1

Самая жуткая из темниц Кверна находилась глубоко под землей. Это была отвратительная пещера, высеченная в скале столетия назад. Там царила тьма, со стен непрерывно капала вода и было нечем дышать, так как нечистоты не убирались. Раз в день солдаты под предводительством главного тюремщика приносили еду. Это было самое непопулярное дежурство во всей крепости.

Факелы шипели, источая зловонный дым и отбрасывая на шершавые стены зловещие тени. Главный тюремщик внимательно осмотрел железные засовы на воротах, чтобы удостовериться, что в коридоре никто не побывал. Потом принялся звякать железными ключами и возиться с ржавым замками – их было целых пять. Солдаты у него за спиной уже задыхались от вони.

Наконец ворота неохотно, со скрежетом открылись. Солдаты извлекли мечи из ножен, вошли в подземелье, остановились и подождали, пока за ними закроют ворота. После этого они двинулись дальше по идущим под уклон коридорам, пока не добрались до самой пещеры.

Главный тюремщик оценивающе осмотрел помещение, залитое неверным, дрожащим светом факелов. Так, два джинна, три дварфа, два этих зеленых чудища, один имп, одна женщина-етун. Все правильно, все сходится. Все лежат на спине, ноги у всех закованы в цепи, которые прикреплены к кольцу, вделанному в стену, и все невыразимо воняют. Узники зажмурились – отвыкли от света.

– Шевелись, кто может, – проворчал тюремщик.

Заключенные зашевелились. Все пока что были живы.

Тюремщик со своей корзиной осторожно двинулся в обход камеры, стараясь не поскользнуться и держась как можно дальше от находившейся в центре ямы для нечистот. Каждый день он раздавал обитателям подземелья черствый хлеб и подгнившие овощи. Что касается воды, заключенные могли слизывать ее со стен. Нужно же им было хоть как-то убивать время.

Кто-то из заключенных застонал, но ни один не произнес ни слова. Но все-таки все были живы! Ну и крепкие же твари, однако. Редко кто протягивал в подземелье больше трех дней.

Солдаты двинулись к выходу, тюремщик последовал за ними. Лязгнули замки и засовы. Снова воцарилась тьма и тишина.

– Скучная работа, но кто-то должен выполнять и ее, – заметил Распнекс.

Прохладный ветерок принес запахи соснового леса и разнотравья. Солнечный или другой столь же яркий свет осветил кожаные кресла, покрывающие пол ковры, фонтан, журчащий в мраморной чаше. Деревянные стены украсили картины и оленьи рога. Из широких окон открылся вид на луга и заснеженные горные пики. Подземелье стало не просто намного просторнее, чем несколько минут назад, оно превратилось в уютный салон, напоминающий одновременно каюту корабля, комнату мужского клуба, сельский молитвенный дом и офицерскую столовую.

Загонщик Луны и Фрацкр вернулись к прерванной партии в тхали – играли они на доске из эбенового дерева, инкрустированного слоновой костью. Шанди снова взялся за книгу. Распнекс подошел к бару и налил себе кружку эля.

Два джинна продолжали старательно точить свои сабли – волшебники пообещали, что отдадут им главного тюремщика.

Шанди отложил книгу и откинулся на спинку кресла.

– Ты узнал что-нибудь новое?

Дварф остановился на полпути, сжимая кружку в руке.

– Мало. Эти ничтожества не разговаривают ни о чем значительном. Войска ушли и не вернулись. Город сейчас напоминает кладбище.

– Сколько нам тут еще сидеть? – прорычал Шанди.

Распнекс зловеще нахмурился:

– До дня летнего солнцестояния. Вам это известно.

Сейчас дварф был одет лучше, чем когда-либо на памяти Шанди. На чародее ладно сидел темный костюм, отделанный цветным кантом, на башмаках поблескивали серебряные пряжки. По меркам дварфов, Распнекс выглядел просто потрясающе. Даже его серо-стальная борода была чистой и тщательно расчесанной.

– Что еще угодно вашему величеству? – ехидно поинтересовался он.

Шанди скрипнул зубами:

– Меня терзает ужасное подозрение, что все это существует только в моем воображении, а на самом деле я сейчас прикован к стене.

Гоблины ухмыльнулись. Даже дварфов эти слова, похоже, позабавили. Только два джинна отнеслись к ним серьезно. Они тоже были мирянами, как и Шанди.

– Нет, не прикованы! – со свойственной ему ворчливостью ответил чародей. – То, что вы видите, возможно, не совсем реально, но куда ближе к реальности, чем то, что видит здесь тюремщик. Если вы хотите еще чего-нибудь, вам стоит лишь сказать. Вина? Жареного фазана? Может быть, женщину?

– А что, можно?! – взревел один из джиннов, прежде чем император успел что-либо ответить. Глаза его зарделись, словно два уголька.

Распнекс раздраженно посмотрел на джиннов. Смотреть ему пришлось снизу вверх, хотя он стоял, а джинны сидели на мягком диване.

– Строго говоря, нет. Но мы можем устроить так, что вы останетесь уверены, будто провели время с женщиной.

Оба джинна вскочили.

Дварф вздохнул и махнул в сторону двери, ведущей в комнату джиннов.

– Ладно, идите к себе.

Джинны мгновенно исчезли, и дверь за ними захлопнулась.

– Наконец-то мы хоть ненадолго от них избавились, – осклабился Загонщик Луны.

– Вот ты этим и займись, – пробурчал Распнекс. – Даю тебе возможность проявить изобретательность. Тебе тоже женщину? – поинтересовался он у Шанди.

На мгновение перед взором императора предстала жена, но при одной лишь мысли, что Эшиала – пускай даже призрачная Эшиала – может оказаться в этом мерзком подземелье, у Шанди сжалось сердце.

– Нет. Но я хочу знать, что с Инос!

Распнекс помрачнел и отвел взгляд.

– С ней все будет в порядке. Они с Азаком старые знакомые, и, кроме того, она жена Рэпа. Даже халиф не посмеет причинить ей вреда! Она сейчас окружена настоящей роскошью, а не этими оккультными хитростями.

– Вы не можете знать, что это действительно так.

– Не могу. Но я знаю, что любые наши действия скорее повредят ей, чем помогут. И не смей обвинять меня в трусости, имп!

Шанди сжал кулаки.

– Не понимаю, почему мы не можем рискнуть и отправить кого-нибудь на разведку? Я могу пройти сквозь щит. Если вы сделаете мне кое-какие инструменты, я открою замки…

– И окажешься единственным импом в городе! А если Сговор по-прежнему следит за этими местами?

– Я тебе уже говорил – мы пробудем здесь до дня летнего солнцестояния. Только тогда вырвемся отсюда и включимся в ход событий. А пока сиди и читай свои стихи.

Распнекс развернулся и протопал в комнату, которую занимал вместе с Джаргой. Дверь за ним захлопнулась.

Разъяренный Шанди старался не замечать насмешливых взглядов, которые бросали на него остальные.

Стоило поразмыслить, что затевали старый чародей и Джарга. Шанди не видел ее целыми днями.

 

2

Когда-то Блуэрок был большим городом, но после урагана 2953 года Жемчужная река изменила русло, и устье переместилось на несколько лиг южнее. Прежний порт быстро занесло илом. Первым из города ушли моряки, за ними последовали торговцы. Обнаружив, что остались без клиентов, следом отправились ремесленники, артисты, проститутки и духовенство. Учителя бросились искать учеников, а доктора погнались за пациентами. Всего лишь в течение одного поколения Блуэрок из большого торгового порта превратился в захолустный рыбацкий городишко, казавшийся почти необитаемым.

