13-14 декабря 1944 г. Нешато. Бельгия. Штрафбат капитана Новосельцева. Подготовка операции «Русские Фермопилы».
Снег тихо, почти не кружась, опускался мокрыми, тяжелыми хлопьями на Валлонию. Снега было так много, он был такой обильный и густой, что за час засыпал и маленький, неприметный бельгийский городок Нешато, и одноименное, небольшое озеро, зажатое каменистыми крутыми берегами, расположенное вблизи, и старый Валлонский лес, примыкавший с севера и юга на расстоянии шаговой доступности.
Темно-графитовая ледяная гладь превратилась в рыхлое, идеально-белоснежное полотно. Незапамятный, еловый лес прогнулся под тяжестью снега, ссутулился, стал похож на множество седых старичков, которые не помнят дня, когда на свет появились, когда жизнь их пригнула к земле.
Проснувшись рано утром, жители удивились необыкновенному преображению маленького городка. Нешато стало походить на крохотный городок Снежной королевы. Вместе с тем, радуясь снежной зиме, горожане в утрешнем тумане не приметили, как посыпались куполообразные снежинки над труднопроходимой серебристой чащей за озером. Они не услышали, как в сотне километров с немецкой стороны ударили тысячи орудий крупного калибра, оповестив о начале последней наступательной операции Вермахта…
Капитан Новосельцев приземлился удачно, на краю небольшой поляны. — Хорошо, что ель не зацепил, могли быть проблемы, — проскользнула мысль. Быстро сбавился от парашюта. Прислушался. Где-то суматошно кричала сойка: — Крэ-крэ. Крэ-крэ. — Подавали сигнал. Ответил. Притаился за елью, повторил сигнал. Тело напряглось, палец оставался на курке. Опять крикнула сойка: — Крэ-крэ, — но ближе.
— Свои, — радостно забилось сердце. — Все идет по плану.
Почти бесшумно сдвинулась заснеженная еловая ветка и перед комбатом, словно призрак, выросла могучая фигура человека с автоматом. Из-под зимнего маскхалата просматривался край американской десантной униформы.
— Товарищ капитан, это вы? — обрадовался встрече с комбатом начальник разведки Николай Симаков. — Нас здесь до взвода собралось. Остальные подтягиваются. — Плечистый, рослый пограничник говорил возбужденно. Серо-зеленые глаза озорно сияли: — Искали вас. Вы последний прыгали, когда оружие сбросили. Что делать, приказывайте?
— Углубиться в лес. Всем собираться по ротам. Разбить лагерь. Батальонного комиссара Ногаец, не видели?
— Нет, товарищ капитан. Не видели.
— Разыщите. Радиста ко мне. Выполняйте.
— Есть.
Для лагеря подобрали поляну в лесной глуши. Площадка небольшая, но скрытая вековыми елями, лесным молодняком, непролазными кустарниками малины. С северо-восточной, городской стороны, лагерь защищало незамёрзшее, труднопроходимое болото. Без шума к лагерю не подберешься.
Обустраивались быстро: натягивались палатки, выставлялась охрана, проверялось оружие и боеприпасы. Младшие и старшие офицеры, чудом вызволенные из Бухенвальда, слажено, не чураясь солдатской работы, выполняли установленные и оговоренные накануне обязанности. Американская форма десантников 101 воздушно-десантной дивизии с белоголовым орланом на шевроне не смущала русских офицеров, но особо не радовала, показалась практичной, но холодной. В наших ватниках зимой воевать проще и теплее.
— Давай, давай, не ленись, — подгонял бойцов старшина Кравчук в форме сержанта американских ВДВ, поглаживая влажные, с редкой сединой, усы. — Перекуры по команде. Курить в кулак, в пол затяжки. Костров не жечь. Завтрак сухим пайком, через час. — Бесхитростные команды Кравчука слышались в разных уголках лагеря.
— Товарищ старшина, а естественные надобности где справлять?
— Естественные, говоришь? — Кравчук взглянул недовольно на молодого десантника, годившегося в сыновья. — Ты, Смехов, и еще…, — тяжелая, крестьянская пятерня крутанулась в воздухе и замерла указательным пальцем в направлении куривших бойцов, закончивших устанавливать штабную палатку. — Вы трое! Идете в помощь минометчикам искать их ящики. Там гальюн себе найдете и курилку. — Ехидная усмешка затаилась в чапаевских усах. — Все, не стоять. Вперед.
Штабную палатку установили на пригорке под огромной, разлапистой елью. Из ящиков от боеприпасов соорудили стол, табуретки. На столе керосиновый фонарь. В углу место для радиста. У входа выставлены два автоматчика…
— Вот и штаб готов, — потер руки удовлетворенно Новосельцев, зайдя в палатку. За ним, ссутулившись, показался долговязый начальник штаба майор Коноплев. Лицо синее. Взгляд колкий, настороженный. — Присаживайтесь, Сергей Никитич. Потолок прорвете головой, — пошутил добродушно комбат, вошедшему офицеру. — Сейчас кофе налью. Гляжу, вы совсем продрогли.
