— Ты кончил? — прорычал купец.

— Я кончил этот рассказ, ваша честь. Если хотите, у меня в запасе еще много…

— Трепло! Брехун несчастный! Мы зря тратили на тебя время!

— Но мне казалось, для того-то все и придумали? Убить время долгой зимней ночью…

— Заткнись! — бросил солдат. Он казался не менее рассерженным, чем бургомистр, и значительно более опасным. — Ты обещал рассказать нам что-то важное, а угостил очередной небылицей. Во-первых, со смерти Высокочести прошло уже полсотни лет.

— Не совсем! — запротестовал я. — Сорок пять или сорок шесть.

— Молчать! — Он сжал рукоять меча. — А сорок пять лет назад тебя еще не было и в помине.

— Изложение от первого лица…

— Цыц! Ты лжец, повторяющий древние слухи и сплетни.

Я огляделся и не увидел ни одного сочувственного лица. Даже Гвилл смотрел на меня мрачно, стараясь не заснуть от своего пива. Фриц плотоядно скалил зубы.

— Где же твои доказательства, майстер Омар? — произнесла актриса. — Покажи нам этот замечательный алмаз!

— Увы, майне даме, его давно уже нет. Я таскал его с собой несколько месяцев, так и не зная, что с ним делать. Потом, наверное, потерял, или одна из моих подружек пошарила по моим карманам, пока я спал.

— Даже если то, что ты нарассказал тут, правда, — буркнул купец, — это ничего не меняет. Высокочесть не представляет собой для нас никакого интереса. Нам нужен его правнук или правнучка — ребенок Звездоискателя, сына Быстроклинка.

Фриц встал и потянулся.

— Мне надо выйти за дровами. Не вынести ли заодно и мусор?

Снова все взгляды обратились к капитану Тигру. Тот пожал плечами.

— Почему бы и нет? Как говорила ее светлость несколько минут назад, самое время свершиться правосудию. Мы достаточно долго терпели этого бродягу.

Фриц тронулся с места… Я открыл рот…

— Оставьте его, — произнес негромкий, скрипучий голос.

Все повернулись к старухе. Она смотрела в огонь, совершенно поглощенная этим занятием.

— Сударыня? — осторожно переспросил солдат. Впрочем, не он один казался удивленным этой внезапной сменой настроений.

— Оставьте его, — тихо повторила она, не оглядываясь. — В его словах, возможно, есть правда.

— Но это невозможно, сударыня! Я могу допустить, что он был в Верлии подростком лет двадцать назад, но сорок пять… — Неосторожная фраза. На его месте я не стал бы напоминать ей, что мое зрение лучше, чем ее.

На мгновение все в помещении затаили дыхание.

Она вздохнула, так и не отрывая взгляда от угольев.

— Я помню Высокочесть, и он был такой, каким описал его майстер Омар. Несомненно, история приукрашена, и все же эти сказители довольно точно передают их друг другу, и я осмелюсь сказать, что подобное событие имело место. Оставьте его.

Тигр пожал плечами и отпустил меч.

Гвилл вздохнул с облегчением.

— Если нам надо сделать выбор между рассказами майстера Тиккенпфайффера и майстера Омара, мне кажется, в последней больше профессионального блеска… — Он прервался, чтобы чихнуть, но продолжать не стал.

Никто не обратил на эти слова никакого внимания.

Фриц зарычал, как голодный лев, по ошибке прыгнувший на колючий куст. В ярости шагнул он к двери, где напялил меховую доху, похоже, сшитую из шкур нескольких медведей. В комнату на мгновение ворвался ветер, пошевеливший мох на полу, потом тяжелая дверь со стуком захлопнулась.

— Розалинда, детка, — произнесла старуха, обращаясь к камину. — Мне кажется, настало время рассказать этим людям, кто ты.

Девушка сжалась, как бы пытаясь сделаться незаметной.

— Д-да, с-сударыня. — Она в страхе огляделась по сторонам, ища спасения, — ни дать ни взять заяц, загнанный сворой борзых.

— Почему бы тебе не сходить за ларцом? — Старуха так и не оглянулась ни разу.

— Д-да, суд-дарыня! — Девушка встала и поспешила вверх по лестнице.

Фрида вскочила и схватила меня за плечо.

— Иди за мной! Быстро!

Она забежала за стойку, схватив на ходу фонарь, и исчезла на кухне. Я удивленно встал и последовал за ней, путаясь в штанинах Фрицева костюма.

Кухня оказалась меньше, чем я ожидал. Почти все место в ней занимали большой стол, колода для разделки туш и большая чугунная плита, в данную минуту остывшая. Слабый запах свежего хлеба сохранился в ней, наверное, со вчерашнего дня. Должно быть, Фриц, входя сюда, бился лбом о многочисленные окорока, медные кастрюли и сетки с луком, свисавшие с балок. Среди них болтались три ощипанные куриные тушки. Две стены были целиком заняты полками, на которых выстроились ряды банок, глиняных горшков и сыров, зато посреди стены, противоположной плите, красовалось окно. Фрида сражалась с щеколдами на ставне.

