— Она будет здесь с минуты на минуту! — сказал Нагьяк.

Протесты Белджис доносились до нас менее разборчиво — что-то там было немыслимо. Я слушал уже вполуха. Если честно, я наполовину спал. Ториан опустился рядом со мной на колени.

— Нам надо идти, Омар. Луна восходит.

Я слепо глянул на юго-восток и увидел над холмами сияние — золотое, окрашенное местами в оранжевое дымом. Огни раздробились на месиво хаотичных точек. Воздух сделался прохладнее. До рассвета оставался час или два.

Да, пора идти, пока мы не оказались запертыми в храме.

Только куда идти?

Я заставил свою бедную сонную голову прислушаться к разговору в молельне. Нагьяк настаивал на том, чтобы Шалиаль Тарпит немедленно прошла полный обряд посвящения в жрицы. Белджис возражала, что закон есть закон и что сначала она должна пройти послушничество.

— Но право же, я обещал, что ее волосы останутся неприкосновенными, — протестовал жрец.

Ответом было шипение, достойное клубка рассерженных змей в сезон спаривания.

— Что они сделали с Фотием? — тихо спросил я. — Заперли?

— Нет, — буркнул Ториан. — Они отослали военачальника, но этого говнюка оставили сторожить за дверью.

Я попробовал понять, что он имеет в виду, и потерпел неудачу.

— Какой еще дверью?

— Дверью по ту сторону лестницы. Он должен ждать, когда мимо пройдет девица Тарпит.

Одно из моих дурацких предубеждений гласит, что все крупные мужчины глупы. Я знаю, что это не так, но ничего не могу с собой поделать. Ториан был едва ли не крупнее всех известных мне мужчин, но глупым его нельзя было назвать никак. На деле он, возможно, был куда сообразительнее меня — во всяком случае, он углядел что-то, мимо чего я прошел, не заметив.

Что?

Спор у нас под ногами тем временем разгорался.

— Она прекрасное дитя! — кричал Нагьяк. — И она так трогательно посвящена богине. Она знает все писания — мы как следует проверили это. И — да, она девственница. Мы и это проверили.

Я с отвращением отвернулся и снова посмотрел на Ториана. Его зубы сверкнули в гримасе. Он ждал, пока я дойду до всего своим умом. Зачем заложнику Фотию показывать заложницу Тарпит? Почему не наоборот?

— У нас нет времени, чтобы спорить всю ночь до утра, дура! — визжал верховный жрец. — Враг подступает. Дела хуже некуда!

Ториан знал ответ — или считал, что знает.

Белджис сказала что-то про бдения.

— Ладно, — сердито согласился Нагьяк. — Ладно! Мы можем оставить ее здесь До рассвета — пусть бдит на здоровье, если уж ты упряма как ослица. Нет, право, ты невыносима, поняла? Но утром чтоб она прошла обряд!

Женское бормотание в ответ подтвердило, что они достигли некоторого компромисса.

Я потер глаза и снова посмотрел на Ториана.

— Он не посмеет! — сказал я.

— Ты уверен, о Меняла Историй?

Нет, я не был уверен.

— Но как? Разве возможно такое?

Самое время было отправляться на разведку.

Я заставил себя встать на ноги и зашагал по крыше в сторону города, стараясь не отходить от стены. Ториан пошел за мной. Когда я дошел до угла, освещенные отверстия молельни остались у меня за спиной. Одинокое отверстие в кровле подсказывало, что за ней расположена еще одна небольшая комнатка, хотя света не было видно. Пару секунд я размышлял: как же в нее попадают? Комната расположена за алтарем, а в той стене не было ни одной двери. Может, в нее можно попасть с другой лестницы?

Я заглянул за угол и изучил главный фасад пирамиды. По оси его огромные ступени для торжественных шествий вели от основания к вершине. Дальше высился в темноте бок Майаны, но все, что я мог разглядеть, — это лишь изгиб ее груди. Ее рога чернели на бархатной подкладке звездного неба — я торопливо отвел взгляд: не стоит мне в нынешнем утомленном состоянии засматриваться на звезды.

Покрытие передо мной представляло собой гладкую поверхность из полированного гранита, сверкавшего в ночи как вода. Никаких вентиляционных и световых проемов. Разумеется, я не мог видеть нижние ярусы.

Я начал пробираться вперед, пригнувшись, чтобы меня нельзя было увидеть снизу. Повязка здорово мешала мне передвигаться; подумав, я развязал и сбросил ее. Ключ от особняка Тарпита упал на камни со звоном, от которого — так мне казалось — должен был проснуться весь город. Освободившись от одежды, я пополз дальше, пока не добрался до края, а там растянулся на животе и осторожно высунул голову. Спустя несколько мгновений Ториан лежал рядом со мной.