— Кофе…? — брови майора сошлись на переносице. — Предпочел бы сто граммов наркомовских. А кофе…? Кофе — это для бальзаковских дамочек и недобитых троцкистов.
Николай не ответил на реплику Коноплева, достал термос из сумки, металлические стаканчики из набора. Разлил кофе. Нежный кофейный аромат распространился по палатке. — Это немец, подполковник Ольбрихт, настоял. Вручил перед отлетом. Берите.
— Спасибо, — буркнул худощавый начштаба. Ему было холодно в американской форме. Короткая, подобранная не по росту, она подчеркивала худобу и нескладность фигуры, плохо согревала. Но собственный вид и состояние не смущали Коноплева. Присев на ящик, выставив худые колени, он сделал глоток кофе. Пальцы мелко подрагивали. Увидев, что комбат смотрит на руки, выпил залпом остаток, раздраженно произнес: — На открытом руднике обморозился. Пальцы и лицо постоянно мерзнут.
— Понимаю, — согласился Николай. — Еще кофе?
Коноплев пропустил вопрос. Нервничая, взглянул на часы, заметил с горечью: — Фрицы пошли в наступление…Понимаешь, фрицы пошли в наступление…. И мы им в помощь… Тьфу! — сплюнул с досадой. — Правильно ли мы поступаем, командир? Может…, послать их…
— Что? — Новосельцев дернулся, вскочил с ящика. Взгляд осуждающий, жесткий. Навис над майором, готов схватить за грудки. Угрожающе прохрипел: — Опять за свое, Никитич? В Бухенвальд захотелось? К оберфюреру СС Герману Пистеру? Там было лучше…? А может на Соловки потянуло…? Поздно уже думать, Сергей, об этом. Мне дали понять, что отряд и его задачи утверждены Москвой. Это временная смычка с врагом. И больше демагогии не разводи. Ясно?
— Ясно, то ясно, — не соглашался Коноплев. — Значит ударим по американскому империализму со всей пролетарской ненавистью. Так получается? Они нам ленд-лиз, второй фронт, а мы их под дых!
— Если надо, то и под дых! — выкрикнул Николай, сверкнув зло на вход палатки. Кто-то пытался войти. — Подождите, не входить! Позову! — вновь уставился на майора. По реакции комбата было видно, что затронутая Коноплевым тема волновала его, даже в большей степени, чем начальника штаба. Но он принял для себя решение: руководить операцией, и не хотел мусолить вопрос. — Ты у комиссара спроси: — Куда бить? — добавил комбат с надломом в голосе. — Ногаец настоящий комиссар, в разряд замполитов не успел перейти. В плену с 42, из «Ржевского котла». Как выжил в плену — не понятно. Обычно немцы сразу их расстреливали. Хлебнул лиха не меньше нашего. Не хотел с нами идти, оставлять подпольный центр. Как ни как, комиссаром ударной бригады назначен. Еле уговорил. Он уж точно знает, кого и куда надо бить. Что молчишь? А может на партийной ячейке вопрос поднять? А, Никитич? Где ваш партбилет, товарищ Коноплев? Под какой березкой закопан? Или в Сальских степях в норку суслика успели запрятать? Вас же в том районе немцы подобрали контуженным? Найдете после войны? Ведь спросят у вас. За все придется ответить.
Заскрежетали зубы, сдирая эмаль. Перекатываются желваки нервно. Пальцы синеют, сжимая кромку ящика. Колени так выперлись, что трещит ткань десантных брюк. Вот — вот начштаба бросится на комбата.
— Э-эх! — рыкнул Коноплев, не выдержал стального взгляда командира, отвернулся первым. Он понял, что спорить с комбатом бесполезно. Видно, так надо. Вчера били немцев, сегодня американцев. Завтра…
— Все, запрещаю вести разговоры на эту тему. Это приказ! — подытожил комбат жестко, хлопнув по столу. А в голове рой мыслей. — Вот репей, Коноплев. Не успели приземлиться, вновь разговор завел. Ведь договорились… Академию закончил, начальником штаба полка был. Талдычит и талдычит: — Нельзя бить союзников…». В Москве решили можно. Товарищ Сталин дал разрешение. А ему нельзя. Значит такт надо. Во имя победы надо. Видимо, не все гладко с заокеанскими братьями по оружию. Что-то задумали пиндосы. Мягко стелют, да жестко спать. Здесь замешана большая политика и не нам военным рассуждать. А комиссар, пусть поработает с ним. Это его хлеб…
Приняв последние доводы, как очень убедительные для себя, Новосельцев повеселел. Краешки губ пошли вверх. — Политбеседа закончена, Сергей Никитич. Не сиди, как сыч. Разворачивай карту. Давай лучше подумаем, как операцию провести, чтобы потерь было меньше. Сейчас командиры соберутся.
