Я вовсе не собирался возвращаться в Верлию так скоро. Нанимаясь в экипаж «Золотого хомяка», я намеревался побывать на руинах Альгазана, чье богатство и великолепие давным-давно канули в прошлое. Однако боги властны над ветрами, и они наслали на нас воистину ужасный шторм. Наш искалеченный корабль с трудом дотянул до причала в Кайламе.

В первую же ночь, когда он стоял в тихой гавани, а я спал в своем гамаке, мне приснились Тихие Воды. Во сне я стоял у брода, там, где река впадает в Долгое озеро. Место это было мне незнакомо, ибо дорога, по которой попали сюда мы с Честнодоблестью Галмышским, шла по другому берегу. Мне не приходилось видеть дворец с этой стороны, но я узнал причудливые башни среди деревьев, блеском своим затмевающие великолепие золотого осеннего убора. Я понял, что бог зовет меня.

Жизнь моряка переменчива. Утром, когда к нашему борту подвалила баржа с пресной водой, я незаметно проскользнул на нее и был таков.

До осени, которую я видел во сне, оставалось еще довольно много времени, да и следующие ночи не принесли новых снов, говорящих о неотложности дела. На несколько недель я задержался в Кайламе, а потом по обыкновению своему не спеша отправился в путешествие через всю страну. Стояло время уборки урожая, и для меня всегда находилась работа, если по какой-либо причине не удавалось поддерживать свое существование каким-нибудь иным способом.

В Верлии наступили нелегкие времена. Я видел слишком много заколоченных окон, неубранных виноградников, садов, где ветви ломаются от тяжести неснятых плодов. Предложение выпить за здоровье царя встречалось довольно вяло, а одно лишь упоминание о налогах могло испортить весь вечер.

На этот раз источником напастей была Буния, маленькое царство, граничившее с северными степными провинциями. Задумав расширить свои владения, Быстроклинок откусил больше, чем мог прожевать и проглотить. Война тянулась уже много лет, высасывая из Верлии золото и мужчин. Жителей Междуморья никогда особенно не интересовали далекие степные земли, так что эта бесконечная война не пользовалась в народе популярностью. Как говорил в свое время Благонрав суфийским шейхам, войны, как любовные романы — их легко начать и трудно оборвать, и обходятся так же дорого.

Я избегал тех мест, где бывал раньше, так что никто не приглядывался ко мне так, словно лицо мое ему знакомо.

Со временем листья пожелтели, а я приблизился к месту назначения. Сон тоже начал повторяться. Мне ни разу так и не было сказано, что от меня требуется. Я просто видел озеро, реку и силуэт дворцовых башен вдали. У реки лежали камни — старый очаг. Зеленая лужайка у реки, очевидно, служила излюбленным местом привала путешественников, но мне не было сказано, с кем мне предстоит встретиться там. Я не знал и того, чего мне ожидать — комедии или трагедии, эпоса или любовной истории. Боги ставят и то, и другое.

Последние несколько дней я путешествовал с караваном купцов. Они уделяли мне толику от своих трапез, а я платил им своими рассказами, и это всех вполне устраивало. Предводителем этой компании был низкорослый скупердяй по имени Богосвидетель Нурбийский — впрочем, в рассказе моем он не играет ровно никакой роли, да и тогда от него мало что зависело. Он искренне полагал, что боги создали его только для того, чтобы он денно и нощно радел о состоянии своего кошелька.

Еще одним свидетельством печального состояния дел в Верлии при царе Быстроклинке стало то, что даже такой жалкий караван путешествовал в сопровождении наемного охранника. Подобно мне, он был иностранцем, профессиональным солдатом удачи, и к тому же единственный во всей компании он обладал привлекательностью. Я так и не смог опознать его произношения, хотя он звал меня Омаром, а не Гомером, как принято у местных. Он откликался на имя или прозвище Зиг. Судя по сноровке, с которой он управлялся с конем и мечом, его образованности и манерам, происхождения он был благородного. Несмотря на свои молодые годы, он успел постранствовать по свету — кому, как не мне, судить об этом? Он был неплохим рассказчиком, любил посмеяться, хотя не открывал ничего из своего прошлого за исключением полушутливых намеков на то, что был изгнан с родины за отказ на притязания знатной дамы.

Мы вышли к Долгому озеру к полудню холодного осеннего дня. Окрестные холмы желтели в своем золотом трауре, вода голубизной не уступала лазури. Я знал уже, что князь Огнеястреб Кравский пал на войне. Его сыновья — я видел их, когда они исполняли роль пажей при царе Высокочести — выросли и снискали славу на полях сражений.

Мы ехали вдоль берега и к вечеру увидели шпили Тихих Вод — с того самого места, которое я видел во снах: брод, выступающие из воды камни, старый очаг. На поляне никого не было. Я предложил остановиться и разбить лагерь. Зиг внимательно осмотрел поляну и согласился. Ворчливый старый Богосвидетель настоял, чтобы караван прошел еще час. По части выматывания лошадей ему не было равных, да и другого такого места мы могли бы и не найти до темноты.

Но как ни крути, а он начальник. Зиг пожал плечами. Я вздохнул. Боги призывают меня, когда хотят, чтобы я стал свидетелем какого-нибудь события. На меня можно положиться как на правдивого свидетеля, и я никогда еще не подводил их. Я был на месте — значит мне нужно ждать здесь до тех пор, пока не понадобятся мои услуги.

Мне было бы довольно трудно объяснять все это, поэтому я просто попрощался с Зигом, поблагодарив его за приятное общество. Несколько менее искренне поблагодарил я Богосвидетеля и его спутников за оказанное гостеприимство. Потом я уселся на свой узел и не без печали стал смотреть на то, как мой обед исчезает за деревьями.

Я едва успел размотать свою леску и наживить на крючок первого червя, когда на тропе, по которой ушел дальше караван, послышался стук копыт несущейся во весь опор лошади. Молча вознес я хвалу своим божественным покровителям за ту точность, с какой рассчитывают они время.

Из-за деревьев вылетела взмыленная лошадь, а верхом на ней — перепуганная дева. Подобные страсти приключаются сплошь и рядом в романтических легендах и даже в некоторых правдивых историях из тех, что я рассказываю. Известно, чем они кончаются: отважный герой повисает на поводьях, останавливая обезумевшее животное. Дева без чувств падает на руки героя… рука и сердце… блестящая свадьба и полцарства в придачу, разумеется.

Это в легендах. В реальной жизни, увы, подобные действия приведут скорее к несчастью, чем остановят лошадь. Схватиться за поводья гораздо проще на словах, чем на деле. Мне приходилось видеть, как люди пытались сделать это, в результате чего всадники погибали. Самым верным будет кричать бестолковой девице, чтобы она держалась как следует и дала скотине носиться сколько угодно, пока не устанет, что так и так случится довольно скоро. Если девице удастся не стукаться головой о нижние ветки, с ней не случится ничего серьезного. В конце концов, черт возьми, лошади умеют бегать! Если ее не трогать, лошадь не побежит, куда не надо.