Множество зданий пустовало. В них обитали лишь летучие мыши и мелкие хищники. Великий ураган 2999 года сровнял их с землей, завершив тем самым работу своего предшественника.

Утром после урагана сестра Целомудрие отправилась собирать сорванные ветром фрукты – бананы, апельсины, плоды хлебного дерева и множество других.

Монастырский сад был завален сломанными ветвями и вывороченными с корнем деревьями. Под жаркими лучами солнца зелень уже начала увядать, и в воздухе стоял запах гнили. Исчез один курятник, и с маслодельни сорвало половину крыши, но главное здание монастыря осталось цело. Оно видело множество ураганов. Убежище Постоянного Служения первоначально строилось как крепость. Его стены были в локоть толщиной, а крыша крыта свинцом. Община сестер заняла это здание несколько веков назад, когда перемены в политических течениях сделали крепость в Блуэроке ненужной.

Сестра Целомудрие выпрямилась и потерла ноющую спину. Разобрать эти завалы и вернуть саду его прежний опрятный вид – на это потребуется несколько месяцев. Причем это дело для армии крепких садовников, а не для восьми пожилых женщин. Сестра, кряхтя, наклонилась за наполненной корзиной. Раз уж Священное Писание настаивает, что во всем есть хорошие стороны, значит, и в ураганах должно быть что-то хорошее. Во всех этих разрушениях есть что-то хорошее, надо только разглядеть. Возможно, это физические упражнения, ведь они полезны. Пути Богов неисповедимы. А чтобы одолеть тягость, нужна вера.

Сестра направилась к погребу, с трудом пробираясь сквозь завалы. Корзина, казалось, становилась тяжелее с каждым шагом. У ворот садика, где прежде росли целебные травы, Целомудрие поставила свою ношу и остановилась передохнуть.

Она расстроилась, обнаружив, что река видна прямо с этого места, – живая изгородь из цветов была целиком уничтожена. О Боги! Устье реки почти полностью завалено всевозможным мусором и обломками деревьев. За рекой стояло то, что осталось от города. Община находилась далеко, и отсюда трудно было все как следует рассмотреть, но шпили многих храмов исчезли. Какое горе!

– Вот ведь несчастье, правда? – прогудел добродушный голос.

Сестра Целомудрие обернулась, предусмотрительно не выпуская корзину из рук. К ней приближалась сестра Послушание, волоча за собой грабли. Сестра Послушание, женщина крупная и энергичная, поражала окружающих бодростью, прямо-таки заразительной. Иногда ее общество чуть-чуть утомляло, но относиться к ней плохо было невозможно.

– Это настоящее бедствие! – воскликнула сестра Целомудрие. – Я чувствую, что мы должны быть там, помогать пострадавшим.

Сестра Послушание громогласно расхохоталась:

– А как ты собираешься туда добраться?

– Ты хочешь сказать, что мост разрушен?

– Так сказала сестра Смирение.

О Господи! Сестра Смирение, младшая из сестер – ей исполнилось всего сорок пять лет, – была самой зоркой и напоминала об этом при каждом удобном случае.

– Но… Что же выходит, мы отрезаны от города?

– Какого города? – поинтересовалась сестра Послушание, опершись о грабли. – Блуэрок походил на настоящий город, когда я была совсем еще девчонкой, но и тогда уже приходил в упадок прямо на глазах. Теперь там и вовсе ничего стоящего не осталось.

– Но если мост разрушен, то и к нам никто больше не придет!

Сестра Послушание пожала плечами:

– В прошлом году у нас было два посетителя, а в позапрошлом – вообще ни одного. Сомневаюсь, что бы все пошло по-другому.

Сестра Целомудрие вздохнула. Чего стоит Убежище без беженцев или обет служения страждущим, когда служить некому? Что могут сделать восемь пожилых женщин, когда они поют хвалу Богам, но те их не слышат? Боги наверняка не нуждаются в том, чтобы им напоминали об их добродетелях. Если к больным невозможно добраться, то и исцелить их нельзя. Если не будут появляться новые послушницы, то и учить будет некого, а в Убежище они вот уже много лет не появлялись. Сестра Целомудрие почувствовала себя виноватой в том, что поддалась мрачным мыслям, но в таких условиях Постоянная Помощь становилась бессмысленной. Если мост разрушен, значит, теперь их мыс отрезан от мира.

– Кстати, а что ты тут делаешь? – строго спросила сестра Послушание.

– А ты? – с мягким укором поинтересовалась сестра Целомудрие.

У сестры Послушание вытянулось лицо, и она растерянно заморгала.

– Наверное, нагуливаю аппетит.

Сестра Целомудрие подавила готовое вырваться непристойное хихиканье. Сестра Послушание была не очень высокой, но зато полной и любила поесть. Сегодня обязанности матери игуменьи исполняла сестра Добродетель, которая любила готовить и потому почти всегда назначала себя на кухонные работы, но результат обычно был плачевен. Лучшей кухаркой среди сестер была сестра Целомудрие – она вовсе не хвасталась, ее кулинарное искусство признавали все. Она любила готовить – возможно, в этом уже было некоторое тщеславие. Но сегодняшняя мать игуменья поручила сестре Целомудрие собрать опавшие плоды, пока те не сгнили, значит, это ей и следовало делать, потому что она давала обет повиновения.

Она не должна жаловаться, ведь вчера сама была игуменьей и строго приказала сестрам работать, хотя всех одолевало искушение устроиться у окон и смотреть на ураган.

Уже прошло семь лет с той поры, как умерла старая сестра Истина. Сестры отправили в Матриархат ордена письмо с просьбой назначить преемницу игуменьи. Возможно, по дороге письмо потерялось. Во всяком случае, ответа так и не последовало, и с тех пор сестры исполняли обязанности игуменьи поочередно. Семь лет назад каждая сестра становилась игуменьей раз в пятнадцать дней. Теперь – раз в восемь. Когда-то наступит день – и последняя из сестер станет единственной игуменьей.

Заведенный порядок вполне себя оправдывал, и никто не предлагал его изменить. Но если бы сестры вдруг захотели выбрать постоянную игуменью, ею наверняка стала бы сестра Послушание. Она единственная из всех хоть как-то умела руководить, особенно в моменты испытаний. Взять хоть вчерашний ураган – сестра Послушание все обдумала и спланировала, потом намекнула сестре Целомудрие, которой осталось только отдавать приказы.

– Мне было приказано навести порядок в саду! – твердо заявила сестра Послушание, согнув могучую руку. – Отойди-ка в сторонку, а то по ошибке и тебя приберу.

– Я буду осторожна, – с улыбкой пообещала сестра Целомудрие. – А не начнешь ли ты уборку с айвы? Ее столько попадало, что просто ужас, мне одной все не собрать. Я бы завтра сделала из нее мармелад.

– Превосходная мысль! – прогудела сестра Послушание. – Хочешь, помогу тебе донести корзину?

Сестра Целомудрие была бы очень рада освободиться от этой ноши – она предчувствовала, что больная спина всю ночь не даст ей спать, – но отказалась.

– Нет, спасибо, я сама справлюсь.

Она совсем уже собралась продолжить путь, но во двор выбежала сегодняшняя игуменья, мать Добродетель.

– Сестры! То есть дочери!