— Сдаюсь, — выдохнул Коноплев облегченно, приняв для себя решение. — Твоя взяла, комбат. Налетел, как на врага народа. Так и быть, уговорил. Назвался груздем — полезай в кузов. Американцев, так американцев. — Впалые щеки начштаба слегка порозовели. Взгляд не отчужденный, осмысленный.
— Ну, слава богу, Никитич, тебя американская форма отрезвила. Коротка кольчужка? Не Кравчук подбирал?
— Отрезвила, комбат, отрезвила. — Коноплев скривился, потянув ноги. — Чувствую, ревматизм обострился. В общем, я поверил, что твоя дорога короче к дому. Обещаю молчать. Теперь работать. Подержи лампу, карту разложу…
— Вот где мы находимся. — Начальник штаба поставил карандашом жирную точку. — До Нешато 15 километров. Мы в глуши. От Реймса через Седан на Бастонь идет единственная мощеная дорога. Американская колонна будет двигаться только по ней. Есть другие: с севера и юга, но как видишь, это крюк в сто верст. Вариант исключается. Их путь один — через Нешато…. — Коноплев отстранился от карты, взглянул на комбата. При мерцающем бледно-желтом свете керосиновой лампы шрамы на подбородке, бровях Новосельцева показались ему более устрашающими. Глаза — впадины колкие, внимательные. В глубине синевы — невероятная грусть. «Досталось беглецу, как только выжил?» — подумал начштаба, но спросил о другом: — Когда ждать противника, комбат?
— Завтра, т. е. 14 декабря к обеду. Самое позднее, вечером. А ты понял, Никитич, почему это место выбрано для боя? — вдруг комбат оживился.
— Давно понял, Суворов, ты наш, — усмехнулся безобидно Коноплев. — Ты же мне рассказывал о Фермопильском сражении. Гор здесь нет, но место выбрано удачное, слов нет. Дорога перед Нешато делает крутую петлю в три километра и хорошо простреливается. С юга поджимается озером с отвесными, каменистыми берегами. С севера нависает непроходимый лес. С восточной стороны шоссе поднимается в гору к развилке: одно направление на Бастонь, другое через южный мост на Арлон. Запирай противника в котел и со всех сторон бей. Успеем ли подготовиться?
— Успеем, не успеем, а в бой ввяжемся, — парировал сомнение комбат. Главное, к приходу американцев, западный форт тихо взять, что к озеру прижимается. По данным немецкой разведки там нет боевых подразделений, только небольшая охрана. Да мины незаметно у дороги заложить. Вопросов много. Но смотри кто в батальоне? Один начальник разведки чего стоит? Сержант-пограничник Николай Симаков, основатель и руководитель русского подпольного центра. Командиры рот: офицеры Степанов, Лысенко, Попов. Комиссар Ногаец. Жаль Бакланов Семен Михайлович отказался. «Без меня восстание не проведут. За мной стоят тысячи русских людей с надеждой на освобождение. Не могу с вами пойти»,— так и сказал комбриг «ударной».
— Люди серьезные, надежные, — поддакнул Коноплев. — А где, комиссар? Что-то долго не объявляется? Не снесло ли его на озеро?
— Будем искать, время еще есть…
— Разрешите, товарищ капитан?
— Заходите, товарищи офицеры. Присаживайтесь, можете постоять. Долго совещаться не будем. Дорога каждая минута.
— Прежде чем я поставлю боевую задачу каждому из вас, — начал совещание комбат, когда офицеры разместились у стола, — доложите по личному составу. Капитан Степанов, первая рота…
* * *
По списку 120, налицо 116. Лейтенант Шилов погиб. Не раскрылся парашют. Троих: Семенова, Картавенко, Балабина снесло к озеру. Ищем. Оружием, боеприпасами укомплектованы.
— Минометные расчеты, целы?
— Все в порядке, товарищ капитан. Три расчета готовы. 60 мм американские минометы М19 исправны.
— Отлично. Вторая рота, капитан Лысенко?
— По списку все, 100 человек, товарищ капитан. Правда, двое: Сухаревич и Земченко травмированы, не боеспособны. Оружие цело, контейнер с боеприпасами доставлен. Ставьте задачу, будем выполнять.
— Хорошо, — Новосельцев взмахом руки посадил офицера. — Старший лейтенант Попов, что у вас?
— Собрано 78 человек. Пятерых нет. Видимо снесло к озеру. Мы прыгали последними. Если лед хрупкий, то…всякое может быть. Послал отделение на поиски. Люди еще не вернулись.
Новосельцев скривился. — Сколько вам нужно времени для подготовки роты?
— Два часа, товарищ капитан, не меньше. Боеприпасы разбросало. Только рассвело. Ищем.
— Ладно, — комбат произнес с сожалением. — Ищите. О готовности роты доложите отдельно. Параллельно будете готовиться к операции. Пока, садитесь…
Новосельцев взглянул бегло на начальника разведки, заместителя по технической части. Те вскочили, но были посажены комбатом. — У вас особая задача. Садитесь. Теперь поговорим о главном, майор Коноплев? — Николай дотронулся до плеча начальника штаба. — Расскажите свое видение операции, только сидя, неудобно смотреть снизу-вверх, палатка тесная для ваших габаритов.
