1

Дойти в такой дождь от Халигдома до Сюнехофа означало промокнуть до мозга костей. Закутавшись в плащ, Радгар задержался на краю площади, чтобы оглянуться на своих сторонников: Леофрика, Сеольмунда и еще больше двух сотен фейнов, от подростков вроде Овода — где, кстати, бедняга Овод? — и до стариков, столь дряхлых, что они едва волочили ноги, поддерживаемые дюжими внуками. Он потерял своего Клинка, получив взамен свиту. Радуясь хотя бы тому, что она не растаяла по дороге, он откинул капюшон, расправил плечи и первым зашагал через площадь к крыльцу.

Несколько десятков вооруженных мечами людей скопились у ступеней; некоторые укрывались под зонтами, которые держали над ними фралли. Должно быть, это те, кто поосторожнее, выжидали, кто из соперников возьмет верх. По сторонам площади виднелся лес шапок, шляп и зонтов, под которыми прятались от дождя сеорлы, лэйты, а также довольно много женщин и детей — семьи фейнов. Никто из них не обладал правом голоса при смене эрла, да и результат выборов вряд ли мог сказаться на их безрадостной жизни, и все же им нравилось смотреть на то, как ателинг ведет свою армию. Могли ли они сказать, что все это лишь обман зрения, а на деле ее ведет призрак короля Эйледа? Его приверженцы не следовали за ним — их толкали. Ему и не снилось, что он может завоевать сторонников исключительно благодаря репутации отца.

Он поднялся на три ступени и уже второй раз за этот день сдал меч Йорика королевским фейнам. За ним затопало по ступеням множество ног.

В большом зале царил полумрак, и на первый взгляд он показаться почти пустым, ибо собравшиеся в нем держались у стен. Хотя запах давних пиршеств все еще витал в воздухе, в этот вечер все четыре очага оставались холодными. Около них стояли трое пожилых витан в нарядах глашатаев — счетчики, приемлемые для обоих кандидатов. Двое мужчин, вступивших в зал перед Радгаром, подошли к ним, одновременно поклонились и разошлись по противоположным сторонам зала. Скорее всего это были братья, разделившие семейные голоса.

Почетным гостям выделили скамьи в дальнем конце помоста: эрлам, их женам, матерям, бабушкам и нескольким детям лет десяти-одиннадцати. В левом углу помоста хмуро сутулился на своем троне Сюневульф в короне и все той же алой мантии. Королева Шарлотта сидела рядом с ним, выпрямив спину, в резном кресле из бивня нарвала. За ними стоял угрюмый Роферкрефт, наблюдавший за тем, как его вооруженные миньоны поддерживают порядок собрания.

Вульфвер стоял в правом углу, не обращая внимания на низкий стульчик, любезно выделенный ему его отцом. Скрестив руки на груди, он свирепо созерцал разворачивающуюся драму. Пока дела для него оборачивались гораздо лучше, чем предсказывали Леофрик и Сеольмунд. Больше четверти — возможно, почти треть — фейнов собралась у правой стены зала.

Все взгляды обратились к Радгару, когда он подошел к витанам, ибо казалось, от его решения зависит судьба королевства. Уведи он свою свиту к Вульфверу, и чаша весов качнулась бы в сторону таниста; в крайнем случае шансы бы уравнялись. Это тоже только казалось: его сторонники шли за ним только потому, что он обещал не принимать ни одну из сторон. Не доходя несколько шагов до поджидавших его витан, он остановился и сложил руки на груди подобно Вульфверу. Однако вместо того чтобы нахмуриться, как тот, он улыбнулся витанам. Его сторонники сгрудились у него за спиной, и в зале воцарилась удивленная тишина.

Она продлилась недолго. Сначала заскрипели стропила, потом стены. Пол дернулся у него под ногами раз, другой, еще сильнее… Он пошатнулся и взмахнул руками, чтобы не упасть. Со всех сторон люди хватались за стены, за мебель, друг за друга. Деревянное здание скрипело всеми своими суставами, но все звуки потонули в оглушительном реве, и весь мир, казалось, пустился в пляс. Такого землетрясения он еще не помнил. С крыши посыпалась пыль, встречные столбы поднялись от очагов. Толчки продолжались мучительно долго, потом сила их начала слабеть, и они стихли.

Он бросился вперед помочь подняться витанам — все трое упали на спину. Пыль улеглась, упавшие смущенно поднялись на ноги, но, похоже, ни Сюнехоф, ни его обитатели не пострадали серьезно. Голосование продолжалось, поскольку ни один уважающий себя рыжеволосый белец не позволит себе обращать на какой-то там подземный толчок внимания больше, чем, скажем, на неспокойное море. Они строили свои дома крепко и надежно, и дома выдерживали, а с ними и они сами.

Он вернулся на прежнее место. Один из витан, шаркая, подошел к нему.

— Эальдры! Вы должны пойти на одну или другую сторону. — Он говорил не совсем разборчиво, ибо во рту его недоставало с дюжину зубов.

— Мы подчиняемся ателингу Радгару, — заявил Леофрик.

— Эйлединг! — заорали воины за его спиной.

Это застало старика врасплох, и он сердито уставился на них из-под кустистых седых бровей.

— Вы должны принять одну или другую сторону.

— Я не принимаю ни одну из сторон, и мои спутники настроены так же.

— Это не разрешается.

— Я не могу сделать выбор между двумя ведрами нечистот.

— Тогда уйди, если не желаешь исполнить свой долг! — От ярости тот почти визжал.

— Я не уйду.

— Эальдор Сеольмунд! Эальдор Леофрик! Вы знаете, что это не по правилам.

— Это нетрадиционно, — согласился Леофрик.

Речь виты, и без того не слишком разборчивая, сменилась визгливым бормотанием и брызганьем слюной.

— Вы нарушаете обычаи и древние законы. Вы должны сделать выбор между двумя кандидатами. Если вам не понравится результат, вы можете сами бросить вызов. Раскол фюрда более чем на две части чреват беспорядками и кровопролитием.

В этом была известная доля правды, но Радгар уже не мог сменить выбранную тактику. Он оглянулся проверить, с ним ли еще его шайка, и к удивлению своему увидел, что к ней прибавилось по меньшей мере с полсотни человек. Те, кто ждал развязки у крыльца, вошли, и большая их часть присоединилась к его партии. Возможно, он неверно оценил их мотивы.

— Мы не примем ни одну из сторон, эальдор, — твердо ответил он. — Ступай и считай тех, кто принял.

Пока старик спешил назад обсудить плохие новости со своими помощниками, Леофрик поправил свою глазную повязку. Два человека покинули ряды сторонников Сюневульфа и присоединились к раскольникам. Эту коварную стратегию предложил и оформил Сеольмунд, чье мышление причудливостью не уступало его скрюченной спине, и она действовала безотказно. Еще трое колеблющихся примкнули к ним, потом четверо со стороны Вульфвера. За ними последовали другие, и вдруг в воздухе запахло революцией. Витаны явно встревожились; король клокотал от злости.

Звук боевого рога подал сигнал к концу голосования; входную дверь заперли. Судьи объявили, что менять выбор запрещается, и все, кто сменил партию, должны вернуться на прежнее место.

С таким же успехом они могли бы увещевать Квиснолль. Никто не подчинился, и все больше фейнов упрямо покидали группы у стен и переходили в центр зала к Радгару и его партии. Радгар повернулся, чтобы переглянуться с Леофриком и Эйлвином, стараясь ничем не выдать охватившего его возбуждения. Все действовало даже лучше, чем они предсказывали! Он не мог знать, конечно, как долго его сторонники будут поддерживать его, как далеко пойдут за ним, но теперь у него было почти столько же голосов, сколько у Вульфвера. А что, если под конец их будет больше, чем у отца или сына? Или даже больше, чем у обоих вместе? Если Сюневульф затеял этот вызов, чтобы произвести впечатление на витенагемут, он навредил сам себе.

Леофрик предостерегающе нахмурился, он повернулся обратно, и все его торжество разбилось как хрупкое стекло. Королёва Шарлотта поднялась со своего кресла из кости, и теперь шла через зал урезонивать своего неверного сына. Все взгляды в зале были прикованы теперь к ней, и новая встреча их должна была проходить на глазах у всего фюрда. Это был еще один хитрый трюк Сюневульфа, и ненависть Радгара разгорелась еще сильнее. Ни разу со времен первых его дней в Айронхолле он не терял контроля над собой. Он верил, что дремавший в нем дракон весь прогорел и исчез навсегда, но теперь понимал, что тот может проснуться снова. Увы, это была уже не детская потасовка, когда злость была и мечом, и щитом; в поединке умов злость могла ослепить и завести в смертельный тупик. Он плотнее запахнулся в пропитанный жидкой грязью плащ и принялся ждать.

Королева Шарлотта шла, волоча за собой шлейф своего темно-бордового платья. На руках ее, на шее и в ушах блестели самоцветы, на высоко взбитых волосах сияла серебряная корона. Она не казалась старой, хотя достигла уже того возраста, в котором частые роды превращают большинство женщин в беззубых, седых ведьм. Она протянула к нему руки. Когда он не принял их, она нервно сцепила их перед собой. Напряженно вглядываясь в его лицо, она заговорила, обращаясь к нему одному, хотя слышать ее могла добрая сотня людей.

— Ты сильно прогневил своего короля, Радгар!

— Мой король был убит, и этот человек помогал этому.

— Молчать! Я не желаю слушать такой клеветы. Почему ты не явился, когда тебя звали?

— Потому что опасался за свою жизнь. — Он заметил, что язык ее слегка заплетался, а дыхание отдавало вином. Замужество за Сюневульфом довело бы до пьянства любую, но, возможно, его собственное поведение за эти два дня тоже способствовало этому.

— Это безумие! — всхлипнула она. — Король желает тебе только добра. Он восхищается тобой и всегда восхищался. Вульфвер всегда разочаровывал его, а теперь у него хватило наглости бросить вызов. Ты сам видишь, что он проиграл, фюрд проголосовал против него. Твой дядя… отчим, я хотела сказать… Сюневульф хочет, чтобы теперь ты был его танистом.

— О мама! Милая мама! Ты всегда веришь в то, во что хочешь верить, разве не так? Ты отказываешься видеть тени или думать о том, что может таиться в них. Неудивительно, что жизнь всегда разочаровывает тебя! — Ему хотелось встряхнуть ее. Ему необходимо было обнять ее. Он подавил оба этих желания. — Ты просто дура, если веришь хоть одному слову этого человека.