Добродетель была пожилой, набожной женщиной. Ее волосы уже совсем поседели, впрочем, она конечно же прятала их под чепец. Наверняка в молодости она славилась красотой, признаки которой до сих пор хранило ее лицо. Самая старшая из сестер – ей уже исполнилось шестьдесят семь лет, – Добродетель была такой подвижной, что казалось, переживет большинство из них. В те дни, когда Добродетель была игуменьей, она не терпела ни малейших возражений.

– Да, мать? – в один голос сказали сестры Послушание и Целомудрие.

Игуменья была взволнована. На щеках у нее проступили розовые пятна. В руках она зачем-то сжимала моток веревки.

– К нашему мысу приближается лодка!

Сестра Послушание прислонила грабли к стене и потерла руки. У нее заблестели глаза.

– Это моряки, нуждающиеся в помощи, да, мать?

– Ваше предположение, сестра, кажется вполне логичным.

Игуменья едва доставала сестре Послушание до плеча, но ее манеры не оставляли ни малейшего сомнения в том, на ком сегодня лежит ответственность. Впрочем, она отлично знала, чьей помощью стоит воспользоваться при необходимости. Сестра Целомудрие была привлечена к делу только потому, что оказалась рядом с сестрой Послушание.

– Как давно это было в последний раз! – сказала сестра Целомудрие. Уже много лет в Блуэроке не появлялся ни один корабль.

– И это не причина для того, чтобы медлить, – сказала сегодняшняя игуменья. – Ты можешь пойти с нами. Будет кому сходить за остальными сестрами, если понадобится. – И она поспешила вниз, путаясь в подоле монашеского платья. Сестра Послушание побежала следом.

– Но… – запоздало произнесла сестра Целомудрие.

Веревки – это, конечно, правильно, но не стоило ли им также прихватить одеяла, лекарства, бутылки с водой? Наверное, стоило, но они уже убежали. Наверняка ее за всем этим и отправят. Целомудрие опустила многострадальную корзину на землю и, прихрамывая, отправилась вслед за сестрами.

Тропинка, сбегавшая с утеса, превратилась в месиво предательски скользкой грязи. Несмотря на крайнюю важность и срочность их дела, женщины спускались очень осторожно.

На памяти сестры Целомудрие у их мыса не терпел крушения ни один корабль, хотя раньше, когда Блуэрок был крупным портом, такие несчастья случались часто. Сестре Добродетель в юности наверняка приходилось оказывать помощь потерпевшим кораблекрушение. Скалы мыса Ножа были чрезвычайно опасны. Если судно выбрасывало на эти скалы, у экипажа оставалось очень мало шансов спастись. Тех, кому посчастливилось уцелеть, выбрасывало на берег в заливе. Там же можно было увидеть и обломки судна, особенно если, как сейчас, был отлив.

Трое запыхавшихся сестер добрались до заросшей травой оконечности мыса и остановились, чтобы осмотреться. Ветер утих, но море все еще бушевало. Грозные зеленые валы накатывались на берег и с грохотом разбивались о мыс. В воздухе висела водяная пыль. В изобилии плавающие на поверхности бурые водоросли свидетельствовали о том, что шторм был свирепым. Свежий воздух пах солью.

Небольшая, явно заркианской постройки лодка, глубоко сидевшая в воде, уже миновала скалы и теперь плыла вдоль мыса, почти рядом с косой, на которой стояли сестры. В лодке находился один-единственный моряк. Он сидел у мачты, оставшейся без паруса, и держался за нее обеими руками. Судя по его виду, он был очень слаб, на грани беспамятства, и сейчас едва ли сознавал, что пережил кораблекрушение.

У сестры Целомудрие перехватило дыхание. Она посмотрела на остальных сестер, но те, похоже, не заметили того, что заметила она.

– Превосходно! – сказала сестра Добродетель таким тоном, словно сама все это устроила. Она запахнула ворот и поднесла руку к глазам, стараясь получше рассмотреть моряка.

– Мне кажется или он действительно одет в черное? Уж не священник ли он?

Никто не ответил Обычно бледное лицо сестры Послушание залил странный румянец. Она тоже заметила!

– Мы должны спуститься к берегу, дочери.

– Но… – протянула сестра Целомудрие. У нее бешено колотилось сердце.

– Надеюсь, он не нуждается в медицинской помощи, – продолжала Добродетель. – Иначе одной из нас придется сходить за лекарствами. Пойдемте.

– Одну минутку! – кашлянула Послушание. – Нам стоило бы решить, что мы будем делать сейчас, пока есть возможность все спокойно обдумать.

Сестра Целомудрие вряд ли могла сейчас думать спокойно. У нее кружилась голова и дрожали колени. Если такое случилось с нею от мимолетного, брошенного издалека взгляда, то что же будет, когда она подойдет ближе?

– Что такое? – Добродетель повернулась и с удивлением посмотрела на Послушание.

– Он с материка!

Мать игуменья чертыхнулась.

Сестры испуганно молчали, глядя друг на друга. Лодка тем временем миновала мыс.

– Что же нам делать? – Добродетель бессильно заломила руки.

В серебристых глазах сестры Послушание появился странный блеск.

– Все будет нормально! Сюда никто не сможет добраться! Теперь, когда мост разрушен, у нас еще меньше, чем обычно, надежды дождаться каких-нибудь посетителей!

Она вызывающе переводила взгляд с сестры Добродетель на сестру Целомудрие и обратно, словно те были с ней не согласны.

– Но наши обеты! – жалобно, едва не плача, произнесла Добродетель.

– Это не грех! – Сестра Послушание приняла командование на себя, как всегда делала в сложных ситуациях. – Церковь признает, что сопротивляться проклятию невозможно. Или вы приказываете нам оставить этого моряка, чтобы он утонул, мать?

– Нет! Конечно нет! Но что будет с нами? Я имею в виду… Мы… Мы же можем поссориться! Или даже подраться! Это будет ужасно!

Сестра Целомудрие содрогнулась. Ей на миг представилась кошмарная картина, как сестра Послушание орудует граблями, сражаясь с остальными семью сестрами. А ведь еще были кухонные ножи… Сама мысль об этом привела ее в ужас.

Сестра Послушание выпрямилась во весь рост. Целомудрие впервые обратила внимание на то, как туго монашеское одеяние обтягивает ее обширную грудь.

– Мы не глупые дети! Мы взрослые, мы, в конце концов, святые женщины! Конечно, это будет для нас испытанием, но ведь мы уже много лет живем бок о бок в мире и согласии. Я уверена, что нам по силам…

Даже сестре Послушание не удалось выразить это словами.

– Ты хочешь сказать, что мы можем заниматься им все вместе? – прошептала Добродетель.

– Мы должны это сделать. Точно так же, как вместе руководим обителью.

– Точно! – обрадовалась Добродетель. – Но… – попыталась было добавить она.

– Действительно! – радостно подвела итог мать игуменья. – Ты совершенно права, дочь моя. Мы не можем оставить его без помощи и не можем избежать последствий. Ухаживать за ним будем все вместе, и сегодня этим займусь я как игуменья. – И она радостно просияла.

– Нет, матушка! – твердо произнесла сестра Послушание. – Дежурство и э-э… удовольствие… – Она поспешно откашлялась. – Я хочу сказать, что невозможно одновременно должным образом следить за исполнением работ и ухаживать за гостем. Мы должны устроить это как-то по-другому.

Глаза сестры Добродетель вспыхнули.