Никто так и не смог внятно объяснить мне, почему высота всегда кажется большей, когда смотришь сверху вниз, а не наоборот. Старый Тумбал из Тенка говорил обычно, что так устроили боги, чтобы чувствовать себя еще божественнее, но я ему не верю. Но если это все же так, то мы с Торианом должны были бы ощущать себя самыми что ни на есть богами. Я помню только, что меня поразила высота пирамиды.

Далеко-далеко под нами разрозненные светлячки на Площади Тысячи Богов означали склонившихся в молитве. Дальше уходил вниз, к воротам, Большой Проспект, движущиеся огненные точки отмечали перемещения военных патрулей. Редкие освещенные окна говорили о болезни или о каких-то неладах в доме. Впрочем, мы пришли сюда не затем, чтобы глазеть на город.

Нас интересовал храм. Предыдущий ярус тоже представлял собой гладкую плоскость из темного гранита.

Я покосился на своего спутника. Он кивнул, но ничего не сказал.

Некоторое время мы пятились ползком, потом я поднялся и, пригнувшись, поспешил к восточной грани. Громада Балора темнела на фоне лунного сияния; золотой меч угрожающе блестел.

Я снова растянулся на пузе и высунул голову посмотреть на ярус под нами. Разница была налицо — множество темных отверстий и редкие светлые отмечали комнаты и коридоры. Жаль, что я не видел ярусы, расположенные ниже, но я не сомневался, что картина будет приблизительно такой же.

Из трех светлых отверстий над молельней доносилось негромкое женское пение.

Я посмотрел на Ториана, не отстававшего от меня ни на шаг.

— Нам надо залезть на самый верх, — сказал я.

— Святой Фуфанг не даст в обиду своих.

Я улыбнулся, с гордостью ощущая, что мой спутник начинает доверять богам больше, чем собственной хитрости и силе.

В моем плане имелось одно-единственное слабое место. Стоит кому-то на Площади Тысячи Богов посмотреть вверх — и он увидит нас. Правда, зритель может и не поверить своим глазам. К тому же поверхность камня напоминала цветом и фактурой человеческую кожу, а мы оба были обнажены. Это могло помочь, как бы странно это ни казались. Мы разом поднялись и бросились бегом к парадной лестнице.

Бок о бок устремились мы по широким ступеням к самому верхнему уровню. В центре его стояла Обитель Богини — высокий цилиндр из гранита, увенчанный золотым куполом. Каким-то образом плавность его линий сочеталась с угловатостью остального сооружения. Единственным проемом в гладкой стене была входная арка. Мы не сбавляли хода, пока не добежали до нее.

Я ворвался внутрь, увидел перед собой Майану и рухнул на колени.

Ториан пошел еще дальше, распластавшись на полу.

— Прости нас! — простонал он. — Святая Владычица, мы ищем только славы твоей!

Это была молитва, а я с некоторым усилием вспомнил, что терпеть не могу молитв. Богиня знала, что мы пришли, и знала зачем. Я откинулся на пятки полюбоваться на нее.

С земли Обитель, конечно, казалась крошечной, да и здесь я с трудом мог оценить ее истинные размеры из-за высоты купола. Так или иначе, приходилось мне видеть и тронные залы царей меньшего размера. Гладкий пол из мрамора не нарушался ничем. На фоне темной дальней стены стояла богиня страсти — серебряная фигура в три моих роста.

Изо всех изваяний богини, которые мне доводилось видеть до сих пор, это, наверное, самое яркое. Той ночью она была окутана в лунный свет, свет тайны. Каким бы слабым он ни был, он сиял на ее рогатом полумесяце, играл на бриллиантах в ее волосах, зажигал багровые рубины на ее губах и сосках и горел обольстительным синим огнем в паху. Ее взгляд пронизывал меня насквозь, холодя сердце страхом. Вечная мать, вечная супруга! Страх — да, конечно, но, кроме страха, я ощущал еще и желание, от которого перехватывало дух. Я трепетал от ее призыва. Право же, за всю свою долгую жизнь я никогда еще не бывал столь самонадеян, чтобы являться в саму обитель богини нагишом и без приглашения.

Ну, может, меня все-таки приглашали? И потом, есть ведь боги и богини, настаивающие на том, чтобы в их присутствии смертные были только нагими, ибо одежда есть не что иное, как тщеславие и показуха. Или помеха — в некоторых случаях.