Она нахмурилась, словно мир вдруг сделался слишком сложным для понимания.

— Я не могу не любить его, Радгар, — прошептала она. Сердце его болезненно дернулось.

— Нет. А я не могу не любить тебя, мама.

— О Радгар! — Она снова протянула к нему руки, и снова он не вынул своих рук из складок замызганного плаща.

— Но его я ненавижу. — Гнев клокотал в его горле как лава.

— Сжалься над ним, Радгар! Сжалься! Ему ведь предстоит выбрать чемпиона, чтобы тот бился с его собственным сыном. Помоги ему! Он говорит, что ты лучший мечник в Бельмарке. Это правда? — Она не могла поверить, что произвела на свет такого монстра.

— Возможно… — В отсутствие Овода… Где-то теперь бедняга Овод?

— Все, о чем он просит, — это чтобы ты увечил Вульфвера как можно меньше. В награду за это он назначит тебя своим танистом, а через год или два… не больше, чем через три года, он оставит трон и сделает тебя королем Бельмарка. О Радгар, какое чудесное…

Она осеклась. Горький смех вырвался у него прежде, чем он сумел удержаться.

— Сюневульф хочет, чтобы я дрался за него с Вульфвером? Дрался с ним и отпустил с разбитым носом? О нет! Ступай и скажи своему сожителю, мама, что если я встречусь с этим его уродливым отпрыском и в руке моей будет меч, я разбросаю его потроха по всему полу. И если я когда-нибудь стану танистом, я сделаю то же самое с ним в первый же час. Это будет разом исполнением долга и удовольствием. Передай эту весточку своему жирному дружку.

Она отпрянула с побелевшим лицом.

— Радгар! Ты забываешь, кто он!

— Нет, мама. Этого я не забуду никогда. Он убивает предательством и коварными заклятиями. Человек, убивший папу, подтвердил, что это Сюневульф впустил его в дом той ночью. Он овладел тобой с помощью приворотного зелья и пытался убить меня. Он дерьмо, мама, вонючий навоз. Ступай к своей куче дерьма и плюнь в него от моего имени.

Его трясло, его почти тошнило от попыток совладать со своим гневом. Рука Леофрика предостерегающе стиснула ему плечо. Королева Шарлотта в ужасе попятилась, потом повернулась и, подхватив свой шлейф, ретировалась на помост. Несколько сотен присутствующих фейнов видели, как потемнело лицо короля, когда он выслушал ее доклад шепотом.

Все новые фейны перекочевывали от стен к Радгару. Потом какой-то капитан — человек, которого он совершенно не знал, даже в лицо — покинул Сюневульфа и перешел к нему вместе со всем своим веродом.

— Объявляйте! — рявкнул Сюневульф трем растерянным витанам в центре зала. Роферкрефт бросил команду королевским фейнам, и те, быстро выстроившись цепью вдоль левой стены, остановили дальнейший отток из стана сторонников короля.

Судьи поспешно посовещались. Теперь в центре насчитывалось заметно больше голосов, чем у таниста, а возможно, столько же, сколько у Сюневульфа. Еще два верода принесли бы Радгару больше половины голосов фюрда, но он не считался кандидатом. Витаны поспешили к королю и низко поклонились в знак того, что он победил. Его сторонники разразились радостными криками, которые быстро потонули в ропоте других партий.

— Да будет у всех твоих побед такой же кислый вкус! — буркнул Леофрик.

Сеольмунд хихикнул.

— Интересно, что подумают обо всем этом эрлы?

Боевой рог призвал всех к тишине, чтобы объявить решение. Квиснолль капризно тряхнул зал. Стоявшие порознь партии смешались и начали придвигаться к помосту, но королевские фейны оттеснили их назад, освободив открытое пространство: предстоял поединок. Большая часть дам встали, поклонились трону и направились в дальний конец зала, где ненадолго отворилась, пропуская их, одна створка дверей. Им не удалось увести с собой сыновей, и уж конечно, не покинул зал никто из мужчин. Осталась и королева.

Вульфвер стянул с себя плащ, перевязь, кафтан. Обнаженный по пояс, он сошел с помоста и сделал несколько пробных взмахов своим двуручным мечом. Его угрюмое лицо исказилось в беспощадной ухмылке убийцы, почуявшего запах крови.

— Выбирай своего человека, папаша! Кто помрет за тебя?

Сидевший на противоположном краю помоста Сюневульф не обратил на издевку никакого внимания. Он подал руку Шарлотте и повел ее вдоль края помоста к его середине, потом повернулся, чтобы обратиться к фюрду.

— Фейны, мы благодарим вас. — Он мог бы поучить улыбаться щуку. — Мы приложим все старания, дабы и впредь оправдывать ваше доверие. И наша дорогая госпожа также благодарит вас. А теперь, увы, наш скорбный долг выбрать чемпиона, дабы тот отмстил оскорбления, нанесенные нашей чести. — Он держался неплохо. Все, кто не знал его скользких повадок, нашли бы его убедительным оратором. Маленький толстопузый монстрик.

— Продолжай, папаша! — заорал Вульфвер. — Ищи человека, согласного помереть за тебя. Я жду.

— Увы, — вздохнул Сюневульф. — Этот преступник — наша плоть и кровь, и это глубоко ранит нас, так что мы можем надеяться лишь, что он не слишком дорого поплатится за свою дерзость. Как бы то ни было, такова плата за амбиции, и те, кто ищет дорогого выигрыша, должны быть готовы дорого платить за проигрыш. Короли и эрлы не знали бы покоя, будь кара слишком мягкой. — Он снова изобразил на лице улыбку. — И мы не изменим традиции, согласно которой королевский чемпион будет осыпан богатствами, достаточными, чтобы скопы сотню лет слагали о них баллады.

— Или его вдова получит мужа умнее! — Верод Вульфвера отозвался на эту его шутку радостным гоготом.

— Совершенно верно, — согласился Сюневульф. — Но прежде нам предстоит исполнить более приятную обязанность. — Он щелкнул пальцами, и вперед гордо выступил расфуфыренный книхт. В руках он держал красную шелковую подушку, на которой лежал сияющий меч. Он опустился на одно колено на краю помоста, демонстрируя меч вероду.

— Почтенные гости, — объявил король. — Эрлы, эальдры, фейны. Нам доставляет несказанное наслаждение приветствовать на родине вернувшегося после долгих лет отсутствия нашего дорогого племянника и пасынка, Радгара Эйлединга… — Он подождал, пока стихнут одобрительные и возмущенные возгласы. Потом подождал еще. И еще. Маленькие глазки его шмыгали из стороны в сторону, словно он запоминал, кто шумит громче всех. Потом он заговорил снова, и постепенно шум стих настолько, чтобы его можно было расслышать. — …и отца нашего, Фюрлафа. Гарда его из чистого серебра и украшена Семью Слезами, знаменитыми голубыми жемчужинами, дошедшими до нас из незапамятных времен. Эти драгоценные камни украшали множество корон и скипетров, а также плоть великих королев. Скопы могут часами петь их историю. Радгар, сын мой, ступай же сюда и прими от нас этот бесценный дар.

Ноги Радгара словно приросли к полу. Что это еще за новое коварство? Теперь, когда король одержал победу в вызове, ослушаться его воли считалось незаконным. Где он видел этот меч раньше?

— Не иди! — шептал ему на ухо Леофрик. — Это еще одна ловушка!

— Тебе надо идти! — шептал одновременно Сеольмунд его локтю. — Иначе тебя сочтут трусом.

Никто и никогда не говорил, что политика — легкое занятие.

 

2

Хильфвер успевал едва-едва. Горячая вода подступила к самой октаграмме, огонь лизал кроны деревьев над его головой, а воздух был настолько пропитан дымом и испарениями, что дышать было почти невозможно. И все же он продолжал выкрикивать слова заклинания и скакать на своей деревяшке причудливым силуэтом на фоне огня.

— Стой! — прохрипел Овод. — Прекрати! Что ты делаешь? — Заклинатель не услышал его, а может, не обратил на его крик внимания.

Овод брел по горячей воде, временами доходившей ему до груди. Его продвижение замедлялось скрытыми под водой кустами и плавающими обломками, включая то, что осталось от некогда стоявшей здесь избушки. Непрекращающееся кровотечение из раздавленной руки отнимало у него остаток сил. Он не мог идти быстрее к безумцу на том берегу, и все же его инстинкт кричал ему, что он не должен позволить Хильфверу довести заклинание до конца.

Земля ушла из-под ног, и кратер содрогнулся от свирепого подземного удара. Отравленное озеро всколыхнулось. Старый безумный Хильфвер на берегу рухнул ничком. Огонь, охвативший лес, взревел еще громче; пылающие стволы с треском рушились на землю. Овод пошатнулся и попытался удержать равновесие, загребая здоровой рукой, а вокруг него с шипением падали в воду горящие сучья.

Постепенно земля успокоилась, и рев огня заглушил грохот камнепадов. Отчаянным усилием старый заклинатель поднялся и продолжил с того места, на котором прервало его землетрясение. Он был совершенно нагим, и горящий лес освещал его увечья: стариковское тело с одной стороны и живой труп, обугленная головешка без руки и с жалким обрубком ноги — с другой.

— Стой! Стой! — сквозь слезы Овод увидел что-то, съежившееся в центре октаграммы.

Теперь Хильфвер услышал его. Он удивленно оглянулся и увидел бредущего к нему по воде Овода. Он не остановился, но запел свои заклинания еще быстрее, прыгая с одного острия октаграммы на другое на своей деревяшке.

Наконец-то дно пошло вверх. Овод перешел на бег, вскарабкался на последний откос, скользя и спотыкаясь. Он взмахнул шпагой.

— Стой или умри!

Хильфвер остановился, устало опершись на свой посох. Грудь его тяжело вздымалась, хотя казалось, будто дышит только его человеческая половина. Он захлебнулся мучительным кашлем. Из единственного глаза градом катились слезы, но сохранившаяся часть лица сияла торжеством.

— Готово!

