напряжены до предела. — Вы забыли, что Лабранца — огоулграт? Ей не нужно землетрясения. Она может свалить это здание, скорчив ему гримасу.

Что решит Булрион? Он гордый человек, человек земли. Он не склонен бежать от теней. Ее муж мрачно чесал бороду.

— Они обещали скоро принести ужин. Страшно хочется есть.

— Давайте заберем еду с собой и спустимся во двор. Посередине двора есть открытое место. Я буду себя чувствовать спокойнее, если мы поужинаем там.

— И спать там будем?

— Да!

Булрион нахмурился.

— Слуги об этом будут болтать, — вмешался Возион, — и наша хозяйка, возможно, почувствует себя оскорбленной. Но во всем, что касается сил судьбы, отец, я склонен довериться чутью своей дорогой матушки.

Гвин благодарно ему улыбнулась. Как говорил Кэрп, калеку Возиона не следует судить по внешности. Теперь он ей уже нравится, и, кажется, он к ней тоже относится неплохо.

Булрион пожал плечами, как будто признавая поражение, хотя, по существу, он с Гвин и не спорил.

— Ну ладно! Разобьем лагерь во дворе. Только не жалуйтесь, если пойдет дождь. Топайте, ребята!

Он встал.

Тарны направились к двери. Булрион вопросительно посмотрел на жену. Они молча глядели друг на друга, пока Тарны не вышли из комнаты. Настало время для обсуждения второго вопроса. Захочет ли Булрион иметь женой меченую? У патриарха был суровый вид.

— Тибал? — Гвин прошла к окну. Она была не в силах стоять на месте. — Ты хочешь поговорить о Тибале? Я знаю немногим больше тебя.

«Голос! Помоги мне! Дай мне совет!» Ответа не было.

— Почему ты велела тащить его дальше? Откуда ты знала? Вот он — момент истины!

— Я не знала. Это говорила не я. Это говорил Голос. Я не произнесла ни слова.

Гвин повернулась к мужу. Поверит ли он ей? А если поверит, откажется ли от нее? Он имеет на это полное право, и это будет мудрым решением. Кому нужны неприятности, которые она может на них навлечь? Он сделает правильно, если оставит ее в Рарагаше — так же, как они оставили Ниад остальных меченых, — а сам вернется в Долину. В кратере явится новая колония меченых — деревня, где сама по себе т жить одна поулгратка. О Булрион! За прошедший год Гвин убедилась, что не может жить одна. Ей нужна пара. Булрион!

Он кивнул с непроницаемым видом:

— Я так и подозревал. Голос был как будто твой, но не совсем твой.

Облегчение! Надежда! По крайней мере, он не считает ее полоумной, хотя, может быть, это был бы наилучший выход.

— Джукион тоже однажды это слышал, — проговорила Гвин.

— А сегодня мы все это слышали. — В гуще бороды мелькнула кривая улыбка. — Значит, ты меченая? Но от этого я не перестану тебя любить.

И он протянул к ней руки. Гвин бросилась к нему в объятия.

— Тебя это не пугает?

Он крепко обнял жену.

— Конечно, пугает. Что бы ты почувствовала, если бы человек, которого ты любишь больше всех на свете, обнаружил, что он меченый? Но могло бы быть и хуже, гораздо хуже. Твоя хворь, Ниен, легче, чем у других меченых, правда? Ты не наводишь на людей порчу, не сокрушаешь эту развалину, не...

— И не превращаюсь в мужчину.

Она поцеловала его, прежде чем он успел рассмеяться. Но откуда им знать — может быть, поулграт еще опаснее остальных меченых?

Они оторвались друг от друга. И Гвин задала главный вопрос:

— По имперскому закону наш брак считается недействительным. Так что...

Булрион послал имперский закон в совершенно неприличное место.

— Но Возион говорит, что по зарданскому закону тоже.

— Он ошибается. Если один из состоящих в браке оказывался меченым, другой имел право расторгнуть брак. Но этого не происходило автоматически. И этого не произойдет с нами. Меченая ты или нет, я тебя не отпущу.