Я неуверенно поднялся и начал оглядываться. Осмотрев интерьер, я вышел на улицу и направился к северному краю яруса, заднему фасаду храма. Последнюю часть пути я привычно проделал на карачках. Я посмотрел вниз, на ярус, с которого мы только что поднялись, и снова увидел проемы расположенных под кровлей помещений. Снова нижние ярусы остались скрытыми от моего взгляда, но я не сомневался в том, что они отличаются очень мало — ну, возможно, света от факелов чуть больше, да еще добавляются дворики со спящими в них жрецами и жрицами.

За храмом земля полого понижалась; кое-где за склон цеплялись небольшие домики. Городская стена подходила с этой стороны совсем близко к храму.

Я не стал изучать западный фасад. Вместо этого я вернулся к Ториану — он лежал ничком и отползал, пятясь как рак — молящиеся всегда покидают священную обитель таким вот образом.

— Все как мы и думали, — сообщил я. — В праздники жрецы и знатные горожане поднимаются по парадной лестнице. Они не видят ничего, кроме гладкого камня. Из этого я делаю вывод, что главный фасад храма — цельная каменная кладка. Остальные три фасада полые и заселены, хотя их никогда не показывают мирянам. Грязное белье снижает священный ужас перед богами.

— А здесь, наверху?

— Ничего. Никаких входов. Никаких дверей. Ничего. Под нами сплошной камень.

Ториан встал, и, несмотря на его могучее сложение, даже он уже с трудом двигался от усталости.

— Должен быть путь, и Нагьяк должен знать о нем.

— Надеюсь, что ты ошибаешься. Я в этом уверен. Через день-два мы это узнаем.

Он издал свой львиный рык.

— Думаю, что я убью этого Фотия еще сегодня — для верности.

От страха у меня перехватило дыхание.

— Нет! Не смей! Мы здесь только свидетели, мы не должны вмешиваться в поток событий.

— Ты, возможно, и свидетель. Ты — человек слов. Я — человек дела.

Мне необходимо было подумать. Я продекламировал про себя простенький стишок, которому научила меня Иллина.

— Грамиан Фотий — заложник, — объявил я. — Если ты убьешь его здесь, ты развяжешь в городе гражданскую войну.

Он опять зарычал — и еще раз, уже чуть тише.

— Возможно, ты и прав, хотя у меня руки чешутся придушить его. Кстати, луна уже осветила ступени. Как мы будем спускаться, о слуга богов?

— По заднему фасаду.

Почтительно поклонившись богине, мы покинули Обитель.

Мы подползли к северному фасаду. Лежа на холодном граните, мы смотрели на уступ под нами. Уступ казался высоким. Может, лучше все-таки рискнуть спуститься по лестнице?

— Я могу спустить тебя немного, — сообщил Ториан. — А будь у меня повязка, спустил бы еще ниже.

— Только не жди, что я потом поймаю тебя.

Он усмехнулся:

— Сломаю ногу и нарушу тем самым монотонность нашего существования.

Я перевалился через край. Ториан взял меня за запястья и опускал, насколько хватало длины его рук. К своему удивлению, я обнаружил, что ноги мои, вместо того чтобы упираться в стену, болтаются в воздухе, а перед носом маячит резной карниз. Прежде чем я успел за него ухватиться, Ториан отпустил меня, и я рухнул вниз. Я хлопнулся сильнее, чем ожидал, громко охнув от удара. Колени и локти обожгло огнем. Оставалось только надеяться, что те, кто обитает в комнате под ближайшим проемом, спят крепко.

Мгновение спустя следом за мной скользнул через край Ториан. Он тоже заметил нависающий фриз и успел, зацепившись, повисеть немного, изучая его. Фриз почти, не выступал из стены, но тянулся по всей грани, а возможно, и вокруг всего храма. Я как-то расстроился, что не заметил его раньше. Правда, у нас не было возможности разглядеть храм вблизи при дневном свете, но я обычно горжусь своей наблюдательностью. Наблюдательность — основа моего ремесла.

Ториан, цепляясь за рельефы, как муха полз вниз до тех пор, пока не повис на нижнем поясе, откуда и спрыгнул ко мне. Он приземлился гораздо мягче, чем я, и тут же устремился к краю яруса, лег и осторожно выглянул вниз. Когда он вернулся, я уже встал и более-менее обрел способность ходить. Первым делом мы пошли подбирать свои повязки.

— Ничего, — шепнул он. — Только верхний.

— Но почему фриз тянется вокруг верхнего яруса, если его нет на остальных? Это идет вразрез с моими представлениями о красоте.