Напитанный дымом воздух над октаграммой начал светиться перламутровым светом, да и сама засыпанная пеплом восьмиконечная звезда засияла ярче, словно нарисованная огнем. Предмет в центре оказался орлом. Он был живой и свирепо косил глазом на Овода, хотя лапы его были привязаны к полену. Как этому калеке удалось поймать орла? Огненного дракона Эйледа описывали как быка, но тот, что убил Гюфблейса напоминал огромную птицу…

— Ты вызываешь фюрдрака! — Что же он за человек, если способен на такое?

Заклинатель разразился визгливым смехом.

— Преступления Сюневульфа требуют отмщения. Но теперь ему от меня не уйти. Отойди и не мешай.

— Если ты высвободишь дракона, как ты обуздаешь его? Этого нельзя делать! Он может убить Радгара, равно как всех других.

— Врагов моих обреку на жестокую смерть. Радгар заговорен от огня! Пусть сгинут все, кроме благородного Эйлединга, как сгинули когда-то жевильийцы.

— Нет! Прекрати! — Овод не сомневался, что Радгар сочтет своим фамильным долгом биться с чудовищем, если оно появится на свет.

— Слишком поздно, раб! Стихии уже призваны.

Октаграмма засветилась еще ярче сквозь дым, ярче полуденного солнца. Орел расправил крылья и закричал. Горящие ветви и сучья падали дождем, легкие Овода разрывались. Он готов был вот-вот потерять сознание от жара, потери крови, нехватки воздуха…

— Если ты не остановишь, это сделаю я! — Он шагнул в октаграмму и вонзил «Ничто» прямо орлу в сердце.

 

3

Радгар наконец рассвирепел. Он даже не сознавал этого, но был даже рад, что это произошло. Он уже забыл, как это здорово — сбросить оковы, делать все, что хочешь, не задумываясь о плате. Нелегко убить короля… Нет, очень даже легко, если тебе плевать, останешься ли ты жив, чтобы хвастаться этим. Он улыбнулся при виде королевских фейнов, глядевших на него настороженными котами. Он убьет их господина прямо у них на глазах, и они не в силах будут помешать ему в этом.

Он шагнул вперед. Ярость редко лишала его осмотрительности, она только развязывала ему руки. Он остановился прямо перед этой грязью на помосте, коленопреклоненным книхтом, матерью… Он поклонился, почти не скрывая презрения.

— Дядя?

— Нам надлежит торопиться, — объявил король, обращаясь к вероду. — Нет смысла оттягивать решение этого болезненного вопроса. Сын мой, негоже человеку твоего происхождения ходить безоружным, но прежде чем фюрд согласится принять тебя, мы должны удостовериться в твоем благородном происхождении и принять твою присягу. А после этого мы соизволим просить тебя отстоять нашу честь в поединке, который…

Недовольный рев фюрда и даже некоторых гостей сказал королю Сюневульфу, что они думают о поручении кому бы то ни было биться с собственным двоюродным братом. Люди вроде Светманна могут, конечно, резать родных и близких ради своих амбиций, но одобрения это не вызывает. Такой приказ королю не прощается.

— Разве моя мать не передала тебе мой ответ, нифинг? — выкрикнул Радгар. — Я сказал ей, что Вульфвер пытался убить меня, когда я был еще ребенком, и если я увижу его с мечом в руке, я выпущу ему все потроха. Ты этого от меня хочешь?

Сюневульф залопотал что-то, но голос его потонул в шуме толпы. Впрочем, судя по всему, эта плесень в человеческом обличье ждала от него именно этого. Существовал ли предел низости, до которой мог упасть этот подонок? Похоже, нет. Он доказал это еще пять лет назад.

Толпа неохотно стихла.

— Мне не нужен твой меч, дядя, — сказал Радгар. — Я уже нашел себе меч. На стене. Меч, которым убили короля.

Приятно было видеть, как воровато оглянулся этот монстр на стену, и вдвойне приятнее — как побледнел он, увидев на месте меча голые бревна. Радгар громко рассмеялся. Умом он понимал, что этого маленького триумфа более чем достаточно, но гнев уже целиком овладел им, толкая на безрассудство. Вот сейчас скажет всему миру, что случилось той жуткой ночью в Твигепорте. Потом объявит кровную вражду. Потом королевские фейны изрубят его на куски, так что придется ограничиться всего несколькими словами, чтобы все поняли, что он делает и зачем, а потом схватить этот чертов меч-подарок и вонзить его в королевское брюхо…

— Меч, которым убили короля, нифинг! Я видел, как он убивал людей и попроще. Твой танист может рассказать нам, как погибли Хенгест и Фрекфул — верно, милый Вульфвер? Важнее то, что раньше тем же вечером…

— Радгар! — вскричала королева Шарлотта. — Время давать присягу. Пусть видят все, как королева славит ателинга Радгара! — Шелестя платьем, она взяла меч Семи Слез с подушки и подняла его обеими руками.

— Шарлотта, нет! Не надо!

Не обращая внимания на крик мужа, она подняла клинок в торжественном салюте.

— Ателинг, да будут все твои великие предки…

— Мама! — крикнул Радгар. — Не лезь в это! Дай мне меч…

 

4

Овод понял, что совершил ошибку, как только шпага его пронзила орла. Вместо того чтобы отменить заклинание, он высвободил духов смерти и довершил его. Птица была здесь вовсе не для того, что ему казалось. Он резко повернулся и увидел, как исказилась от ужаса живая половина лица Хильфвера за мгновение до того, как огонь охватил его и он превратился в пепел. Исход битвы за Веаргахлейв был решен: духи Огня торжествовали над духами Земли. Древний кратер взревел, пробуждаясь к жизни, поглотив в огненном шаре лес и все живое в округе — все, кроме Овода, стоявшего внутри октаграммы. А потом стихия смела и его.

Подобно распускающейся ало-оранжевой розе огненный фонтан расцвел в ночном небе. На одно-единственное, бесконечное мгновение цветок завис над горой, объединив освободившихся духов Огня с духами Воздуха. Где-то далеко внизу островами в море окутавших Бельмарк серых туч торчали снежные вершины гор. Потом извечная тирания Земли взяла верх. Огненный цветок померк и рухнул вниз, неся смерть всему живому на склонах Квиснолля. Мириады стихий бились за главенство: Огонь и Вода, объединившись, порождали лаву, Огонь и Земля — обжигающий пепел, Огонь и Воздух — гром, Смерть и Случай…

Сцепившись в смертельной схватке, стихии визжали каждая свое, и в хоре миллиона их голосов затерялся, никем не услышанный, единственный человеческий голос.

 

5

День угас, король не позаботился кликнуть свечей, и в зале сделалось совсем темно. Это изменилось, стоило Радгару протянуть руку к мечу, который его мать так и держала острием вверх. В окна вдруг полился багровый свет, будто солнце передумало и решило встать еще раз. Радгар поколебался, и тут вдруг увидел короля. Тот отвернулся, в отчаянии закрыв лицо руками. Что?..

Королева пошатнулась. Меч неуверенно дрогнул в ее руках.

— Мама! — Радгар бросился ей на помощь и едва избежал катастрофы, когда она опустила меч.

— Очень тяжелый…

Руки ее разжались. Оружие лязгнуло о камни. Он подхватил ее и осторожно уложил на помост.

— Мама, мама!

Она слабо улыбнулась ему.

— Голова закружилась. Со мной так бывает…

Не выпуская ее из рук, он поднял взгляд на короля и прочел на его ненавистном пухлом лице чудовищную весть.

— Нет, это не просто головокружение! — Он повернулся спиной к Вульфверу, что было неразумно.

— Что с ней, дядя? Какие еще твои гадкие фокусы?

— Не понимаю, о чем это ты… — Сюневульф посмотрел на своего сына. Танист бросился вперед.

— Выпустишь мне потроха, да? Если драться, так сейчас! — И замахнулся мечом на коленопреклоненного Радгара.

Удар наверняка снес бы Радгару голову. Тем, что этого не произошло, он был обязан отчасти тревожным крикам зрителей, отчасти айронхолльским навыкам, а отчасти очередному подземному толчку, заставившему Вульфвера оступиться и промахнуться. Ударил гром. Радгар перекатился на ноги, сорвал плащ и схватил дедовский меч.

* * *

Вот теперь он убьет Вульфвера. На этот счет у него не было никаких сомнений. Никаких альтернатив. Он не видел ничего, кроме этого отвратительного лица. Танист замахнулся снова. Радгар отбил удар: Бам-м! Он не сделал встречного выпада, только улыбнулся. Вульфвер сделал еще одну попытку. На этот раз удар был колющий, и снова Радгар парировал его. Бам-м!

Бам-м! Бам-м! Бам-м! Бам-м! Бам-м!

— А ну попробуй еще, братец! — рассмеялся Радгар. Опасность ему не грозила, хотя поединки в разгар землетрясения не входили в учебную программу Айронхолла. Танист сильно уступал ему в ловкости, так что нетвердая земля под ногами мешала ему сильнее. Сила, которую он — бац! — вкладывал в удар, была неописуемой, но точности ему недоставало. Бам-м! Дзынь! Теперь Радгар, приплясывая, отступал перед его отчаянным натиском, наслаждаясь нарастающей паникой своего противника, но постоянно контролируя ход поединка. — Быстрее! Тебе ведь нужно убить меня, помнишь? Правое ухо!

Он взмахнул мечом. Славный меч.

Вульфвер взвизгнул, но скорее от злости, чем от боли. Он продолжал драться, истекая кровью.

Бам-м! Зрители убирались с их пути, шатаясь при сотрясениях земли. Несколько раз Радгару приходилось — Бам-м! — перепрыгивать через упавшие тела. Интересно, что думал фюрд об этом первом уроке настоящего фехтования, когда-либо виденном в Бельмарке. Впрочем, что думал на этот счет дорогой Вульфвер, он представлял. Тот знал, что обречен.

— Левое ухо! — Больше крови.

— Стой и сражайся! — взвыл великан, выпучив глаза от страха.

— А ты поди, достань меня! — Бам-м! — Ты не сумел убить меня, когда мне было только… — Дзынь! — …тринадцать! Ты пытался… — Бам-м! Бам-м! — …утопить меня. Биться с мужчинами труднее, верно… Братец?

Устав от этой игры, Радгар рубанул по запястью таниста. Меч Вульфвера со звоном покатился по камням, а сам он стоял и, не веря своим глазам, смотрел на фонтаном льющую из руки кровь. Конец поединку.