– Поскольку игуменья в данный момент я, то мне и решать этот вопрос.

– Такая ответственность – это серьезное испытание, матушка, – с заметным усилием сказала Послушание. – Но не будет ли разумнее перенести это… ваше… э-э… дежурство по госпиталю на следующий день? Когда вас ничто не будет отвлекать, а?

– На следующий день! – воскликнула сестра Целомудрие. – Да, на следующий день после исполнения обязанностей игуменьи. Как награду!

– Награду? – потрясение уставились на нее спутницы.

– Ну, э-э… Ну да! К чему лицемерить?

Сестра Целомудрие сама удивилась тому, что у нее хватило смелости спорить с сестрами, но сердце ее колотилось так, как не колотилось уже многие годы. Она почувствовала, что разрыдается, если сейчас ей не позволят заняться гостем.

– Я думаю, это предложение имеет смысл, – согласилась Добродетель, сжав руки. – До завтра недолго ждать.

– Шесть дней? – простонала сестра Послушание. – Я же окажусь последней!

– Вот настоящее испытание для тебя! – съязвила Целомудрие.

– Да, действительно! – Послушание прикусила губу. – Конечно, если он молодой и крепкий… и сильный…

– Мускулистый, ты хочешь сказать? – Целомудрие знала, что странные образы, возникающие в ее сознании, заставят ее по крайней мере три дня испытывать раскаяние.

– Нет необходимости… я надеюсь, то есть я хочу сказать, что некоторые мужчины способны… В общем, не обязательно дежурить поодиночке.

Сестра Послушание покраснела еще сильнее, и спутницы посмотрели на нее с подозрением.

– Чтобы никто не ходил у него в любимицах! – пошла на уступки Добродетель.

– Это именно то, что я хотела сказать, – с облегчением согласилась Послушание. – Однако мы должны считаться… э-э… с желаниями гостя. Если мы объясним ему наши трудности, он, возможно, будет готов удовлетвориться… – Ее глаза расширились.

Добродетель и Целомудрие обернулись, и у них вырвались тревожные вскрики. Лодка была уже совсем рядом с берегом.

– Нет, подождите! – Послушание ухватила игуменью за плечо. – Прибой не очень сильный. Возможно, сестра Целомудрие справится… То есть я хочу сказать, что ей не потребуется помощь. Мы с вами, мать, должны пойти и предупредить остальных о том, что мы, то есть вы, решили.

Сестра Целомудрие не стала ожидать, чем закончится спор. Она подобрала юбку и бросилась бежать к берегу.

Она едва не задохнулась, но добралась до берега одновременно с лодкой. Лодка развернулась боком и накренилась. Следующая волна перевернула ее. Целомудрие успела заметить, что моряк упал в воду, а лодка накрыла его, словно панцирь черепахи. Целомудрие бросилась в воду, не обращая внимания на волны, дергавшие ее за юбку. Вода была ей по колено… по пояс… Лодка подпрыгивала на волнах, рядом с ней плавал спутанный клубок веревок. Целомудрие сделала еще шаг и ушла с головой под воду. Волна закрутила ее и протащила по дну. Придя в себя, она обнаружила, что сидит, а голова ее находится выше уровня воды. Целомудрие закашлялась. Над ней навис гребень большой волны.

Сильные руки схватили ее и помогли подняться. Моряк! Целомудрие уцепилась за него, и волна обрушилась на них всей своей массой. Потом они неуклюже заковыляли к берегу, поддерживая друг друга и переглядываясь с радостным удивлением.

Моряк был немолод – примерно одних лет с ней. В волосах и пробивающейся на щеках щетине серебрилась седина. Его глаза манили таинственной чернотой. И он действительно был священником! О грехе не могло быть и речи. Их неожиданный гость казался еще более нетерпеливым, чем сама сестра.

– Мокрая одежда! – воскликнула она.

Нужно немедленно снять с него эту мокрую одежду, а то он простудится. Видимо, то же самое моряк подумал о ней. Она принялась на ощупь искать пуговицы у него на спине еще до того, как они вышли из воды, а потом ее терпение и вовсе иссякло. Одеяние священника все равно уже превратилось в лохмотья, и сестра Целомудрие разорвала его. Моряк не был молодым и мускулистым, зато у него оказалась прекрасная волосатая грудь. К поясу был прицеплен какой-то сверток, и сестра решила, что должна помочь ему избавиться от этого груза, так как сам он был слишком занят – ее раздеванием. Вот так они старались помочь друг другу. Мужчина стонал от яростного нетерпения.

Наконец он оказался раздет догола – остались лишь носки, но они не имели особого значения. Возможно, у него были несколько худощавые руки и ноги и немного отвислый живот, но все равно, каким же он был красивым! Их губы встретились. Сестра прижалась к его груди, и они вместе опустились на песок. Последнее, о чем успела подумать сестра Целомудрие, прежде чем ее захлестнула буря страсти, так это о том, что наконец разрешились сомнения, мучившие ее чуть раньше.

В урагане действительно были хорошие стороны.

 

3

Столкновение с водой оглушило Рэпа. В какой-то момент он понял, что одежда тянет его ко дну, но свет уже растворился в зеленой полутьме. Рэп начал задыхаться. Он забарахтался, стараясь подавить панический страх, принялся стаскивать сапоги и увидел, как дневной свет медленно, очень медленно становится ярче. Его нос и рот были полны соленой воды. На мгновение Рэп вынырнул на поверхность и жадно глотнул воздуха, прежде чем снова погрузиться.

Рэп стащил с себя правый сапог, еще раз набрал в грудь воздуха и проделал ту же самую операцию с левым. Потом он чуть-чуть передохнул и принялся стягивать с себя мокрую одежду. К тому времени, как Рэп избавился от брюк, он уже был совершенно измотан.

Двадцать лет назад он плавал куда лучше. Неудивительно. Теперь он на два десятилетия старше, и с тех пор ему нечасто доводилось плавать. Сине-зеленые волны то приподнимали, то опускали его, и вокруг не было ничего, кроме моря. Рэп, отфыркиваясь, постарался удалить остатки воды из носа. Нос болел. Конечно, это могло быть своеобразной эльфийской шалостью, но куда вероятнее, что магическая защита Тхама отклонила чародейство и отбросила Рэпа.

Насколько далеко отбросила, хотелось бы ему знать? Если не больше чем на лигу, то с этим он справится. Но в каком направлении плыть? В южных морях берега следовало искать на севере. Покопавшись в памяти, Рэп представил себе карту. Побережье Тхама протянулось почти точно с севера на юг, так что ему надо плыть на восток – если только его не перебросило через весь Тхам и он сейчас не в Утреннем море. Вода оказалась куда теплее, чем Рэп предполагал. Утреннее солнце должно было бы находиться на юго-востоке… да только вот Рэп переместился куда восточнее, и здесь солнце стояло выше.

Самое время поколдовать! Ему надо убрать свой щит и использовать дальновидение. Оставалось надеяться, что защитники Тхама, кто бы они ни были, не заставят его забыть о том, куда он направляется, а также что Сговор в этот момент будет выискивать более мощные проявления магической силы.

Чертов щит и не подумал убираться.

Что за ерунда! Рэп ненадолго перестал грести и погрузился в воду, предпринимая новую попытку избавиться от щита, но у него снова ничего не вышло. Нет такого заклинания, которого он не мог бы обойти! Это нечто больше, чем злой умысел жителей Тхама. Ну что ж, раз он ничего не может сделать, остается только плыть.