— Потому, что рельефы здесь расположены не случайно, а с умыслом.

— С каким умыслом?

Тут проем, мимо которого мы проходили, осветился.

Разумеется, мы заглянули в него.

Спальня под нами была небольшой, но для одного человека вполне просторной. Соответственно этому она была и обставлена — просто, но со вкусом: складная койка, стол и, возможно, еще несколько предметов, вне поля нашего зрения. Мне приходилось жить в куда более скромной обстановке, и не раз. Однако спальня показалась просто крошечной, когда в нее вступил Грамиан Фотий, на ходу излагая в простых, но достаточно ярких выражениях свою точку зрения на размеры кровати.

Высокий голос посоветовал ему спать на полу. Потом огонь померк, а дверь хлопнула. Я услышал лязг засова.

Я схватил своего спутника за руку, хотя не питал иллюзий насчет возможности удержать его, если он решит свести счеты с охотником на рабов.

— Если он лежит, я мог бы прыгнуть на него, — возбужденно прошептал Ториан. — Это пойдет на пользу его потрохам — для начала.

— Я понимаю, что соблазн велик, но мне очень хочется увидеть твое представление. Боюсь, я не смогу оценить его по достоинству в темноте.

— Ага! Вот, значит, в чем дело.

— Пошли. — Я поспешил увести его от проема.

Мы вернулись к исходной точке над верхней лестничной площадкой. По лестнице спускались две длинные цепочки жриц. Пение прекратилось: церемония была завершена. Я распластался на крыше и, просунув в проем голову и плечи, успел увидеть из положения вверх тормашками во главе процессии что-то алое — жирный Нагьяк спускался на своем кресле — носилках на плечах четырех молодых жрецов.

Ночные дела близились к концу — скоро храм утихнет, и мы сможем подумать о том, как отсюда выбраться. И вовремя: полумесяц уже выглядывал из-за дымной завесы, а с рассветом все начнется по новой. У нас оставалось совсем немного времени.

И все же нам пришлось задержаться. В смежном с площадкой дворике три молодые жрицы укладывали древнюю верховную жрицу спать. Белджис топталась рядом, возможно, надеясь на какое-то просветление, но старуха оставалась недвижна, как мешок картошки. Мы не осмелились идти по узкой полоске кровли над ними.

Я оттащил Ториана на безопасное расстояние и уселся. Он с усталым вздохом сел рядом со мной. Меня самого шатало от усталости — с той минуты, когда я проснулся в оливковой роще, миновали долгие, долгие сутки.

— Скикалм? — сказал я. — Завтра ее торжественно пронесут по городу. На закате ее оставят в Обители Богини. Интересно, что случится с ней, если Балор не откликнется?

Я вспомнил: о том, что наследницей нынешней верховной жрицы станет Белджис, говорили так, будто Скикалм в случае неудачи должна умереть. Однако реакция Ториана застала меня врасплох:

— А что с ней случится, если откликнется?

— Ты же слышал! С рассветом она снова сделается юной и прекрасной супругой бога. Сама Майана, возможно, не участвует в этом, ее будет представлять здесь верховная жрица. Как Омия, они сказали, или Пиала. Должно быть, были и другие — в более далекие времена. Несомненно, не все имена сохранились в памяти.

— Только на сей раз бог окажется подозрительно похож на Грамиана Фотия, а жрица — на Шалиаль Тарпит?

— Я уверен, он не посмеет! — не сдавался я. — Даже если боги и допустят такое, горожан не обмануть. Шалиаль — не Скикалм.

— Кто помнит, какой была Скикалм в юности? — буркнул Ториан.

Я нахмурился — его логика начинала доходить до моего сознания.

— Но Тарпит — один из самых богатых купцов в городе! Множество людей должны знать его дочь!

— Совсем не обязательно. Вполне возможно, она большую часть жизни провела в затворничестве. А этот ублюдок Фотий много лет прожил в какой-то сельской дыре. Ты сам слышал это. Он всего две недели как вернулся и часть этого времени провел вне города, охотясь на рабов. Неплохо, не так ли?

Я не ответил.

— Люди верят в то, во что хотят верить, Омар.

Увы, это часто бывает так. Я видел как-то священный источник в Сейлмоке, где, по слухам, бог творит чудеса. Каждый год тысячи людей приходят туда. Они приносят жертвы, пьют воду, купаются, покупают под видом сувениров какой-то хлам, а потом объявляют себя исцелившимися — во всяком случае, многие объявляют. Однако за то время, что я был там, я не видел ни одного чуда, достойного внимания, а те, что документально подтверждены, случились давным-давно. Кто хорошо живет в Сейлмоке — так это тамошние жрецы. Мне не хотелось соглашаться с Торианом, но это так.