Офицеры заулыбались, заворочались, но сразу притихли под ледяным взглядом майора Коноплева. Начальник штаба сверлил изучающе командиров темно-серыми глазами. Над переносицей глубокая складка. Будто впервые видел этих людей, одетых в маскхалаты и чуждую, не красноармейскую форму. В палатке наступила тишина, даже комбату стало неловко за свою шутку. Он кашлянул в кулак, официально произнес: — Не тяните, майор Коноплев, время…
— Товарищи командиры! Думаю, вы на долго разучитесь улыбаться, когда подсчитаете потери рот после завтрашнего боя, — твердым, гнетущим голосом начал говорить Коноплев. — Боевая операция очень сложная и ответственная. До сего дня мы ее не раскрывали, теперь пришло время довести. Нашим противником, и прошу не задавать вопросы почему, это к комиссару, будет 101-ая американская воздушно-десантная дивизия.
— Ух, ты? — воскликнул капитан Лысенко, сидевший ближе к столу. — Они же наши союзники?
— Да! Ух, ты! — начальник штаба выдавил сердито, жестко. — И наша общая боевая задача задержать американцев под Нешато, хотя бы на сутки. Не дать им первыми войти в город Бастонь. Туда рвутся сейчас и немецкие дивизии. Фрицы сегодня рано утром начали крупномасштабную наступательную операцию. Ближайшая цель которой, захватить этот центральный узел в Арденнах раньше американцев. Мы должны им в этом помочь. Без решения этой задачи им сложно будет выйти к Маасу, форсировать реку и далее двигаться на Амстердам.
— Мы что, фашистам будем помогать? — о фицеры зароптали. — Это предательство…
— Разговоры отставить? — рыкнул комбат, ладонью хлопнув по столу, пресекая гомон подчиненных. — Помогаем не фашистам, а Красной Армии! Прежде всего это зарубите на носу. О нашей операции знают в Москве. Она организована и подготовлена Смерш. Поэтому, никакой паники. В Москве посчитали возможным поддержать наступление немцев на Западном фронте, дать снять лучшие танковые дивизии с Восточного фронта, тем самым его ослабить. Этим обеспечивается передышка нашим армиям для подготовки последнего броска на Берлин. Кроме того, нам дали понять, что американцы ведут скрытые переговоры с высокопоставленными лицами Рейха о совместных действиях против Советов. Поэтому, наша операция глубоко оправдана с моральной точки зрения. Кроме того, от успеха операции зависит дальнейшая судьба каждого из нас. Не забывайте, мы все были в плену и считаемся изменниками Родины.
— Если останемся в живых! — буркнул капитан Лысенко, понурив голову. На раскрасневшимся от возбуждения лице офицера выступили капли пота.
— Да, если останемся живыми, капитан Лысенко. Продолжайте, майор Коноплев. Политбеседа закончена, а то я отрабатываю хлеб комиссара в его отсутствие.
— Складно получается у вас комбат, — губы начальника штаба чуть раскрылись в улыбке. — Упразднение штата комиссаров пошло вам на пользу.
— Доверять командирам больше стали, Никитич. Укрепили единоначалие. Но, линию партии, замполиты проводят. Не тяни. Время…
— Да, вы правы.
Коноплев пододвинул ближе карту, сделал чуть ярче свет лампы и вновь заговорил сухим, официальным голосом: — Из полученных разведданных стало известно, что 506-ой пехотно-парашютный полк, 101-ой воздушно-десантной дивизии завтра утром спешно на машинах выдвинется в сторону Бастони по трассе Седан-Нешато. Ориентировочно к обеду будет здесь. Откройте свои карты, товарищи командиры, отметьте место положение лагеря. Наши координаты…, -Коноплев обрисовал кружком точку лагеря на карте. — Отметили? Смотрите дальше. В пятнадцати километрах от нас у городка Нешато единственная дорога, следующая на Бастонь, делает крутую петлю. Протяженность петли около трех километров и заканчивается она развилкой. В этом месте обязательно будет скопление машин и боевой техники. Движение колонны будет замедленным. С севера над петлей нависает труднопроходимый лес. С юга трасса поджимается не замерзшим озером. Наша задача — устроить американцам Нешатовский котел. Затянуть этой петлей 502 американский полк. Предлагаю, товарищ капитан, взгляните, — Коноплев пригласил Новосельцева к карте, — расположить одну роту у восточной развилки дороги при выезде с города, вторую роту расположить южнее у моста, в случае если будет попытка обойти засаду по объездной дороге с последующим следованием на Бастонь. Третью роту разделить на три части. Один взвод разместить в форте, предварительно захватив его, тем самым запереть котел с тыла. Второй взвод будет в резерве при штабе. Командный пункт расположить недалеко от форта. Третий взвод скрыть в северном лесу. Он сможет поддержать первую роту в случае необходимости, а также отразить американские группы, которые будут прорываться севернее в обход засады. Вдоль трассы на севере, в лесу, расставить снайперов, корректировщиков огня. В местах скопления уложить фугасы, поставить растяжки. Через озеро американцы не пойдут, потонут. Плавсредств у них нет.