Одновременно с этим успокоилась и земля. Хотя странный багровый свет продолжал заливать зал, а гора продолжала голодно рычать, пол больше не содрогался. Упавшие поднимались на ноги — кто сам, кто с помощью соседей. Радгар и его кузен продолжали стоять лицом к лицу в центре зала. Оба молчали. И тут…

— Пощады! — Вульфвер стиснул запястье здоровой рукой, пытаясь остановить кровь.

— Говори! — зарычал Радгар. — Сознавайся! И говори правду, если хочешь жить. Зачем ты бросал вызов своему отцу?

— Пощады!

— Не будет тебе пощады! — Радгар рубанул по колену великана, и тот рухнул как срубленный дуб. Тысяча голосов ахнули от ужаса при подобном нарушении правил. Не обращая на них внимания, он перевернул упавшего фейна на спину и осторожно приставил конец меча к его скуле.

— Одно лживое слово, и останешься без глаза. Говори, скотина! Что вы задумали сегодня? — Он не узнавал собственный голос. — Вы собирались убить меня, верно? Как?

— Меч!

— Громче! Пусть все слышат! Сознавайся или я разрублю тебя на куски!

— Меч был заговорен! — взвыл Вульфвер, продолжая сжимать раненую руку. — Первого, кто поднимет его, он должен был одурманить. Это бы не убило тебя! Так, оглушило бы немножко.

Если бы Радгар поднял его первым, он был бы уже мертв. Это было ясно без слов.

— Я твой рок, Вульфвер. Разве Хильфвер никогда не говорил тебе этого? Так ты собирался убить меня в ночь, когда погиб мой отец?

— Нет!

Оп! Радгар пощадил глаз, но взрезал щеку до того, что осталось от уха.

— Да! — взвизгнул Вульфвер. — Да! Я хотел утопить тебя. Помогите мне! Мне нужно к целителю!

— Кто убил короля Эйледа?

— Не знаю… Отец сказал мне не уходить из зала. Сказал, если меня увидят там, никто меня не заподозрит.

— Значит, он сказал тебе, что Эйлед умрет, еще до ого, как это случилось?

Губы Вульфвера перекосились от ужаса.

— Вроде того… — пробормотал он. Этого было достаточно.

— Убийца! — Радгар полоснул по горлу своего двоюродного брата. Так, как убили его отца. Зал взорвался звериным ревом радости и возмущения. Кто-то кричал в знак одобрения, кто-то — от злости. Ему было все равно. Оставив Вульфвера булькать и дергаться в предсмертных конвульсиях, он бросился к матери, не зная, что так трясется: пол или его собственные ноги.

Он удивлялся тому, что вокруг нее хлопотало столько народа — до тех пор, пока не увидел кровь. Отчаянный удар Вульфвера, едва не лишивший его головы, поразил вместо него королеву, угодив ей в грудь. Пара королевских фейнов пыталась перевязать ее, но кровь била изо рта при каждом вздохе. Она лежала без сознания. Если верить тому, чему учили Радгара в Айронхолле на занятиях по врачеванию ран, жить ей осталось считанные секунды.

— Несите ее к целителю! — крикнул он, уронил меч и опустился на колени, чтобы поднять ее.

Четверо королевских фейнов схватили его сзади и рывком поставили на ноги лицом к королю. Сюневульф ударил его по лицу.

— Убийца! Ты зарубил безоружного человека — мы сами видели это!

— Отнеси жену к целителю, мерзавец! — Радгар забился в руках фейнов, но тщетно. Во рту стоял вкус крови — перстни на королевских пальцах разбили ему губу.

— Это преступление! Ты зарубил нашего сына у нас на глазах, безоружного и раненого. Роферкрефт, выведи этого преступника во двор и отруби ему голову. — Король пытался изображать разгневанного отца, но из-под этой маски проглядывала дьявольская радость.

Что ж, закон был на его стороне. Поединок завершился. Ему даже не было нужды объявлять кровную месть. Ни один фейн в фюрде не потерпит хладнокровного убийства его сына, не потребовав за это отмщения. Монарх тем более должен блюсти свои честь и права. Зрители ревели — половина поддерживала Радгара, половина — Сюневульфа. Тем временем Роферкрефт со своими фейнами взял зал под полный контроль.

— Слушаюсь, господин, — сказал маршал. — С радостью. Взять его, ребята!

Королевские фейны повернули Радгара и потащили через зал к дверям. Еще дюжина их пристроилась сзади. Каждый из них был вдвое мощнее его, и меч его остался лежать на полу. Он угодил прямехонько в лапы королю. Он, можно считать, покойник. Как горек вкус поражения!

Возмущенно крича, Леофрик со своими людьми перегородили проход, не позволяя им пройти к выходу.

— Освободите его! — прорычал одноглазый воин, и команда «Фарофхенгеста» одобрительно взревела. Рев вышел угрожающий, но они блефовали. Все они были безоружны.

Роферкрефт стоял прямо за Радгаром. Он дернул своего пленника за волосы и прижал к его горлу холодный как лед кинжал.

— Мы можем проделать это и не выходя на площадь. Прочь с дороги!

— Он заслуживает справедливого суда!

— На счет «три» он умрет, — рявкнул маршал. — Раз…

Радгар почти не видел своих спасителей, ибо голова его была задрана так, что в поле зрения были только стропила, освещенные этим странным, кроваво-красным светом, его положение было безнадежным, но вина в этом лежала на нем одном, так что его друзьям не было нужды отдавать а него свои жизни.

— Отойди, эальдор! — крикнул Радгар.

Ничего не произошло.

— Два…

Радгар предпринял еще одну попытку.

— Мой отец не хотел бы, чтобы люди Каттерстоу убивали друг друга из-за меня. Вы не можете освободить меня. Отойдите.

Леофрик стиснул зубы.

— Его надо судить справедливым судом!

— Разумеется.

Он лгал, и все понимали это, но Леофрик отступил.

— Пусть проходят!

— Спасибо! — весело произнес Роферкрефт. — Вы так добры! Прочь с дороги! — Он не убирал кинжала до тех пор, пока люди с «Фарофхенгеста» не раздвинулись к стене, освобождая проход. — Вперед!

Вот так умер последний из потомков Каттера…

За мгновение до того, как пленник и его охрана подошли к дверям, двери сами сорвались с петель и разлетелись брызгами горящих щепок. Стоявший за ними фюрдак пригнулся и заглянул в проем.

 

6

Хильфвер? Уж не старый ли безумец призвал эту чудовищную тварь. Или ее просто извергла из своих недр гора?

Радгар поднялся с пола в том месте, где фейны бросили его, и попятился, обдумывая ситуацию. Все остальные с криками ретировались в дальний конец зала. То, что пережил он в Твигепорте, оставило у него боязнь огня, но он превозмог ее в Айронхолле в ночь, когда спас Овода и других. С тех пор огонь мало страшил его — но и дракона нельзя считать обычным огнем. Жар на лице его и так уже был почти невыносимым.

— Хильфвер? — рявкнул он.

— Ар-р-рх! — ответил фюрдрак, словно пытаясь говорить. — Ар-р-рх! Ар-р-рх! — Он вплыл в зал, оторвав при этом кусок стены.

Радгар повернулся и бросился за остальными. Право же, стоило бы сделать из этого места еще один выход в задней стене. Почему он? Конечно, это придется делать ему. Он заговорен от огня, и он сын Эйледа — он должен попытаться сделать что-нибудь, ибо никто другой этого не может. И вообще чудовище, возможно, возникло по его вине, если это его сумасшедший дед создал его, услышав рассказ призрака. Весь фюрд Каттерстоу заперт здесь, в Фюнехофе, а с ним все эрлы королевства за исключением одного. Если фюрдрак убьет их всех, Бельмарк погрузится пучину анархии.

Тело его матери лежало, покинутое всеми, на краю помоста, а рядом с ним — меч Семи Слез. Еще на бегу он начал раздеваться, ибо знал, насколько мучительнее бежать в горящей одежде. Пальцы его дрожали так сильно, что пряжка ремня никак не поддавалась ему, но никакого стыда за свой страх он не испытывал — во сяком случае, теперь, когда весь фюрд визжал от ужаса сбившись в кучу. Он никогда бы не подумал, что столько человек могут разом уместиться на помосте, но смогли — и то не на всем, а только на дальней его половине. Тех, что стояли у стены, должно быть, сдавливали и не давали дышать, зато гнев фюрдрака грозил им в меньшей степени.

Он сунул ноги обратно в башмаки, когда фюрдрак злобно зарычал и подобрался ближе.

— Ар-р-рх! — произнес он, выдыхая струи огня. — Ар-ар-р-рх, ар-р-рх, ар-р-рх!

Он весь состоял из черного шлака, расплавленного камня и жара, столь сильного, что даже смотреть на него через весь зал было трудно. Всего его окружало багровое марево. Порой он становился похожим на человека, только раза в два, в три выше нормального роста, но большую часть времени казался просто фонтаном камня и лавы, текучим, непостоянным, меняющимся каждую секунду. За ним оставался на полу дымящийся след, в котором бурлила расплавленная земля, так что казалось, будто он извергается прямо из земли, но в те мгновения, когда он превращался в человекоподобное существо, он шагал на массивных ногах, испепеляя камни. Но и тогда лица у него не было, и с каждым его движением или изменением формы наружная корка его с хрустом разламывалась, открывая взгляду бушующий внутри огонь.

Оказавшись в зале, он выпрямился во весь рост, и стропила над его головой задымились.

— Ар-р-рх! — сказал он снова, словно жалуясь. Земля дрогнула.

С дюжину людей сделали попытку прорваться к двери. Фюрдрак поймал их на бегу, хотя никто не мог сказать наверняка, смахнул ли он их огромной каменной рукой или просто рухнул на них, похоронив под своей массой. Некоторые еще успели вскрикнуть, прежде чем превратится в обугленные головешки, наполовину ушедшие в расплавленный пол. По стене за ними побежали языки пламени. Когда дракон вновь собрался из растекшейся по полу огненной кляксы в человекоподобное существо, стропила над ним загорелись. Продолжайся все подобным образом, и весь Сюнехоф заполыхал бы в считанные минуты. Совершенно нагой, если не считать башмаков, Радгар снова схватил дедовский меч. Гюфблейс погиб, Фюрлаф остался чудовищным калекой, но Эйлед уцелел. Теперь пришла его очередь. Отец бился с фюрдраком на улице, не запертый в готовой вспыхнуть ловушке вроде этой. Воздух уже раскалился, почти не позволяя дышать, и он потел так сильно, что почти ничего не видел, да и меч держал с трудом. Он никогда не думал, что фюрдрак может быть таким огромным.