— Помнишь, Тарпит давал Нагьяку золото? — продолжал Ториан. — Зачем, как по-твоему? Это сговор, и еще какой! Внук военачальника и дочь главного купца! Арксис верит, что сможет сохранять власть над Балором-Фотием, а супруга бога проследит за отцовскими интересами. Те двое будут закулисными правителями. Занадон станет их дойной коровой. Должно быть, Нагьяку заплатили по-царски — бьюсь об заклад, торг был жуткий.

— Но форканцы?

— Ты слышал, что сказал Арксис? Армия ждет Балора. Фотий крепок и свиреп. Отличный символ, способный придать им мужества. А думать от него не требуется — за него подумает дед.

Немыслимо!

Ториан сочувственно похлопал меня по плечу.

— Говорил я тебе: ты приперся в Занадон увидеть бога, но все, что ты увидишь, — обыкновенные фокусы жрецов.

— Но ведь Занадон до сих пор оставался непокоренным…

— Это сработает и сейчас! Войско поверит в свою непобедимость — ну как же, ведь их ведет сам бог! Они хотят верить в то, что они непобедимы. Само собой, Занадонское войско никто еще не побеждал — с таким-то боевым духом! Поверь, Омар, уж я-то знаю воинов!

— Ну и какую историю приобщать мне тогда к моему собранию? — простонал я. — Ты говоришь, что Балор будет поддельный! Нет, хуже, ты утверждаешь, что он был таким всегда?

— Мне кажется, что я прав, — вздохнул Ториан. — Кто знает все наверняка — так это Нагьяк. Может, то, что он вычитал в древних манускриптах, и подсказало ему идею розыгрыша.

— Значит, старуху уберут оттуда и убьют? — пробормотал я. — И ее место займет самозванка? Но ведь весь город будет участвовать в бдениях вокруг храма. Как им удастся устроить подмену?

Я гнал прочь воспоминания о своем старом приятеле-циркаче Пав Им'пе. Вот кто не колеблясь взялся бы за такую задачу (ясное дело, за солидный куш, хотя, может, и просто ради того, чтобы выступить перед такой солидной аудиторией). Пав смог бы извлечь женщину из шляпы, стоящей на сцене, ну а явить зрителям Балора на верху пирамиды для него было бы раз плюнуть.

— В таком месте, — сказал Ториан, — должно быть полно потайных ходов.

— Мы же осматривали с тобой Обитель Богини. Мы не видели никаких тайных дверей.

— Мы были там ночью. Пусти меня туда на час в дневное время — и я найду ход. И еще этот фриз: в нем скрытые отверстия для воздуха. Для того он и сделан.

Выходит, верхняя ступень — полая, но не соединяется с обитаемой частью храма. Иными словами, тайная. Ничего не скажешь, все эти загадки расположены слишком близко от Обители — точнее, прямо под ней.

— Не поверю, пока не увижу собственными глазами, — заявил я. — Нам пора.

Я оперся на его плечо, чтобы встать, а потом дал ему руку. Кряхтя как старики, мы вернулись туда, где белели на камнях наши повязки. Жрицы ушли, а скрюченная старуха громко храпела на своей кушетке. Кроме ее храпа, в храме не было слышно ни звука.

Проходя мимо молельни, я увидел свет одинокой лампады, освещавший коленопреклоненную фигуру перед алтарем. Шалиаль Тарпит совершала ночное бдение.

Завтра ее могут отдать на растерзание Грамиану Фотию. Зачем ему позволили подглядывать за ней, если не для того, чтобы ее красота возбудила его? Все выглядело логично до тошноты.

— Нам надо до наступления дня найти безопасное убежище, — сказал Ториан, когда мы оделись.

— Доверься богам.

— Если они помогут нам благополучно выйти отсюда, мне кажется, они могли бы и обеспечить нам мягкие постели… да и основательный ужин не помешал бы. Тот гусь давно уже улетел.

— Не канючь, — ответил я и направился к лестнице.

Я еще раз задержался у молельни, чтобы посмотреть на маленькую, трогательную фигурку Шалиаль перед алтарем. Каковы бы ни были ее грехи, она не заслуживала Фотия.

И тут я вдруг понял, что хотели от меня боги!

Я опустился на колени, потом лег на живот, свесившись до плеч через невысокий бортик отверстия.

— Это будет хуже, чем выйти замуж за Дитиана Лия, — сказал я.