Так-то оно так, но должен признать, что я вскочил на ноги и бросился наперерез. Можете считать это рефлексом.

Следом за ней из-за деревьев вынырнул Зиг, как безумный пришпоривавший своего коня. Я вспомнил, что боги редко требуют от меня прямого участия в событиях, и остановился. К несчастью, лошадь с девицей, услышав догонявшего ее скакуна Зига, свернула в мою сторону.

Зиг выдернул злополучную деву из седла, но не удержал равновесия — даже у самых умелых наездников редко имеется опыт подобных трюков. Я бестолково дернулся в сторону и как раз угодил под спасителя и спасенную, совершавших поспешное и незапланированное приземление. Мы все трое кубарем полетели на землю, причем кто-то из них, а может быть, и оба ухитрились врезать мне под дых, а боком я со всего размаха шмякнулся о землю.

Зиг зацепился ногой за стремя.

Как оказалось, быть свидетелем некоторых из устроенных богами событий не такое уж простое дело. Когда мир наконец перестал вращаться, тела — включая мое собственное — были разбросаны по всей лужайке.

Девица поднялась на колени. Несмотря на мое полуоглушенное состояние, я понял, что, рассказывая про это событие, мне придется использовать все имеющиеся у меня в наличии превосходные эпитеты. Правда, в ту минуту из меня почти выбило дух, а также большую часть мозгов.

Поэтому назовем ее просто потрясающей.

Зиг тоже принял сидячее положение. Я не говорил еще, что он был высок, красив и мускулист? Широкие плечи, мужественный подбородок… в общем, полный стандартный набор.

Традиционные верлийские наряды ярки и удобны, но не слишком подходят для тех случаев, когда их обладателей тащат по траве. Вся поляна была усеяна обрывками платья.

Эти двое не отрывали глаз друг от друга.

— Вы не покалечились, сударь? — спросила она.

Ага, подумал я, любовная история! Вслед за этим меня стошнило.

Такова была моя первая встреча с княжной Свежерозой Кравской. Правда, тогда я не знал еще ни того, кто она, ни того, какую роль ей суждено сыграть в верлийских делах.

Через несколько минут на поле боя появились Богосвидетель Нурбийский и его друзья в сопровождении нескольких извергающих громогласные проклятия молодых людей на разгоряченных конях под предводительством моего старого знакомого Честнодоблести Галмышского. Он заметно постарел и пополнел и еще заметнее полысел, но в остальном остался все тот же. Судя по всему, он командовал эскортом юной дамы и кипел от ярости из-за этого досадного происшествия.

К счастью, я был уже у самой воды, умываясь с помощью кого-то из знакомых купцов. Мне удалось избежать взгляда Честнодоблести, а когда он послал справиться о моем самочувствии, я заверил парня, что со мной ничего страшного и что я не принимал никакого участия в спасении.

Зига и княжну Свежерозу, разумеется, привели в относительно пристойный вид. У Зига была сломана лодыжка. Лицо Свежерозы украсил неописуемо пышный синяк. Они так и не отрывали глаз друг от друга. Честно доблесть проследил за тем, чтобы обоих усадили верхом, и вся кавалькада отправилась в замок оказывать дальнейшую необходимую помощь. Богосвидетель в конце концов решил стать на ночлег на этой поляне, и я завернулся в свое одеяло, стараясь не думать о ноющих синяках и ссадинах. Наутро мы двинулись дальше, но прошла неделя, прежде чем я смог стоять прямо.

Я понимал, что на этом история не кончилась, однако такие вещи быстро не делаются. В ожидании следующего действия я решил навестить Утом, что Посередине. В прошлое мое посещение Верлии столица пребывала в трауре по Высокочести, поэтому я обошел ее стороной. На этот раз я решил наведаться в гости к царской семье.

Моя методика никогда меня не подводит: несколько вечерних выступлений в лучшей гостинице для утверждения репутации, потом приглашения выступить в частных домах, внимание со стороны знати… ну и в конце концов приглашение во дворец.

Я почти не опасался того, что кто-нибудь вспомнит мое выступление в Тихих Водах. Мало кто видел меня там, и как правило, аристократы боятся показаться большими дураками, чем они есть на самом деле. «Клянусь богами, вы выглядите еще моложе, чем когда-либо, не так ли?» Нет, это вряд ли. В крайнем случае я всегда мог прикинуться собственным сыном, однако я придерживаюсь правила не говорить ничего, кроме чистой правды.

Спустя два месяца после истории с удравшей лошадью и три недели с моего появления в столице меня вызвали во дворец.

Дворец поражал монументальностью. Я видел сторожевые башни тоньше, чем колонны в бальной зале. Все дверные проемы — это какие-то узкие щели, все лестницы — крутые спирали, которые легко оборонять. Контраст между этой крепостью и хрупкой красотой Тихих Вод вполне соответствовал разнице характеров двух братьев, заложивших эти дворцы. Всю свою жизнь Берн оставался бойцом.

При первой нашей встрече Быстроклинок был сонным юнцом, с трудом подавлявшим зевоту. Спустя четверть столетия он превратился в голодного волка — угрюмого, мрачного, мнительного. О, манеры его были вполне безупречны. Он вел себя, как и подобает царю, благородному дворянину — но опасному дворянину. Он не заливал страну кровью, он не осуждал своих друзей на пытки, однако по виду его можно было предположить, что он вполне способен на это. Он был высок, строен и чисто выбрит, подавая личный пример новой моды. О нем говорили, что он крепок и активен, как люди на десять лет младше его, однако царившую в его душе черноту он скрыть не мог. Слишком много монархов страдали навязчивой идеей относительно их места в истории, и он не мог не понимать, что его правление не будет поминаться добрым словом. Кровопролитной войне не было видно конца. В погоне за славой он добился лишь разочарования.

Жена его умерла пару лет назад. Ожидалось, что он женится второй раз, и весь двор гудел, выдвигая предположения на этот счет. В данный момент обязанности официальной хозяйки дворца исполняла его сестра. Царевна Соловьина казалась еще более хрупкой, чем при нашей первой встрече, — еще более горестной и изможденной. Ее брак оказался бездетным. Муж ее жил теперь отдельно от нее, напропалую развратничая в своих поместьях, плодя бастардов как козел, словно назло, чтобы доказать, что не повинен в отсутствии законного наследника. Над ней нависла еще более черная тень; жить ей тогда оставалось меньше года.

Имея на престоле этих двоих, а на границах — войну, двор превратился в какое-то болезненное, выматывающее нервы подобие карнавала — веселье на поверхности и бездонная чернота под ним. Я уже говорил, что даже скромные верлийские землепашцы предпочитают одеваться поярче. Придворный же люд блистал как россыпь бриллиантов на солнце, как самоцветы на подкладке из черного бархата.