Дождь в пустыне! Опять Булрион Тарн с честью выдержал проверку на прочность. Если он будет рядом, она вынесет любые испытания, которые ей пошлют Судьбы.

— И меченые способны рожать детей.

Булрион улыбался, но Гвин знала, что больше всего на свете Булрион Тарн хочет, чтобы она родила ему ребенка. Если бы судьбы даровали ему одно последнее желание перед смертью, он попросил бы об этом. Желательно сына, но и дочка сойдет. Вот чего он хочет — а вовсе не империи.

Гвин ахнула и засмеялась одновременно:

— Мне нужно, по крайней мере, еще восемь месяцев! Я готова постараться — но не в этих стенах. От твоих усилий здание рухнет быстрей, чем от воздействия Лабранцы.

 

50

Лабранца Ламит никогда в жизни никого не убивала. Люди погибали в результате ее действий, но их смерть никогда не была преднамеренной. То же самое можно сказать о любом человеке, обладавшем властью в течение более или менее длительного времени, о королях или военачальниках. Случалось, что лазутчики, которых она засылала, зная, что их жизни угрожает опасность, не возвращались; она оказывала услуги таким людям, как Гексцион Гараб, отправляя к ним советников-джоолгратов для того, чтобы он мог предавать мучительной смерти своих противников; при помощи целителей-ивилгратов она спасала от смерти людей, которые впоследствии совершали чудовищные зверства. Можно было с полным правом сказать, что она косвенно повинна в гибели многих, но это все-таки не то же самое, что умышленное убийство. Без сомнения, ее собственное фатальное воздействие порой имело неожиданные последствия и вело к смерти людей, но такое можно сказать о любом огоулграте. Даже наиболее искусные из них не всегда могли полностью себя контролировать. В конце концов, она стала меченой не по своей воле. Она ни разу не совершила Умышленного убийства.

И не собиралась делать этого впредь.

Тогда зачем она среди ночи бродит по саду?

Ноуль давно опустилась за темную стену кратера. Вскоре за ней последовал тонкий полумесяц Авайль и крошечная лампочка Огоуль. Теперь звезды поклонялись Муоль, Джооль и Шууль. А подзвездный мир спал. Только летучие мыши насвистывали свои жуткие песенки.

Лабранца долго крутилась в постели под крышей своего безопасного во время землетрясений дома, но, наконец, поняла, что заснуть не сможет. От бессонницы страдают многие, но Лабранца Ламит всегда засыпала без труда. Может быть, раз в году случалось, что сон не шел к ней, и в таких случаях она посылала за Чингом. Но сейчас Чинг не способен оказать ей эту услугу. Она почти пожалела, что так жестоко с ним обошлась, но он это заслужил.

Лабранца встала, оделась и сейчас бродила по территории Академии. В тень деревьев она не заходила, а на открытых местах было достаточно светло. Ее огоулгратское воздействие должно защитить ее от беды, а может быть, из-за него она попадет в беду. Кто знает. Лабранца давно уже научилась мириться с такой возможностью. Из всех меченых огоулграты были самыми убежденными фаталистами.

Ночь была спокойной и теплой. Но ответа на вопросы она не давала.

На Лабранцу катилось слишком много волн. Взять хотя бы эту дурацкую перепалку с Тибалом Фрайнитом. Он потребовал, чтобы она созвала Совет, приведя лишь один довод — войну, которая не имеет к Академии ни малейшего отношения. Он практически обвинил ее в намерении убить Тарнов — якобы для этого она и поместила их в Восточном крыле, — но, разумеется, не сказал, что из этого выйдет. Нет, с шуулгратами невозможно иметь дело. Понять их нельзя. В их действиях полностью отсутствует логика. Они способны поступать вопреки собственным интересам — просто потому, что обязаны притворяться. Фрайнит не сумел ее убедить, и она отослала его, отказавшись собрать Совет. Но кто знает, может быть, именно этого он и хотел.

