Вошли полная, круглолицая женщина и буквально жмущаяся к ней девочка. Афа и Вара, мать и дочь. Вчера, когда беженцы высыпали из домиков встречать байк, Вара сорвалась, бросилась с криком: «Мама!» Афа бежала ей навстречу, потом обнимала, плакала.

На лице у Афы царапины. Это она вчера выяснила у дочери, по чьей вине та осталась в обреченном мире — толстухи Гарсы. Как такое получилось, чем конкретно Гарса виновата, даже разбираться не хочется. Но, когда Афа набросилась на Гарсу с упреками, та оскорблений терпеть не стала, вцепилась Афе ногтями в лицо. Беженцы их разняли, разобрались, и били Гарсу. Даже толстухин муж поучаствовал. Впрочем, уже не муж — он произнес при свидетелях длинную формулу, которая означала полный и окончательный развод.

Афа начала бормотать с униженно-жалостливой интонацией, явно благодарила. Да, так и есть, Саян перевел:

— Она благодарит за спасение дочери, говорит, что ты можешь просить что угодно.

Оксану все это очень смутило. Она, конечно, спасла девочку, но не чувствовала себя такой уж героиней.

— А почему меня благодарит, а не тебя? Ты у нас представительнее…

Саян отвел глаза:

— Я уже сказал, что это ты Вару спасла. И меня тоже.

— Как ты мог, — усмехнулась Оксана. — Скажи ей, что это Вара нас спасла. Придумала, как переправиться через реку. Можешь даже соврать!

Саян, улыбнувшись, перевел. На лице Афы отразилась сначала растерянность, а потом родительская гордость. Потом опять принялась униженно благодарить. Только и осталось, что с достоинством кивнуть, и демонстративно намазать паштетом следующую оладью.

Афа наконец ушла. Но тут Саян завел ту же песню:

— Ты меня действительно спасла. Да еще и против моего желания. По обычаям некоторых народов ты теперь можешь потребовать от меня чего угодно. Да и у моего народа тоже…

— Слушай, давай оставим этот разговор, а? Или хотя бы отложим. В моем мире пословица есть: делай добро и бросай его в воду, оно не пропадет. И еще: только бескорыстное добро остается безнаказанным. В конце концов, ты меня тоже спас, без тебя я бы не добралась до лаза вовремя. Расскажи лучше, что ты разузнал.

— Делай добро и бросай его в воду, — тихо повторил Саян, вникая в смысл. Уважительно хмыкнул, поднял глаза и стал рассказывать:

— Эти люди — хуторяне. Хотя четверо — меднокожие южане, их языка никто не понимает, я тоже. До хуторян не дошли вести про Дролло… Вернее — не дошли призывы священнослужителей убить себя. Про Дролло они узнали, а про призыв священнослужителей — нет. Они заметили, что с миром что-то происходит — перелетные птицы себя странно вели, звездное небо изменилось… Кто-то поехал в ближайшее большое селение, а там одни мертвецы. Они растерялись, а тут приехали пять человек, те четверо меднокожих, и еще один, которого они называют то Гафал, то Хафф и даже Ханг.

— Даже?

— Ханг — один из девяти высших демонов, он гораздо страшнее, чем Дролло. Они сами понимают, что этому человеку не подходит имя Ханг, потому что он спас их всех. Вывез из… нашего мира. Он сказал им, что может вывести в безопасное место… И вывез. Двадцать шесть человек на двух больших телегах. То есть, на одной телеге, вторая сломалась по дороге во время землетрясения. И еще пятнадцать желтоглазов.

— Да, это много. Хотя, другие пролазники протаскивали через лаз и больше, рекорд — пятьдесят три человека.

— Пролазник… И наверняка не из нашего мира. Странный он был.

— Был?!

— Крестьянам он показался странным. Одет обычно, на нашем языке говорил хорошо, но не всегда правильно. И вел себя… как будто Дролло его не пугает. А еще хуторян очень удивил его байк. На хутор он приехал обычно, в коляске, запряженной желтоглазами, а его машина была спрятана в лесу, возле лаза. В этом мире хуторяне уже не знали, чему удивляться. Попали из лета в позднюю осень, да еще этот Гафал с какой-то раковиной разговаривает. Потом — самостроящиеся дома. Хуторяне уже десять дней здесь, и до сих пор растеряны.

— Мне кажется, они не слишком расстроены, что ваш мир… гибнет.

— Они расстроены.

— Ты расстроен сильнее.

— Да. Потому что я видел гораздо больше, чем они. Может быть, они еще не осознали до конца… Я осознал.

— А где этот Гафал, кстати?

— Уехал, но обещал вернуться. Уже должен был…

— Скоро будет.

Саян уставился на Оксану:

— Ты его чуешь?

— Да, он приближается. Так что ты еще узнал?

— Почти ничего. Мелочи разные… неважные. Оксана, раз мы оба пролазники, то нам нельзя быть вместе долго. Чтобы не нарушить… стабильность лазов.

— Ну да, придется разойтись. А что?

— Расскажи еще о себе. Как ты стала пролазницей.

Зачем ему это надо? Чувство благодарности покоя не дает, хочется разобраться, кто же это его спас? Впрочем, можно и поболтать, почему бы и нет?

— У меня это наследственное, от отца. Хотя у моей сестры дара нет… Это еще от характера зависит, от воспитания. В общем, сначала у моего отца дар открылся, он нечаянно пролез в мир Каменное Дерево. В первый раз испугался и вернулся, потом жалел. Но встретил… другого пролазника, он научил, как активировать лазы. А я еще до того прочитала… э-э… записи отца… поверила… Надо быть пролазником, чтобы поверить. Потом у меня другая пролазница разглядела дар. Отец научил меня, как активировать лазы, я попробовала — получилось. Пролезла в мир Каменное Дерево.

Оксана неожиданно увлеклась, рассказывая о своих первых впечатлениях в новой жизни. Уже вовсю оправдывала свое решение стать лингвистом, когда прибыл тот, кого хуторяне назвали Гафал. Вошел не сразу, пару минут потратил снаружи, чтобы переговорить с кем-то из беженцев-хуторян. Неприметный, полноватый человек с добродушным лицом. Одет в похожий на гидрокостюм обтягивающий комбинезон с капюшеном, который представляет одно целое с обувью. Хуторянам такая одежда не может казаться обычной, но в этом мире все так ходят зимой, Оксана знала. С порога воскликнул:

— Здравствуйте!

Пролазник казался веселым, но болезненная эта веселость, искусственная. Смеется, чтобы не плакать. Прошел, разместился на диванчике, продолжил:

— Вы, видимо, Ак-сана и Танк Ангар.

Оксана сказала:

— Да…

Саян утвердительно качнул головой и спросил:

— А как твое имя? Настоящее?

— Ханг мое настоящее имя! Вот такое совпадение.

Да уж, Оксана тоже тенью птицы оказалась. Еще и повезло, что не дьяволом тамошним, как этот полноватый пролазник.

Саян сразу спросил о самом главном для себя:

— Наш мир действительно обречен? Или ты не знаешь?

Ханг тяжело вздохнул:

— Боюсь, что так и есть.

— А может, нейтронная звезда мимо пройдет? — вклинилась Оксана. — Может, это вообще не она? Может их астрономы ошиблись, у них же радиотелескопов нет. И мы тоже могли ошибиться! Хотя, чутье…

— Дело не в их астрономах, — глуховато ответил Ханг. — Хотя астрономы, все-таки, кое-что разглядели, еще несколько лет назад — звезды сместились с мест. Нейтронная звезда еще с нескольких световых месяцев начала действовать, сместила орбиту планеты… Ну а потом и саму нейтронную звезду разглядели, причем несколько астрономов сразу. Они уже использовали большие зеркальные телескопы и фотопластинки.

— Какие пластинки? — нахмурился Саян.

— Вы их называете серебряным стеклом, оно темнеет при попадании света. Ваши знатоки звезд вставляли пластинки в свои телескопы, и на них отображались звезды — черточками, потому что звезды перемещаются по небу.

— Но ведь нейтронная звезда совсем маленькая, — перебила Оксана. — И она же не светится почти.

— Да, но ее сопровождают разные обломки, пыль, и все это освещается солнцем, вот и остались на пластинках черточки. И все это было только подтверждением, по-настоящему катастрофу предвидели их священники-предсказатели. Давно уже предвидели, просто… не знаю… боялись поверить.

— Предсказатели? — удивилась Оксана. — Что, действительно будущее угадывают?!

— Сказала пролазница, — хохотнул Ханг.

И вправду, чутье пролазника — самая настоящая сверхъестественная способность, более того, оно тоже предсказывает будущее, хотя только для одного пролазника и слабенько.

— Предсказатели в мире Ледяной Цветок много значили, — наставительно продолжал Ханг. — Потому что действительно угадывали будущее. Сбывались предсказания, особенно о катастрофах. И приход нейтронной звезды был предсказан уже давно, даже был общеизвестен. Только время не указано, я думаю, предсказатели сами боялись поверить.

— Мы очень доверяли священникам. И предсказателям, — срывающимся голосом проговорил Саян. Потом резко встал и вышел.

Что это с ним?

— Ему сейчас неплохо будет выпить, — тихо сказал Ханг.

— Я думала, он уже… все видел…

— Он понял, что мог спасти гораздо больше людей… или более достойных, если бы священнослужители предупредили заранее. У его народа священники действительно абсолютным доверием пользовались. А сейчас оказалось, что не говорили всей правды.

— А-а… А еще они боялись?

— Да, вот именно. Священник не имел права бояться.

— Но они же думали, что ничего нельзя сделать, зачем тогда… расстраивать раньше времени.

— Узнай мы раньше времени… мы, пролазники — может быть, сумели бы… что-то сделать. Хотя бы вывести оттуда больше людей. Чуяли ведь, те, кто в мир Ледяной Цветок попадал — собак оттуда вытаскивали, жителей многих. Я вот, тоже почуял что-то нехорошее, а еще — что могу так ничего и не выяснить, если не поспешу. Ну и пролез в мир Ледяной Цветок. Только там меня чутье подвело… Все больше тянуло побыстрее мир покинуть. Ну, порылся в книгохранилищах, предсказания читал, потом к священникам приставал… недоговаривали они, тут мое чутье не обманешь. Ну а потом… само все выяснилось. Священники объявили о приходе Дролло и покончили с собой. Правда, я не знал, что это нейтронная звезда, но чутье уже прямо спать не давало, торопило. Я в тот мир через пятый лаз прошел, он на юге континента, но там такое началось… не все покончили с собой, остались… некоторые. Начали грабить, поджигать… пробираться к пятому лазу стало слишком опасно, я отправился к третьему — вот к этому самому, через который ты пришла. Народ айхаса поспокойнее южан, да и религиознее, мне казалось, что в их стране будет безопаснее. Только я не думал, что там настолько спокойно будет. Думал, в храмах соберутся, а они себя поубивали.

— А те меднокожие…

— Да, этих я с юга привел, еле уговорил. Полдороги ныли, чего это мы несемся куда-то, когда себя убивать надо как можно скорее. У одной так даже лезвие пришлось из рук выворачивать — к горлу себе уже приставила. Насмотрелись мы там… Когда этих хуторян живых обнаружил, решил спасти их обязательно. Тоже уговаривать пришлось, а они чуть ли не вместе со своими домами переселяться хотели, иначе — никак. Еле-еле запугал… И то на двух телегах поперлись со скарбом всяким, а я не был даже уверен, что одну лаз пропустит. Потом землетрясение случилось, одна телега — в дрова. Они со стонами и слезами свое барахло оставили, чтобы на одну телегу хотя бы живых людей уместить. Афа обнаружила, что Вара пропала, выла всю оставшуюся дорогу… Вот так вот, кого мог, того и спас. Гарсу эту, которая племянницу родную оставила, чтобы лишний куль с тряпьем в телегу запихнуть… А еще хорошо, что я тягач возле лаза спрятал в том году, чуял прямо, что пригодится. И хорошо, что у меня есть связи в Тнарати, сумел устроить, чтобы сюда эти домики подвезли.

— Тнарати — это где?

— Это везде вокруг. Это так страна называется, где мы сейчас. Ты про мир Шиклам ничего не знаешь?

— Только знаю, как с местными пролазниками связываться. Нужно добраться до общественного коммуникатора…

— И ничего бы у тебя не вышло. Тут заварушка началась, политического порядка, со связью совсем плохо.

— Политического?

— Да, свод законов устарел, видишь ли. Это уже четвертый свод. Раньше правительство набирали из представителей цеховых кругов, но сейчас цеха прекратили существование как таковые. Правительство совсем бесправное получилось. Надо свод законов менять, так подняли хвосты иктис, это местная старая знать, говорили, что раз четвертый свод не действует, то действует третий. Даже заявили, что четвертый свод законов незаконно приняли. А по третьему своду у знати прав гора, а ответственности никакой. У них даже право пробы было. У вас, в мире Планета Земля тоже что-то похожее было — право первой ночи.

— Ой.

— Да. Так вот, некоторые из иктис стали правом пробы пользоваться. Демонстративно. Они же влиятельные были.

— Были?

— Нашлись тут такие, кто решил, что раз четвертый свод законов незаконный, то и третий незаконный, и второй, только первый — настоящий. А по первому своду иктис можно было обвинить в изнасиловании за их пробы. Обвинили и кастрировали всех — такое наказание за изнасилование по первому своду. Стражи законности давай этих сторонников первого свода ловить, а они не ловятся. Давай ловить тех, кто ловится, а те давай отбиваться, за них еще и заступились многие, да с оружием… Совсем почти хаос здесь.

— Да уж… порядочки тут.

— Я бывал на Планете Земля, — тонко усмехнулся Ханг.

Серьезный аргумент.

— Так здесь сейчас опасно? — спросила Оксана.

— Здесь, в глуши — безопасно. Сюда стража сунется, разве что спасаясь от погони. Или ты чуешь опасность?

— Нет.

— И я не чую. Пересидим дней двадцать, потом наверняка все успокоится — это я чую.

— Двадцать дней сидеть?!

— А куда торопиться? Или тебя что-то подгоняет?

— Э-э… нет. Я даже не знаю, чего мне бояться.

— Гарсу, например, она может тебя в своих бедах обвинить, отомстить попробует. Люди — они такие.

— Гарса меня не пугает.

— Ну и ладно. Я сразу хотел сообществу пролазников про Дролло рассказать, а тут связи толком нет, стража все заблокировала. Еще хорошо, что со своими друзьями из местных сумел по радио связаться, чтобы домики подвезли, беженцев этих устроили. А с сообществом — никак не получалось.

— Так ты для этого уезжал?

— Да, для этого. Связался все-таки, друзья мне помогли выйти на местных связистов. И ведь не доверишь никому, у пролазников здесь все зашифровано, самому все делать надо.

— И… они про меня рассказали? Раз ты знаешь, что я с Планеты Земля? Догадались, значит, что я… сделала.

— Не то, чтобы догадались. Когда ты предлагала Танку его спасти, а он отказывался, то ваш разговор слышали… Жители мира Ковкого Стекла, молодежь какая-то. Пролазники с ними переговорили, все поняли… Карлос передал, чтобы я тебя как следует выпорол. Правда, я не знаю, как это переводится… это какое-то наказание?

— Так я тебе и сказала!

— Да не за что тебя наказывать, зря Карлос это… Ты же не просто так, тебя чутье вело.

— Чутье?! Чутье не ведет к опасности…

— Обычно — нет, но оно иногда заставляет пролазников помогать друг другу, даже рисковать друг ради друга. Много есть таких случаев. А вот случаев, чтобы два пролазника подрались, или хоть какой вред причинить друг другу пытались — не было.

— Моему отцу чутье однажды внушило, чтобы он другого пролазника ударил…

— И что, ударил?

— Нет…

— Вот видишь. Да на этом все сообщество пролазников держится, Карлос просто не знает. И ты тоже не знала… А даже если бы знала, вряд ли стала бы сопротивляться.

— Выходит… выходит, что мой героизм с самопожертвованием… вроде носом шмыгнуть? Или руку от горячего одернуть?

От этой мысли Оксане стало смешно. А так собой гордилась, так сама себе удивлялась…

— Не совсем так, — успокоил Ханг. — Если бы ты действительно не хотела спасать Танка, то и чутье бы тебя не заставило, были случаи у пролазников. Чутье тебя разве что подтолкнуло. А мир Ковкого Стекла ты вообще против своего чутья спасла.

— Мир Ковкого Стекла не только я спасала, — взялась скромничать Оксана. — Карлос добыл сведения из мира Ледяной Цветок, Тефори понял, что происходит, Лифшиц случайника вычислил. А я только…

Ханк рассмеялся:

— Да, мир вы спасли цехом, а в том мире живет сколько человек? И по сколько их тогда на каждого из вас приходится? Как бы мало ты не сделала, все равно получается очень много, как для тебя одной. А потом — еще одного человека спасла, даже двоих. И наверняка спасти этих двоих было сложнее. Или не было у тебя в мире Ледяной Цветок сложностей?

— Да как сказать, — пробормотала Оксана. — Все относительно.

— Ну, раз живая, здоровая и веселая здесь сидишь, значит, все было относительно несложно, так? Он что издевается? Скорее — просто не знает. Безусловно, все относительно. Что там у Оксаны с Саяном за препятствия были в обреченном мире? Одна короткая встреча с безумцами, два разрушенных моста, трещина-разлом, упавшие на дорогу деревья. В сущности, если вдуматься — ничего особенного. По сравнению с ливнем-ураганом.