1

Наконец большая входная дверь и заснеженные ступени крыльца — лорд Роланд готов был в последний раз покинуть Греймер, уйдя в малопривлекательную зимнюю ночь. Никогда еще его собственный очаг не казался ему столь желанным.

Король то и дело переезжал из дворца во дворец: Ноукер, Греймер, Уэтшор, Олдмарт и так далее. Двор находился там, где пребывал Король, но правительство оставалось там, где хранились бумаги, так что чиновники, клерки, законники и лакеи трудились круглый год в столице, Грендоне. Даже теперь, когда Король затворился на Долгую Ночь в Фэлконкресте, гусиные перья в Греймерской канцелярии не переставали скрипеть, а кареты день и ночь держались наготове для доставки должностных лиц.

Морщинистый, угловатый старший дворецкий носил почетный титул Джентльмена Эшера так давно, что никто не мог вспомнить, сколько именно. Возможно, даже он сам. Роланд несчетное количество раз желал ему доброго утра и доброго вечера. Теперь старик, казалось, готов был растаять словно последний снег на булыжной мостовой.

— У меня приказ, милорд, — только и смог ответить он. Запряженная четверкой карета виднелась в соседней подворотне, но у него был приказ. Возможно, он надеялся на небольшую пенсию от Короля, если будет вести себя как положено еще пару лет — если только не помрет жалкой смертью в несколько следующих минут. У него приказ.

У лорда Роланда никогда не было своей кареты, если не считать той, которой пользовалась его жена. За всю его жизнь у него очень редко имелись наличные деньги. Он даже не обзавелся собственным конем, но ему необходимо было уехать домой, сохранив при этом по возможности достоинство, а двухчасовая прогулка по улицам, а потом по сельской дороге в канцлерской мантии достоинства никак не добавит. Кромман хотел причинить ему боль, но ведь Кромман пестовал эту ненависть много лет.

Юное лицо Куоррела опасно раскраснелось, что было видно даже в сумерках. Его почти трясло. Роланд знаком послал его вперед и отступил на шаг.

— Джентльмен Эшер, — сказал он из-за плеча своего телохранителя. — Поверьте, меня это очень огорчает. Мой Клинок, сэр Куоррел, пробыл со мной недостаточно долго, чтобы привыкнуть к особенностям дворцовой жизни. Поэтому, когда я послал его вперед вызвать карету, он не понял, что проблемы с этим возникли не по вашему злому умыслу. Я уверен, он не будет серьезно увечить вас, но…

Меч Куоррела со свистом вылетел из ножен. Джентльмен Эшер разом утратил вид глубокого отчаяния.

— Ах, благородный сэр Клинок! Молю вас, не будьте жестоки к старику и не лишайте четырнадцать его внучат их любимого дедушки!

— Аминь! — произнес Куоррел. — Раз так, соблаговоли призвать сюда эту карету со всей возможной поспешностью, да прикажи кучеру доставить моего господина в означенное им место, иначе я незамедлительно изрублю тебя в восемь изначальных стихий.

— Поистине? Прижми острие к моему горлу, парень, — так будет убедительнее. Карету! Карету!

Забираясь в карету, Роланд слышал, как Джентльмен Эшер, все еще под угрозой меча, наставляет возницу. Когда лошади тронулись с места, Куоррел легко запрыгнул в экипаж и закрыл дверцу. Упряжка миновала дворцовые ворота и загрохотала по вечерним улицам.

Прощай, Греймер!

— Спасибо, сэр Куоррел. Весьма впечатляющий пример разбоя. И поздравляю тебя: ты владеешь словом виртуозно.

— Сущий пустяк, милорд. — Он не смеялся, но смеющиеся нотки слышались в его голосе.

И что Роланду делать теперь с этим мальчиком, пожизненно повязанным с ним? Узы действуют только на одного, но нормальные человеческие чувства и законы морали настаивают на том, что у верности — две грани. Давным-давно он благополучно пережил обратное обращение, но насколько ему было известно, такое удалось только ему. Его падение увлечет с собой и Куоррела, а это несправедливо.

И уж несомненно, он увлечет с собой и многих других. Что станет с его женой? Позорная отставка огорчит ее в той же степени, в какой огорчает его, но она обрадуется тому, что он будет наконец принадлежать ей одной. Ее никогда не привлекала придворная жизнь, ее блеск и фальшь. Сколько у них останется времени, пока Кромман не пришлет инквизиторов?

Какой дурак будет ожидать благодарности от монарха?

Сквозь стук копыт и скрип колес до него донесся голос с противоположного сиденья.

— Могу я задать вопрос, милорд?

— Хочешь отвлечь меня от раздумий, поди?

Смешок.

— Конечно. Но ответ меня тоже интересует.

— Тогда спрашивай. И вообще не бойся задавать вопросы. Старики еще могут пригодиться как источник информации.

— Расскажите мне про тот случай, когда вы спасли жизнь Королю.

Ах, вот что! Им всегда хочется послушать про это.

— Мне тоже хотелось бы рассказать об этом полнее. Тебе лучше спросить об этом Короля. Он и только он видел все с начала до конца. Он был хладнокровен — как сосулька. — Он невольно вздохнул. Вот время было! — Это случилось в триста пятьдесят пятом — в Нифии, разумеется. Под стенами Уотерби, где-то на третью неделю осады, кажется. Утро выдалось туманное. Ну и, конечно, дыма и пыли тоже хватало.

И шума тоже — оглушительных ударов грома, когда Главный Разрушитель и его люди пытались обрушить стены, а их защитники отвечали собственным колдовством. Король никогда не слушал разумных советов. Он расхаживал по лагерю на виду у всех, не обращая внимания на летящие стрелы, камни и взрывы магических смесей. Он сводил своих Клинков с ума, подвергая себя такому риску. Они толпились вокруг него словно роящиеся пчелы, пока он с проклятиями не разгонял их, чтобы они дали ему дышать свободно. И все же вышло так, что в то утро, в те несколько критических минут, рядом оказался только один…

Роланд вспомнил, что от него требовалось всего лишь рассказать эту историю Куоррелу, а не переживать ее заново. Он вернулся из того туманного утра, из золотых дней молодости и славных приключений обратно, в холодную грендонскую зиму, в тряскую карету, к позору и отставке. Старик. Год 388-й — и когда успело пройти столько лет?

— Мне просто посчастливилось идти рядом с Королем, когда больше никого из Клинков не оказалось поблизости. Я не знаю почему. Думаю, это тоже было колдовство.

— А мне казалось, наши Узы защищены от действия других заклинаний.

— Мы тоже так считали. И если мятежники так владели колдовскими заклинаниями, непонятно, почему они не нацелили их на самого Короля. Заклинатели из Коллегии так и не смогли объяснить этого, хотя предположили, что мои повторные Узы помогли мне сопротивляться колдовству успешнее, чем остальным. А может, это была просто случайность. Мы шли тогда через болотце и невысокие кусты, так что волей-неволей рассыпались, обходя лужи и тому подобное. Другие отошли дальше, чем им казалось. Мы с Королем заболтались о лошадях, ломясь через кусты, как пара слепых черепах. Что же до того, что произошло на самом деле, — не знаю, честное слово не знаю. Четверо вооруженных мужчин бросились на нас из кустов, — не мужчин, скорее подростков.

Следующее, что я помню, — это то, что я слегка запыхался, кровь на клинке, четыре тела на земле. Потом на крик прибежал коммандер Монпурс. Таких слов ты наверняка не слыхивал! Его Величество посмеялся над ним, спокойный как скала.

Да, это было славное время — время молодости, любви и войны; дни, когда он был простым Клинком Королевской Гвардии и не хотел ничего другого; дни, когда жизнь была прекрасна от рассвета до рассвета.

 

2

— Ты пропустил любопытную демонстрацию владения мечом, коммандер! — Король забавлялся очевидным смятением своих гвардейцев. — Новая легенда о Дюрандале, полагаю.

— Возьмите его, мой господин! — Монпурс стоял на коленях в грязи, протягивая ему свой меч. — Возьмите меч. Отрубите мою бестолковую голову, если хотите, ибо я…

— Встань! Убери свой меч! Ты не отделаешься так просто… Впрочем, нет, пожалуй, я одолжу его у тебя на минуту.

Ближний труп с грохотом взорвался, разбросав вокруг сучья и камни. Король не обратил на это внимания, хотя несколько комьев земли упали у самых его ног. Речная пойма была испещрена воронками, большая часть которых уже заполнилась водой. Медово-желтые стены Уотерби были разрушены еще сильнее, лишившись половины своих башен; впрочем, это не мешало лучникам оборонявшихся посылать стрелы на такое расстояние. К счастью, не слишком метко. Еще одна стрела вонзилась в землю рядом с Чефни, который подпрыгнул от неожиданности.

Ошарашенный Дюрандаль рассматривал лезвие Харвеста. На нем была свежая кровь, а на земле лежали мертвые тела, но последние минуты словно растворились в размытом мареве прыжков, ударов и оборонительных выпадов. Четверо?

— Из какого ты рода, сэр Дюрандаль?

— Из рода… Роландов, сир. — Он не произносил этого имени уже полтора десятка лет. Ему даже пришлось копаться в памяти, чтобы вспомнить его. Конечно, Король может задавать вопросы, на которые у других нет права, но ради всех духов, что задумал Амброз на этот раз?

Король нахмурился:

— Роланды из Мейшира?

— Кто? О, нет, сир. Из Димпльшира, мелкопоместные дворяне. Мой дед арендует земли у Гудхемского монастыря. — К чему эти расспросы? И почему это Монпурс с такой силой давит на его плечо?

Потом до него дошло: коммандер подсказывает, чтобы он опустился на колени. Так и не поняв до конца в чем дело, он опустился на колено, потом на оба, и только тут его осенило. Ох, нет! Он чувствовал, как холодная грязь пропитывает штанины.

О да! Клинок лег ему на плечо. Потом на другое.

— Встань, барон Роланд Уотербийский!

Он встал. Монпурс стиснул его руку, одновременно обнимая его. Остальные Клинки восторженно возопили и бросились к нему похлопать по спине.