В первое свое посещение Большого зала я снова поведал собравшимся историю Зимней Войны, сделав, конечно же, ударение на Верне. Рассказ был встречен довольно неплохо. Меня проводили стоя, овациями, а также увесистым мешком золота, предоставив мне заодно апартаменты во дворце на любой угодный мне срок. Благородные дамы засыпали меня приглашениями в свои салоны и будуары — разумеется, в то время, когда меня не требовал к себе царь.

Вскоре я устал от аристократов, ибо жизнь их лишена реальности, однако бывает и так, что я устаю от бедности, и мне не мешало поправить свои финансовые дела. Каким бы угнетающе искусственным ни казался двор в дневное время, вечером он становился возбуждающе пестрым и разнообразным. В конце концов, время было зимнее, а зимой пуховые перины куда приятнее, чем придорожные канавы. Несколько дней я нежился в тепле. Все, чего мне недоставало, — это новых историй. С восхода до заката я не слышал ничего, кроме заурядных сплетен. Потом во дворец вернулся наследник престола, и слухи вдруг стали зловещими.

Впервые я увидел Звездоискателя на званом балу, где веселящаяся толпа сияла ярче свечей. С высоких балконов лилась музыка. Молодежь обоего пола кружилась в веселом танце, проносясь вихрем разлетающихся разноцветных одежд. Прислонясь к массивной колонне, я пытался отдышаться от одного из таких диких танцев, подбирая метафоры, подходящие для описания этого зрелища: рой стрекоз, стайка тропических рыбок, сумасшедший выводок зимородков? Мешок павлинов… Снегири в цветочной лавке…

Музыка — еще быстрее, танец — еще безумнее… Все больше обессилевших пар искали спасения по углам. Удивительно, но царь находился в самом центре веселья, отплясывая не хуже других. Для человека, возраст которого приближался к сорока, он держался на удивление неплохо. Я усмехнулся и стал ждать, сколько он еще продержится.

Потом я узнал его партнершу, и на этом праздник для меня закончился.

Я повернулся к своей спутнице — имя которой, признаюсь, совершенно выскочило из головы, хотя и не должно бы, поскольку… ладно, это к делу не относится.

— Я вижу, его величество нашел вторую по красоте даму в этом зале?

— Свежероза Кравская, — промурлыкала моя подруга, запуская свои пальчики мне под платье, чтобы пощекотать ребра. — А вы что, ничего еще не слышали?

— Что не слышал? — спросил я, отвечая ей соответственно — мы любезничали в довольно-таки укромном местечке за пальмой в кадке.

— Царь сделал выбор. Оглашения помолвки ожидают со дня на день.

Неужели? А что тогда мой приятель Зиг? Что с тем романом, завязку которого я созерцал своими глазами? Я совершенно забыл о ребрах. Боги ставят трагедии так же часто, как любовные истории.

Царь наконец исчерпал свои царские силы. Задыхаясь, он резко остановился, и музыка тотчас смолкла. Смех, радостные возгласы, аплодисменты… Толпа танцоров начала рассасываться.

На моих глазах Быстроклинок подал Свежерозе руку и отвел ее в сторону — хотя мне кажется, он больше опирался на нее, чем она на его руку. Я мог понять его выбор. Расставить всех красавиц в этой зале по ранжиру было бы непосильной задачей, однако она гарантированно попала бы в пятерку лучших на взгляд любого из присутствующих здесь мужчин. Конечно, он был старше ее, однако эта разница в возрасте не выходила за рамки приличия. Когда верлийский царь делает выбор, какой выбор остается его избраннице?

Оркестр заиграл снова. Зал начал заполняться танцующими.

— Ох! — только и сказал я: моя спутница ущипнула меня.

— Вы про меня совсем забыли! — угрожающе шепнула она.

— Неправда! Неправда! — возразил я и увлек ее танцевать, пока она не изнасиловала меня прямо за пальмой.

Однако и танцуя, я старался приблизиться к царской ложе, где Быстроклинок и его невеста потягивали вино. Рядом с ними сидела царевна Соловьина с еще более болезненным, чем обычно, видом. Обыкновенно мрачный монарх улыбался. Свежероза смеялась какой-то его шутке. По ее поведению я не мог заключить ничего. Парящая. Потрясающая.

— Уж не дочь ли она старого Огнеястреба? — прошептал я на ухо своей партнерше: танец был из тех, что позволяют крепко прижиматься друг к другу.

— Еще одно слово о ней, — нежно прошептала она в ответ, — и я выцарапаю вам глаза.

Тут…

Прямо через танцующую толпу, рассекая ее как барсук высокую траву, прошла компания из восьми или девяти молодых людей, одетых в черное. Веселье стихало за их спиной как срезанное серпом.

Невысокий, но плотный юнец во главе компании не мог быть никем иным, как Звездоискателем, наследником престола. Если его отца я называл голодным волком, то его можно сравнить с исхудавшим медведем. У него были похожие на дупла глаза, которым я никогда не доверяю. Мне показалось, что на лице его заметны следы разложения, но, возможно, я позволил себе попасть под влияние слухов. Даже по меркам двора его репутация как записного дебошира была исключительной.

Остальные могли быть только его закадычными дружками. Про них я тоже наслышался разного. Некоторые из них репутацией своей превосходили даже его — развратники, пьяницы, бретеры и просто головорезы. Я ничего не имею против молодежного бунтарства — если за этим стоит какая-то позиция. Про позицию Звездоискателя я ничего сказать не мог; скорее всего ее не было и в помине. Он не выступал ни за войну, ни против нее, ни за, ни против чего угодно. Он был за себя, любимого, — и все.

Царевич небрежно поклонился отцу, взял Свежерозу за руку, словно собираясь приложиться к ней, и выдернул ее из кресла, поймав в свои объятия. Прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово, он уже кружился с ней в танце. Хрустальный бокал упал на пол и разбился. Соловьина подавила крик. Царь вскочил на ноги вне себя от гнева. Он опоздал. Они исчезли, а на пути его стояли дружки царевича — вся затея была тщательно спланирована. Редко доводилось мне видеть столь возмутительный поступок, проделанный с такой помпой.

Юнцы в черном поклонились и тут же растворились в толпе искать себе партнерш для танца. Я наступил на ногу своей спутнице и пробормотал извинение.

Надо ли говорить, что с этой минуты дворец гудел как потревоженный улей. Лично я нисколько не удивился бы, объяви Быстроклинок о своей помолвке в ту же ночь, не дожидаясь даже согласия дамы. Я знал монархов, поступавших таким образом, но он не сделал этого. Скандал не стихал несколько дней. Царь был старше дамы на четырнадцать лет, царевич — младше на пять. Кого из двух она выберет? Когда я спрашивал, почему она должна обязательно выбрать из этих двоих, на меня смотрели, как на полного идиота.