— Согласен с тобой, Сергей Никитич, так и поступим. Продолжай совещание.
— Наше преимущество, товарищи командиры, — Коноплев вновь обратился к ротным, — это: внезапность, массированный, подкорректированный огонь, немедленное минометно-артиллерийское подавление точек сопротивления с форта.
Главный недостаток операции: явное, численное превосходство противника. Надо ожидать около двух тысяч десантников, запертых в котле. Возможен подход через какое-то время подразделений другого полка дивизии. Не исключаю, одновременное продвижение части дивизионных батарей 57 мм противотанковых пушек, 75 мм легких гаубиц. Расчеты разворачиваются быстро. Орудия легко устанавливаются на стационарные пулеметные треноги. Никоим образом нельзя допустить разворачивание батарей, если они окажутся здесь. Передовая рота без долговременных укреплений долго не простоит. Также нельзя недооценивать боеспособность самого десанта. «Screaming Eagles» или «Клекочущие орлы», так называют себя десантники этой дивизии, форма которых на нас. Американцы воспитаны в духе суперменства и пренебрежения к противнику. Быстро приходят в себя. Организуют иногда хаотичный, но дружный ответный огонь, рвутся в бой. Практически все рядовые и сержанты дивизии перед вылетом в тыл противника в подражание индейцам раскрашивают в боевые цвета лица и выбривают волосы на голове, оставляя узкую полоску вдоль черепа — «ирокез». Это делается для устрашения. Пусть не пугает вас и ваших бойцов этот маскарад и не дрожит рука перед выстрелом при встрече с таким клоуном, измазавшим лицо жженной пробкой. Наши роты должны просто ошеломить десант прицельным огнем, подавить боевой дух клекочущих орлов. В первую очередь нужно ликвидировать командный состав. Для заметки бойцам и снайперам: каски офицеров помечены широкой белой полосой на тыльной стороне. Это сделано для того, чтобы десант держал своих командиров в поле зрения, когда те впереди. Бейте по этим каскам, не промахнитесь.
И последнее, — начальник штаба взял паузу. Строгими глазами прошелся по лицам бывших узников, а теперь командиров Красной Армии. Офицеры сидели тихо, осмысливая услышанную информацию. Лица сосредоточены, задумчивы. Только начальник разведки ерзал на ящике. Ему не терпелось узнать о новом задании. — И последнее, — повторил Коноплев. — На связь выходить в случае острой необходимости. Не демаскируйте себя. Все уточняйте до боя. Рекомендую лично проверить у каждого солдата оружие, укомплектованность шанцевым инструментом, боеприпасами, знание и понимание всеми сержантами и офицерами поставленных задач. Залезьте в каждый окоп, убедитесь в готовности к бою вашей роты. Продумайте пути отхода, если поступит команда. Всегда держите поблизости небольшой резерв. И маскировка — жесточайшая. Вера в победу — железная. Враг должен собраться, сдавиться в этой петле ничего не подозревая. Только в этих условиях мы сможем нанести ему ощутимый урон, выйдем из боя живыми. У меня все, товарищ капитан.
— Откуда сведения, товарищ майор? — глаза комбата широко раскрыты от удивления. — Знали особенности американской 101-ой дивизии, а молчали?
— Имел разговор с пленными десантниками, — Коноплев отвечал спокойно, без бахвальства. — Подполковник Ольбрихт представил по просьбе за день перед отлетом. Вы же в курсе, я знаю неплохо английский язык.
— Да, удивили. Спасибо за информацию, Сергей Никитич. Вопросы к начальнику штаба? — Новосельцев вскинул голову, всматриваясь в лица офицеров.
— Что делать с местным населением? — подал голос командир первой роты.
— Избегать встреч и разговоров, — без промедления ответил Коноплев. — С этой целью, выставить патруль, говорящий на английском языке, чтобы отгонял зевак. Для них вы американское подразделение. При использовании жилых построек для укрытия солдат во время операции, жильцов запереть в подвалы. Американскую технику, военнослужащих, двигающихся по дороге, пропускать. В случае раскрытия — действовать по ситуации. Отдавайте боевой приказ, командир. Ротные в обстановке разберутся сами. У всех офицеров есть боевой опыт.
— Да, пора. — Комбат Новосельцев выпрямился, посуровел, взглянул на часы. Стрелки показывали без четверти девять утра. Заговорил четко: — 13 декабря 1944 года. 8 часов 45 минут. Город Нешато, Бельгия. Отдельный батальон Красной Армии.
