— О! — только и сказала Шалиаль и уставилась на него широко раскрытыми глазами, прижав руки ко рту.

Как я, должно быть, уже говорил, у Ториана была впечатляющая фигура, квадратная угольно-черная борода и рваный шрам через всю грудь. И вообще он подавлял своими размерами. Подходя к нам, он не сводил глаз с Шалиаль. Даже усевшись, он продолжал подавлять размерами.

Они продолжали молча смотреть друг на друга.

Я решил, что крик откладывается — по крайней мере на некоторое время.

— Вот человек, о котором я говорил вам, — вмешался я. — Он выступает здесь под именем Ториан, но это, разумеется, псевдоним.

Молчание продолжалось. Я посмотрел наверх — мне показалось, что небо в проеме чуть посветлело.

— Его история не лишена любопытства, — заметил я. — Жаль, что у меня нет времени поведать ее.

Снова молчание.

— Ну ладно, — добавил я. — Тогда начнем. Полрейнское царство — как наверняка известно любому знакомому с географией — лежит далеко на востоке, в гористой стране, где Берега Небесного Жемчуга встречаются с Култиарским хребтом. Это суровый пограничный край, народ которого испокон веков охранял от набегов Девичьи перевалы, а стало быть, и все Пряные Земли, будучи, так сказать, первой линией обороны. Женщины его отличаются большой грудью и изобретательностью в любви. Мужчины же славятся простотой, суровостью и некоторыми мужскими достоинствами, граничащими порой с уродством.

Я терпеть не могу слушателей, то и дело перебивающих рассказчика, но и некоторый отклик с их стороны тоже не мешает. С таким же успехом я мог бы обращаться к Майане и Балору. По крайней мере Майана и Балор смотрели своими каменными глазами, в которых застыло подозрение, на меня, в то время как эти двое продолжали смотреть только друг на друга. У меня начало складываться ощущение, что мне лучше вежливо откашляться и уйти.

И все же я продолжил свой рассказ:

— Много лет Полрейном правил царь по имени Нестран — мудрый и сильный правитель, любимый народом. Известный своей справедливостью, он тем не менее не терпел несогласных и поддерживал мир в стране твердой рукой. В дни своей силы родил он двоих сыновей. Старшего звали Торакс, а младшего — Биндлис, и они столь же отличались друг от друга, как вино и глина.

С самых ранних лет Торакс прослыл славным и бойким мальчуганом, обладавшим множеством достоинств. Он был физически крепок, но в то же время замечательно внимателен и нежен. Он с должной решимостью выполнял свой долг, был весел и жизнерадостен в компании и предан богам. И семья, и дворцовая прислуга души в нем не чаяли, и по мере того как он рос, слава о нем распространялась по стране, и народная любовь к нему росла и в конце концов сделалась беспредельной. Он достиг зрелых лет, став силачом, настоящим богатырем, в совершенстве владеющим оружием. Он был справедлив и набожен. Ум его остротой не уступал мечу, и все до одного сходились в том, что как правитель он не уступит своему отцу Нестрану, если не превзойдет его, когда настанет его черед занять престол.

Единственной реакцией на мои слова оставалось мерцание лампады.

— Младший же сын рос хиляком и трусом. Он был нехорош собой, манеры его оставляли желать лучшего, а уж про нравственность и говорить нечего. Пока его брат учился владеть мечом и луком и скакать на коне — даже в юности опережая в этих искусствах зрелых мужей, — Биндлис сшивался у дворцовой кухни, преследуя молоденьких служанок или таская исподтишка пирожные-корзиночки. Еще не достигши зрелых лет, он успел погрязнуть во всех возможных и невозможных пороках.

Поэтому все царство было едино во мнении, что старший сын единственно достоин наследовать трон великого Нестрана и что младший имеет мало шансов сделаться правителем.

И настал день, когда старый царь слег, смертельно больной, и весь его народ оплакивал его неминуемую скорую кончину, радуясь, однако, уже тому, что у него имеется столь достойный наследник.

Но увы!