Слишком много волн. Поступило плохое известие: карпанцы повернули на юг. Скорей всего они поняли, что гораздо больше добычи им достанется в западной Куолии, тогда как Рурк — просто тупик. Самый короткий путь к наживе лежал через Мокт, Нурц и Гемдиш. Они пронесутся всесокрушающей лавиной, как сто лет тому назад зарданцы, оставляя позади себя пустыню, которую заселят следующие поколения. Возникнут новые королевства — как выросшие на гари молодые побеги.

Лабранца решила, что по поводу карпанцев волноваться не стоит. Если они вздумают напасть на Рарагаш, ни она, ни кто другой не смогут им помешать. Случится так случится. Академия и сама Лабранца перестанут существовать. Но нельзя же жить, непрерывно мучаясь мыслью о смерти.

Ну ладно, о карпанцах она думать не будет. Но что делать с Булрионом Тарном, с Обновителем? Долг Лабранцы Ламит — защитить Академию. Новая империя существенно ограничит ее независимость и даже может угрожать самому ее существованию. Булрион Тарн представляет собой серьезную угрозу. И хотя ему предсказано стать Обновителем, это предсказание вовсе не обязательно должно сбыться. Те, которые предвидят будущее, знают, что его можно изменить. Судьбы отдали Булриона ей в руки, и будет просто глупо упустить такую возможность.

Поэтому она, наверно, и поместила Тарнов в шатком Восточном крыле.

Собственно говоря, она просто бросает вызов Судьбам: вот он — он вам нужен? Слабые землетрясения случаются в Рарагаше примерно раз в полгода. В жизни почти каждого рарагашца происходило одно или два сильных землетрясения, и следующее такое землетрясение превратит Восточное крыло в груду развалин. Даже сильная буря может повалить его стены. Если в ближайшее время ничего такого не случится, можно будет задержать отъезд Булриона лет на пять-десять. И тогда он будет уже слишком стар, чтобы мечтать об империи. Дальше этого планы Лабранцы не простирались.

Так почему ей сегодня не спится?

Соблазн?

От того, что она прогуляется в парке, никому вреда не будет. Ноги сами привели ее к Восточному крылу, и почему-то это ее совсем не удивило. Его темные очертания загораживали кусок звездного неба. От здания Лабранцу отделяла поляна — но дальше она не пойдет, ни в коем случае. Вряд ли крыша обрушится, если она не приложит сознательного усилия — хотя сама она ни разу не заходила в Восточное крыло после прошлого землетрясения, от которого там растрескались все стены. Пожалуй, если она постарается, ей удастся обрушить крышу, да и стены тоже. Но она не будет стараться. Не будет!

Если она разрушит Восточное крыло, об этом узнают все. По долгу службы ей приходится встречаться с джоолгратами — не очень часто, но иногда. Когда какой-нибудь король просит ее прислать советника-джоолграта, надо, чтобы кто-то решил, кого послать. Обычно она делала это через Зиберору, которая умела держать язык за зубами и была верной союзницей Лабранцы, зная, что та печется не о своей личной выгоде, а о пользе Академии. Разумеется, Председателю Совета иногда приходится принимать решения, которые не всем нравятся. Зиберора это понимает и строго хранит тайны Лабранцы. Но даже Зиберора не станет покрывать умышленное убийство. Ведь когда оказываешься в обществе джоолграта, невольно начинаешь думать именно о том, что хочешь от него скрыть. Так что на умышленное убийство Лабранца не пойдет.

Ну что бы Судьбам послать основательное землетрясение, которое встряхнуло бы весь кратер! Тогда вины Лабранцы в этом не было бы. Но у нее самой на такое землетрясение не хватит воздействия.

Если бы у нее нашелся очень хороший предлог оказаться вблизи от Восточного крыла и очень хороший повод использовать свои фатальные силы для какой-либо другой цели... Нет, Зиберору так просто не проведешь. А если Лабранца разозлится? Когда огоулграт впадает в бешенство, может случиться все, что угодно. Но с какой стати ей вдруг впадать в бешенство, находясь рядом с Восточным крылом? Нет, ничего не получится.

Она не смеет совершить убийство.