— Мой господин! Я… спасибо, Ваше Величество. Но я не заслужил…

— Заслужил? — взревел Хоэр. — Четыре трупа за несколько секунд, и ты не заслужил? Это мы заслужили, чтобы нас вешали, топили и четвертовали по десять раз на дню!

Одна из сохранившихся башен Уотерби превратилась в клубящийся шар камней и пыли, который медленно и как-то лениво осел на землю. Все тотчас повернулись к батарее, где хлопотали заклинатели Королевского Ведомства Разрушения — посмотреть, все ли там живы, ибо нередко стоявшие в октаграмме взрывали себя заодно с неприятельскими укреплениями. Потом донеслись радостные крики армии, затем — грохот.

Дюрандаль повернулся к Королю, на губах которого играла хитрая улыбка.

— Но Ваше Величество… Я надеюсь, это не означает… мне ведь не надо… — как может пэр служить в Королевской Гвардии? Немыслимо!

Усмехаясь, Король вернул Монпурсу его меч.

— Если ты только сам этого не хочешь. Мы разрешаем тебе оставаться в нынешнем положении столько, сколько будет угодно.

Вот это действительно высокая честь! Он может выйти в отставку в любой момент и быть лордом. Ну, не то чтобы настоящим. Дворянин должен жить по-дворянски, а это требует уйму денег.

Новый взрыв расшвырял грязь и речную гальку. Все пригнулись, двое-трое задетых выругались.

— Они пристрелялись, сир! — сердито сказал Монпурс.

— Верно. Пошли-ка на батарею, послушаем, как Старший Разрушитель расценивает наши перспективы. — Король неспешным шагом двинулся в обратную сторону, тщательно следя за тем, чтобы это не выглядело отступлением. Клинки с облегчением последовали за ним.

Хоэр придвинулся к Дюрандалю.

— Милорд, — прошептал он. — Разрешите мне поцеловать вас в задницу.

— Пошел вон. Ты этого недостоин.

— Сам знаю. Я только надеялся…

Барон Роланд Уотербийский. Бессмыслица, конечно же. Скорее всего у него не будет возможности воспользоваться этим титулом, даже если он этого захочет.

* * *

Тем же вечером, когда свежеиспеченный пэр любовно чистил Харвест, затачивая несколько легких щербин на острие, к его палатке явился герольд и передал ему официальное извещение канцлерского отдела. Честь и земли Пекмосса в Димпльшире изымались из королевских владений и передавались в безраздельное пользование барону Роланду Уотербийскому; доход с указанных земель с момента издания указа перечислялся означенному барону вплоть до его дальнейших распоряжений.

Он был богат. Это ничего не значило.

Его гораздо больше заботило, как отчистить кровь с камзола.

 

3

Это было славное время. На протяжении четырех лет, отделявших его третий визит в Айронхолл от второго, он никогда не отдалялся от Короля. Из сотни с небольшим Клинков Королевской Гвардии пять или шесть пользовались наибольшим расположением монарха, и сэр Дюрандаль был одним из них, товарищем и по работе, и по развлечениям.

Несмотря на свой продолжавший расти вес, Амброз был превосходным наездником и часто устраивал безумные охоты.

Он пускал соколов, он скакал за гончими. Он танцевал и устраивал маскарады. Он возглавлял процессии через города и деревни, и толпы восторженно кричали, выражая свою преданность монарху. Никогда еще в прошлом Шивиаль не любил своего властелина так, как этого. Он чинил дороги и строил мосты, поощрял торговлю, отчаянно волочился за женщинами и держал под контролем дворянство. Ему даже удалось заключить договор с Бильмарком, окончив тянувшуюся уже четырнадцать лет войну, так что побережье жило, не опасаясь больше рейдов Бильмаркских эскадр. Единственные критические замечания, которые можно было услышать в Парламенте, касались отсутствия наследника мужского пола, так что когда Король развелся с Королевой Годелевой и женился на леди Сиан, страна ликовала, а его популярность поднялась еще выше. Капризные духи удачи были его помощниками в те дни, и Дюрандаль купался в лучах славы вместе с ним.

Когда Король не нуждался в его услугах, у него не было проблем с выбором развлечений. Вскоре после того, как он вступил в Гвардию, появилась Роз, но отец Роз не одобрял ее выбор и выдал дочь замуж за человека лучшего происхождения.

Потом была Изольда. Они всерьез говорили о женитьбе, пока восстание в Нифии не призвало его на войну. Ему казалось, что они уговорились обо всем, но по возвращении он нашел ее обрученной с другим.

То лето в год Нифийского мятежа было, возможно, самым счастливым временем. Он жил в армии, он сражался на войне. За исключением нескольких минут, принесших ему титул барона, он почти не участвовал в бою сам, ибо времена рыцарей в доспехах, тех, что первыми шли в атаку, давно миновали. Только железная настойчивость Монпурса удержала Амброза от участия в нескольких схватках, но даже Монпурс не смог остановить его в день, когда пал Кирквен. Тогда Король ворвался в пролом по пятам авангарда, окруженный Клинками. Четверо были убиты, несколько — ранены, но потери врага оказались несравнимо больше. Один Харвест отомстил за четверых, и легенда о втором Дюрандале еще немного приблизилась к легенде о первом.

Потом была Кэт.

Он много раз встречал ее во дворце, но никогда не приближался к ней. Ему потребовалось много времени на то, чтобы решиться заговорить с ней, ибо он боялся отказа. Не от большинства женщин — он хорошо знал свои способности, — но от нее, поскольку помнил свою предыдущую попытку заговорить с Белой Сестрой. Как-то вечером, когда он прикидывал, кого бы пригласить на маскарад, он увидел ее на террасе — она стояла и смотрела на лебедей, скользящих на поверхности пруда. Ее ряса и высокая шапка были так же белоснежны, как эти птицы, и соперничали белизной с цветами вокруг… Он решил, что отказ его не убьет.

Он подходил ближе, ближе, еще ближе, а она все не принюхивалась подозрительно и не оборачивалась к нему с сердитым видом. Она все смотрела на лебедей. Он увидел, что она меньше ростом, чем казалось сначала; высокая шапка обманывала взгляд. Впрочем, рост ничего не значит, если все остальное безупречно. Когда он решил, что расстояние между ними как раз такое, как нужно — интерес, но не посягательство, — он облокотился на ту же балюстраду, чтобы глаза его оказались на одном уровне с ее.

— Уродливые твари! — произнес он.

Чуть нахмурившись, она повернулась к нему.

— Мне кажется, они красивы.

— Вы смотрите на них с другой точки зрения.

Он никогда не мог предугадать, как смеется человек, не услышав этого. Самый крупный мужчина может визгливо хихикать, а миниатюрная женщина — сипло хохотать. Она смеялась замечательно, словно птица пела.

— Вы уже польстили мне, сэр Дюрандаль!

— Вы знаете, как меня зовут? — Он притворился, что удивлен, хотя имя его было известно всем.

— О вас уже идет слава. — Улыбка у нее тоже была чудесная, а глаза — цвета васильков. Он решил, что волосы ее, должно быть, такие же золотые, как брови, хотя шляпа и вуаль скрывали их от взгляда.

— И какая же слава?

— Думаю, нам не стоит соревноваться в лести. Это может быть опасно.

— Такая опасность меня не очень пугает. — Он подтвердил это, придвинувшись чуть ближе.

— Это тоже часть вашей славы.

Это было весьма многообещающе, но прежде, чем он осмелеет в своих чаяниях, нужно выяснить, не отпугивают ли ее его Узы.

— Мне говорили, что Белые Сестры умеют распознавать Клинков на значительном расстоянии.

— Тридцать шагов или около того. В толпе — меньше.

— С наветренной или подветренной стороны?

Она снова рассмеялась.

— При любом ветре. Я могла бы почувствовать ваше присутствие из-за стены или в темноте. Ваши Узы — очень мощное заклятие.

— Как почувствовать? По запаху?

Она улыбнулась.

— Это старые предрассудки. Ни по запаху, ни по виду, ни по прикосновению, ни по звуку, и в то же время по всем этим признакам, вместе взятым. Попробуйте объяснить слепому, что такое цвет.

— Я ведь спросил первым. На что похож Клинок, чем он отличается от других?

Она задумалась, мило склонив голову набок.

— Он интенсивнее. Клинок выделяется из группы… солидностью, значимостью, пожалуй. В конце концов, распознавать заклятия — мой долг, мое умение. Кинжал в ящике с кухонными ножами.

— Очень интересно. А на слух? Могли бы вы узнать меня по голосу?

— Даже когда вы молчите. В любой момент. Это как самая верхняя нота у трубы — очень высокая, очень чистая… Возможно, звучит не очень приятно, но это не так. Это даже возбуждает.

— Возбуждает?

— В военном смысле этого слова, — поспешно сказала она. — А что касается запаха, знаком вам запах раскаленного железа?

— Запах Кузницы, наверное. — Он накрыл ее руку ладонью. — А прикосновение?

Она застыла. Он испугался, что поспешил, но она не отдернула руки. Она только перевернула ее, чтобы они соприкасались ладонями.

— Сильное.

— Выходит, быть с Клинком не так уж страшно?

— Можно привыкнуть.

— Почему бы не начать с того, чтобы сходить со мной на завтрашний маскарад?

Она изумленно взглянула на него:

— О, с удовольствием! Вы это серьезно?

Они разошлись через час, когда ему пора было заступать на дежурство. Он забыл спросить ее имя. К концу маскарада он знал его, и еще знал, что это и есть та рыбка, которую ему очень хочется вытащить на берег. Надо только тянуть леску поосторожнее.

Кэт была на этот счет другого мнения. На следующий день после маскарада, когда они рука об руку шли меж цветущих кустов, она спросила его:

— Этот ваш страшный ритуал с пронзанием сердца — от него остаются шрамы?

— Два — на груди и на спине. У меня их четыре.

— Я хочу посмотреть на них.

Земля и пламень!