Он повернулся посмотреть на охваченную ужасом толпу за его спиной и увидел Сюневульфа Славного, все еще в короне и мантии. Как и все остальные, он всхлипывал и пытался пробиться в глубь толпы, но пузо и дряблые мускулы не позволяли ему тягаться с другими мужчинами.

— Идем, дядя! — Радгар ухватил его за меховую опушку мантии. — Если уж мне суждено умереть, ты, во всяком случае, умрешь первым. — С силой дернув за мантию, он вытянул короля из толпы, протащил через помост и сбросил на пол. Тот растянулся на нем ничком, не переставая визжать.

— Ар-р-рх, ар-р-рх! — Фюрдрак приближался. Он почти поравнялся с очагами, перемещаясь медленно, словно человек, идущий по топкому броду. Вся входная часть зала уже пылала. — Ар-р-рх!

Король, шатаясь, поднялся на ноги. Радгар спрыгнул на пол и приставил к нему свой меч.

— Шевелись! Умри на этом клинке или шевелись!

Всхлипывая, упираясь — и истекая кровью, ибо Радгару некогда было церемониться, — Сюневульф пятился навстречу фюрдраку.

— Что ты делаешь? — взвизгнул он. Жар становился нестерпимым, но Радгару в эту минуту приходилось хуже, чем ему. Его меховой воротник и корона защищали шею и голову от жара, а остальная часть тела была защищена еще лучше.

— Я хочу правды! Чья это была идея — убить моего отца?

— Я ничего не знаю об… ар-р-рх! — Визг Сюневульфа напоминал рык фюрдрака, только на несколько октав выше. Одним ударом меч его деда рассек королевские одеяния Сюневульфа от шеи до талии, задев тело. Кровь оказалась даже ярче мантии. — Это все Амброз! Тот Клинок, которого он послал, обещал мне трон. Он приказал ему добиться мирного договора и убить Эйледа.

— Амброз приказал ему убить отца?

— Да! Да! Он так и не простил его за фейринг в Кэндльене.

— А королева? Говори! — Радгар гнал свою жертву вперед, все ближе и ближе к испепеляющему дракону. Сюневульф отшатнулся от меча. Одежда его дымилась, усы и борода трещали от жара.

— Шарлотта была моей наградой, моей ценой! Я желал много лет. Пощады, пощады!

— Ты никого не щадил, нифинг! Признавайся в остальных своих преступлениях. Как ты ухитрился удерживаться троне? Говори! Я заставлю тебя говорить! — Король упал колени, корчась — жар пробирал его и через одежду.

— Я признаюсь! Во всем признаюсь! Я использовал колдовство, чтобы получить твою мать. Я принимал шивиальское золото — четыреста тысяч крон в год посылал мне Амброз, чтобы я не замечал нарушений договора и сохранял мир.

Фюрдрак продолжал приближаться, но медленнее; брызги лавы разлетались из трещин на его теле. Он ярко светился в густом дыму, заполнявшем теперь зал, возвышаясь над двумя мужчинами, словно проглядывающее сквозь тучу солнце. Радгар и сам едва мог вздохнуть, но все же выдавил из себя еще один вопрос:

— А Эйфельнот?

— Он замышлял измену! — взвизгнул Сюневульф. — когда Амброз прислал мне весть о том, что ты направлялся домой, я понял, что он сговорится с тобой против меня.

Этого было достаточно, более чем достаточно. Если после этого катаклизма останется в живых хоть один свидетель, Сюневульфа навеки проклянут по всей стране.

— Встать! — Радгар бросил меч и обеими руками поволок воющего монарха навстречу фюрдраку. Из пола били фонтаны лавы. Одежда на жирном мерзавце загорелась. Башмаки Радгара — тоже. Вскрикнув, он откатился в сторону, скорчившись от боли. Сюневульф исчез в потоке лавы, хотя сквозь дым казалось, будто дракон поднял его обеими руками и с любопытством наблюдал, как тот превращается в пепел.

 

7

Радгар снова взял себя в руки. Обмороками и истериками можно будет заняться и позже. Первым делом нужно было совладать с этой злобной тварью, пока она не убила всех находившихся в зале. Он снова схватил меч, а также — повинуясь неясному инстинкту, говорившему, что это очень важно и что ее нельзя терять — золотую корону Бельмарка.

— Я дал ему заметить меня, — говорил когда-то отец, — а потом бросился как выдра к воде. — Впрочем, отец встречался со своим фюрдраком на открытом воздухе. Этот же закрывал ему единственный выход.

Каким-то образом ему нужно привлечь к себе внимание дракона и вывести его тем же путем, что он попал сюда. Если он просто разъярит его, тот может броситься прямо на фюрд. Если он не сделает что-нибудь, и быстро, все зажарятся или задохнутся. Он вздрогнул, но бросился на монстра.

Ударить, проскочить мимо и продолжать бег — задача простая, но почти наверняка невыполнимая. Чудовище снова обрушилось, превратившись в бесформенную кучу перед тем, как еще раз принять человеческое обличье. Почему оно предпочитает эту форму? Крича от ярости и боли сразу, он вскарабкался по склону. Нацелившись туда, где находилось бы сердце, будь дракон настоящим человеком, он вонзил меч в трещину, надеясь перебраться через некое подобие плеча, спуститься с той стороны и бежать к выходу. Этого ему не удалось. Он ожидал, что клинок встретит какое-то сопротивление, но расплавленные внутренности этой мерзости оказались жидкими как вода, так что меч ушел по самую рукоять. Здоровый кусок наружной коры отломился, отворив поток огня и лавы. Этот поток снес Радгара вниз и прокатил по полу до тех пор, пока тот не врезался в стену и не остался лежать там, беззащитный перед монстром.

Дракон не бросился на него, как он ожидал. Он взревел так, словно и ему было больно, и ринулся прямо на боковую стену, мгновенно рассыпавшуюся пеплом. Радгар был весь избит и исцарапан, но за стеной открылись дождь и сырая холодная земля, поэтому он выбрался из развалин и бросился туда. Дичь его убегала, и, подобно гончей, он должен был преследовать ее; его безумная ненависть горела жарче, чем сам дракон.

Среди горожан нашлись безумцы, сбежавшиеся смотреть, как горит Сюнехоф. Они бросились врассыпную, когда из дома на них вырвался дракон — он бежал почти так же быстро, как человек… ну, например, как серьезно раненный человек на сбитых ногах.

Подобно пыльному смерчу в поле, фюрдрак несся через Варофбург, словно пытаясь убежать от преследовавшей его маленькой фигурки. Что бы там ни рассказывал отец про преследовавшего его фюрдрака, здесь все происходило наоборот: этот дракон убегал. Окутавшись паром и огнем, он старался следовать по улицам, но время от времени срезал углы, и тогда дома сразу исчезали в языках огня, разбрасывая вокруг пылающие обломки. Только проливной дождь и широкие промежутки между домами спасли город от полного разрушения. Позже Радгар не мог вспомнить почти ничего об этой сумасшедшей погоне. Какой-то скрытый охотничий инстинкт продолжал гнать его вперед, и он бежал, забыв про боль и усталость, почти обезумев от ярости. Вот, оказывается, для чего людям злость! Раз или два его дичь сбавила ход, словно для того, чтобы повернуться и драться. Но оба раза продолжала бег при его приближении.

Оказавшись в порту, дракон, казалось, почуял свое проклятие, море, ибо свернул и продолжал свой путь вдоль берега, поджигая корабли и ладьи. Крича, Радгар попытался отрезать его от них. Он потерял слишком много крови, ему едва хватало сил держать то, что осталось от меча. Как раз когда он решил, что ему пора снова сблизиться с чудищем, оно свернуло и, перевалив через россыпь камней, выбежало к воде. Не колеблясь, оно бросилось в море. Послышался короткий оглушительный вопль, и дракон исчез, а у порта появился новый пирс. Радгара окутало облако кипящих брызг, что по сравнению с тем, что он пережил прежде, казалось блаженным облегчением.

Единственным выходом из этой пытки было потерять сознание, что он и сделал.

 

8

Он лежал на какой-то ужасно жесткой поверхности, завернутый в одеяло или плащ. Он догадался, что находится в святилище, ибо заклинатели продолжали петь, и на него волнами накатывали духи — исцеляющие, успокаивающие. Он ощущал себя так, будто его натерли как морковку и провеяли как зерно. Что ж, по всем правилам ему полагалось уже с дюжину раз превратиться в кучку золы, так что он не жаловался. Голоса казались далекими и как-то странно приглушенными, из чего он сделал вывод, что находится в Халигдоме.

Он лежал, не открывая глаз, ощущая, как творят с ним свои чудеса духи, и наслаждаясь этим, ибо то, с какой скоростью стихала боль, доставляло подлинное наслаждение. Даже когда целители закончили свое заклинание и замолчали, он не испытывал особого желания возвращаться в мир. Сюневульф умер и Вульфвер тоже, так что мир этот будет лучше. Умерла также Шарлотта Эйлдесвиф, несчастная душа, и Овод, если он и правда вернулся в Веаргахлейв. Ни та, ни другой не заслужили тех испытаний, что обрушила на них жизнь. Витенагемут, конечно, изберет нового короля, а занявший второе место сразу же бросит ему вызов.

И что? Шансы Радгара стали гораздо выше — теперь, после победы над фюрдраком. Но им овладела чудовищная усталость. Нет! Пусть себе убивают друг друга, сколько душе угодно, вплоть до последнего таниста. Он распробовал вкус политической жизни и едва остался жив. Одного глотка ему хватит на всю оставшуюся жизнь. Имения, принадлежащие ему по праву, сделают его богачом, так что все, что от него потребуется, — это держаться подальше от неспокойного моря и никогда не ходить на фейринги с западным ветром. И тогда никто даже не попытается затащить его обратно в политику. Он может раздобреть немного и до седых волос почивать на тех лаврах, что снискал этой ночью. Он сможет завести себе наложницу — надо же хоть выяснить, из-за чего столько шума, — а со временем и жениться. Он победил фюрдрака! Здорово, просто здорово. Радгар, Победитель Драконов! Его отцу бы это понравилось. Он настоящий Каттеринг, достойный стать в один ряд со своими предками.