В Восточном крыле не видно ни одного огонька. Тарны, конечно, завалились спать с темнотой, как всегда делают тупые крестьяне. Надо идти домой и ложиться спать. Но спать Лабранце не хотелось.

Тишину нарушил какой-то слабый звук. Сначала Лабранца даже не поняла, что это такое, — просто звук был почему-то ей знаком. Потом у нее возникло ощущение неладного. И, наконец, она узнала стук копыт. Едут сюда? Кого это несет посреди ночи? Срочные вести утром передали бы флагами. Преступников в Рарагаше нет — их всех выловили джоулграты. Если какие и остались, они никогда не посмеют приблизиться к Академии.

Через несколько минут из тени деревьев показались три всадника, которые не спеша ехали к воротам Восточного крыла Кто это приехал среди ночи сговариваться с Булрионом Тарном? Другой причины для того, чтобы подъехать к Дворцу с этой стороны, просто не может быть. А против кого можно затеять сговор, кроме как против Председателя Совета? Да как они смеют?!

Дураки! Небось думают, что им ничто не угрожает. Разве им может прийти в голову, что сама Председательница бродит в парке без фонаря и видит их приезд? А тем более что она подкрадется к ним в темноте и подслушает их разговор.

Но когда Председательница — огоулграт, всякое может случиться. Лабранца Ламит подождала, пока всадники слезут с лошадей и зайдут внутрь, затем торопливо пошла через поляну.

 

51

В свои славные годы двор, наверно, был прекрасен. Но за истекшие сто лет он пришел в состояние полной запущенности: лужайки и клумбы превратились в джунгли, которые пересекали похожие на туннели мощеные дорожки, населенные каменными людьми. В центре двора помещался круглый бассейн с тремя дельфинами, изо ртов которых когда-то били фонтаны. Теперь это была круглая яма шириной в средний зарданский дом, дно которой было покрыто слоем перегноя. Три дельфина превратились в двух плюс кое-какие обломки.

«В бывшем бассейне на мягкой подстилке из мха и перегноя нам будет вполне удобно», — заявила Гвин.

Булрион поинтересовался, не населен ли, случайно, бассейн сороконожками, пауками и скорпионами.

— Подумаешь, какая ерунда! — пренебрежительно отозвалась Гвин.

— А что, если будет землетрясение? — спросил Тисвион. Здания ведь не валятся набок, объяснила Гвин, они просто падают вниз. Двор большой, и обломки не долетят до его середины. Она рассказала о своей бабушке, которая осталась живой во время катастрофического землетрясения шестьдесят второго года, хотя находилась на улице, по обе стороны которой упали дома. В худшем случае на них посыплются обломки черепицы, да и те примут на себя окружающие деревья. Джукион попытался оторвать бронзовых дельфинов. Оба держались очень прочно.

После ужина, на закате солнца Гвин объяснила Тарнам, что она, оказывается, меченая, что это надо ото всех скрывать и что она пока не знает, на что способны поулграты и чего от них можно ожидать. Джукион, Ульпион и Тисвион готовы были положиться на мнение Заниона, который считался у них самым умным, Возиона, которому следовало в этом разбираться, и Старика, который принимал решения. Поскольку ни одного из них это сообщение вроде бы особенно не обеспокоило, молодые Тарны пожали плечами и пробурчали, что новость, конечно, не из приятных. Видимо, они уже считали Гвин членом семьи, а семья в тяжелую минуту должна держаться вместе. Гвин была так этим тронута, что едва сдержала слезы.

Булрион предупредил их, что в полночь состоится очень важное совещание, на которое он приглашает и сыновей, и внуков. Ульпион сказал Тисвиону, что, раз так, он разрешает ему дождаться полуночи вместе со взрослыми. Тот в ответ ткнул двоюродного брата кулаком в бок, за чем последовала дружеская потасовка. Когда стемнело, Джукион собрал под деревьями валежник и разжег костер посреди бывшего бассейна. Хотя ночь была теплой, костер создавал ощущение уюта. Сидя вокруг него, Тарны вспоминали проделанное путешествие и гадали, как идут дела в долине. Искры от костра взлетали в вышину и смешивались со звездами. Никто не говорил про ожидающий их долгий обратный путь. Никто ни разу не упомянул Полиона.