Ториан бросил на меня удивленный взгляд. Это длилось лишь долю секунды, и все же это была хоть какая-то реакция.

— В день, когда до последнего вздоха царя оставались, казалось, считанные часы, Торакс получил записку с призывом безотлагательно поспешить в бедную хибару, расположенную на склоне холма над дворцом. Казалось, ничто не смогло бы оторвать его от бдения у постели умирающего отца — и я не могу не упомянуть о том, что Биндлис, по своему обыкновению, где-то шатался, даже в столь скорбный день устроив очередную оргию, — но едва прочитав это письмо, старший царевич бросился на конюшню, вывел своего коня, к которому из-за его свирепости никто не отваживался подойти, взлетел ему на спину и как изголодавшаяся ласточка понесся на призыв.

Ибо в этой ветхой хибаре ждала своего смертного часа женщина по имени Думпит, самая простая крестьянка без каких-либо особенных добродетелей. Единственное, что отличало ее от остальных, — это то, что в молодые годы ее наняли во дворец нянчить маленького царевича Торакса.

Теперь уже оба следили или по крайней мере делали вид, что следят за моим рассказом.

— Царевич всегда любил простую женщину, которая заботилась о нем в детстве. Он следил, чтобы старость ее была по возможности спокойной, он никогда не забывал поздравить ее с днем рождения, и теперь он поспешил от больного отца к ее смертному ложу. Это был благородный жест, но и трагическая ошибка.

Небо действительно светлело. Я ясно мог разглядеть световой проем в дальнем конце молельни.

— И в этот трагический час Думпит отплатила за преданность царевича ужасным признанием. Она поведала ему, как в дни ее молодости мимо их скромного жилища проходил отряд наемных солдат и как один из них решил приударить за ней, когда она пасла отцовских коз. Вряд ли мне стоит рассказывать о том, как сельская простушка не устояла перед натиском опытного вояки? История слишком заурядная, и в свой срок обычное происшествие привело ко вполне ожидаемому результату.

Покинутая своим любовником, презираемая родными и устрашенная сознанием собственного греха, нашла она уединенное убежище и там родила сына. И так случилось, что в тот же самый день разрешилась от бремени своим первенцем царица во дворце.

Царица рожала тяжело, тяжелее, чем простая, грубая крестьянка. Чтобы сберечь пошатнувшееся здоровье царицы и чтобы наследник рос здоровым, было решено нанять кормилицу.

Вот теперь уже оба слушали меня не отвлекаясь.

— Думпит накинула на голову свою лучшую шаль, и пошла во дворец, и нанялась кормилицей царскому ребенку. И она обманула их, сказав, что ее собственный ребенок родился мертвым.

— О нет! — воскликнула Шалиаль.

— Увы, да. И при первой же возможности она подменила ребенка.

— Это невозможно! — вскричала она.

— Уверяю вас, такое случается сплошь да рядом.

— Но что она сделала с царевичем?

Я с горечью покачал головой:

— Мне не хочется даже говорить об этом. Она скрывала ужасное преступление всю жизнь и только на смертном одре призналась во всем своему взрослому сыну. И сделав это, она тотчас испустила дух.

Когда Торакс медленно возвращался верхом во дворец, он услышал барабанный бой — это означало, что царь, которого он всегда полагал своим отцом, умер.

— Ну и что? — не выдержала Шалиаль, широко раскрыв глаза от страха. — Ты же сказал, из него должен был выйти идеальный наследник! Ты же сказал, что народ хотел в правители только его!

— Но я сказал еще, что он был человеком чести.

— О боги!

— Вот именно. Торакс не колебался ни минуты. Он сразу отправился на поиски своего ничтожного брата и сообщил ему — конечно, после того, как тот малость протрезвел, — что он единственный обладает законными правами на престол. И исполнив таким образом свой долг, Торакс оседлал коня и направил его в горы.

Шалиаль повернулась к Ториану:

— Но это же ужасно!

Ториан покосился на меня, вскинув бровь, но заговорил — в первый раз за все время:

— Таков был его долг перед богами, госпожа. Воин должен быть верен чести, ибо в противном случае вся жизнь его потеряет смысл.