Рэп снова вынырнул на поверхность, повернулся так, чтобы солнце светило ему в правый глаз, и поплыл.

Не раз за время испытаний Рэп задумывался над тем, что же случилось с его магическими силами. Три из известных ему Слов были лишь бледными тенями Слов Силы – это те самые Слова, которые много лет назад Инос лишила действенности, выкрикнув их перед толпой слушателей. Четвертого Слова, доныне сохраняющего свое могущество, Инос не знала. Это слово Рэп некогда вырвал у Сагорна – правда, доктора пришлось хорошенько припугнуть.

Теперь Рэп знал, что произошло в небесном древе Вальдориана после того, как он отправился в путь. Очевидно, Лит'риэйн разгадал последовательное заклинание, наложенное на Тинала и его компаньонов. «Развеян ветрами», – сказал чародей, и не нужно было особого воображения, чтобы понять, что означают эти слова, произнесенные в небесном древе. Вероятно, правосудие над Дарадом свершилось, и етун уже мертв. Он попытался устроить резню и мог бы перебить всех присутствующих эльфов, если бы его не остановили при помощи магии. Етун был настоящим зверем и убивал, как зверь – не задумываясь. Рэп нисколько не жалел о нем.

Он не чувствовал печали – только вину. Оглядываясь в прошлое, Рэп ясно видел, что из чувства благодарности отмахнулся от здравого смысла. Он поступил неправильно, связавшись с Дарадом, особенно после того, как тот изменил заклинание. Следовало бы отпустить етуна и отправить его в Нордленд, к соплеменникам.

Но кто мог сказать, что натворил бы Дарад в этом случае? Заклинание не ограничивало его во времени, и, зная, Слово Силы, он легко одержал бы верх над танами и возглавил смертоносный поход на юг, чтобы опустошить побережье Империи. Магическая сила – не игрушка для смертных.

Лит'риэйн наверняка не причинил вреда остальным. Сагорн, Тинал, Джалон и Андор должны были остаться живы – вот она, причина проблем Рэпа. Слово Силы, служившее раньше только двоим, теперь было поделено на пятерых. Рэп не мог убрать собственное заклинание, ибо оказался еще более слабым волшебником, чем прежде.

И пловец он не лучший, чем волшебник. Рэп плыл очень медленно, убеждая себя, что старается сберечь силы и избежать судороги, которая может его погубить. Но честно говоря, он просто не мог плыть быстрее.

И вскоре, видимо, утонет.

Это был не самый приятный способ умереть, но более предпочтительный, чем плен у Зиниксо. Больше всего Рэпа мучила мысль, что он исчез из жизни Инос безо всякого предупреждения, и она никогда не узнает, что его тело съели рыбы в море Печалей.

Рэп перевернулся на спину, чтобы немного отдохнуть. Ему теперь приходилось отдыхать часто и подолгу.

Конца плавания Рэп не запомнил. Прибой подхватил его и ударил о песчаное дно. Рэп тщетно пытался уцепиться за песок, чтобы его не унесло обратно. Потом оказалось, что он лежит на берегу в луже воды, а сзади тем временем накатывается следующая волна.

У Рэпа не было сил, чтобы подняться на ноги. Пенный вал обрушился на него и проволок дальше по берегу. И снова пришлось цепляться за песок, сражаясь с волной. Ему удалось протащить свое тело на несколько пядей вперед, и следующая волна его уже не достала.

Наконец-то он был в Тхаме. Или на Керите, или где-нибудь еще. Рэп чувствовал себя выброшенным на берег бревном – он не мог даже приподнять голову. А ему нужно было найти воду и какую-нибудь тень, иначе солнце сожжет его. Рэп почувствовал, что засыпает, но поддаваться сну было нельзя – сон означал смерть.

Долетевшие до Рэпа звуки возни заставили его открыть глаза. Большая чайка села рядом с ним на песок и теперь тщательно складывала крылья на спине. Потом она принялась рассматривать Рэпа желтым блестящим глазом. Во взгляде не было ни малейшего сочувствия.

– Убирайся! – пробормотал Рэп. На губах у него запеклась корка соли. – Кыш!

Чайка посмотрела на него другим глазом.

Еще одна чайка села с другой стороны от Рэпа – слева, где он не мог ее видеть.

– Я еще не умер. Погуляйте пару часиков.

Первая чайки сделала пару шажков в сторону Рэпа.

До чего же унизительно! Надо же было ослабеть настолько, чтобы даже дуры чайки норовили выклевать ему глаза. Рэп чуть не расплакался от бессильной ярости.

– Кыш! Прочь отсюда!

Еще несколько чаек с пронзительными криками закружили у него над головой. Ну вот, теперь они станут слетаться сюда, точно мухи. Хоть бы несколько глотков пресной воды, и, может, он сумел бы найти в себе силы двигаться. А пить морскую воду – все равно что топиться изнутри. Он и так, похоже, здорово понизил уровень океана. У Рэпа кружилась голова, а внутренности сводило судорогой.

Чайка яростно забила крыльями и поднялась в воздух. Интересно, что это ее напугало? Сквозь грохот прибоя Рэп услышал голос – человеческий голос.

Со вздохом облегчения он повернул голову и посмотрел налево. К нему бежала девушка, черноволосая, как Кейди.

Рэп разобрал слово, которое она кричала на бегу.

Наверное, он бредит, и все это ему кажется.

 

4

– Папа, папа, папочка…

Бред это был или не бред, но к тому моменту, когда девушка добежала до него, Рэп сумел кое-как приподняться. Это не могла быть Кейди, но выглядела она точно так же – юная девушка-имп с длинными черными волосами и изумрудными глазами. Ну, может, чуть тоньше, чем та Кейди, которую помнил Рэп. На ней были длинная полосатая юбка и белая кружевная блузка. И рапира? Это явно была галлюцинация. Но у девушки из этой галлюцинации был точно такой же голос, как у Кейди. Она остановилась в нескольких шагах, отчаянно вглядываясь в Рэпа.

– Папа, это ты?

Рэп протянул дрожащую руку и попытался произнести ее имя, вместо этого из его горла вырвался приглушенный хрип:

– Воды!

Девушка попятилась и осмотрелась по сторонам. Это никак не могла быть Кейди! Какая-то другая девушка… женщина. Может, это волшебство? Нет, магия не смогла бы проникнуть через его щит.

Потом кто-то протянул Рэпу кубок с холодной водой и чьи-то руки помогли поднести его к губам. Рэп никак не мог утолить жажду и пил, пока его не стошнило.

– Зачем вы защищаетесь? – спросил женский голос. – Если бы вы убрали свой щит, я смогла бы помочь вам.

– Я не могу.

– Ну это нетрудно. Вот так!

Рэп почувствовал, как оккультная сила вливает в него жизнь. Боль ушла, и в голове наконец-то просветлело. Рэп протер глаза. Только сейчас он по-настоящему разглядел все, что его окружало, – песок, жгучее солнце и пенный прибой.

И две девушки. Одна из них явно пикс. Глаза как у эльфов, большие и чуть раскосые, но необычайного золотого цвета. Уши даже более заостренные, чем у эльфов, волосы цвета лесного ореха, кожа смуглая, нос широкий. По внешности пиксов, как и по внешности эльфов, нельзя судить об их возрасте, но не вызывало сомнения, что она очень молода. Вторая девушка была старшей дочерью Рэпа или ее точной копией.