Слухи плодились самые разнообразные. Так, из шипения сердитых матрон следовало, что гадкая девица нарочно настраивает отца против сына. Судя по тому, что я слышал о Звездоискателе, он затеял всю эту историю самостоятельно, без чьего бы то ни было наущения. Впрочем, некоторые утверждали, что он первым пасся в этих лугах и что это царь вторгся в чужие владения. За всем этим стоит мамаша девицы. Или, если вам больше нравится такая версия, мамашу срочно вызвали ко двору, дабы она вразумила свою дочь. Царь угрожал лишить сына наследства. Царевич угрожал отцу революцией — теория не такая уж невероятная, учитывая состояние страны.

Помимо самой Свежерозы, излюбленной темой разговоров был царский бог. Любая другая верлийская семья испросила бы божественного совета и строго бы ему следовала. Берн и все его потомки старались четко разграничивать полномочия семейного божества, Верл, и государственного — Хола. Хол был могуч, но далек; он мог предсказать события, но сам в них не вмешивался. Он являлся единственным исключением. Еще со времен Ханнаила люди Верлии придерживались странных взглядов, согласно которым богам не дозволялось лезть в политику.

Какой бог правил здесь? Кого поддерживал Верл — сына или отца? Или у него были вообще совсем другие планы? Никто бы не смог ответить на этот вопрос, кроме членов царской семьи, а они явно не собирались посвящать в это посторонних.

Мне отчаянно хотелось поговорить с самой девушкой. А как раз этого-то я и не мог, поскольку она куда-то скрылась. Конечно, у нее ситуация не из легких, и все же я не особенно тревожился. Я хорошо помнил, как ее сняли с несущегося во весь опор коня, уронив при этом на менялу историй. Да любая, кому по силам пережить такое и вдобавок вежливо поинтересоваться у своего спасителя, как он себя чувствует, должна быть прочнее седельной кожи. Мне не терпелось узнать, что же происходит за кулисами и что случилось с Зигом, но я не сомневался в том, что рано или поздно все узнаю.

Разумеется, я узнал — и даже раньше, чем ожидал.

Мрачная пелена окутала дворец. Царь впредь до следующего распоряжения отменил все назначенные балы, пиры и прочие увеселения. Таким образом, в моих услугах как придворного сказителя временно не нуждались, и сразу же на меня посыпались приглашения почтить своим присутствием дома столичной знати. Не забывайте, была зима, а ночи зимой долгие. Я сделал одолжение.

Я вернулся во дворец незадолго до зари и, должен признать, находился не в лучшем виде. Я немного злоупотребил изысканными яствами, крепкими напитками и девичьим вниманием. Ну, не девичьим, а, скажем так, юной дамы по имени Славачесть Гнашская. Она происходила из очень почтенной семьи и обладала исключительной гибкостью, равной которой я не встречал вне цирковой арены. Моя старая приятельница, Женщина-Змея Гальда могла бы поучиться у нее кое-каким штукам. Не прибегая к помощи рук, она могла… но я отвлекаюсь. Скажем только, что я был весьма утомлен, и этого достаточно.

Во дворце была какая-то кутерьма, и повсюду носились гвардейцы. В обычном состоянии я ни за что бы не прошел мимо, не поинтересовавшись, в чем дело, но у меня голова была как чугунный котел, и страшно клонило в сон. Я заметил, что меня пропустили внутрь без лишних расспросов, и это само по себе странно. Первая реакция любого уважающего себя дворца на какое-либо потрясение, как правило, заключается в запирании наглухо всех входов и выходов, и тем не менее стража позволила мне войти, даже не посмотрев на меня. Я устало поднялся по лестнице и доплелся до своей двери.

Я подошел к ней как раз вовремя, чтобы остановить отряд вооруженных людей, намеревавшихся взломать ее.

— В чем проблема? — осведомился я хриплым шепотом.

— Именем его величества, откройте! — прорычал старший офицер.

Возможно, впрочем, он и не рычал, но суть слов его от этого не менялась.

Будучи не в настроении спорить с такой луженой глоткой, я порылся в карманах, нашел ключ и отпер дверь. Меня бесцеремонно отпихнули в сторону и ворвались в комнату. Там не было ничего подозрительного. Я это точно знал. Я подождал, пока им не надоест шарить по всем углам и заглядывать под стол и они не выйдут. Даже не подумав извиниться, они направились к соседней двери.

Утром у меня будет достаточно времени выяснить, что же творится, решил я. Теша себя мыслями о мягкой постели, я ввалился внутрь и запер за собой дверь. Комната была ярко освещена.

В моем любимом кресле сидела Свежероза.

Я прислонился к стене и зажмурился, подождав, пока шум в голове поутихнет. Когда я набрался сил открыть глаза, она еще сидела на том же месте.

— Мастер Гомер? — тихо произнесла она. Она обладала идеальным сложением, этакий эталон женской красоты, обернутый, насколько я мог судить, в шелк. Цвета были темными и насыщенными, темно-синими и зелеными. Одежды тесно облегали изгибы ее тела, но еще более привлекало мой взгляд то, чего они не скрывали. Ах, этот бок, это бедро! И в моей спальне! Ущерб, нанесенный мне Славачестью, разом позабылся. Я выпрямился, пригладил рукою волосы, одернул одежду…

Свежероза неуверенно ответила на мою улыбку. Возможно, это была не самая ободряющая из моих улыбок. Я заметил, что ее волосы чуть рыжеватые, а глаза — темно-синие. Именно глаза сказали мне, что это не простушка-служанка, с которой можно справиться всего парой льстивых слов.

Я осторожно поклонился.

— Госпожа моя, вы оказали мне большую честь, почтив своим посещением.

— Боюсь, я также подвергаю вас большой опасности. Вы не присядете?

Шатаясь, доплелся я до соседнего кресла. Она чуть нахмурилась, заметив неуверенность моих движений. Я рухнул на мягкие подушки и как идиот уставился на нее.

Она недовольно нахмурилась.

— Мне кажется, мы уже встречались. Я приношу вам свою самую искреннюю благодарность за вашу храбрость.

— Я счастлив, сударыня.

На губах ее мелькнула слабая улыбка. О, эти губы!

— Правда? Боюсь, я почти не заметила вас тогда. Я была несколько потрясена. Мне стоило бы обратить на вас больше внимания и поблагодарить тогда же. Собственно, я узнала о вашей роли в той истории лишь впоследствии.

— Как дела у Зига?

Она снова нахмурилась.

— Его нога, должно быть, уже зажила.

Я ждал. Она сменила тему.

— Боюсь, я снова пришла просить вас о помощи.

Боги, да она могла бы ходить по мне в туфлях на шпильках, если бы захотела. Увы! Мое дело было безнадежным. Передо мной в очереди стояли по меньшей мере трое. Ладно, ну и пусть.