Я взял ее за руку — моя рука запуталась в рукаве — и отвел ее в сторону.

— Дорогая, — мягко произнес я. — Нам совершенно не обязательно любоваться пейзажем. Все равно в такой темноте он не так хорош.

— Кретин! — выпалила она, выдергивая руку. — Он ведь убьет тебя!

— Многие рассчитывали на это, и ни одному пока не удалось. — Она была почти одного со мной роста, но не совсем. Я улыбнулся, глядя ей в глаза — полные страха, сердитые голубые глаза. Да, такими глазами можно любоваться часами.

— Он ведь не шутит, Омар! Он любил это чудовище. Ты оставил его в дураках. Он все это время мечтал отомстить тебе! Я видела, как он разделывал людей на котлеты за куда меньшее. А потом бросит тебя в сугроб и оставит умирать, точно тебе говорю!

— Тогда подари мне хоть один бесценный поцелуй, любовь моя, чтобы я мог отправиться к богам, улыбаясь. Всего один поцелуй, и все остальное, что было со мной в жизни, исчезнет как дым.

— Ох, глупец, ну пойми же ты, сейчас не время шутить! — Фрида снова занялась ставнем.

Я повернул ее лицом к себе и обхватил руками. Концы рукавов, свисая, болтались за ее спиной.

— Неужели ты не понимаешь, о Богиня Любви, что только твои пухлые губки привели меня обратно? Искры веселья в твоих глазах, румяный жар щек? Конечно же, я знаю, что такую красоту всегда стерегут драконы, но сердце мое оставалось здесь с весны, со дня, когда я впервые увидел тебя. Никакие угрозы, никакая опасность не остановили бы меня от…

Она начала бороться. Будь это честный поединок, меня трудно было бы одолеть. Фриду нельзя было назвать хрупкой девушкой, и я удерживал ее вполсилы. Мы крутились, шатаясь, под овощами. Я тщетно пытался прижать ее губы к моим.

— Будь у нас время для ухаживания, я бы целовал твои ноги, — выдохнул я.

— Тупица! — взорвалась она. — Одно хорошо, выбить из твоей дурьей башки разум он уже не сможет!

— Я проводил бы часы, восхваляя твои колени и сочиняя сонеты в честь твоих локтей!

Я продолжал бы экскурс в поэзию и дальше, если бы она не ухитрилась наступить мне на босую левую ногу. Я поджал ногу, схватившись за нее обеими руками, и запрыгал на другой ноге, сдавленно бормоча нечто маловразумительное на дразильянском, йоркобинском и даже вуззианском. Когда я снова обрел способность говорить более или менее внятно, она возилась со ставнем. Упорная женщина.

— Что, — прохрипел я сквозь слезы, — что это ты делаешь?

— Ключ от конюшни над дверью. Фриц не видит этого окна от поленницы. Как только он вернется в дом, ты побежишь туда и возьмешь лошадь. Возможно, ты не успеешь оседлать…

— Я? Украсть коня? В такую ночь? Госпожа моя, и ты считаешь, что я…

— Разве не это ты собирался сделать в прошлый раз, нет? — Она повернулась ко мне, демонстрируя раскрасневшиеся щечки.

— Я тогда спешил. Но теперь ты сама предлагаешь мне коня, а это не интересно. Нет, я ни за что не уеду отсюда без тебя, мой бесценный горный цветок.

— Омар! — От тревоги в ее голосе могло разорваться сердце. — Фриц убьет тебя!

— А вот и не убьет! Утром я заставлю его облобызать мои башмаки.

— Ни за что! Конечно, это неплохие башмаки, но ему они будут малы.

— Да нет, на моих ногах!

Она недоверчиво фыркнула.

— Если ты сам в это веришь, они и тебе малы.

Я протянул к ней руки.

— Скажи, ты ведь откликнешься на мою любовь? Хотя бы для того, чтобы я умер счастливым?

— Вот безумец! Но ты возбудил мое любопытство.

— Я, пожалуй, промолчу о том, что возбуждаешь ты!

Она рассмеялась и взяла мое лицо обеими руками. Результат оказался еще более восхитительным, чем я ожидал. Ее поцелуй… Должно быть, хромая обратно в гостиную, я улыбался как идиот.

Что ж, идея была неплоха, но не сработала бы. Стоило бы Фрицу по возвращении не застать меня в доме, он молнией бросился бы на конюшню — прежде, чем я успел бы отпереть ее, не говоря уже о том, чтобы вывести коня. И потом, я все равно не собирался убегать отсюда.

Служанка спускалась по лестнице, прижимая к груди маленький деревянный ларец. Самое время начинаться новой истории.

Свет от фонаря упал на нее. Я увидел припухлость под нижней челюстью, и вдруг многое стало совершенно очевидным.