К костру подошел один из лакеев в ливрее: почему уважаемые гости не захотели провести ночь в отведенных им покоях? Булрион спросил, всегда ли гостей поселяют в Восточном крыле. Лакей пробурчал что-то уклончивое. «Ступай!» — сказал ему Булрион. Лакей тут был ни при чем.

Согнувшись в три погибели, из заросшей дорожки-туннеля вышел Тибал Фрайнит. Вид у него был мрачный, что не предвещало ничего хорошего. Он сел у костра и почти все время молчал. Когда Гвин спросила его, как прошел разговор с Лабранцей, он посмотрел на нее непонимающим взглядом с тех пор минуло уже несколько часов, и он все забыл. С ним было бесполезно разговаривать о прошлом, а спросить его о будущем Гвин не осмеливалась. Так что он сидел и, ничего не говоря, глядел на нее печальным взглядом.

Но постепенно он повеселел и обратил взгляд в сторону выхода из другой дорожки-туннеля. Через несколько минут в свете догорающего костра там показалась светлая голова Ордура. Он выпрямился и сердито огляделся по сторонам.

— Это такое вам оказали гостеприимство, Булрион-садж?

— Что поделаешь. Мы предпочли это предложенным нам покоям.

Из зарослей вышли еще двое, и Ордур представил их Тарнам.

Пар А-Сиур оказалась женщиной — миниатюрной, слабенькой с виду, с седыми волосами. Но держалась она как лицо, облеченное властью. У нее были быстрые глаза и любезная, но решительная манера разговаривать. Она была членом Совета от ивилгратов, а также главой рарагашского лазарета. Она поблагодарила Булриона за то, что он привез в Рарагаш Ниад и Мандасила, и сообщила, что те быстро привыкают к новой обстановке. Гвин она сразу понравилась.

Плотный, коренастый Баслин Дубличит был, казалось, сложен из каменных глыб. Он выглядел даже массивнее Тарнов, двигался медленно и тяжело, а в глазах у него застыла обычная для муолграта пустота. На вид ему было лет сорок пять, но Гвин подумала, что он может быть много старше — или моложе. И лицо, и голова у него были покрыты седоватой щетиной — словно он периодически брился наголо, и этим и исчерпывалась его забота о своей внешности. Он сухо кивнул представленным ему Тарнам, не проявив ни малейшего интереса ни к кому, кроме Гвин.

Сев на барьер бывшего бассейна, он сказал:

— Это совещание противоречит нашим правилам. Мне не понятно, чего вы надеетесь достичь, и я здесь присутствую против воли.

— А я нет, — сказала Пар А-Сиур. Она села рядом с Гвин изяществом птички, опустившейся на ветку. — Во-первых, мы должны потребовать, чтобы наших гостей переселили в подходящее помещение. Это возмутительно — поместить их в здании, которое в любую секунду может обрушиться. Ты с этим не согласен, Баслин?

— Согласен, — неохотно ответил тот.

— Из восточной Куолии непрерывно поступают донесения от наших агентов, но Председательница отказывается кому-нибудь их показывать, даже членам Совета. Ты поддерживаешь ее в этом?

— Гмм. Нет, это, конечно, неправильно.

— А предсказания относительно Обновителя? Ты считаешь их не заслуживающими внимания?

— За прошедшие сто лет появлялось много самозваных Обновителей. Но все они оказались в лучшем случае местными военачальниками.

— Но, по-моему, ни об одном из них шуулграты не делали пророчеств. — Пар А-Сиур пристально поглядела на Тибала. — Советник, ты придаешь значение этому делу?

Она очень ловко сформулировала вопрос. Тибал слегка усмехнулся и ответил:

— Придаю.

Наблюдавшие за ними Тарны изумленно переглянулись. До сих пор ни один из них не принимал это дурацкое пророчество всерьез. Гвин подумала, что с каких-то пор тоже стала придавать ему значение — только с каких?