Впрочем, оставалось еще одно неоконченное дельце. Сюневульф мертв, а Йорик все равно что мертв, но главный злодей, повинный в смерти отца, еще жил и процветал.

— Он хмурится, — произнес голос Леофрика. — Это хороший признак?

Он попытался не реагировать, но рот его сам собой растянулся в улыбке, поэтому он открыл глаза и увидел над собой круг лиц, смотревших на него сверху вниз — рыжие бороды, белые бороды, мужчины и женщины. Он узнал только некоторых из них, ибо видел их темными силуэтами на фоне света, исходящего от подвешенных высоко на восьми столбах ламп. Кто-то слишком расточительно обращается с лампадным маслом! Для пробы он пошевелил несколькими мускулами, и все, похоже, было на своих местах и действовало исправно. Ноги болели. Он попытался заговорить, и ничего не произошло, но тут чьи-то сильные руки приподняли его, и ко рту поднесли кубок. Он шесть раз опустошил его, и первые слова, которые ему удалось произнести, были просьбой еще. Они посадили его, чтобы Эйлвин и еще один мужчина смогли накинуть на него кафтан, одевая, как малое дитя.

Просторный зал казался почти пустым, хотя в нем находилось восемь заклинателей и с десяток его друзей с «Фарофхенгеста». Почему, подумал он, его не отнесли в святилище поменьше… и почему только его? В Варофбурге наверняка множество пострадавших от пожаров. Дождь продолжал идти, ибо он слышал, как он барабанит по крыше, но к этому звуку примешивался другой, распознать который ему никак не удавалось. Он напоминал далекий рокот прибоя о скалистый берег.

— Ну? — спросил Леофрик. — Все на месте. Все повреждения, что мы видим на тебе, — это синяки и царапины, да и те пройдут очень скоро. Что там у тебя внутри, как чувствуешь?

— Слабость. Побаливает еще немного.

— Духи, парень! И это все? После всего, что ты сделал? — Его единственный глаз блестел. Он редко выказывал эмоции до такой степени. — Эти ученые люди совершили с тобой настоящие чудеса, и они первыми хотят отблагодарить тебя за то, что ты сделал. Как думаешь, у тебя хватит сил на это?

— Это я первый должен благодарить их за то, что они сделали для меня.

Ему помогли встать. Принесли стул, и он неохотно, но сел, ибо чувствовал себя до смешного слабым, и ноги болели, что само по себе было непривычно унизительным для человека, с самого детства не болевшего ни дня. Эйлвин опустился на колени, чтобы надеть на него штаны и подвязки, и сделал это почти без «с вашего изволения». Цветистые благодарности заклинателей тоже привели его в замешательство. Трое мужчин и пять женщин… до сих пор никто и никогда не лебезил перед ним так, если не считать нескольких самых глупых Ростков в Айронхолле, в день, когда он одолел Волкоклыка в фехтовании. Он только исполнил свой долг, уверял он, и без их целительского умения его бы здесь уже не было.

Потом — несмотря на его отчаянные протесты — Леофрик опустился перед ним на колени и поцеловал его руки, а за ним Эйлвин, Сеольмунд и его братья с «Фарофхенгеста». Они славили его как героя, победителя драконов, и несли прочую подобную чушь. Все были подозрительно возбуждены. Похоже, никто из них не понимал того, что Радгар Эйлединг решил отойти от политической жизни, и он начал подозревать, что, даже если он скажет им об этом, это очень мало повлияет на то, что они там задумали. Никто не тратит столько лампадного масла на то, чтобы просто исцелить какого-то исцарапанного юнца. Дверь открывалась и закрывалась, словно люди входили и выходили, и каждый раз, когда она открывалась, до него снова доносился этот рокот прибоя.

— Вы меня хорошо проверяли? — мрачно спросил он. — Я в своем уме? Никаких там заиканий или явных галлюцинаций?

Капитан заломил свою рыжую бровь.

— Пока что ничего такого. Мне кажется, нам стоило бы выпустить немного пар.

— Прошу тебя! Ты не мог найти слов тактичнее?

Леофрик одобрительно усмехнулся.

— Это твое. — Это был стальной огрызок. Когда-то он был мечом, но половина клинка исчезла, расплавившись, а с эфеса исчезли жемчужины.

— Дедовский, — сказал Радгар. — Повесьте его в Сюнехофе, если хотите. Когда его отстроят, конечно. Да, я хотел бы, чтобы вы так и поступили. — Фюрлаф тоже, должно быть, погиб, став жертвой вчерашнего извержения.

Леофрик рассмеялся.

— Проследишь за этим сам. Думаю, это тоже твое. Это был бесформенный комок металла, но прежде чем наполовину оплавиться, он был короной Бельмарка.

— Где, черт возьми, вы ее нашли? — Уж не поэтому ли все они лыбились, как идиоты?

— На твоей голове, конечно. Ты надел ее, когда гнал дракона вон из города.

— Духи! Правда? Нет, правда? — Он ничего такого не помнил.

Эйлвин расхохотался.

— Одна корона, и больше ни нитки! Там, за дверью, выстроились в очередь семь сороков прекрасных дев, и всем не терпится познакомиться с тобой.

Первым, когда двери отворили, вошел фюрд Каттерстоу. Вожди начали скандировать «Рад-гар! Рад-гар!» в такт шагам, и сразу же этот ритм подхватила длинная вереница воинов, сотня за сотней. Когда первые ряды дошли до верода Леофрика, окружившего героя кольцом почетной охраны, они разделились на две колонны и окружили его новым кольцом. Народу в зале все прибывало. «Рад-гар! Рад-гар!»

Радгар встал на стул в центре зала и молча смотрел, как толпа заполняет весь Халигдом — множество лиц, обращенных на него, кричащих: «Рад-гар! Рад-гар!» Ощущение было странным — куда более странным, чем он мог ожидать. Его никогда еще не славили так. В горле стоял комок. Он не мог говорить. Почти все были без оружия, ибо дракон, должно быть, расплавил все мечи, сложенные на крыльце. За воинами следовали жены и дети, даже сеорлы.

Последними вошли эрлы со своими веродами — им тоже не терпелось увидеть, что задумали местные. Они держались у входа, подозрительно наблюдая за происходящим. Большой Эдгар из Хюнингсуге был здесь, и Эльфгит из Сюфместа, чье нападение на Сюфекк послужило причиной созыва витенагемута. По меньшей мере трое эрлов претендовали на трон. Все девятнадцать наверняка мечтали о славе. Кто теперь главный? Скорее всего Ордхейх из Хюрнстана: он старше всех.

Крики «Рад-гар» потонули в пении «Hlaford Fyrlandum»! Это заставило эрлов нахмуриться еще сильнее, ибо песней этой воздавали почести королям. Но Радгар помнил, когда слышал ее в последний раз: в ночь, когда погиб отец. Поэтому он стоял и плакал, пока остальные ликовали.

Наконец он поднял руки, призывая к тишине, и рев толпы сменился негромким рокотом, сливавшимся с клокотанием вулкана. Однако прежде чем он нашел слова, его опередил Эйлвин.

— Каттерстоу! — взревел он во всю мощь своих легких.

— Каттерстоу! — взревел фюрд в ответ, и зал снова охватило безумие. — Каттерстоу! Каттерстоу! Каттерстоу!

Эрл Радгар из Каттерстоу! Возможно ли такое? Море лиц, скандирование? Как жаль, что его матери нет здесь, чтобы видеть все это! И отца! И даже Овода. Сообразив, что опять заплачет, если они не прекратят, он поднял руки.

— Вы оказываете мне огромную честь! Вы хотите, чтобы я стал вашим эрлом?

Глупый вопрос — это заставило их начать все сначала. Леофрик стиснул его руку.

— Требуй заодно и трона, парень! Ты единственный из всех обладатель королевской крови. Трон твой.

Сеольмунд ухватил его за другую руку и дернул, требуя внимания.

— Нет, нет! Подожди, пока они не соберут законный муут! Тебе нельзя казаться слишком нетерпеливым.

Оба при этом умудрились найти на его руках самые болезненные места. Он стряхнул обоих.

— Что ты намерен им сказать? — спросил Леофрик. Он посмотрел вниз и встретился взглядом с одним глазом и одним изумрудом.

— Пока еще не решил, фейн.

Леофрик вымученно улыбнулся.

— Прости меня, Эйлединг. Настоящий Эйлединг!

— Постараюсь не подкачать. Фейны! Эальдры!

При этих его словах в зале воцарилась напряженная, полная ожидания тишина. Прежде чем он успел открыть ют снова, Эйлвин, этот благонамеренный болван, сунул ему на голову полурасплавленную корону.

— Halletaph hlafordne Fyrlandum! — взревел он. Снова воцарился кавардак: дикий восторг фюрда Каттерстоу, возмущенные крики веродов других эрлов. Корона была тяжелой и больно сдавливала голову, но Радгар не стал снимать ее. Он снова потребовал жестом тишины, и штормовой рев сменился негромким шумом прибоя.

Он видел, что эрлов поддержка фюрда убедила не слишком. Победа над фюрдраком не обязательно делала его достойным монархом.

— Прежде чем я даже подумаю о том, чтобы стать вашим королем… прежде чем я подумаю о том, чтобы привести присягу эрла, имеется еще одна клятва, которую я должен принести. Выслушайте ее, а потом решайте, хотите ли вы меня. Слушайте же! — Возможно, можно было бы найти слова и вернее, но сошли и эти. Он выкрикнул древнюю, самую страшную из всех клятв: — Да будет проклят Амброз Ранульфинг, король Шивиаля! За все зло, что он совершил, клянусь, что не буду знать покоя, пока кровь его не напитает землю, погребальный огонь не пожрет его плоть, а память об имени его не развеют ветры. И да сочтут меня нифингом, коли проявлю я страх или жалость к нему или крови его!

Шок! Тишина сделалась абсолютной. Даже дождь, похоже, устрашился и смолк. В реальной жизни кровная месть является либо грубейшим нарушением королевского этикета, либо просто романтической чушью в балладах скопов.