— Так просите же, сударыня!

— Должно быть, вы уже слышали… или догадались. Я пропала. Стражники обыскивают дворец. Они ищут меня.

Шестеро гвардейцев искали ее в этой комнате. В ней негде прятаться. Тайные ходы тоже исключаются. Я тщетно попытался собраться с мыслями, хотя чувствовал себя так, словно их разметало ураганом.

— Вы шелестите платьем, как кролик в сухой траве, и все же они вас не заметили?

Она мотнула головой, отбрасывая длинные волосы назад. Что за волосы! И что за плечо…

— Я нахожусь под защитой.

Ага! Туман понемногу рассеивался.

— И чем могу я помочь вам?

— Найдите мне коня и приведите к воротам, выходящим на реку. Я переберусь вплавь. — Она смерила меня взглядом, пытаясь не обнаружить свои сомнения. — Вы уже доказали свою храбрость, мастер Омар. Вы пытались… Я хочу сказать, что вы уже спасли меня однажды. Мне говорили, что вы из тех, кто приходит на помощь в беде. Можете вы сделать это для меня?

Я заметил, что на столике у кровати стоит графин с водой. Я выпрямился и двинулся к графину, ну, положим, не совсем к графину, но более или менее в том направлении.

— Для вас, госпожа моя, я сделаю все, что в моих силах. Вы застали меня в не самую удачную минуту. Дайте мне немного времени прийти в себя. Все, что вы сказали мне, разумеется, останется между нами. Так как поживает мой друг Зиг?

Я наконец добрался до графина и утолил жажду, стараясь не смотреть в ее сторону. Последовала долгая пауза, видимо, она сильно сомневалась, стоит ли доверять злостному пьянице.

— Зиг нанялся к нам в дворцовую гвардию.

— Не сомневаюсь, что он великолепный воин.

Она хихикнула, и я удивленно посмотрел на нее.

— Мама в тот же день отправила его в Зардон. Она сказала, до тех пор, пока его нога не заживет полностью. — В темно-синих глазах блеснули слезы, хотя и не совсем убедительные.

— А где этот Зардон?

— Почти в самом удаленном от Тихих Вод месте Верлии. Ну, возможно, не совсем так, но, во всяком случае, это самое удаленное поместье из тех, которыми владеет моя семья. На западном побережье.

— И туда вы и собрались сегодня, сударыня?

Она прикусила губу.

Утолив жажду, я почувствовал себя немного лучше и вернулся в свое кресло.

— Я умею делать выводы, но не проговорюсь даже под пыткой. Но зачем вам моя помощь? Вы продемонстрировали способность быть невидимкой. Почему вы не воспользуетесь этим и в конюшне?

— Возможно, за стенами дворца моя защита уже не подействует.

Ну конечно, Верл ведь домашний бог.

— В таком случае я буду счастлив помочь вам.

Свежероза улыбнулась — летний рассвет, хор птичьих трелей…

— Она сказала, что вы поможете. Я буду очень признательна. И, я уверена, она тоже.

— Одна ваша улыбка вознаградит меня за все — но, признаюсь, я ужасно любопытен.

— Верл предупредила меня об этом! Но она сказала, я могу рассказать вам, потому что вам можно доверять.

— Нем как могила!

Не слишком ли мрачное сравнение в данных обстоятельствах?

Она одернула платье, отчасти прикрыв так впечатлявшее меня бедро.

— Царь хочет жениться на мне. Царевич тоже хочет жениться на мне. Впрочем, царевич согласен и на меньшее, если это только можно считать меньшим, — уж во всяком случае, это больше того, на что согласен царь, да и я сама тоже. Я понятно объяснила ситуацию?

— Никогда еще не встречал женщины, которая так доходчиво объясняет.

Она кокетливо склонила голову:

— Вы очень добры!

— А кого любите вы сами?

— Зига, конечно. — Она чуть удивленно нахмурилась. — Не знаю, как вы об этом догадались. Остальные ни о чем не подозревают. Мама уверена, что вовремя нас разлучила. Боги, целых две недели! Я никогда раньше не верила в любовь с первого взгляда.

— Конечно, нет! — усмехнулся я.

— Романтический вздор!

— Абсолютная ерунда! И сколько на это потребовалось?

— Не больше секунды. Столько времени, сколько надо, чтобы сесть. Я не успела разглядеть его, пока он не выдернул меня из седла.

— Я видел его лицо. Он ведь не возражал, правда? Знаете, а я ведь никогда не пробовал такого — решительно-мужественного — способа ухаживания. Похоже, он действует быстрее моих обычных методов. Впрочем, это мы можем обсудить по дороге.

— Но вам совсем не обязательно провожать меня! Это опасно — ведь царь уже приказал искать в городе, и…

— Вся королевская… то есть царская конница не остановит меня, госпожа моя. Я провожу вас к человеку, которого вы любите, или погибну. — Видите ли. Мой язык порой говорит не совсем то, что мне бы хотелось.

Она прикрыла глаза самыми красивыми ресницами, какие я видел когда-либо.

— Спасибо. Но вы понимаете, что наживете себе опасных врагов?

— Вот почему Верл выбрала иноземца. Кстати, что она говорит по поводу царского спора из-за вас?

— Она запретила думать обо мне обоим. Она непреклонна! Но, боюсь, они оба не очень-то прислушиваются к ней.

— Они сошли с ума. — О том, что мужчин можно свести с ума красотой, я промолчал.

В самом дворце моей помощи не требовалось. Какая-то польза от меня могла быть только после того, как мы минуем речные ворота. Я знал это. Верл знала это. Свежероза знала это. Они оставили за мной право выбора. Не то чтобы я мог поколебаться в своем решении — я знал это. Верл знала… Тьфу, не обращайте внимания.

А странно, оказывается, быть невидимкой. Стража прочесала дворец от подземелий до башен, и все без толку. Поэтому они начали все по новой. Царь пообещал выпороть всех и каждого. Я знаю это точно, поскольку слышал, как они перешептываются. На крутых спиральных лестницах, в узких коридорах они проходили так близко от нас, что мы могли разглядеть щетину на их подбородках и капли пота на лбах. Они отступали в сторону, давая пройти Свежерозе, но ни разу не взглянули ей в лицо и не спросили имени.

На конюшне все было еще чудней. Гвардейцы стояли вокруг нас чуть не толпой, обсуждая, где же может прятаться эта чертова девка. Конюхи играли в кости. Никто из них не проявил ни малейшего интереса к тому, что мы выбрали двух самых выносливых жеребцов и оседлали их. Солдат даже открыл нам ворота, не прекращая обсуждать при этом с приятелем, каким образом эта чертовка могла улизнуть из дворца.

Та же чертовщина продолжалась и у речных ворот. Впрочем, их вообще никто не охранял. Какому идиоту придет в голову кататься на лодке зимой, верно?