— А раз так, разве не очевидно, что надо как можно скорее созвать Совет? — Не дожидаясь ответа Баслина, Пар А-Сиур обратилась к Булриону: — Извини меня, садж, но тебе не кажется, что ты осознал свое предназначение в довольно преклонном возрасте?

— Я ничего не осознал! — прорычал Булрион. — У меня только одно предназначение — заботиться о благе моей семьи. По-моему, тут какая-то ошибка.

— Наша Председательница, видимо, так не считает, поскольку явно вознамерилась тебя убить.

— Ну, это уж чересчур! — воскликнул Баслин. — Откуда ты это взяла?

— У меня есть глаза! Это здание может в любую секунду рухнуть. И не забывай о карпанцах. Мы давно опасаемся, что они, как и зарданцы, пересекут Нилду и пойдут на юг. Тебе не кажется это подозрительным совпадением?

— Мало ли бывает совпадений, — вяло сказал Баслин.

— Идиот! — взорвалась Пар А-Сиур.

Тут вмешался Ордур, который с довольным видом слушал эту перепалку:

— Карпанцы очень даже заслуживают внимания. Надо убедить королей Куолии объединить против них свои силы.

— Легче объединить компанию крокодилов и послать их собирать землянику, — пренебрежительно бросил Баслин.

— Все равно нужно попытаться, — резко сказала Пар А-Сиур. — Академия везде пользуется влиянием — во всяком случае, у всех королей восточной Куолии. И у многих королей западной Куолии тоже, хотя они вряд ли успеют прислать сюда подмогу. А мы как административный совет Академии обязаны использовать наше влияние. Надо убедить королей объединиться, пока еще не поздно.

— И поставить этого крестьянина во главе объединенного войска?

Булрион бросил на Баслина злобный взгляд, что было довольно нелогично с его стороны, если учесть, как пренебрежительно он сам отзывался об этом пророчестве. Но его задели презрительные слова муолграта. Гвин сжала его руку. Другие Тарны как-то неуверенно улыбнулись, подозревая, что Баслин пошутил. Ордур задумчиво посмотрел на Тибала, который сидел с непроницаемым лицом.

— Не пытаясь пророчествовать, я хочу заметить, — с усмешкой сказал Тибал, — что короли отдадут свое войско под начало крестьянина с такой же вероятностью, как и доверят командование им вообще кому было ни было.

Наступила тишина: все пытались уяснить смысл его слов. Гвин наклонилась к уху мужа.

— Пусть это войско проводит нас до долины, там устроишь ему смотр и распустишь всех по домам.

— Ш-ш-ш, — прошептал Булрион, скрывая улыбку.

Маленькая старушка подняла руку.

— Давайте вспомним, зачем мы здесь собрались. Мы не пытаемся разрешить все трудности, мы только хотим вынести их на обсуждение. Все эти вопросы должны быть включены в повестку дня заседания Совета, которое Лабранца упорно отказывается созывать. Согласно уставу, заседание может быть созвано по решению или Председателя, или большинства членов Совета. Нас здесь четверо. Если мы решим, что заседание должно быть созвано, Лабранца не сможет этому воспротивиться.

— Я не уверен, что четверо, — возразил Баслин. — Авайлграты выбирают нового члена на каждое заседание. Ордуру еще надо получить подтверждение своего членства. Так что пока нас только трое.

Пар А-Сиур улыбнулась. Оказалось, что у нее полный рот ровных белых зубов.

— Но если сейчас в наличии только пятеро полноправных советников, то трое — это большинство.

Баслин нахмурился, потом кивнул:

— Верно.

Из общения с Раксалом Раддаитом Гвин вынесла урок: никогда не спорь с муолгратами. У них такое жесткое логическое мышление, что их даже неинтересно переспорить.

Но старушку, видимо, логика Баслина не подавляла.

— Предупреждаю, что на этом заседании я подниму вопрос о выборе нового Председателя. Я больше не доверяю Лабранце. Пора ей освободить председательское кресло.