— Амброз приказал убить моего отца. Он нарушил условия договора, который сам же и подписал. Он извратил наши древние права своим бессовестным подкупом. Если вы возьмете меня своим королем, вы получите в придачу войну. Снова начнется убийство — грабеж, насилие, поджоги. Добычи и трофеев будет в достатке, но вам, эальдары, — крикнул он, указывая на эрлов, — придется завоевывать свое богатство честно, с оружием в руках. Вы слышали, в чем сознался Сюневульф. Среди вас есть предатели, трусы, принимавшие золото от чужестранцев.

Большой Эдгар обладал самыми сильными легкими во всем Халигдоме.

— Слава Властелину Огненных Земель!

— Уж не называешь ли ты меня трусом, Эйлединг?

— Носи юбку, коль она тебе идет, эальдор! Трусом или взяточником. Или докажи, что я ошибаюсь — ступай со мной, когда я выступлю против Шивиаля, ибо, клянусь, я покараю его так, как его не карали еще никогда, пока он не взмолится о пощаде, а Эйрания не содрогнется от ужаса. Мой меч будет проливать кровь до тех пор, пока я не получу голову Амброза, но никогда больше трусы не будут жиреть тайком на его проклятом золоте. Я не знаю еще имен предателей, но полагаю, что мой дядя держит где-нибудь записи. Итак, со мной ли вы, эрлы? И если нет, тогда да, я назову вас трусами! И предателями! И нифингами!

Не уничтожь фюрдрак сложенные на крыльце Сюнехофа мечи, эти слова могли бы послужить началом резни. А может, и нет, ибо вероды эрлов, похоже, весьма заинтересовались словами о подкупе. Первым из эрлов заговорил, однако, не Эдгар, а другой из сподвижников Сюневульфа, Эйльфгит. С криком: «Смерть Шивиалю! Я с королем Радгаром!» — он ринулся в толпу. Его верод ликовал.

Впрочем, первым к Радгару пробился сквозь толпу все-таки Эдгар. Он попросту отшвыривал людей в стороны, пока не схватил его за руку и не поклялся служить ему верой и правдой, на погибель Шивиалю. Радгар же поклялся быть его господином и повелителем, достойным доверия. Проделав это десять раз, он стал королем Бельмарка, Властелином Огненных Земель.

Последний из девятнадцати оказался совсем еще юным, всего месяц как занимавшим пост эрла, ненамного старше самого Радгара. Отпустив его руки, Радгар вдруг ощутил себя таким обессиленным, что сошел со стула, просто рухнув на руки Эйлвину. Сделав над собой усилие, он произвел первые назначения, вполне удачные для начала: советника Сеольмунда, маршала Леофрика и таниста Эйлвина. Это, разумеется, потребовало новых клятв.

— А теперь, — сказал он, — принимайтесь править королевством, ибо ваш августейший господин идет спать и проспит неделю.

Сгорбленный Сеольмунд коротко, но угрожающе усмехнулся.

— Как будет угодно вашему величеству. Эальдры, в сутствие нашего августейшего господина танист соберет военный муут нынче же в полдень. Король Радгар ожидает на нем присутствия вас всех — ослушание карается смертью.

Эрлы усмехнулись, но даже усталость не помешала Радгару заметить в этой шутке изрядную долю угрозы. Кроме того, при одной мысли об Эйлвине, пытающемся руководить муутом, кровь стыла в жилах.

— А с этим нельзя обождать?

— Вы только что объявили войну, государь, — невозмутимо объяснило ему его правительство в лице советника. — Или вы повелите начать военные действия немедленно и без предуведомления? Если да, вас обвинят в коварном нарушении мирного договора, а шивиальцы, несомненно, расправятся со всеми бельцами, до которых могут дотянуться. В настоящий момент примерно две сотни наших кораблей находятся в чужих водах. Ваше величество могут даже пожелать издать королевский Указ немедленно… — И так далее.

Он не сказал прямо, что кое-кто из эрлов намерен отравиться прямиком домой и разослать своих лис, пока куры еще спят на своем насесте. Но он имел в виду именно это. Он намекал на то, что только Радгар мог совладать ними всеми.

В Айронхолле почти ничему этому не учили.

 

9

Дождь продолжал лить над Варофбургом, но Бельмаром теперь правил честный человек. Каттерстоу получил эрла, которого не стыдился, виновные умерли, да и Квисхолль начал звучать более сонно. Все утрясалось.

С другой стороны, стоило новому монарху выйти из Харигдомаг, как он столкнулся с первыми признаками гражанской войны. Его верные подданные пытались организовать факельное шествие, дабы отнести его домой, во дворец, и эрлы оспаривали с фюрдом право нести его на плечах. Никто, кроме самого Радгара, не мог разрешить этот спор, поэтому он потребовал себе коня и приказал эрлам шествовать строем в порядке старшинства по правую руку от него, а капитанам — по левую, а всем несогласным предложил заткнуться. Жизнь обещала и дальше подкидывать ему в изобилии таких хитрых проблем. Все бросились исполнять приказ.

В воздухе стоял острый запах гари. Даже сквозь восторженные крики толпы до него доносилось пение заклинателей, врачующих пострадавших в святилищах города. Значительная часть Варофбурга должна была лежать в руинах, хотя он не видел больше ни одного пожара. Теперь ему предстоит отстраивать столицу. А еще ему предстоит развязать войну, сформировать правительство, править семейными владениями, оплакать мать… Пока он мок под дождем в ожидании коня, он пытался понять, ради чего продолжает валять такого дурака. Ради отца? Ради матери, которая так гордилась бы тем, что ее сын — король? Отец подождал бы с окончательным суждением, решил он. Он сказал бы, что Радгар завоевал корону не совсем законным путем. Впрочем, это все равно, если только он будет носить ее достойно.

Да где же, стихии их побери, этот проклятый конь? Он быстрее дошел бы до дворца пешком. Он едва держался на ногах, но к нему все равно продолжали пробиваться люди — поклониться, подлизаться, даже упасть на колени в грязь, чтобы облобызать ему руку, вспомнить фейринги с его отцом, заметить, как его величество похож на отца его величества… Должно быть, он стал первым монархом в истории, завоевавшим трон благодаря форме ушей, и все же многие из этих кровожадных чудовищ плакали от радости, и каждому из них надлежало отвечать вежливо, обращаясь по возможности по имени.

Тут последовало некоторое смятение: через толпу к нему пробивался человек.

— Радгар! Радгар! Радгар! — Это был трубный голос Эйлвина. Может, это он ведет обещанные семь сороков прекрасных дев?

Нет. Он оттолкнул несколько последних эрлов и остановился рядом с ним, раскрасневшись в свете факелов, задыхающийся, но без единой девы.

— Радгар… я хотел сказать, ваше величество… он вас зовет! Он ранен, но они говорят, он будет жить. Хочет тебя видеть. Он сильно ранен, Радгар. Сюда…

— Погоди! Давай сначала. Кто меня зовет?

Эйлвин задержался ровно настолько, чтобы сделать глубокий вдох, и снова обрушил на него поток слов.

— Его нашли, плавающим лицом вниз в порту, но целители решили, что это фралль, ибо он был чужеземец, и на нем ничего не было, и потом, они были уверены, что он умирает, и только когда они принялись лечить фраллей, только тогда он сказал им все, что про них думает, и они поняли, что он вовсе не фралль… Что? Ох, да он же — твой шивиальский haeftniedling. Да, господин… э… ваше величество, я имею в виду фейна Оффольда.

 

10

Стоял один из тех весенних дней, когда весь мир бурлит жизнью — ягнята брыкаются, птицы выкрикивают друг другу ругательства на каждой ветке, а бабочки водят разноцветный хоровод над цветущими кустами. После двухнедельного припадка Квиснолль утомился от своих дурных шуток и погрузился в сон на следующее поколение или два, пуская только тонкую струйку дыма из своей щегольской новой вершины. Никогда еще лесистые окрестности Хатбурны не казались такими прекрасными. Король Радгар соскользнул со спины Исгицеля и привязал поводья к дереву. Дальше по тропе он пошел пешком. Возможно, больной еще спал…

Он не спал. Овод лежал на кушетке перед королевской избой, глядя на ветви над головой, укрытый с ног до подбородка пушистым пледом. За шумом водопада он не слышал шагов Радгара. Он закатил глаза и нахмурился. Гостям здесь были не слишком рады.

Короли не обращают внимания на такие намеки. Радгар плюхнулся на колени на траву.

— Вот, пришел спросить, не хочешь ли покататься верхом? — Королевская улыбка.

— Нет.

Королевское неудовольствие.

— А искупаться?

— Я не могу плавать. Я даже не знаю, смогу ли держаться в седле. Уходи!

— Чего же ты хочешь?

— Побыть одному.

Ничего другого он теперь не хотел. Радгар вздохнул.

— Все что угодно, только не это. Мне нужно поупражняться в фехтовании. Я теряю форму.

Овод в первый раз посмотрел на него в упор. Он был уже не так бледен, как прежде. Если верить целителям, его физические повреждения почти прошли — за исключением потерянной руки, конечно, но даже лучшее заклинание не способно восстановить утерянную руку. Что же до душевных… С этим все сложнее, соглашались целители и начинали нести ученую ерунду. Они утверждали, что со временем он придет в норму. Во всяком случае, они на это надеялись.

— Однорукий фехтовальщик? — фыркнул больной. — У меня черт-те что с равновесием. Я и ходить-то толком не могу. У тебя десять тысяч пиратов — вот на них и тренируйся.

Радгар снова проверил действие улыбки.

— Я не посмею. Они могут научиться у меня айронхолльской технике и тогда бросят вызов. Идем же, Овод! Ты остался без руки! Ты скоро привыкнешь к новому равновесию. Это же была не твоя боевая рука. И не та, которой ты пишешь. И ты спас короля. Все, что я могу дать тебе, — твое. Ты только назови, дружище. Земли? Скажи, что тебе нравится Хатбурна, и я подарю ее тебе. Корабли? Деньги? Рабы? Женщины?

— Женщины? — рявкнул Овод, наконец-то выказав желанную реакцию. Он выпрямился, помогая себе правой рукой — единственной рукой. — Объясни-ка мне, почему этот клочок глухого леса вдруг кишмя кишит хорошенькими девицами? Рыжими, темными, светлыми… все жеманятся и надувают губки. «Свежее белье, фейн Оффольд», «Вода для умывания, фейн Оффольд», «Холодного вина, фейн Оффольд?» Ты сводник, Радгар Эйлединг! Думаешь, ты сможешь отвлечь меня, засыпав меня девицами?