Взгляд Шалиаль уперся в багровый шрам на его груди.

— Этот шрам?

— Этот шрам, — ответил я, — лишнее свидетельство подлинного ужаса свершившегося. Не успел презренный Биндлис воцариться на троне, как несметные полчища форканцев, одолев горные перевалы, обрушились на Полрейн. Сильный и умелый правитель вроде Торакса смог бы встретить их вовремя и во всеоружии, воодушевил бы народ собственной отвагой и, несомненно, сокрушил бы вражьи полчища еще на дальних подступах, избавив Пряные Земли от нынешних несчастий. Жалкий же Биндлис в страхе бежал, бросив свою страну и свой народ. Полрейн был захвачен и разорен.

Шалиаль закрыла лицо руками.

— Когда Торакс прослышал о вторжении, он поспешил обратно, чтобы послужить своей родине, — поспешил в сопровождении единственного спутника, верного слуги, с которым дружил с детства. По дороге они попали в засаду — на них бросились шестеро форканских солдат. Он в одиночку одолел всех шестерых, но получил в схватке опасную рану. Слуга унес его с поля боя и каким-то образом сумел сохранить ему жизнь, отступая с толпами беженцев.

Она подняла глаза — на ресницах блестели слезы.

— А что потом?

— А потом, когда его крепкий организм справился с раной, он поспешил в Занадон Непобедимый, с тем чтобы предложить свою жизнь и опыт Балору и отомстить злодеям, терзающим его народ.

— Но эти ссадины у вас на шее?

— Увы, да. Занадонские военачальники отвергли воинов из других городов. Царевича Торакса схватили и заковали в цепи как раба.

— И тебя тоже, о преданный друг детства? — простонала она.

До сих пор я не думал о себе как о преданном с детских лет слуге, но в данный момент это, возможно, было наиболее удобной ролью.

— Не мог же я бросить своего господина!

— Это ужасно! — заявила Шалиаль. — Я рада, что вам удалось бежать. Но мне кажется, вам не стоит задерживаться в этом святилище. Вас наверняка обнаружат, и ничего хорошего из этого не выйдет.

Теперь можно было разглядеть даже самые темные углы молельни — до рассвета оставались считанные минуты. Ну почему наша юная жрица никак не может позволить убедить себя?

— Госпожа! — пророкотал Ториан. — То, что грозит нам, — пустяк в сравнении с той ужасной интригой, о которой удалось нам услышать нынче вечером в храме. Завтра же вечером почтенную верховную жрицу Скикалм перенесут в Обитель Богини, с тем чтобы она призвала Балора Бессмертного.

— Что ж, давно пора!

— Возможно. Но нам доподлинно известно, что верховный жрец Нагьяк не надеется на то, что бог откликнется, и поэтому собирается устроить подмену. Старуху тайно унесут оттуда еще до зари. Вас поместят на ее место и представят народу в качестве омолодившейся Скикалм. Ваш отец знает о заговоре, хуже того, он его активный и добровольный участник. И еще хуже — роль Балора будет поручена некоему Грамиану Фотию, внуку военачальника Арксиса. Этот человек — чудовище и недоумок. Вам придется стать супругой этого негодяя, и уверяю вас, он будет хуже любого из предложенных вам на выбор женихов, возможно, даже всех четверых, вместе взятых. Вот от какой судьбы мы пытаемся вас избавить.

Шалиаль с радостной улыбкой захлопала в ладоши.

— Такой потрясающей сказки я не слышала уже много недель!

Ториан, не вставая с колен; повернулся к алтарю.

— О Великий Штах, Бог Войны, стань свидетелем моей клятвы! Да выпадет меч из моей руки, когда я обнажу его во гневе, да умру я как безродная дворняга, если я лгу или лгал этой женщине! Аминь!

Он коснулся лицом каменного пола, потом снова повернулся к девушке:

— Я не подпишусь ни под одним словом из тех баек, которые наговорил вам мой спутник, но клянусь честью воина, что я сказал истинную правду.