Ордур присвистнул:

— А кого же мы выберем на ее место? Уж конечно, не меня. Тебя? Обычно Председателем бывает джоолграт, но Зиберора не согласится занять этот пост, пока на него претендует Лабранца. Тебя, Баслин?

— Ни за что! Я убежден, что нам никогда не удастся объединить королей. Да за меня никто и не будет голосовать. Я сам не буду.

— Тибал?

Тибал покачал головой:

— Я никогда не стану Председателем.

— Пар?

Задорная старушка вздохнула.

— Я не хочу быть Председателем, но думаю, что справилась бы с этими обязанностями не хуже Лабранцы.

Из кустов донеслось что-то, похожее на львиный рык. Все повскакали на ноги.

— Да? Ты так думаешь? — раздался громовый голос. Затрещали сучья, и из кустов собственной персоной вылетела Лабранца. Гвин уже успела забыть, какая она огромная. Она была выше самого высокого Тарна. К тому же она стояла на краю фонтана, а все остальные сидели на его дне. В свете костра она казалась пугающей махиной. Царапины на лице и запутавшиеся в волосах сучки не умаляли впечатления превосходства. Даже Тарны отпрянули от жуткого видения. Лабранца безошибочно нанесла первый удар по самому слабому звену среди оппозиционеров.

— Баслин Дубличит! Ты считаешь, что члену Совета подобает прятаться в кустах среди ночи и плести заговор против законной власти?

— Нет, — ответил муолграт. — А разве прятаться в кустах, шпионя за другими, подобает Председателю?

— А ты не думаешь, что решение о созыве совещания должно выносить лицо, которое облечено такими полномочиями и которое в курсе всех событий?

— С этим я не могу спорить.

— Так что, ты отказываешься участвовать в этой грязной интриге?

— Отказываюсь, Лабранца-садж.

В глазах Лабранцы вспыхнуло торжество.

— Тогда пойдем. Я найду тебе подходящее место для ночлега.

Баслин послушно встал и выкарабкался из ямы. Умна! — подумала Гвин. Вот тебе и большинство. Лабранца подавила восстание одним метким ударом. Тибал сидел стиснув зубы. А у Ордура, наоборот, челюсть отвисла от изумления.

«Давай!» - раздался Голос в голове Гвин.

Она дернулась. Никто, кроме нее, видимо, Голоса не слышал.

«Что давать?»

«Тебе пора утвердить свою власть».

«Какую власть?»

Гвин вскочила на ноги.

— Лабранца-садж!

Она доверяла Голосу, но понятия не имела, что сейчас скажет.

Лабранца уже повернулась и пошла вслед за Баслином, но тут остановилась и бросила назад угрожающий взгляд.

— А, если не ошибаюсь, Гвин Солит?

—Теперь меня зовут Гвин Тарн.

— Вот как? И кто из этих бравых молодцов твой счастливый избранник?

Попалась! Вот это удача!

— Если ты не знаешь, кто мой муж, Ламит, ты не годишься на пост Председателя. Он желает обратиться с речью к...

— Его желания никого не интересуют.

Лабранца опять повернулась и наклонилась к входу в туннель.

«Не его власть, дурочка! Свою».

— Стой! Вернись, Лабранца Ламит! Я приказываю тебе созвать заседание Совета в ближайшее же время. Ордур, когда у нас ближайшее подходящее время?

—На заходе солнца, — придушенным голосом ответил Ордур. Казалось, что его кто-то держит за горло.

— Я требую, чтобы ты назначила заседание Совета завтра на заходе солнца.

Мандасила она сумела подавить, но подавит ли она могучую Лабранцу?

Лабранца качнулась и, казалось, потеряла дар речи. Она начала раздуваться, как лягушка-бык. Ее глаза выпучились, рот искривился, но она все еще не издала ни звука. Гвин чувствовала, что Лабранца борется, но это не была борьба одной воли с другой. Председательница боролась с чем-то, что было сильнее их обеих.

— Отвечай!

— Хорошо! — прохрипела Лабранца. — Я согласна.

Она сказала что-то еще, но ее слова заглушил грохот падающих стен. Восточное крыло обрушилось у них на глазах.