– Кейди! Это действительно ты? – И Рэп радостно вскочил.

Кейди попятилась. Рэп заключил ее в объятия, но Кейди не ответила, лишь сжалась. Когда Рэп отпустил ее, она быстро отступила поближе ко второй девушке, и вид у нее был перепуганный.

– Кейди?

«Она перенесла ужасные испытания, ваше величество».

Только теперь Рэп ощутил присутствие магической силы. Это была лишь бледная тень прежнего окружения – еще бы, ведь силу-то он потерял! – однако он сумел понять, что девушка-пикс была очень сильной волшебницей.

Пошатнувшись, Рэп поклонился ей:

– Я Рэп из Краснегара.

– Я архонт Тхайла из Колледжа, – ответила девушка.

«Ваша дочь побывала в плену у гоблинов. Нет, ей не причинили вреда, но она до сих пор не может оправиться от потрясения. Возможно, Кейди успокоится, если вы оденетесь – вид мужчины с голой грудью заставляет ее сильно нервничать. Вам помочь?»

– Я очень рада видеть тебя, папа, – неуверенно произнесла Кейди.

«Да, пожалуйста», – ответил Рэп девушке-пиксу, и через мгновение на нем появились рубашка и сандалии, а его мокрые шерстяные бриджи превратились в длинные хлопчатобумажные брюки, приятно холодившие тело.

– Кейди, доченька!

Рэп снова обнял ее, и, кажется, на этот раз, когда он не выглядел больше полуголой жертвой кораблекрушения, она чувствовала себя спокойнее. Но когда Рэп разомкнул объятия, Кейди, натянуто улыбаясь, все-таки поспешила вернуться к своей спутнице. Что же случилось с его маленькой шалуньей, способной перевернуть с ног на голову все королевство? Неужели столкновение с жизнью так повлияло на романтичную принцессу, смотревшую на мир с радостным изумлением? На глаза Рэпа навернулись слезы. Бедная Кейди!

«Кто это сделал? И что случилось?»

«Она много месяцев провела в плену у гоблинов, – печально сказала волшебница. – Даже с рассветом подобные кошмары исчезают не так-то легко».

– Кейди, а что с мамой?

Кейди неуверенно заморгала и вцепилась в руку спутницы, словно нуждалась в поддержке.

– Мама и Гэт ушли вместе с императором, папа. Я не знаю, что с ними случилось потом.

– Гоблины захватили Кинвэйл?

Кейди кивнула и еще ближе придвинулась к подруге.

– Они сожгли город и собирались убить императора, но Гэт его спас, то есть спасла мама, потому что Гэт сказал ей, кто это такой. А потом Птица Смерти взял меня в заложницы и хотел отдать замуж за своего сына, Кровавого Клюва, а остальных он отослал вместе с дварфами. – И Кейди испуганно посмотрела на отца.

Отдать ее в жены? Дварфы? Откуда там взялись дварфы? Рэп прикусил язык. Очевидно, как и сказала Тхайла, Кейди все еще не отошла от потрясения. Волшебством можно было исцелить телесные раны, но не душевные. Птенчик мой!

– Ну как бы то ни было, я очень рад, что теперь ты в безопасности, – сказал Рэп, заставив себя улыбнуться. Кейди улыбнулась в ответ, но все так же неуверенно.

– И я рада за тебя, папа. Я надеялась, что ты придешь и спасешь меня, но так и не дождалась тебя. Я молилась Богу Спасения. Скажи, Бог Спасения существует?

Рэп почувствовал, как у него сжалось сердце.

– Не знаю, Кейди. Но кто же тебя все-таки спас?

– Меня спасла Тхайла!

«Она была в Бандоре, ваше величество».

«И видела побоище?»

«Кейди оказалась единственной, кто при этом уцелел. Я обратила на нее внимание из-за рапиры».

Рапиры? Какой рапиры? Рэп в замешательстве посмотрел на дочку. Он вспомнил, что совсем недавно видел у нее на бедре рапиру. Да, действительно, рапира и сейчас была там, но теперь она казалась ему какой-то расплывчатой. Откуда Кейди взяла волшебную рапиру? О Боги! Кейди, его девочке, посчастливилось выжить во время этого ужасного избиения!

Рэп глубоко вздохнул и осмотрелся, стараясь сосредоточиться. Они стояли на берегу, у самой кромки воды. За полосой белого песка лежали поросшие травой дюны, переходившие затем в невысокие холмы, по которым разбежались купы деревьев. Залитая солнцем земля была исполнена безмятежности. Тхам. Это был Тхам. И здесь он нашел Кейди.

Вторая девушка – или все-таки женщина? – смотрела на Рэпа с беспокойством.

– Так это и есть Проклятая страна? – спросил Рэп, веря и не веря. – Я знал, что она и сейчас населена, – мне рассказала жена, она побывала здесь много лет назад. Я догадывался, что в Тхаме не обошлось без магии. Но мне так и не удалось никого в этом убедить. Вас защищают необыкновенно сильные заклинания.

«Я знаю о вашей жене. Очень немногие побывали здесь и ушли целыми и невредимыми, ваше величество».

«Пожалуйста, называйте меня просто Рэп. Как звучит ваш титул – архонт? Вы правите этими землями?»

Лицо девушки посуровело.

«Тхамом правит Хранительница, и сейчас я отведу вас к ней».

Гм! Его дикие предположения оказались совершенно правильными. В Тхаме присутствовала магия, могущественная магия. Конечно, это вовсе не означало, что он здесь – желанный гость. Кем бы там ни была эта Хранительница, но при ее упоминании Кейди содрогнулась.

Но Кейди в безопасности, хоть и не совсем в порядке, и это было замечательно. Ведь она, как и сам Рэп, пришла в эту потаенную страну незваным гостем.

Боги предупреждали, что он потеряет одного из своих детей. Не относилось ли это предупреждение к Кейди? У Рэпа появилось гнетущее чувство, что какая-то часть личности Кейди утрачена, и, возможно, навсегда.

Или все-таки предсказание относилось к Гэту? И где теперь Инос?

Быть может, эта Хранительница ответит ему хоть на какие-то вопросы.

 

5

Войска халифа двигались по побережью Утреннего моря подобно гигантской тысяченожке. Слева от них вздымались безжизненные пики Прогиста, а справа бились об утесы морские волны. Похоже, единственными обитателями этой пустынной местности были морские птицы.

Никаких карт этой бесплодной земли не существовало, но зато существовали старые доклады имперской армии, некогда вторгшейся в Зарк с суши, а значит, и возможность проделать этот путь в обратном направлении. Армия остановилась лишь на то время, которое требовалось, чтобы навести переправу через русла пересохших рек или разведать подходящий маршрут. Вода выдавалась строго по норме. Но в целом поход проходил именно так, как было запланировано.

Халиф был доволен. По крайней мере, так сказала Зарга.

Азак выполнил свое обещание доставить Инос в Тхам. Она ехала в закрытой повозке вместе с шестью женщинами халифа. Повозка нестерпимо скрипела, Инос укачивало до дурноты. Тяжелые занавески почти не пропускали воздуха, нельзя было даже посмотреть на места, по которым пролегал путь. Запряженная волами неуклюжая повозка не имела рессор, и несчастных пассажиров нещадно трясло – от этого не спасали даже шелковые подушки. Иногда повозка резко кренилась набок, и тогда у ее борта образовывалась куча подушек и громко визжавших девушек-джиннов. В этой свалке Инос вновь и вновь падала на вывихнутое плечо или больно ударялась распухшим лицом, и в таких случаях ей стоило большого труда удержаться и не высказать все, что она думает о великом Азаке.