Он отвел ее к себе — в маленькую, плохо освещенную комнатку, почти полностью занятую большой постелью. Он запер дверь — в своем кругу Клинки ведут себя бесцеремонно — но она не возражала. Она отвернулась, разглядывая гравюры на стене, а он встал ближе к свету. Пока он снимал камзол, а за ним рубаху, сердце его колотилось так, словно он не оставался наедине с женщиной много лет. Потом она обернулась. Он протянул руки; она бросилась в его объятия.

На шрамы она даже не обратила внимания.

Очень скоро он понял, что опыта в любви у нее нет. Зато у него опыта хватало. Он был искушен и — по такому случаю — особенно осторожен. И исключительно удачлив.

После, когда они лежали обнявшись, он шептал ей на ухо много всякого, но запомнил только одно:

— Ты меня поражаешь. Мы знакомы всего два дня.

Она прижалась к нему еще крепче.

— Я люблю тебя уже много месяцев. Неделю за неделей я старалась попасться тебе на пути, а ты, кажется, меня и не замечал.

— Я замечал. Я всегда боялся, что ты подумаешь… что вблизи Клинок будет тебе неприятен.

— Еще как приятен.

— Трубы и раскаленное железо, кинжалы… а на что похож я сейчас?

— Мм? — Она потеребила волосы у него на груди. — Это словно лежать в постели с мечом.

— Ты имеешь в виду обнаженного Клинка?

— Вот именно.

— Значит, говоришь, много месяцев? Тогда за мной большой долг. Расплачиваться и расплачиваться.

Она вздохнула и потянулась.

— Начинай прямо сейчас.

 

4

На следующий день он дежурил в приемной вместе с Парсвудом и Скримпнелом. Они тайком резались в кости, катая их на подушке, чтобы не шуметь, и не обращая внимания на неодобрительные взгляды ожидавших аудиенции — те прекрасно понимали, что Клинки не позволили бы себе этого, будь здесь кто-нибудь мало-мальски значимый. Вечерело, пажи зажигали лампы, Камергер шуршал бумагами у себя за столом. Время от времени в дверь нырял или выныривал обратно секретарь.

В приемной царила смертная тоска. Было гораздо интереснее подслушивать то, что происходит у Короля. Обычно при королевской аудиенции присутствовал по меньшей мере один Клинок, но сейчас Амброз принимал Великого Инквизитора, а слушать его доклад не позволялось даже Клинкам.

Наружная дверь приотворилась, пропуская маленького пажа. Тот подошел к сэру Дюрандалю и протянул ему записку, что вызвало ехидные комментарии у его непочтительных подчиненных.

Надо увидеться. Очень срочно.

Выбрала время для срочной встречи! Катаклизм! Не обращая внимания на все любопытные и неодобрительные взгляды, он подошел к двери и отворил ее. Она стояла там перед двумя хмурыми латниками. Монпурс мог бы за такое вздернуть на дыбу, но весь гнев его испарился, когда он увидел, как она бледна. Она не плакала, но что-то явно было не так.

— Быстро!

— Меня переводят! — прошептала она. — Завтра, рано утром.

— Нет! — Он спохватился и заговорил тише. — В Окендаун?

— Нет. В Бримиард. Это новый филиал.

— Надолго?

— Возможно, навсегда.

Потерять ее так быстро? Невыносимо.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Что?

— Они не переведут тебя, если ты будешь замужем. Выходи за меня.

— Но… но это невозможно! У нас нет времени. На это уйдут дни, недели… Мне нужно разрешение от…

Парсвуд кашлянул. Дюрандаль оглянулся и увидел, что дверь в комнату аудиенций открывается.

— Нет, не нужно. Я попрошу Короля объявить нас мужем и женой. Этого достаточно. Согласна?

Она поперхнулась, сделала вдох…

— О да!

— Я люблю тебя! — Он закрыл дверь и отошел в сторону, ощущая на себе взгляды Скримпнела и Парсвуда. Интересно, что думают латники?

Великий Инквизитор, пятясь, выходила из комнаты. Последний реверанс она делала, держась одной рукой за дверную ручку, а другой прижимая к груди папки с делами. Ее возраст являлся государственной тайной, и волосы ее скрывались под черным платком, а на бледном, круглом лице не было ни морщины. Она повернулась и двинулась через приемную к выходу шаркающей, косолапой походкой страдающего ожирением человека. Черная ряса шуршала на ходу. Рыбий взгляд ее перебегал с лица на лицо, безошибочно запоминая, кто присутствует и кто с кем сидит. Никто не осмеливался смотреть ей в глаза — никто за исключением Клинков, которые встречали ее взгляд с холодным спокойствием. Это была особая честь, доказательство того, что им нечего скрывать.

Камергер собрал бумажки в стопку и поспешил к Его Величеству. Дюрандаль направился к его столу.

Слова лихорадочно мелькали у него в голове: «Ваше величество, молю о вашей милости». Вздор. «Сир, могу я покорно просить оказать мне честь?» Уже лучше. Король наверняка даст согласие. Брак по августейшему повелению — это позабавит его. Он любит проявлять свою власть, особенно если это не будет стоить казне ни кроны. В конце концов, Дюрандаль — один из его любимчиков. Конечно, Монпурса стоило бы предупредить заранее, но он все поймет. Жениться! На Кэт! Никаких сомнений, никаких колебаний. Что за женщина! Но сначала, разумеется, ему нужно подойти к Камергеру. «Мне необходима короткая аудиенция у Его Величества по личному делу». Личные дела ждут месяцами! Он не может ждать следующей возможности дежурить в самой комнате аудиенций. Ему просто нельзя обращаться по этому делу, стоя на посту. Это навлекло бы королевский гнев даже на него.

Камергер вышел в приемную, но вместо того, чтобы идти к столу, он, не отпуская дверной ручки, обвел помещение подслеповатыми глазами.

— Ага, сэр Дюрандаль! Я так и думал, что вы здесь. Вы-то мне и нужны. Его Величество желает говорить с вами.

Даже для Клинка, гордящегося своей быстрой реакцией, события этого дня начинали развиваться как-то слишком быстро. Он одернул камзол и вошел в святая святых.

Комната была квадратной, и свет проникал в нее только через несколько крошечных окошек в дальней стене. Темные панели орехового дерева, покрывавшие стены, и дюжина темных кожаных кресел прибавляли обстановке мрачности. Одно из кресел было завалено красными коробками с письмами и ворохом бумаг. Ни в одном из двух высоких беломраморных каминов не был зажжен огонь.

Кресла изредка предлагались иностранным послам. Все остальные — министры, чиновники, просители любого ранга и пола — оставались стоять, ибо стоял и Король. Хоэр, главный гвардейский шутник, утверждал, что, если Король сел, сразу же тянет вспомнить, давно ли ты исправлял свое завещание, но если уж он начал расхаживать по комнате, значит, тревожиться уже поздно. В том, что касалось бумажных дел, Король был непредсказуем: он мог доводить своих министров до отчаяния, неделями отказываясь глянуть на одну-единственную бумажку, но потом доводил их же до изнеможения, работая день и ночь напролет. Он мог мгновенно выхватить из длинного донесения все важные места не хуже, чем сокол ловит на лету воробьев. О его памяти на подробности ходили легенды, о его характере — тем более, его целеустремленности не было предела. Он творил политику, его министры изыскивали пути проводить ее в жизнь. Иначе провожали их самих — вперед ногами, говаривал Хоэр.

Свечей еще не зажигали. Король стоял у окна, глядя на закат и заслоняя комнату от света как телега с сеном. Дюрандаль прошел до середины комнаты, поклонился августейшей спине и стал ждать. До сих пор ему еще не приходилось отходить от двери больше, чем на шаг.

Король отвернулся от окна и фыркнул, словно присутствие Дюрандаля удивило его. Он махнул рукой в сторону кресел.

— Сядь. Мне нужно подумать.

СМЕРТЬ, ПЛАМЕНЬ, И ЕЩЕ РАЗ ПЛАМЕНЬ!

Дюрандаль повиновался, хотя по коже забегали мурашки. Он не мог припомнить случая, чтобы кто-то сидел в то время, как Король стоит. Разве что калеки, да и то не всегда.

Король заложил руки за спину и начал расхаживать по комнате: к двери, к окну, снова к двери.

— Я сделал одну ошибку. Теперь я собираюсь сделать другую.

Молчание было единственно возможным ответом. Окно, дверь…

— Мне кажется, я просто болван. Самое сложное в работе Короля — да и любого руководителя — это знать, когда отступиться. Ты ранил дичь, ты гнал ее весь день, и вот надвигается ночь. Что делать — сдаться и возвращаться домой? Чтобы все усилия были потрачены впустую? Или продолжать преследование, зная, что тебе придется провести в лесу всю ночь, и что ты можешь остаться ни с чем? А? Как бы решил ты?

Казалось, он разговаривает сам с собой, но он вдруг остановился и в упор посмотрел на неловко потупившегося Клинка.

— А? Ну? Как?

— Я не помню, чтобы Ваше величество сдавались, когда есть хоть какая-то надежда.

— Гм! Ты хочешь сказать, я болван. Что ж, может, так и есть. Если я послал бы тебя, ты бы пошел?

— А? Я хотел…

Король нетерпеливо отмахнулся.

— Тебе придется на некоторое время уехать. Ты перенесешь это или я должен сначала освободить тебя?

Освободить? Дюрандаля пробрала дрожь. Клинки решительно возражают против того, чтобы их освобождали от Уз, хотя большинство их потом с облегчением принимают освобождение. Совершенно не готовый к такому обороту событий, он испытал приступ паники. Конечно, тогда он смог бы вступить в права владения своим поместьем, жениться на Кэт, делать все, что ему захочется… нет, немыслимо!

Правда, альтернативой этому была перспектива уехать от своего подопечного на длительное время, что тоже может обернуться непереносимой мукой. Но это по крайней мере будет на время, а то, другое, — навсегда. Он отер пот со лба.

— Мне кажется, я вполне могу доверить вашу безопасность коммандеру Монпурсу, мой господин.

Король улыбнулся:

— Умница! Помнишь Эвермена?