В этом была достаточная доля правды, чтобы щеки Радгара порозовели, но не такая, чтобы он чувствовал себя виноватым.

— Очень мне нужно быть сводником! Я просто не привык еще к тому, что случается, когда король изъявляет желание. Я всего только сказал, я надеюсь, что мой дорогой друг Овод скоро почувствует себя лучше. Все, кто мог слышать это, сделали вывод, что я осыплю золотом любого, кто сумеет заставить тебя улыбнуться. В следующий же раз, когда я приехал сюда, я обнаружил, что все здесь кишит дочерьми, сестрами, кузинами… Я бы посоветовал тебе не особенно стесняться.

Овод слез с кушетки и выпрямился. Его левый рукав болтался пустым.

— Я же сказал тебе. Я всего-то хочу, чтобы меня оставили одного, никого не видеть и не слышать. Если бы я хотел роиться, я бы назвался Пчелой, а не Оводом. Хочешь сделать мне приятное? Уходи! — Он повернулся, словно хотел уйти.

Радгар сел на влажную траву и облокотился на колени.

— Я собирался попросить тебя стать моим drhytguma.

Овод застыл.

— Кем-кем?

— Сватом. Дружкой жениха.

Реакция на эти слова напомнила старого Овода, пропавшего Овода. Он резко повернулся, широко раскрыв глаза.

— Ты? Женишься? Быстро же ты, однако!

Радгар пожал плечами.

— Политика… Когда начнется первый фейринг против Нивиаля, мне придется возглавить его. Я должен доказать, что я сын своего отца. Все витаны сошлись на том, то прежде мне надо зачать наследника. Собственно, они почти открыто сказали мне, что не отпустят меня, пока я не сделаю этого.

— Ее хоть зовут как-то? — спросил Овод, явно заинтересованный всем этим. — Где ты ее нашел?

— Ее зовут Кульфре, она старшая дочь покойного эрла Эйфельнота, так что она из Нюрпингов. Это удачный брак — у нее двое младших братьев, которые станут первыми претендентами на трон королевской крови, насчет которых мне придется беспокоиться, но они вряд ли бросят вызов, если их сестра будет королевой. Это может, конечно, и не сработать, но теория такова. Мне сказали, что у нее очень добрый нрав и что она хороша собой.

Ему бы сказали это, даже если бы у нее были три глаза и борода. Подобная перспектива пугала его столь же сильно, как если бы ему пришлось снова биться с фюрдраком. Еще два дня…

— Гм, — сказал Овод, и лицо его приняло донельзя циничное выражение. — А что думает леди Кульфре насчет возможности стать политической пешкой и племенной кобылой? Будьте так добры, одного жеребенка прямо сейчас! Ты хоть подумал спросить ее саму?

На этот раз Радгар почувствовал, что заливается краской. Королю нужно научиться держаться более невозмутимо.

— Да, подумал. Мы с Сеольмундом выбрали ее как наиболее приемлемую кандидатуру, и я написал ей личное письмо. Я объяснил ситуацию и спросил, интересует ли ее это. Я подчеркнул, что решение целиком за ней, и, что если ее не устраивают условия, об этом просто не будут говорить.

— Ну и?

— Ее четырнадцатилетний брат написал мне, что его сестра будет счастлива стать женой короля и что он полностью одобряет этот брак, исходя из названных условий… и так далее.

Мгновение казалось, что Овод улыбнется.

— Значит, ее мамаша читает ее письма? Впрочем, в Шивиале женщин тоже мало спрашивают в таких вопросах. Твоя мать могла бы рассказать тебе это. Нет, я не буду твоим сватом. Сунь меня сейчас в толпу, и я превращусь в буйнопомешанного. Попроси Эйлвина. Лучше его не найти.

— Вовсе нет, Овод, — тихо сказал Радгар. — Ты лучше всех, кого я знаю, — и потом, все, что делает король, имеет политический резонанс. У Эйлвина и его отца и так было достаточно влияния.

Овод прикусил губу, и глаза его заблестели.

— Полчеловека! — Он отвернулся. — Уходи, пожалуйста, — прошептал он. — Прошу тебя!

— Еще минуту. Есть еще одно, о чем я хотел бы тебя спросить. Прости, я пытался не обращать на это внимания, но… Ну, мне нужно знать. Когда я ударил фюрдрака — тот, единственный раз, в зале, от него отвалился здоровый кусок.

Овод ждал, не оглядываясь, не говоря ни слова. Радгар сделал глубокий вдох и решился.

— Не потому твоя рука…

— Нет. Я же говорил тебе. Ты сделал нам больно, это верно. Я почти утратил контроль над ними, когда ты сделал это. Если бы они освободились, мы бы… они бы разрушили весь зал, и тогда… Это вышло бы побоище. Каша… я имею в виду моя рука погибла позже, когда чары все же прекратили действовать. Вода оказалась недостаточно глубокой, только и всего. Моя рука осталась на поверхности. Я отделался легче, чем Фюрлаф. А теперь, пожалуйста, прошу тебя, могу я побыть один? Возвращайся через год. Может, к тому времени я разберусь, кто я.

Радгар вздохнул и поднялся. Каким бы страшным ни было заклятие фюрдрака, оно выжгло Узы Овода. Он был свободным человеком, не Клинком.

— Конечно. Еще одно дело. Я узнал, кто был капитаном, напавшим на Хейбридж и убившим твою семью.

Он ждал, глядя в спину Оводу, но Овод не шевелился.

— Он знал про договор. Это был его первый фейринг на собственном корабле, так что, я полагаю… Он знал, но ослушался королевского приказа, Овод. Если ты хочешь, чтобы я судил его, я сделаю это. Его верод только исполнял приказы, но его признают виновным и офраллят. Если хочешь, я отдам его тебе, и ты сможешь сделать все, что…

— Поступай, как знаешь, — хрипло сказал Овод. — Уходи.

— Тогда я отрублю ему голову. Ох, Овод! Я не могу вернуть тебе руку, но готов дать тебе почти все на свете, о чем ты можешь мечтать. Я хочу, чтобы ты стал моим советником, моим доверенным компаньоном — и моим фехтовальным партнером тоже, чтобы я сохранял форму, чтобы ни один наглый бельский эрл не посмел бродить мне вызов. Дружище, я ведь обязан тебе жизнью, хотя еще ни один Клинок в истории не спасал своего подопечного способом, хотя бы отдаленно напоминающим тот, что использовал ты. Это дорого тебе обошлось. Мне жаль. Я благодарен тебе. Все, что захочешь, только попроси.

— Хорошо! — взревел вдруг Овод. Он резко повернулся, оступился, взмахнул рукой и восстановил равновесие. — Останови войну!

— Что? — Только не это, подумал Радгар.

— Останови войну. Неужели это так трудно понять? — Лицо Овода из бледного сделалось пунцовым. Глаза горели лихорадочным огнем. — Ты снова собираешься начать весь этот кошмар — фейринг, так вы это называете? Я называю это насилием, грабежом, убийством, зверством. Я видел, как это произошло в Хейбридже, и это сломало мне всю жизнь. Это стоило мне всего, что было мне дорого. — Продолжая кричать, он наступал, и Радгар попятился, едва не споткнувшись о торчавший из земли корень. — Думаешь, я затем согласился стать твоим Клинком, варвар ты бельский, чтобы ты снова смог начать все сначала?

Радгар молча смотрел на него. Овод сник и отвернулся.

— Простите, ваше величество, — пробормотал он. — Я не должен был говорить так с королем.

Радгар шагнул вперед и обнял его. Овод сделал попытку вырваться, но король был сильнее, да и здоровых рук у него было две.

— Мне придется пойти на это, друг мой Овод. Да прекрати ты корчиться! Это единственный способ, которым я мог получить трон. Да стой же!

— Нет! Пусти меня! Пожалуйста! Пожалуйста!

— Нет, не пущу. Слушай! Я на три четверти шивиалец по крови, и я прожил в Шивиале несколько лет. Половина эрлов до сих пор считает меня шивиальским шпионом, а другая половина переживает из-за того, что лишились шивиальских денег.

Овод перестал вырываться, но все еще дрожал.

— Ты ведь не просто призвал к войне! Ты объявил свою драгоценную кровную месть самому Амброзу. Ты что, надеешься, что Шивиаль выдаст тебе своего короля в цепях? Войне, которую ты начинаешь, не будет конца. Его просто не может быть. Если ты хочешь показать свою благодарность, король Радгар, подари мне вот это — останови свою войну! Начни прямо сейчас! — Он замолчал, задыхаясь.

— Не могу. Возможно, я совершил ошибку, но я уже не могу исправить ее. Мы все ошибаемся, Овод. Иногда последствия ужасны. Помнишь отцовский девиз про волчицу? Мы все порой забываем про волчицу. Вспомни Джерарда из Уэйгарта, обнажившего шпагу против армии бельцев, — и вспомни все, что случилось за этим. Мой отец решил, что завоюет трон, похитив жену. Да, он получил трон, но в придачу много такого, чего не ожидал. Наследный принц Амброз уговорил своего отца начать войну, и она обернулась против него. Мой отец доверился моему дяде и погиб из-за этого. Йорик решил, что сможет продать принца как флягу краденого вина. А ты? Ты настоял на том, чтобы стать моим Клинком. Я предупреждал тебя тогда, что я белец. Ты не стал слушать. Или ты считал, что я кролик в шкуре льва? Ты уничтожил дракона и спас мою жизнь. Я очень благодарен тебе за это, но все равно остаюсь бельцем. Эта война — твоя волчица.

— Ты говоришь, это моя ошибка?

— Нет, ибо это означало бы, что ты мне обязан, а это не так. Ты жалеешь о том, что спас меня?

На мгновение Овод задумался, потом вздохнул. Он уперся плечом в плечо Радгару и осторожно обнял его одной рукой.

— Нет, чудище ты здоровое, я ни капельки об этом не жалею. Я был тебе обязан, не забывай. Я бы сделал это снова, даже если бы знал, что ты после развяжешь еще одну войну. — Он шмыгнул носом. — Я буду горд быть сватом на твоей свадьбе.

Радгар рассмеялся и стиснул его еще сильнее.

— И лучшим другом навеки?

— И лучшим другом навеки.

— И ты не обидишься, если я буду осыпать тебя девицами?

— Попробую к этому привыкнуть, — сказал Овод.