Это была одна из трех повозок, в которых везли женщин из сераля, сопровождавших халифа во время походов. Отобрали лишь самых любимых наложниц, и все они гордились выпавшей им честью. Все они были очень молоды и прелестны. Все, кроме Инос.

Инос скрипела зубами, слушая их пустую болтовню. Они восхваляли халифа и благодарили счастливую судьбу, позволившую им служить их господину. У Инос было свое мнение по этому поводу. Она привела своих товарок в замешательство тем, что ответила на все их вопросы, при этом ухитрившись толком ничего не сказать. И все потому, что они не знали, о чем надо спрашивать, так как лишь смутно догадывались о существовании какого-либо другого мира, кроме гарема, или других народов, кроме джиннов.

Иногда они приводили Инос в замешательство. Эти женщины могли быть злобными, словно ядовитые змеи, и не раз принимались царапать друг друга, но все же в них угадывалась какая-то странная невинность. Они были игрушками, словно золотые рыбки в чаше с водой. Им с детства привили веру в то, что смысл всей их жизни – доставлять удовольствие халифу и рожать ему сыновей. Азак был для них средоточием вселенной, их Богом. Как они ухитрялись быть счастливы при такой ограниченности? Но они действительно были счастливы. Инос никогда не встречала людей, настолько довольных жизнью.

И все-таки Инос предпочитала общаться с этими безмозглыми крольчихами, а не с их надсмотрщицей Нуркиной, главной смотрительницей гарема. Нуркина, на редкость ядовитая старая карга, наверняка была одной из многочисленных сестер Азака. Вот уж кого безмозглый крольчихой не назовешь! Сводить Нуркину и Инос вместе было все равно, что лить масло в огонь. К счастью, сейчас Нуркина ехала в другой повозке.

В полдень караван ненадолго остановился, и халиф вызвал в свой шатер пятнадцатилетнюю Заргу. Теперь, когда они снова тронулись в путь, Зарга делилась новостями со своими товарками. Халиф доволен тем, как продвигается его армия. Он весел, очень энергичен и требователен – а это хороший знак. Зарга доставила ему большое удовольствие – халиф сам так сказал.

Они только об этом и говорят. Маленькие идиотки!

Быть может, халиф даже призовет ее сегодня вечером, щебетала Зарга. Эти дурочки только об этом и мечтают. Возлечь на ложе халифа дважды в день считалось величайшей удачей.

Прежде чем соединиться с ней, халиф надел на нее изумрудный пояс. Это очень большая честь, поделилась радостью юная счастливица. Остальные девушки поспешили заявить, что с ними халиф тоже это проделывал, и не раз.

Повозка дернулась, накренилась, выпрямилась, снова накренилась. Снаружи солдаты пели походную песню о славе и непобедимости халифа.

Зарга с жалостью посмотрела на Инос.

– Это очень глупо – сопротивляться ему, – с чувством собственного превосходства сказала она.

– Я и не сопротивляюсь, – распухшими губами пробормотала Инос. – Потому он меня и ударил.

Девушки с недоумением посмотрели на нее.

– А, так он велел тебе сопротивляться?.. Почему же ты не сопротивлялась?

– Наверное, побоялась, – мрачно сказала Инос. У нее болело не только плечо, но и другие места, причем часть из них она отбила уже в повозке. – А правда, что он использует магию, чтобы поддерживать свою мужскую силу?

Девушки потрясенно завизжали, выражая негодование.

Видимо, высказывание Инос граничило с государственной изменой. Но зато благодаря этому замечанию разговор повернулся в нужное ей русло. Инос была пленницей, и ей приходилось терпеть все, что с ней делали, но она не упускала ни малейшей возможности, чтобы побольше разузнать об Азаке, о том, как он стал властелином Зарка, его взаимоотношениях с волшебниками. Азак наверняка бы удивился, узнав, как много могут порассказать о его делах наложницы, когда рядом нет Нуркины.

Инос еще не представляла, для чего ей могут пригодиться эти сведения, но одно знала точно: однажды она поквитается с Азаком ак'Азакаром ак'Зоразаком. Он изнасиловал ее тогда, на столе, еще два раза у себя в шатре и, похоже, собирался продолжать в том же духе до конца путешествия.

 

6

Долгие месяцы Рэп прожил в мире, где волшебство нужно было таить, словно золото в придорожном трактире, копить и расходовать только при крайней нужде. В Тхаме все было не так. Эта девушка, Тхайла, уже щегольнула своим могуществом, когда восстановила силы Рэпа и дала ему одежду, но теперь проявление ее силы было сродни мощному удару молнии.

Залитый солнцем берег исчез, звуки прибоя словно ножом отрезало. Потрясенный Рэп пошатнулся – его окружали непроходимые джунгли. Исполинские стволы устремились ввысь, воздух был душным и влажным, словно губка, в первозданном полумраке струился зеленоватый свет, все звуки казались приглушенными. Рэп услышал, как всхлипнула Кейди, и ему захотелось взять ее за руку, но он подавил этот порыв. В обращении с Кейди требовались забота, любовь и терпение. Сейчас она, похоже, больше радовалась присутствию Тхайлы, чем обществу отца. Отчуждение дочери причиняло Рэпу боль, но пока он не решался попытаться изменить положение вещей из боязни еще больше растревожить ее.

Сначала Рэп увидел своих спутниц, а потом – древнюю каменную громадину, искрошившуюся, поросшую мхом. Тхайла уже спускалась по скользкому склону. Кейди шла рядом с ней, держась за ее руку.

Рэп последовал за ними и оказался во влажном темном склепе. Затем дверь привела его в зал, в котором было посветлее – просто потому, что тьму гуще, чем в предыдущем помещении, просто невозможно себе представить. Холод каменных плит чувствовался даже сквозь сандалии. Стены пола уходили ввысь и терялись во тьме. Рэп застыл. Мрачноватая величественность этого древнего храма внушала благоговейный страх. В ней была святость, печаль и невыразимое ощущение власти. Рэп ожидал найти в Тхаме что угодно, но не это. Он вообще не мог себе представить ничего подобного.

– Что это за место? – Рэп невольно перешел на шепот, словно опасался нарушить мертвое безмолвие.

– Это Часовня, – пробормотала Тхайла. – Я думаю, нам с Кейди лучше подождать здесь, король Рэп. Вас ждут.

Его действительно ждали. Рэпа охватило жутковатое ощущение, будто само здание осознает его присутствие. Беспорядочно разбросанные окна зияли, словно раны, и скалились обломками разбитых каменных кружев. Все пропорции были неправильными, даже какими-то зловещими. Когда глаза Рэпа привыкли к полумраку, он заметил, что в Часовне нет никакой мебели, не считая маленького кресла в дальнем углу. В этом кресле угадывались неясные очертания фигуры того, кто ждал Рэпа. Рэп заставил себя подойти ближе.

Теперь он понял, где находится сердце тайны, источник святости и силы. Из дальнего угла струилась печаль. У Рэпа волосы встали дыбом, когда он уловил сильную боль и отзвуки гнева. Кем бы ни было это существо, оно знало, что Рэп здесь. И не кто иной, как Рэп, вызвал его негодование.