Слушай боевой приказ. 14 декабря 1944 года в 12–13.00 ожидается продвижение колонны 506-го полка, 101-ой американской воздушно-десантной дивизии севернее города Нешато в направлении на Бастонь. Первой роте, командир — капитан Степанов, выдвинуться в район развилки дороги из Нешато на Бастонь, занять оборону. Время готовности 11.00. Имеющимися огневыми средствами задержать и уничтожить американский десант. Второй роте, командир — капитан Лысенко, выдвинуться в район южного моста, занять оборону. Время готовности 11.00. Имеющимися огневыми средствами отразить атаки, прорывающегося противника по шоссе Нешато-Верден-Бастонь. Поддержать с левого фланга первую роту. Третьей роте, командир — старший лейтенант Попов, первым взводом занять круговую оборону в западном форте. Усилить взвод минометными расчетами. Второй взвод расположить в засаде в лесу северо-восточнее трассы Нешато-Бастонь. Взвод действует самостоятельно, поддерживает с правого фланга первую роту. Третий взвод находится в резерве командира батальона. Артиллерийским и минометным огнем с форта подавить сопротивление противника, закрыть окружение американского десанта.
Время готовности роты 10.00.
Время начало операции — пуск зеленой ракеты. Командирам приступить к выполнению боевой задачи…
Начальнику разведки сержанту Симакову, зампотеху капитану артиллерии Дурасову, остаться…
* * *
— Что видно, командир?
— Ничего особенного, тихо. Форт, как неживой. Наверху часовых нет, но четыре пушки стоят. Странно… Видно караул днем не выставляют. Хотя, подожди…, — начальник разведки впился глазами в окуляры бинокля, заговорил с интересом: — Ворота КПП открываются. Подъехал крытый грузовик. В кабине двое. Водитель показывает документы, выехали. Повернули в город. Все. Принимаю решение. Это наш шанс. — Сержант Симаков опустил бинокль, подмигнул рядом стоящим разведчикам. — Подползаем вплотную к воротам со стороны озера. Ожидаем машину. Думаю, она долго не задержится, скоро обед. Городок маленький. План такой. Капустин, Судовцев — вы берете водителя и гражданского. Я убираю проверяющего караульного. Виктор? Ты срезаешь сержанта. Он к машине не подходил, но стоял недалеко у постового домика. Только смотри, не промахнись.
— Обижаете, командир. 97 из 100 — мои. — Худощавый молодой разведчик благодарно сжал карабин с оптическим прицелом. — Не подведу.
— Это хорошо. Все должно пройти мгновенно. Как только остановится грузовик и к нему подойдет дневальный — начинаем работу. Вопросы?
— Николай! — к Симакову обратился смуглолицый разведчик. Темно-карие, армянские глаза полны решимости.
— Предлагаю форт брать ночью, через вал. Как стадо барашков перережем, без шума.
— Нет, Рудик, вариант отпадает. Не все, как ты, тренированы по горам лазить. Кроме этого, идет оттепель. Возможно обледенение стены. Опасно.
— Сержант, наша помощь нужна? — вдруг раздался справа голос зампотеха. Небольшая группа артиллеристов, тяжело передвигая ноги, взмыленная, вышла правее из густого, заснеженного ельника.
Симаков с удивлением повернул голову на зов, скривился, ответил с досадой: — Все же догнали? Зря вы за мной пошли, товарищ капитан. Ваши пушки никуда не денутся. Я засек четыре. Когда захватим форт, милости прошу к нашему шалашу.
— Мы делаем общее дело, Николай. Я не мог остаться в лагере. Мне нужно готовить батарею.
— Общее — это правильно. Но ваша работа еще впереди.
— Как знаешь, сержант. Мы пока здесь передохнем. Если что, пришли связного.
— Вот-вот. Все по команде. До встречи, — Симаков махнул рукой артиллеристам. Бросил сердитый взгляд на разведчиков. — Что заснули? Работаем! Двигаем к озеру, далее по-пластунски к форту. Ориентир — кустарники по склону. Капустин первый, Галустян замыкает. Вперед…
Штрафбатовцы один вслед за другим, пригнувшись, раздвигая заснеженные ветки, вынырнули из ельника. Форт молчаливо возвышался на пригорке в пол километре. Над озером стелился редкий туман, что давало шанс подкрасться незамеченным. Идти было тяжело. Берцы намокли, проваливались в глубокий, подтаявший снег. Несмотря на усталость, открытую местности почти пробежали, оставив за собой извилистую темно-синюю нитку, тянувшуюся из леса. Повалились у заиндевелых кустарников, разросшихся по берегу озера. Дышали словно гончие, после травли зверя на охоте.
— Привал десять минут, — выдавил Симаков хриплым голосом. Беспокойные глаза прощупывают группу: — Выдыхаются разведчики. Мало тренировал в лагере. С другой стороны, молодцы. Пятнадцати километровый марш-бросок по лесу одолели. Не стонали…
— Командир! Грузовик! — вскрикнул Виктор, схватился за снайперскую винтовку. — Что делать?
Симаков подхватился, сгреб автомат и, доверившись зоркому стрелку, зловеще прохрипел: — Витя! Бегом влево на сто метров. Цель сержант. Взмахну рукой, вали! Остальные за мной! — и рванулся к форту.