Краска сбежала с ее лица.

— Но то, что ты говоришь, — это святотатство! Он же верховный жрец!

— Нагьяк — главный заговорщик. — Ториан так хорошо справлялся с задачей, что я решил не вмешиваться в разговор. Он оказался способным учеником.

Шалиаль беспокойно оглянулась на богиню у алтаря.

— Мой отец? Но мой отец — благочестивый человек. Да, конечно, он торгуется до последнего, но это в том, что касается дел. Он почитает богов. Он и нас воспитал — меня и брата — в поклонении им. — Она обращалась к Ториану, но голос ее звучал так, словно она скорее убеждала себя саму. — Он щедро делится с храмом!

— В этом я не сомневаюсь, госпожа.

— Мой брат тоже набожен! И я… меня бы здесь не было, если бы я не хотела служить Великой Матери. Мое сегодняшнее решение вовсе не случайно. Конечно, разговор с отцом ускорил события, но он не принуждал меня!

— Я не сомневаюсь, что и верховный жрец верит в богов, — сказал Ториан, и его грубый бас прозвучал удивительно мягко. Так статуя прекрасной Ашфер может быть высечена даже из самого твердого камня. — Я ведь не говорил, что он не верит или что ваш отец не верит. Но вера в богов вовсе не означает веру в то, что чудо обязано свершиться.

Это совсем потрясло бедную девочку. Она в ужасе посмотрела на Ториана:

— И ты? Ты тоже считаешь, что Балор не придет?

Он покачал головой.

— Но форканцы?

— Они всего лишь люди, а значит — уязвимы перед другими людьми. И я не только не уверен в том, что Балор явится во плоти, я сомневаюсь в том, что Балор вообще являлся когда-либо, даже в древние времена. Веры в Балора, возможно, уже достаточно.

Шалиаль облизнула пересохшие губы.

— Но что нам тогда делать? — хрипло спросила она.

— Нам с Омаром надо уходить, или мы погибнем, так ничего и не добившись. Вам надо идти с нами. Ваше отсутствие вряд ли задержит их надолго, но по крайней мере вы не будете втянуты в их грязные махинации.

— Куда идти? Где я могу найти убежище?

— В самом деле, где, госпожа? Мы чужие здесь и никого не знаем. Зато у вас должны быть друзья.

Она в ужасе замотала головой.

— Ваш отец считает, что у вас есть… гм… романтическое увлечение.

Она вспыхнула. Даже в гневе она казалась душераздирающе беззащитной.

— Ты хочешь сказать, у меня есть любовник? Он заблуждался. У меня нет любовника. И я не знаю никого, кто мог бы укрыть меня… ни от отца, ни от храма. Вряд ли кто в городе пойдет на это.

Последние ее слова, возможно, и были правдой, но вот насчет любовника она продолжала врать. Кто бы это ни был, решил я, он должен быть человеком известным — раз, и женатым — два.

Ториан пригладил волосы.

— Но вряд ли здесь все до одного так заморочены жрецами, что откажутся выслушать наш рассказ?

Она зябко обхватила себя руками, съежившись, словно от холода.

— Мой брат… — С минуту она смотрела на моего огромного спутника, начисто игнорируя меня. — Но Джаксиан никогда не пойдет против отца! И если даже то, что ты говоришь, правда, этот маскарад необходим, чтобы дать городу надежду в трудный час.

Она очень быстро добралась до сути.

— Боюсь, это правда. Если вы так считаете, значит, ваш долг помогать им. И все же лучшие советчики — ваша душа и богиня.

Шалиаль стиснула руки.

— А вам лучше идти.

Ториан выпрямился во весь свой гигантский рост и с жалостью посмотрел на нее сверху вниз.

— Мне жаль, что все так вышло. Да помилуют вас боги.

Она посмотрела на его колени.

— И вас.

— Пошли, Омар, — сказал он резко.

Небо начинало голубеть.

Чуть не в первый раз в жизни я не нашелся, что сказать. Я встал и следом за Торианом обогнул статую Балора. За ней была потайная дверь.