Размеренным шагом Рэп приблизился к сидевшей в кресле женщине. Если бы Рэпу не было сказано, что его ожидает женщина, он не сумел бы определить пол этого существа. Она была укутана в темный плащ с капюшоном, и он не ощущал ее магического присутствия. Сперва Рэп удивился, но потом вспомнил рассказ Шанди о женщине, которая явилась ему и рассказала о бассейне-прорицателе, и понял, что круг замкнулся. Наконец-то тайна была разгадана.

Когда он встречался с Лит'риэйном, они пошутили по поводу приветствий, принятых у разных народов. Но кто же мог знать, какое приветствие принято у пиксов, если о них вот уже тысячу лет не было ни слуху ни духу? И кто посмел бы вести себя легкомысленно в этом священном месте?

Рэп остановился на почтительном расстоянии и низко поклонился.

– Меня зовут Рэп. Я пришел с миром.

Если она была мирянкой, то почему даже при помощи дальновидения Рэп не мог ничего разглядеть под скрывающим ее покровом? Если она волшебница, то почему он ее не чувствует? Кто она такая?

Довольно долго женщина молчала. Потом прозвучал ее голос, подобный шелесту ветра в листве:

– Я – Хранительница.

Она подняла руку и откинула капюшон.

Теперь Рэп знал, кто она такая. Изможденное лицо, измученные глаза… Някогда прежде он не видел подобного лица, но узнал его с первого взгляда. Дело понемногу прояснилось.

Рэп опустился на колени и почтительно склонил голову.

Женщина вздохнула:

– Вы знаете, кто я такая.

– Да, госпожа. Некогда я тоже знал пять Слов Силы.

– И долго?

– Несколько месяцев. – При воспоминании об этом Рэп содрогнулся. – А вы? – прошептал он.

Когда женщина наконец ответила, ее голос звучал еще тише:

– Семь лет.

Рэп не мог представить, на что похожи семь лет подобного испытания и как с этим можно жить. Каждое мгновение было для нее пыткой, и даже простое существование в оковах измученной плоти требовало непрерывной борьбы. Полубогу неведом сон.

– Вы здесь – нежеланный гость, – сказала Хранительница.

– Но вы знаете, что привело меня сюда.

– Безрассудства, творящиеся во внешнем мире, нас не касаются.

– Но вы разговаривали с императором и рассказали ему о бассейне-прорицателе.

Хранительница снова вздохнула:

– Это было ошибкой и к добру не привело.

– Я думаю, госпожа, это еще может привести к добру.

Шанди нашел Сагорна и Рэпа. По словам Кейди, Гэт узнал императора как раз вовремя, чтобы Инос успела спасти его от гоблинов. Ило сохранил верность Шанди в надежде соблазнить его жену и потому помог ему бежать из Хаба. Все события произошли благодаря видениям, возникшим в бассейне.

– Возможно, мое вмешательство отсрочило падение, – прошептала Хранительница, – но не изменило к лучшему окончательный исход. Я могла навлечь на себя немилость Богов тем, что преступила пределы, которые они определили для Кииф.

– Кииф? – переспросил Рэп.

Женщина отвернулась и посмотрела в другой угол. Оттуда исходило ощущение сильной боли.

– Там лежит первая Хранительница. Ваше присутствие пробудило древнюю злобу, Рэп Краснегарский.

– Я не собираюсь причинять никакого вреда.

– Но вы его причиняете! – Хранительница выпрямилась, ее окружила вспышка ярости. – Вы надеетесь заручиться нашей помощью в безнадежной борьбе против того, кто называет себя Всемогущим. Вы хотите, чтобы мы забыли о тысячелетии жертв и отречения! Хотите разрушить стены, защищавшие от опасности многие поколения пиксов!

Неистовство ее ответа потрясло Рэпа.

– Но разве битва против Зла не является всеобщим долгом?

– Не рассказывайте мне о том, что такое Зло! – В голосе Хранительницы зазвенела горечь. Возглас эхом отдался от стен. – Страдания, которые Тхам претерпел по вине внешнего мира, избавляют нас от всех долгов перед ним. Такова уступка, которую Кииф добилась у Богов. Мы должны держаться в стороне от внешнего мира и не вмешиваться в его дела.

– Значит, вам неизвестно, что сейчас происходит в мире.

– Мне прекрасно это известно. В число обязанностей Хранительницы входит наблюдение. Иногда мы даже отправляем кого-нибудь за пределы Тхама, дабы оценить обстановку. Но знание не должно заставлять нас действовать.

С тем же успехом Рэп мог бы пытаться переубедить гранитную колонну. Его дело было безнадежным.

– Тогда скажите мне, какова ситуация сейчас.

Рэп сразу же усомнился, что поступил разумно, задав этот вопрос. Иссохшее лицо Хранительницы исказила загадочная улыбка.

– Дела не стоят. Они изменяются с каждым вашим вздохом. Сила Всемогущего возрастает. Даже я – полубогиня! – не смею появляться за пределами своих владений, чтобы не быть узнанной.

– Если мы сможем объединить всех вольных волшебников…

– Вам все равно будет не по силам тягаться со Сговором.

Эти страшные слова прозвучали словно приговор. Если это правда, то война проиграна. Рэп почувствовал, как его сердце заполняет холодное отчаяние Часовни. Он боролся с древним отрицанием, которое чувствовал в этом странном месте, с застывшей безнадежностью, с тысячелетним отречением.

– При всем моем уважении к вам я не понимаю, как вы можете это знать.

– Могу. И знаю. Я наблюдала, как Зло набирает силу, задолго до того момента, когда об этом узнали смотрители, и приняла меры.

– А если бы к нам присоединились те волшебники, которые наверняка есть в Тхаме, и вы сами, с вашей мощью полубога, разве наши силы не стали бы равны, госпожа?

– Да, они стали бы сопоставимы, – признала Хранительница, – но перевес все равно был бы не в нашу пользу. Не рассчитывайте на наши силы. Мы должны заботиться о собственной безопасности и не станем ввязываться в безнадежное дело.

Его поиски обречены не провал! Рэп в гневе вскочил. Он был выше Хранительницы, но ее сила оказалась столь велика, что Рэп по-прежнему чувствовал себя так, словно лежал перед ней ниц.

– Как вы можете надеяться сохранить свою тайну?! Вы же знаете сущность этого дварфа. Чем сильнее он будет становиться, тем сильнее возрастет его страх. Став властелином мира, он непременно постарается подчинить себе и Тхам. Он доберется до вас и уничтожит!

– Эта земля сокрыта от него и таковой останется, – ледяным тоном ответила Хранительница.

– В таком случае могу я забрать свою дочь и уйти с миром?

Запавшие глаза Хранительницы заблестели.

– Нет. Я сказала, что не могу вмешиваться в дела внешнего мира. А отпустить вас с тем, что вы узнали, значит повлиять на ход событий.

Этого Рэп и боялся.

– Вы расставили хитрую ловушку! – горько сказал он.

– Зато недвусмысленную. Вы с девушкой останетесь в Тхаме. Возможно, здешняя жизнь покажется вам скучной, но это лучше, чем пытки, которые уготовил для вас Зиниксо. А когда вам придет время умереть, волшебник, вы передадите нам ваши Слова Силы – в уплату за содержание.

– Но…

– Таково мое решение! – И Хранительница растаяла во тьме, словно струйка дыма.

Часовня опустела. Могила в углу продолжала свой тысячелетний горестный плач.

Надежде, близкой всем, заказан путь: