В истории русской филологической науки имя и труды Николая Николаевича Дурново занимают особое место. Страстный собиратель старины и талантливый лектор, он не просто был одним из самых одаренных людей в ученом мире конца XIX – первой трети XX века. Н.Н. Дурново одинаково хорошо знал памятники старинного письма разных жанров и стилей, наречия русского языка, но и великолепно владел славянскими языками, любил и почитал малорусскую литературу. Чем бы ни занимался ученый, он всюду старался проникнуть в естество предмета, объяснить на основе многочисленных сравнений и богатых личных познаний те или иные языковые процессы и закономерности.

Н.Н. Дурново принадлежал к старинному дворянскому роду, ведущему свое начало от «муж честна рода» Индриса (при крещении Леонтия), который в 1353 г. выехал воеводой в Чернигов «из немец, из Цесарские земли». Фамилия Дурново одного происхождения с родом Толстых. Один из предков Николая Николаевича, Андрей Харитонович Толстой, находился на службе у Великого князя Московского Василия Васильевича. Отец Н.Н. Дурново в начале своей деятельности, продолжая семейную традицию, служил в армии, а затем, выйдя в отставку, занимался публицистикой. Позже свое фамильное имение – деревню Парфёнки Рузского уезда Московской области – Н.Н. Дурново описал в лингвистическом очерке, сделав подробное исследование говора этого района.

Николай Николаевич Дурново родился в Москве 23 октября (4 ноября) 1876 г В 1893 г. он окончил 6-ю гимназию с серебряной медалью и в том же году поступил на историко-филологический факультет Московского университета. За сочинение «Повесть об Аккре Премудром» его удостоили золотой медали. По окончании курса обучения Н.Н. Дурново был оставлен на кафедре русского языка и литературы.

Н. Н. Дурново – студент Императорского Московского университета. 1890-е гг.

С начала 1900-х гт. выходят многочисленные работы ученого по славяно-русскому языкознанию, диалектологии, литературоведению, истории и палеографии. В 1902 г. его избирают членом-корреспондентом Московского археологического общества. Позже он становится приват-доцентом Московского университета, а в 1910 г. переводится на кафедру русского языка и словесности Харьковского университета.

Хотя не принято считать (может быть, в силу простого незнания) Н.Н. Дурново историком древнерусской литературы и фольклора, но именно эти области составляли основу его научных интересов в первые годы деятельности после окончания университета. Так, его перу принадлежит обширная работа «К истории сказаний о животных в старинной русской литературе» (М., 1901), где он сделал подробный разбор с публикацией памятников письменной культуры. В начале 1900-х гг. он издает также и другие легендарные сочинения древнерусских книжников, из которых необходимо отметить такие работы, как ««Приветство брачное» Сильвестра Медведева» (1904), «Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной литературе» (1905), «Повесть о старце, просившем руки старшей дочери» (1905) и другие работы. Уже здесь проявилось стремление молодого исследователя изучать структуру древнего текста, используя при этом редкие рукописные источники и списки с них, воссоздавая колорит древнего сказания посредством обращения к языковым краскам и быту эпохи.

Дореволюционный период деятельности был плодотворным для Н.Н. Дурново. Он выпускает несколько хрестоматий для практического изучения истории русского и украинского языков, участвует в работе Московской диалектологической комиссии. В 1914 г. вместе с Д.Н. Ушаковым и Н.Н. Соколовым он издает «Диалектологическую карту русского языка в Европе».

Филипп Федорович Фортунатов на даче в дер. Косолма Петрозаводского уезда. Начало 1900-х гг.

Особое внимание ученый уделяет проблемам изучения истории русского языка. В его многочисленных курсах, «читанных» в Императорском Московском и Харьковском университетах оттачивались методология и принципы будущих крупных трудов в этой области. Н.Н. Дурново так обозначил задачу истории языка: «изучение тех последовательных изменений, каким подвергался язык со времен своего возникновения, и притом – изменений, как общих всему языку, т. е. всем говорящим на этом языке, так и касающихся отдельных говоров языка, так как дробление языка на диалекты есть тоже факт истории языка».

Одним из самых значительных трудов этого периода деятельности ученого был «Очерк истории русского языка. Историческая морфология» (Вып. 2. Харьков, 1913), где подробно рассматривалась история форм склонения и спряжения. Автор указал не только изменения, перешедшие в русский язык из общеславянского, но и охарактеризовал общерусские, великорусские, белорусские и малорусские изменения форм склонения.

Так же подробно строится и вторая часть книги, посвященная разбору форм спряжения.

Н.Н. Дурново. Начало 1900-х

Как мы уже упомянули, приоритетной отраслью языкознания в дореволюционное время была диалектология, которая после известного курса А. И. Соболевского, работ А.А. Шахматова и других ученых все более приобретала целенаправленный научный характер: от многочисленных разрозненных попыток этнографического характера, целью которых были сбор и фиксация областных «речений» (XIX в.)> до фронтального описания и исследования говоров, составления диалектных атласов и карт. Все это находилось в центре внимания Н.Н. Дурново, который никогда не замыкался в ученой среде, а, наоборот, являлся страстным путешественником и собрал уникальные материалы прежде всего по великорусским говорам, издававшиеся Московской диалектологической комиссией в течение многих лет. Вот как позднее вспоминал Н.Н. Дурново о времени своего ученичества: «Когда основывался Кружок, я лично еще не специализировался по изучению языка, как позднее. Главные мои интересы были направлены на изучение старинной литературы и устной словесности. В изучение языка я только начинал втягиваться, обрабатывая свои записи фольклорного характера, сделанные мною у себя в деревне – в Парфёнках б. Рузского, теперь Воскресенского уезда Московской губ., затем в Калужской губ., в нижнем течении р. Угры и от случайно встретившихся крестьян других губерний. Попутно с записями фольклорного материала я делал наблюдения и над разговорным языком. Но лингвистом стать тогда я не собирался; моя лингвистическая подготовка была очень слаба. В программе магистерских экзаменов, к которым я тогда готовился, стоял и русский язык, но профессор Р.Ф. Бранят, дававший нам программу по русскому языку, ограничивал свои требования немногими старыми работами. В программе почти не было работ А.А. Шахматова, потому что проф. Брандт находил, что эти работы слишком трудны для усвоения. По обшим вопросам языковедения и по сравнительной грамматике индоевропейских языков не требовалось ничего. Знакомство со славянскими языками и то только с двумя, одним западным и одним южным, требовалось лишь практическое; сравнительная грамматика славянских языков не требовалась и не была нам известна даже в объеме университетского курса, так как такого курса в Университете не читалось. Понятно, что, готовясь к магистерскому экзамену, изучая народные говоры, работая над описанием старинных рукописей, я не мог довольствоваться той программой, какая была нам дана проф. Брандтом, и, конечно, читал работы Шахматова, которые боялся нам рекомендовать проф. Брандт, и др. работы по русскому, славянскому и общему языковедению, но все же моя лингвистическая подготовка оставалась очень слабой и несистематичной, а в моих познаниях по сравнительной грамматике славянских и индоевропейских языков оставались большие пробелы, не совсем восполненные даже и до сих пор. Григорьев и Тарабрин были от лингвистики еще дальше меня. При таких условиях ясно, какое значение для Кружка с самого его возникновения имело присутствие в нем чистого лингвиста Н.Н. Соколова и слависта, уже тогда хорошо знакомого с сравнительной грамматикой славянских языков, P.P. Нахтигаля». Это редкое свидетельство, найденное нами в материалах юбилейного (1929 г.) заседания Московской диалектологической комиссии, посвященное 25-летию со дня ее основания, замечательно еще и тем, что раскрывает атмосферу научных поисков молодого поколения ученых 1900-х гг. Интересен в этом отношении и круг знакомых Н.Н. Дурново, внимание которого многие годы занимала работа в МДК. Приведем еще один любопытный фрагмент из его воспоминаний: «Не помню точно, кому из нас первому, Григорьеву или мне, кажется, что Григорьеву, пришла в голову мысль организовать кружок для изучения русского языка. Я больше его чувствовал потребность поделиться своими мыслями, касающимися лингвистических вопросов, с другими, чем Григорьев, потому что в это время был занят печатаньем своей первой большой работы по диалектологии – Описания говора д. Парфёнок [11]См.: Дурново Н.Н . Описание говора деревни Парфёнок Рузского уезда Московской губернии // Русский филологический вестник. 1900. Т. 44. № 3–4; 1901. Т. 45. № 1–2; 1901. Т. 46. № 3–4; 1902. Т. 47. № 1–2; 1903. Т. 49. № 1–2; 1903. Т. 50. № 3–4.
, – которая являлась как бы энциклопедией моих тогдашних знаний по языку. Попутно с этим шла подготовка к магистерским экзаменам, чтение лингвистических работ… Хотелось высказаться, посоветоваться, поучиться, и я естественно искал такую среду, в которой можно было бы высказаться. Правда, Григорьев в этом случае много дать не мог. Его интересы были больше филологические: чисто лингвистической стороной дела он не интересовался. Когда несколько позднее в наш кружок вошел Д.Н. Ушаков и стал развивать мысль, что недурно бы расширить задачи нашего кружка, сделав его лингвистическим вообще, не ограничивая его только русским языком, Григорьев был недоволен; он предпочитал, чтобы кружок остался при чисто филологических заданиях. Зато Григорьева привлекали задачи организаторского типа. Ему хотелось поскорее создать четкую классификацию старинных письменных памятников по языку, добиться экономного разделения труда по приведению в известность диалектологического материала и т. д.».

Статья Н.Н. Дурново «Наречия русском языка» в «Народном энциклопедии» с автографом Л. В. Щербе

В Архиве РАН удалось обнаружить фрагменты переписки Н.Н. Дурново с членами МДК, из которых видно, насколько увлеченно и плодотворно занимался он любимым делом. В одном из письменных отчетов, отправленных, видимо, на имя Д.Н. Ушакова, он сообщал: «Н.Н. Дурново прочел доклад: «Группировка южновеликорусских говоров по характеру [их] аканья». Докладчик нашел возможным установить по различиям в характере аканья следующие группы: а) западную группу, в пределах Калужской и Смоленской губ., с аканьем диссимилятивным (выда́ – ваду́ и пр.)» тожественным с аканьем соседних белорусских говоров; б) группу говоров, занимающих Курскую и Орловскую губ., область Войска Донского и часть Тульской губ.; в этих говорах старым «а» и «о» после твердых (или старых твердых) согласных соответствует в предударном слоге постоянно звук «а»; в положении же после мягкой согласной неударяемый гласный звук подвергся диссимиляции подобно тому, как и в говорах первой группы; в) группу говоров преимущественно помещичьих деревень Тульской губ. с яканьем недиссимилятивным, но стоящим в зависимости от твердости или мягкости соседних с гласною согласных; г) восточную, рязанскую группу, занимающую южновеликор<усские> части Рязанской, Тамбовской и части Воронежской и Тульской губ. с очень сильным (полным) аканьем. Вне этой группировки остаются немногие единичные говоры (в некот<орых> местностях Тульской губ.).

Далее докладчик отметил, что при группировке говоров по характеру акакья приходится иметь в виду: а) факты, указывающие на смешение говора с другим, б) стремление, замечающееся во многих говорах, к переходу в говор с менее сильным аканьем; в силу этого явления предположение о более позднем сравнительно с другими типами происхождении некоторых особенностей тульского аканья (группа в)».

Из заметок Н.Н. Дурново но русскому языку. Фрагмент. Автограф. 1910-е гг.

Эти и другие разработки ученого, представленные даже в таких отрывочных записях, очень ценны для нас, так как воссоздают «механизмы» его работы, раскрывают мельчайшие детали и подробности языковых изменений, наконец, в них высказываются некоторые предположения, позже выраженные в крупных трудах и проверенные практикой.

Включившись в работу Московской диалектологической комиссии, Н.Н. Дурново многократно совершает экспедиционные поездки, издает программы для собирания сведений о говорах, занимается обработкой и систематизацией материалов, полученных комиссией из разных губерний.

Дмитрий Николаевич Ушаков. 1925 г.

Кроме статей и отзывов, в эти же годы выходят в свет два труда ученого, которые в известной мере подвели практический итог его деятельности на ниве собирательства: совместно с Д.Н. Ушаковым он издает «Хрестоматию по великорусской диалектологии» (М., 1910), которая служила пособием для преподавания русского языка в высших учебных заведениях (к книге приложены также образец литературного произношения и карта); в Харькове выходят его литографированные курсы «Краткий очерк русской диалектологии» (1914) и «Записки по истории русского языка. 1. Фонетика и диалектология» (1912). В дореволюционные годы издаются лекции Н.Н. Дурново по истории русского языка, многочисленные работы, посвященные разбору памятников славянской письменности и публикации самих источников. Необходимо отметить его пунктуальность и большое внимание к тексту, великолепное знание теории и истории русского и славянских языков, серьезную научную подготовку и преподавательскую практику в сочетании с требовательностью к самому себе.