Ему пришлось покопаться в памяти. Все-таки прошло шесть лет.

— Кандидата Эвермена? Он был через три человека от меня в Айронхолле.

— Его самого. Того, которого я послал на дело, предназначавшееся для тебя.

Ответа не требовалось, только сердце забилось чуть быстрее.

— Он все еще жив, — сказал Король. — У нас агент в Самаринде. Посылает донесения каждые несколько лет. В последнем он сообщил, что там появился шивиалец… Ты ведь об этом ничего не знаешь, нет? — Он подозрительно посмотрел на Дюрандаля.

К счастью, на это он мог ответить так же искренне, как отвечал бы на допросе у Инквизиции.

— Совсем ничего, сир. Ходили слухи, что его связали Узами с каким-то таинственным джентльменом, о котором никто ничего не знал, и что они оба исчезли. Ничего больше.

— Мастер Жак Полидэн, купец, путешественник, возможно, мошенник. — Король неловко кашлянул. — Это долгая история. Великий Инквизитор ознакомит тебя с деталями. Ходили слухи, что рыцари из Самаринды владеют философским камнем — средством, обращающим свинец в золото и дарующим бессмертие. Если ты заикнешься об этом вне этих стен, мой мальчик, я укорочу тебя на голову!

— Я понимаю, сир. — Тогда Король был моложе, и раздаривал титулы направо и налево. Впрочем, ему и тогда было больше лет, чем Дюрандалю сейчас.

— Великий Инквизитор все тебе объяснит. Я считал, что оба погибли, но теперь выяснилось, что Эвермен жив и выступает кем-то вроде гладиатора. Разумеется, это известие двухлетней давности, так что он мог с тех пор и погибнуть. Но я не потерплю этого, слышишь? Я не хочу, чтобы одного из моих Клинков превратили в балаганного медведя! Ступай и верни его.

— Слушаюсь, сир. — Дюрандаль встал, хотя ему показалось, будто он падает.

Что еще можно сказать, если у тебя из-под ног выбивают опору, если весь твой мир рушится? Это вызов всей его жизни. Где она, эта Самаринда, если только новости оттуда идут два года? Даже не в Эйрании. Ох, Кэт! Он не посмеет ослушаться своего повелителя. Он мог бы возражать, мог объяснить все, но нечто, не уступающее силой Узам, не позволит ему этого — гордость. Какую дурочку сваляла Кэт, полюбив Клинка!

С минуту Король молча смотрел на него, потом мрачно улыбнулся.

— Или по крайней мере узнай, что случилось. Сотвори новую легенду! Мне не хочется терять тебя, но я не знаю другого, кого бы мог послать туда. Только тебя. Ты встретишься с Великим Инквизитором завтра утром. Она пошлет с тобой одного из своих людей. Казна даст столько денег, сколько понадобится. Да помогут вам духи в вашем деле.

Разрешение идти — так легко посылает сеньор вассала на смерть.

КАК? КОГДА? КУДА? С КЕМ? ЧТО БРАТЬ С СОБОЙ? Все эти подробности оставлены на его усмотрение. Это вполне в духе Амброза. Лихорадочно размышляя, Дюрандаль обратился к Королю:

— Один вопрос, сир?

— Спроси у Великого Инквизитора.

— Ваши распоряжения, сир? Должен ли я вернуть его вне зависимости от того, хочет он этого или нет? И потом… что с философским камнем?

Король уже открыл было рот, но задумался.

— Поступай по своему разумению. Я не могу принимать решения насчет того, что происходит на другом краю света. Поэтому я и выбрал тебя. Это твое дело; поступай, как лучше. Ах, да, пока ты еще не ушел… — Он подошел к заваленному бумагами креслу и принялся рыться в свитках.

Кэт, Кэт, Кэт…

Другой край света?

Он может уволиться! У него в кармане титул барона, и Король дал ему право заявить свои права на него в любой момент. Нет, его Узы не позволят ему воспользоваться этим правом — Король, наверное, с самого начала понимал это. И упоминание о Кэт сейчас прозвучит как признание в трусости и попытка уклониться от поручения.

— Вот! — Король нашел то, что искал, на полу. Он выпрямился с клочком пергамента в руке. — Я хотел внести изменения в устав Айронхолла. Позволять четырнадцатилетним юнцам самим выбирать себе имя — чистая… Гхм! Ничего личного, наделось, ты понимаешь? С твоим именем все в порядке, ты достоин его. Может, и твое имя станет легендой.

— Ваше Величество очень добры.

— Бываю иногда. Особенно когда молчу в тряпочку. Но как тебе нравится сэр Змей, например? Вот теперь у нас имеется Кандидат Бычехлыст. Идиоты молодые! Нынешнего Первого зовут Волкоклык.

Дюрандаль собирался стать Кроворуком, если бы ему не позволили стать Дюрандалем.

— Полагаю, сир, у всех этих имен имелись прецеденты.

— Да, иначе Великий Магистр не разрешил бы их. Как бы то ни было, Великий Магистр утверждает, что этот Волкоклык — лучшее, чего они достигли после тебя. Я приберегал его для какого-нибудь особого случая. Теперь ему двадцать один год, и он рвет и мечет.

Ничего удивительного!

— Интересно бы с ним познакомиться.

— Скоро познакомишься. Вот. — Король протянул ему лист пергамента с личной королевской печатью. — Он твой.

 

5

Дюрандаль поклонился и закрыл за собой дверь. С минуту он стоял молча, глядя на дубовую панель обшивки прямо перед носом, и ему было дурно от того, что он наделал. ОХ, КЭТ, КЭТ, КЭТ! Он отдал королю шесть лучших лет своей жизни, и ничем ему больше не обязан. По всем разумным меркам ему бы прямо здесь и сейчас потребовать обещанной отставки, увезти свою любимую в это как-там-его поместье, и жить там с ней долго и счастливо. Сознание того, что Узы пересилили его собственные желания и здравый смысл, утешало очень мало.

Но сделанного не воротишь. Он повернулся и подозвал к себе ближайшего пажа.

— Ступай и найди двух Клинков, — прошептал он, наклонившись к не слишком чистому уху. — Мне они нужны, первые двое, кого ты увидишь. Если одним из них будет коммандер Монпурс, скажи ему «пожалуйста», остальным не надо.

Парень поклонился и поспешил из приемной. Неожиданная возможность покомандовать Клинками явно произвела на него впечатление. Камергер поспешно нырнул в комнату к Королю. Не обращая внимания на любопытные и неодобрительные взгляды, Дюрандаль сел за его стол, нашел чистый лист пергамента и написал завещание, оставив все Кэт. Как правило, завещать Клинкам нечего, но он владел поместьем, которого в жизни не видел. Он не имел ни малейшего представления о том, сколько оно стоит. Потом Дюрандаль взял новый лист.

Великому Магистру.

Дюрандаль, компаньон.

Сим поручаю вам приготовить Первого к Узам в ночь на пятнадцатое число текущего месяца.

Написано собственноручно и от имени Короля четырнадцатого числа третьего месяца, в год триста пятьдесят седьмой правления Рэнольфов.

Он сложил письма, накапал воска со свечи и запечатал своей печаткой. Потом подошел к Шримпнелу и Парсвуду, наслаждаясь их озадаченными взглядами и надеясь, что его собственное лицо достаточно безмятежно.

— Чей бросок?

— Твой, разумеется, — ответил Шримпнел. В Гвардии было теперь две группы Клинков, и он принадлежал к младшим, тем, кто не участвовал в Нифийской кампании. Хотя, с рапирой он управлялся здорово. — Да будут духи судьбы благосклонны к тебе там, куда тебя послали.

— Что, писал завещание? — поинтересовался Парсвуд, который был еще моложе, но уже зарекомендовал себя отменным саблистом, да и обстановку схватывал, похоже, на лету. — Ты ведь ничего нам не скажешь, дылда этакая, правда?

Прежде, чем Дюрандаль смог придумать достаточно язвительный ответ, дверь отворилась, пропуская в приемную самого последнего из пополнивших их ряды Клинков. Впрочем, и его опыт службы уже исчислялся несколькими месяцами — наглядное свидетельство того, как долго Его Величество приберегал означенного Волкоклыка. Несмотря на августейшее неодобрение, сэру Змею вполне подходило его имя, ибо он был высок и гибок, как и подобает Клинку. Он гордился своими тонкими усиками, длинным аристократичным носом и манерой держаться в седле. Он вполне подойдет.

Дюрандаль вскочил и перехватил его прежде, чем он подошел к их группе. Он отдал Змею письмо.

— Доставь это Великому Магистру, и только ему, лично в руки.

Парень удивленно вскинул бровь.

— В Старкмур? Сегодня ночью?

— Вчера. И держи рот на замке. По возвращении доложишься Вожаку.

— Но сегодня же… — Змей снова взглянул на лицо заместителя командира. — Будет исполнено тотчас же, сэр.

Когда он вышел, на смену ему явился Чефни. Отлично! Ему продолжало везти.

— Подежурь за меня здесь, пожалуйста, брат.

Чефни кивнул. Он явно удивился, но вопросов не задавал. Дюрандаль вышел следом за Змеем, едва не столкнувшись с вернувшимся пажом. Кэт в коридоре уже не было, но этого следовало ожидать.

Монпурса он отловил, когда тот выходил из фехтовального зала. Откровенно ледяной взгляд позволял предположить, что коммандер уже понял: что-то происходит, но не знал, что именно. Он по-прежнему выглядел лет на пятнадцать.

— Я уезжаю по особому поручению, — сказал Дюрандаль. — Возможно, довольно надолго. Можешь ты это сохранить — это мое завещание — и присмотреть за тем, чтобы мои пожитки перенесли в надежное место? Кубки стоят неплохих денег.

Лицо коммандера посуровело.

— Переговори с людьми из архива. Это их работа, а Клинкам не всегда удается держать обещания. Друг… мне будет тебя не хватать.

— Такое бывает. Он все решает.

— Да, — светлые как лед глаза Монпурса спрашивали, насколько все плохо.

— Я хотел бы, чтобы ты пока носил мой кинжал.

— Я прослежу, чтобы с ним ничего не случилось, — конечно же, он не будет носить кинжал — как его заместитель не будет говорить, куда собрался. — Это прощание?

— Я выезжаю завтра, — Дюрандаль сообщил ему про Змея и про изменения, которые необходимо внести в график дежурств. А потом говорить было уже не о чем и делать тоже нечего, кроме того, чтобы пойти и отыскать Кэт.

 

6

Первым делом он направился в обитель Белых Сестер. Пересекая западный двор, он увидел, что она идет ему навстречу. Они бросились друг к другу, изрядно шокировав нескольких пожилых нюхачек и пару разодетых придворных. Еще издалека он увидел, как надежда погасла в ее глазах; интересно, все ли с такой легкостью догадываются обо всем по его лицу, или просто женщины более восприимчивы, чем мужчины?

Они обнялись, столкнувшись с такой силой, что шляпа только чудом не слетела с ее головы. Задохнувшись, она наконец высвободилась, и они пошли куда-то, так и держась за руки. Встречные осуждающе покашливали.

— Не вышло, — сказала она. Утверждение, не вопрос.

— У меня даже не было возможности попросить. Он вызвал меня и тоже услал с поручением.

Она вглядывалась в его лицо.

— Опасным. И надолго. Если бы это было ненадолго, ты бы еще на что-то рассчитывал.

Лгать ей он не мог. Он никогда не лгал женщинам, да и поводов лгать мужчинам у него тоже не было.

— А у тебя что?

— Всего лишь занудная гильдия купцов в Бримиарде. Они боятся, как бы какой-нибудь заклинатель не украл их деньги, — Она задрожала. — Их дома, должно быть, просто провоняли заклинаниями. Ладно, не бери в голову. Это правда, что Клинки никогда не спят?

— Почти никогда.

Она заставила себя улыбнуться.

— Тогда у нас впереди целая ночь…

* * *

Они разговаривали. Они любили друг друга. Они повторяли это снова и снова. Луч лунного света сполз со стены, пересек кровать и забрался на противоположную стену, неумолимо таща за собой утро.

— Я буду ждать тебя, — повторяла она.

Сердце его разрывалось от боли. Он всегда считал, что это просто расхожее выражение, но в груди действительно болело.

— Нет, милая, ты не должна. Клинка вообще не стоит любить, ибо первое место в его сердце все равно принадлежит Королю. Я ведь мог сказать ему про тебя. Он мог бы отменить свой приказ или отложить его. Он ведь по природе не жестокий человек. Я просто не смог. Как бы я ни любил тебя, я должен повиноваться. Найди кого-нибудь получше и забудь меня.

— Ты вернешься? Ты вообще рассчитываешь вернуться?

— Я надеюсь вернуться, но не раньше, чем через несколько лет.

— Я буду ждать тебя, все равно как долго.

— Ты говорила мне, — сказал он как-то после долгого поцелуя, — каковы Клинки на слух, на ощупь и на вид, а каковы они на вкус?

— Как крепкое вино.

— Надо же, как странно! Белые Сестры — тоже.

— Я буду ждать тебя.

— Нет, не надо, но если я вернусь, а ты все еще будешь свободна, я буду сидеть на ступенях у твоей двери до смерти или до тех пор, пока ты не согласишься выйти за меня.

* * *

Он не сказал ей ни слова о своем поручении, но упомянул раз об инквизиторах — возможно, это было неосторожно, да только голова его была занята другим. Это было в одну из тех минут, когда женщинам хочется поговорить, а мужчинам — нет, но и они не прочь пошутить.

— Жуткие люди! — сказала она. — Только Время, Земля и Смерть. Ни Любви, ни Воздуха.

Он сидел, скрестив ноги, и восхищался ее телом, освещенным лунными лучами, осторожно проводя пальцами по его изгибам, не особенно прислушиваясь к тому, что она говорила.

— Ты можешь сказать, какие стихии использовались при наложении заклятия?

— Обычно могу. У тебя шрамы! Я не замечала их прежде. Покажи мне спину.

— Нет, я занят. И какие стихии ты ощущаешь в Клинке?

— В основном Любовь, — она тоже села. — Я хочу взглянуть на твою спину.

— Нет. Ляг и покорись. Любовь, говоришь? Я убийца, и ты считаешь, что я создан духами Любви?

Она поцеловала его и продолжала целовать, обвившись вокруг его тела.

— Любовь — это не только мужчина и женщина. Это еще и многое другое: мать и дитя, господин и слуга, брат и сестра, братья по оружию, просто друзья. Повернись, а то у тебя спина в тени. Вот они. На спине, они ближе друг к другу. Любовь — это даже смерть за кого-то. Понимаешь?

— Любовь еще и это. — Он опрокинул ее на спину. Она уже нашла его чувствительные места. Борьба делалась все горячее.

— Теперь я вижу, почему Клинки такие замечательные любовники, — сказала она. — Потому, что они связаны, мммм…

Ее губы были слишком хороши, чтобы тратить время на слова.

Занимался рассвет.

— Я буду ждать тебя.

— Я буду верен тебе.

— Ты только возвращайся, и я не буду спрашивать тебя о… мммм!

 

7

— Мы уже встречались, сэр Дюрандаль.

— Да, встречались. Я был тогда не в лучшем виде.

Дюрандаль узнал узкое лицо, бесцветные губы, блеклые волосы, ибо они до сих пор являлись ему в страшных снах про Наттинга. Он не знал только полного имени: Айвин Кромман.

Зловещий кабинет Великого Инквизитора представлял собой комнату, переполненную бумагами, папками, книжными полками, пухлыми томами и недобрыми предчувствиями. Даже пыль и клочья паутины, казалось, шептали о загубленных жизнях и похороненных тайнах. Сама Мать Паучиха сидела спиной к окну — массивная, скрюченная темная фигура на фоне света. Дюрандаль сидел напротив нее, и лицо его было освещено. Кромман сидел, сбоку, так, что тоже мог следить за лицом Клинка. Должно быть, заставлять людей чувствовать себя неуютно заложено в инквизиторские инстинкты, как, скажем, лай — в собачьи.

— У вас имеются возражения против инквизитора Кроммана в качестве спутника, сэр Дюрандаль? — Рыбьи глаза Великого Инквизитора не мигали. Ее пухлые белые пальцы лежали на столе, не шевелясь, словно неживые.

— Я приветствую его помощь в моей миссии.

— Понимаете ли вы, что он занимается этим делом довольно давно, и что ваши познания в заграничных путешествиях значительно слабее, чем у него?

— Король обещал мне, что я буду главным.

Она не обратила на эту реплику внимания.

— Что вам известно о деле?

— Исходите из того, что мне не известно ничего, и начинайте сначала.

— Почему вы не отвечаете на вопросы прямо?

Возможно, ему удалось чуть вывести ее из себя — во всяком случае, он на это надеялся.

— Почему вы не мигаете?

— Этот вопрос по существу?

— Да. Если инквизитор Кромман будет смотреть на всех так, как смотрит на меня, мы будем привлекать внимание.

Она улыбнулась, от чего на лице ее не появилось ни морщинки.

— Уверяю вас, Айвин умеет избегать ненужного внимания в высшей степени успешно, и проделывал это на службе у Его Величества уже много раз. Вам не по себе от этого взгляда?

— Нет. Он просто раздражает меня как демонстрация плохого воспитания. Мне нечего скрывать.

— Вас радует то, что вас выбрали для такого необычного поручения?

— Любой почел бы за честь такое доверие.

Она снова улыбнулась одними губами.

— Вот видите? Вам есть, что скрывать. Говоря «любой», вы имеете в виду «все люди», а значит, вы лжете, ибо у вас есть соображения, о которых вам не хотелось бы говорить. Возможно, роман, а?

Он напомнил себе, что это всего лишь ее предположения. Разумеется, она обладает заклятием, позволяющим ей распознавать высказанную вслух ложь, но если он будет молчать, ей придется полагаться на обычные приемы вроде наблюдения за. лицом — по крайней мере так считали Клинки. Именно поэтому преступников подвергают Испытанию. Как бы то ни было, она ловила его в свои сети.

— Мы так и будем фехтовать целый день или наконец прольем кровь?

— Как вам угодно. Шесть лет назад мастер Полидэн явился к Его Величеству с безумными историями про дальние земли. Он поведал о городе под названием Самаринда — это в Алтаине. Где-то там, на краю света — городе древнем и труднодоступном. О нем рассказывают странные вещи. Все же он клялся, что был там, и что самые невероятные из этих легенд — правда. Городом правит военный орден. Рыцари Золотого Меча. Он полагал, что этих рыцарей двенадцать. Они владеют тайной философского камня, поэтому они бессмертны.

— Действительно безумная история! От золотого меча никакого толка: он мягок как воск. Если, конечно, не заговорен. Какие он представил доказательства?

— Только рассказ об увиденном. Возможно, его ввели в заблуждение, но он верил в то, что говорит правду. Я могу поручиться — он был совершенно в этом убежден. Он рассказал нам о том, что видел своими глазами. Каждое утро, на заре, орден принимает вызов от любого желающего. Один из рыцарей выходит во двор их замка, и они вдвоем бьются на боевых мечах. Почти всегда рыцарь убивает бросившего вызов.

Дюрандаль испытывал недоверие и любопытство разом. Разумеется, Король послал проверить эту историю Клинка. Первым, на кого пал его выбор, был Дюрандаль, кандидат, считавшийся лучшим фехтовальщиком, вышедшим из Айронхолла на протяжении поколения.

Великий инквизитор улыбнулась, то ли уловив выражение заинтересованности на его лице, то ли просто угадав его мысли.

— Тот же, кому удастся ранить рыцаря — а такое происходит редко — получает в награду столько золота, сколько сможет донести до ворот. В такой бедной стране от желающих испытать удачу нет отбоя. Люди месяцами ждут своей очереди в надежде одним ударом раздобыть состояние. И что самое удивительное, некоторым это удается. Орден не всегда выигрывает, потому желающих предостаточно. Рыцари ничего не берут с соискателей, а платят чистым золотом. Откуда берется это золото, если не с помощью философского камня?

Вполне возможно, это то же самое золото, «выигранное» соискателями и тайком вернувшееся в замок под покровом темноты.

— Вы упомянули раненых. Рыцарей никогда не убивали?

— Похоже, что нет, хотя мастер Полидэн клялся, что видел, как одного из них проткнули насквозь. Раненый рыцарь объявился следующим же утром, здоровый и готовый к новому поединку. Считается, что они бессмертны. Старики клянутся, что нынешние рыцари — те же, которых они видели в годы своей юности, все такие же молодые и ловкие, как тогда.

Дюрандаль попытался обдумать проблему и решил, что это обдумывание будет простой тратой времени. Король и другие старались разобраться в этом, и решили, что им это удалось. Дюрандаль так не считал. Где-то здесь таился подвох.

— Наши заклинатели ничего такого не умеют.

— Вот именно. Его Величество постановил послать в город экспедицию с тем, чтобы купить или похитить секрет.

— Купить? У людей, владеющих философским камнем? Что можете вы предложить взамен?

Великий Инквизитор пожала широкими плечами.

— Знания. Король наделил мастера Полидэна полномочиями украсть секрет, если это возможно. Но он снабдил его множеством тайных заклятий, чтобы предложить им в обмен, если украсть секрет невозможно. На случай, если оба этих способа не сработают, но останется шанс раздобыть хоть что-то, сэр Эвермен получил августейшее разрешение бросить вызов.

Эвермен всегда был сорвиголовой. Он просто не устоял бы перед искушением.

— А что теперь? Король сказал, в Самаринде у него агент.

— Вряд ли агент. В лучшем случае, просто сочувствующий. Местный купец, сдружившийся в прошлом с мастером Полидэном и ведший с ним торговые дела. Он написал письмо, которое дошло до нас несколько месяцев назад. В нем утверждается, что сэр Эвермен вступил в орден — первый новый посвященный за несколько столетий. Он живет в замке. Примерно раз в двенадцать дней он принимает вызов.

Гладиатор, говорил Король. Однако когда Дюрандаль спросил, должен он вернуть его силой, если тот не согласится поехать добровольно, Король ушел от ответа. Бессмертный мечник, сверх-Клинок.

— Это суть дела, — сказала Главный Инквизитор. — Айвин знает подробности и с удовольствием поделится ими. У вас будет предостаточно времени для разговоров.

Дюрандаль покосился на инквизитора — от одного вида его по коже пробегали мурашки. Пожалуй, нашелся бы не один миллион людей, которых он предпочел бы в качестве спутника в этом путешествии. Да что там, практически кто угодно, за исключением самой Матери Паучихи, это точно.

— Мне необходим урок географии.

— Айвин изучил дорогу и поговорил с купцами, имеющими связи на востоке. Вкратце, послезавтра вы отплываете из Бримиарда в Исилонд, сойдете на берег в Феррете, далее проследуете сушей к Седьмому морю; дорогу туда выберете сами по обстоятельствам. Кратчайший путь лежит через Фитаин, но там сейчас идет гражданская война. Затем вы морем или сушей доберетесь до Фирдонии, подниметесь вверх по реке Ивюсарр и дождетесь каравана, идущего по Нефритовому Пути. Оттуда до Самаринды останется пересечь всего несколько пустынь и горных перевалов, возможно, верхом на верблюде.

Он подумал, не стоит ли ему взять несколько помощников, и тут же решил, что не стоит. Больше людей — больше хлопот.

— Деньги?

— Его Величество более чем щедр. Айвин получил доступ к счетам, размещенным в самых солидных банковских домах. Разумеется, вам придется получить эти деньги золотом прежде, чем вы доберетесь до Фирдонии.

Ага! Кое-кто хитрит. Он повернулся и посмотрел Кромману в лицо.

— Эти счета. Они открыты на ваше имя?

— Большая часть. Некоторые на предъявителя.

— Король назначил ответственным за миссию меня. Я верно говорю?

— Конечно, сэр Дюрандаль, — ответил незабываемый трескучий голос.

— И вы готовы подчиняться моим приказам вплоть до возвращения в Шивиаль?

— Конечно, сэр Дюрандаль, — повторил Кромман, но после едва уловимой паузы.

— Я хочу, чтобы эти счета были переведены. Я не возражаю против того, чтобы часть их осталась на ваше имя — на случай, если нам придется действовать независимо друг от друга, или со мной произойдет несчастье. Однако основная сумма должна находиться под моим контролем, и везти ее буду я, — у кого деньги, у того и власть.

Инквизитор повернулся к Матери-Паучихе.

— Ваше требование значительно менее разумно, чем вам кажется, — возразила она. — Айвин должен отправляться через несколько часов, а чиновники Казны и так выбиваются из сил. Загружать их дополнительной работой ради символических личных преимуществ просто глупо.

— Других условий я не приму. Прошу вас, не возражайте, инквизитор.

Кромман с безразличным видом кивнул.

— Как вам будет угодно, сэр Дюрандаль.

— Сегодня вечером мне нужно быть в Айронхолле. Я могу встретиться с вами завтра утром в Бримиарде. Где именно? — Он никогда не был там. Он видел море всего раз в жизни.

— «Бурая Лиса» на Сигейт вполне сойдет, сэр Дюрандаль. Я сниму комнату под именем Чалис, выдав себя за преуспевающего купца, держащего двух солдат-наемников для личной охраны. Вы с вашим Клинком должны одеться соответственно во что-нибудь старое, потрепанное. Пожалуйста, не забывайте, что мечи с кошачьим глазом в рукояти в этой стране хорошо известны, так что хорошенько прикрывайте их плащами. Убедитесь в том, что на вас нет ничего, что помогло бы опознать вас: никаких бумаг, писем, медальонов, печаток — ничего. То же самое касается конской упряжи; впрочем, вы можете оставить своих лошадей в той же гостинице, и я прослежу, чтобы за ними ухаживали. Вы занесены в список судовых пассажиров под именами сержанта Уайта и латника Айртона, так что можете пользоваться этими именами и в «Бурой Лисе». Имена в паспортах для Исилонда могут, разумеется, быть другими.

— Я могу понять, почему в Самаринде мы должны вести себя как преступники, — сказал Дюрандаль, с трудом сохраняя спокойствие, — но с каких это пор Шивиаль стал настолько опасным местом, чтобы джентльмен не мог открыть собственное имя?

По лицу Кроммана промелькнула тень довольной улыбки.

— Вам, как мечнику, несомненно, понятна важность практических навыков, сэр Дюрандаль. Королевский Отдел Государственной Безопасности отвечает не только за состояние дел внутри королевства, он следит также за врагами Короля в других странах. Я перемещался из страны в страну так часто, что эти привычки стали моей второй натурой. Вам с вашим Клинком придется многому научиться, если мы хотим вернуться из этого путешествия живыми.

— Я принимаю ваше замечание, инквизитор. Спасибо за то, что вы поправили меня. Кстати, вы умеете обращаться с мечом?

— Не по вашим меркам, сэр Дюрандаль.

— Зато по всем прочим меркам он мастер, — сухо заметила Великий Инквизитор. — Он убил несколько человек. Не думаете же вы, что я выбрала неопытного.

Два инквизитора явно резали одного глупого мечника на лоскуты. Он изо всех сил старался не выдавать своей злости.

— Чалис, Уайт, Айртон, в «Бурой Лисе». Есть еще что-нибудь, о чем мне надо позаботиться?

Великий Инквизитор изобразила на лице предельно близкое подобие искренней улыбки. Зрелище было не из приятных.

— Как у вас с языками?

О языках он как-то не подумал.

— Полагаю, нам стоит нанимать проводников из местных. — Он сразу понял, что еще раз выказал полную непригодность к выполнению возложенной на него Королем задачи.

Она покачала головой, и на этот раз рот ее сложился в неодобрительную черточку.

— По настоянию Его Величества мы наложим на вас магическое заклятие, известное как дар к языкам. С ним вы сможете освоить любой чужой язык за пару часов. Через день вы уже будете говорить не хуже местных.

Он никогда не слышал о таком заклятии — надо же, чем они занимаются в Черной Палате.

— Полагаю, инквизитор Кромман уже заговорен подобным образом? Одна из специальностей вашего ведомства, мэм?

— Мы им пользуемся, — признала она. — Само по себе заклятие принадлежит гильдии торговцев шелком. Надо сказать, они запросили за его использование бешеные деньги.

Уж не свалившееся ли на гильдию богатство позволило им нанять нюхачек, включая Сестру Кэт? Она будет уже в Бримиарде, когда он приедет туда. Дело Эвермена протянуло свои щупальца еще дальше.

— Значит, завтра вечером, в Бримиарде, — сказал Кромман.

— И мой Клинок, разумеется, тоже получит это заклятие.

Великий Инквизитор облизнула губы.

— Боюсь, нет. Удвоения таких расходов бюджет не потянет, сэр Дюрандаль.

Вот подходящий момент немного подраться.

— Боюсь, я вынужден настаивать на этом. Во-первых, сегодня вечером он пройдет Узы. Заставить его оставить меня наедине с заклинателями будет буквально невозможно. И что важнее, дар к языкам сделает его несравненно более полезным для дела. — Он постарался создать впечатление, будто готов дойти с этим до Короля. Он знал, что гордость не позволит ему просить о помощи, но не сомневался, что Король согласился бы с ним.

Возможно, Мать Паучиха тоже унюхала это, ибо нахмурилась.

— Очень хорошо. Что-нибудь еще?

Кромман с Дюрандалем переглянулись и разом мотнули головами.

— Тогда до завтра, мастер Чалис, — Дюрандаль встал и поклонился.

— Чрезвычайно интересно было познакомиться с вами, мэм. Благодарю всех за помощь.

Она поблагодарила его за вежливость коротким кивком.

— Я бы посоветовала вам заглянуть в какое-нибудь пристойное святилище и потратить толику королевских денег на заклятие, приносящее удачу. Она вам пригодится.

 

8

Он подъехал к королевскому крыльцу Айронхолла, надвинув шляпу на самые глаза, чтобы скрыть лицо. Считалось несправедливым открывать Первому имя его будущего подопечного прежде, чем это сделает Великий Магистр. Последние несколько миль он одолел в свете полной луны, насквозь пронизываемый сырым ветром с болот. Он успел как раз вовремя, ибо ритуал должен был начаться в полночь, а поскольку речь шла о человеческой жизни, он не мог позволить себе полностью пренебречь медитацией, как это делал иногда Король. От однодневного поста он чувствовал себя подавленным и разбитым.

Дверь отворилась, не успел он спешиться. Уоллоп служил привратником задолго до него, возможно, еще до его рождения. Если он и узнал закутанного в плащ гостя, то ничем не выдал этого.

— Вас ждут, милорд, — пробормотал он, взял коня под уздцы и увел на конюшню.

Дюрандаль вошел и принялся подниматься по узкой и темной спиральной лестнице. Это был его третий и, вполне возможно, последний приезд в Айронхолл, хотя он видел уже, что ни один Клинок не может до конца избавиться от его хватки. Будет ли Харвест когда-нибудь висеть в зале или его изъест ржавчина в каких-нибудь далеких джунглях?

Дверь на верхней площадке вела в личный кабинет Великого Магистра. Там горел свет, трещал в камине огонь, тяжелые шторы прикрывали окна от сквозняков. Великий Магистр стоял у камина, грея старые кости. Сэр Сильвер умер прошлой зимой и был погребен со всеми полагающимися почестями. На смену ему пришел сэр Вишес, бывший при Дюрандале Магистром Ритуалов, наилучший из возможных кандидатов. Он сделался чуть ниже ростом и чуть шире, но голова его все так же напоминала клумбу одуванчиков, а уютное лицо раскраснелось от огня.

— Вы? — Его удивление было почти комическим. — Я ожидал Короля. Надо же! Как… как неожиданно.

Бросив плащ в кресло, Дюрандаль подошел к блаженно горячему огню.

— Я думал, вы догадаетесь. Все в порядке, верно, — я имею в виду, чтобы один Клинок связывался Узами с другим?

— Такое случалось. Не в этом веке, кажется. Нет, я даже не думал об этом. Можете сказать зачем?

— Боюсь, нет. — Он опустился на пол, чтобы получше согреть у камина озябшие руки. Почтение, с которым обращался к нему старик, немного смущало его, ибо все его воспоминания об Айронхолле связывались с детством. Он даже не задумывался над тем, сколько лет прошло.

— Ладно! Надо сообщить Первому хорошие новости! — Великий Магистр казался таким же возбужденным, как если бы ему самому предстояло снова пройти Узы. Не дожидаясь ответа, он подошел к двери и окликнул кого-то, потом вернулся обратно к огню. — Если бы вы не постились, я предложил бы вам вина.

— Я все понимаю. Расскажите мне про Волкоклыка.

— О, он лучший. Первоклассный. Не Дюрандаль, конечно, но через пару лет он еще задаст вам жару на розыгрыше Королевкого Кубка, — Великий Магистр хихикнул. — В первый раз у кого-то еще появился шанс.

— Расскажите мне побольше.

— Чистая сталь. Надо сказать, последние шесть месяцев дались ему нелегко — не помню, чтобы Первому приходилось ждать так долго. Имейте это в виду.

Черт бы подрал жирного Амброза за глупость! Дюрандаль встал и облокотился о каминную доску.

— Не будет ли парень жалеть, что его связывают не с Королем? — спросил он, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

— Жалеть? ЖАЛЕТЬ? — Великий Магистр усмехнулся. — Нет, не думаю, чтобы он жалел. Вы хоть понимаете, что вы явились в свою ночь?

— Мою ночь?

— Мы едва сумели убедить их в том, что Ночь Дюрандаля названа не в вашу честь. Нет, не думаю, чтобы Волкоклык жалел об этом. Скорее, он сойдет с ума. Счастье на грани истерики — вот это возможно. Да его разорвут на куски от зависти…

ВОТ УЖАС!

— Вы шутите!

— Не совсем. Вы для них Клинок из Клинков. Выигрываете Кубок из года в год, спасли жизнь Королю, дважды проходили Узы, заместитель командующего Гвардией, победитель Алдана — они уверены, что солнце не взойдет, если вы не помочитесь поутру. Мы назначили пир в честь Дюрандаля сразу по окончании ритуала. Тот гром, что вы слышите, — это бурчание их голодных желудков, — Великий Магистр потер руки. — А теперь выясняется, что наш почетный гость — сам второй Дюрандаль с новым Клинком! Нет, я не думаю, чтобы у Первого были какие-то возражения.

Смерть и пламень! Можно ли оправдать такие чаяния? Он недостоин абсолютной преданности. Ему не нравилась идея стать подопечным с самого начала, когда Король приказал это, а от этих новостей ему стало еще хуже. Он потащит Клинка за собой в бесполезную аферу на край света, почти без надежды вернуться живыми.

— Захватите плащ, — сказал Великий Магистр, снимая со стены свой. — Мы подождем их в Блошиной комнате.

Пригнувшись, Дюрандаль последовал за ним по низкому коридору; затем они спустились по короткому лестничному маршу. Это была самая старая часть Айронхолла, муравейник коридоров. Здесь пахло гнилью.

— Зачем вы проделываете все эти штуки?

Великий Магистр шагнул в сторону, пропуская его в маленькую комнату, которую он запомнил так хорошо. Здесь он ловил монеты, здесь впервые познакомился с маркизом. На столе и каминной доске уже горели свечи, но воздух был холодный и застоявшийся.

— Кто знает. Думаю, потому, что так делалось всегда. Потому, что эти штуки проделывались с нами, так что теперь мы проделываем их с другими. Сядьте сюда. Возможно, это и ребячество, — признал он.

Он опустился в одно кресло, Дюрандаль — в другое, где его не было видно от входа. Да, радость Великого Магистра от возможности сообщить неожиданную новость была совсем детской. Что происходит с Клинком, когда он возвращается в эти проклятые духами болота, чтобы ковать новых Клинков? От блеска и красок королевского двора к… к чему? Бесцветному ничему, к дому, полному детей. Может, рыцари и магистры немного спятили? Не самая приятная мысль, но, возможно, стоит подумать об этом, когда он примет у Монпурса… но он ведь направляется в Самаринду, не так ли? Он никогда не примет командование у Монпурса.

— Я слышал, у вас был пожар летом.

Старик кивнул.

— Молния. Такое случается каждые лет сто или около того. Одна из поздних гроз, ночью. Нам повезло, что все мальчики остались живы. Это все лишь благодаря…

В древнюю дверь постучали.

— Войдите. — Великий Магистр подмигнув. Сколько раз разыгрывается эта сцена? Пять тысяч мечей в зале… Мгновение дверь заслоняла вошедших от Дюрандаля. Когда она закрылась, между ним и другим креслом стояли, вытянувшись, два паренька.

— Вы посылали за нами, Великий Магистр?

Волкоклык был для Клинка неожиданно мал ростом и легок в кости — типичный рапирист. Ему трудно было дать двадцать один год. Волосы его были черными. Второй совсем другой — светловолосый, кряжистый. Две крайности, допустимые для Клинков.

— Посылал, Первый. Его Величеству нужен Клинок. Готов ли ты служить?

— Более чем готов, Великий Магистр!

Ни тени колебаний!

Великий Магистр улыбнулся и махнул рукой.

— Тогда будь добр, поздоровайся с назначенным тебе подопечным.

Волкоклык резко обернулся и продолжал поворачиваться, почти не задержавшись, пока не оказался снова лицом к Великому Магистру.

— Это что, шутка? — фыркнул он.

Второй смотрел на гостя с отвисшей челюстью. Со вторых Уз Дюрандаля прошло меньше четырех лет. Эти ребята были тогда Младшими, так что лицо его было им знакомо, но реакция Волкоклыка оказалась до невозможного быстрой — такой быстрой, что ее не удалось бы изобразить. Если бы его предупредили, он бы изобразил ее лучше.

Великий Магистр поперхнулся, совершенно застигнутый врасплох.

— Шутка? Что ты хочешь этим сказать?

— Связывать Клинка с сэром Дюрандалем все равно, что поставить ягненка охранять волка!

Я не понимаю, — да петушок действительно в гневе! Уж не то ли это нежелание, которого боялся Дюрандаль?

Самое время ему вмешаться. Он встал из кресла.

— Никаких шуток. Великий Магистр характеризует тебя отнюдь не как ягненка, даже не как барана. Но для меня первые Узы имели ужасные последствия, так что у меня нет желания подвергать тебя такому же насилию. Если ты желаешь подождать другого подопечного, Первый, об этом эпизоде можно забыть, словно ничего и не было.

Парень покраснел как рак.

— Нет, нет, нет! Я не хотел выказать неуважения к вам, сэр Дюрандаль! Совсем напротив. Быть связанным с вами — великая честь, только и всего — я не мог и мечтать о такой. — Он поклонился с грацией фехтовальщика.

Дюрандаль протянул ему руку.

— Для меня это тоже честь и почетная обязанность. Я постараюсь быть достойным твоей верности.

Пожатие руки Волкоклыка оказалось крепким. Темные глаза горели ясным светом, отражая свечное пламя, и конечно же, в его быстрой голове вертелись сейчас догадки насчет того, зачем Клинку понадобился Клинок. Его взгляд скользнул к правому бедру Дюрандаля. То ли он хотел увидеть знаменитый кинжал, то ли заметил его отсутствие под плащом, но хотел удостовериться.

Да, этот определенно подойдет.

И тут…

— Пламень! Ты был Щенком! Ты дал мне мой меч!

В глазах парня вспыхнула радость.

— Да, сэр. И потом вы пришли и поблагодарили меня. Вы не представляете, что это для меня значило!

— Нет, представляю, — они с Монпурсом. Дежа вю!

— Второй?

— Кандидат Бычехлыст, сэр Дюрандаль, — представил его Великий Магистр.

— Рад знакомству. Я слышал много хорошего и о тебе.