Разведчики, задыхаясь, бросились за начальником. Спринтерская дистанция в гору дается с трудом. Вот и бетонная стена: холодная, скользкая, замшелая. Прижались. Замерли. Гадко и тревожно, словно прикоснулись к болотной жабе. Последним добежал Рудик, замыкавший группу. В глазах круги. Легкие работают, как кузнечные лемеха. Немного отдышался, прошептал:
— Кажется, не заметили…Пронесло!…Действуем по плану? Да?
Симаков махнул головой, приложил палец к губам. Рука скользнула к берцу правого ботинка. Еле слышный скрип ножен. Добротная кожаная рукоять уверенно легла в руку. Зрачки ярко вспыхнули. Мышцы налились, натянув куртку. Разведчик, словно барс, готовился к прыжку. Выглянул осторожно из-за угла.
Крытый грузовичок заворачивал к КПП. Массивные ворота пронзительно визжали, медленно открывались.
Щуплый, низкорослый охранник тылового подразделения в каске и шинели лениво приближается к машине. В глубине за воротами, широко расставив ноги-столбы, вальяжно раскачивается сержант, дежурный контрольного пункта. Мясистое, с крупной челюстью лицо, напряжено. Глаза-угольки внимательно прощупывают грузовик. Рука в кожаной перчатке высоко поднята.
Тщедушный афроамериканец застыл у двери, широко улыбается гражданскому, требуя документы.
— Пошли! — прорычал Симаков и, отклонившись, резко, мощно выбросил правую руку вперед.
— О-о-х, — раздался тихий полу-стон у машины. Дневальный, будто птица, взмахнув руками, осел на снег. Лезвие американского штурмового ножа на две трети вошло под левую лопатку.
Начальник КПП, словно футбольный мячик, оторвался от земли и, отлетев пару метров, грохнулся навзничь. Из небольшого отверстия во лбу, бежала тонкая струйка крови, окрашивая снег мостовой.
Водитель и экспедитор от испуга нырнули под сиденья. Но сильные, тренированные руки разведчиков моментально вытащили тыловиков из кабины, прижали к земле.
— Быстрее, быстрее, — подгонял Симаков. — Этих, в кузов…, сержанта оттащите от дороги…Все в машину… Виктор, молодчина! — тяжелая рука Симакова благодарно опустилась на плечо, подбежавшего снайпера.
Лицо юноши вспыхнуло, губы раскрылось в улыбке: — Я же говорил!
— Давай, в кабину! Пойдешь со мной. Капустин, за руль! Галстян, ликвидируешь казарму. Судовцев, берешь караул. Не церемониться! По схеме помните?
— Помним, командир. А вы?
— Я с Капустиным в столовую. — Начальник разведки вскочил на подножку грузовика. — Поехали!
Караульная служба форта не придала значение одиночному выстрелу. Мало что могло послышаться. Форт жил тихой, спокойной, тыловой жизнью. Небольшое охранное подразделение было поглощено обедом. Для солдата любой армии обед — значимое, желанное событие дня, будь он в окопе, карауле или на тыловых работах.
В одноэтажной столовой американские солдаты, в большей степени не белокожие первогодки, выстроившись с подносами, пожирали взглядом повара. Кашевар неторопливо, с чувством собственного достоинства, разливал по мискам еду. Чавканье и хлюпанье, доносившееся с рядом стоящих столиков, подгоняли очередь. Солдаты волновались, продвигаясь к заветному котлу, в предвкушении обеда из картофельного супа с говядиной, перловой каши и лимонного сока. Поэтому, ворвавшись стремительно во внутренний двор форта, разведчики беспрепятственно тремя группами ринулись в бой.
Симаков проник в столовую с кухни. Шел по коридору смело, нахраписто. В руках автомат, палец на спусковом крючке. Двое американцев, случайно выглянувшие из подсобки, остолбенели, увидев грозного лейтенанта десантника.
— Назад! — крикнул разведчик.
Рабочие отпрянули. Лязгнула задвижка двери… — Посидите, чертята…
Вот и кухня. Повар недоуменно развернулся на шум. Увидев страшного десантника, растерялся, обомлел, вместо миски попал черпаком с варевом на голову сослуживца. Несчастный завопил от боли, прикрывая ошпаренное лицо, метнулся в сторону.
В это время зазвенели тревожно стекла. Снаружи, один за другим, стали раздаваться гранатные взрывы. Донеслись глухие, короткие очереди. Тыловики заметались в испуге. Необстрелянные, бросились на выход, сбивая друг друга. Дежурный офицер суматошно кричал, пытался остановить подчиненных. Выхватил кольт, прицелился в Симакова.
От резкого удара ногой входная дверь разлетелась. По столовой пронеслась оглушающая автоматная очередь. Пули плясали, разбивали стекла, посуду, кроша потолок и стены. Капустин направлял автомат поверх голов. Безоружные солдаты отхлынули, закружились в центре и замерли в ожидании чего-то страшного. Рядом с бедовым разведчиком в готовности для стрельбы стоял Виктор и еще двое десантников.