О личности ученого говорит такой факт: имея значительное количество работ и будучи уже известным языковедом, он продолжал все еше оставаться приват-доцентом. Когда однажды встал вопрос о конкурсе, в котором вместе с ним должен был участвовать Д.Н. Ушаков, Н.Н. Дурново уступил ему свое место, не считая возможным «соревноваться» со своим коллегой: «Я считаю крайне неудобным ввиду наших товарищеских отношений выступать конкурентом Дм<итрия> Н<иколаевича>, тем более, что признаю за ним старшинство и бо́льшую педагогическую опытность». «Дурново не был честолюбив и, как показали последующие события, отличался непрактичностью и плохой приспособляемостью к обстановке. Когда ситуация резко изменилась к худшему, ему пришлось особенно тяжело».

В 1918 г. Н.Н. Дурново уехал преподавать в Саратовский университет, где ему предложили занять должность профессора. В эти же годы там работали видные русские филологи: Г.А. Ильинский, Н К. Пиксанов и др. Казалось бы, научная среда была вполне подходящей, да и более высокая ставка позволяла хоть как-то прокормить его многочисленную семью (у Н.Н. Дурново было два сына и дочь). Но обстановка все более ухудшалась: с осени 1920 г. в Поволжье начался голод, и он был вынужден вновь вернуться в послереволюционную Москву и перебиваться случайными заработками.

Все же в этот период (до отъезда в 1924 г. за границу) Н.Н. Дурново опубликовал более 20 работ. Несколько изменилась и направленность его деятельности (хотя по-прежнему в центре внимания были история русского языка и диалектология). Как ученик и последователь ФФ. Фортунатова он не мог не откликнуться на полемику по проблемам преподавания русского языка, даже выпускает «Повторительный курс грамматики русского языка» (вып. 1. М., 1924; вып. 2. М. – Л.» 1929). Тогда же выходят его многочисленные статьи и рецензии: «В защиту логичности формальной грамматики» (1923), «Что такое синтаксис?» (1923), «О формальной грамматике и логике» (1924) и др. В это же время ученый издает оригинальный «Грамматический словарь», где дает описание морфологической и фонетической терминологии. Как написал автор в «Предисловии» к своему труду, «новые веяния в области изучения языка делают особенно ощутительной потребность в таком справочнике, который давал бы объяснения терминов, касающихся грамматики и других отделов науки о языке, с которыми приходится иметь дело как при обучении языку, так и при самостоятельном изучении языка». К этому же периоду деятельности относится оживленная полемика «о логичности формальной грамматики», которую вел Н.Н. Дурново на страницах российских и зарубежных изданий. Он публикует целый ряд работ и рецензий, в том числе и на известные труды С.И. Карцевского и М.Н. Петерсона, в которых обосновывает системный подход к анализу грамматических явлений. В одной из программных статей, посвященных проблемам современного языкознания, Н.Н. Дурново пишет: «Противники формальной грамматики любят указывать на противоречия между различными представителями формально-грамматического направления, к которому относят А.А. Потебню, Ф.Ф. Фортунатова и их последователей и продолжателей. Но те противоречия, которые принято указывать, касаются не основного принципа – изучать формы самого языка, – а объяснения отдельных грамматических фактов или даже целых групп грамматических фактов, что, конечно, неизбежно, так как наука не дает окончательного решения стоящих перед ней вопросов, а представляет лишь подход к их решению. Иногда же замечаемые противоречия только кажущиеся, объясняемые неверным пониманием сказанного тем или другим ученым».

В 1924 г. Н.Н. Дурново избирают членом-корреспондентом АН СССР.

Н.Н. Дурново в Брно. Фрагмент фотографии 1926 г.