Я полагал, что самым слабым местом в плане бегства будет заставить лошадей поверить в то, что нет ничего приятнее, чем поплавать немного зимней ночью. Возможно, Верл и здесь помогла нам, но Свежероза была прекрасной наездницей, так что могла добиться этого и сама. Мой жеребец последовал ее примеру без особого сопротивления. Бр-р! Помнится, я протрезвел разом.

Через несколько минут мы уже неслись в лунном свете по северному тракту. До Зардона оставалось четыре дня езды.

Теперь и мое присутствие пригодилось. Не в качестве воина, нет, — я не удосужился даже захватить меч. Когда против тебя все царство, от одного клинка мало проку. Не могу сказать, чтобы голова моя варила лучше, чем у моей спутницы, да и с лошадьми она управлялась почище моего, а вот чего ей не хватало — так это дорожного опыта. Свежероза представления не имела о бережливости, она не смогла бы договориться о ночлеге и о еде, не вызвав подозрений, — до сих пор ни разу не путешествовала без солидного вооруженного эскорта. Не думаю, чтобы она смогла проделать все это без моей помощи, не оставив за собой цепочку озадаченных свидетелей.

Так или иначе, мы добрались до Зардона, никем не остановленные. Путешествовать верхом зимой — не самое простое занятие, выматывающее как духовно, так и физически. Конечно, хорошо, что не ударили морозы, но ветра и дождя было предостаточно, а уж грязи-то… Столько, что больше и желать нельзя. Изматывающая езда, короткие дни и нескончаемый унылый сельский пейзаж кого угодно взбесят. Свежероза переносила это ничуть не хуже меня, а возможно, и лучше. Правда, ее воодушевляла любовь к Зигу.

Я все думал, что мы будем делать, когда найдем его, но не рискнул спрашивать. Я опасался, что на этот раз боги ставят трагедию.

Весь последний день мы ехали вдоль скалистого берега моря. Побережье к югу от Кайлама почти необитаемо. В некоторых бухтах сохранились еще маленькие рыбацкие деревушки, но крестьянские дома редки. Мы избежали посторонних глаз, скользя призраками в тумане, наползавшем на берег с моря.

Когда начало темнеть, мы остановились дать отдых лошадям, и нам пора было перекусить. Хлеб зачерствел настолько, что, боюсь, мы хрустели им громче, чем лошади — сухой травой. Я замерз, устал и почти отчаялся.

— Нам надо побыстрее найти кров, — мрачно заметил я. — Иначе мы скоро не будем видеть собственных рук, держащих поводья.

— Мы почти на месте.

Я удивился, откуда она знает это. Все, что я видел, — это траву, да и ту немного. Даже лошади, которые паслись всего в нескольких шагах от нас, еле виднелись сквозь туман.

Должно быть, она заметила мои сомнения.

— Последняя речка, которую мы пересекли, это Пильский ручей. Я поймала в нем не одну форель. Мы уже на земле моего брата.

— Тогда расскажите мне про замок.

— «Замок» — слишком громкое название. Так, блокгауз на возвышенности. Его строили как сторожевую башню для защиты от пиратов. Мой дед превратил его в охотничье поместье.

Я почувствовал себя немного лучше.

— А гарнизон в нем большой?

— Сейчас вообще никакого. Все воюют на севере. Я думаю, там только Зиг и один-два тюремщика.

Так мы могли еще надеяться на успех. Человека со сломанной лодыжкой держать взаперти не так уж трудно. Но посади его верхом, и он сможет передвигаться не хуже нас. Вот только будут ли там лошади? Жаль, что мы не купили запасного коня, пока была такая возможность, но теперь рассчитывать на это не приходилось.

— Ну что ж, доверимся богам, — пробормотал я с набитым ртом.

На ближних подступах к замку нам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу. Тропа петляла между деревьями, пока не вынырнула на каменистое плоскогорье. Мы разговаривали только шепотом, хотя вряд ли кто мог услышать нас сквозь шум прибоя. Я ощущал его ногами почти так же, как слышал ушами, хотя мы поднялись довольно высоко. Если в такую ночь замок охраняется снаружи, значит, в нем столько людей, что нам не на что рассчитывать.

Замок Зардон замаячил перед нами темным прямоугольником на фоне чуть более темного неба. Кукольный замок — ящик не больше десяти шагов в поперечнике, не выше двух этажей. Тропа упиралась в арку ворот, и створка была открыта. Я перестал беспокоиться относительно гарнизона и задумался, что нам делать, если внутри никого не окажется.

Впрочем, я не знал также, что мы будем делать, если внутри кто-то окажется. Я даже не спрашивал, потому что не хотел слышать ответ. Кто я такой, чтобы мешать настоящей любви?

Я подозревал, что моя волевая спутница намеревается как можно быстрее сочетаться с Зигом законным браком, дабы поставить свою семью и своих августейших преследователей перед свершившимся фактом. Что потом? Возможно, Свежероза слишком плохо представляла себе дворцовые нравы, чтобы предвидеть неизбежные последствия такого шага. Зато я представлял, и даже слишком хорошо. Во дворце ходили слухи об участи тех, кто имел неосторожность не угодить царевичу. Сам царь запросто мог бы упрятать Свежерозу в темницу до скончания дней. О том, что он сделает с Зигом и со мной, я старался не думать.

Тем временем мы привязали коней к ограде, и Свежероза направилась к двери. Я схватил ее за руку.

— Сначала обойдем замок и посмотрим, горит ли в окнах свет.

— Попробуйте, и совершите нырок с рекордной высоты.

— Ох… Ладно, тогда опишите мне внутреннюю планировку.

— На этом этаже конюшня, кухня и помещение охраны. На втором — зала и две спальни. Пошли.

Мы нырнули в дверь и оказались в темноте. Свежероза взяла меня за руку неожиданно теплыми пальцами и повела за собой, находя дорогу на ощупь. Если где-то рядом и были лошади, это были самые тихие и лишенные запаха лошади из всех мне известных. Я ощущал запах моря и дыма. Мы дошли до лестницы и начали подниматься. К счастью, ступени были каменными и не скрипели. Мы передвигались в полной тишине, нарушаемой только рокотом прибоя и отчаянным стуком моего сердца, слышным, наверное, и в Утоме.

Потом мы свернули за угол, и впереди показался свет, выбивавшийся из-под двери. Мы пригнулись и заглянули в щель.

Я увидел ножки мебели и четыре башмака. Трещал огонь. По крышке стола стучали игральные кости. Я услышал раздраженный мужской голос.

— Отлично! — прошептала Свежероза. — Это Честнодоблесть!

Прежде чем я успел сказать что-то, она перепрыгнула через последние ступеньки и распахнула дверь.