Среди общего гвалта, свиста пуль, пороховой гари никто не услышал одиночного хлопка. Когда стрельба прекратилась, кто-то вскрикнул истошно: — Офицера убило!
Американцы в ужасе оглянулись. Капитан-интендант лежал возле разломанного стола, раскинув руки. Лицо застывшее, перекошенное, злобное. Глаза остекленевшие, открытые. Во лбу маленькое, темное отверстие. Из развороченного затылка натекла лужица бурой крови.
Симаков, не обращая внимания на солдат, сгрудившихся вокруг офицера, решительно подошел к толпе. Разведчики также приблизились, держали американцев под прицелом.
Солдаты расступилась. Русский штрафбатовец наклонился, молча закрыл веки капитану. Разжав пальцы, забрал кольт. Юнцы из Оклахомы и Небраски стояли изумленные. Кто-то в центре от страха всхлипнул, у кого-то начались рвотные спазмы. Тыловики не могли поверить, что их могут убить, вот так просто, как капитана Остина из Техаса, причем военные в американской десантной форме. Почему, за что?
Начальник разведки выпрямился, развернул плечи, взглянул сурово и на плохом английском языке проронил жестко:
— Обед закончен, господа американцы! Ужин будет сырым пайком. Всех в овощной цех, по одному. Капустин! — сержант подозвал разведчика, — проконтролируй. Первым идет повар.
— Есть! — Толя Капустин, бывший командир стрелкового взвода, легко перепрыгнул через раздаточный стол и ткнул автоматом в пивной живот краснолицего повара. — Вперед, кабан!
Симаков стоял и наблюдал, как три десятка пленных американцев вытягиваются в цепочку и бредут за Капустиным. Вдруг, что-то вспомнив, бросил вдогонку грозно: — И прошу, Америку, не шутить! Мои люди стреляют без промаха.
Фраза, словно щелчок хлыста, подогнала американцев. Они засеменили быстрее. Некоторые подняли руки вверх, вобрав голову в плечи.
Начальник разведки нашел взглядом Виктора, подмигнул. Снайпер моментально вскинул карабин, сдвинул брови, но глаза задорно блестели.
— Ко мне, подойдите, — окликнул командир разведчиков и сделал несколько тяжелых шагов навстречу. — Спасибо, Витя, за выстрел. Срезал красиво. — Крепко сжал руку снайперу. — Этот, Сэм, мог беды натворить… Молодец! Вижу, освоился с должностью, а то краснел, как девица.
Виктор еще больше засиял. — Я их завтра, только так буду щелкать!
— Верю, но это завтра, а теперь пойдем со мной. Закоулки проверим. А вы? — сержант взглянул на подчиненных требовательно, — остаетесь в подчинении лейтенанта Капустина, охраняете пленных. Кроме того, пошарьте по всем углам в столовой. Никто не должен уйти. Сбор группы здесь через тридцать минут. Пойдем, Витя…
…Вот и последнее донесение приняли, — капитан Новосельцев, прочитав шифровку из 1-ой роты, положил на стол. — Все роты закрепились. Дорога нашпигована минами, как любительская колбаса. Под каждой елкой — растяжка. С боевой задачей справимся, как думаешь, Сергей Никитич? Все ли мы предусмотрели?
— Коноплев неохотно приподнял голову со стола, протирая глаза, потянул мышцами. — Что за проблемы, командир? Ты голоден? Поешь. Симаков еды притащил на неделю.
— Проблемы? Никаких проблем. А Николай, молодец. Лихо справился с задачей. Форт с батареей Дурасова при поддержке третьей роты будет неприступен. Американцам будет жарко.
— Видишь, ты сам ответил на свой вопрос. Форт для нас, как золотое яичко. Снаряды, тяжелые пулеметы, мины. На орден тянет разведка. Все, давай спать. Светает. Скоро на командный пункт перебираться.
— И все же, мы выиграем бой?
— Командир, ты зануда. Не хватило политбеседы майора Ногаец? Посыльного отправить за ним?
— Где он сейчас?
— В 1-ую роту ушел, моральный дух поднимать. Видно уже спит, как убитый, после купания в озере. — Начальник штаба зевнул. — Мы спать будем?
— Тревожно на душе, Сергей, будто иду первый раз в бой. Понимаешь? — Комбат сделал чуть ярче огонь лампы. Наклонился. В глазах смятение. — Такое состояние было в мае 44-го перед операцией «Багратион». Тогда этот немец, Ольбрихт, здорово переиграл нас.
— …Э-э-э! Все понятно. — Начальник штаба привстал, отстегнул с пояса фляжку, открутил крышечку. — Пей, командир!
— Поможет?
— Поможет! Сними стресс! Ты устал. Враг обязательно будет разбит. Иначе зачем нас было освобождать из Бухенвальда. Пей, за нашу Победу!
— За Победу…!