Вскоре он уезжает в командировку в Чехословакию, но, не вернувшись в срок, оказывается «невозвращенцем». В университете г. Брно он читает курс истории русского языка, изданный впервые там же в 1927 г., публикует в славянских журналах заметки и рецензии. В эти годы ученый тесно общается с P.O. Якобсоном и Н.С. Трубецким, знакомится с идеей евразийства – оригинального течения русской эмигрантской мысли, развивавшего тезис о самобытности русской (славянской) культуры, ее «особости», по сравнению с западноевропейской. Именно связь с «контрреволюционным» заграничным центром позднее была одной из причин его ареста.

Финансовое положение Н.Н. Дурново за границей все более усугублялось. А его семья по-прежнему оставалась в Москве. Поэтому, получив приглашение переехать в Минск, он соглашается, и в начале 1928 г. его избирают даже академиком вновь созданной Белорусской Академии наук. Но вскоре ему пришлось покинуть Минск из-за развернувшейся борьбы с «нацдемами».

Н. Н. Дурново в застенках НКВД. Конец 1937 г.

Вернувшись в Москву, ученый некоторое время сотрудничает с Московской диалектологической комиссией. Но сменившаяся конъюнктура времени и переориентация деятельности комиссии в сторону социологизаторства не позволили ему плодотворно трудиться. Он постоянно испытывал материальные затруднения, не имея надежной работы и получая жалованье за редкие публикации и договоры. В начале 1930-х гг. был задуман труд, получивший позже название «История русского литературного языка XVII–XIX вв.», который должны были написать Н.Н. Дурново и В. В. Виноградов. Но арест ученого и последовавшее за ним изъятие его рукописей помешали ему закончить и подготовить к изданию свою часть книги (период до XVII века). Последний значительный труд, который увидел свет еше при жизни ученого, был «Чешско-русский словарь» (М., 1933).

Н.Н. Дурново в заключении. Конец 1937 г.

В 1933 г. Н.Н. Дурново арестовывают по делу «Российская национальная партия», сфабрикованному НКВД, и осуждают на 10 лет лагерей. Эта же участь ожидала и двух его сыновей – Евгения и Андрея. Заключение он отбывал в тяжелейших условиях на Соловках, где в 1937 г. был повторно осужден, а 27 октября этого же года расстрелян.

А.Н. Дурново в заключении. Конец 1937 г.

Сейчас едва ли возможно со всей полнотой оценить сделанное ученым в науке, которой он был предан до конца своих дней. Но одно нам кажется несомненным: его теоретические изыскания не являлись отвлеченными схемами. Он всегда старался и проверял на практике гипотезы, обрабатывая огромное количество рукописного материала. Многие идеи этого тонкого исследователя в области истории славянских языков, которые остались за пределами нашего небольшого очерка, звучат и сейчас современно (см. библиографию).

А. И. Дурново, сын Н.Н. Дурново, в застенках НКВД. Конец 1937 г.

После смерти ученого, однако, его труды уже в 1940– 1950-е гг. не были окружены завесой запрета, они даже в страшные годы гонений на историков русского языка (немарристов) были в центре внимания научной общественности, Но первое издание работ ученого и библиография его научных сочинений (правда, с некоторыми опечатками и неполная) увидели свет только в 1969 г. Через три десятилетия вышел объемный том «Избранных работ по истории русского языка» (М., 2000). В последние годы вообще наблюдается всплеск републикаций, однако даже в многогранной деятельности Н.Н. Дурново, которая, казалось бы, не раз уже анализировалась, еще немало белых пятен. Так, его труды по современному русскому языку и методике его преподавания почти неизвестны современной аудитории. В них между прочим – не голые теоретические «разработки» и формулы, модные в настоящее время, а глубокий практицизм и, если угодно, прагматизм, идущий из недр Московской лингвистической школы, традиции которой, воспринятые от одного из учителей Н.Н. Дурново – академика Ф.Ф. Фортунатова, всегда отличались здравым подходом к анализу языковых явлений, четкой, продуманной схемой организации исследования и, что главное, направленностью на практические нужды просвещения. В этом есть и немалая заслуга Н.Н. Дурново, чье имя и труды переступили рубеж XXI века и остаются столь же читаемыми и почитаемыми, как и в его время.

Хочется надеяться, что нынешнее поколение студентов и преподавателей будет не только пристально изучать труды Н.Н. Дурново, но и находить все новые и новые свидетельства, дополняющие облик ученого, раскрывающие его талант в иных областях научного творчества.

О. В. Никитин