Я сполз по лестнице вниз, считая ступени коленками, чтобы свет не упал на меня. Я услышал удивленные крики и грохот двух падающих стульев. Я узнал голос Зига, вопрошающий, что, именем всех богов… и примерно тот же вопрос, произнесенный другим знакомым мне голосом, надменность которого с годами ничуть не уменьшилась — Честнодоблесть, мой давний провожатый, протащивший меня от Майто до Тихих Вод, чтобы развлечь царскую семью. Вряд ли в Верлии насчитывалась дюжина людей, помнивших меня с тех пор, но он был один из них.

— Я пришла забрать Зига, — заявила Свежероза.

— Вы привезли приказ вашего брата, госпожа?

Значит, он намерен возражать, чего я мог бы ожидать от него. Я не слишком верил в способность Свежерозы очаровать его настолько, чтобы он ослушался данного ему приказа, хотя, возможно, она надеялась на это. Я решил вмешаться, пока не прошел эффект неожиданности.

Я взлетел по лестнице и шагнул на свет рядом с ней. Я постарался изобразить на лице самую свою зловещую, загадочную улыбку, однако не вполне в этом преуспел, потому что невольно зажмурился от яркого света.

Зала явно не заслуживала такого названия. Это была убогая комнатенка, хотя при данных обстоятельствах она показалась довольно уютной. В камине весело плясал огонь, а вокруг были расставлены кресла и стулья, в количестве явно избыточном для комнатки такого размера. Стены украшали многочисленные удочки. Здесь было еще две двери. Они оставались пока закрытыми; во всяком случае, никто не прибежал проверить, что за посетители пожаловали.

Зиг стоял. Он не мог подойти ближе, он был прикован цепью за ногу. Честнодоблесть стоял ближе, преграждая путь Свежерозе.

— Омар! — крикнул Зиг.

Честнодоблесть поперхнулся и уставился на меня.

Я говорил уже, что Зиг был мне по душе. Опытный солдат удачи всегда действует по обстоятельствам. Зиг схватил со стола кувшин и обрушил на голову своего тюремщика. Кувшин разлетелся вдребезги, во все стороны полетели глиняные черепки. Честнодоблесть пошатнулся и обрушился на пол с ужасающим грохотом, от которого содрогнулся замок.

Свежероза бросилась в объятия своего возлюбленного. Ей он тоже явно был по душе.

Поскольку им было не до меня, я занял себя полезным делом. Я связал Честнодоблести лодыжки и запястья обрывками его же собственного наряда. Он лежал без сознания, но никогда не грех перестраховаться. За этим занятием я нашел ключ от оков Зига и освободил его: Потом подобрал меч Честнодоблести и положил на стол так, чтобы Зиг мог легко взять его, когда вернется к реальности. Кинжал Честнодоблести я присвоил себе, полагая, что он когда-нибудь может и пригодиться. У него была красивая рукоятка из резного янтаря. Покончив с этим, я выбрал кресло поудобнее и уселся наблюдать за развитием романа.

В конце концов мои друзья оторвались друг от друга настолько, что смогли говорить.

— Любимый!

— Сердце мое!

И так далее. Очень мило.

Тем временем все царство охотилось на нас, а проходы через перевалы закрыты — зима. Кто рискнет навлечь на себя царский гнев, приютив у себя трех беглецов? Куда нам податься отсюда?

— О, милый, милый Зиг!

— Моя милая, милая Свежероза!

Не знаю, сколько бы они еще продолжали в том же духе. Их отвлекло от этого занятия только появление царевича и еще одного мужчины. Они вдвоем шагнули в комнату, и вид у них был крайне злой и усталый с дороги. Их черные плащи стали серыми от грязи. Оба были вооружены. Поскольку мой кинжал не шел ни в какое сравнение с их мечами, я остался на месте.

Вновь прибывшая пара огляделась по сторонам, с радостным удивлением узнав меня. Я вяло поднял руку в знак приветствия. Я тоже узнал этого второго, Высокосила Оргазского. Его опасались как самого дерзкого дуэлянта во дворце и самого закадычного дружка Звездоискателя.

Зиг и Свежероза слегка отстранились друг от друга, чтобы посмотреть на вошедших.

Царевич не стал тратить время на любезности.

— Пора в постельку, дорогая. Что это за мужлан?

— Мы с ним помолвлены.

— Нет, дорогая. Ты помолвлена с царем. Сегодня ты будешь спать со мной, а завтра отправишься домой к папочке. И все будут счастливы, если ты не будешь болтать своим прелестным язычком. А если нет, это уже твоя проблема. А теперь отошли эту деревенщину прочь, и ему никто ничего не сделает. Покажи ему выход, Сил.

Зиг взял меч, предусмотрительно положенный мною на стол, и проверил, легко ли он выходит из ножен.

Царевич вздохнул.

— Ладно, прикончи его.

Оба выхватили мечи одновременно. Высокосил нанес сокрушительный удар, намереваясь перерубить Зигу шею от уха до уха. Удар был парирован, и он еле увернулся от стремительной контратаки. Вот вам и деревенщина, сударь!

В комнате стояло слишком много мебели, да еще вдобавок связанный Честодоблесть на полу, чтобы можно было говорить о фехтовании в традиционном смысле слова. Закончился ли бы поединок иначе, сражайся они на открытом месте, я затрудняюсь сказать. Зиг все еще заметно хромал, что давало бы его сопернику заметное преимущество в обычном поединке. Однако на этом пятачке, где и двигаться-то, собственно, негде, это не играло особой роли, а дрался солдат получше дворянина. Мечи лязгали и звенели. Высокосил вскрикнул и, сложившись пополам, опрокинулся на стол, свалив на пол кости, кубки и половину подсвечников, потом сполз с него как скатерть и бесформенной грудой рухнул на пол. Он издавал довольно неприятные булькающие звуки и мог считаться мертвым или умирающим. Я закинул ногу на ногу и оставался на месте, понимая, что ставки в игре растут.

Звездоискатель был заметно потрясен, увидев, как быстро разделались с его чемпионом, но быстро сумел спрятать тревогу под маской высокомерия.

— О, чертовски глупо! Кто бы ты ни был, мужик, ты только что зарубил достойного аристократа. Ты меня-то хоть знаешь? Объясни ему, кто я, дорогая!

— Хочешь верь, хочешь нет, но это наш царский наследник.

— Для меня он просто свидетель. Отойди в сторону. — Зиг как будто вырос. Теперь он царил в этом помещении — с окровавленным мечом в руке, любимой женщиной за спиной и мертвым врагом у ног. Его светлые волосы блестели в свете оставшихся свечей, в голубых глазах не было видно и тени страха, и он улыбался, словно все это доставляло ему изрядное удовольствие. Героя я распознаю с первого взгляда.