Теперь пришел черед краснеть Бычехлысту, но он тоже пробормотал что-то невнятное в ответ. Хватка у него была поистине костедробительная — мечник. Волкоклык подойдет для этого дела гораздо лучше.

Великий Магистр встал.

— Я полагаю, что вы тоже желаете начать приготовления к ритуалу как можно быстрее, чтобы поскорее устроить пир.

Волкоклык вопросительно посмотрел на Дюрандаля.

— Сопрано не умрут с голода, если мы заставим их подождать несколько лишних минут. Если нам позволено будет задержаться у зала, мне бы хотелось пару раз скрестить клинки с Первым.

— При таком освещении? — запротестовал Великий Магистр.

— Если у кандидата нет возражений.

— Совершенно никаких, сэр. Почту за честь, — темные Глаза сияли торжеством. — Так мы выезжаем до рассвета, сэр?

БЫСТРЫЙ!

* * *

Должно быть, слух пронесся по Айронхоллу с быстротой молнии. Ко времени, когда соперники сбросили камзолы — рубах не снимали из-за холода, — вся школа собралась у стен фехтовального зала, большинство со свечами или фонарями в руках. Дюрандаль слышал, как его имя шепотом передается из одного конца зала в другой. Чтобы дать своему будущему Клинку показать себя в лучшем виде, он выбрал рапиры. Освещение было обманчиво, и огни свечей плясали на клинках маленькими звездочками.

Волкоклык двигался как солнечный блик по воде. Он мигом переходил из позиции в позицию, проделывая все это с неописуемым изяществом: «лебедь», «фиалка», «шпиль»… Он был агрессивен как осиный рой, но совершенно непредсказуем. Рапиры с лязгом скрещивались, подошвы стучали по полу весенней капелью. Дюрандаль позволил ему строить поединок по своему усмотрению, удерживая его на расстоянии, но и сам выкладывался почти до предела. Потом, решив, что не стоит позволять парню слишком уж задаваться, перешел в атаку, рассчитывая нанести туше. Однако Волкоклыка там уже не оказалось. Ну и скорость! А!

— Туше, сэр! — Он готов был биться дальше, почти не задыхаясь.

Дюрандаль отсалютовал ему и бросил свою рапиру поджидавшему Младшему.

— Нет. Не буду рисковать своей репутацией. Не считая себя, я знаю только троих, кто мог бы побить тебя, Кандидат, и ни в одном из них я не уверен. Это не лесть.

Он ощущал себя донельзя погано. Кто он такой, чтобы пожизненно владеть этими потрясающими юными телом и душой?

 

9

Ко времени, когда ритуал дошел до кульминации, Дюрандаль уже почти не терзался сомнениями. Возможно, это окутывало его своими чарами пение — та самая любовь между братьями по оружию, о которой говорила Кэт. В конце концов, Волкоклык сам выбрал свою жизнь, как раньше это сделал он. Если можно служить Королю не лично, а через кого-то другого, это все равно служба. Конечно, позор, что первое же поручение заставит его рисковать своей шкурой в далекой стране ради сущего пустяка, но пусть Король и судит об этом. Не им обсуждать королевские прихоти. Должно быть, в этой дурацкой сказке было что-то еще, чего Великий Инквизитор не знала, но не признавалась в этом.

Странно и непривычно было смотреть, как кандидат вспрыгивает на наковальню и обращается к нему со словами клятвы. Еще более странно было видеть зловещую угольную отметину под темным пушком на груди, брать в руки меч, чтобы пытаться убить… Сам по себе меч тоже удивил его. Задняя кромка имела легкий изгиб, и центр тяжести был сильно смещен вперед. Значит, Волкоклык предпочитает рубить, а не колоть. Если он так хорош с рапирой, каков он тогда с саблей?

Так, теперь ему нужно найти сердце паренька. Волкоклык сидел на наковальне, бледный, но исполненный решимости. Он смотрел на свою смерть, именно такой, как описывала Клинка Кэт: сильный, страстный, кинжал в ящике с кухонными ножами. Бычехлыст и еще один кандидат стояли, готовые подхватить его под руки, но Дюрандаль вдруг понял, что сейчас произойдет. Славьтесь, герои…

Первый упер руки в бедра и решительно вздернул подбородок.

— Давай! — выдохнул он — совсем как Дюрандаль тогда.

— Служи или умри! — вперед, три фута стали сквозь грудь, потом обратно. Готово! Дюрандаль увидел, как исказилось на долю секунды от боли лицо… Мгновенное облегчение… Удивление, гордость… Все так знакомо! Крови почти не было.

Волкоклык не улыбался, даже когда все вокруг взорвалось радостными криками, а друзья бросились к нему с поздравлениями. Он просто стоял молча, словно произошедшее было в порядке вещей. Его явно любили, что в Айронхолле всегда хороший знак, а его назначение к Дюрандалю воспринималось как подарок судьбы.

Дюрандаль опустился на колено, протягивая ему меч, — достойная почесть отваге и многолетнему труду. Король не мог бы позволить себе этого, но любой другой Клинок поступил бы так же. С усиливающимся ощущением дежа вю смотрел он, как паренек окидывает взглядом кровь на клинке, вешает меч на пояс.

Не спеши!

Волкоклыка отвлекли другие рыцари, подошедшие похвалить его. Вдруг он нетерпеливо отвернулся от них и огляделся в поисках своего подопечного. Когда он нашел Дюрандаля, глаза его удивленно расширились. Вот он, момент истины, когда подопечный становится солнцем и луной, светочем мира.

Вспомнив то, что сказал ему Король четыре года назад, Дюрандаль подошел к нему.

— Готов отправиться в путь, сэр Волкоклык?

— Да, сэр.

— Полагаю, что нам стоит сначала поесть.

— Как вам угодно, сэр Дюрандаль.

Интересно, этот парень вообще улыбается когда-нибудь?

Во время последовавшего за этим пира он к потрясению своему узнал, что Литания Героев включает теперь его собственное приключение у стен Уотерби. Небосвод сияющих лезвий, казалось, колышется от рева молодых глоток, и это не прекращалось до тех пор, пока он не встал и не поклонился. Мало кто из Клинков доживает до того, чтобы услышать свое имя в Литании.

Несколько позже он обнаружил себя стоящим за столом и произносящим торжественную речь. Он повторил все банальности, которые с тоской выслушал пять раз в юности — честь, долг, служба… Тем не менее сотня юных слушателей, казалось, не замечала заезженности этих избитых фраз. Возможно, помогало то, что удобрения разбрасывал герой, а может, просто удобрения падают на благодарную почву, когда ты еще растешь. Никто из Сопрано не уснул, никто из Старших не зевал, а Великий Магистр клялся, что для школы это неслыханная честь.

Первый Кандидат Бычехлыст провел настоящего героя вокруг всего зала, познакомив его с каждым, даже со слугами, даже со Щенком. Его Клинок следовал в двух шагах позади. Когда сэр Дюрандаль вышел в сортир, сэра Волкоклыка немедленно одолела та же нужда.

* * *

Рассвет застал их в десятке миль от Айронхолла, ехавшими верхом навстречу солнцу. Разумеется, Волкоклык управлялся с лошадью не хуже, чем с рапирой — если у него и имелись недостатки, о них бы сказали. Даже держался он более чем достойно: он знал, что хорош, но предоставлял миру самому догадаться об этом. Все хотели сравнить его с Дюрандалем. Был ли он: ярким, резким, неопытным, опасным? Дюрандаль подозревал, что он куда более задирист. Впрочем, он и моложе.

— Готов выслушать, в чем дело?

— Да, сэр, — ни улыбки, только внимательный взгляд черных глаз. Почему он до сих пор не умер от любопытства?

— Во-первых… Я не мог сказать тебе этого раньше, но Великий Магистр регулярно посылает доклады обо всех Старших. Причина, по которой ты оставался первым так долго, заключается в том, что ты чертовски хорош! Король приберегал тебя для особого задания.

Волкоклык кивнул, словно догадался об этом сам, но промолчал.

— Так вот оно, особое задание. Помнишь Эвермена, почти сразу после меня?

Волкоклык слегка нахмурился.

— Да, сэр.

— Ты и ему вручал меч?

— Нет, сэр.

— Его и его подопечного послали с опасным поручением в овеянный легендами город на краю света, в Алтаине. Они не вернулись, и их считали погибшими, но несколько месяцев назад дошел слух, что по крайней мере Эвермен еще жив; возможно, он попал в рабство. Два дня назад Король поручил мне отправиться туда и вернуть его. Он дал мне Клинка, потому что он будет мне нужен. Мы отплываем завтра с утренним приливом.

Копыта мягко ступали по росистой тропе. Восходящее солнце било в глаза, и всадники щурились от его света. Волкоклык, казалось, задумался. Он явно не любил лишних слов.

— Путешествие туда займет по меньшей мере два года — на корабле, верхом, возможно, даже верхом на верблюдах. Мы будем пересекать моря, и пустыни, и горы. Нам будут угрожать разбойники, дикие звери, штормы и болезни, пираты и враждебные дикари.

Ответа так и не последовало.

— Ну? — подтолкнул его Дюрандаль, которого это начинало уже немного раздражать. Сокола наконец спустили с перчатки; его назначили помогать герою своих мечтаний в сказочном походе на край света. Радуется он этому или боится? Неужели ему нечего сказать?

Быстрый взгляд Клинка, похоже, оценивал его: «чего он от меня хочет? Что я сделал не так?»

— Сэр?

— Сынок, только один Клинок из десяти выхватывает свой меч для боя со дня, когда он проходит Узы и до отставки. Вся его карьера — сплошная подделка. Он разгуливает как петух, принимает вальяжные позы и не делает ничего интересного, если не считать заигрывания с девицами. На протяжении следующих пяти лет тебе предстоит драться за мою и свою жизни примерно раз в неделю. Твои шансы вернуться живым хуже, чем у снега — дотянуть до осени. Как тебе такое будущее?

— О. — Волкоклык не улыбнулся, но был близок к этому. — Мне это нравится, правда, сэр.