Судя по всему, Звездоискатель такими способностями не обладал. К моему удивлению, он не стал отступать, хотя дверь за его спиной была открыта, а внизу его, вполне возможно, ждала шайка головорезов. Сам он не прославился как боец. Ходили слухи, что без своих дружков он самый последний трус. Однако сейчас он схватился за меч.

— Я не только царский сын, наследник престола, моей рукой свершится божья кара! Брось меч или сдохни, мужлан!

— Спасайся лучше, пока можешь, царевич! — Зиг двинулся к нему, перешагнув через труп Высокосила.

Звездоискатель заметил его хромоту и, усмехнувшись, вытащил меч. Делал он это так неловко, что Зиг мог разрубить его пополам прежде, чем он встал в позицию. К удивлению моему, Зиг этого не сделал. Я с тревогой посмотрел на Свежерозу, надеясь, что наш общий друг не собирается выказывать романтического нежелания проливать августейшую кровь. Вдруг он надеется дать царевичу урок фехтования на мечах, отпустив с безобидным шрамом вместо выпускного диплома, пожав руку на прощание и все тому подобное…

Дзынь!

Бах! Дзынь! Дзынь! Тарарах!

Я перевел дух. Зиг просто не хотел атаковать безоружного человека, вот и все. С самого начала это был поединок не на жизнь, а на смерть. Даже если Зиг и не хотел этого, он не мог драться вполсилы с человеком, жаждущим его смерти. И с чего ему драться вполсилы? В конце концов, не он затеял кровопролитие.

К тому же он был живой человек, а не мельница, которая останавливается, когда ты перестаешь крутить ручку. Он распалился от первого поединка. Вряд ли найдется и один человек на тысячу, способный остановиться на его месте.

Царевич показал себя не таким уж плохим бойцом. Зиг отступил на шаг. Мне кажется, он ожидал, что соперником его будет любитель. Однако он очень быстро пришел в себя, раскусил соперника и сам перешел в наступление.

Больная нога сильно мешала ему, но он отогнал Звездоискателя от двери, погнал его в глубь комнаты и, когда тот, пятясь, наткнулся на стул и оступился, пронзил насквозь.

Царевич с ужасным криком упал. Свежероза вскрикнула, шагнула вперед и тут же отпрянула от фонтана крови.

Я подошел к нему с другой стороны, на ходу прикидывая, какое наказание полагается у верлийцев за убийство члена царской семьи. Парень еще дышал, хотя видно было, что он уже не жилец. Я опустился на колени и перевернул его на спину. Ярко-алая кровь фонтаном била из раны в животе. Глаза его удивленно раскрылись — никто из нас не готов к встрече со смертью.

Он выдавил из себя только одно слово: «Предательство!..»

Он истек кровью на моих глазах. Это заняло всего несколько секунд.

Он был мертвее мертвого. Кровь остановилась, глаза закатились. Я не ошибаюсь, видя смерть. Звездоискатель умер в ту ночь.

Я поднялся с колен. Влюбленные снова обнимались.

— Оставьте это на потом! — резко сказал я. — Мы только что убили наследника престола. Что нам теперь делать?

Свежероза заглянула в глаза Зигу.

— Мы уезжаем, — заявила она.

— Бежим? Любовь моя, я ведь всего нищий бродяга!

— У меня нет выбора, милый! Возьми меня. Мы будем странствовать вместе.

— Все это, конечно, замечательно! — вмешался я, прежде чем они снова занялись признаниями во взаимной любви. — Как нам выбраться из страны?

— Ты же моряк, верно ведь, милый? — сказала Свежероза. — Ты сам мне говорил. Там, в бухте, есть рыбацкая деревня. У меня есть деньги. Мы купим лодку.

Зиг удивленно поднял брови.

— Открытую лодку? В такую погоду?

— Если ты можешь, я тоже смогу, милый. Я буду вычерпывать воду.

При мысли о подобной перспективе меня пробрала дрожь, но в этом был некоторый смысл.

— Я могу управляться с парусом, — буркнул я. — Что нам делать с Честнодоблестью?

— Возьмете меня с собой, — пробормотал Честнодоблесть. — Иначе меня вздернут на дыбу, а потом отрубят голову.

Зиг ухмыльнулся и толкнул его ногой.

— Ты это честно, а, пленный?

— Могу поклясться. Я все слышал. Можешь доверять мне.

— Тебе? После того, как ты жульничал в кости? Ни за что! И потом, пойми, у тебя больше шансов выжить, если ты останешься здесь.

— Не думаю, — сказал я. — Мы будем находиться под божественным покровительством.

Я показал им то, что обнаружил завернутым в платок в кармане у царевича: маленькую глиняную голубку. Не то чтобы она была красива или слишком похожа на настоящую, просто глиняное изображение птицы. Один глаз — маленький черный камешек, на месте другого дырка. Ноги голубки скручены из проволоки, и она потеряла пару когтей.

Вот почему царевич вдруг выказал неожиданную храбрость.

Вот почему, умирая, он прохрипел: «Предательство!»

Молча передал я бога Свежерозе.

Вытерев с рук царскую кровь, я разрезал путы Честнодоблести его же собственным кинжалом и вернул его ему.

Потом я осторожно спустился по лестнице посмотреть, сколько еще человек привел с собой царевич. Я ожидал увидеть небольшую армию. Я обнаружил еще двух лошадей, привязанных к забору рядом с нашими.

Вот вам и вся правда, майне дамен унд геррен. Свежероза бежала, но не с царевичем. Он умер. В этом я совершенно уверен. Бог — Верл — покинул страну, названную в его честь, и это, возможно, объясняет, почему у Быстроклинка так и не родилось другого наследника.

Мы спустились к ближайшей рыбацкой хижине и сменяли четырех лошадей на полусгнившее подобие дори и кое-какую провизию. Похоже было, что посудина, которую нам подсунули, развалится от малейшего ветерка. Даже флегматичный увалень, владелец лодки, испытывал некоторое смущение, сплавив нам эту рухлядь в обмен на четырех породистых лошадей, но Свежероза дала ему вдобавок и золота. Что ж, вряд ли его счастье продлилось долго! Я не сомневаюсь, что царские гвардейцы увели лошадей, когда обыскивали окрестности.

Путешествие наше нельзя было назвать приятным, но оно оказалось не таким плохим, как обещало. Зиг был опытный моряк, да и я умел управляться с такелажем. Корпус, и мачта, и парус — все норовило развалиться, но мы импровизировали на ходу и в результате остались живы. Свежероза держалась как солдат. Солдат Честнодоблесть все путешествие провалялся, страдая от морской болезни.

Когда мы добрались до Альгазана, я был призван, чтобы стать очевидцем революции. Мы простились. Никого из них я больше не видел. Прошлой весной я узнал, что в пророчестве упоминался ребенок Свежерозы, живущий где-то за горами Гримм. Как многие другие, пришел я сюда, чтобы найти его или ее. Мне это не удалось.

Вот и все, что я могу вам рассказать.